Страница:
— Луис, я тревожусь по поводу Этти. Вы не могли бы добиться ее перевода в тюремный госпиталь?
— Никто не идет мне навстречу. И не пойдет до тех пор, пока не будет схвачен поджигатель.
Пеллэм похлопал по бумажнику.
— У меня нет связей в управлении исправительных учреждений. Если я и смогу что-нибудь сделать, все будет по старинке. Повторное ходатайство. Предоставление новых оснований.
— Вы сможете это осуществить?
— Не думаю, что дело выгорит, и все же попробовать надо.
Бейли не отрывал взгляда от большой стайки голубей, шумно суетящихся вокруг недоеденной булочки, которую бросил на асфальт прохожий.
— Говорите начистоту, — наконец сказал адвокат.
Пеллэм вопросительно поднял брови.
— Ситуация с залогом выбила вас из колеи, так? Вы очень расстроились.
— Я не хочу, чтобы Этти оставалась в тюрьме, — сказал Пеллэм.
— Я тоже не хочу, но это еще не конец света. — Помолчав, Бейли спросил: — А все-таки в чем дело?
— Что?
— Пеллэм, я спрашиваю, что вы тут делаете, — объяснил Бейли.
— Невиновный человек сидит в тюрьме.
— То же самое можно сказать приблизительно процентов про двадцать тех, кто находится там, — заметил Бейли, кивая в сторону центра предварительного содержания под стражей. — Это старо как мир. Почему вы вздумали разыгрывать из себя частного детектива, какая ваша корысть во всем этом?
Пеллэм окинул взглядом оживленную Центральную улицу. Суд, административные здания… Правосудие в работе. Почему-то Пеллэму пришел на ум муравейник. Наконец он сказал:
— Если Этти отправится за решетку, мой фильм окажется никому не нужен. Три месяца работы коту под хвост. И я потеряю на этом тысяч тридцать — сорок.
Адвокат кивнул. Пеллэм решил, что эти меркантильные интересы вряд ли придутся по душе Бейли, искушенному мастеру смазывать нужные шестеренки, но при этом искреннему другу Этти. Однако в настоящий момент Пеллэм намеревался ограничиться лишь этим.
Помолчав, Бейли сказал:
— Я начну работать над тем, чтобы добиться перевода в тюремную больницу. Не хотите заглянуть ко мне в контору?
— Не могу. Меня ждет еще одна встреча. Тоже по нашему делу.
— С кем же?
— С самым плохим человеком в Нью-Йорке.
Семь человек молча разглядывали его.
Футболки, запыленные табачным пеплом. Длинные волосы, темные от грязи и пота. Черные дужки под давно не стриженными ногтями. Пеллэму вспомнилось словечко из его юности, словечко, которое употреблялось для описания любителей черных кожаных курток в школе имени Уолта Уитмена в Симмонсе, штат Нью-Йорк: «кочегары».
На коленях у одного из парней сидела молоденькая девушка. У парня было вытянутое скуластое лицо и узловатые руки. Он похлопал девушку по упругой попке, и та, состроив гримасу, с сожалением соскочила на пол. Схватив сумочку, она быстро ускользнула прочь.
Пеллэм по очереди посмотрел на всех семерых, задерживая на каждом взгляд. Все семеро тоже продолжали таращиться на него, но только у одного из них — довольно щуплого, кучерявого, чем-то напоминающего обезьяну, — во взгляде светилось хоть что-то похожее на ум и рассудительность.
Пеллэм уже решил не притворяться и ничего не заказывать в баре. Он понимал, что существует только один способ добиться результата.
Он спросил парня с вытянутым лицом:
— Это ты Джимми Коркоран?
Парень мог бы ответить все что угодно, однако его вопрос явился для Пеллэма полной неожиданностью:
— Ты ирландец?
По правде говоря, в нем действительно текла ирландская кровь, со стороны отца. Но как Коркоран смог это определить? Пеллэм был уверен, что материнская сторона прослеживается в нем значительно сильнее: помесь рас, ведущая свою родословную — по крайней мере, так гласило семейное предание, — от Дикого Билли Хикока, знаменитого охотника и драчуна, ставшего впоследствии федеральным маршалом. Тут были намешаны и голландская, и английская кровь, а также кровь индейцев-арапахо и сиу.
— Есть немного, — подтвердил Пеллэм.
— Точно. Я сразу приметил.
— Я хочу поговорить с тобой.
На столе стояли семь грязных стаканов и лес высоких пивных бутылок, слишком густой, чтобы пересчитать.
Кивнув, Коркоран указал на пустой стол в углу зала.
Пеллэм взглянул на бармена, человека, обладавшего редкой способностью смотреть сразу на весь зал и при этом не замечать в нем никого конкретно.
— Ты не фараон, — сказал Коркоран, усаживаясь за столик. Это был не вопрос. — Я сразу понял. У меня это все равно что шестое чувство.
— Да, я не из полиции.
— «Буши»! — крикнул Коркоран.
Тотчас же принесли бутылку виски «Бушмиллер» и два стакана. В противоположном конце зала шесть здоровенных лапищ потянулись к бутылкам пива, и шесть голосов возобновили оживленный разговор, в котором Пеллэм не мог разобрать ни слова. Коркоран наполнил стаканы. Они с Пеллэмом чокнулись — глухой стук — и выпили виски.
— Значит, ты тот самый человек из Голливуда. Киношник.
Разумеется, слухи дошли и сюда.
Усмехнувшись, Коркоран выпил второй стакан виски и хлопнул чудовищно огромными лапищами по столу, оттопырив мизинцы и большие пальцы, словно выстукивая затейливый ритм на ирландском бубне.
— Так, значит, откуда ты? — спросил он.
— Из Ист-Вилледжа. Я…
— Откуда в Ирландии?
— Я родился в Штатах, — сказал Пеллэм. — А мой отец родом из Дублина.
Коркоран резко оборвал дробь по столу. Деланно нахмурился.
— А я из Лондондерри. Знаешь, кем это нас делает?
— Заклятыми врагами. Но раз ты знаешь, кто я такой, ты также знаешь, что мне нужно.
— Значит, заклятыми врагами? А ты знаешь, что к чему, да? Ну, если честно, мне неизвестно, что именно тебе нужно. Я только знаю, что ты снимаешь здесь кино.
— Говорят, — сказал Пеллэм, — что об Адской кухне ты знаешь все.
Грузный парень с тупым лицом, сидящий за столиком в противоположном углу, воинственно взглянул на Пеллэма. Из-под ремня у него торчала черная пластмассовая рукоятка пистолета. Парень постучал по ней костяшками пальцев.
Пеллэм сказал:
— Я знаю, что ты возглавляешь банду.
— Банду, — повторил Коркоран.
— Или это клуб?
— Нет, банда. Мы не боимся называть вещи своими именами. Правда, ребята?
— Точно, Джимми, — ответил один из громил.
