Страница:
И он резко крутанул меня в сторону двери.
Как только мы вышли, я шумно выдохнула и прислонилась к стене.
– Шеф, спасибо вам! А то она… – Не в силах найти подходящего слова, я скорчила гримасу. Видимо, получилось достаточно выразительно, потому что он рассмеялся.
– Не смогла найти общий язык с Лидочкой? Это, увы, часто бывает. Патологически не переносит тех, кто моложе ее.
– Она человек?
– Да, абсолютно. И это еще одна причина ее ненависти ко всем – комплексует.
– Так что ж вы ее не уволите?! – не удержалась я, отлипая от стены.
– Не могу! – Шеф страдальчески свел брови. – Отличный работник, хоть и подлиза!
Я вздохнула: вот так на работе и остаются всякие мымры.
Мы шли вперед по коридору. Впереди была колонна, и Шеф прижал меня к себе, не давая в нее врезаться. Только тут я поняла, что его рука до сих пор покоится на моей талии. Мне стало как-то неудобно. Пока я размышляла, как бы мне так выкрутиться, чтобы не создавать неловкого положения, впереди показалась еще одна колонна. Как будто чтобы не врезаться в нее, я легко вывернулась из объятий Шефа.
– Кстати, Александр Дмитриевич… – начала я, но Шеф меня тут же оборвал:
– Никаких Александров Дмитриевичей! – Он поморщился. – Это не мое настоящее имя, а официальное, для документов. Я уже привык, что близкие друзья зовут меня «Шеф», так что будь добра…
Оказаться в числе близких друзей высочайшего начальства было приятно, но я все же не удержалась от шпильки:
– Очень… корпоративненько!
Он улыбнулся, от чего в уголках глаз пошли мелкие морщинки.
Мы шли вперед, и снующие туда-сюда сотрудники с любопытством на нас поглядывали. Кто со злобой, кто просто с интересом. Но чувствовала я себя под такими хоть и скрытыми, но внимательными взглядами очень неловко.
– Шеф, – наконец сдалась я, – я, пожалуй, вернусь к этой милой женщине и все доделаю. Заодно узнаю, куда она меня заселила. Кстати, а что вы там искали, а то мы как-то…
Он оторвался от своих мыслей и пару мгновений непонимающе на меня смотрел. Потом его глаза приняли осмысленное выражение.
– Ну, во-первых, бумаги еще не готовы, и она все равно принесет их мне на подпись – бюрократия, она везде бюрократия. Даже у нас. А во-вторых, я действительно искал тебя.
Я недоуменно на него покосилась.
– Что, опять где-нибудь запрете и будете мучить?
– Нет, – он улыбнулся, – я просто не могу найти Оскара и подумал, может, ты знаешь…
Я мгновенно помрачнела и уставилась в пол.
– Я тоже понятия не имею, где он, – сказала я как можно безразличнее, – он сдал меня лисичкам и куда-то исчез.
Шеф резко остановился и с легкой печальной полуулыбкой начал меня разглядывать. Как ни старалась я сделать равнодушное лицо, обиды на Оскара, провозившегося со мной столько времени и вдруг бросившего среди бела дня, скрыть не удалось.
– Эге… – Он вздохнул. – А без кофе все же не обойтись. Пошли.
Он подтолкнул меня вперед, и вскоре мы оказались в его кабинете. Я без приглашения плюхнулась в уже закрепившееся за мной угловое кресло. Шеф полез в шкаф за кофе, но, к моему искреннему удивлению, вытащил оттуда приземистый хрустальный графин с янтарной жидкостью.
– Виски, – ответил он на мой немой вопрос и поставил графин на стол.
– Я не пью, – запротестовала я.
– Правильно не пьешь, – поддержал меня Шеф, наполняя два низких бокала льдом и пододвигая один мне, – вам, оборотням, вообще нельзя. Вы потом не можете четко превратиться. Такая умора получается…
Он налил нам шотландского самогона на два пальца.
– …но иначе я ничего не расскажу тебе об Оскаре.
Горло обожгло, и я стала хватать ртом воздух.
– Гадость!
Шеф рассмеялся, отпив из своего бокала:
– Ничего ты не понимаешь в гадости! Вот что мне однажды пришлось пить…
– Вы про Оскара обещали, – бесцеремонно напомнила я ему, видя, что он готов пуститься в воспоминания о своей бурной юности. Интересно, сколько же ему на самом деле лет?
– Оскар… – Шеф вздохнул, поставив бокал на стол, и вытащил трубку. – Оскар – краса и гордость нашего скромного заведения. Причем краса в той же степени, что и гордость, если ты меня понимаешь…
Я кивнула. Ни в том, ни в другом сомнений не возникало.
– Существо он очень занятое, – продолжал Шеф, и я с удивлением отметила, как легко он заменил слово «человек», – на нем фактически половина всей конторы. Да-да, он не только оборотнями занимается. На нем еще вампиры висят, суккубы-инкубы всякие, часть ведьм, что поагрессивнее…
Вампиры. Ведьмы. Мне как-то не приходило в голову, сколько тут всякой нечисти работает кроме нас… Видимо, лицо у меня стало уж очень выразительное, а глаза слишком большие, так как Шеф оборвал себя на полуслове и продолжил:
– Хотя юридически я здесь самый главный начальник, на самом деле всю работу мы с ним делаем вдвоем, – он покрутил кубики льда на дне своего бокала, и они застучали друг о друга с приятным звуком.
Что ж, это объясняет их панибратский стиль общения.
– Он и так угрохал на тебя массу времени…
Мне стало обидно.
– Я же не виновата, что у меня все так медленно происходит! Я, между прочим, и так из кожи вон лезу, стараюсь делать все, что он говорит, и побыстрее, и получше! К тому же я понятия не имела, что он на меня тратит свои выходные!
Кажется, еще чуть-чуть, и я бы разревелась от обиды. Я падала от усталости, а оказалось, что я просто отнимаю его время!
– Нет-нет, – Шеф поспешно спрыгнул со стола, на котором сидел, и опустился передо мной на корточки, придерживаясь руками за подлокотники кресла, – ты тут совершенно ни при чем, и происходит все у тебя довольно быстро! А тратить на тебя свое свободное время – была целиком и полностью его идея!
У меня отлегло от сердца, однако тут же возник новый вопрос:
– Погодите, получается, он обычно столько времени на новеньких не тратит?
Вид человека, который только что понял, что проговорился, очень забавен. Даже если он не человек. Пару секунд Шеф пытался найти способ выкрутиться, но потом сдался:
– Да. Обычно он проводит только общую беседу: смотрит, что перед ним за кадр. Да и то не всегда. Обычно всеми занимается Жанна – есть у нас такая Жанна Дарк, познакомишься еще… Он сам появляется только в сложных случаях, когда без его опыта или силы не обойтись.
