Дилэни Сэмюель. Пересечение Эйнштейна

   Значит, Паук пасет драконов. И он пишет. И он играет на музыкальных инструментах...
   Пока я так сидел, размышляя обо всем этом, дыхание мое становилось все размеренней и глубже.
   Я начал думать о деревьях.
   Тут вдруг меня на минуту одолел ночной кошмар, будто бы Волосатый притащил нам гору каких-то несъедобных крабов и пышущих паром артишоков.
   А потом, привалившись к плечу спящего Зеленоглазого, я тоже заснул.
   Проснулся я, когда Волосатый снял крышку с котелка, где тушилось мясо. Аромат защекотал ноздри, я невольно открыл рот, втягивая дурманящий запах - и желудок свело спазмами. Я приподнялся, наклонился вперед, оперся на песок и так заработал челюстями, что у меня заболело горло.
   Волосатый зачерпывал ложкой мясо и раскладывал его по нашим кастрюлям, тряся волосатой головой. Я заметил, что в в мясе много волос, но не стал обращать на это внимания. Он передал всем костяные кастрюли, от которых валил пар. Я сидел скрестив ноги - оптимальная поза для отдыха. Ножик взял буханку хлеба, надрезал его, и мягкий аромат мякиша хлынул из рыхлой полоски в золотистой корочке. Я был слишком утомлен ожиданием еды и отчаянно хотел спать. Парадоксально, но сон и еда перестали быть приятными занятиями, а превратились в тяжкую необходимость. Я обмакнул кусок хлеба в подливку и затрепетал.
   Половину порции я проглотил до того, как заметил, что еда слишком горячая. Ножик запихивал куски мяса в рот большим пальцем.
   Получив второе, я огляделся и стал есть медленнее. Смогли бы вы описать, как выглядят люди во время еды? Я вспомнил обед, приготовленный для нас Родной, тогда мы ели совсем по другому. Когда же это было?
   - Имейте в виду, - сказал Волосатый, наблюдая за тем, как мы поглощаем его стряпню, - что еще будет десерт.
   - Где? - спросил Ножик, дочавкивая второе с куском хлеба.
   - Вы слишком увлеклись первым, - продолжил Волосатый, - я прокляну каждого, кто откажется от десерта. - Он огляделся и долил бульон в опустевшую кастрюлю Ножика. Серые руки жадно схватились за край кастрюли и вместе с нею исчезли в темноте. Послышалось чавканье.
   Паук, сидевший до этого молча, оглянулся, и сверкнув глазами, подмигнул Волосатому.
   - Отлично приготовил мясо, кок.
   Волосатый искоса посмотрел на него.
   Паук, который пасет драконов; Паук, который пишет; Паук, который носит в сердце музыку Кодали - хороший человек похвалил.
   Я взглянул на Паука и снова перевел взгляд на Волосатого. Я сам хотел похвалить стряпню Волосатого, потому что она заслужила этого и потому, что этим я заставил бы Волосатого хоть чуть-чуть улыбнуться, но Паук опередил меня, поэтому я только спросил:
   - Что на десерт?
   Я предполагал, что Паук более важная персона, чем я, и робел.
   Волосатый взял тряпку и снял блюдо с огня.
   - Ежевичный пудинг. Ножик, подай мне ромовый соус.
   Зеленоглазый учащенно задышал. Сглатывая слюну, я с жадностью наблюдал, как Волосатый раскладывает по кастрюлям политый соусом пудинг.
   - Ножик, убери лапу!
   - ...я хотел только попробовать.
   Но серая рука уже отодвинулась. В неярком свете было видно, как Ножик облизывается.
   Волосатый поставил перед ним кастрюлю. Мы подождали, пока не начнет есть Паук.
   - Ночь... песок... и драконы, - пробормотал Вонючка. - Да... - (очень к месту).
   Я взял мачете и заиграл, но Паук неожиданно спросил:
   - Ты утром спрашивал о Киде Смерти?
   - Верно, - я положил мачете на колено. - Вы можете что-нибудь рассказать о нем?
   Остальные молчали.