Повозившись с жестяной коробкой, Коркоран достал кусок датскогопеченья и сунул его в рот, исказив еще больше свое уродливую лошадиную физиономию.
— Скажи мне… что ты думаешь о Кухне? — спросил он Пеллэма.
За несколько месяцев, которые Пеллэм провел здесь, никто — из тридцати с лишним человек, у кого он брал интервью, — ни разу не спросил, какого он мнения о районе. Задумавшись на мгновение, Пеллэм сказал:
— Это единственный район из всех, какие я только видел, который становится лучше, чище, безопаснее, но при этом его старожилы воспринимают все перемены в штыки.
Одобрительно кивнув, Коркоран улыбнулся.
— Верно подметил, твою мать. — Побарабанив по столу, он снова наполнил стаканы. — Отведай еще нашего самогона. — Коркоран отвернулся к окну, и его угловатое лицо наполнилось тоской. — Верно подметил, дружище. Кухня уже не та, какой была раньше, это точно. Мой отец, он переплыл через воду, когда ему уже было за сорок. Они все называли это «переплыть через воду». Отец сбился с ног, пытаясь найти работу. Тогда можно было устроиться работать только в порт. Сейчас там лишь развлекаются долбанные туристы, но в те времена в порт заходили большие корабли, с пассажирами и грузом. Вот только для того, чтобы получить работу, надо было дать на лапу боссу. Я имею в виду, дать взятку. Большую. Мой папаша, он никак не мог скопить достаточно денег, чтобы вступить в профсоюз. Поэтому ему приходилось наниматься поденщиком. Он постоянно говорил о Белфасте, Лондондерри, беспорядках. Понимаешь, по уши сидел в политике. Меня это не интересовало. А твой отец, он был республиканцем, поддерживал Шинн фейн[42]? Или он был лоялистом[43]?
— Понятия не имею.
— Как ты относишься к независимости?
— «За», обеими руками. Я держусь подальше от работы от звонка до звонка.
Коркоран рассмеялся.
— В свое время я сидел в тюрьме Килманхэм. Знаешь, где это?
— Там вешали участников «Восстания на пасхальной неделе»[44].
— Знаешь, когда я там сидел, меня не покидали странные чувства. Я думал о том, что ходил по тем же самым каменным плитам. Я плакал. И мне не стыдно в этом признаться.
Грустно усмехнувшись, Коркоран покачал головой. Залпом допил виски и откинулся назад.
Запястья Пеллэма спас чистый инстинкт.
Внезапно вскочив на ноги, Коркоран схватил стул и с размаха опустил его на стол, однако Пеллэм успел отшатнуться назад к стене.
— Ах ты козел! — закричал Коркоран. — Долбанный козел!
Он снова с силой обрушил стул на стол. Ножки, ударившись о дубовую столешницу, переломились с грохотом сдвоенного выстрела. Во все стороны брызнули осколки стекла; в воздухе повис туман виски.
— Ты пришел сюда, в мой дом, чтобы шпионить за мной… — Его слова потерялись в новом приступе ярости. — Ты хочешь выведать мои секреты, твою мать, долбанный педераст…
Пеллэм скрестил руки на груди. Не двигаясь с места. Спокойно глядя Коркорану в глаза.
— Не надо, Джимми, успокойся, — послышался голос из противоположного угла.
Это был тот самый парень, на которого обратил внимание Пеллэм, заходя в бар. Самый маленький из всех. С обезьяньей физиономией.
— Джимми…
— Это говорит виски, — заметил другой.
— Послушай, мистер, наверное, тебе лучше… — начал было третий.
Но Коркоран их даже не замечал.
— Ты пришел в мой дом, твою мать, в мой район и выспрашиваешь обо мне! Я слышал, чем ты здесь занимаешься. Я знаю. Я все знаю. Ты думаешь, я что-то не знаю? Какой же ты глупый козел! Вот такие придурки как ты и испоганили здесь все. Это вы отняли у нас Кухню. Мы пришли сюда первые, а затем нагрянули вы, козлы, со своими камерами, и смотрите на нас как на долбанных насекомых!
Встав, Пеллэм стряхнул с рубашки осколки.
Еще одним свирепым ударом Коркоран обломил стулу оставшиеся ножки.
— Кто дал вам право? — подавшись вперед, завопил он.
— Джимми, он вовсе не собирался тебя обидеть, — спокойно промолвил Обезьянья физиономия. — Не сомневаюсь в этом. Он просто задал несколько вопросов — и больше ничего.
— Кто дал ему право? — взвизгнул Коркоран.
Схватив другой стул, он швырнул его через весь зал. Бармен сосредоточенно вытирал и без того сверкающие стаканы.
— Джимми, выпей, — умоляющим тоном произнес кто-то. — Успокойся!
— А вы, долбанные педерасты, молчите и не вмешивайтесь, вашу мать!
В руке Коркорана блеснул черный пистолет.
В зале наступила тишина.Никто не шелохнулся. Казалось, все присутствующие оказались каким-то образом подсоединены к пальцу, лежащему на спусковом крючке.
— Слушай, Джимми, угомонись, — прошептал Обезьянья физиономия. — Сядь и успокойся. Давай без глупостей.
Подняв с пола стакан, Коркоран подошел к стойке и схватил еще одну бутылку Бушмиллза". С грохотом поставил ее на стол перед Пеллэмом. Наполнил стакан до краев.
— Сейчас он выпьет со мной и извинится, — взбешенно прорычал Коркоран. — Если он это сделает, я отпущу его на все четыре стороны.
Подняв руки, Пеллэм мило улыбнулся. Он повернулся к бармену.
— Хорошо. Но только мне содовой.
Как в фильме «Шейн». Алан Лэдд заказывает для Джои содовую. Пеллэм просто обожал этот вестерн. Он смотрел его раз двадцать. Все его одноклассники хотели быть Микки Мантлом; Пеллэм мечтал о том, чтобы стать режиссером Джорджем Стивенсом.
— Содовой? — прошептал Коркоран.
— Если нет, то «Пепси-колы». Нет, подождите, лучше диетической «Пепси».
Бармен шагнул к холодильнику. Стремительно развернувшись, Коркоран направил на объятого ужасом владельца заведения пистолет.
— Не смей, твою мать! Этот педик выпьет виски и…
В воздухе мелькнула черная кожа, и вдруг Коркоран оказался на полу, лицом вниз, с заломленной за спину правой рукой. Пистолет очутился у Пеллэма.
Черт побери, неплохо. Пеллэм до последнего мгновения сомневался, вспомнит ли он, как выполняется этот прием. Но все произошло на полном автомате. Это осталось у него с тех времен, когда он пятнадцать лет назад работал каскадером и участвовал в съемках батальных сцен какого-то дрянного фильма о войне в Индокитае. Приемам рукопашной борьбы Пеллэма научил постановщик трюков.
