Додд Кристина. Рыцарь надежды

   На то, чтобы костры прогорели и ветер окончательно разогнал вредоносные испарения, потребовался час. Хью стараниями Ричарда отыскали во внешнем дворе, рядом с телом убитого им Пембриджа. Рыцари перенесли своего лорда в донжон, где находилась Эдлин, которая тут же принялась за лечение. Вскоре принесли и Ричарда, который, услышав о зеленом оружии Эдлин, стал так смеяться, что свалился без сознания. Обследование выявило у него перелом нескольких ребер, пострадавших, вероятно, в результате хорошего удара булавой.
   — Разреши переложить тебя в кровать, — уже в который раз предложила Эдлин. — Рядом с Ричардом достаточно места, да и мне будет легче за вами ухаживать.
   — Я не лягу в одну постель с мужчиной, — заявил Хью.
   — Аминь! — слабым голосом, но с решительной интонацией откликнулся Ричард.
   Он лежал, обложенный подушками, бледностью кожи соперничая с белизной постельного белья. Но даже боль не могла сломить его характера.
   — Я поменяюсь с Хью местами — не хочу выживать хозяина замка из его собственной постели.
   Сарказм новообретенного союзника вызвал у Хью непреодолимое желание съездить ему по физиономии, причем сейчас же.
   Но дерзкого поставила на место Эдлин.
   — Нет, не поменяетесь, — холодно сказала она. — Вы опасно ранены в грудь, поэтому не сделаете ни одного движения, пока я вам не позволю.
   Однако Ричарду не хотелось так легко сдаваться.
   — Твоя жена, Хью, настоящий деспот! Когда я соберусь жениться, то выберу себе тихую, послушную женщину.
   Хью вспомнились собственные иллюзии на этот счет.
   — Не загадывай, браки совершаются на небесах.
   — Новые соседи изойдут завистью, глядя на мое блаженство, — заносчиво улыбнулся Ричард.
   — Не слишком ли ты губы раскатал после одной-единственной битвы? — проворчал Хью, впрочем, довольно равнодушно.
   Но разбойник, черт его побери, рассчитал верно. Хью обязательно попросит принца Эдуарда отдать Ричарду замок Джаксон, и тогда бывшей грозе местной знати придется искать у нее признания. Это будет нелегко, если учесть, скольких баронов и графов этот ухмыляющийся шалопай в прошлом раздел до нитки.
   Судя по всему, Эдлин тоже не сомневалась, что муж постарается помочь Уилтширу, отчего Хью и вовсе почувствовал себя связанным по рукам и ногам. Она считала этого бездельника хорошим, открытым для добра человеком, и Хью ни за что на свете не решился бы с ней спорить по этому поводу.
   Опустившись возле него на колени, Эдлин с улыбкой принялась поправлять ему подушки, и у него заныло в груди: угнетало воспоминание — сколько безрадостных, беспокойных дней провел он вдалеке от нее и сколько таких же ночей предстоит еще пережить в ожидании новой встречи наедине. Но Эдлин была так прелестна, что, отбросив мрачные мысли, он улыбнулся в ответ.
   — Как себя ощущаешь после битвы?
   — Война даже омерзительнее, чем я думала, — ответила Эдлин, и улыбка ее медленно угасла. — Однако, будь у меня оружие, я бы сама вышла сражаться с наемниками Пембриджа.
   Представив себе эту картину, Хью ужаснулся.
   — Что с тобой, Эдлин?!
   — Глядя на головешки и трупы во внешнем дворе, я поняла, что такая же судьба уготована и второму двору, и главной башне, и моим сыновьям, и всем обитателям Роксфорда… Меня до сих пор трясет от ярости… — Она сцепила на коленях дрожавшие руки. — Мне хотелось своими руками прикончить Пембриджа, и он, слава Богу, мертв!
   Как ни странно, слушая Эдлин, Хью почувствовал, что она стала ему еще ближе.
   Конечно, убежденная противница насилия, она сказала так под влиянием только что пережитого ужаса. Но этот опыт поможет ей лучше понять, что Хью испытывает в битве, неся возмездие мятежникам, вознамерившимся расколоть государство.
   — Хозяин сам порешил душегуба, — будничным голосом произнес Уортон.
   — И охотно сделал бы это еще раз! — откликнулся Хью. — Мерзавец столько тут натворил, что и за несколько месяцев не поправишь!
