Страница:
– Мэр скоро выступит с речью в прямом эфире, – закончила она, – и обратится непосредственно к стрелку. Он предложит, чтобы выкуп забрал он сам. Не прямо, конечно, но прозрачно намекнет на такую возможность. Мы надеемся, что тогда ему придется вступить в контакт с нами. Деньги сейчас у нас в подвале. Разложены по двум сумкам, которые легко отследить. Мы оставим их там, где он пожелает.
– А потом Тоби сможет вычислить его логово, – вмешался Кейдж. – Опергруппа Джерри Бейкера в полной боевой готовности. Мы прищучим его, как только он доберется до дома. Или возьмем еще в дороге.
– Насколько велика вероятность, что он захочет взять выкуп?
– Вот это нам неизвестно, – ответила Лукас. – Когда вы прочтете записку, то заметите, что ее автор, то есть погибший преступник, был человеком не слишком острого ума. Если его сообщник – этот самый Диггер – такой же тугодум, он может не решиться забрать деньги.
Она вспоминала лекции по психологии представителей преступного мира, которые им читали в академии. Считается, что малообразованные преступники более подозрительны, чем интеллигентные. И они не склонны к импровизации, если обстоятельства вдруг меняются.
– А значит, он может просто продолжать расстреливать людей, следуя первоначально полученному приказу, – закончила она свою мысль.
– И мы не можем хотя бы предсказать, услышит стрелок речь мэра или нет, – сказал Кейдж. – Мы ведь ничего о нем не знаем. Нет ни единой чертовой зацепки.
Лукас заметила, что Кинкейд не сводит взгляда со «Сводки основных происшествий». А именно с той ее страницы, где говорилось о поджоге дома Гари Мосса. В такого рода сводках преступление описывалось весьма детально, чтобы любой офицер, подключавшийся к расследованию, мог оперативно войти в курс дела. Вот и в этом отчете подробно говорилось о том, как двум дочкам Мосса чудом удалось избежать смерти.
Паркер Кинкейд вчитывался в строки бюллетеня, вероятно, дольше, чем хотелось ему самому, явно взволнованный историей о том, как преступники пытались убить целую семью.
Двое детей хозяина дома сумели выбраться из охваченной пламенем постройки и остались в живых, отделавшись легкими ожогами.
Наконец он резким движением отбросил сводку в сторону от себя. Потом оглядел зал центра с его десятками рабочих столов, телефонов, компьютеров и прочей электроникой. Его взгляд остановился на одном из мониторов, на который по-прежнему было выведено изображение записки вымогателя.
– Мы можем оборудовать себе рабочее место где-нибудь еще?
– Это штаб расследования, – сказала Лукас, наблюдая, как он разглядывает записку. – Чем он вас не устраивает?
– Во-первых, нам не нужно столько места, – ответил Кинкейд. – Да и все это оборудование для нас совершенно бесполезно.
Лукас обдумала его слова и спросила:
– У вас есть на примете другое помещение?
– Да, наверху, – рассеянно сказал он, все еще не отводя глаз с записки. – Давайте переберемся наверх.
Паркер шел через лабораторию отдела по работе с документами, посматривая на аппаратуру, которую так хорошо знал.
Два бинокулярных микроскопа с фибероптической подсветкой, два прибора для спектрального анализа – один старенький, второй новейшей модели, – электростатический детектор ЭСДА, тонкоструйный газовый хроматограф для анализа состава чернил и прочих следов, оставленных на бумаге.
Памятны ему были и специальные окна из коридора, по которому водили группы экскурсантов – по рабочим дням с девяти до пяти, – чтобы публика могла своими глазами увидеть сотрудников ФБР в деле. Сейчас в коридоре было темно и мрачно.
Паркер помедлил, пока остальные члены группы устраивались за рабочими столами. На самом деле комната была тесной, пропитанной неприятными запахами и вообще неудобной – какой, по его мнению, и должна быть настоящая лаборатория. Он в любом случае предпочел бы ее новенькому и просторному залу стратегического центра, потому что твердо верил в справедливость совета своего отца, историка, чьей специализацией была Гражданская война в США: «Всегда вступай в битву, сынок, только на хорошо знакомой тебе территории». Но он предпочел ничего не объяснять Лукас, следуя еще одной отцовской рекомендации: «Не обязательно делиться всей информацией даже со своими союзниками».
Он заглянул в небольшой кабинет Стэна Льюиса. Увидел все те же фолианты, которыми сам пользовался как справочниками, когда работал здесь. «Подозрительные документы» Харрисона, «Введение в почерковедение» Хаусли и Фармера, «Научный анализ при установлении подлинности письменных источников» Хилтона. И «библию» людей его профессии – фундаментальный труд «Работа с подозрительными документами» Альберта С. Осборна. Позади кресла все так же стоял столик на колесиках с четырьмя деревцами бонсай, которые когда-то купил он сам, а потом перепоручил уход за ними Льюису.
– Ну, где же записка? – спросил он у Кейджа в нетерпении.
– Уже в пути. Скоро доставят.
Паркер включил некоторые из приборов. Одни из них загудели, другие защелкали, третьи не издавали ни звука, лишь помаргивали лампочками индикаторов, как встревоженными глазами.
Ждать. Хуже всего ждать…
И стараться даже не вспоминать своего разговора с детьми часом ранее, когда пришлось сообщить, что планы на вечер меняются.
Они сидели в комнате Робби, где пол был все так же усеян деталями конструктора «Лего» и микромашинками.
– Привет, мистер и мисс Ху!
– А я уже дошла до третьего уровня, – похвасталась Стефи, кивая на игровую приставку, – а потом меня убили.
У Робби на кровати в разгаре была битва с участием танков и вертолетов.
Паркер присел на край постели.
– Помните, ко мне сегодня заезжали люди? – спросил он.
– Я помню только ту симпатичную леди. Ты еще та-а-а-к на нее смотрел! – отозвался сын, поддразнивая отца.
(«Они гораздо наблюдательнее, чем ты себе воображаешь», – гласило неписаное «Руководство».)
– Так вот, они сообщили мне, что один из моих друзей очень серьезно заболел, и мне нужно будет ненадолго уехать, чтобы навестить его. Кого бы вы хотели в свои сиделки на сегодня?
В дополнение к стандартному набору старшеклассниц и студенток колледжа Паркер имел в своем распоряжении нескольких соседок, с которыми у него были достаточно теплые отношения, чтобы те иногда по вечерам с удовольствием соглашались присмотреть за детьми. А еще – Линн, его бывшая подружка. Она бы тоже приехала в Фэрфакс выручить Паркера, но в праздник у нее наверняка намечалось свидание (он не мог себе представить Линн тоскующей в одиночестве в канун Нового года), а прежней близости, когда можно попросить девушку о такой жертве, давно уже не было.