Схватив пистолет ирландца, Пеллэм обвел им по очереди всех шестерых громил. Не выпуская запястье Коркорана.
Никто не двигался.
— Козел! — взвизгнул Коркоран. Пеллэм выкрутил ему руку сильнее. — О черт, можешь считать себя покойником, долбанный…
Еще сильнее.
— Ну хорошо, козел, хорошо, сдаюсь.
Отпустив запястье Коркорана, Пеллэм приставил дуло ему к виску.
— Как ты грубо разговариваешь, — с укоризной произнес он. — Значит, король Адской кухни, да? Знаешь все? В таком случае, ты должен знать, что я собирался предложить тебе пятьсот долларов за то, чтобы ты выяснил, кто поджег дом на Тридцать шестой улице. Вот чем я занимался здесь. А что получил? Мне пришлось поставить на свое место юнца, который давно не мылся.
Пеллэм направил пистолет на Обезьянью физиономию. Тот поспешно поднял руки. Пеллэм вежливо произнес:
— Будь добр, принеси мне диетической «Пепси».
Обезьянья физиономия, помявшись, направился к стойке. Материализовавшийся из ниоткуда бармен, казалось, был при смерти. Он испуганно посмотрел на Коркорана.
— Дай же ему «Пепси», твою мать, долбанный козел! — проревел тот.
Дрожащим голосом бармен промямлил:
— Я… гм… Дело в том, что у нас нет…
— Сойдет и «Кока-кола», — сказал Пеллэм, направив пистолет на грузного парня с тупым лицом. — Брось свою штуковину на пол, хорошо?
— Выполняй! — проворчал Коркоран.
Пистолет с грохотом упал на пол. Пеллэм ногой зашвыврнул его в угол.
— Сэр, прошу прощения, вы просили диетическую «Коку»? — дрожащим голосом спросил бармен.
— Мне все равно.
— Слушаюсь, сэр.
Открывая банку, бармен едва не уронил ее. Уверенной рукой налив газировку в стакан, Обезьянья физиономия отнес его Пеллэму.
— Благодарю.
Залпом выпив стакан, Пеллэм поставил его на стол и попятился задом к двери, на ходу вытирая лицо салфеткой, которую предусмотрительно передал ему громила.
Поднявшись с пола, Коркоран повернулся к Пеллэму спиной и вернулся за столик. Долговязый ирландец уселся на свое место, откупорил бутылку пива и начал бодро говорить, веселый и жизнерадостный. Подчеркивая основные места ударом бутылки по столу, он прочел красочную лекцию о «Восстании на пасхальной неделе», «черно-пегих»[45], голодном бунте 81-го года — так, словно Пеллэма уже не было в зале.
Разрядив пистолет, Пеллэм забросил патроны в ведерко со льдом на стойке, а само оружие зашвырнул в угол к первому пистолету. Затем вышел на испепеляющий зной.
Думая: «Да, это август в Нью-Йорке. Проклятие!»
13
— Никто не идет мне навстречу. И не пойдет до тех пор, пока не будет схвачен поджигатель.
Пеллэм похлопал по бумажнику.
— У меня нет связей в управлении исправительных учреждений. Если я и смогу что-нибудь сделать, все будет по старинке. Повторное ходатайство. Предоставление новых оснований.
— Вы сможете это осуществить?
— Не думаю, что дело выгорит, и все же попробовать надо.
Бейли не отрывал взгляда от большой стайки голубей, шумно суетящихся вокруг недоеденной булочки, которую бросил на асфальт прохожий.
— Говорите начистоту, — наконец сказал адвокат.
Пеллэм вопросительно поднял брови.
— Ситуация с залогом выбила вас из колеи, так? Вы очень расстроились.
— Я не хочу, чтобы Этти оставалась в тюрьме, — сказал Пеллэм.
— Я тоже не хочу, но это еще не конец света. — Помолчав, Бейли спросил: — А все-таки в чем дело?
— Что?
— Пеллэм, я спрашиваю, что вы тут делаете, — объяснил Бейли.
— Невиновный человек сидит в тюрьме.
— То же самое можно сказать приблизительно процентов про двадцать тех, кто находится там, — заметил Бейли, кивая в сторону центра предварительного содержания под стражей. — Это старо как мир. Почему вы вздумали разыгрывать из себя частного детектива, какая ваша корысть во всем этом?
Пеллэм окинул взглядом оживленную Центральную улицу. Суд, административные здания… Правосудие в работе. Почему-то Пеллэму пришел на ум муравейник. Наконец он сказал:
— Если Этти отправится за решетку, мой фильм окажется никому не нужен. Три месяца работы коту под хвост. И я потеряю на этом тысяч тридцать — сорок.
Адвокат кивнул. Пеллэм решил, что эти меркантильные интересы вряд ли придутся по душе Бейли, искушенному мастеру смазывать нужные шестеренки, но при этом искреннему другу Этти. Однако в настоящий момент Пеллэм намеревался ограничиться лишь этим.
Помолчав, Бейли сказал:
— Я начну работать над тем, чтобы добиться перевода в тюремную больницу. Не хотите заглянуть ко мне в контору?
— Не могу. Меня ждет еще одна встреча. Тоже по нашему делу.
— С кем же?
— С самым плохим человеком в Нью-Йорке.
Семь человек молча разглядывали его.
Футболки, запыленные табачным пеплом. Длинные волосы, темные от грязи и пота. Черные дужки под давно не стриженными ногтями. Пеллэму вспомнилось словечко из его юности, словечко, которое употреблялось для описания любителей черных кожаных курток в школе имени Уолта Уитмена в Симмонсе, штат Нью-Йорк: «кочегары».
На коленях у одного из парней сидела молоденькая девушка. У парня было вытянутое скуластое лицо и узловатые руки. Он похлопал девушку по упругой попке, и та, состроив гримасу, с сожалением соскочила на пол. Схватив сумочку, она быстро ускользнула прочь.
Пеллэм по очереди посмотрел на всех семерых, задерживая на каждом взгляд. Все семеро тоже продолжали таращиться на него, но только у одного из них — довольно щуплого, кучерявого, чем-то напоминающего обезьяну, — во взгляде светилось хоть что-то похожее на ум и рассудительность.
Пеллэм уже решил не притворяться и ничего не заказывать в баре. Он понимал, что существует только один способ добиться результата.
Он спросил парня с вытянутым лицом:
— Это ты Джимми Коркоран?
Парень мог бы ответить все что угодно, однако его вопрос явился для Пеллэма полной неожиданностью:
— Ты ирландец?
По правде говоря, в нем действительно текла ирландская кровь, со стороны отца. Но как Коркоран смог это определить? Пеллэм был уверен, что материнская сторона прослеживается в нем значительно сильнее: помесь рас, ведущая свою родословную — по крайней мере, так гласило семейное предание, — от Дикого Билли Хикока, знаменитого охотника и драчуна, ставшего впоследствии федеральным маршалом. Тут были намешаны и голландская, и английская кровь, а также кровь индейцев-арапахо и сиу.
