"Ку" чихнул
И лег в больницу.
Кто остался на суку?
Ку-ку!
Где-то что-то щелкнуло. "Маня" выдала первый вариант:
-- Поскольку "Пэ" за границей, "Ку" в больнице, а кто-то все же кукует,
следует предположить, что действие происходит в лесу. На опустевший сук
уселась кукушка.
Голос Эдика с трудом перекрыл хохот:
-- Браво, "Маня". Другого от тебя и не ждали. Ваша очередь, "маэстры"!
-- Абсолютно ясно: никто не остался.
-- Маргарита, зачем пилить сук...
-- Не продолжай! -- вскричал Янис. -- На суку сидели трое: "Пэ", "И",
"Ку", верно? Значит, остался "И".
-- Милый друг, детективы определенно идут тебе на пользу. Совсем
чуть-чуть не угадал.
-- Повеселились? -- загремел Ростик. -- Сейчас я вас всех примирю. "Ку"
остался. Ведь он только чихнул, а в больницу лег "И". Примитивный вариант...
-- Безупречная дедукция, шеф. Нет слов!
-- Ку-ку! -- завершила спор "Маня". Ралль надеялся, что Лина хотя бы
улыбнется. Но она слушала равнодушно. А может, и не слушала.
-- Эх, горе мое! -- Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи,
откинулась, долго смотрела ему в глаза. -- Я считала психологов более
чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
-- Да где ты беду выискала? -- Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь.
Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. -- Вот жизнь, Линушка. Вот
моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
-- А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее
делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни
человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед
простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже и психиатру делать
нечего...
-- Ну, это всерьез и надолго. -- Маргарита соскользнула с подоконника
и, как была нога на ногу, поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
-- Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на
неиспользованное желание.-- Она тряхнула головой. -- И знаешь, чем?
Изобилием. Да-да, не смейся.
-- Это уж слишком, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
-- Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей
поубавилось.
-- Наше общество...
-- Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и
шесть -- историю.
-- Все равно твои страхи беспочвенны. Мы... Лина быстро прижала ему
губы пальцем:
-- У каждого явления два полюса. По-моему, мы не подумав шагнули к
исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю
точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
-- Еще один домысел. Много у тебя таких?
-- Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По
крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до
заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы
каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепула что-то, и эринния
выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
-- Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?
-- Конечно. Шкаф изготовит мне еще дюжину на выбор.
-- Элементарная расшифровка щедрости. И ты даже не заглянешь в лицо
тому, кто к тебе обратится за помощью?
-- Ну, почему...
-- Потому, что мы безразличны друг к другу в своей пылкой любви к
обществу. Понимаешь? К обществу в целом. А тот, с рубашкой, по нашей
железной логике, не может быть обижен при нашем справедливом строе. Плевать
на аномалии. Главное, у него тоже есть где-то такой же шкаф.
-- Странная ты сегодня.
-- Еще бы. Ты не хочешь меня понять! И все не хотят, отмахиваются.
Дескать, истерика сентиментальной девицы!
Ну о чем она говорит? Зачем? Лучше бы уж добрая, старая, не оставляющая
следов ссора! Ралль чувствовал этот нарастающий в ней день за днем страх. Но
причины не находил...
-- Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное... Не я, вы странные!
Спроси вон у этих! -- Лина кивнула за окно. -- Думаешь, им очень весело? От
скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтоб
подольше не взрослеть. Ведь взрослеть -- значит, задумываться. А
задумываться вы уже давно разучились.
-- Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
-- Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился
сегодня вылезти из готовой тронуться "Пчелки", чтоб только пожать мне руку.
Он тоже считает меня ничьей. А ничья -- все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на
цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и
Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце,
пронзенное стрелой, с кровавой надписью: "Джеральд +Лина = !!!"
-- Так! -- смушенно и дружно гаркнули игроки.
-- То-то же. -- Линка бодро улыбнулась.-- Ну-ка, марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?),
Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов
и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль
стен от пола до потолка.
-- Проведем наше совещание на высшем уровне, -- прокомментировал
событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая
тень заслонила половину лаборатории.
-- Выше некуда, -- проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в
воздухе над пультом "Резвой Мани".
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
-- Вот вам, мальчики, изящная проблемка. -- Лина завела руку за спину.
Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эриннией.
Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. --
Поломайте ваши умные головы!
-- Видали мы такие проблемки! -- лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эринния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла.
Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
-- Раньше за черную магию сжигали на кострах! -- пробормотал Эдик,
трижды подув над левым плечом.
-- И сейчас еще не поздно, -- раздумчиво заметил Ростик, то бишь
Ростислав Сергеевич. -- Говорят, сильно успокаивает нервную систему.
-- Не торопитесь с выводами, нестандартщики! Сначала оцените мой дар.
-- Зачем он нам? -- Маргарита обиженно поджала губы. Столько внимания
одной неспокойной девчонке? За что?
-- Риточка! Не спорь с укротительницей диких марсианских хищников, --
посоветовал Эдик. -- Ужо напустит на тебя порчу, будешь знать!
Все засмеялись: Лина не делала секрета из своих "тревожных" гипотез.
Маргарита всполохнулась, набрала в грудь воздуху и с фальшивым цирковым
пафосом завопила:
-- Выступает всемирно знаменитая Лина-балерина с группой дрессированных
эринний.
-- С группой? -- Гуннар спрыгнул на пол, невидяще уставился в Линкины
глаза. -- Действительно, ребята. Как они ведут себя в группе?