   - Одно время я относился к Киду доброжелательно, - задумчиво сказал Паук.
   - Когда он жил в пустыне? - спросил я, удивляясь, как этот человек, так отличающийся от Кида, мог доброжелательно относиться к нему.
   - Когда он пришел из пустыни в Город.
   - Какой город?
   - Ты знаешь, что такое деревня?
   - Да. Я сам из деревни.
   - И ты знаешь, что есть города, - Паук обвел вокруг себя рукой. Деревни становятся все больше и больше, растут, пока не превращаются в города. Города тоже растут, пока не становятся большими городами, центрами, мегаполисами. Но Кид пришел в призрачный город. Это значит, что город был очень старым. Город старых людей планеты, город Старой Расы. Город остановился в своем развитии. Здания были разрушены, заброшены энергетические станции, канализация осела, мертвые этажи возвышались над вымершими улицами, обломки светильников валялись на тротуарах заброшенные здания, крысы, змеи, склады, в которых хранилось множество вещей. Древние люди были созданиями, которых вы не поместили бы даже в клетку.
   - Что вы для него сделали?
   - Я убил его отца.
   Я нахмурился.
   Паук скрипнул зубами:
   - Он был отвратительным трехглазым трехсотфунтовым червем. Я узнал, что он убил, по меньшей мере, сорок шесть человек. Он три раза пытался убить и меня, когда я был в городе. Один раз с помощью яда, другой раз пытался свернуть мне шею, а третий раз - с помощью гранаты. Каждый раз он промахивался и убивал других. Он породил пару дюжин отпрысков. Однажды, когда мы еще не враждовали, он угостил меня одной из своих дочерей, убив и приготовив ее на обед. Свежее мясо тогда было редкостью в городе. Он не считал количества своих детей, которых покинул в клетке, за сотни миль от города, в пустыне. Он не предполагал, что его дети станут гениями преступности, психотиками и существами ужасающе различных форм. С Кидом мы встретились в этом городе - в навозной куче, где обитал его отец. Кид, кажется, лет на десять моложе меня.
   Я сидел в баре, слушая состязание хвастунов. Проигравший должен был угостить победителя обедом. Тощий путешественник, зашел в бар и сел на кучу тряпок. Он большую часть времени смотрел вниз, но его глаза можно было увидеть через прозрачные золотистые веки. Кожа была ослепительно белой. Он сидел и смотрел на огонь, слушая речи состязавшихся, и один раз что-то начертил пальцем на земле. Слушая длинную и скучную историю одного из хвастунов, он почесывал локоть и кривился. Когда рассказ был увлекательным, диким и очаровательным, он замирал, переплетая пальцы, и наклонял голову. Как только состязание закончилось, этот странный юноша вышел из бара. Кто-то прошептал: "_Э_т_о _б_ы_л _К_и_д _С_м_е_р_т_ь_" - и все замолчали. У него уже тогда была определенная репутация.
   Зеленоглазый подвинулся ко мне; становилось прохладно.
   - Попозже, когда я вышел из города прогуляться по окрестностям, продолжил Паук, - я увидел Кида, плавающего в озере Городского Парка.
   - Э_й_, _П_а_у_к_! - позвал он меня из воды. Я подошел к берегу и присел на корточки.
   - Привет, Кид!
   - Ты должен убить моего старика, для меня, - он высунул руку из воды и схватил меня за лодыжку. Я попытался вырваться. Кид извивался в воде, так чтобы его лицо оставалось над водой и пускал пузыри.
   - Ты должен оказать мне эту небольшую услугу.
   Лист вонзился ему в руку.
   - Это ты так говоришь, Кид.
   Он встал в воде, лицо в обрамлении длинных волос, тощий, бледный и мокрый:
   - Да, я так говорю.
   - Ты не возражаешь, если я спрошу _з_а_ч_е_м_? - я протянул руку и откинул волосы с его лба, желая убедиться, не иллюзия ли все это.