— Есть немного, — подтвердил Пеллэм.
— Точно. Я сразу приметил.
— Я хочу поговорить с тобой.
На столе стояли семь грязных стаканов и лес высоких пивных бутылок, слишком густой, чтобы пересчитать.
Кивнув, Коркоран указал на пустой стол в углу зала.
Пеллэм взглянул на бармена, человека, обладавшего редкой способностью смотреть сразу на весь зал и при этом не замечать в нем никого конкретно.
— Ты не фараон, — сказал Коркоран, усаживаясь за столик. Это был не вопрос. — Я сразу понял. У меня это все равно что шестое чувство.
— Да, я не из полиции.
— «Буши»! — крикнул Коркоран.
Тотчас же принесли бутылку виски «Бушмиллер» и два стакана. В противоположном конце зала шесть здоровенных лапищ потянулись к бутылкам пива, и шесть голосов возобновили оживленный разговор, в котором Пеллэм не мог разобрать ни слова. Коркоран наполнил стаканы. Они с Пеллэмом чокнулись — глухой стук — и выпили виски.
— Значит, ты тот самый человек из Голливуда. Киношник.
Разумеется, слухи дошли и сюда.
Усмехнувшись, Коркоран выпил второй стакан виски и хлопнул чудовищно огромными лапищами по столу, оттопырив мизинцы и большие пальцы, словно выстукивая затейливый ритм на ирландском бубне.
— Так, значит, откуда ты? — спросил он.
— Из Ист-Вилледжа. Я…
— Откуда в Ирландии?
— Я родился в Штатах, — сказал Пеллэм. — А мой отец родом из Дублина.
Коркоран резко оборвал дробь по столу. Деланно нахмурился.
— А я из Лондондерри. Знаешь, кем это нас делает?
— Заклятыми врагами. Но раз ты знаешь, кто я такой, ты также знаешь, что мне нужно.
— Значит, заклятыми врагами? А ты знаешь, что к чему, да? Ну, если честно, мне неизвестно, что именно тебе нужно. Я только знаю, что ты снимаешь здесь кино.
— Говорят, — сказал Пеллэм, — что об Адской кухне ты знаешь все.
Грузный парень с тупым лицом, сидящий за столиком в противоположном углу, воинственно взглянул на Пеллэма. Из-под ремня у него торчала черная пластмассовая рукоятка пистолета. Парень постучал по ней костяшками пальцев.
Пеллэм сказал:
— Я знаю, что ты возглавляешь банду.
— Банду, — повторил Коркоран.
— Или это клуб?
— Нет, банда. Мы не боимся называть вещи своими именами. Правда, ребята?
— Точно, Джимми, — ответил один из громил.
Повозившись с жестяной коробкой, Коркоран достал кусок датскогопеченья и сунул его в рот, исказив еще больше свое уродливую лошадиную физиономию.
— Скажи мне… что ты думаешь о Кухне? — спросил он Пеллэма.
За несколько месяцев, которые Пеллэм провел здесь, никто — из тридцати с лишним человек, у кого он брал интервью, — ни разу не спросил, какого он мнения о районе. Задумавшись на мгновение, Пеллэм сказал:
— Это единственный район из всех, какие я только видел, который становится лучше, чище, безопаснее, но при этом его старожилы воспринимают все перемены в штыки.
Одобрительно кивнув, Коркоран улыбнулся.
— Верно подметил, твою мать. — Побарабанив по столу, он снова наполнил стаканы. — Отведай еще нашего самогона. — Коркоран отвернулся к окну, и его угловатое лицо наполнилось тоской. — Верно подметил, дружище. Кухня уже не та, какой была раньше, это точно. Мой отец, он переплыл через воду, когда ему уже было за сорок. Они все называли это «переплыть через воду». Отец сбился с ног, пытаясь найти работу. Тогда можно было устроиться работать только в порт. Сейчас там лишь развлекаются долбанные туристы, но в те времена в порт заходили большие корабли, с пассажирами и грузом. Вот только для того, чтобы получить работу, надо было дать на лапу боссу. Я имею в виду, дать взятку. Большую. Мой папаша, он никак не мог скопить достаточно денег, чтобы вступить в профсоюз. Поэтому ему приходилось наниматься поденщиком. Он постоянно говорил о Белфасте, Лондондерри, беспорядках. Понимаешь, по уши сидел в политике. Меня это не интересовало. А твой отец, он был республиканцем, поддерживал Шинн фейн[42]? Или он был лоялистом[43]?
— Понятия не имею.
— Как ты относишься к независимости?
— «За», обеими руками. Я держусь подальше от работы от звонка до звонка.
Коркоран рассмеялся.
— В свое время я сидел в тюрьме Килманхэм. Знаешь, где это?
— Там вешали участников «Восстания на пасхальной неделе»[44].
— Знаешь, когда я там сидел, меня не покидали странные чувства. Я думал о том, что ходил по тем же самым каменным плитам. Я плакал. И мне не стыдно в этом признаться.
Грустно усмехнувшись, Коркоран покачал головой. Залпом допил виски и откинулся назад.
Запястья Пеллэма спас чистый инстинкт.
Внезапно вскочив на ноги, Коркоран схватил стул и с размаха опустил его на стол, однако Пеллэм успел отшатнуться назад к стене.
— Ах ты козел! — закричал Коркоран. — Долбанный козел!
Он снова с силой обрушил стул на стол. Ножки, ударившись о дубовую столешницу, переломились с грохотом сдвоенного выстрела. Во все стороны брызнули осколки стекла; в воздухе повис туман виски.
— Ты пришел сюда, в мой дом, чтобы шпионить за мной… — Его слова потерялись в новом приступе ярости. — Ты хочешь выведать мои секреты, твою мать, долбанный педераст…
Пеллэм скрестил руки на груди. Не двигаясь с места. Спокойно глядя Коркорану в глаза.
— Не надо, Джимми, успокойся, — послышался голос из противоположного угла.
Это был тот самый парень, на которого обратил внимание Пеллэм, заходя в бар. Самый маленький из всех. С обезьяньей физиономией.
— Джимми…
— Это говорит виски, — заметил другой.
— Послушай, мистер, наверное, тебе лучше… — начал было третий.
Но Коркоран их даже не замечал.
— Ты пришел в мой дом, твою мать, в мой район и выспрашиваешь обо мне! Я слышал, чем ты здесь занимаешься. Я знаю. Я все знаю. Ты думаешь, я что-то не знаю? Какой же ты глупый козел! Вот такие придурки как ты и испоганили здесь все. Это вы отняли у нас Кухню. Мы пришли сюда первые, а затем нагрянули вы, козлы, со своими камерами, и смотрите на нас как на долбанных насекомых!
Встав, Пеллэм стряхнул с рубашки осколки.