-- Мальчики, да в вас, кажется, просыпается любознательность? Я слышу
вопросы...
Секунду в лаборатории стояла тишина. Смотрели не на Линку, смотрели на
Ростика.
-- Поздно уже. Рабочий день давно кончился. Энергию могут отключить! --
слабо отбивался шеф. Уверенности не было в Роськином голосе.
-- Мы мигом, Ростислав Сергеевич.
-- В полчаса управимся.
-- Ты даже мяч не успеешь разрядить!
-- Ладно, -- уступил Ростик. -- И не говорите потом, что я зажимаю
чужие идеи.
Лаборатория вмиг опустела. Психологи неслись по гулким коридорам,
хлопали дверьми. Гуннар, чтобы не обегать здания, сиганул за окно. Через
десять минут пол был уставлен эринниями в горшках, в бокалах, в пластиковых
сетках на треногах, а одна торчала из незапаянной химической реторты.
Багровые блики задрожали на полировке столов и в "маниных" экранах.
-- Придется вас немножко пощекотать. -- Ростик сдвинул столешницу,
обнажил выносной пульт. -- Магнитные искатели по вас плачут. Рентгеновская
пушка по вас плачет. И пси-рецепторы тоже.
-- А правда, что в третьем стационаре на Марсе эриннии подкараулили
Голдуэна? -- спросил Янис. -- Подкараулили и уморили.
-- Досужие выдумки стажеров, -- возразил Эдик, пробуждая блок за блоком
могучую "мамину" память. -- У него отказала маска, он задохнулся, его
занесло песком. Вокруг холмика за несколько часов выросли тысячи красных
цветов... По цветам его и нашли: эриннии валялись безутешные.
-- Погибли? -- поинтересовалась Маргарита.
-- Вроде нет. Когда Голдуэна откопали, пришли в себя.
Снесенные в помещение растения -- низкие и высокие, пушистые и не очень
-- вслушивались, жалобно трепетали. И вдруг разом понурили головы,
склонились в умоляющих позах.
-- Они что, на голос реагируют? -- удивился Ро-стик. -- Накройте-ка вон
ту, крайнюю, вакуумным колпаком!
Лина пошла меж цветов, стараясь обнять их все слегка расставленными
руками. Вслед этому движению эриннии поднимали головы, тянулись уткнуться в
ее ладони. Даже та, под колпаком.
-- Видите, они хотят нам что-то сказать. -- Девушка стиснула руки. -- А
вы их -- пушкой!
-- Я говорил, дрессированные! -- выдохнул Эдик.
-- Погоди, -- отмахнулся Гуннар. -- Мы же столько лет его искали...
-- Кого?
-- Пси-индикатор. Нутром чую, братцы: он, бродяга! Теперь мы любую
эмоцию препарируем, так, шеф?
-- По меньшей мере, имеем пример откровенной динамической реакции на
настроение. Другими словами, функция "пси"...
-- Вот вы уже и разобрались. -- Лина грустно отступила к окну. -- Новая
"пси", новая "кси" -- вам теперь надолго хватит. А если иссякнете... Кеша!
Нетопырь вздрогнул, расправил кожистые крылышки и спланировал Лине на
голову.
-- Ну, прическу мог бы и не портить! -- Девушка одной рукой сняла
нетопыря, другой поправила волосы.
-- Когда ты успела его приручить? -- попытался выяснить Ростик.
-- Самый легкий вопрос для начальника сектора. Не бери в голову
пустяков, заинька. Вот тебе объект исследований!
Она размахнулась и вышвырнула Кешку за окно.
Все эриннии, кроме одной, из их лаборатории, побелели и рухнули в
красноватую пыль.
-- Чего они? -- Гуннар сломался пополам, чуть не воткнулся в цветочные
горшки носом.
-- Им не доложили, что Кешка умеет летать...
Это, кажется, сказал Янис, Ралль не был уверен. Опять подкатила боль,
он поморщился, потер грудь. Сейчас произойдет что-то страшное. Он ждал,
стиснув зубы. И все равно не заметил, когда это началось.
-- Бред! -- Ростик возмущенно фыркнул. -- Я не побоюсь и более сильного
слова: мура!
-- Что в переводе с древнезулусского... -- Янис вопросительно поднял
бровь.
-- ...означает "реникса", -- пояснил шеф. Отстранил заслоняющего экран
Гуннара и подошел к "Резвой Мане".
-- Браво, браво! -- Маргарита бурно зааплодировала.
-- Одобрение публики -- не аргумент в научном споре, -- возразил через
плечо Эдик, манипулируя клавиатурой. -- Сейчас высветим... Блеск!
На экран выплыло изображение Кешиного мозга, опутанного "сеткой Фауди".
По ней, от узла к узлу, скакали огоньки, фиксируя зону двигательных центров.
Эдик поколдовал еще чуть-чуть. Грохнул по пульту кулаком -- машина всегда
лучше понимает, ежели ее кулаком! -- и приглашающе поклонился в сторону
окна. В лабораторию, подчиненный чужой воле, как-то боком, неестественно
взмахивая крыльями, влетел Кешка.
"Чудик! Снизь порог на сетке",-- запоздало подсказал. Ралль. Мысль не
додумалась: эриннии выпрямились, стряхнули пыль, удивленно развели
листочками.
-- Что и требовалось доказать! -- Эдик победоносно развернулся вместе с
креслом.