   Он улыбнулся, бесхитростный, как труп:
   - Н_е _в_о_з_р_а_ж_а_ю_, - губы его пересохли. - В этом мире существует масса отвратительных вещей, Паук. Ты сильней меня, ты более восприимчив к воспоминаниям об этих горах, реках, морях и джунглях. И я силен! О, мы не люди, Паук. Жизнь и смерть, действительность и иррациональность никогда не станут для нас такими, какими они были для бедной расы, завещавшей нам этот мир. Они рассказывали мне, что задолго до наших прапрадедов владели этим миром и что мы не имеем ровно никакого отношения к любви, жизни, делу и движению. Но мы завладели этим новым домом, и их прошлое утомит нас прежде, чем мы успеем покончить со своим настоящим. Мы выживем, если только будем двигаться в свое собственное будущее. Прошлое ужасает меня. Вот почему мне нужно убить отца - поэтому ты должен убить его для меня.
   - Ты связан с прошлым древних людей через мозг своего отца?
   Он кивнул:
   - Освободи меня от него, Паук.
   - Что случится, если я не сделаю этого?
   Он пожал плечами.
   - Я убью вас всех, - он вздохнул. - В море так тихо... так тихо, Паук. Убей его, - прошептал Кид.
   - Где он?
   - Он появляется на улице ночью, когда освещенные лунным светом комары кружатся над его головой. Его пятна скользят в струйке воды водосточной канавы, проходящей под старой церковной стеной. Он останавливается, наклоняется, пыхтит и снова...
   - Он умрет, - сказал я. - Я уберу из под бетонной стены балку и она соскользнет вниз...
   - Оглядывайся иногда, - Кид улыбнулся и погрузился в воду. - Может быть, когда-нибудь я смогу помочь тебе, Паук.
   - Может быть.
   Он погрузился и исчез, а я вернулся в город и вошел в бар. Там ели жареное мясо.
   Через некоторое время я спросил:
   - Ты, наверное, долго жил в этом городе?
   - Больше, чем мне этого хотелось бы. Если только это можно назвать жизнью.
   Паук присел на корточки и стал смотреть в огонь.
   - Чудик и Зеленоглазый, вы первыми будете стеречь стадо. Через три часа разбудите Вонючку и Ножика. Мы с Волосатым будем дежурить последнюю смену.
   Зеленоглазый поднялся с земли. Я тоже встал, а остальные начали укладываться спать. Мой дракон дремал, на небе светила луна. Прозрачный свет лился на горбатые спины зверей. С болью в руках и ногах я вскарабкался на дракона и стал объезжать стадо.
   - Почему они не смотрят на нас?
   Вместо ответа Зеленоглазый погладил рукой живот.
   - Голодны? Да, здесь нет для них ничего - один песок, - я посмотрел на стройного, грязного юношу, покачивающегося за огромным горбом.
   - Откуда ты? - спросил я его.
   Он улыбнулся:
   - Одинокой матерью был я рожден.
   Не имел ни отца я,
   Ни братьев-сестер...
   Я удивленно слушал его.
   - Ждет меня у моря
   Моя мама,
   В Браннинге-у-моря,
   Моя мама...
   - Так ты из Браннинга?
   Он кивнул.
   - Возвращаешься домой?
   Он снова кивнул.
   Тишина. Я нарушил ее, заиграв на мачете усталыми пальцами. Он запел. Так мы и ехали, покачиваясь под луной.
   Я понял, что его мать - довольно значимое лицо в Браннинге, родственница многих видных политических деятелей этого города. А Зеленоглазого на год послали с Пауком пасти драконов.
   Теперь он возвращался к матери после года работы, якобы традиционной в его семье. Косматый мальчик был наделен множеством талантов: он так искусно управлялся со стадом, что я просто не понимал, как ему это удается.
   - Я? - переспросил я, когда его глаза, отливая зеленью в лунном свете, вопросительно уставились на меня. - Я не могу представить Браннинг таким, каким ты его описываешь. Я бы очень хотел побывать там. Но у меня есть очень важное дело.
   Вопросительное молчание.
   - Я ищу Кида Смерть, чтобы вернуть Челку и прекратить убийства всех тех, кого считают иными. Вероятно, мне придется убить Кида.