Еще одним свирепым ударом Коркоран обломил стулу оставшиеся ножки.
— Кто дал вам право? — подавшись вперед, завопил он.
— Джимми, он вовсе не собирался тебя обидеть, — спокойно промолвил Обезьянья физиономия. — Не сомневаюсь в этом. Он просто задал несколько вопросов — и больше ничего.
— Кто дал ему право? — взвизгнул Коркоран.
Схватив другой стул, он швырнул его через весь зал. Бармен сосредоточенно вытирал и без того сверкающие стаканы.
— Джимми, выпей, — умоляющим тоном произнес кто-то. — Успокойся!
— А вы, долбанные педерасты, молчите и не вмешивайтесь, вашу мать!
В руке Коркорана блеснул черный пистолет.
В зале наступила тишина.Никто не шелохнулся. Казалось, все присутствующие оказались каким-то образом подсоединены к пальцу, лежащему на спусковом крючке.
— Слушай, Джимми, угомонись, — прошептал Обезьянья физиономия. — Сядь и успокойся. Давай без глупостей.
Подняв с пола стакан, Коркоран подошел к стойке и схватил еще одну бутылку Бушмиллза". С грохотом поставил ее на стол перед Пеллэмом. Наполнил стакан до краев.
— Сейчас он выпьет со мной и извинится, — взбешенно прорычал Коркоран. — Если он это сделает, я отпущу его на все четыре стороны.
Подняв руки, Пеллэм мило улыбнулся. Он повернулся к бармену.
— Хорошо. Но только мне содовой.
Как в фильме «Шейн». Алан Лэдд заказывает для Джои содовую. Пеллэм просто обожал этот вестерн. Он смотрел его раз двадцать. Все его одноклассники хотели быть Микки Мантлом; Пеллэм мечтал о том, чтобы стать режиссером Джорджем Стивенсом.
— Содовой? — прошептал Коркоран.
— Если нет, то «Пепси-колы». Нет, подождите, лучше диетической «Пепси».
Бармен шагнул к холодильнику. Стремительно развернувшись, Коркоран направил на объятого ужасом владельца заведения пистолет.
— Не смей, твою мать! Этот педик выпьет виски и…
В воздухе мелькнула черная кожа, и вдруг Коркоран оказался на полу, лицом вниз, с заломленной за спину правой рукой. Пистолет очутился у Пеллэма.
Черт побери, неплохо. Пеллэм до последнего мгновения сомневался, вспомнит ли он, как выполняется этот прием. Но все произошло на полном автомате. Это осталось у него с тех времен, когда он пятнадцать лет назад работал каскадером и участвовал в съемках батальных сцен какого-то дрянного фильма о войне в Индокитае. Приемам рукопашной борьбы Пеллэма научил постановщик трюков.
Схватив пистолет ирландца, Пеллэм обвел им по очереди всех шестерых громил. Не выпуская запястье Коркорана.
Никто не двигался.
— Козел! — взвизгнул Коркоран. Пеллэм выкрутил ему руку сильнее. — О черт, можешь считать себя покойником, долбанный…
Еще сильнее.
— Ну хорошо, козел, хорошо, сдаюсь.
Отпустив запястье Коркорана, Пеллэм приставил дуло ему к виску.
— Как ты грубо разговариваешь, — с укоризной произнес он. — Значит, король Адской кухни, да? Знаешь все? В таком случае, ты должен знать, что я собирался предложить тебе пятьсот долларов за то, чтобы ты выяснил, кто поджег дом на Тридцать шестой улице. Вот чем я занимался здесь. А что получил? Мне пришлось поставить на свое место юнца, который давно не мылся.
Пеллэм направил пистолет на Обезьянью физиономию. Тот поспешно поднял руки. Пеллэм вежливо произнес:
— Будь добр, принеси мне диетической «Пепси».
Обезьянья физиономия, помявшись, направился к стойке. Материализовавшийся из ниоткуда бармен, казалось, был при смерти. Он испуганно посмотрел на Коркорана.
— Дай же ему «Пепси», твою мать, долбанный козел! — проревел тот.
Дрожащим голосом бармен промямлил:
— Я… гм… Дело в том, что у нас нет…
— Сойдет и «Кока-кола», — сказал Пеллэм, направив пистолет на грузного парня с тупым лицом. — Брось свою штуковину на пол, хорошо?
— Выполняй! — проворчал Коркоран.
Пистолет с грохотом упал на пол. Пеллэм ногой зашвыврнул его в угол.
— Сэр, прошу прощения, вы просили диетическую «Коку»? — дрожащим голосом спросил бармен.
— Мне все равно.
— Слушаюсь, сэр.
Открывая банку, бармен едва не уронил ее. Уверенной рукой налив газировку в стакан, Обезьянья физиономия отнес его Пеллэму.
— Благодарю.
Залпом выпив стакан, Пеллэм поставил его на стол и попятился задом к двери, на ходу вытирая лицо салфеткой, которую предусмотрительно передал ему громила.
Поднявшись с пола, Коркоран повернулся к Пеллэму спиной и вернулся за столик. Долговязый ирландец уселся на свое место, откупорил бутылку пива и начал бодро говорить, веселый и жизнерадостный. Подчеркивая основные места ударом бутылки по столу, он прочел красочную лекцию о «Восстании на пасхальной неделе», «черно-пегих»[45], голодном бунте 81-го года — так, словно Пеллэма уже не было в зале.
Разрядив пистолет, Пеллэм забросил патроны в ведерко со льдом на стойке, а само оружие зашвырнул в угол к первому пистолету. Затем вышел на испепеляющий зной.
Думая: «Да, это август в Нью-Йорке. Проклятие!»
13
Он стоял на мрачной бетонной площадке напротив конференц-зала Джекоба Джевитса.
Гадая, придет или не придет?
Или, точнее, если придет, убьет или нет?
Пеллэм внимательно изучил эту часть Адской кухни, где даже ослепительное солнце не могло скрыть господствующие блеклые краски. Здесь, на клочке земли между огромным конференц-залом и серой громадиной «Интрепида», авианосца времен Второй мировой войны, переоборудованного в плавучий музей, от жилых кварталов осталось только жнивье: заброшенные и сожженные одноэтажные домишки, кладбища разбитых машин, заборы с колючей проволокой, пустыри, заросшие сорняком, старые котлы и станки, проржавевшие насквозь.
После десяти минут неотрывного изучения старого военного корабля и снующих по Гудзону барж Пеллэм наконец услышал жизнерадостный голос, окликнувший его:
— Привет, долбанный псих.
Что ж, он все-таки пришел.
И выстрелы не прозвучали. По крайней мере, пока.
Человек шел к Пеллэму сквозь волны горячего воздуха, плавающие над раскаленным бетоном. Несмотря на жару, на нем по-прежнему была длинная черная кожаная куртка. И он по-прежнему был похож на обезьяну.
Засунув в рот сигарету, которая была у него в руке, парень представился:
— Джеко Дрю.