-- Мура! -- упрямо повторил Ростик. И спрятался от ропота сотрудников
под "манин" шлем.
-- Ну, я пошла, мальчики, -- сказала Лина. -- Доспорьте тут без меня.
-- О чем? -- Это, конечно, Маргарита с ее галантностью, как у того
робота.
-- Об эгоизме. Об аномалиях. О том, что один человек ничего не решает.
-- Но все это первоисточники, Лина! -- добродушно пробасил Эдик.
-- Их тоже писали бородатые мальчики вроде вас. И наверное так же
увлекались даджболом. А девочки рядом зря себе выдумывали сиреневые глаза.
Все как по команде взглянули на стол Иечки Стукман.
-- Послушай, молодое дарование! -- Ростик, загадочно улыбаясь,
высунулся из-под шлема. -- Бросай свою палеофренологию, переходи к нам. С
такой головой мы тебя быстро остепеним.
-- Нет уж. Лучше вы к нам, дорогие психологи. Я имею в виду -- к людям.
Кончайте играть в ваши кошки-мышки, Кешки-Мимишки! Умоляю, вернитесь к
человеку. А то опоздаете.
-- Интересно, из каких астрологических справочников ты черпаешь
информацию?
-- Думаете, зря переполошились эриннии? Гибель одной цивилизации они
уже пережили.
-- Кстати, об эринниях. -- Ростик посерьезнел. -- Готов спорить и
ставлю за это свое место в центре нападения против... -- Он нарочно сделал
паузу.
-- Кубинской марки с черепахами! -- принял пари Эдик.
-- Двух пирожных, которые я не съем завтра за обедом! -- с комическим
вздохом предложил Гуннар.
-- Детективных очков Яниса!
-- Секрета расцветки моих галстуков!
-- Нет, коллеги. Против улыбки нашей очаровательной Кассандры.
-- Неоригинально, но все равно приятно. Принимаю, -- согласилась Лина.
-- Так вот. Спорим, что все эти угрюмые цветики взволнованы не фактом
предполагаемой смерти какого-то нетопыря, а общим уровнем жестокости в
лаборатории. На неожиданный жест "укротительницы" не последовало ни слова
протеста. Кто-то удивленно свистнул:
-- Доказательства, шеф?
-- Попробую. Эринниям ничего не известно про мои гермески, так?
-- Кроме нашей, которую ты приволок с выставки и самолично пестовал, --
уточнил Гуннар.
-- Одна она дела не меняет, пусть будет контрольный экземпляр. Если
прав Слуцкий, эриннии отреагируют так же, как и с Кешкой: падут ниц.
-- Постой! -- Лина внезапно схватила его за руку. -- Не сегодня,
пожалуйста.
-- Что ты себе позволяешь? -- возмутилась Маргарита, но шеф мягко
отстранил ее:
-- Прости, Лина, не понял.
-- Хватит на сегодня.
-- На этот счет существует два мнения: одно мое, другое -- ошибочное.
-- Не балагань, Ростислав! Я знаю твое отношение ко мне, мне оно
безразлично. Так вот заклинаю тебя самым дорогим: отложи что задумал. Пусть
это тебе покажется смешным и нелогичным, но я прошу, посмотри на эринний:
сегодня твое везение кончилось. Не хочешь мне -- им поверь!
Лина махнула рукой -- цветы согласно качнули головами.
-- Теряем время! -- не выдержала Маргарита.
-- Погоди, Рита. Пусть человек выскажется.
-- "Выскажется"! Будто я могу что-нибудь объяснить. Да, я ненормальная,
психованная, называй как хочешь, только услышь. Сдайся, пережди, но
согласись! Ты сильный, лихой, удачливый, что тебе стоит один раз уступить?
Ведь тебе все равно. В конце концов, бывают такие случаи, когда надо вслепую
поверить, а? Просто так. На слово. Без доказательств. Хотя бы из
оригинальности. Чтоб потом похвастаться...
-- Пока еще здесь я командую, девушка, -- парировал шеф.-- На правах
начальника сектора, разумеется. Вперед, друзья!
Лина отвернулась от него, пошла на психологов:
-- А вы чего стоите? Уговаривайте! Удерживайте! Не пускайте! Боитесь?
Как же, одна девчонка целую лабораторию переубедила. Заставила решать --
вопреки логике, не думая... Но у меня больше ничего нет против вашей голой
логики, парни, чтоб ей тут вот так и засохнуть! Только боль и крик...
Она повернулась к Раллю, звенящим голосом спросила:
-- Ралль! А ты почему молчишь? Ты-то ведь знаешь... Не молчи. Скажи им.
Тебя они послушают.
Но Ралль не разжал губ. Он не знал, он просто чувствовал в отчаянной
тишине, что ему плохо. А будет еще хуже. На мгновение Линка в его глазах
слилась с поверженной в прах эриннией. Она искала его взгляда. Но Ралль не
поднял глаз, не шагнул навстречу. Не столько из опасения выглядеть смешным,
сколько из страха выйти в мир с неточными, неопределенными мерками --
ощущением и настроением. Нужно было сделать усилие, чтобы покинуть
стандартный поток чужих мыслей и удобных поступков. А у него на такое усилие
уже недоставало решимости. В чем-то он предавал сейчас и Ростика и Линку. И
все же не мог заставить себя вмешаться.