   Зеленоглазый кивнул.
   - Ты же не знаешь, кто такая Челка. Почему же ты киваешь?
   Он странно задрал голову, потом оглядел стадо:
   - Я иной, и я слова несу, они поют, когда я сам пою.
   Я кивнул и задумался о Киде.
   Я ненавижу его. Я даже не подозревал, что во мне может быть столько ненависти. Я убью его.
   - Смерти нет, есть только любовь.
   Мы стали объезжать стадо.
   - Повтори, что ты пел.
   Но он не повторил. Это заставило меня задуматься. Грязное лицо Зеленоглазого было печальным. Полную луну на горизонте затянуло облаками. Тень от волос скрывала половину лица пастуха. Он подмигнул и повернул обратно. Мы закончили объезд и пригнали назад двух драконов. На небе, сияя как отполированный таз для варенья, снова появилась луна. Мы разбудили Ножика и Вонючку, они встали и отправились на своих драконах охранять стадо.
   Угли в очаге покрылись пеплом. Когда Зеленоглазый наклонился, чтобы поближе рассмотреть затейливый узор из тлеющих углей и пепла, огонь вдруг вспыхнул и метнулся вверх, прямо ему в лицо. Но Зеленоглазый успел отпрянуть.
   Я сразу же заснул, но перед самым рассветом пробудился. Луна исчезла за горизонтом, звезды побледнели. Угли в кострище потухли и почернели. Зашипели и застонали драконы. Ножик и Вонючка возвратились, Паук с Волосатым поднимались им на смену.
   Я снова задремал и проснулся, когда небо на востоке было еще синим. Вокруг очага бродил дракон Волосатого. Я приподнялся на локтях.
   - Помочь тебе встать? - спросил Паук.
   - А?
   - Я снова вспоминаю сонату Кодали.
   - О, - я слышал знакомую мелодию, как будто она шла из прохладного песка. - Сейчас.
   Я вскочил на ноги. Остальные еще спали.
   - Мне нужно поговорить с тобой, - сказал я. - Я хочу кое-что спросить, это ненадолго.
   Ему не хотелось слазить с дракона, и я подошел к своему и тоже взгромоздился на него.
   Паук мягко рассмеялся, когда я приблизился:
   - Еще пару дней, и ты не будешь с такой готовностью отказываться от нескольких минут сна.
   - Я тоже плохо выспался, - сказал я.
   - О чем ты хотел спросить?
   - О Киде Смерти.
   - Что именно?
   - Ты говорил, что знаешь его. Где я могу найти Кида?
   Паук молчал. Мой дракон поскользнулся, но восстановил равновесие еще раньше, чем пастух ответил:
   - Даже если бы я мог сказать тебе... и даже если это хоть чем-нибудь поможет, то почему я? Кид в любой момент может избавиться от тебя вот так, - он хлопнул по щеке бичом и прихлопнул муху. - Думаю, что Кид невысоко ценил бы меня, если бы я указывал к нему дорогу людям, желающим его убить.
   - Я не считаю, что это так важно, если он так уж силен, как ты говоришь. - Я погладил мачете.
   Паук пожал плечами.
   - Может быть, нет. Но, как я уже говорил, Кид - мой друг.
   - Ты тоже в его власти, а?
   Это было сложно представить. Я вздохнул.
   - Почти.
   Я щелкнул кнутом своего дракона, выглядевшего так, как будто он задумался о жизни. Ящер зевнул и потряс гривой.
   - Может быть, он завладеет мной. Он говорил, что я буду искать его, пока он сам не приведет меня к себе.
   - Кид играет с тобой, - сказал Паук. - Он дразнит тебя и насмехается.
   - Он в самом деле всех нас связал.
   - Почти, - еще раз подтвердил Паук.
   Я нахмурился.
   - Но не всех.
   - Хорошо, - сказал Паук, направляя дракона в другую сторону, - есть пару людей, которых он не может тронуть. Таким был его отец. Вот почему Кид просил меня его убить.
   - Кто они?