— Джон Пеллэм.
Они пожали друг другу руки.
— Пеллэм, а ты парень крутой. Не побоялся подать мне знак прямо перед носом у Джимми К.
Дрю произнес это с показной бравадой прирожденного неудачника.
Пеллэм отправился в гриль-бар на углу Десятой авеню и Сорок пятой улицы как раз для того, чтобы удить такую рыбу как Джеко Дрю. Он и не рассчитывал узнать что-либо от самого Джимми Коркорана, оказавшегося тем самым тщедушным хорьком, какого и ожидал увидеть Пеллэм, — разве что еще более ненормальным. Нет, он отправился туда за тем, чтобы найти осведомителя.
— Ты показался мне человеком, которому можно доверять.
Читай: «которого можно купить».
— Ну да, ты не ошибся. Джеко можно доверять, это точно. Но только до определенного предела, дружище. Только до определенного предела.
Пеллэм слабо улыбнулся. И протянул пять сотен, сумму, о которой они договорились, когда Пеллэм назвал ее вслух в баре, а Дрю вместе с банкой «Кока-колы» протянул ему промокшую салфетку с названием этого пустыря.
Дрю даже не взглянул на деньги. Просто сунул пачку банкнот в карман с видом человека, которого почти никогда не обманывают.
— Итак, что ты скажешь про своего босса? — спросил Пеллэм. — Он будет стараться прикончить меня?
— Не знаю, откуда мне? В любое другое время ты бы уже плавал в канале Хелл-Гейт в четырех разных пластиковых мешках. Но в последнее время старик Джей-Кей держит свои мысли при себе. Экстравагантные безумства закончились. Почему — сам не знаю. Сначала все думали, дело в женщине, но Джимми редко сходит с ума по телкам. И уж точно не по таким шлюшкам как Кати, с которой ты его видел. Так что я не знаю. Быть может, он вообще забудет о тебе. Моли бога об этом. Ради собственного же блага. Если Джимми захочет тебя прикончить, он тебя прикончит, и ты ничем не сможешь ему помешать. То есть, конечно, ты можешь уехать из штата. Но и только.
Они сели на скамейку. От жары у Пеллэма жутко чесалась спина. Он подался вперед. Докурив сигарету, Дрю тотчас же начал новую.
— Значит, эти дела поручают тебе, верно? — высказал догадку Пеллэм.
Дрю пожал плечами.
— Бывает.
— А у тебя мозгов побольше, чем у него.
Взгляд искоса и хитрая усмешка красноречиво рассказали о зреющем недовольстве низов. Пеллэм предположил, что в ближайшие шесть месяцев или Дрю, или Коркоран отправятся на тот свет. И решил, что скорее всего в живых останется Коркоран.
— У нас нет такого дерьма как крестные отцы и тому подобное. Но ты прав, я действительно иду под вторым номером. Мне часто приходится замещать Джимми. Особенно когда он теряет голову. А брат его легковес. Что делать: лифт не останавливается на каждом этаже. — Подумав, Дрю добавил: — Но я осторожный. Никогда не переступаю черту. Понимаешь, Джимми частенько ведет себя так, словно у него крыша съехала, твою мать. Но когда он успокаивается, он заботится о своих людях. И у него куча друзей, твою мать. — Дрю оглядел Пеллэма с ног до головы. — Ты говоришь без акцента. Ты не «переплывал через воду».
— Да, я родился здесь.
— Ты знаешь, что такое «Изумрудное подполье»?
— Нет.
— Понимаешь, приезжает человек из Ирландии, а здесь его встречает, как бы это сказать, целая сеть людей, которые помогают ему, пока он не встанет на ноги. Так вот, Джимми как раз этим и занимается. Не успел человек пройти таможню в аэропорту имени Кеннеди, а Джимми уже нашел для него работу и подобрал квартиру. Мужчины отправляются на стройку, женщины в бары и рестораны. На этом Джимми неплохо зарабатывает. Еще он устраивает браки тех, кто хочет получить вид на жительство, дает деньги в долг.
— Оставляя кое-что себе.
— О, Джимми ведь бизнесмен, разве не так?
Дрю посмотрел на черную громаду конференц-зала Джевитса, функциональную, угловатую, — так, словно она все еще была в упаковке. Он рассмеялся. Смех быстро перешел в кашель. Словно вспомнив о том, что ему пора снова покурить, Дрю зажег очередную сигарету.
— Ты правда снимаешь кино?
— Да.
— Я никогда раньше не встречался с киношниками. Я люблю кино. Ты смотрел «Жест милосердия»?
— В главных ролях Шон Пенн и Гэри Олдмен. Режиссер Эд Гаррис. Хороший фильм.
— Это про нас, — с гордостью произнес Дрю.
— И кто играл тебя? — насмешливо поинтересовался Пеллэм.
Этот художественный фильм про банду из Адской кухни не был основан на реальных событиях.
— Я об этом парне никогда не слышал, — совершенно серьезно ответил Дрю.
Они помолчали, поняв, что время светских любезностей подошло к концу. Настала пора перейти к делу. Пеллэм понизил голос.
— Так, слушай внимательно. Пожар в жилом доме на Тридцать шестой улице. Ходят слухи, за ним стоит Джимми.
Он повторил то, что рассказал ему Гектор Рамирес.
— Джимми? — переспросил Дрю. — Где ты слышал этот вздор? Не-ет. Джимми не устраивает поджоги старых домов.
— А я слышал, в этом доме жила та самая женщина, которая дала свидетельские показания в суде. И Джимми хотел расправиться с ней за это.
Дрю небрежно кивнул.
— Ах, это? Ты имеешь в виду то, как Спир Дриско замочил Бобби Финка? И это произошло на глазах у той самой латинос? Кармеллы Рамирес? Ну да, она действительно была очевидцем и действительно давала показания в суде. Но Дриско тогда так набрался виски, что Бобби Финка он порешил прямо перед модным рестораном, в субботу вечером. Свидетелей было было десять, сто. Даже если бы латинос не раскрыла свою пасть, Спир все равно отправился бы в «Аттику» на десять лет.
Пеллэм не собирался сдаваться легко.
— Но я слышал, что Коркоран и раньше устраивал поджоги.
— Естественно. Но только старые дома он никогда не трогал. Он занимался новыми. Все мы этим грешим. Твою мать, эти люди отнимают у нас наш район, что они ждут? «Кубинские лорды» и мы — мы сожгли то новое офисное здание на Пятидесятой улице.
— Рамирес тоже участвовал в этом?