-- Ну, братцы, довольно слов! -- Шеф благословляющим жестом воздел
длань. -- Теперь я просто обязан выбить лирические сомнения из наших
рациональных душ. Иначе я перестану себя уважать. А эмоции, девушка, сохрани
для Джеральда. У него на них больше прав. Давайте, коллеги!
Ростик подпрыгнул, завис в метре от пола, скрестил руки на груди.
Психологи ринулись к нему, спинами загородили от настойчивых Линкиных глаз.
-- Я не хочу-у! -- закричала девушка, утыкаясь Раллю в плечо. --
Задержи их, Ралль! Запрети...
Ралль машинально погладил ее по голове -- отстранение, даже равнодушно,
как мимоходом утешил бы незнакомого плачущего ребенка. Он ничего не понимал.
Какая-то стена встала между ним с его работой и Линкой с эринниями. Стена
становилась тем неразделимее, чем крепче втискивалась Линка в его плечо. Он
нащупал на Линкиной шее тоненькую платиновую цепочку, на которой -- он знал
-- висит серебряная скифская монетка. Накрутил цепочку на палец. Отпустил.
Поверх тугого узла Линкиных волос смотрел и смотрел в "манин" экран.
Психологи раскачали Роську, метнули за окно. Кое-кто высыпал следом --
снижались, кувыркались, приплясывали на лету. Но фигурка в профессорском
свитере вытянулась, стремительно обогнала всех. Истошный вопль прорезал
двор.
-- Ого! Шеф в своем репертуаре.
-- Что ни спуск, то экспромт!
-- Ха-ха, в этот раз он даже клумбу не пощадил.
Роськино тело проломило зелень, скомкалось, врываясь в мягкую почву,
смешалось с изломанными и опрокинутыми цветами. Медленно, в два движения
выпростал головку с необлетевшими лепестками алый тюльпан...
Маргарита подлетела первой, повисела над клумбой, подняла к небу
застывшее, без выражения лицо. "Маня" на весь экран выхватила ее потерянные
глаза, в уголках которых быстро накапливались слезинки. И за эти вот глаза,
за эти слезы Ралль сразу простил ей все ее дурацкие выходки. "Обыкновенная
баба, -- подумал он. -- Влюбленная, сентиментальная, гордая, а все равно
баба!"
Как в замедленной съемке беззвучно опрокинулся желтый кубик с
отпиленной гранью. Эринния надломилась. И тихо повалилась на пол. Остальные
уже лежали в марсианской пыли, бессильно разбросав мохнатые листики-руки.
-- Все. Доигрались, -- бесцветно сказала Лина.
Она стерла что-то невидимое с лица и тяжело пошла прочь, мимо нехотя
расступавшихся психологов. Дверь отворилась, выпуская ее из лаборатории,
долго не закрывалась.
-- Прощайте, одинокие нестандартщики. Не обижайся, Ралль.
...Однажды она уже уходила. Справа была серая стена дома. Слева --
стена деревьев. Асфальт слезился под ногами, мелким туманом сочились
сумерки.
-- Дай мне что-нибудь на память. Я должна быть сильной.
Он порылся в карманах.
-- Вот. Хочешь?
Серебряная скифская монетка с портретом царя.
-- Спасибо. Я повешу ее на цепочке. Как старинный медальон.
Она коснулась мокрой рукой его щеки:
-- Уходи. Ты первый, слышишь?
Он не ответил.
Линка повернулась. И пошла между стенами. Между домами. И между
деревьями. Ветер качал провода, и фонари скорбно кивали в такт ее медленным
шагам. У одного фонаря был плохой контакт -- маленькая искорка то
вспыхивала, то гасла. Ралль смотрел на Линкину мальчишескую спину, на
гладкие высокие волосы, на ее совсем не эталонные ноги. И слушал сердце.
Когда боль стала невыносимой, Линки уже не было видно.
"И не надо. Не надо!" -- убеждал он себя, насильно выпрямляя мускулы
лица, закаменевшие в гримасе улыбки.
И боль прошла. Остались только дождь и одинокая искорка.
Но тогда она уходила не навсегда. Еще не было эринний, не было
предательства, не было любви, через которую необходимо перешагнуть.
Ралль сделал два шага к двери, остановился, обвел глазами лабораторию.
Ничто не нарушило тишины. "Маня" смотала лабиринт, и Мими, цокая коготками,
юркнул в норку, подобрал бесполезный хвост.
-- Но почему, почему? -- с силой произнес Эдик, горбясь над пультом.
Да какая разница, почему? Может, прохудились гермески. Или Ростик не
уравнял поле. Или на долю секунды поверил Линкиной интуиции. Какая теперь
разница? Причины -- это дело не их лаборатории.
Огненные камышинки одновременно дрогнули, выпрямились, умоляюще свели
свои говорящие листочки. Но Ралль видел одну -- побелевшую, в опрокинутом
желтом кубике, припорошенную высыпавшимся на линолеум красноватым
марсианским грунтом. Роськина эринния совсем по-человечески не перенесла
этой нелепой, случайной, невозможной в нашем мире и все-таки состоявшейся
смерти.
Их назвали эринниями не в память об эриниях, богинях мести. Но что-то
от овеществленного проклятия в них несомненно было. Древние почитали эриний
и как богинь раскаяния. Но совсем под другим именем.
Под каким -- Ралль не вспомнил.
1 О мертвых следует говорить хорошее или ничего.
2 В рассказе процитированы образы из стихотворений Лорки, Аполлинера,
И. Бродского, диалоги из книги К. Чуковского "От 2 до 5".