   - Один из них Зеленоглазый. Мать Зеленоглазого - еще один такой человек.
   - Зеленоглазый? - но Паук, как будто, не слышал вопроса. Тогда я спросил о другом. - Почему Зеленоглазый уехал из родного города? Он немного объяснял мне это сегодня ночью, но я не понял.
   - У него нет отца, - сказал Паук. Он, казалось, был готов поддержать разговор на эту тему.
   - У вас что, не контролируется отцовство? Народные лекари постоянно занимаются этим вопросом в моей деревне.
   - Я не сказал, что его отец неизвестен. Я говорю, что отца нет и не было.
   Я нахмурился.
   - Какова твоя генетическая схема? - спросил Паук.
   - Я могу начертить...
   Большинство людей, даже в самых отдаленных деревнях, знали свою генетику. Система человеческих хромосом так беззащитна перед радиацией, что знание собственной генетики стало жизненно важной необходимостью. Я часто удивляюсь, почему мы не избрали более удобного способа изображения того, что происходит с нашими, как я бы назвал, сексуальными экспериментами. Все из-за лени.
   - Продолжай, - попросил я Паука.
   - Зеленоглазый не имел отца, - повторил он.
   - Партеногенез? - спросил я. - Это невозможно. Половые хромосомы для рождения мужчин и женщин имеются только у мужчин. Женщина имеет хромосомы, из которых может родиться только женщина. Зеленоглазый, по идее, должен был родиться девочкой, с гаплоидным набором хромосом и, кроме того, стерильным. Но он, определенно, не девушка. Конечно, если бы он был птицей, тогда - другое дело. У птиц и самцы и самки имеют по два набора половых хромосом. - Я посмотрел на стадо. - Или ящерицей...
   - Но он человек.
   - Это-то и удивительно, - согласился я и оглянулся туда, где спал удивительный юноша.
   Паук кивнул.
   - Когда он родился, мудрецы полностью изолировали его. Он гаплоид. Но он не импотент и вполне мужчина, если так можно выразиться, хотя и ведет целомудренную жизнь.
   - Очень плохо.
   Паук снова кивнул.
   - Да. Если бы он присоединялся к оргиям летнего солнцестояния или делал бы некоторые успокаивающие жесты на праздниках урожая, это помогло бы ему избежать многих неприятностей и беспокойств.
   Я приподнял брови.
   - А кто знает, что он не участвует в оргиях? Вы же не держите его на привязи в Браннинге?
   Паук засмеялся.
   - Да. Но в Браннинге это формальность. Рождаемость поддерживается искусственным осеменением. Предоставление семени - в особенности, если мужчина из важной семьи - обычное дело.
   - Звучит очень сухо и безлично.
   - Да, но это эффективно. Когда в городе больше миллиона человек... Раньше, когда Браннинг был поменьше, так делалось и у нас. Потом результаты...
   - Миллион человек? - перебил я. - В Браннинге живет миллион человек?
   - По последней переписи в нем живет три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч человек.
   Я присвистнул:
   - Это много.
   - Да уж, даже намного больше, чем ты можешь себе представить.
   Я посмотрел на стадо драконов, в нем было не больше трехсот голов.
   - А кому нужны эти оргии искусственного осеменения? - спросил я.
   - В огромном обществе все должно происходить так: пока общее равновесие удерживается за счет генетического запаса, единственное, что может сохранить гены - это смешивать их, смешивать, смешивать. Но мы стали семейными, клановыми, и в этом плане с Браннингом не сравниться никакое другое место, тем более деревня. Как добиться того, чтобы люди имели не более одного ребенка от одного партнера. В глубинке это достигается за счет нескольких ночей вседозволенности. А в Браннинге этому служат математические расчеты. И семьи должны быть вполне довольны, что имеют возможность завести, скажем, второго ребенка таким способом. Во всяком случае, то, что Зеленоглазый иногда говорит не те вещи не тем людям, то, что он действительно иной и не восприимчив к Киду, и то, что он из уважаемой семьи и несколько осторожен в обрядах осеменения беспокоит многих горожан. Все обвиняют в этом его партеногенетическое рождение.