— Разумеется. Это единственное, относительно чего мы можем договориться. И я тоже там был, мой мальчик. О да, Джеко швырнул бутылку с «коктейлем Молотова». Но пойми, в этом нет ничего плохого, — с жаром заговорил он. — Нам принадлежала вся западная сторона. От Двадцать третьей до Пятьдесят седьмой. Она была нашей. Проклятие, теперь у нас ничего не осталось. Мы лишь защищаем свои дома — только и всего. От ниггеров, латиносов и козлов-риелтеров. Тех, кто пришел с востока от Восьмой авеню. — Дрю сделал глубокую затяжку. — Нет-нет, Джимми не поджигал тот дом. Я это точно знаю.
— Почему ты так уверен?
— Джеко точно знает. Понимаешь, Джей-Кей что-то задумал.
— Что?
Дрю объяснил, что Джимми Коркоран вместе с братом вложили деньги в недвижимость и в настоящий момент пытаются провернуть какую-то крупную сделку.
— Он говорит, что на этом деле заработает целый миллион. Так что Джимми сейчас меньше всего нужно привлекать внимание к Адской кухне, устраивая здесь пожары. Наоборот, Джей-Кей сам без раздумий пришьет того, кто устраивает у нас фейерверки. Им с Томом — это его брат — не нужны… гм… как бы это сказать?
Он умолк, подыскивая нужное слово.
— Потрясения, — подсказал Пеллэм.
— Точно. Им не нужны потрясения.
Пеллэм был склонен ему поверить.
— Хорошо, предположим, это сделал не Джимми, — сказал он. — Кто еще может за этим стоять?
— О, разве ты не слышал? Где ты был? Полиция уже схватила ту старую черномазую дамочку.
— Забудь о ней на минуту. Больше никто ничего не говорит?
— Ну, люди говорят, Джеко слушает. Джеко кое-что слышал.
— И что?
— Поговаривают про этого психа. Если ему заплатить, он сожжет все что угодно — хоть церковь, хоть школу, ему все равно. Женщин, детей — ему никого не жалко, понимаешь? Говорят, последние несколько недель он болтался на Тридцать шестой улице.
Пеллэм покачал головой.
— Я про него уже слышал. Ты знаешь, кто он?
— Нет.
Пеллэм разочарованно спросил:
— Я также ищу одного молодого парнишку. Светловолосый, лет семнадцать — восемнадцать. Педераст, торгует своим телом. Называет себя Алексом, но это не его настоящее имя. Знаешь кого-нибудь похожего?
— Ну, ты очертил добрую тысячу. — Прищурившись, Дрю всмотрелся в плоскую равнину Нью-Джерси. — Ты послушай Джеко. Это сделал Рамирес. Гектор эль-латинос. Гарантирую.
— Но в этом доме ведь жила его тетка.
— Ха, она наверняка давно съехала оттуда. Или, что более вероятно, ее выселили. Испанцы не любят платить за квартиру. Это я тебе точно говорю. Готов поспорить, Кармелла Рамирес уже устроилась на новом месте.
Пеллэм подумал, что Джеко прав. Рамирес не сказал ему всей правды.
— Уверен, что это он. Понимаешь, Рамирес недавно обчистил Джонни О'Нила.
Гадая, придет или не придет?
Или, точнее, если придет, убьет или нет?
Пеллэм внимательно изучил эту часть Адской кухни, где даже ослепительное солнце не могло скрыть господствующие блеклые краски. Здесь, на клочке земли между огромным конференц-залом и серой громадиной «Интрепида», авианосца времен Второй мировой войны, переоборудованного в плавучий музей, от жилых кварталов осталось только жнивье: заброшенные и сожженные одноэтажные домишки, кладбища разбитых машин, заборы с колючей проволокой, пустыри, заросшие сорняком, старые котлы и станки, проржавевшие насквозь.
После десяти минут неотрывного изучения старого военного корабля и снующих по Гудзону барж Пеллэм наконец услышал жизнерадостный голос, окликнувший его:
— Привет, долбанный псих.
Что ж, он все-таки пришел.
И выстрелы не прозвучали. По крайней мере, пока.
Человек шел к Пеллэму сквозь волны горячего воздуха, плавающие над раскаленным бетоном. Несмотря на жару, на нем по-прежнему была длинная черная кожаная куртка. И он по-прежнему был похож на обезьяну.
Засунув в рот сигарету, которая была у него в руке, парень представился:
— Джеко Дрю.
— Джон Пеллэм.
Они пожали друг другу руки.
— Пеллэм, а ты парень крутой. Не побоялся подать мне знак прямо перед носом у Джимми К.
Дрю произнес это с показной бравадой прирожденного неудачника.
Пеллэм отправился в гриль-бар на углу Десятой авеню и Сорок пятой улицы как раз для того, чтобы удить такую рыбу как Джеко Дрю. Он и не рассчитывал узнать что-либо от самого Джимми Коркорана, оказавшегося тем самым тщедушным хорьком, какого и ожидал увидеть Пеллэм, — разве что еще более ненормальным. Нет, он отправился туда за тем, чтобы найти осведомителя.
— Ты показался мне человеком, которому можно доверять.
Читай: «которого можно купить».
— Ну да, ты не ошибся. Джеко можно доверять, это точно. Но только до определенного предела, дружище. Только до определенного предела.
Пеллэм слабо улыбнулся. И протянул пять сотен, сумму, о которой они договорились, когда Пеллэм назвал ее вслух в баре, а Дрю вместе с банкой «Кока-колы» протянул ему промокшую салфетку с названием этого пустыря.
Дрю даже не взглянул на деньги. Просто сунул пачку банкнот в карман с видом человека, которого почти никогда не обманывают.
— Итак, что ты скажешь про своего босса? — спросил Пеллэм. — Он будет стараться прикончить меня?
— Не знаю, откуда мне? В любое другое время ты бы уже плавал в канале Хелл-Гейт в четырех разных пластиковых мешках. Но в последнее время старик Джей-Кей держит свои мысли при себе. Экстравагантные безумства закончились. Почему — сам не знаю. Сначала все думали, дело в женщине, но Джимми редко сходит с ума по телкам. И уж точно не по таким шлюшкам как Кати, с которой ты его видел. Так что я не знаю. Быть может, он вообще забудет о тебе. Моли бога об этом. Ради собственного же блага. Если Джимми захочет тебя прикончить, он тебя прикончит, и ты ничем не сможешь ему помешать. То есть, конечно, ты можешь уехать из штата. Но и только.
Они сели на скамейку. От жары у Пеллэма жутко чесалась спина. Он подался вперед. Докурив сигарету, Дрю тотчас же начал новую.
— Значит, эти дела поручают тебе, верно? — высказал догадку Пеллэм.
Дрю пожал плечами.
— Бывает.
— А у тебя мозгов побольше, чем у него.
Взгляд искоса и хитрая усмешка красноречиво рассказали о зреющем недовольстве низов. Пеллэм предположил, что в ближайшие шесть месяцев или Дрю, или Коркоран отправятся на тот свет. И решил, что скорее всего в живых останется Коркоран.