И лег в больницу.
Кто остался на суку?
Ку-ку!
Где-то что-то щелкнуло. "Маня" выдала первый вариант:
-- Поскольку "Пэ" за границей, "Ку" в больнице, а кто-то все же кукует,
следует предположить, что действие происходит в лесу. На опустевший сук
уселась кукушка.
Голос Эдика с трудом перекрыл хохот:
-- Браво, "Маня". Другого от тебя и не ждали. Ваша очередь, "маэстры"!
-- Абсолютно ясно: никто не остался.
-- Маргарита, зачем пилить сук...
-- Не продолжай! -- вскричал Янис. -- На суку сидели трое: "Пэ", "И",
"Ку", верно? Значит, остался "И".
-- Милый друг, детективы определенно идут тебе на пользу. Совсем
чуть-чуть не угадал.
-- Повеселились? -- загремел Ростик. -- Сейчас я вас всех примирю. "Ку"
остался. Ведь он только чихнул, а в больницу лег "И". Примитивный вариант...
-- Безупречная дедукция, шеф. Нет слов!
-- Ку-ку! -- завершила спор "Маня". Ралль надеялся, что Лина хотя бы
улыбнется. Но она слушала равнодушно. А может, и не слушала.
-- Эх, горе мое! -- Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи,
откинулась, долго смотрела ему в глаза. -- Я считала психологов более
чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
-- Да где ты беду выискала? -- Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь.
Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. -- Вот жизнь, Линушка. Вот
моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
-- А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее
делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни
человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед
простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже и психиатру делать
нечего...
-- Ну, это всерьез и надолго. -- Маргарита соскользнула с подоконника
и, как была нога на ногу, поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
-- Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на
неиспользованное желание.-- Она тряхнула головой. -- И знаешь, чем?
Изобилием. Да-да, не смейся.
-- Это уж слишком, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
-- Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей
поубавилось.
-- Наше общество...
-- Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и
шесть -- историю.
-- Все равно твои страхи беспочвенны. Мы... Лина быстро прижала ему
губы пальцем:
-- У каждого явления два полюса. По-моему, мы не подумав шагнули к
исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю
точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
-- Еще один домысел. Много у тебя таких?
-- Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По
крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до
заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы
каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепула что-то, и эринния
выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
-- Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?
-- Конечно. Шкаф изготовит мне еще дюжину на выбор.
-- Элементарная расшифровка щедрости. И ты даже не заглянешь в лицо
тому, кто к тебе обратится за помощью?
-- Ну, почему...
-- Потому, что мы безразличны друг к другу в своей пылкой любви к
обществу. Понимаешь? К обществу в целом. А тот, с рубашкой, по нашей
железной логике, не может быть обижен при нашем справедливом строе. Плевать
на аномалии. Главное, у него тоже есть где-то такой же шкаф.
-- Странная ты сегодня.
-- Еще бы. Ты не хочешь меня понять! И все не хотят, отмахиваются.
Дескать, истерика сентиментальной девицы!
Ну о чем она говорит? Зачем? Лучше бы уж добрая, старая, не оставляющая
следов ссора! Ралль чувствовал этот нарастающий в ней день за днем страх. Но
причины не находил...
-- Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное... Не я, вы странные!
Спроси вон у этих! -- Лина кивнула за окно. -- Думаешь, им очень весело? От
скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтоб
подольше не взрослеть. Ведь взрослеть -- значит, задумываться. А
задумываться вы уже давно разучились.
-- Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
-- Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился
сегодня вылезти из готовой тронуться "Пчелки", чтоб только пожать мне руку.
Он тоже считает меня ничьей. А ничья -- все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на
цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и
Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце,
пронзенное стрелой, с кровавой надписью: "Джеральд +Лина = !!!"
-- Так! -- смушенно и дружно гаркнули игроки.
-- То-то же. -- Линка бодро улыбнулась.-- Ну-ка, марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?),
Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов
и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль
стен от пола до потолка.
-- Проведем наше совещание на высшем уровне, -- прокомментировал
событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая
тень заслонила половину лаборатории.
-- Выше некуда, -- проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в
воздухе над пультом "Резвой Мани".
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
-- Вот вам, мальчики, изящная проблемка. -- Лина завела руку за спину.
Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эриннией.
Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. --
Поломайте ваши умные головы!
-- Видали мы такие проблемки! -- лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эринния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла.
Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
-- Раньше за черную магию сжигали на кострах! -- пробормотал Эдик,
трижды подув над левым плечом.
-- И сейчас еще не поздно, -- раздумчиво заметил Ростик, то бишь
Ростислав Сергеевич. -- Говорят, сильно успокаивает нервную систему.
-- Не торопитесь с выводами, нестандартщики! Сначала оцените мой дар.
-- Зачем он нам? -- Маргарита обиженно поджала губы. Столько внимания
одной неспокойной девчонке? За что?
-- Риточка! Не спорь с укротительницей диких марсианских хищников, --
посоветовал Эдик. -- Ужо напустит на тебя порчу, будешь знать!
Все засмеялись: Лина не делала секрета из своих "тревожных" гипотез.
Маргарита всполохнулась, набрала в грудь воздуху и с фальшивым цирковым
пафосом завопила:
-- Выступает всемирно знаменитая Лина-балерина с группой дрессированных
эринний.
-- С группой? -- Гуннар спрыгнул на пол, невидяще уставился в Линкины
глаза. -- Действительно, ребята. Как они ведут себя в группе?