   - Значит, его структура одинакова со структурой его матери, - сказал я. - Это бывает очень редко. Если это будет происходить чаще, мы возвратимся в великий рок и великий ролл раньше времени.
   - Ты рассуждаешь, как один из напыщенных дураков Браннинга, раздраженно сказал Паук.
   - Что? Это то, чему меня учили.
   - Думай немного больше. Каждой минутой таких изречений, ты приближаешь Зеленоглазого к смерти.
   - Что?
   - Его уже пытались убить. Подумай, почему он был вынужден уехать. Потому, что некоторые, как и ты, решили, что он представляет собой генетическую опасность для общества.
   - О, но почему он возвращается назад?
   - Он так захотел, и все... - пожал плечами Паук. - Я не могу его удержать.
   - По вашим словам, Браннинг - очень приятное место, - проворчал я. Слишком много людей, половина из них - сумасшедшие - и они даже не умеют заниматься оргиями. - Я поднял мачете. - У меня нет времени для подобного вздора.
   Музыка погребла Паука. Я играл светлую, радостную мелодию, а от Паука исходила мрачная музыка.
   - Чудик.
   Я обернулся.
   - Что-то происходит, Чудик, что-то, что случилось раньше, когда здесь обитали другие. Многие из нас обеспокоены этим. Мы знаем истории о том, что в итоге случилось с древними. Это может быть очень серьезно. И это может коснуться всех нас.
   - Мне надоели старые истории, - сказал я, - их истории. Но мы - не они, мы - новые, этот мир новый и жизнь наша - новая. Я знаю истории о Ло Орфее и Ло Ринго. Только они меня и заботят. Я отправился искать Челку...
   - Чудик...
   - Остальное меня не касается, - я извлек из мачете пронзительную ноту. - Буди пастухов, Паук. Пора искать драконов.
   И погнал своего МЛ вперед.
   Когда солнечный шар достиг апогея, город стал исчезать за горизонтом. Помахивая бичом, я пропускал сквозь мозг слова Зеленоглазого: если была смерть, как я могу вернуть Челку? Любви достаточно, если она огромная, чистая и отважная. Я подумал о Ла Страшной. Она бы сказала так: "Смерти нет, есть только ритм".
   Когда красноватый песок остался позади (по более твердой земле дракон пошел быстрее), я взял мачете и заиграл. Город тоже остался позади.
   Драконы теперь легко перескакивали дрок. По равнине лентой извивался ручей. Животные остановились и погрузили головы в воду, поскребывая задними ногами отмель, траву, песок и черную землю. Вода стала мутной. На ветке подпрыгивала муха, чистила лапками крылышки (каждое крылышко величиной с мою ногу) и противно жужжала. Я заиграл для своего МЛ, он скосил на меня красный шар глаза и прошептал похвалу.
   Смерти нет. Есть только музыка.
   8
   - Теперь это имеет забавный вкус, - сказал Дурсэ.
   Кавел, что ты об этом думаешь?
   - Изумительно, - ответил Президент, - вы имеете дело
   с индивидуумом, который желает поближе ознакомиться с
   идеей смерти и следовательно ее не боится, и поэтому он не
   нашел ничего лучшего, как связать ее с распутной идеей...
   Ужин был закончен, как обычно за ним последовала оргия.
   Домочадцы разошлись по кроватям.
   Ле Маркиз де Сад "120 дней Содома"
   ...каждый пузырь содержит полный глаз воды.
   Сэмюэль Гринберг "Стеклянные пузыри"
   Продвигаться по такой местности (Это, - сказал Паук, остановив своего дракона и бросил в каньон камешек, - пересеченная местность. Драконы с любопытством заглядывали в пропасть, вытянув шеи. Гранитные утесы с проступающими рудными жилами и пропасти окружали нас) было гораздо сложнее. Солнце спряталось за облаками. Горячий туман расстилался вокруг скал. Тело при малейшем физическом усилии мучительно ныло, сказывалось напряжение предыдущего дня. Мы пробирались через легендарные скалы.