– Тебе действительно так нужно уехать? – спросил Робби. – Именно сейчас?
Когда мальчика что-то огорчало, он вдруг становился очень тихим, хотя выражение лица его не выдавало. Он никогда не хныкал, никогда не упрашивал, что лишь смущало отца. А лишь замирал, словно печаль охватывала все его существо. И сейчас, когда Робби молча смотрел на него, не двигаясь, с игрушечным вертолетом, застывшим в поднятой руке, у Паркера заныло сердце.
Стефи в этом отношении не создавала ему вообще никаких проблем. Она просто отбросила со лба челку и, нахмурившись, спросила:
– А он поправится? Этот твой друг?
– О, я уверен, что он выздоровеет. Но сейчас будет очень хорошо с моей стороны, если я смогу повидаться с ним… Итак. Кого мы пригласим на сегодня? Дженнифер? Или миссис Каванаг?
– Миссис Каванаг! – ответили они почти в унисон. Эта престарелая женщина регулярно сидела с Робби и Стефи по вторникам, когда их отец отправлялся в местный клуб играть в покер.
Паркер поднялся на ноги, осторожно переставляя ноги среди моря игрушек на полу.
– Но ты ведь вернешься еще до полуночи, правда, ведь? – спросил Робби.
(«Никогда ничего не обещай, если есть хотя бы малейшая возможность, что не сдержишь слова».)
– Я постараюсь сделать для этого все, что в моих силах.
Паркер обнял обоих и направился к двери.
– Папочка! – обратилась вдруг к нему Стефи, вся – воплощенная невинность в просторных черных джинсах и футболке с надписью «Привет, Котенок!». – А быть может, мне быстро нарисовать твоему другу открытку с пожеланиями скорого выздоровления? Ему наверняка понравится.
Паркер чуть не покраснел, словно его уже поймали на вранье.
– Не стоит, милая. Ему больше понравится, если я скажу, что вы прекрасно проводите время и без меня.
Но сейчас эти не слишком приятные воспоминания были внезапно прерваны звуком, с которым распахнулась дверь документальной лаборатории, и в нее вошел стройный привлекательный блондин с волосами, зачесанными назад.
– Джерри Бейкер, – объявил он сам о своем прибытии. – А вы, стало быть, Паркер Кинкейд?
Они пожали друг другу руки.
Потом вновь прибывший осмотрелся вокруг.
– Привет, Маргарет, – сказал он. Лукас ответила на приветствие кивком.
– Вы командир тактической группы? – спросил Паркер.
– Совершенно верно.
– У Джерри в полной боевой готовности все наши из подразделения поиска и разведки, – пояснила Лукас.
– И лучшие стрелки тоже, – добавил Бейкер. – У всех руки чешутся поджарить этого зверя.
Паркер опустился в серое кресло и поинтересовался у Лукас:
– Труп преступника уже обыскали?
– Да, – ответила она.
– Есть список найденного при нем?
– Пока нет.
– Нет? – Паркера это несколько встревожило. Он имел четкое представление о том, как должно проводиться расследование, и начинал опасаться, что оно расходится с воззрениями на этот вопрос Лукас. Неужели возникнут проблемы? И если да, то как их решать – осторожно или рубить напрямую? Вглядевшись еще раз в ее жесткое лицо, бледное, как мрамор, Паркер решил, что деликатничать не стоит. В деле, где улики практически полностью отсутствовали, важна была любая мелочь.
– Почему же до сих пор нет даже самого элементарного? – резко спросил он.
– Я уже отдала распоряжение, чтобы отчет нам доставили как можно скорее, – холодно отреагировала она.
На ее месте Паркер давно послал бы кого-то за этим документом. Того же Харди, например. Но решил пока не конфликтовать, дав ей еще несколько минут. Чтобы отвлечься, он посмотрел на Бейкера и спросил:
– Сколько всего у вас людей?
– Тридцать шесть наших плюс дюжины четыре из полицейского управления.
– Мало, – нахмурился Паркер.
– Это для нас настоящая головная боль, – признал Кейдж. – Очень многие оперативники расписаны по дежурствам в связи с праздником. В городе сейчас около двухсот тысяч человек. И многие агенты, приписанные к министерствам финансов и юстиции, вызваны для охраны государственных и дипломатических приемов.
– Да, некстати это произошло именно сегодня, – пробормотал Лен Харди.
– Этого и не могло произойти в обычный день, – с короткой усмешкой заметил Паркер.
– Что вы имеете в виду? – спросил молодой коп.
Паркер собирался ответить, но его опередила Лукас:
– Преступник наверняка знал, что сегодня нам будет катастрофически не хватать людей.
– А еще потому, что в городе толпы народа, – добавил Паркер. – У стрелка десятки целей на выбор. Как в гребаном тире! Он…
Паркер осекся, услышав сам себя. И ему сильно не понравилось то, что он говорил. Привыкнув в последнее время жить с детьми, а работать в одиночестве, он стал намного мягче, чем был в Бюро, а грубость и ругательства вообще исчезли из его обихода. Помня о постоянном присутствии детей, он привык сдерживать свой темперамент и думать, прежде чем что-то произнести. А теперь вдруг вернулся в прошлую жизнь, жестокую жизнь. Как лингвист, Паркер прекрасно знал, что новичок, вливающийся в незнакомый коллектив, первым делом начинает имитировать общепринятые в нем речевые нормы.
Паркер открыл свой дипломат – переносной набор для изучения документов. Он был доверху набит инструментами профессии, но к ним добавилась пластмассовая фигурка Дарта Вейдера. Скорее всего подарок от Робби.
– «Да пребудет с тобой Сила!» – процитировал Кейдж. – Что ж, пусть он станет нашим талисманом на сегодня. Мои внуки обожают эти фильмы.
Паркер пристроил игрушку на рабочем столе.
– Лично я предпочел бы Обивана Кеноби.
– Кто это? – Лукас в недоумении крутила головой.
– Неужели ты не знаешь? – поразился Харди, но потом смутился, когда его обдало холодом ее взгляда.
Паркер, впрочем, тоже удивился. Разве еще остался хоть кто-то, не знающий содержания «Звездных войн»?
– Это герои одного кинофильма, – объяснил ей Сид Арделл.
Ничего не ответив, она вернулась к чтению меморандума, от которого ненадолго оторвалась.
Паркер разыскал в дипломате свое любимое увеличительное стекло, завернутое в черную бархотку. Это была линза Лейтц с двенадцатикратным увеличением – абсолютно необходимый аксессуар для исследователя документов. Подарок от Джоан на их вторую годовщину.