-- Мальчики, да в вас, кажется, просыпается любознательность? Я слышу
вопросы...
Секунду в лаборатории стояла тишина. Смотрели не на Линку, смотрели на
Ростика.
-- Поздно уже. Рабочий день давно кончился. Энергию могут отключить! --
слабо отбивался шеф. Уверенности не было в Роськином голосе.
-- Мы мигом, Ростислав Сергеевич.
-- В полчаса управимся.
-- Ты даже мяч не успеешь разрядить!
-- Ладно, -- уступил Ростик. -- И не говорите потом, что я зажимаю
чужие идеи.
Лаборатория вмиг опустела. Психологи неслись по гулким коридорам,
хлопали дверьми. Гуннар, чтобы не обегать здания, сиганул за окно. Через
десять минут пол был уставлен эринниями в горшках, в бокалах, в пластиковых
сетках на треногах, а одна торчала из незапаянной химической реторты.
Багровые блики задрожали на полировке столов и в "маниных" экранах.
-- Придется вас немножко пощекотать. -- Ростик сдвинул столешницу,
обнажил выносной пульт. -- Магнитные искатели по вас плачут. Рентгеновская
пушка по вас плачет. И пси-рецепторы тоже.
-- А правда, что в третьем стационаре на Марсе эриннии подкараулили
Голдуэна? -- спросил Янис. -- Подкараулили и уморили.
-- Досужие выдумки стажеров, -- возразил Эдик, пробуждая блок за блоком
могучую "мамину" память. -- У него отказала маска, он задохнулся, его
занесло песком. Вокруг холмика за несколько часов выросли тысячи красных
цветов... По цветам его и нашли: эриннии валялись безутешные.
-- Погибли? -- поинтересовалась Маргарита.
-- Вроде нет. Когда Голдуэна откопали, пришли в себя.
Снесенные в помещение растения -- низкие и высокие, пушистые и не очень
-- вслушивались, жалобно трепетали. И вдруг разом понурили головы,
склонились в умоляющих позах.
-- Они что, на голос реагируют? -- удивился Ро-стик. -- Накройте-ка вон
ту, крайнюю, вакуумным колпаком!
Лина пошла меж цветов, стараясь обнять их все слегка расставленными
руками. Вслед этому движению эриннии поднимали головы, тянулись уткнуться в
ее ладони. Даже та, под колпаком.
-- Видите, они хотят нам что-то сказать. -- Девушка стиснула руки. -- А
вы их -- пушкой!
-- Я говорил, дрессированные! -- выдохнул Эдик.
-- Погоди, -- отмахнулся Гуннар. -- Мы же столько лет его искали...
-- Кого?
-- Пси-индикатор. Нутром чую, братцы: он, бродяга! Теперь мы любую
эмоцию препарируем, так, шеф?
-- По меньшей мере, имеем пример откровенной динамической реакции на
настроение. Другими словами, функция "пси"...
-- Вот вы уже и разобрались. -- Лина грустно отступила к окну. -- Новая
"пси", новая "кси" -- вам теперь надолго хватит. А если иссякнете... Кеша!
Нетопырь вздрогнул, расправил кожистые крылышки и спланировал Лине на
голову.
-- Ну, прическу мог бы и не портить! -- Девушка одной рукой сняла
нетопыря, другой поправила волосы.
-- Когда ты успела его приручить? -- попытался выяснить Ростик.
-- Самый легкий вопрос для начальника сектора. Не бери в голову
пустяков, заинька. Вот тебе объект исследований!
Она размахнулась и вышвырнула Кешку за окно.
Все эриннии, кроме одной, из их лаборатории, побелели и рухнули в
красноватую пыль.
-- Чего они? -- Гуннар сломался пополам, чуть не воткнулся в цветочные
горшки носом.
-- Им не доложили, что Кешка умеет летать...
Это, кажется, сказал Янис, Ралль не был уверен. Опять подкатила боль,
он поморщился, потер грудь. Сейчас произойдет что-то страшное. Он ждал,
стиснув зубы. И все равно не заметил, когда это началось.
-- Бред! -- Ростик возмущенно фыркнул. -- Я не побоюсь и более сильного
слова: мура!
-- Что в переводе с древнезулусского... -- Янис вопросительно поднял
бровь.
-- ...означает "реникса", -- пояснил шеф. Отстранил заслоняющего экран
Гуннара и подошел к "Резвой Мане".
-- Браво, браво! -- Маргарита бурно зааплодировала.
-- Одобрение публики -- не аргумент в научном споре, -- возразил через
плечо Эдик, манипулируя клавиатурой. -- Сейчас высветим... Блеск!
На экран выплыло изображение Кешиного мозга, опутанного "сеткой Фауди".
По ней, от узла к узлу, скакали огоньки, фиксируя зону двигательных центров.
Эдик поколдовал еще чуть-чуть. Грохнул по пульту кулаком -- машина всегда
лучше понимает, ежели ее кулаком! -- и приглашающе поклонился в сторону
окна. В лабораторию, подчиненный чужой воле, как-то боком, неестественно
взмахивая крыльями, влетел Кешка.
"Чудик! Снизь порог на сетке",-- запоздало подсказал. Ралль. Мысль не
додумалась: эриннии выпрямились, стряхнули пыль, удивленно развели
листочками.
-- Что и требовалось доказать! -- Эдик победоносно развернулся вместе с
креслом.