Я наклонилась вперед, заглядывая в ярко-голубые глаза своего начальника. На мгновение в них промелькнуло что-то странное и тут же исчезло.
– Тогда почему он провел со мной столько времени? И не выкручивайтесь – я знаю, что вы в курсе!
Шеф посмотрел на меня так неожиданно грустно, что мой напор показался мне вдруг грубым и неуместным. Я замерла, пораженная своей внезапной неловкостью, а он так и сидел рядом, не сводя с меня печального взгляда.
– Черна, – наконец сказал он, и голос его был совсем тихим, – я действительно это знаю. И мне очень жаль, что я дал это тебе понять. Потому что это не моя тайна. Одно могу сказать тебе точно: никакой романтики здесь нет.
У меня внутри что-то оборвалось и полетело куда-то вниз. Дура… Дура!
– Однако, – продолжал он, не сводя с меня внимательного взгляда, – большинство наших сотрудников именно так и думает. Отсюда взгляды завистливые и злые. Те, что немного умнее, замечают, что много времени с тобой проводит не только он, но и я. Отсюда взгляды любопытные и недоуменные. Крепись, ты попала в переплет… Прости, мы не хотели, чтобы так вышло.
Я слушала его вполуха. В голове так и билось «никакой романтики здесь нет». На что я надеялась, бесцветная дура! После того как они вдвоем спасли меня тогда от шайки бандитов, мне показалось, что что-то изменилось, но нет! Я просто давно не смотрела в зеркало, вот и забыла, насколько ничтожна! А ведь за Оскаром бегает пол-Института, включая суккуба! На что уж тут мне надеяться?!
– Его заинтересовал просто мой случай, да? – выдавила я, стараясь не пустить слезы из горла к глазам. Голос прозвучал глухо.
Шеф грустно улыбнулся и отвел взгляд:
– Можно и так сказать.
– Спасибо, что объяснили, – я залпом выпила оставшийся виски.
Повисла неудобная тишина. Я уже собиралась резко встать и уйти, несмотря на то что алкоголь мгновенно ударил в голову, и она теперь существовала отдельно от меня, но тут дверь открылась.
– Александр Дмитриевич, я принесла документы…
На пороге стояла стерва из заселения. Увидев Шефа, сидящего у моих колен, она осеклась и стала оторопело переводить взгляд с него на меня.
– П-простите, я, кажется, не вовремя, – пролепетала она багровея, – я потом зайду…
– Нет-нет, Лидия Григорьевна, – Шеф молниеносно вскочил на ноги, и я невольно отметила нечеловеческую грацию его движений, – у нас тут был деловой разговор.
– Д-да, конечно… Документы… – Стерва, не сводя с нас пораженного взгляда, потянулась вперед, пытаясь положить документы на стол. Но наткнулась на пальму и, ойкнув, уронила листы на пол. Шеф тут же наклонился их собрать. Я решила, что, если встану и всем помогу, ощущение взаимной неловкости пройдет.
Я храбро качнулась из кресла вперед, стараясь вырваться из его мягких объятий, что мне и на трезвую голову с трудом удавалось, но рывок вышел сильнее, чем надо, и я начала в полный рост падать на пол. Услышав мое сдавленное «ой…», Шеф мгновенно отвернулся от бумаг, распрямился, подхватил меня одной рукой и поставил на ноги, придерживая за плечи. И все это за одну секунду. Нет, ну как я все-таки люблю нелюдей!
Стерва так и сидела на корточках, в одной руке держа собранные документы, а во второй как раз зажав очередной листок. Она так и замерла, не донеся его до стопки, и смотрела на нас очень большими и очень удивленными глазами.
Мой желудок сделал кульбит, перед глазами все поплыло. Лидия наконец сложила все на стол, расправила и без того идеальную юбку и направилась к выходу.
– Александр Дмитриевич, – обратилась она к Шефу подчеркнуто спокойным тоном, – не забудьте подписать. Я зайду позже.
– Ага, – откликнулся Шеф, не оборачиваясь. Он пристально смотрел на меня, пытаясь понять, в каком я состоянии.
Дверь за ней закрылась.
– Чирик, ты как? – Он все еще держал меня за плечи, озадаченно сведя брови.
Я вдруг почувствовала себя такой маленькой рядом с ним. Вместо ответа я подняла на него страдальческие глаза.
– В следующий раз предупреди, что тебе нельзя пить ВООБЩЕ!
Я истово закивала, отчего уже успокоившийся было вокруг меня мир снова пустился в пляс.
– Что ж с тобой делать… – задумчиво пробормотал Шеф, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. – Тебе заселяться надо, да и вообще у меня дел по горло, как назло…
Он смотрел на меня еще несколько секунд, задумчиво скривив резные губы.
– Чирик, извини, я чисто в лекарственных целях, – наконец сказал он, крепче сжимая мне плечи.
– Чсто в лекарссных це…ях что? – спросила я.
И тут он меня поцеловал.
Ощущение было такое, как будто я оказалась в эпицентре беззвучного взрыва, – все тело содрогнулось, будто сносимое ударной волной.
– Что за?!.. – взревела я, глядя на ухмыляющегося Шефа, и тут вдруг поняла, что совершенно трезва.
То есть вообще. Абсолютно.
Улыбка Шефа вот-вот должна была выбраться за пределы лица.
– Завидую я вам, оборотням, – заявил он, отстраняясь от меня и беря телефонную трубку, – немного повысить уровень тестостерона – и вы трезвы как стеклышко! Потому, кстати, и не пьете почти. Никак не получится свалить какую-нибудь интрижку на пьяную голову!..
Он нажимал какие-то цифры, совершенно не обращая внимания на мой разъяренный вид.
– Подожди, я тебе сейчас машину вызову, тебя отвезут на квартиру – наконец осмотришься.
11,5 – Лирическое отступление
12
Как только мы вышли, я шумно выдохнула и прислонилась к стене.
– Шеф, спасибо вам! А то она… – Не в силах найти подходящего слова, я скорчила гримасу. Видимо, получилось достаточно выразительно, потому что он рассмеялся.
– Не смогла найти общий язык с Лидочкой? Это, увы, часто бывает. Патологически не переносит тех, кто моложе ее.
– Она человек?
– Да, абсолютно. И это еще одна причина ее ненависти ко всем – комплексует.
– Так что ж вы ее не уволите?! – не удержалась я, отлипая от стены.