Бросив взгляд в дипломат Паркера, Харди заметил среди прочего книжку в мягкой обложке. Заметив его интерес, Паркер достал ее и вручил полицейскому. «Логические загадки и головоломки. Выпуск пятый». Харди пролистал несколько страниц и передал книжку Лукас.
– Мое хобби, – объяснил Паркер, глядя ей в глаза, пока она просматривала содержание.
– О, этот парень всегда обожал такие штуки, – сказал Кейдж. – Мы его даже прозвали «Мистер Отгадка».
– Не смейтесь. На самом деле это очень неплохая гимнастика для ума, – отозвался Паркер, а потом склонился к Лукас через плечо и прочитал вслух: – «У одного человека есть три монеты общей суммой 76 центов. Все монеты отчеканены в США за последние двадцать лет, находятся в постоянном обращении, и одна из них – не пенни. Каковы номиналы каждой из монет?»
– Постойте, но одна из них должна быть достоинством в пенни, – подумав, сказал Кейдж.
Харди устремил взгляд в потолок. Интересно, подумалось Паркеру, а ум у него такой же ухоженный, как и все остальное? По некотором размышлении коп уточнил:
– А среди них не может быть юбилейных монет?
– Нет. В условии сказано, что они в постоянном обращении.
– Ах да, – кивнул Харди.
Взгляд Лукас был уставлен куда-то вниз. Она явно думала о чем-то другом, и Паркер даже не пытался разгадать ход ее мыслей.
Геллер раздумывал над задачкой не больше минуты.
– Не желаю растрачивать клетки мозга на такую чепуху, – заявил он и снова занялся своим компьютером.
– Сдаетесь? – спросил Паркер.
– Ладно, давай разгадку, – вздохнул Кейдж.
– У него монеты в пятьдесят центов, четвертак и пенни.
– Минуточку! – возмутился Кейдж. – Было сказано, что пенни у него нет.
– Ничего подобного. Там сказано, что одна из монет не пенни. Половина и четверть доллара не в счет, а третья – именно пенни.
– Это просто обман, – проворчал Кейдж.
– Как, оказывается, все просто, – сказал Харди.
– Загадки всегда кажутся простыми, когда узнаешь ответ. Как и все в этой жизни, не правда ли? – заметил Паркер.
Лукас перевернула страницу и прочитала:
– «Три ястреба постоянно уносили у фермера кур. И вот однажды он увидел всех трех хищных птиц сидящими на крыше курятника. У фермера в ружье всего один патрон, а ястребы сидят на таком расстоянии друг от друга, что попасть он может только в одного. Он целится в того, что сидит слева, стреляет и убивает его. Пуля не дает рикошета. Сколько ястребов осталось после этого на крыше?»
– Ну, это слишком легко, – заметил Сид.
– Стоп! – снова вмешался Кейдж. – Может, в этом-то вся и уловка? Ты думаешь, что решение должно непременно быть сложным, а оно на самом деле такое, что проще не придумаешь. Один застрелен. Осталось два. Вот и весь ответ.
– Значит, ты предлагаешь такой вариант? – спросил Паркер.
– Теперь уж и не знаю, что думать, – признался Кейдж.
Лукас принялась рыться в самом конце книжки.
– Это все действительно обман, – сказал Паркер, вторя словам Кейджа.
Она продолжала искать, а потом нахмурилась и спросила:
– А где же отгадки?
– Их там нет.
– Тогда это очень странная книга, – сказала она.
– Ответ, который ты находишь не сам, ответом не является. – Паркер посмотрел на часы. Где же, черт возьми, оригинал записки?
Лукас тем временем вернулась к загадке, заново перечитывая условия. У нее было красивое лицо. Джоан – просто сногсшибательно красива со своими змеиными скулами, округлыми бедрами и шикарной грудью. Маргарет Лукас в обтягивающем черном свитере не могла похвастаться такими соблазнительными формами, зато выглядела стройнее. Под плотно сидевшими на ней джинсами вырисовывались более узкие бедра, но с хорошо развитой мускулатурой. Увидев мельком ее лодыжку, он заметил что-то белое – вероятно, она носила такие же гольфы, которые предпочитала надевать под брюки и Джоан.
– А она симпатичная.
– Для агента ФБР вполне…
В этот момент в лабораторию вошел худосочный молодой человек в сером великоватом ему костюме. Один из юнцов из отдела доставки корреспонденции, сразу понял Паркер.
– С чем пожаловал, Тимоти? – спросил Кейдж.
– Мне нужен агент Джефферсон.
– Кто-кто? – хотел было переспросить Паркер, но Кейдж избавил его от конфуза.
– Агент Том Джефферсон? – уточнил он.
– Так точно, сэр.
– Он прямо перед тобой, – сказал Кейдж, ткнув пальцем в Паркера.
Паркеру хватило секунды, чтобы понять ситуацию, а потом он взял из рук курьера конверт и расписался в получении, выведя: «Т. Джефферсон», как это сделал бы сам великий исторический деятель, только чуть более небрежно.
Когда Тимоти удалился, Паркер, вскинув бровь, посмотрел на Кейджа.
– Ты хотел анонимности, – пожал плечами тот. – Пожалуйста. Это ли не анонимность?
– Но как…
– Я способен на чудеса. Сколько можно тебе об этом талдычить?
Диггер стоит в тени рядом с мотелем. «39.99 за ночь с кухней и кабельным. Есть свободные номера».
Это дерьмовый район. Диггеру он напоминает… Клик… Что? Что он ему напоминает?
Бостон? Нет. Уайт-Плейнз… Щелк… Это рядом с Нью… С Нью-Йорком.
Клик.
Он стоит рядом с вонючим контейнером для отбросов и наблюдает за дверью своего номера.
Наблюдает за прохожими, как учил его человек, который всегда говорит ему, что нужно делать. Пронаблюдать за входной дверью. Всмотреться внутрь номера через открытые шторы.
Люди идут и проходят мимо.
Машины проезжают по дерьмовой мостовой, пешеходы спешат по дерьмовому тротуару. Диггер похож на любого из них. Диггер – никто. На него не обращают ни малейшего внимания.
– Прошу прощения, – доносится голос. – Я очень голоден. Я ничего не ел уже…
Диггер поворачивается. Мужчина смотрит в пустые глаза Диггера и не может закончить фразы. Диггер всаживает в нищего две пули. Тот падает. Диггер подхватывает тело и засовывает в синий мусорный контейнер, думая про себя, что нужно сменить обмотку глушителя. Потому что… Клик… Он уже не глушит звук как следует.