-- Мура! -- упрямо повторил Ростик. И спрятался от ропота сотрудников
под "манин" шлем.
-- Ну, я пошла, мальчики, -- сказала Лина. -- Доспорьте тут без меня.
-- О чем? -- Это, конечно, Маргарита с ее галантностью, как у того
робота.
-- Об эгоизме. Об аномалиях. О том, что один человек ничего не решает.
-- Но все это первоисточники, Лина! -- добродушно пробасил Эдик.
-- Их тоже писали бородатые мальчики вроде вас. И наверное так же
увлекались даджболом. А девочки рядом зря себе выдумывали сиреневые глаза.
Все как по команде взглянули на стол Иечки Стукман.
-- Послушай, молодое дарование! -- Ростик, загадочно улыбаясь,
высунулся из-под шлема. -- Бросай свою палеофренологию, переходи к нам. С
такой головой мы тебя быстро остепеним.
-- Нет уж. Лучше вы к нам, дорогие психологи. Я имею в виду -- к людям.
Кончайте играть в ваши кошки-мышки, Кешки-Мимишки! Умоляю, вернитесь к
человеку. А то опоздаете.
-- Интересно, из каких астрологических справочников ты черпаешь
информацию?
-- Думаете, зря переполошились эриннии? Гибель одной цивилизации они
уже пережили.
-- Кстати, об эринниях. -- Ростик посерьезнел. -- Готов спорить и
ставлю за это свое место в центре нападения против... -- Он нарочно сделал
паузу.
-- Кубинской марки с черепахами! -- принял пари Эдик.
-- Двух пирожных, которые я не съем завтра за обедом! -- с комическим
вздохом предложил Гуннар.
-- Детективных очков Яниса!
-- Секрета расцветки моих галстуков!
-- Нет, коллеги. Против улыбки нашей очаровательной Кассандры.
-- Неоригинально, но все равно приятно. Принимаю, -- согласилась Лина.
-- Так вот. Спорим, что все эти угрюмые цветики взволнованы не фактом
предполагаемой смерти какого-то нетопыря, а общим уровнем жестокости в
лаборатории. На неожиданный жест "укротительницы" не последовало ни слова
протеста. Кто-то удивленно свистнул:
-- Доказательства, шеф?
-- Попробую. Эринниям ничего не известно про мои гермески, так?
-- Кроме нашей, которую ты приволок с выставки и самолично пестовал, --
уточнил Гуннар.
-- Одна она дела не меняет, пусть будет контрольный экземпляр. Если
прав Слуцкий, эриннии отреагируют так же, как и с Кешкой: падут ниц.
-- Постой! -- Лина внезапно схватила его за руку. -- Не сегодня,
пожалуйста.
-- Что ты себе позволяешь? -- возмутилась Маргарита, но шеф мягко
отстранил ее:
-- Прости, Лина, не понял.
-- Хватит на сегодня.
-- На этот счет существует два мнения: одно мое, другое -- ошибочное.
-- Не балагань, Ростислав! Я знаю твое отношение ко мне, мне оно
безразлично. Так вот заклинаю тебя самым дорогим: отложи что задумал. Пусть
это тебе покажется смешным и нелогичным, но я прошу, посмотри на эринний:
сегодня твое везение кончилось. Не хочешь мне -- им поверь!
Лина махнула рукой -- цветы согласно качнули головами.
-- Теряем время! -- не выдержала Маргарита.
-- Погоди, Рита. Пусть человек выскажется.
-- "Выскажется"! Будто я могу что-нибудь объяснить. Да, я ненормальная,
психованная, называй как хочешь, только услышь. Сдайся, пережди, но
согласись! Ты сильный, лихой, удачливый, что тебе стоит один раз уступить?
Ведь тебе все равно. В конце концов, бывают такие случаи, когда надо вслепую
поверить, а? Просто так. На слово. Без доказательств. Хотя бы из
оригинальности. Чтоб потом похвастаться...
-- Пока еще здесь я командую, девушка, -- парировал шеф.-- На правах
начальника сектора, разумеется. Вперед, друзья!
Лина отвернулась от него, пошла на психологов:
-- А вы чего стоите? Уговаривайте! Удерживайте! Не пускайте! Боитесь?
Как же, одна девчонка целую лабораторию переубедила. Заставила решать --
вопреки логике, не думая... Но у меня больше ничего нет против вашей голой
логики, парни, чтоб ей тут вот так и засохнуть! Только боль и крик...
Она повернулась к Раллю, звенящим голосом спросила:
-- Ралль! А ты почему молчишь? Ты-то ведь знаешь... Не молчи. Скажи им.
Тебя они послушают.
Но Ралль не разжал губ. Он не знал, он просто чувствовал в отчаянной
тишине, что ему плохо. А будет еще хуже. На мгновение Линка в его глазах
слилась с поверженной в прах эриннией. Она искала его взгляда. Но Ралль не
поднял глаз, не шагнул навстречу. Не столько из опасения выглядеть смешным,
сколько из страха выйти в мир с неточными, неопределенными мерками --
ощущением и настроением. Нужно было сделать усилие, чтобы покинуть
стандартный поток чужих мыслей и удобных поступков. А у него на такое усилие
уже недоставало решимости. В чем-то он предавал сейчас и Ростика и Линку. И
все же не мог заставить себя вмешаться.