– Не могу! – Шеф страдальчески свел брови. – Отличный работник, хоть и подлиза!
Я вздохнула: вот так на работе и остаются всякие мымры.
Мы шли вперед по коридору. Впереди была колонна, и Шеф прижал меня к себе, не давая в нее врезаться. Только тут я поняла, что его рука до сих пор покоится на моей талии. Мне стало как-то неудобно. Пока я размышляла, как бы мне так выкрутиться, чтобы не создавать неловкого положения, впереди показалась еще одна колонна. Как будто чтобы не врезаться в нее, я легко вывернулась из объятий Шефа.
– Кстати, Александр Дмитриевич… – начала я, но Шеф меня тут же оборвал:
– Никаких Александров Дмитриевичей! – Он поморщился. – Это не мое настоящее имя, а официальное, для документов. Я уже привык, что близкие друзья зовут меня «Шеф», так что будь добра…
Оказаться в числе близких друзей высочайшего начальства было приятно, но я все же не удержалась от шпильки:
– Очень… корпоративненько!
Он улыбнулся, от чего в уголках глаз пошли мелкие морщинки.
Мы шли вперед, и снующие туда-сюда сотрудники с любопытством на нас поглядывали. Кто со злобой, кто просто с интересом. Но чувствовала я себя под такими хоть и скрытыми, но внимательными взглядами очень неловко.
– Шеф, – наконец сдалась я, – я, пожалуй, вернусь к этой милой женщине и все доделаю. Заодно узнаю, куда она меня заселила. Кстати, а что вы там искали, а то мы как-то…
Он оторвался от своих мыслей и пару мгновений непонимающе на меня смотрел. Потом его глаза приняли осмысленное выражение.
– Ну, во-первых, бумаги еще не готовы, и она все равно принесет их мне на подпись – бюрократия, она везде бюрократия. Даже у нас. А во-вторых, я действительно искал тебя.
Я недоуменно на него покосилась.
– Что, опять где-нибудь запрете и будете мучить?
– Нет, – он улыбнулся, – я просто не могу найти Оскара и подумал, может, ты знаешь…
Я мгновенно помрачнела и уставилась в пол.
– Я тоже понятия не имею, где он, – сказала я как можно безразличнее, – он сдал меня лисичкам и куда-то исчез.
Шеф резко остановился и с легкой печальной полуулыбкой начал меня разглядывать. Как ни старалась я сделать равнодушное лицо, обиды на Оскара, провозившегося со мной столько времени и вдруг бросившего среди бела дня, скрыть не удалось.
– Эге… – Он вздохнул. – А без кофе все же не обойтись. Пошли.
Он подтолкнул меня вперед, и вскоре мы оказались в его кабинете. Я без приглашения плюхнулась в уже закрепившееся за мной угловое кресло. Шеф полез в шкаф за кофе, но, к моему искреннему удивлению, вытащил оттуда приземистый хрустальный графин с янтарной жидкостью.
– Виски, – ответил он на мой немой вопрос и поставил графин на стол.
– Я не пью, – запротестовала я.
– Правильно не пьешь, – поддержал меня Шеф, наполняя два низких бокала льдом и пододвигая один мне, – вам, оборотням, вообще нельзя. Вы потом не можете четко превратиться. Такая умора получается…
Он налил нам шотландского самогона на два пальца.
– …но иначе я ничего не расскажу тебе об Оскаре.
Горло обожгло, и я стала хватать ртом воздух.
– Гадость!
Шеф рассмеялся, отпив из своего бокала:
– Ничего ты не понимаешь в гадости! Вот что мне однажды пришлось пить…
– Вы про Оскара обещали, – бесцеремонно напомнила я ему, видя, что он готов пуститься в воспоминания о своей бурной юности. Интересно, сколько же ему на самом деле лет?
– Оскар… – Шеф вздохнул, поставив бокал на стол, и вытащил трубку. – Оскар – краса и гордость нашего скромного заведения. Причем краса в той же степени, что и гордость, если ты меня понимаешь…
Я кивнула. Ни в том, ни в другом сомнений не возникало.
– Существо он очень занятое, – продолжал Шеф, и я с удивлением отметила, как легко он заменил слово «человек», – на нем фактически половина всей конторы. Да-да, он не только оборотнями занимается. На нем еще вампиры висят, суккубы-инкубы всякие, часть ведьм, что поагрессивнее…
Вампиры. Ведьмы. Мне как-то не приходило в голову, сколько тут всякой нечисти работает кроме нас… Видимо, лицо у меня стало уж очень выразительное, а глаза слишком большие, так как Шеф оборвал себя на полуслове и продолжил:
– Хотя юридически я здесь самый главный начальник, на самом деле всю работу мы с ним делаем вдвоем, – он покрутил кубики льда на дне своего бокала, и они застучали друг о друга с приятным звуком.
Что ж, это объясняет их панибратский стиль общения.
– Он и так угрохал на тебя массу времени…
Мне стало обидно.
– Я же не виновата, что у меня все так медленно происходит! Я, между прочим, и так из кожи вон лезу, стараюсь делать все, что он говорит, и побыстрее, и получше! К тому же я понятия не имела, что он на меня тратит свои выходные!
Кажется, еще чуть-чуть, и я бы разревелась от обиды. Я падала от усталости, а оказалось, что я просто отнимаю его время!
– Нет-нет, – Шеф поспешно спрыгнул со стола, на котором сидел, и опустился передо мной на корточки, придерживаясь руками за подлокотники кресла, – ты тут совершенно ни при чем, и происходит все у тебя довольно быстро! А тратить на тебя свое свободное время – была целиком и полностью его идея!
У меня отлегло от сердца, однако тут же возник новый вопрос:
– Погодите, получается, он обычно столько времени на новеньких не тратит?
Вид человека, который только что понял, что проговорился, очень забавен. Даже если он не человек. Пару секунд Шеф пытался найти способ выкрутиться, но потом сдался:
– Да. Обычно он проводит только общую беседу: смотрит, что перед ним за кадр. Да и то не всегда. Обычно всеми занимается Жанна – есть у нас такая Жанна Дарк, познакомишься еще… Он сам появляется только в сложных случаях, когда без его опыта или силы не обойтись.
Я наклонилась вперед, заглядывая в ярко-голубые глаза своего начальника. На мгновение в них промелькнуло что-то странное и тут же исчезло.
– Тогда почему он провел со мной столько времени? И не выкручивайтесь – я знаю, что вы в курсе!
Шеф посмотрел на меня так неожиданно грустно, что мой напор показался мне вдруг грубым и неуместным. Я замерла, пораженная своей внезапной неловкостью, а он так и сидел рядом, не сводя с меня печального взгляда.