— У нас нет такого дерьма как крестные отцы и тому подобное. Но ты прав, я действительно иду под вторым номером. Мне часто приходится замещать Джимми. Особенно когда он теряет голову. А брат его легковес. Что делать: лифт не останавливается на каждом этаже. — Подумав, Дрю добавил: — Но я осторожный. Никогда не переступаю черту. Понимаешь, Джимми частенько ведет себя так, словно у него крыша съехала, твою мать. Но когда он успокаивается, он заботится о своих людях. И у него куча друзей, твою мать. — Дрю оглядел Пеллэма с ног до головы. — Ты говоришь без акцента. Ты не «переплывал через воду».
— Да, я родился здесь.
— Ты знаешь, что такое «Изумрудное подполье»?
— Нет.
— Понимаешь, приезжает человек из Ирландии, а здесь его встречает, как бы это сказать, целая сеть людей, которые помогают ему, пока он не встанет на ноги. Так вот, Джимми как раз этим и занимается. Не успел человек пройти таможню в аэропорту имени Кеннеди, а Джимми уже нашел для него работу и подобрал квартиру. Мужчины отправляются на стройку, женщины в бары и рестораны. На этом Джимми неплохо зарабатывает. Еще он устраивает браки тех, кто хочет получить вид на жительство, дает деньги в долг.
— Оставляя кое-что себе.
— О, Джимми ведь бизнесмен, разве не так?
Дрю посмотрел на черную громаду конференц-зала Джевитса, функциональную, угловатую, — так, словно она все еще была в упаковке. Он рассмеялся. Смех быстро перешел в кашель. Словно вспомнив о том, что ему пора снова покурить, Дрю зажег очередную сигарету.
— Ты правда снимаешь кино?
— Да.
— Я никогда раньше не встречался с киношниками. Я люблю кино. Ты смотрел «Жест милосердия»?
— В главных ролях Шон Пенн и Гэри Олдмен. Режиссер Эд Гаррис. Хороший фильм.
— Это про нас, — с гордостью произнес Дрю.
— И кто играл тебя? — насмешливо поинтересовался Пеллэм.
Этот художественный фильм про банду из Адской кухни не был основан на реальных событиях.
— Я об этом парне никогда не слышал, — совершенно серьезно ответил Дрю.
Они помолчали, поняв, что время светских любезностей подошло к концу. Настала пора перейти к делу. Пеллэм понизил голос.
— Так, слушай внимательно. Пожар в жилом доме на Тридцать шестой улице. Ходят слухи, за ним стоит Джимми.
Он повторил то, что рассказал ему Гектор Рамирес.
— Джимми? — переспросил Дрю. — Где ты слышал этот вздор? Не-ет. Джимми не устраивает поджоги старых домов.
— А я слышал, в этом доме жила та самая женщина, которая дала свидетельские показания в суде. И Джимми хотел расправиться с ней за это.
Дрю небрежно кивнул.
— Ах, это? Ты имеешь в виду то, как Спир Дриско замочил Бобби Финка? И это произошло на глазах у той самой латинос? Кармеллы Рамирес? Ну да, она действительно была очевидцем и действительно давала показания в суде. Но Дриско тогда так набрался виски, что Бобби Финка он порешил прямо перед модным рестораном, в субботу вечером. Свидетелей было было десять, сто. Даже если бы латинос не раскрыла свою пасть, Спир все равно отправился бы в «Аттику» на десять лет.
Пеллэм не собирался сдаваться легко.
— Но я слышал, что Коркоран и раньше устраивал поджоги.
— Естественно. Но только старые дома он никогда не трогал. Он занимался новыми. Все мы этим грешим. Твою мать, эти люди отнимают у нас наш район, что они ждут? «Кубинские лорды» и мы — мы сожгли то новое офисное здание на Пятидесятой улице.
— Рамирес тоже участвовал в этом?
— Разумеется. Это единственное, относительно чего мы можем договориться. И я тоже там был, мой мальчик. О да, Джеко швырнул бутылку с «коктейлем Молотова». Но пойми, в этом нет ничего плохого, — с жаром заговорил он. — Нам принадлежала вся западная сторона. От Двадцать третьей до Пятьдесят седьмой. Она была нашей. Проклятие, теперь у нас ничего не осталось. Мы лишь защищаем свои дома — только и всего. От ниггеров, латиносов и козлов-риелтеров. Тех, кто пришел с востока от Восьмой авеню. — Дрю сделал глубокую затяжку. — Нет-нет, Джимми не поджигал тот дом. Я это точно знаю.
— Почему ты так уверен?
— Джеко точно знает. Понимаешь, Джей-Кей что-то задумал.
— Что?
Дрю объяснил, что Джимми Коркоран вместе с братом вложили деньги в недвижимость и в настоящий момент пытаются провернуть какую-то крупную сделку.
— Он говорит, что на этом деле заработает целый миллион. Так что Джимми сейчас меньше всего нужно привлекать внимание к Адской кухне, устраивая здесь пожары. Наоборот, Джей-Кей сам без раздумий пришьет того, кто устраивает у нас фейерверки. Им с Томом — это его брат — не нужны… гм… как бы это сказать?
Он умолк, подыскивая нужное слово.
— Потрясения, — подсказал Пеллэм.
— Точно. Им не нужны потрясения.
Пеллэм был склонен ему поверить.
— Хорошо, предположим, это сделал не Джимми, — сказал он. — Кто еще может за этим стоять?
— О, разве ты не слышал? Где ты был? Полиция уже схватила ту старую черномазую дамочку.
— Забудь о ней на минуту. Больше никто ничего не говорит?
— Ну, люди говорят, Джеко слушает. Джеко кое-что слышал.
— И что?
— Поговаривают про этого психа. Если ему заплатить, он сожжет все что угодно — хоть церковь, хоть школу, ему все равно. Женщин, детей — ему никого не жалко, понимаешь? Говорят, последние несколько недель он болтался на Тридцать шестой улице.
Пеллэм покачал головой.
— Я про него уже слышал. Ты знаешь, кто он?
— Нет.
Пеллэм разочарованно спросил:
— Я также ищу одного молодого парнишку. Светловолосый, лет семнадцать — восемнадцать. Педераст, торгует своим телом. Называет себя Алексом, но это не его настоящее имя. Знаешь кого-нибудь похожего?
— Ну, ты очертил добрую тысячу. — Прищурившись, Дрю всмотрелся в плоскую равнину Нью-Джерси. — Ты послушай Джеко. Это сделал Рамирес. Гектор эль-латинос. Гарантирую.
— Но в этом доме ведь жила его тетка.
— Ха, она наверняка давно съехала оттуда. Или, что более вероятно, ее выселили. Испанцы не любят платить за квартиру. Это я тебе точно говорю. Готов поспорить, Кармелла Рамирес уже устроилась на новом месте.
Пеллэм подумал, что Джеко прав. Рамирес не сказал ему всей правды.
— Уверен, что это он. Понимаешь, Рамирес недавно обчистил Джонни О'Нила.