   — Такой уж он был человек, — уже спокойно заметила Эдлйн. — Как будто сама смерть отметила его своей печатью: он приносил с собой несчастье и гибель повсюду, где появлялся.
   Нет, напрасно я тогда сомневался, подумал Хью, она никогда не любила Пембриджа.
   Ее слова напомнили ему о старой дружбе, имевшей столь же роковые последствия.
   — Кто-нибудь видел сэра Линдона после сражения? — нетерпеливо спросил Хью.
   Уортон понуро кивнул головой.
   — Он убит, хозяин, мы нашли его в груде других издохших поганцев, когда священник пришел за них помолиться.
   — Уортон, перестань! Аиндон был хорошим человеком, — неожиданно отчитал его Хью.
   — Да ну? — поразился Уортон. — А кто переметнулся к Пембриджу? Кто пытался вас убить?
   — Он раскаялся! — неуверенно возразил Хью.
   — Слишком вы жалостливы стали, как я погляжу, — теперь уже Уортон отчитывал Хью. — Разве мальчики вам не сказали, что он открыл врагу потайной ход?
   — Аллен и Паркен не уверены, что это был именно он.
   — Ну, теперь-то сомневаться не приходится, в бою он окончательно сбросил личину. Как вы могли поверить его раскаянию? Он трус, он просто пытался спастись, все равно как! Останься он в живых, я бы на вашем месте никогда больше не рискнул доверить ему свою жизнь или жизнь своей жены!
   — Я польщена. — Эдлин опустила глаза, чтобы скрыть изумление.
   — Оставьте, хозяйка, — ответил Уортон с такой кислой миной, будто надкусил лимон. — Не знаю уж, что нашел лорд в такой редкой упрямице, как вы, но я уважаю вас, потому что привык доверять его мнению.
   — Однако все же не поверил, когда я сказал, что сэр Линдон искренно раскаялся, — раздраженно бросил Хью.
   — Я заранее знал, что вы примете его сторону — старую дружбу так просто не забудешь, — пожал плечами Уортон. — Но он умер, к чему теперь спорить?
   Действительно, к чему? Уж не Уортон ли воткнул под ребро Линдону нож? Вполне возможно. Впрочем, хозяин слишком хорошо знал своего слугу, чтобы рассчитывать на его признание.
   — Что случилось, то случилось, — примирительно пробормотал Хью. — Я не в силах ничего изменить.
   Однако в глубине души он и не хотел ничего менять. Он никогда бы уже не смог верить Линдону, как раньше, и их новые отношения, как бы они ни сложились, были бы им обоим в тягость.
   — За исключением излишней доверчивости, в остальном хозяин выше всяких похвал! Он ведь еще до начала битвы с де Монфором умудрился разогнать пол-армии мятежников! Как вам это удалось, хозяин? — хитро прищурившись, спросил Уортон.
   Хью не рассердился на него за это подшучивание, напротив, он с радостью воспользовался случаем, чтобы выразить уважение женщине, которую любил.
   — Меня научила этому жена.
   — Неужели? Когда же это?! — От удивления у Эдлин округлились глаза.
   — Милая, — сказал Хью, — увидев, как благодаря своей сообразительности ты дважды одержала верх над гораздо более сильным противником, я решил пойти по твоим стопам!
   К ужасу Хью, глаза Эдлин медленно наполнялись слезами.
   Она плачет! Он растерялся, ведь ему еще не приходилось иметь дела с плачущими женщинами. Он бы с радостью сбежал, но из-за ранений просто не мог двинуться с места.
   — Эй, почему ты плачешь, ведь я, кажется, не сделал тебе ничего плохого. Разве я не признал твою правоту?
   — Потому и плачу! — Вытащив из сумки полоску бинта, Эдлин вытерла ею нос. — Теперь мы действительно стали мужем и женой.
   — Какие могут быть в этом сомнения? — Попытавшись подняться, Хью почувствовал, что она обнимает его за плечи. — Разве я не пользуюсь каждой возможностью, чтобы уложить тебя в постель?
   — Все, все, больше я не желаю вас слушать! — Ричард принялся гудеть, стараясь заглушить их голоса.
   — Ну и что? — не обращая на него внимания, спросила Эдлин у Хью.
   — Как это «что»?! — искренне удивился Хью, всматриваясь в заплаканное лицо жены.
   — Постель не главное!