– Черна, – наконец сказал он, и голос его был совсем тихим, – я действительно это знаю. И мне очень жаль, что я дал это тебе понять. Потому что это не моя тайна. Одно могу сказать тебе точно: никакой романтики здесь нет.
У меня внутри что-то оборвалось и полетело куда-то вниз. Дура… Дура!
– Однако, – продолжал он, не сводя с меня внимательного взгляда, – большинство наших сотрудников именно так и думает. Отсюда взгляды завистливые и злые. Те, что немного умнее, замечают, что много времени с тобой проводит не только он, но и я. Отсюда взгляды любопытные и недоуменные. Крепись, ты попала в переплет… Прости, мы не хотели, чтобы так вышло.
Я слушала его вполуха. В голове так и билось «никакой романтики здесь нет». На что я надеялась, бесцветная дура! После того как они вдвоем спасли меня тогда от шайки бандитов, мне показалось, что что-то изменилось, но нет! Я просто давно не смотрела в зеркало, вот и забыла, насколько ничтожна! А ведь за Оскаром бегает пол-Института, включая суккуба! На что уж тут мне надеяться?!
– Его заинтересовал просто мой случай, да? – выдавила я, стараясь не пустить слезы из горла к глазам. Голос прозвучал глухо.
Шеф грустно улыбнулся и отвел взгляд:
– Можно и так сказать.
– Спасибо, что объяснили, – я залпом выпила оставшийся виски.
Повисла неудобная тишина. Я уже собиралась резко встать и уйти, несмотря на то что алкоголь мгновенно ударил в голову, и она теперь существовала отдельно от меня, но тут дверь открылась.
– Александр Дмитриевич, я принесла документы…
На пороге стояла стерва из заселения. Увидев Шефа, сидящего у моих колен, она осеклась и стала оторопело переводить взгляд с него на меня.
– П-простите, я, кажется, не вовремя, – пролепетала она багровея, – я потом зайду…
– Нет-нет, Лидия Григорьевна, – Шеф молниеносно вскочил на ноги, и я невольно отметила нечеловеческую грацию его движений, – у нас тут был деловой разговор.
– Д-да, конечно… Документы… – Стерва, не сводя с нас пораженного взгляда, потянулась вперед, пытаясь положить документы на стол. Но наткнулась на пальму и, ойкнув, уронила листы на пол. Шеф тут же наклонился их собрать. Я решила, что, если встану и всем помогу, ощущение взаимной неловкости пройдет.
Я храбро качнулась из кресла вперед, стараясь вырваться из его мягких объятий, что мне и на трезвую голову с трудом удавалось, но рывок вышел сильнее, чем надо, и я начала в полный рост падать на пол. Услышав мое сдавленное «ой…», Шеф мгновенно отвернулся от бумаг, распрямился, подхватил меня одной рукой и поставил на ноги, придерживая за плечи. И все это за одну секунду. Нет, ну как я все-таки люблю нелюдей!
Стерва так и сидела на корточках, в одной руке держа собранные документы, а во второй как раз зажав очередной листок. Она так и замерла, не донеся его до стопки, и смотрела на нас очень большими и очень удивленными глазами.
Мой желудок сделал кульбит, перед глазами все поплыло. Лидия наконец сложила все на стол, расправила и без того идеальную юбку и направилась к выходу.
– Александр Дмитриевич, – обратилась она к Шефу подчеркнуто спокойным тоном, – не забудьте подписать. Я зайду позже.
– Ага, – откликнулся Шеф, не оборачиваясь. Он пристально смотрел на меня, пытаясь понять, в каком я состоянии.
Дверь за ней закрылась.
– Чирик, ты как? – Он все еще держал меня за плечи, озадаченно сведя брови.
Я вдруг почувствовала себя такой маленькой рядом с ним. Вместо ответа я подняла на него страдальческие глаза.
– В следующий раз предупреди, что тебе нельзя пить ВООБЩЕ!
Я истово закивала, отчего уже успокоившийся было вокруг меня мир снова пустился в пляс.
– Что ж с тобой делать… – задумчиво пробормотал Шеф, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. – Тебе заселяться надо, да и вообще у меня дел по горло, как назло…
Он смотрел на меня еще несколько секунд, задумчиво скривив резные губы.
– Чирик, извини, я чисто в лекарственных целях, – наконец сказал он, крепче сжимая мне плечи.
– Чсто в лекарссных це…ях что? – спросила я.
И тут он меня поцеловал.
Ощущение было такое, как будто я оказалась в эпицентре беззвучного взрыва, – все тело содрогнулось, будто сносимое ударной волной.
– Что за?!.. – взревела я, глядя на ухмыляющегося Шефа, и тут вдруг поняла, что совершенно трезва.
То есть вообще. Абсолютно.
Улыбка Шефа вот-вот должна была выбраться за пределы лица.
– Завидую я вам, оборотням, – заявил он, отстраняясь от меня и беря телефонную трубку, – немного повысить уровень тестостерона – и вы трезвы как стеклышко! Потому, кстати, и не пьете почти. Никак не получится свалить какую-нибудь интрижку на пьяную голову!..
Он нажимал какие-то цифры, совершенно не обращая внимания на мой разъяренный вид.
– Подожди, я тебе сейчас машину вызову, тебя отвезут на квартиру – наконец осмотришься.
11,5 – Лирическое отступление
Не могу сказать, что я никогда не хотела иметь парня. Кто не мечтает о прекрасном принце, посмотрев «Кейт и Лео»?! Я не была исключением. Все мои сверстницы уже обзавелись бойфрендами, и только я все морщила нос. Мне говорили, что я сошла с ума, что у меня требования как у королевы и что таких не бывает. Что надо снизить планку и ждать не Геральта из Ривии, а Васю из соседнего подъезда. Потому что Геральт в книжке, а Вася – в прихожей. С цветами.
Однако со временем выяснялось, что Геральт – рыцарь без страха и упрека, а Вася напивается в стельку со второй бутылки пива, путает «Касабланку» и «косынку» и считает, что два часа знакомства и потраченные на меня сто пятьдесят три рубля – абонемент на мою постель. После такого я с чистой совестью возвращалась к своим идеальным мужчинам: Росомахе, князю Олбанскому, Нео, Тони Старку, наконец… Годы шли, список все расширялся, а окружающие меня мужчины все больше и больше отставали от моих идеалов. Это были такие же, как я, молодые люди с кучей комплексов, возраст которых обязывал их потерять невинность или хотя бы научиться целоваться. Один взгляд на них мгновенно порождал чувство легкой тошноты. Вот стоит какой-нибудь Петя в футболке с надписью на английском, которую он сам прочитать не в состоянии, а мое воображение ставит рядом капитана Джека Воробья… Прощай, Петя, я пошла пересматривать «Пиратов…».