-- Ну, братцы, довольно слов! -- Шеф благословляющим жестом воздел
длань. -- Теперь я просто обязан выбить лирические сомнения из наших
рациональных душ. Иначе я перестану себя уважать. А эмоции, девушка, сохрани
для Джеральда. У него на них больше прав. Давайте, коллеги!
Ростик подпрыгнул, завис в метре от пола, скрестил руки на груди.
Психологи ринулись к нему, спинами загородили от настойчивых Линкиных глаз.
-- Я не хочу-у! -- закричала девушка, утыкаясь Раллю в плечо. --
Задержи их, Ралль! Запрети...
Ралль машинально погладил ее по голове -- отстранение, даже равнодушно,
как мимоходом утешил бы незнакомого плачущего ребенка. Он ничего не понимал.
Какая-то стена встала между ним с его работой и Линкой с эринниями. Стена
становилась тем неразделимее, чем крепче втискивалась Линка в его плечо. Он
нащупал на Линкиной шее тоненькую платиновую цепочку, на которой -- он знал
-- висит серебряная скифская монетка. Накрутил цепочку на палец. Отпустил.
Поверх тугого узла Линкиных волос смотрел и смотрел в "манин" экран.
Психологи раскачали Роську, метнули за окно. Кое-кто высыпал следом --
снижались, кувыркались, приплясывали на лету. Но фигурка в профессорском
свитере вытянулась, стремительно обогнала всех. Истошный вопль прорезал
двор.
-- Ого! Шеф в своем репертуаре.
-- Что ни спуск, то экспромт!
-- Ха-ха, в этот раз он даже клумбу не пощадил.
Роськино тело проломило зелень, скомкалось, врываясь в мягкую почву,
смешалось с изломанными и опрокинутыми цветами. Медленно, в два движения
выпростал головку с необлетевшими лепестками алый тюльпан...
Маргарита подлетела первой, повисела над клумбой, подняла к небу
застывшее, без выражения лицо. "Маня" на весь экран выхватила ее потерянные
глаза, в уголках которых быстро накапливались слезинки. И за эти вот глаза,
за эти слезы Ралль сразу простил ей все ее дурацкие выходки. "Обыкновенная
баба, -- подумал он. -- Влюбленная, сентиментальная, гордая, а все равно
баба!"
Как в замедленной съемке беззвучно опрокинулся желтый кубик с
отпиленной гранью. Эринния надломилась. И тихо повалилась на пол. Остальные
уже лежали в марсианской пыли, бессильно разбросав мохнатые листики-руки.
-- Все. Доигрались, -- бесцветно сказала Лина.
Она стерла что-то невидимое с лица и тяжело пошла прочь, мимо нехотя
расступавшихся психологов. Дверь отворилась, выпуская ее из лаборатории,
долго не закрывалась.
-- Прощайте, одинокие нестандартщики. Не обижайся, Ралль.
...Однажды она уже уходила. Справа была серая стена дома. Слева --
стена деревьев. Асфальт слезился под ногами, мелким туманом сочились
сумерки.
-- Дай мне что-нибудь на память. Я должна быть сильной.
Он порылся в карманах.
-- Вот. Хочешь?
Серебряная скифская монетка с портретом царя.
-- Спасибо. Я повешу ее на цепочке. Как старинный медальон.
Она коснулась мокрой рукой его щеки:
-- Уходи. Ты первый, слышишь?
Он не ответил.
Линка повернулась. И пошла между стенами. Между домами. И между
деревьями. Ветер качал провода, и фонари скорбно кивали в такт ее медленным
шагам. У одного фонаря был плохой контакт -- маленькая искорка то
вспыхивала, то гасла. Ралль смотрел на Линкину мальчишескую спину, на
гладкие высокие волосы, на ее совсем не эталонные ноги. И слушал сердце.
Когда боль стала невыносимой, Линки уже не было видно.
"И не надо. Не надо!" -- убеждал он себя, насильно выпрямляя мускулы
лица, закаменевшие в гримасе улыбки.
И боль прошла. Остались только дождь и одинокая искорка.
Но тогда она уходила не навсегда. Еще не было эринний, не было
предательства, не было любви, через которую необходимо перешагнуть.
Ралль сделал два шага к двери, остановился, обвел глазами лабораторию.
Ничто не нарушило тишины. "Маня" смотала лабиринт, и Мими, цокая коготками,
юркнул в норку, подобрал бесполезный хвост.
-- Но почему, почему? -- с силой произнес Эдик, горбясь над пультом.
Да какая разница, почему? Может, прохудились гермески. Или Ростик не
уравнял поле. Или на долю секунды поверил Линкиной интуиции. Какая теперь
разница? Причины -- это дело не их лаборатории.
Огненные камышинки одновременно дрогнули, выпрямились, умоляюще свели
свои говорящие листочки. Но Ралль видел одну -- побелевшую, в опрокинутом
желтом кубике, припорошенную высыпавшимся на линолеум красноватым
марсианским грунтом. Роськина эринния совсем по-человечески не перенесла
этой нелепой, случайной, невозможной в нашем мире и все-таки состоявшейся
смерти.
Их назвали эринниями не в память об эриниях, богинях мести. Но что-то
от овеществленного проклятия в них несомненно было. Древние почитали эриний
и как богинь раскаяния. Но совсем под другим именем.
Под каким -- Ралль не вспомнил.
1 О мертвых следует говорить хорошее или ничего.
2 В рассказе процитированы образы из стихотворений Лорки, Аполлинера,
И. Бродского, диалоги из книги К. Чуковского "От 2 до 5".