Но никто не слышал выстрелов. Машины слишком шумят.
Он подбирает использованные гильзы и сует себе в карман.
Контейнер ярко-синий.
Диггеру нравятся яркие краски. Его жена выращивала красные цветы, а еще – желтые цветы. Синих не выращивала. Нет.
Он смотрит по сторонам. Рядом никого.
«Если кто-нибудь посмотрит тебе в лицо, убей его, – учил его человек, который всегда говорит, что делать. – Никто не должен видеть твоего лица. Помни об этом».
«Я это запомню», – ответил ему Диггер.
Он прикладывает ухо к мусорному баку. Там тихо.
«Забавно, что мертвый… Клик… Мертвый ты уже не можешь поднять шум».
Даже смешно…
И он снова наблюдает за дверью, за окном, за пешеходами на тротуаре.
Потом смотрит на часы. Он выждал пятнадцать минут.
Теперь уже можно войти.
Поесть супа, перезарядить оружие, перемотать подавитель звуков. Этому он научился замечательным осенним днем в прошлом году – неужели только в прошлом? Они сидели на бревнах, и человек показал ему, как перезарядить автомат и сделать новый глушитель, а все вокруг было покрыто красивого цвета опавшими листьями. А потом он практиковался в стрельбе, вращаясь на месте как юла, кружась как волчок с «узи», а ветки и листья разлетались во все стороны. Он до сих пор помнит запах нагретых солнцем мертвых листьев.
В лесу ему понравилось куда больше, чем здесь.
Он открывает дверь и входит.
Нажимает кнопку автоответчика и тщательно вводит код. Один два два пять. Сообщений от человека, который говорит, что делать, нет. Ему, кажется, становится немного грустно, что сообщений нет. Он не слышал его голоса с самого утра. Ему кажется, что ему грустно, хотя, что такое грусть, он не знает.
Сообщений нет. Нет сообщений.
А это значит, что он должен обновить глушитель, зарядить новые патроны и снова уйти.
Но сначала он поест супа и включит телевизор.
Он поест вкусного и горячего супа.
6
– А потом Тоби сможет вычислить его логово, – вмешался Кейдж. – Опергруппа Джерри Бейкера в полной боевой готовности. Мы прищучим его, как только он доберется до дома. Или возьмем еще в дороге.
– Насколько велика вероятность, что он захочет взять выкуп?
– Вот это нам неизвестно, – ответила Лукас. – Когда вы прочтете записку, то заметите, что ее автор, то есть погибший преступник, был человеком не слишком острого ума. Если его сообщник – этот самый Диггер – такой же тугодум, он может не решиться забрать деньги.
Она вспоминала лекции по психологии представителей преступного мира, которые им читали в академии. Считается, что малообразованные преступники более подозрительны, чем интеллигентные. И они не склонны к импровизации, если обстоятельства вдруг меняются.
– А значит, он может просто продолжать расстреливать людей, следуя первоначально полученному приказу, – закончила она свою мысль.
– И мы не можем хотя бы предсказать, услышит стрелок речь мэра или нет, – сказал Кейдж. – Мы ведь ничего о нем не знаем. Нет ни единой чертовой зацепки.
Лукас заметила, что Кинкейд не сводит взгляда со «Сводки основных происшествий». А именно с той ее страницы, где говорилось о поджоге дома Гари Мосса. В такого рода сводках преступление описывалось весьма детально, чтобы любой офицер, подключавшийся к расследованию, мог оперативно войти в курс дела. Вот и в этом отчете подробно говорилось о том, как двум дочкам Мосса чудом удалось избежать смерти.
Паркер Кинкейд вчитывался в строки бюллетеня, вероятно, дольше, чем хотелось ему самому, явно взволнованный историей о том, как преступники пытались убить целую семью.
Двое детей хозяина дома сумели выбраться из охваченной пламенем постройки и остались в живых, отделавшись легкими ожогами.
Наконец он резким движением отбросил сводку в сторону от себя. Потом оглядел зал центра с его десятками рабочих столов, телефонов, компьютеров и прочей электроникой. Его взгляд остановился на одном из мониторов, на который по-прежнему было выведено изображение записки вымогателя.
– Мы можем оборудовать себе рабочее место где-нибудь еще?
– Это штаб расследования, – сказала Лукас, наблюдая, как он разглядывает записку. – Чем он вас не устраивает?
– Во-первых, нам не нужно столько места, – ответил Кинкейд. – Да и все это оборудование для нас совершенно бесполезно.
Лукас обдумала его слова и спросила:
– У вас есть на примете другое помещение?
– Да, наверху, – рассеянно сказал он, все еще не отводя глаз с записки. – Давайте переберемся наверх.
Паркер шел через лабораторию отдела по работе с документами, посматривая на аппаратуру, которую так хорошо знал.
Два бинокулярных микроскопа с фибероптической подсветкой, два прибора для спектрального анализа – один старенький, второй новейшей модели, – электростатический детектор ЭСДА, тонкоструйный газовый хроматограф для анализа состава чернил и прочих следов, оставленных на бумаге.
Памятны ему были и специальные окна из коридора, по которому водили группы экскурсантов – по рабочим дням с девяти до пяти, – чтобы публика могла своими глазами увидеть сотрудников ФБР в деле. Сейчас в коридоре было темно и мрачно.
Паркер помедлил, пока остальные члены группы устраивались за рабочими столами. На самом деле комната была тесной, пропитанной неприятными запахами и вообще неудобной – какой, по его мнению, и должна быть настоящая лаборатория. Он в любом случае предпочел бы ее новенькому и просторному залу стратегического центра, потому что твердо верил в справедливость совета своего отца, историка, чьей специализацией была Гражданская война в США: «Всегда вступай в битву, сынок, только на хорошо знакомой тебе территории». Но он предпочел ничего не объяснять Лукас, следуя еще одной отцовской рекомендации: «Не обязательно делиться всей информацией даже со своими союзниками».
Он заглянул в небольшой кабинет Стэна Льюиса. Увидел все те же фолианты, которыми сам пользовался как справочниками, когда работал здесь. «Подозрительные документы» Харрисона, «Введение в почерковедение» Хаусли и Фармера, «Научный анализ при установлении подлинности письменных источников» Хилтона. И «библию» людей его профессии – фундаментальный труд «Работа с подозрительными документами» Альберта С. Осборна. Позади кресла все так же стоял столик на колесиках с четырьмя деревцами бонсай, которые когда-то купил он сам, а потом перепоручил уход за ними Льюису.
– Ну, где же записка? – спросил он у Кейджа в нетерпении.
– Уже в пути. Скоро доставят.