Я не была гордячкой. И оптимисткой тоже не была. Зеркало никогда мне не врало. Я знала, что, случись мне встретить кого-нибудь из моих идеальных героев в жизни, они бы даже не оглянулись. Рядом с ними были сильные, красивые женщины, которые могли обратить на себя внимание, просто войдя в комнату. Когда я куда-то входила, меня разве что просили прикрыть за собой дверь, чтобы не было сквозняка. Пустыми надеждами я тоже не страдала. Надо уметь довольствоваться тем, что есть: возможность просто смотреть на красивейших мужчин планеты – уже счастье. Вот они, всегда тут, под рукой – в стопке DVD.
А потом я просто встретила его на лестнице родного техникума. Как оказалось, он не учился у нас, а пришел встретить свою девушку. Она училась на моем курсе – высокая красивая блондинка модельной внешности. Я вообще не понимала, что она делает у нас, грешных. Входя на занятие, преподаватели невольно забывали, зачем пришли, зачарованные ее ослепительной неуместностью. Она так разительно выделялась среди нас, что нам было как-то неудобно за самих себя. Видимо, преподавателям было тоже неудобно, потому что они стремительно ставили ей отличную оценку и отпускали.
И вот у этой красавицы был Он. Высокий, с черными волосами, собранными во вьющийся «конский хвост», и с бакенбардами. Он одевался всегда чуть необычно. Достаточно, чтобы выделиться на общем фоне, однако не достаточно, чтобы вызвать усмешки или порицания, – ровно на столько, на сколько надо. Они были идеальной парой. Затасканное сравнение «ангел и демон» само приходило на ум, но рядом с ними оно обретало новую жизнь и переставало быть пошлым.
Его звали Марк. И его можно было ставить в один ряд с моими героями. Они даже как-то терялись – ведь они были в книге, а он тут. Проблема была только в том, что рядом с ним была она – Лилия. Вот такая удивительная пара ходила по нашей грешной земле, по моему городу. Рядом со мной. Каждый день рядом. Они меня просто не замечали. Но я не обижалась, я понимала. Каждое утро в зеркале я видела разницу. Кто-то завидовал, а я слепо восхищалась. И любила. Издали, иногда – чуть ближе, когда он ждал ее у входа в техникум. Слепо, истово, глупо, безнадежно и совершенно трезво.
Однажды я решила прогулять пару и вышла раньше обычного. Я услышала, как они ссорятся, как кричат друг на друга. Мне это показалось диким – такие прекрасные создания не могут вести себя так. Я замерла, спрятавшись за перилами. Разобрать, что они кричат друг другу, было невозможно, только голоса становились все громче, а интонации – все жестче. Наконец я услышала звук пощечины и стук ее каблуков.
Какое-то время было тихо. Я боялась дышать и даже моргать. Я боялась, что он поймет, что я подслушивала. Как могла неслышно, я опустилась на ступени и судорожно закурила.
– Угостишь?
Он стоял надо мной, заслоняя солнце. Я подняла голову. Только черный силуэт на фоне бирюзового неба и голос, который я не забуду никогда.
– К-конечно, – я протянула ему пачку.
Мы сидели на ступенях и молчали. От него ощутимо несло вином, хотя прежде такого не случалось. Он курил, невидяще смотря куда-то вперед, а я откровенно любовалась им. Так же, как и весь остальной техникум, будь он на моем месте: Марка любили все. И вдруг он заговорил. Он говорил долго и сбивчиво, явно не думая, что его кто-то слушает. Он говорил не для того, чтобы его кто-то услышал вообще, а просто чтобы слова перестали жечь изнутри. Оказалось, что это не первая ссора. Оказалось, что он хочет на ней жениться, а она хочет свободы. Оказалось много всего, что спустило ангела, которым она была, на землю.
Я зачарованно слушала его. Мне было все равно, что он говорит, – лишь бы слышать звук его голоса. Я не встревала, только иногда кивала и протягивала ему быстро пустеющую пачку, когда он докуривал сигарету и пытался затянуться фильтром. А потом он повернулся ко мне, безучастно окинул меня равнодушным взглядом, обнял за шею и поцеловал. Встал и ушел.
А я еще долго сидела на ступенях, оторопело трогая пальцами свои губы, которые еще хранили сладковато-горький запах его дыхания. Я никогда не забуду этот запах и этот голос. И этот день.
А потом они все-таки поженились.
Не знаю, как мне удалось доучиться рядом с ней. Видеть ее каждый день и знать, что он также целует ее – только любя. Искренне и сильно. Мне хотелось убить ее за то, что она не ценит его. Не ценит то сокровище, которым так легко обладала. Но я улыбалась, здоровалась и, как и все, передавала приветы.
На выпускной я не пошла. Потому что знала, что он там будет. И знала, что не смогу видеть их вдвоем – и молчать. Я просто не смогу.
Дни летели за днями, я становилась старше, мои идеалы менялись, а воспоминания блекли, и только этот день оставался ярок и четок, будто все случилось вчера. Сегодня. Полчаса назад. Иногда я подходила к зеркалу и рассматривала себя. Неужели это была я? Пусть на одно мгновение, пусть не по-настоящему, но это была я. Там. Другая я, та, которая могла вызвать…
Я отворачивалась от зеркала. Этого не могло случиться со мной. Такого просто не бывает.
Мои герои, спасавшие меня столько лет, перестали быть идеальными. Они вообще перестали для меня быть. Был только он – в плаще до полу, в черной рубашке. Я читала про ведьмака-альбиноса, а видела его. Везде и всегда. В каждой мужской фигуре, в чьей-то мимолетной улыбке…
Шли годы. Дышать становилось легче. Сначала понемногу, потом все больше и больше. И однажды я поняла, что могу вспомнить его – и не задохнуться, а жить дальше.
Я старалась жить в полном смысле слова. Тогда я узнала, что напиваюсь не до счастливого забытья, о котором рассказывали подружки, а до рвоты, о которой никто не предупреждал. Что мужчина может быть отвратителен, когда он нелюбим, а когда пьян – так еще и бесполезен. И что даже нелюбимый мужчина может быть приятен. Я познавала жизнь шаг за шагом, стараясь новыми ощущениями выбить из головы старые, и они постепенно теряли цвет.
Но только не звук. И только не запах.