   Драконы решили сделать здесь привал.
   Паук сказал, что мы находимся в сорока километрах от Браннинга. Горячий ветер обжигал лицо. Местами скалы были покрыты обсидиановой коркой. Пять драконов начали драться на площадке из глинистого сланца. Среди них была и распухшая от бремени самка. Мы с Зеленоглазым бросились их разнимать. Паук был занят работой в голове стада, а мы были в его конце. Что-то испугало драконов, и они побежали вверх по склону. Что-то угрожало нам и стаду. И это что-то было как раз из разряда тех вещей, с которыми бы Паук (и Челка) спокойно справились бы и, более того, могли бы их предотвратить. (О, Челка, я найду тебя за эхом всех надгробных камней, всех скорбных деревьев.) Мы помчались за драконами.
   Они увертывались от нас, прыгая между валунами. Я кричал. Щелкали бичи. Мы уже не могли догнать их. Единственной надеждой было, что ящеры снова начнут драться и остановятся. На несколько минут мы потеряли драконов из виду, и уже только их шипение слышалось где-то за скалами, далеко внизу.
   Грозовые тучи затянули небо. Камни были мокрые, скользкие, и мой дракон поскользнулся. Не удержавшись на спине ящера, я упал, поцарапав плечо, и услышал, как отлетевшее в сторону мачете зазвенело по камням. Бич обвил шею. Я покатился по склону, пытаясь за что-нибудь зацепиться, но только еще больше поцарапался. Тут я понял, что я - на краю обрыва, и изо всех сил вцепился в то, что попалось под руки и ноги. Грудью и животом прижимаясь к камню, я никак не мог сделать вдоха. Когда я наконец перевел дыхание, сырой воздух ворвался в одеревеневшее горло и забился в израненной груди. Целы ли ребра? Болят. Каждый вдох причиняет невыносимую острую боль. Слезы затуманили глаза.
   Левой рукой я держался за камень, правой - за какое-то ползучее растение, левая нога вцепилась в корень молодого деревца, а правая просто висела в воздухе.
   Я знал, что если сорвусь, падать придется долго.
   Протерев глаза плечом, я посмотрел вверх.
   Надо мной виднелся край тропы.
   А над ним - разгневанное небо.
   Звук? Где-то в дроке шелестел ветер. Нет, не музыка.
   Начался дождь. Да, иногда происходят мучительные катастрофы. И что-нибудь незначительное или даже приятное сопровождает их, и вы плачете. Как дождь. Я заплакал.
   - Чудик.
   Я огляделся вокруг.
   Справа, в пяти футах надо мной, коленями на каменном выступе стоял Кид Смерть.
   - Кид?..
   - Чудик, - сказал он, откидывая со лба мокрые волосы. - Я думаю, что ты еще сможешь продержаться двадцать семь минут. Так я подожду двадцать шесть, прежде чем сделаю что-нибудь для спасения твоей жизни. Хорошо?
   Разглядывая его, я предположил, что на вид ему можно дать лет шестнадцать-семнадцать, или, может быть, двадцать (просто, он очень молодо выглядит). Кожа на запястьях, руках и шее была морщинистой.
   Дождь продолжал заливать мне глаза, ладони саднили, вот-вот - и они соскользнут.
   - Ты когда-нибудь попадал на вестерны? - он покачал головой. - Плохо. Ничто мне так не нравиться, как вестерны. - Кид шмыгнул носом и вытер его указательным пальцем. Он наклонился ко мне, и струи дождя затанцевали на его плечах.
   - Что такое вестерн? - спросил я. Грудь продолжала болеть. - Ты уверен, - я закашлялся, - что действительно сможешь что-нибудь сделать через двадцать шесть минут?
   - Это одна из форм искусства Старой Расы, человечества, которое было до нас, - ответил Кид. - Да, смогу. Пытки тоже были одной из форм искусства. Я хочу спасти тебя в последнюю минуту, а пока я буду ждать, я тебе кое-что покажу. - И он указал вверх, на тропу, по которой я катился.
   Челка смотрела вниз.