   От этих слов Уортон остолбенел, а Ричард, перестав прикидываться скромником, затих. В комнате повисло неловкое молчание — трое мужчин снисходительно силились вникнуть в этот женский вздор.
   — Главное для мужчины и женщины не постель, а любовь, уважение и доверие, — продолжала Эдлин. — Вспомни, Хью, разве ты был счастлив, когда покидал мое ложе в прошлый раз?
   — Я затыкаю уши, — громогласно объявил Ричард и осторожно, чтобы не потревожить сломанные ребра, накрыл голову подушкой.
   От той ночи в памяти Хью остались только всепоглощающее стремление покорить Эдлин, восторг победы и восхищенное признание ее неодолимой власти над собой.
   — Нет, ты не был счастлив, — напомнила Эдлин, — ты злился, требуя вернуть Ричарду подаренную сорочку. Помнишь? Ты был в ярости!
   — Ложь! — приподняв подушку, воскликнул отлично все слышавший Ричард. — Не дарил я ей никаких сорочек!
   Вот негодник, без всякого стеснения подслушивает! Хью досадливо поморщился, как от скрежета железа по стеклу.
   — Заткни-ка уши получше! — в сердцах бросил он.
   Осторожно перекатившись на другой край кровати, Ричард опять накрылся с головой. Но сомнительно, чтобы это принесло желаемый результат.
   — Сорочку подарил один из ваших людей в благодарность за лечение, и Хью требовал отослать ее назад, — обернувшись в его сторону, объяснила Эдлин.
   Из-под одеяла послышался глухой стон, еще раз свидетельствующий об отличном слухе Ричарда.
   Эдлин снова повернулась к мужу.
   — Когда ты отправлялся в поход, — сказала она, опуская глаза, словно застеснявшаяся девушка, — я хотела отдать ее тебе. Но все вышло совсем не так.
   — Зачем? — спросил удивленный Хью, решив, что ему никогда не понять женщин.
   — На счастье, как оберег.
   Хью вспомнил ее силуэт на фоне утреннего неба с белым флагом в руках.
   — Так это и был тот белый флаг, которым ты махала мне вслед? — воскликнул он.
   — Белый флаг? — не поняла она.
   — Ну, конечно! Весть о том, что ты решила сдаться!
   — Я вовсе не собираюсь сдаваться! — упрямо выпятила подбородок Эдлин.
   — Зачем же ты тогда махала белым флагом?
   Эдлин начала сердиться. Она с досадой откинула со лба непослушную прядь.
   — Нет, мне никогда не понять вас, мужчин! Я ведь только что объяснила…
   — Что ты хотела мне сказать тогда? — перебил ее Хью, улыбаясь.
   — Когда?
   — Когда прибежала на стену с этой сорочкой?
   Она смутилась, а Хью продолжал улыбаться.
   — Ну наконец-то! — мерзко хохотнул Уортон. — Наконец-то она начала соображать, что ей вас не провести, правда, хозяин?
   — Заткнись и выметайся! — сердито бросил ему Хью, не отрывая глаз от жены.
   — Воля ваша, — пробормотал недовольный слуга и боком, словно краб, сделал несколько шажков к двери.
   Тем временем Ричард, перевернувшись в их сторону головой, картинно высунулся из-под одеяла, чтобы получше слышать.
   Надо было выставить их обоих вон, но Хью не решался отвести взгляд от Эдлин: она казалась ему нервной и трепетной, как полудикий сокол, — чуть отвлечешься, а птички и след простыл! Эдлин беззвучно пошевелила губами, силясь что-то сказать.
   — Я только хотела… — наконец с трудом произнесла она, — просить тебя поберечься.
   — Почему? Ты же не знала в замужестве ничего, кроме страданий. Разве моя смерть не принесла бы тебе облегчения? — спросил Хью, решив про себя, что мужчина все-таки в состоянии понять женщину, если хорошенько постарается и проживет для этого достаточно долго.
   Зачем-то вытащив из сумки спутанные бинты, Эдлин принялась их аккуратно сматывать.
   — Я никому не желаю зла, — ответила она, глядя в сторону.
   Он с горестным видом потер сломанную ключицу.
   — Напрасно надеешься меня обмануть, притворяясь, что тебе ужас как больно, — подняв на него глаза, заметила Эдлин. — Я знаю, чего ты добиваешься.
   — Чего? — Он осторожно ощупал лицо, все в синяках и корках подсохших ран.
   Ее руки заработали быстрее.
   — Чтобы я тебя пожалела и сказала то, что собиралась сказать тогда.
   — Зачем же ты упрямишься теперь, если была готова сделать это еще тогда?
   — Тогда я боялась, что тебя убьют, а сейчас…
   Нащупав особенно болезненный синяк, Хью поморщился.
   — Сейчас я сама готова тебя убить! — выпалила она.
   Он сделал совершенно несчастное лицо.
   — Ну ладно, — наконец сдалась она, вздыхая с притворной досадой. — Я собиралась сказать, что ты меня победил!
   Он попытался схватить ее и притянуть к себе, но его рука поймала только кучку льняных бинтов. Он хотел их отбросить, но мерзкие тряпки прилипли к свежим ссадинам, и он, чертыхаясь, ждал, пока их отцепит Эдлин. Она аккуратно уложила бинты в сумку и взяла его руки в свои. В первый момент он принял этот жест за выражение смирения, но она начала озабоченно рассматривать его ладони.
   — Ты натер рукояткой меча волдыри.
   — Эдлин…
   Она полезла в сумку и рылась там довольно долго.
   — Сейчас смажу их лекарством и перевяжу.
   — Эдлин, я люблю тебя!
   Она замерла, глядя на него огромными, зелеными до жути глазами.
   От ужаса Хью чуть не прикусил себе язык. Что он наделал! Взял и выпалил заветные слова вот так просто, в присутствии Уортона и Ричарда, без всякой подготовки, без песни, подготовленной специально в честь возлюбленной! Надо было сказать: «Ты — повелительница моего сердца!» или «Любимая, твоя краса затмевает солнце!» — короче, какую-нибудь красивую благоглупость из тех, которые положено говорить влюбленным. В душе он всегда смеялся над подобными вещами, но женщинам они нравились, а ему так хотелось, чтобы Эдлин почувствовала себя счастливой!
   Уж он придумал бы что-нибудь этакое, будь у него время на размышления. Но времени не было, потому что слова любви сами сорвались у него с языка, когда ему пришло в голову, как нечестно он обошелся с Эдлин, заставив ее признаться первой. Ведь она уже любила прежде, но ее любовь растоптали. Именно поэтому она так боялась ошибиться снова, так долго не пускала его в свое сердце.
   Наверное, его слишком простое признание обидело Эдлин. Надо поскорей как-то исправить положение.
   — Робин, наверное, был более красноречив? — пробормотал он, чувствуя, что все портит.
   Она закрыла ему рот рукой.
   — Его красноречие тешило слух слишком многих женщин. У тебя получилось гораздо лучше. — Она провела большим пальцем по его губам, потом наклонилась и прильнула к ним своими, согревая его дыханием. — Когда разрушенный амбар отстроят, пойдем туда и воплотим в жизнь мечту моей юности.
   — Какую? — спросил Хью, и их губы слились в долгом поцелуе. Это было блаженством — ощущать ее аромат, трепет ее тела и предвкушать другие поцелуи, молчаливые и пылкие.
   — О тебе… О нас с тобой… — Осторожно, чтобы йе причинить лишней боли его израненному телу, она вытянулась рядом с ним, со своим мужем.
   Они лежали, тесно прижавшись друг другу, но одна мысль не давала Хью покоя. Наконец он взял Эдлин за подбородок и заглянул ей в глаза.
   — Послушай, все-таки это был белый флаг?
   — Нет, просто сорочка.
   — Знак капитуляции!
   — Нет, талисман любви!
   Именно это Хью и хотел услышать.
   — Какое счастье, что ты не успела отдать столь сильный оберег мне! — Он крепко обнял жену здоровой рукой. — Он спас тебя, и теперь ты со мной, целая и невредимая.
   Встретившись глазами с прислушивавшимся Ричардом, Уортон победно усмехнулся. Каково-то ему слушать этот любовный вздор. Немудрено, что бедняга Ричард так ошарашен, теперь небось жалеет, что не может уйти.
   Провожаемый завистливым взглядом Ричарда из Уилтшира, Уортон бесшумно подошел к двери.
   Хью нежно коснулся губ Эдлин.
   — И еще со мной твоя любовь, — уверенно произнес он.
   Она положила руку ему на грудь.
   — А со мной — твоя! — И в голосе ее звучало само счастье.
   Под сдавленное фырканье, доносившееся с кровати, Уортон хлопнул дверью.
   Но, поглощенные друг другом, Эдлин и Хью ничего не заметили.