Я старалась не вспоминать – и образы блекли. Я вернулась к своим идеальным мужчинам – и они снова приняли меня, такие же прекрасные, как раньше. Теперь я заново училась их любить, и голова моя снова наполнялась мечтами о Нео, Алексе Роу и мистере Старке. Я начала жить, и жизнь эта хоть и не была интересна и весела, но больше не причиняла мне боли.
А потом я пошла на работу, а очнулась в больнице. И рядом со мной сидел самый удивительный и самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Я вздохнула и записала его в раздел героев – существ прекрасных, но недостижимых. А он оказался рядом. Он был со мной почти все время, что я не спала. Он учил меня, оберегал и наставлял. Поил кофе, стыдил, учил драться и спасал… Я так отчаянно старалась уцепиться за свою новую жизнь и не потерять голову, что перестала понимать, что со мной происходит. А когда поняла, почему так слежу за каждым его движением, почему так остро реагирую на его безразличие или раздражение, было уже поздно. Впервые за семь лет я снова могла чувствовать и была в этих чувствах беззащитна и уязвима. Я снова любила. Бессмысленно, безразлично. Безответно.
Я настолько привыкла, что он есть в моем новом мире, что мне даже в голову не приходило, что его там может не быть, просто не оказаться. Я настолько к нему привыкла, что без него стало невозможно дышать.
«Никакой романтики здесь нет».
Что ж, я уже проходила этот путь. Через пять лет мне должно стать легче.
Раз…
Однако со временем выяснялось, что Геральт – рыцарь без страха и упрека, а Вася напивается в стельку со второй бутылки пива, путает «Касабланку» и «косынку» и считает, что два часа знакомства и потраченные на меня сто пятьдесят три рубля – абонемент на мою постель. После такого я с чистой совестью возвращалась к своим идеальным мужчинам: Росомахе, князю Олбанскому, Нео, Тони Старку, наконец… Годы шли, список все расширялся, а окружающие меня мужчины все больше и больше отставали от моих идеалов. Это были такие же, как я, молодые люди с кучей комплексов, возраст которых обязывал их потерять невинность или хотя бы научиться целоваться. Один взгляд на них мгновенно порождал чувство легкой тошноты. Вот стоит какой-нибудь Петя в футболке с надписью на английском, которую он сам прочитать не в состоянии, а мое воображение ставит рядом капитана Джека Воробья… Прощай, Петя, я пошла пересматривать «Пиратов…».
Я не была гордячкой. И оптимисткой тоже не была. Зеркало никогда мне не врало. Я знала, что, случись мне встретить кого-нибудь из моих идеальных героев в жизни, они бы даже не оглянулись. Рядом с ними были сильные, красивые женщины, которые могли обратить на себя внимание, просто войдя в комнату. Когда я куда-то входила, меня разве что просили прикрыть за собой дверь, чтобы не было сквозняка. Пустыми надеждами я тоже не страдала. Надо уметь довольствоваться тем, что есть: возможность просто смотреть на красивейших мужчин планеты – уже счастье. Вот они, всегда тут, под рукой – в стопке DVD.
А потом я просто встретила его на лестнице родного техникума. Как оказалось, он не учился у нас, а пришел встретить свою девушку. Она училась на моем курсе – высокая красивая блондинка модельной внешности. Я вообще не понимала, что она делает у нас, грешных. Входя на занятие, преподаватели невольно забывали, зачем пришли, зачарованные ее ослепительной неуместностью. Она так разительно выделялась среди нас, что нам было как-то неудобно за самих себя. Видимо, преподавателям было тоже неудобно, потому что они стремительно ставили ей отличную оценку и отпускали.
И вот у этой красавицы был Он. Высокий, с черными волосами, собранными во вьющийся «конский хвост», и с бакенбардами. Он одевался всегда чуть необычно. Достаточно, чтобы выделиться на общем фоне, однако не достаточно, чтобы вызвать усмешки или порицания, – ровно на столько, на сколько надо. Они были идеальной парой. Затасканное сравнение «ангел и демон» само приходило на ум, но рядом с ними оно обретало новую жизнь и переставало быть пошлым.
Его звали Марк. И его можно было ставить в один ряд с моими героями. Они даже как-то терялись – ведь они были в книге, а он тут. Проблема была только в том, что рядом с ним была она – Лилия. Вот такая удивительная пара ходила по нашей грешной земле, по моему городу. Рядом со мной. Каждый день рядом. Они меня просто не замечали. Но я не обижалась, я понимала. Каждое утро в зеркале я видела разницу. Кто-то завидовал, а я слепо восхищалась. И любила. Издали, иногда – чуть ближе, когда он ждал ее у входа в техникум. Слепо, истово, глупо, безнадежно и совершенно трезво.
Однажды я решила прогулять пару и вышла раньше обычного. Я услышала, как они ссорятся, как кричат друг на друга. Мне это показалось диким – такие прекрасные создания не могут вести себя так. Я замерла, спрятавшись за перилами. Разобрать, что они кричат друг другу, было невозможно, только голоса становились все громче, а интонации – все жестче. Наконец я услышала звук пощечины и стук ее каблуков.
Какое-то время было тихо. Я боялась дышать и даже моргать. Я боялась, что он поймет, что я подслушивала. Как могла неслышно, я опустилась на ступени и судорожно закурила.
– Угостишь?
Он стоял надо мной, заслоняя солнце. Я подняла голову. Только черный силуэт на фоне бирюзового неба и голос, который я не забуду никогда.
– К-конечно, – я протянула ему пачку.
Мы сидели на ступенях и молчали. От него ощутимо несло вином, хотя прежде такого не случалось. Он курил, невидяще смотря куда-то вперед, а я откровенно любовалась им. Так же, как и весь остальной техникум, будь он на моем месте: Марка любили все. И вдруг он заговорил. Он говорил долго и сбивчиво, явно не думая, что его кто-то слушает. Он говорил не для того, чтобы его кто-то услышал вообще, а просто чтобы слова перестали жечь изнутри. Оказалось, что это не первая ссора. Оказалось, что он хочет на ней жениться, а она хочет свободы. Оказалось много всего, что спустило ангела, которым она была, на землю.
Я зачарованно слушала его. Мне было все равно, что он говорит, – лишь бы слышать звук его голоса. Я не встревала, только иногда кивала и протягивала ему быстро пустеющую пачку, когда он докуривал сигарету и пытался затянуться фильтром. А потом он повернулся ко мне, безучастно окинул меня равнодушным взглядом, обнял за шею и поцеловал. Встал и ушел.
А я еще долго сидела на ступенях, оторопело трогая пальцами свои губы, которые еще хранили сладковато-горький запах его дыхания. Я никогда не забуду этот запах и этот голос. И этот день.