Паркер включил некоторые из приборов. Одни из них загудели, другие защелкали, третьи не издавали ни звука, лишь помаргивали лампочками индикаторов, как встревоженными глазами.
Ждать. Хуже всего ждать…
И стараться даже не вспоминать своего разговора с детьми часом ранее, когда пришлось сообщить, что планы на вечер меняются.
Они сидели в комнате Робби, где пол был все так же усеян деталями конструктора «Лего» и микромашинками.
– Привет, мистер и мисс Ху!
– А я уже дошла до третьего уровня, – похвасталась Стефи, кивая на игровую приставку, – а потом меня убили.
У Робби на кровати в разгаре была битва с участием танков и вертолетов.
Паркер присел на край постели.
– Помните, ко мне сегодня заезжали люди? – спросил он.
– Я помню только ту симпатичную леди. Ты еще та-а-а-к на нее смотрел! – отозвался сын, поддразнивая отца.
(«Они гораздо наблюдательнее, чем ты себе воображаешь», – гласило неписаное «Руководство».)
– Так вот, они сообщили мне, что один из моих друзей очень серьезно заболел, и мне нужно будет ненадолго уехать, чтобы навестить его. Кого бы вы хотели в свои сиделки на сегодня?
В дополнение к стандартному набору старшеклассниц и студенток колледжа Паркер имел в своем распоряжении нескольких соседок, с которыми у него были достаточно теплые отношения, чтобы те иногда по вечерам с удовольствием соглашались присмотреть за детьми. А еще – Линн, его бывшая подружка. Она бы тоже приехала в Фэрфакс выручить Паркера, но в праздник у нее наверняка намечалось свидание (он не мог себе представить Линн тоскующей в одиночестве в канун Нового года), а прежней близости, когда можно попросить девушку о такой жертве, давно уже не было.
– Тебе действительно так нужно уехать? – спросил Робби. – Именно сейчас?
Когда мальчика что-то огорчало, он вдруг становился очень тихим, хотя выражение лица его не выдавало. Он никогда не хныкал, никогда не упрашивал, что лишь смущало отца. А лишь замирал, словно печаль охватывала все его существо. И сейчас, когда Робби молча смотрел на него, не двигаясь, с игрушечным вертолетом, застывшим в поднятой руке, у Паркера заныло сердце.
Стефи в этом отношении не создавала ему вообще никаких проблем. Она просто отбросила со лба челку и, нахмурившись, спросила:
– А он поправится? Этот твой друг?
– О, я уверен, что он выздоровеет. Но сейчас будет очень хорошо с моей стороны, если я смогу повидаться с ним… Итак. Кого мы пригласим на сегодня? Дженнифер? Или миссис Каванаг?
– Миссис Каванаг! – ответили они почти в унисон. Эта престарелая женщина регулярно сидела с Робби и Стефи по вторникам, когда их отец отправлялся в местный клуб играть в покер.
Паркер поднялся на ноги, осторожно переставляя ноги среди моря игрушек на полу.
– Но ты ведь вернешься еще до полуночи, правда, ведь? – спросил Робби.
(«Никогда ничего не обещай, если есть хотя бы малейшая возможность, что не сдержишь слова».)
– Я постараюсь сделать для этого все, что в моих силах.
Паркер обнял обоих и направился к двери.
– Папочка! – обратилась вдруг к нему Стефи, вся – воплощенная невинность в просторных черных джинсах и футболке с надписью «Привет, Котенок!». – А быть может, мне быстро нарисовать твоему другу открытку с пожеланиями скорого выздоровления? Ему наверняка понравится.
Паркер чуть не покраснел, словно его уже поймали на вранье.
– Не стоит, милая. Ему больше понравится, если я скажу, что вы прекрасно проводите время и без меня.
Но сейчас эти не слишком приятные воспоминания были внезапно прерваны звуком, с которым распахнулась дверь документальной лаборатории, и в нее вошел стройный привлекательный блондин с волосами, зачесанными назад.
– Джерри Бейкер, – объявил он сам о своем прибытии. – А вы, стало быть, Паркер Кинкейд?
Они пожали друг другу руки.
Потом вновь прибывший осмотрелся вокруг.
– Привет, Маргарет, – сказал он. Лукас ответила на приветствие кивком.
– Вы командир тактической группы? – спросил Паркер.
– Совершенно верно.
– У Джерри в полной боевой готовности все наши из подразделения поиска и разведки, – пояснила Лукас.
– И лучшие стрелки тоже, – добавил Бейкер. – У всех руки чешутся поджарить этого зверя.
Паркер опустился в серое кресло и поинтересовался у Лукас:
– Труп преступника уже обыскали?
– Да, – ответила она.
– Есть список найденного при нем?
– Пока нет.
– Нет? – Паркера это несколько встревожило. Он имел четкое представление о том, как должно проводиться расследование, и начинал опасаться, что оно расходится с воззрениями на этот вопрос Лукас. Неужели возникнут проблемы? И если да, то как их решать – осторожно или рубить напрямую? Вглядевшись еще раз в ее жесткое лицо, бледное, как мрамор, Паркер решил, что деликатничать не стоит. В деле, где улики практически полностью отсутствовали, важна была любая мелочь.
– Почему же до сих пор нет даже самого элементарного? – резко спросил он.
– Я уже отдала распоряжение, чтобы отчет нам доставили как можно скорее, – холодно отреагировала она.
На ее месте Паркер давно послал бы кого-то за этим документом. Того же Харди, например. Но решил пока не конфликтовать, дав ей еще несколько минут. Чтобы отвлечься, он посмотрел на Бейкера и спросил:
– Сколько всего у вас людей?
– Тридцать шесть наших плюс дюжины четыре из полицейского управления.
– Мало, – нахмурился Паркер.
– Это для нас настоящая головная боль, – признал Кейдж. – Очень многие оперативники расписаны по дежурствам в связи с праздником. В городе сейчас около двухсот тысяч человек. И многие агенты, приписанные к министерствам финансов и юстиции, вызваны для охраны государственных и дипломатических приемов.
– Да, некстати это произошло именно сегодня, – пробормотал Лен Харди.
– Этого и не могло произойти в обычный день, – с короткой усмешкой заметил Паркер.
– Что вы имеете в виду? – спросил молодой коп.
Паркер собирался ответить, но его опередила Лукас:
– Преступник наверняка знал, что сегодня нам будет катастрофически не хватать людей.
– А еще потому, что в городе толпы народа, – добавил Паркер. – У стрелка десятки целей на выбор. Как в гребаном тире! Он…
Паркер осекся, услышав сам себя. И ему сильно не понравилось то, что он говорил. Привыкнув в последнее время жить с детьми, а работать в одиночестве, он стал намного мягче, чем был в Бюро, а грубость и ругательства вообще исчезли из его обихода. Помня о постоянном присутствии детей, он привык сдерживать свой темперамент и думать, прежде чем что-то произнести. А теперь вдруг вернулся в прошлую жизнь, жестокую жизнь. Как лингвист, Паркер прекрасно знал, что новичок, вливающийся в незнакомый коллектив, первым делом начинает имитировать общепринятые в нем речевые нормы.
Паркер открыл свой дипломат – переносной набор для изучения документов. Он был доверху набит инструментами профессии, но к ним добавилась пластмассовая фигурка Дарта Вейдера. Скорее всего подарок от Робби.
– «Да пребудет с тобой Сила!» – процитировал Кейдж. – Что ж, пусть он станет нашим талисманом на сегодня. Мои внуки обожают эти фильмы.
Паркер пристроил игрушку на рабочем столе.
– Лично я предпочел бы Обивана Кеноби.
– Кто это? – Лукас в недоумении крутила головой.
– Неужели ты не знаешь? – поразился Харди, но потом смутился, когда его обдало холодом ее взгляда.
Паркер, впрочем, тоже удивился. Разве еще остался хоть кто-то, не знающий содержания «Звездных войн»?
– Это герои одного кинофильма, – объяснил ей Сид Арделл.
Ничего не ответив, она вернулась к чтению меморандума, от которого ненадолго оторвалась.
Паркер разыскал в дипломате свое любимое увеличительное стекло, завернутое в черную бархотку. Это была линза Лейтц с двенадцатикратным увеличением – абсолютно необходимый аксессуар для исследователя документов. Подарок от Джоан на их вторую годовщину.
Бросив взгляд в дипломат Паркера, Харди заметил среди прочего книжку в мягкой обложке. Заметив его интерес, Паркер достал ее и вручил полицейскому. «Логические загадки и головоломки. Выпуск пятый». Харди пролистал несколько страниц и передал книжку Лукас.
– Мое хобби, – объяснил Паркер, глядя ей в глаза, пока она просматривала содержание.
– О, этот парень всегда обожал такие штуки, – сказал Кейдж. – Мы его даже прозвали «Мистер Отгадка».
– Не смейтесь. На самом деле это очень неплохая гимнастика для ума, – отозвался Паркер, а потом склонился к Лукас через плечо и прочитал вслух: – «У одного человека есть три монеты общей суммой 76 центов. Все монеты отчеканены в США за последние двадцать лет, находятся в постоянном обращении, и одна из них – не пенни. Каковы номиналы каждой из монет?»
– Постойте, но одна из них должна быть достоинством в пенни, – подумав, сказал Кейдж.
Харди устремил взгляд в потолок. Интересно, подумалось Паркеру, а ум у него такой же ухоженный, как и все остальное? По некотором размышлении коп уточнил:
– А среди них не может быть юбилейных монет?
– Нет. В условии сказано, что они в постоянном обращении.
– Ах да, – кивнул Харди.
Взгляд Лукас был уставлен куда-то вниз. Она явно думала о чем-то другом, и Паркер даже не пытался разгадать ход ее мыслей.
Геллер раздумывал над задачкой не больше минуты.
– Не желаю растрачивать клетки мозга на такую чепуху, – заявил он и снова занялся своим компьютером.
– Сдаетесь? – спросил Паркер.
– Ладно, давай разгадку, – вздохнул Кейдж.
– У него монеты в пятьдесят центов, четвертак и пенни.
– Минуточку! – возмутился Кейдж. – Было сказано, что пенни у него нет.
– Ничего подобного. Там сказано, что одна из монет не пенни. Половина и четверть доллара не в счет, а третья – именно пенни.
– Это просто обман, – проворчал Кейдж.
– Как, оказывается, все просто, – сказал Харди.
– Загадки всегда кажутся простыми, когда узнаешь ответ. Как и все в этой жизни, не правда ли? – заметил Паркер.
Лукас перевернула страницу и прочитала:
– «Три ястреба постоянно уносили у фермера кур. И вот однажды он увидел всех трех хищных птиц сидящими на крыше курятника. У фермера в ружье всего один патрон, а ястребы сидят на таком расстоянии друг от друга, что попасть он может только в одного. Он целится в того, что сидит слева, стреляет и убивает его. Пуля не дает рикошета. Сколько ястребов осталось после этого на крыше?»
– Ну, это слишком легко, – заметил Сид.
– Стоп! – снова вмешался Кейдж. – Может, в этом-то вся и уловка? Ты думаешь, что решение должно непременно быть сложным, а оно на самом деле такое, что проще не придумаешь. Один застрелен. Осталось два. Вот и весь ответ.
– Значит, ты предлагаешь такой вариант? – спросил Паркер.
– Теперь уж и не знаю, что думать, – признался Кейдж.
Лукас принялась рыться в самом конце книжки.
– Это все действительно обман, – сказал Паркер, вторя словам Кейджа.
Она продолжала искать, а потом нахмурилась и спросила:
– А где же отгадки?
– Их там нет.
– Тогда это очень странная книга, – сказала она.
– Ответ, который ты находишь не сам, ответом не является. – Паркер посмотрел на часы. Где же, черт возьми, оригинал записки?
Лукас тем временем вернулась к загадке, заново перечитывая условия. У нее было красивое лицо. Джоан – просто сногсшибательно красива со своими змеиными скулами, округлыми бедрами и шикарной грудью. Маргарет Лукас в обтягивающем черном свитере не могла похвастаться такими соблазнительными формами, зато выглядела стройнее. Под плотно сидевшими на ней джинсами вырисовывались более узкие бедра, но с хорошо развитой мускулатурой. Увидев мельком ее лодыжку, он заметил что-то белое – вероятно, она носила такие же гольфы, которые предпочитала надевать под брюки и Джоан.
– А она симпатичная.
– Для агента ФБР вполне…
В этот момент в лабораторию вошел худосочный молодой человек в сером великоватом ему костюме. Один из юнцов из отдела доставки корреспонденции, сразу понял Паркер.
– С чем пожаловал, Тимоти? – спросил Кейдж.
– Мне нужен агент Джефферсон.
– Кто-кто? – хотел было переспросить Паркер, но Кейдж избавил его от конфуза.
– Агент Том Джефферсон? – уточнил он.
– Так точно, сэр.
– Он прямо перед тобой, – сказал Кейдж, ткнув пальцем в Паркера.
Паркеру хватило секунды, чтобы понять ситуацию, а потом он взял из рук курьера конверт и расписался в получении, выведя: «Т. Джефферсон», как это сделал бы сам великий исторический деятель, только чуть более небрежно.
Когда Тимоти удалился, Паркер, вскинув бровь, посмотрел на Кейджа.
– Ты хотел анонимности, – пожал плечами тот. – Пожалуйста. Это ли не анонимность?
– Но как…
– Я способен на чудеса. Сколько можно тебе об этом талдычить?
Диггер стоит в тени рядом с мотелем. «39.99 за ночь с кухней и кабельным. Есть свободные номера».
Это дерьмовый район. Диггеру он напоминает… Клик… Что? Что он ему напоминает?
Бостон? Нет. Уайт-Плейнз… Щелк… Это рядом с Нью… С Нью-Йорком.
Клик.
Он стоит рядом с вонючим контейнером для отбросов и наблюдает за дверью своего номера.
Наблюдает за прохожими, как учил его человек, который всегда говорит ему, что нужно делать. Пронаблюдать за входной дверью. Всмотреться внутрь номера через открытые шторы.
Люди идут и проходят мимо.
Машины проезжают по дерьмовой мостовой, пешеходы спешат по дерьмовому тротуару. Диггер похож на любого из них. Диггер – никто. На него не обращают ни малейшего внимания.
– Прошу прощения, – доносится голос. – Я очень голоден. Я ничего не ел уже…
Диггер поворачивается. Мужчина смотрит в пустые глаза Диггера и не может закончить фразы. Диггер всаживает в нищего две пули. Тот падает. Диггер подхватывает тело и засовывает в синий мусорный контейнер, думая про себя, что нужно сменить обмотку глушителя. Потому что… Клик… Он уже не глушит звук как следует.
Но никто не слышал выстрелов. Машины слишком шумят.
Он подбирает использованные гильзы и сует себе в карман.
Контейнер ярко-синий.
Диггеру нравятся яркие краски. Его жена выращивала красные цветы, а еще – желтые цветы. Синих не выращивала. Нет.
Он смотрит по сторонам. Рядом никого.
«Если кто-нибудь посмотрит тебе в лицо, убей его, – учил его человек, который всегда говорит, что делать. – Никто не должен видеть твоего лица. Помни об этом».
«Я это запомню», – ответил ему Диггер.
Он прикладывает ухо к мусорному баку. Там тихо.
«Забавно, что мертвый… Клик… Мертвый ты уже не можешь поднять шум».
Даже смешно…
И он снова наблюдает за дверью, за окном, за пешеходами на тротуаре.
Потом смотрит на часы. Он выждал пятнадцать минут.
Теперь уже можно войти.
Поесть супа, перезарядить оружие, перемотать подавитель звуков. Этому он научился замечательным осенним днем в прошлом году – неужели только в прошлом? Они сидели на бревнах, и человек показал ему, как перезарядить автомат и сделать новый глушитель, а все вокруг было покрыто красивого цвета опавшими листьями. А потом он практиковался в стрельбе, вращаясь на месте как юла, кружась как волчок с «узи», а ветки и листья разлетались во все стороны. Он до сих пор помнит запах нагретых солнцем мертвых листьев.
В лесу ему понравилось куда больше, чем здесь.
Он открывает дверь и входит.
Нажимает кнопку автоответчика и тщательно вводит код. Один два два пять. Сообщений от человека, который говорит, что делать, нет. Ему, кажется, становится немного грустно, что сообщений нет. Он не слышал его голоса с самого утра. Ему кажется, что ему грустно, хотя, что такое грусть, он не знает.
Сообщений нет. Нет сообщений.
А это значит, что он должен обновить глушитель, зарядить новые патроны и снова уйти.
Но сначала он поест супа и включит телевизор.
Он поест вкусного и горячего супа.
6
Мэр Кеннеди!
Конец света грянет. Диггер на свободе и нету способа его остановить. Он будет убивать снова в четыре, в 8 и в Полночь если вы не заплатите.
Я желаю получить $20 миллионов долларов наличными, которые вы положите в сумку и оставите сумку в трех километрах к югу от шоссе 66 на Западной Стороне от Окружной. В середине Поля. Оплатите мне Деньги до 12.00 часов. Только я умею как остановить Диггера. Если вы (густо зачеркнуто) арестуете меня, он продолжит убивать. Если вы меня убьете, он продолжит убивать…
Чтобы вы не думали будто я никто, некоторые пули Диггера были окрашены черной краской. Только я знаю об этом.
У каждого документа свой характер. Письмо Джефферсона, лежавшее в ящике стола в доме Паркера, независимо от того, подлинное оно или нет, было величаво. По стилю и по богатству содержания. А записка вымогателя, которую он видел сейчас перед собой на рабочем столе лаборатории ФБР, поражала вульгарной грубостью и цинизмом.
И тем не менее Паркер подошел к ее рассмотрению как к решению любой другой своей задачи: беспристрастно, непредвзято и не делая скороспелых выводов. При разгадке ребуса наш ум напоминает быстро застывающий гипс – первые ощущения впечатываются в него надолго. Поэтому он избегал каких-либо умозаключений, пока не проанализировал записку целиком. Сдерживать напрашивающиеся сами собой суждения было едва ли не самым сложным в его профессии.
Три ястреба постоянно уносили у фермера кур…
– А что с пулями в метро? – спросил он. – Вы нашли среди них окрашенные?
– Так точно, – ответил Джерри Бейкер. – Около дюжины были покрыты черной краской.
Паркер кивнул и задал еще вопрос:
– Я правильно понял, что вы заказали психолингвистическую экспертизу?
– Да, – отозвался Геллер и указал на дисплей своего компьютера, – но результаты из Квонтико пока не прислали.
Паркер посмотрел на конверт, в котором оставили записку. Его поместили в целлофановую папку, налепив формуляр для отметок о перемещении из отдела в отдел, озаглавив «Метстрел». На внешней стороне конверта тем же почерком, которым была составлена записка, вывели слова: «Мэру. Вопрос Жизни и Смерти».
Он натянул резиновые перчатки. При этом он не столько боялся оставить свои отпечатки пальцев, сколько уничтожить любые микрочастицы, приставшие к поверхности бумаги. Потом вынул из бархатной обертки свою лупу. Диаметром в пятнадцать сантиметров, безупречно чистое стекло было оправлено в блестящий стальной обод и снабжено ручкой из палисандра. Первым делом Паркер изучил с его помощью полоску клея на конверте.
– Ну, что мы здесь имеем? И имеем ли что-нибудь вообще? – пробормотал он себе под нос. Работая с документами, он часто начинал разговаривать сам с собой. Если в такой момент в кабинете находились дети, они думали, что его комментарии адресованы им, и безыскусно радовались возможности поучаствовать в отцовской работе.
Узкая клеевая линия, нанесенная на конверт машиной на фабрике, осталась нетронутой, а жаль. Остатки слюны могли дать информацию по ДНК и для серологического анализа.
– Конверт он не запечатывал.
Лукас покачала головой и усмехнулась в ответ на столь очевидное наблюдение.
– Но для нас это не имеет значения. Мы взяли пробы ДНК из крови трупа и прогнали через базу данных. Ничего.
– Как я понимаю, вы исследовали ДНК неизвестного преступника, – заметил Паркер. – А у меня была надежда, что конверт мог заклеить Диггер и подарить нам немного информации для обработки.
Немного поразмыслив, она признала:
– Да, это – мысль. Я сама как-то не подумала об этом.
Не настолько самолюбива, чтобы не извиниться, подумал Паркер. Пусть и косвенно. Он отодвинул конверт в сторону и снова взялся за записку.
– А что вы предполагаете по поводу самого Диггера? – спросил он затем.
– Да, – присоединился Сид Арделл. – Мы имеем дело еще с одним свихнувшимся маньяком?
– С еще одним Сыном Сэма? – влился в общий хор Кейдж. – Типа второго Леонарда Бернстайна?
– Ты имеешь в виду Дэвида Берковица[1], – поправила Лукас, не сразу сообразив, что Кейдж шутит. Сид и Харди засмеялись. На шутки и розыгрыши Кейджа попадались многие. Причем на агента часто накатывало юмористическое настроение именно в тот момент, когда расследование не давало к тому никаких поводов. Для него этого было чем-то вроде невидимого щита, как у сына Паркера Робби, чтобы отразить атаку зла на свою душу. У самой Лукас наверняка тоже есть что-то подобное, решил Паркер. Своего рода броня, которую она то намеренно демонстрирует окружающим, то прячет от посторонних глаз.
Конец света грянет. Диггер на свободе и нету способа его остановить. Он будет убивать снова в четыре, в 8 и в Полночь если вы не заплатите.
Я желаю получить $20 миллионов долларов наличными, которые вы положите в сумку и оставите сумку в трех километрах к югу от шоссе 66 на Западной Стороне от Окружной. В середине Поля. Оплатите мне Деньги до 12.00 часов. Только я умею как остановить Диггера. Если вы (густо зачеркнуто) арестуете меня, он продолжит убивать. Если вы меня убьете, он продолжит убивать…
Чтобы вы не думали будто я никто, некоторые пули Диггера были окрашены черной краской. Только я знаю об этом.
У каждого документа свой характер. Письмо Джефферсона, лежавшее в ящике стола в доме Паркера, независимо от того, подлинное оно или нет, было величаво. По стилю и по богатству содержания. А записка вымогателя, которую он видел сейчас перед собой на рабочем столе лаборатории ФБР, поражала вульгарной грубостью и цинизмом.
И тем не менее Паркер подошел к ее рассмотрению как к решению любой другой своей задачи: беспристрастно, непредвзято и не делая скороспелых выводов. При разгадке ребуса наш ум напоминает быстро застывающий гипс – первые ощущения впечатываются в него надолго. Поэтому он избегал каких-либо умозаключений, пока не проанализировал записку целиком. Сдерживать напрашивающиеся сами собой суждения было едва ли не самым сложным в его профессии.
Три ястреба постоянно уносили у фермера кур…
– А что с пулями в метро? – спросил он. – Вы нашли среди них окрашенные?
– Так точно, – ответил Джерри Бейкер. – Около дюжины были покрыты черной краской.
Паркер кивнул и задал еще вопрос:
– Я правильно понял, что вы заказали психолингвистическую экспертизу?
– Да, – отозвался Геллер и указал на дисплей своего компьютера, – но результаты из Квонтико пока не прислали.
Паркер посмотрел на конверт, в котором оставили записку. Его поместили в целлофановую папку, налепив формуляр для отметок о перемещении из отдела в отдел, озаглавив «Метстрел». На внешней стороне конверта тем же почерком, которым была составлена записка, вывели слова: «Мэру. Вопрос Жизни и Смерти».
Он натянул резиновые перчатки. При этом он не столько боялся оставить свои отпечатки пальцев, сколько уничтожить любые микрочастицы, приставшие к поверхности бумаги. Потом вынул из бархатной обертки свою лупу. Диаметром в пятнадцать сантиметров, безупречно чистое стекло было оправлено в блестящий стальной обод и снабжено ручкой из палисандра. Первым делом Паркер изучил с его помощью полоску клея на конверте.
– Ну, что мы здесь имеем? И имеем ли что-нибудь вообще? – пробормотал он себе под нос. Работая с документами, он часто начинал разговаривать сам с собой. Если в такой момент в кабинете находились дети, они думали, что его комментарии адресованы им, и безыскусно радовались возможности поучаствовать в отцовской работе.
Узкая клеевая линия, нанесенная на конверт машиной на фабрике, осталась нетронутой, а жаль. Остатки слюны могли дать информацию по ДНК и для серологического анализа.
– Конверт он не запечатывал.
Лукас покачала головой и усмехнулась в ответ на столь очевидное наблюдение.
– Но для нас это не имеет значения. Мы взяли пробы ДНК из крови трупа и прогнали через базу данных. Ничего.
– Как я понимаю, вы исследовали ДНК неизвестного преступника, – заметил Паркер. – А у меня была надежда, что конверт мог заклеить Диггер и подарить нам немного информации для обработки.
Немного поразмыслив, она признала:
– Да, это – мысль. Я сама как-то не подумала об этом.
Не настолько самолюбива, чтобы не извиниться, подумал Паркер. Пусть и косвенно. Он отодвинул конверт в сторону и снова взялся за записку.
– А что вы предполагаете по поводу самого Диггера? – спросил он затем.
– Да, – присоединился Сид Арделл. – Мы имеем дело еще с одним свихнувшимся маньяком?
– С еще одним Сыном Сэма? – влился в общий хор Кейдж. – Типа второго Леонарда Бернстайна?
– Ты имеешь в виду Дэвида Берковица[1], – поправила Лукас, не сразу сообразив, что Кейдж шутит. Сид и Харди засмеялись. На шутки и розыгрыши Кейджа попадались многие. Причем на агента часто накатывало юмористическое настроение именно в тот момент, когда расследование не давало к тому никаких поводов. Для него этого было чем-то вроде невидимого щита, как у сына Паркера Робби, чтобы отразить атаку зла на свою душу. У самой Лукас наверняка тоже есть что-то подобное, решил Паркер. Своего рода броня, которую она то намеренно демонстрирует окружающим, то прячет от посторонних глаз.