А потом они все-таки поженились.
Не знаю, как мне удалось доучиться рядом с ней. Видеть ее каждый день и знать, что он также целует ее – только любя. Искренне и сильно. Мне хотелось убить ее за то, что она не ценит его. Не ценит то сокровище, которым так легко обладала. Но я улыбалась, здоровалась и, как и все, передавала приветы.
На выпускной я не пошла. Потому что знала, что он там будет. И знала, что не смогу видеть их вдвоем – и молчать. Я просто не смогу.
Дни летели за днями, я становилась старше, мои идеалы менялись, а воспоминания блекли, и только этот день оставался ярок и четок, будто все случилось вчера. Сегодня. Полчаса назад. Иногда я подходила к зеркалу и рассматривала себя. Неужели это была я? Пусть на одно мгновение, пусть не по-настоящему, но это была я. Там. Другая я, та, которая могла вызвать…
Я отворачивалась от зеркала. Этого не могло случиться со мной. Такого просто не бывает.
Мои герои, спасавшие меня столько лет, перестали быть идеальными. Они вообще перестали для меня быть. Был только он – в плаще до полу, в черной рубашке. Я читала про ведьмака-альбиноса, а видела его. Везде и всегда. В каждой мужской фигуре, в чьей-то мимолетной улыбке…
Шли годы. Дышать становилось легче. Сначала понемногу, потом все больше и больше. И однажды я поняла, что могу вспомнить его – и не задохнуться, а жить дальше.
Я старалась жить в полном смысле слова. Тогда я узнала, что напиваюсь не до счастливого забытья, о котором рассказывали подружки, а до рвоты, о которой никто не предупреждал. Что мужчина может быть отвратителен, когда он нелюбим, а когда пьян – так еще и бесполезен. И что даже нелюбимый мужчина может быть приятен. Я познавала жизнь шаг за шагом, стараясь новыми ощущениями выбить из головы старые, и они постепенно теряли цвет.
Но только не звук. И только не запах.
Я старалась не вспоминать – и образы блекли. Я вернулась к своим идеальным мужчинам – и они снова приняли меня, такие же прекрасные, как раньше. Теперь я заново училась их любить, и голова моя снова наполнялась мечтами о Нео, Алексе Роу и мистере Старке. Я начала жить, и жизнь эта хоть и не была интересна и весела, но больше не причиняла мне боли.
А потом я пошла на работу, а очнулась в больнице. И рядом со мной сидел самый удивительный и самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Я вздохнула и записала его в раздел героев – существ прекрасных, но недостижимых. А он оказался рядом. Он был со мной почти все время, что я не спала. Он учил меня, оберегал и наставлял. Поил кофе, стыдил, учил драться и спасал… Я так отчаянно старалась уцепиться за свою новую жизнь и не потерять голову, что перестала понимать, что со мной происходит. А когда поняла, почему так слежу за каждым его движением, почему так остро реагирую на его безразличие или раздражение, было уже поздно. Впервые за семь лет я снова могла чувствовать и была в этих чувствах беззащитна и уязвима. Я снова любила. Бессмысленно, безразлично. Безответно.
Я настолько привыкла, что он есть в моем новом мире, что мне даже в голову не приходило, что его там может не быть, просто не оказаться. Я настолько к нему привыкла, что без него стало невозможно дышать.
«Никакой романтики здесь нет».
Что ж, я уже проходила этот путь. Через пять лет мне должно стать легче.
Раз…
12
Наверное, я очень смешно смотрелась. Обтрепанная девушка со спутанными, давно не видевшими расчески волосами, садящаяся в шикарный черный «мерседес» с водителем. Наверное, и правда пора было уже привести себя в порядок, а то позорю родной Институт.
Я захлопнула за собой дверцу и погрузилась в расслабляющую тишину. Шум машин был где-то там, в другом мире, вместе с другими проблемами. Я прикрыла глаза и растеклась по серому бархатному сиденью.
– Поехали? – спросил меня водитель. Что он был за человек (и человек ли?), разобрать я не могла. Стриженные под машинку светлые волосы, на лице – темные очки. Он даже не обернулся, когда заговорил со мной, и я поняла, что общается он через зеркало заднего вида.
– Если вы знаете куда – то поехали. Потому что я не в курсе.
Затылок кивнул, и машина мягко тронулась с места.
За тонированными окнами мелькали дома и торопились куда-то забавно медленные люди. Был август, и томительная питерская жара плавила все вокруг. Я успевала различить пунцовые лица мужчин в костюмах и веселую молодежь в шортах и подвернутых футболках.
Мы ехали быстро, и мне стало интересно, куда же он меня завезет – Невский не настолько длинный. Я соскребла себя с сиденья и усадила прямо, пытаясь разглядеть дорогу через лобовое стекло. Места я опознала. А еще – небольшой флажок, бьющийся на капоте. Если бы не Затылок, я бы все же высказала свое удивление в той форме, которая вертелась на языке.
– Любезнейший, разрешите полюбопытствовать, мне мнится или и правда у нас на капоте флаг нашей необъятной родины? – В плохом настроении я начинала изъясняться безумно выспренно.
– Вы совершенно правы, мадемуазель, – Затылок подхватил установленный мной тон. Кажется, я раздражала его примерно так же, как он меня. – У нас на капоте можно наблюдать один из символов государства. Наша дорогая организация пользуется особыми привилегиями, так же как и ее транспорт, сотрудники и вообще все, что с ней связано.
Я присвистнула и упала обратно назад. Однако. Мне казалось, что я уже осознала масштабы НИИДа, но, похоже, впереди еще было много всего интересного.
Наконец машина затормозила, Затылок вышел и галантно открыл дверь. Да, с лица он выглядел примерно так же, как и со спины: захочешь – не узнаешь из десяти таких же. Я подняла голову, приставив руку к глазам «козырьком». Передо мной был старинный пятиэтажный дом в розовых тонах с лепниной, балконами и всем прочим. У резных дверей стоял швейцар, милый седой дядечка, который тут же бросился мне навстречу.
– Мадемуазель Черненко? – поинтересовался он, расплываясь в искренней улыбке.
– Угу, – я ошалело продолжала таращиться на дом. Могу биться об заклад, да хоть собственную голову поставить – нет на Невском такого дома! Ну нет – и все!
– Мы предупреждены о вашем появлении, – продолжал дедуля, распахнув передо мной дверь, – и очень рады видеть вас среди наших жильцов.
– Спасибо, – я улыбнулась – так искренне он говорил. За спиной прошуршали шины возвращающейся в офис машины.
Я прошла внутрь, где меня тут же подхватил другой мужчина: полный, в темно-малиновом, совершенно диком костюме с ярко-алым галстуком. Объемная лысина, окаймленная мелко вьющимися темными волосами. Он вызывал расположение с первого взгляда, несмотря на свой нелепый наряд. Он излучал готовность костьми лечь за благополучие жильцов.
– Мадемуазель Черненко, – произнес он, улыбаясь, – меня зовут Ипполит Анатольевич, я управляющий. Вся компания в лице меня безумно рада вас видеть! Александр Дмитриевич предупредил о вашем приезде, но, к сожалению, мы не все успели подготовить…
– Ничего страшного, я подожду, – я улыбнулась в ответ, – Шеф у нас человек внезапный, так что вы тут ни при чем.
– Прошу, располагайтесь, – Ипполит подвел меня к глубокому бордовому креслу со столиком и усадил. – Мадемуазель пожелает кофе? Или, может быть, чай?
Я по привычке попросила кофе и предложила ему присоединиться. Пообещав лучший кофе с молоком в Питере, управляющий унесся куда-то воодушевленным аллюром. Я огляделась. Просторный холл, в глубине – стойка администратора, как в отелях, по бокам от него – два лифта, замаскированные ажурными позолоченными решетками. Там и тут – цветы и пальмы, среди которых прятались такие же, как у меня, кресла и низкие коричневые столики. Рядом со входом, справа и слева, журчали в стеклянных цилиндрах искусственные водопады. Сновали туда-сюда аккуратные женщины в изумрудной униформе, откровенно напоминавшие горничных.
Тут подоспел Ипполит с серебряным сервизом.
– Прошу, – он поставил передо мной поднос и самолично разлил кофе.
– У меня такое чувство, что это не дом, а отель, – поделилась я своими наблюдениями, следя, как ловко он вливает кофе в молоко. Ипполит кивнул:
Я захлопнула за собой дверцу и погрузилась в расслабляющую тишину. Шум машин был где-то там, в другом мире, вместе с другими проблемами. Я прикрыла глаза и растеклась по серому бархатному сиденью.
– Поехали? – спросил меня водитель. Что он был за человек (и человек ли?), разобрать я не могла. Стриженные под машинку светлые волосы, на лице – темные очки. Он даже не обернулся, когда заговорил со мной, и я поняла, что общается он через зеркало заднего вида.
– Если вы знаете куда – то поехали. Потому что я не в курсе.
Затылок кивнул, и машина мягко тронулась с места.
За тонированными окнами мелькали дома и торопились куда-то забавно медленные люди. Был август, и томительная питерская жара плавила все вокруг. Я успевала различить пунцовые лица мужчин в костюмах и веселую молодежь в шортах и подвернутых футболках.
Мы ехали быстро, и мне стало интересно, куда же он меня завезет – Невский не настолько длинный. Я соскребла себя с сиденья и усадила прямо, пытаясь разглядеть дорогу через лобовое стекло. Места я опознала. А еще – небольшой флажок, бьющийся на капоте. Если бы не Затылок, я бы все же высказала свое удивление в той форме, которая вертелась на языке.
– Любезнейший, разрешите полюбопытствовать, мне мнится или и правда у нас на капоте флаг нашей необъятной родины? – В плохом настроении я начинала изъясняться безумно выспренно.
– Вы совершенно правы, мадемуазель, – Затылок подхватил установленный мной тон. Кажется, я раздражала его примерно так же, как он меня. – У нас на капоте можно наблюдать один из символов государства. Наша дорогая организация пользуется особыми привилегиями, так же как и ее транспорт, сотрудники и вообще все, что с ней связано.
Я присвистнула и упала обратно назад. Однако. Мне казалось, что я уже осознала масштабы НИИДа, но, похоже, впереди еще было много всего интересного.
Наконец машина затормозила, Затылок вышел и галантно открыл дверь. Да, с лица он выглядел примерно так же, как и со спины: захочешь – не узнаешь из десяти таких же. Я подняла голову, приставив руку к глазам «козырьком». Передо мной был старинный пятиэтажный дом в розовых тонах с лепниной, балконами и всем прочим. У резных дверей стоял швейцар, милый седой дядечка, который тут же бросился мне навстречу.
– Мадемуазель Черненко? – поинтересовался он, расплываясь в искренней улыбке.
– Угу, – я ошалело продолжала таращиться на дом. Могу биться об заклад, да хоть собственную голову поставить – нет на Невском такого дома! Ну нет – и все!
– Мы предупреждены о вашем появлении, – продолжал дедуля, распахнув передо мной дверь, – и очень рады видеть вас среди наших жильцов.
– Спасибо, – я улыбнулась – так искренне он говорил. За спиной прошуршали шины возвращающейся в офис машины.
Я прошла внутрь, где меня тут же подхватил другой мужчина: полный, в темно-малиновом, совершенно диком костюме с ярко-алым галстуком. Объемная лысина, окаймленная мелко вьющимися темными волосами. Он вызывал расположение с первого взгляда, несмотря на свой нелепый наряд. Он излучал готовность костьми лечь за благополучие жильцов.
– Мадемуазель Черненко, – произнес он, улыбаясь, – меня зовут Ипполит Анатольевич, я управляющий. Вся компания в лице меня безумно рада вас видеть! Александр Дмитриевич предупредил о вашем приезде, но, к сожалению, мы не все успели подготовить…
– Ничего страшного, я подожду, – я улыбнулась в ответ, – Шеф у нас человек внезапный, так что вы тут ни при чем.
– Прошу, располагайтесь, – Ипполит подвел меня к глубокому бордовому креслу со столиком и усадил. – Мадемуазель пожелает кофе? Или, может быть, чай?
Я по привычке попросила кофе и предложила ему присоединиться. Пообещав лучший кофе с молоком в Питере, управляющий унесся куда-то воодушевленным аллюром. Я огляделась. Просторный холл, в глубине – стойка администратора, как в отелях, по бокам от него – два лифта, замаскированные ажурными позолоченными решетками. Там и тут – цветы и пальмы, среди которых прятались такие же, как у меня, кресла и низкие коричневые столики. Рядом со входом, справа и слева, журчали в стеклянных цилиндрах искусственные водопады. Сновали туда-сюда аккуратные женщины в изумрудной униформе, откровенно напоминавшие горничных.
Тут подоспел Ипполит с серебряным сервизом.
– Прошу, – он поставил передо мной поднос и самолично разлил кофе.
– У меня такое чувство, что это не дом, а отель, – поделилась я своими наблюдениями, следя, как ловко он вливает кофе в молоко. Ипполит кивнул: