Нет, Энгус охотился не за грузовиком, а за Ником, и надеялся застать того на месте преступления, когда тот будет потрошить потерпевший бедствие корабль. Тогда «Мечту капитана» можно будет на вполне законном основании прихлопнуть, а экипаж грузовика – если Ник не успеет всех перебить – спасти. Прибрать к рукам весь груз, разумеется, не удастся, но все же можно будет неплохо поживиться и вернуться на Станцию героем.
Правда, инстинкт предостерегал Энгуса против этого плана.
Но Энгус не внял.
Прекратив вращение «Красотки» вокруг своей оси, Энгус наскоро подкрепился, вернулся в пилотское кресло и занялся проверкой приборов.
Закусывая но привычке губу, он ощущал во рту вкус крови.
14
15
Правда, инстинкт предостерегал Энгуса против этого плана.
Но Энгус не внял.
Прекратив вращение «Красотки» вокруг своей оси, Энгус наскоро подкрепился, вернулся в пилотское кресло и занялся проверкой приборов.
Закусывая но привычке губу, он ощущал во рту вкус крови.
14
Предупредительный сигнал системы слежения прозвучал на три часа раньше, чем ожидал того Энгус. Он удивленно буркнул: «Что-то слишком рано». Грузовой корабль никогда не вынырнул бы из гиперпространства в обычное пространство в такой близости от Станции.
Но оказалось, что это еще не все. Когда, наплевав на перегрузки, Энгус резко развернул «Красотку» и для удобства слежения замедлил ее вращение, выяснилось, что оставленный след явно не соответствует параметрам искомого корабля. Двигатели тяжелых транспортных кораблей имели сопла с расширяющейся горловиной, а потому оставляли след частиц, более плотный по краям и рассеянный в центре. А когда Энгус вчитался в показания приборов внимательнее, ему очень захотелось отступиться от задуманного.
И все же…
В такое совпадение – в то, что прямо по трансмиссионному следу грузовика прошел какой-то другой корабль, – верилось с трудом. Но если все же это был след грузовика, грузовик должен был находиться гораздо ближе, чем ожидалось. И Энгус мог настичь его с большей легкостью, чем предполагал.
По всем расчетам, Ник должен был выйти из гиперпространства куда дальше той точки, где сейчас находился Энгус. Столь быстрый нырок в гиперпространство с преодолением столь короткого расстояния казался невозможным. Значит, Ник уже сейчас должен был находиться примерно там, откуда посылал сигнал грузовик. Но если сам грузовик где-то здесь…
Если сам грузовик здесь, Энгус сможет добраться до него первым, а проскочившему мимо цели Нику придется возвращаться.
Идеальная возможность устроить засаду.
Энгус оказался перед пугающим выбором. Ошибиться в догадке означало упустить единственный шанс разделаться с «Мечтой капитана», захватив корабль врасплох. Тогда ему придется постоянно опасаться мести со стороны Ника за свое предыдущее нападение. А на стороне Ника Служба безопасности. Его корабль новее и мощнее. У него надежный, дружный экипаж. Возможно, Энгусу придется годами скрываться в поясе астероидов.
Из-за пота от него воняло, как от свиньи. И все же он точно знал, что делать: настроил приборы на сканирование следа с целью обнаружения признаков деформации физических полей и радиационного выброса, какими всегда сопровождается выход корабля из гиперпространства в обычное пространство.
Каковые вскоре обнаружились.
Итак, место выхода грузовика из гиперпространства было установлено. Он находился слишком близко от Станции, двигался слишком быстро, имел слишком узкий след и слишком легкие повреждения. Слишком много «слишком». Однако корабль был там, куда Энгус мог попасть несколькими часами раньше своего врага.
Он развернул «Красотку» и с максимальным ускорением, какое мог выдержать его желудок, пошел по следу.
Анализ плотности частиц показал, что корабль постепенно снижает скорость. Подобное действие могло иметь смысл: потеряв ориентацию, грузовик мог рассчитывать лишь на помощь извне, а чем медленнее движется объект, тем легче его засечь, настигнуть и попасть на его борт. Однако вместо того, чтобы на максимальной тяге устремиться вдогонку, Энгус и сам начал сбрасывать скорость. Он не хотел быть обнаруженным с грузовика. Его план заключался в том, чтобы подкрасться незаметно и затаиться так, чтобы грузовик не только не засек его сам, но еще и послужил ему прикрытием от сканирующих устройств «Мечты капитана». С этой же целью он двигался так, чтобы его след накладывался на след грузового корабля.
Он решил дождаться Ника. Дождаться, когда тот захватит грузовик, устранит ненужных свидетелей, обеспечит легкий доступ к грузу.
А потом он распылит этого подонка Саккорсо вместе с его кораблем и его прихвостнями на электроны.
Но перед этим разбудит Мори Хайленд – пусть полюбуется взрывом и попробует отгадать, где там, среди оплавленных обломков, пепел того, на кого ей так хотелось сменить его, Энгуса.
А потом – если ей повезет – он сорвет с нее комбинезон и заставит проделать все, что вызывает у нее наибольшее отвращение. Он заставит ее навсегда запомнить, кто ее хозяин.
Или – если ей не повезет – он проделает с ней маленькую хирургическую операцию. Возьмет, да ради забавы поменяет местами кое-какие ее органы.
Но первым делом следовало засечь грузовик.
А с ним происходило что-то непонятное. Скорость падала, но находившийся где-то впереди корабль оставался вне пределов видимости. Хотя, по всем расчетам, давно должен был показаться на экранах.
Однако Энгус прекрасно знал, что чувствительность его оборудования позволяла в сотнях тысяч кубических километров черной пустоты засечь и потерявшийся скафандр, не то что корабль, даже будь у того причина скрываться. А такой причины быть не могло, поскольку грузовик просил о помощи и ждал ее. Он должен был находиться где-то рядом. И всему этому должно было найтись объяснение.
Когда объяснение нашлось, оно ошеломило Энгуса.
Изменение плотности следа свидетельствовало об изменении скорости, и она действительно менялась, однако то, что Энгус принял за торможение, в действительности являлось ускорением в несколько g. А терпящий бедствие грузовик скорее сбросил бы двигатели, чем позволил себе набирать скорость.
Теперь летевший впереди корабль совершал скоростной маневр, чтобы занять огневую позицию.
Он гнался вовсе не за потерпевшим бедствие грузовиком. Никаким грузовиком и не пахло, а сигнал бедствия был уловкой. Он собирался поймать врага в ловушку, а ловушку расставили на него. И он попался…
Несколько мгновений Энгус оцепенело таращился на дисплеи, не в силах даже пошевелиться. Он был просто парализован тем, как его одурачили. Где ему тягаться с людьми, способными на такое. Он может считать себя покойником.
С отвисшей челюстью Энгус перевел взгляд на Мори.
Та, разумеется, не шевелилась: сохраняла способность к восприятию, но была совершенно беспомощна. Как и его «Красотка». Если он не спасет их, и та, и другая будут уничтожены.
Вой рвался из его глотки, но времени не оставалось даже кричать.
«Красотка», по-прежнему не вращаясь, продолжала лететь вдоль следа. Не отрывая глаз от приборов обнаружения, Энгус попытался уйти в сторону.
Но вражеский корабль уже не только занял огневую позицию, но и успел выпустить торпеды: они стремительно приближались.
Безграничный ужас превратил Энгуса в сверхчеловека. Еще не закончив разворот, еще не придав кораблю вращательное движение, он запустил ускорители на всю мощь. Последовал страшный толчок, корабль отлетел на некоторое расстояние боком, словно совершив прыжок в сторону. Все датчики перегрузок взвыли, замигали и вышли из строя: на такой скачок не был рассчитан ни один прибор. Равно как и корпус: и без того поврежденный, корабль мог просто развалиться на части.
Однако этого не случилось. А торпеды прошли мимо.
При такой перегрузке Энгус просто должен был лишиться сознания. Должен был беспомощно валяться в пилотском кресле, потеряв всякую ориентацию.
Но он, еще не закончив свой безумный маневр, выстрелил сам.
И чуть не попал. Поток частиц прошел так близко от вражеского корабля, что тот сам вынужден был произвести маневр уклонения.
Энгус не имел возможности идентифицировать атакующий корабль, но не испытывал на сей счет ни малейших сомнений. Конечно же, это был Ник Саккорсо, каким-то образом ухитрившийся проскочить гиперпространство и выйти прямо в фокусе сигнала бедствия, выдав след своих двигателей за след двигателей грузовика. Он обманом вынудил Энгуса последовать за ним и сбросить скорость, отчего «Красотка» превратилась в прекрасную мишень, а потом развернулся и атаковал.
Но сейчас не имело значения, кто и как заманил Энгуса в западню. Он попался, и теперь должен был бороться за свою жизнь.
Свою, «Красотки» и Мори.
Его корабль двигался с предельным ускорением, но скорость была еще слишком мала. А перегрузки делали недоступной информацию с экранов. Однако где находится враг и что он делает, Энгус чувствовал инстинктивно.
Поэтому ему снова удалось увернуться: поток частиц вражеского орудия лишь скользнул по обшивке, не нанеся «Красотке» ущерба. А «Красотка» выскочила из зоны обстрела, поразив противника тем, что еще не потеряла управления и даже совершает немыслимые маневры.
Перегрузка вжала затылок Энгуса в подголовник кресла, но на сей раз он видел экраны. На которых, в координатной сетке, был виден снова стремительно идущий в атаку враг. Выстрел мог последовать в любую секунду.
Первая мысль Энгуса была о том, чтобы еще раз уклониться. Но он уже понял, что в конечном счете более быстрая «Мечта капитана» его переиграет. Уйти от нее он мог надеяться лишь придав «Красотке» технически максимально возможное ускорение. В этом случае сам он неминуемо отключится. И придет в себя, не имея понятия, где находится, лишь когда корабль прекратит ускорение, исчерпав запас топлива.
Энгус не стал наращивать ускорение. И не стал резко менять курс: при набранной скорости инерционная перегрузка могла бы привести к кровоизлиянию, а торможение превратило бы его в легко поражаемую цель.
Вместо этого он стал выпускать в пространство позади себя статические мины.
Энгус не замечал, что его подбородок залит кровью. Каждый раз, когда он закусывал верхнюю губу, она начинала кровоточить снова.
Статические мины были крошечными: член команды, следивший за наружными сканерами, наверняка сосредоточил все внимание на «Красотке» и вполне мог их не заметить. Энгус выбрасывал их роями по десять-двенадцать штук, но они рассеивались так быстро, что не успевали внятно отобразиться на экранах вражеских радаров.
Если они выстрелят в него и попадут хоть в одну мину…
Лучше бы им, конечно, врезаться прямиком в минное поле…
Враг выстрелил. Приборы «Красотки» зафиксировали выброс энергии. Поток частиц из лучевого орудия снова задел корабль Энгуса, но, к счастью, снова лишь вскользь. Но зато на пути потока оказалось несколько статических мин.
Что и требовалось. Они взорвались, их взрывы вызвали детонацию остальных, а в результате выбросы энергии создали между «Красоткой» и преследователем завесу помех. Корабль Энгуса исчез с вражеских экранов. Атакующий корабль оглох и ослеп.
На то, чтобы определить источники помех, провести фильтрацию и восстановить видимость, у компьютера противника должно было уйти десять-пятнадцать секунд.
За это время Энгус успел резко свернуть, придать кораблю дополнительное ускорение и выключить не только двигатели, но вообще практически всю аппаратуру. Системы освещения, связи, обнаружения, даже жизнеобеспечения, – все, кроме бортового компьютера и пассивных сканеров. Были отключены даже энергетические установки, кроме реакторов, закачивавших энергию в лучевые пушки.
Энгус пытался стать невидимым, пытаясь таким образом скомпенсировать тактическое и силовое превосходство врага.
Он взмок от пота, но совершенно не замечал этого. Он даже не ругался и почти не дышал, словно воздух, в связи с отключением системы очистки, уже начал портиться. Все его внимание было приковано к экранам пассивных сканеров, работавших только на прием. Где-то там, в пустоте, находился враг. Энгус чувствовал его кожей, хотя его корабль был сейчас так же слеп, как и «Мечта капитана». С той лишь разницей, что преследовавшая его «Мечта капитана» не снижала энергетическую нагрузку, а значит, не могла оставаться невидимой. В этом заключалась надежда. И надежда оправдалась.
Экраны замерцали. Там.
Теперь противник двигался медленно и осторожно, Но работавшие двигатели и энергосистемы позволяли выделить это энергетическое пятно на фоне остаточных помех, вызванных взрывами статических мин.
Враг не знал, где Энгус, а значит, запросто мог подставить незащищенный борт под огонь его орудий.
А ну давайте, ублюдки.
Энгус не осмелился произнести, даже прошептать эти слова, как будто и вправду боялся, что противник сможет его услышать.
Ну давайте же, сукины дети. Сейчас я сделаю один славный выстрел. Всего один.
Если не считать легкого гула зарядных реакторов, «Красотка» двигалась совершенно бесшумно, и засечь ее Ник мог разве что в оптическом диапазоне, как тень на фоне звездного поля. Однако на таком расстоянии это было почти невозможно, и даже если бы такое случилось, компьютерам потребуется время, чтобы определить, что же они увидели.
Время. Как раз то единственное, в чем нуждался сейчас Энгус. Наверное, он не промахнется и выстрелив сию же секунду, но слишком поспешный выстрел может оказаться не смертельным. А если подпустить врага поближе, появится возможность достать его торпедой.
Чтобы вскрыть эту кастрюлю, хватит всего одной торпеды. Энгус не сомневался в этом, он знал, на что способны его торпеды. А потому ждал.
Ну давайте, дерьмоголовые затраханные подонки.
Он ждал.
Его сканеры зарегистрировали мощный выброс энергии слишком поздно.
Враг засек его. Засек, когда Энгус уже был готов разнести его в клочья. Засек или сообразил, что он может делать.
Вражеский корабль резко рванулся с места.
В бешенстве Энгус выстрелил из лучевых орудий, словно добавляя к потоку частиц всю свою неистовую ненависть. Луч вспорол обшивку, разорвав металл и нарушив герметичность одного или нескольких отсеков. В ответ раненый, но не уничтоженный враг выстрелил сам.
Энгус почувствовал, что в него попали, но не имел времени выявлять и оценивать ущерб. Надо было выводить «Красотку» из-под обстрела – следующий выстрел мог стать смертельным. Он включил двигатели.
Энгус знал свой корабль. Он был частью его, Энгус заботился о нем не один год. Как только двигатели запустились, он сразу понял, что один из них поврежден. Корабль затрясло.
Последний выстрел пробил одно из сопел, что делало Красотку» практически неуправляемой.
Энгус пытался бороться. Пытался яростно, отчаянно, не обращая внимания на страшные перегрузки, обрушившиеся на его тело, на его сердце, на Мори, на каждый сварной шов обшивки и каркаса «Красотки». Отверстие в сопле создавало боковую тягу, но он пытался справиться с ней, восстановить управление и набрать скорость. Пытался спасти свою жизнь.
Все было тщетно. Он не мог справиться с этой задачей. Всего его умения хватило лишь на то, чтобы кое-как заставить корабль лететь по прямой. Пока противник рассматривал его и выбирал удобную огневую позицию, он силился удержать «Красотку» от кувыркания в пространстве. О том, чтобы набрать скорость, не могло быть и речи.
Энгус не знал, что делать. Он не желал смириться с поражением и гибелью, но альтернативы этому для него не было. Не восстановив управление, он не мог ни отстреливаться, ни удирать. А между тем противник уверенно выходил на огневую позицию – чтобы понять это, не стоило даже смотреть на экран. Прежде чем ему удастся выровнять свой корабль, Ник Саккорсо сможет распылить его на частицы.
И все же Энгус боролся. Он отключил поврежденное сопло, перевел тягу на другие и сумел-таки прекратить неконтролируемое вращение. Но, взглянув после этого на экран, понял, что лишь облегчил противнику его задачу.
Вражеский корабль находился на огневой позиции, держа его на прицеле.
Во второй раз Энгус поймал себя на том, что пытается заглянуть в беспощадные жерла вражеских орудий.
Ему хотелось плакать. Бессилие подавило его ярость, загасило пыл. Корабль противника находился на дистанции поражения, но стрелять не имело смысла. Несколько жалких царапин не помешают ему уничтожить и «Красотку», и Энгуса, и все, что ему вздумается.
И тут неожиданно заработала линия связи:
– Капитан Дерьмо-пайл…
Ник Саккорсо. Ну конечно же, он.
– Ты побит, Дерьмо-пайл. Помни это. Я тебя предупредил…
Энгус чувствовал, что Ник попросту смеется над ним
Неожиданно, не произведя больше ни одного выстрела, «Мечта капитана» сошла с огневой позиции и, изменив курс, начала удаляться.
Не веря своим глазам, Энгус прилип к экранам На таком расстоянии визуальная информация не гарантировала уверенности, но все датчики согласованно подтверждали: «Мечта капитана» повернулась к нему спиной. С насмешливой небрежностью корабль Ника ускользнул за пределы видимости, словно не интересуясь больше оставшимся позади побежденным врагом.
Энгус чувствовал себя так, словно его бросили на необитаемом астероиде. Во второй раз он совершенно не понимал, почему еще жив.
Но оказалось, что это еще не все. Когда, наплевав на перегрузки, Энгус резко развернул «Красотку» и для удобства слежения замедлил ее вращение, выяснилось, что оставленный след явно не соответствует параметрам искомого корабля. Двигатели тяжелых транспортных кораблей имели сопла с расширяющейся горловиной, а потому оставляли след частиц, более плотный по краям и рассеянный в центре. А когда Энгус вчитался в показания приборов внимательнее, ему очень захотелось отступиться от задуманного.
И все же…
В такое совпадение – в то, что прямо по трансмиссионному следу грузовика прошел какой-то другой корабль, – верилось с трудом. Но если все же это был след грузовика, грузовик должен был находиться гораздо ближе, чем ожидалось. И Энгус мог настичь его с большей легкостью, чем предполагал.
По всем расчетам, Ник должен был выйти из гиперпространства куда дальше той точки, где сейчас находился Энгус. Столь быстрый нырок в гиперпространство с преодолением столь короткого расстояния казался невозможным. Значит, Ник уже сейчас должен был находиться примерно там, откуда посылал сигнал грузовик. Но если сам грузовик где-то здесь…
Если сам грузовик здесь, Энгус сможет добраться до него первым, а проскочившему мимо цели Нику придется возвращаться.
Идеальная возможность устроить засаду.
Энгус оказался перед пугающим выбором. Ошибиться в догадке означало упустить единственный шанс разделаться с «Мечтой капитана», захватив корабль врасплох. Тогда ему придется постоянно опасаться мести со стороны Ника за свое предыдущее нападение. А на стороне Ника Служба безопасности. Его корабль новее и мощнее. У него надежный, дружный экипаж. Возможно, Энгусу придется годами скрываться в поясе астероидов.
Из-за пота от него воняло, как от свиньи. И все же он точно знал, что делать: настроил приборы на сканирование следа с целью обнаружения признаков деформации физических полей и радиационного выброса, какими всегда сопровождается выход корабля из гиперпространства в обычное пространство.
Каковые вскоре обнаружились.
Итак, место выхода грузовика из гиперпространства было установлено. Он находился слишком близко от Станции, двигался слишком быстро, имел слишком узкий след и слишком легкие повреждения. Слишком много «слишком». Однако корабль был там, куда Энгус мог попасть несколькими часами раньше своего врага.
Он развернул «Красотку» и с максимальным ускорением, какое мог выдержать его желудок, пошел по следу.
Анализ плотности частиц показал, что корабль постепенно снижает скорость. Подобное действие могло иметь смысл: потеряв ориентацию, грузовик мог рассчитывать лишь на помощь извне, а чем медленнее движется объект, тем легче его засечь, настигнуть и попасть на его борт. Однако вместо того, чтобы на максимальной тяге устремиться вдогонку, Энгус и сам начал сбрасывать скорость. Он не хотел быть обнаруженным с грузовика. Его план заключался в том, чтобы подкрасться незаметно и затаиться так, чтобы грузовик не только не засек его сам, но еще и послужил ему прикрытием от сканирующих устройств «Мечты капитана». С этой же целью он двигался так, чтобы его след накладывался на след грузового корабля.
Он решил дождаться Ника. Дождаться, когда тот захватит грузовик, устранит ненужных свидетелей, обеспечит легкий доступ к грузу.
А потом он распылит этого подонка Саккорсо вместе с его кораблем и его прихвостнями на электроны.
Но перед этим разбудит Мори Хайленд – пусть полюбуется взрывом и попробует отгадать, где там, среди оплавленных обломков, пепел того, на кого ей так хотелось сменить его, Энгуса.
А потом – если ей повезет – он сорвет с нее комбинезон и заставит проделать все, что вызывает у нее наибольшее отвращение. Он заставит ее навсегда запомнить, кто ее хозяин.
Или – если ей не повезет – он проделает с ней маленькую хирургическую операцию. Возьмет, да ради забавы поменяет местами кое-какие ее органы.
Но первым делом следовало засечь грузовик.
А с ним происходило что-то непонятное. Скорость падала, но находившийся где-то впереди корабль оставался вне пределов видимости. Хотя, по всем расчетам, давно должен был показаться на экранах.
Однако Энгус прекрасно знал, что чувствительность его оборудования позволяла в сотнях тысяч кубических километров черной пустоты засечь и потерявшийся скафандр, не то что корабль, даже будь у того причина скрываться. А такой причины быть не могло, поскольку грузовик просил о помощи и ждал ее. Он должен был находиться где-то рядом. И всему этому должно было найтись объяснение.
Когда объяснение нашлось, оно ошеломило Энгуса.
Изменение плотности следа свидетельствовало об изменении скорости, и она действительно менялась, однако то, что Энгус принял за торможение, в действительности являлось ускорением в несколько g. А терпящий бедствие грузовик скорее сбросил бы двигатели, чем позволил себе набирать скорость.
Теперь летевший впереди корабль совершал скоростной маневр, чтобы занять огневую позицию.
Он гнался вовсе не за потерпевшим бедствие грузовиком. Никаким грузовиком и не пахло, а сигнал бедствия был уловкой. Он собирался поймать врага в ловушку, а ловушку расставили на него. И он попался…
Несколько мгновений Энгус оцепенело таращился на дисплеи, не в силах даже пошевелиться. Он был просто парализован тем, как его одурачили. Где ему тягаться с людьми, способными на такое. Он может считать себя покойником.
С отвисшей челюстью Энгус перевел взгляд на Мори.
Та, разумеется, не шевелилась: сохраняла способность к восприятию, но была совершенно беспомощна. Как и его «Красотка». Если он не спасет их, и та, и другая будут уничтожены.
Вой рвался из его глотки, но времени не оставалось даже кричать.
«Красотка», по-прежнему не вращаясь, продолжала лететь вдоль следа. Не отрывая глаз от приборов обнаружения, Энгус попытался уйти в сторону.
Но вражеский корабль уже не только занял огневую позицию, но и успел выпустить торпеды: они стремительно приближались.
Безграничный ужас превратил Энгуса в сверхчеловека. Еще не закончив разворот, еще не придав кораблю вращательное движение, он запустил ускорители на всю мощь. Последовал страшный толчок, корабль отлетел на некоторое расстояние боком, словно совершив прыжок в сторону. Все датчики перегрузок взвыли, замигали и вышли из строя: на такой скачок не был рассчитан ни один прибор. Равно как и корпус: и без того поврежденный, корабль мог просто развалиться на части.
Однако этого не случилось. А торпеды прошли мимо.
При такой перегрузке Энгус просто должен был лишиться сознания. Должен был беспомощно валяться в пилотском кресле, потеряв всякую ориентацию.
Но он, еще не закончив свой безумный маневр, выстрелил сам.
И чуть не попал. Поток частиц прошел так близко от вражеского корабля, что тот сам вынужден был произвести маневр уклонения.
Энгус не имел возможности идентифицировать атакующий корабль, но не испытывал на сей счет ни малейших сомнений. Конечно же, это был Ник Саккорсо, каким-то образом ухитрившийся проскочить гиперпространство и выйти прямо в фокусе сигнала бедствия, выдав след своих двигателей за след двигателей грузовика. Он обманом вынудил Энгуса последовать за ним и сбросить скорость, отчего «Красотка» превратилась в прекрасную мишень, а потом развернулся и атаковал.
Но сейчас не имело значения, кто и как заманил Энгуса в западню. Он попался, и теперь должен был бороться за свою жизнь.
Свою, «Красотки» и Мори.
Его корабль двигался с предельным ускорением, но скорость была еще слишком мала. А перегрузки делали недоступной информацию с экранов. Однако где находится враг и что он делает, Энгус чувствовал инстинктивно.
Поэтому ему снова удалось увернуться: поток частиц вражеского орудия лишь скользнул по обшивке, не нанеся «Красотке» ущерба. А «Красотка» выскочила из зоны обстрела, поразив противника тем, что еще не потеряла управления и даже совершает немыслимые маневры.
Перегрузка вжала затылок Энгуса в подголовник кресла, но на сей раз он видел экраны. На которых, в координатной сетке, был виден снова стремительно идущий в атаку враг. Выстрел мог последовать в любую секунду.
Первая мысль Энгуса была о том, чтобы еще раз уклониться. Но он уже понял, что в конечном счете более быстрая «Мечта капитана» его переиграет. Уйти от нее он мог надеяться лишь придав «Красотке» технически максимально возможное ускорение. В этом случае сам он неминуемо отключится. И придет в себя, не имея понятия, где находится, лишь когда корабль прекратит ускорение, исчерпав запас топлива.
Энгус не стал наращивать ускорение. И не стал резко менять курс: при набранной скорости инерционная перегрузка могла бы привести к кровоизлиянию, а торможение превратило бы его в легко поражаемую цель.
Вместо этого он стал выпускать в пространство позади себя статические мины.
Энгус не замечал, что его подбородок залит кровью. Каждый раз, когда он закусывал верхнюю губу, она начинала кровоточить снова.
Статические мины были крошечными: член команды, следивший за наружными сканерами, наверняка сосредоточил все внимание на «Красотке» и вполне мог их не заметить. Энгус выбрасывал их роями по десять-двенадцать штук, но они рассеивались так быстро, что не успевали внятно отобразиться на экранах вражеских радаров.
Если они выстрелят в него и попадут хоть в одну мину…
Лучше бы им, конечно, врезаться прямиком в минное поле…
Враг выстрелил. Приборы «Красотки» зафиксировали выброс энергии. Поток частиц из лучевого орудия снова задел корабль Энгуса, но, к счастью, снова лишь вскользь. Но зато на пути потока оказалось несколько статических мин.
Что и требовалось. Они взорвались, их взрывы вызвали детонацию остальных, а в результате выбросы энергии создали между «Красоткой» и преследователем завесу помех. Корабль Энгуса исчез с вражеских экранов. Атакующий корабль оглох и ослеп.
На то, чтобы определить источники помех, провести фильтрацию и восстановить видимость, у компьютера противника должно было уйти десять-пятнадцать секунд.
За это время Энгус успел резко свернуть, придать кораблю дополнительное ускорение и выключить не только двигатели, но вообще практически всю аппаратуру. Системы освещения, связи, обнаружения, даже жизнеобеспечения, – все, кроме бортового компьютера и пассивных сканеров. Были отключены даже энергетические установки, кроме реакторов, закачивавших энергию в лучевые пушки.
Энгус пытался стать невидимым, пытаясь таким образом скомпенсировать тактическое и силовое превосходство врага.
Он взмок от пота, но совершенно не замечал этого. Он даже не ругался и почти не дышал, словно воздух, в связи с отключением системы очистки, уже начал портиться. Все его внимание было приковано к экранам пассивных сканеров, работавших только на прием. Где-то там, в пустоте, находился враг. Энгус чувствовал его кожей, хотя его корабль был сейчас так же слеп, как и «Мечта капитана». С той лишь разницей, что преследовавшая его «Мечта капитана» не снижала энергетическую нагрузку, а значит, не могла оставаться невидимой. В этом заключалась надежда. И надежда оправдалась.
Экраны замерцали. Там.
Теперь противник двигался медленно и осторожно, Но работавшие двигатели и энергосистемы позволяли выделить это энергетическое пятно на фоне остаточных помех, вызванных взрывами статических мин.
Враг не знал, где Энгус, а значит, запросто мог подставить незащищенный борт под огонь его орудий.
А ну давайте, ублюдки.
Энгус не осмелился произнести, даже прошептать эти слова, как будто и вправду боялся, что противник сможет его услышать.
Ну давайте же, сукины дети. Сейчас я сделаю один славный выстрел. Всего один.
Если не считать легкого гула зарядных реакторов, «Красотка» двигалась совершенно бесшумно, и засечь ее Ник мог разве что в оптическом диапазоне, как тень на фоне звездного поля. Однако на таком расстоянии это было почти невозможно, и даже если бы такое случилось, компьютерам потребуется время, чтобы определить, что же они увидели.
Время. Как раз то единственное, в чем нуждался сейчас Энгус. Наверное, он не промахнется и выстрелив сию же секунду, но слишком поспешный выстрел может оказаться не смертельным. А если подпустить врага поближе, появится возможность достать его торпедой.
Чтобы вскрыть эту кастрюлю, хватит всего одной торпеды. Энгус не сомневался в этом, он знал, на что способны его торпеды. А потому ждал.
Ну давайте, дерьмоголовые затраханные подонки.
Он ждал.
Его сканеры зарегистрировали мощный выброс энергии слишком поздно.
Враг засек его. Засек, когда Энгус уже был готов разнести его в клочья. Засек или сообразил, что он может делать.
Вражеский корабль резко рванулся с места.
В бешенстве Энгус выстрелил из лучевых орудий, словно добавляя к потоку частиц всю свою неистовую ненависть. Луч вспорол обшивку, разорвав металл и нарушив герметичность одного или нескольких отсеков. В ответ раненый, но не уничтоженный враг выстрелил сам.
Энгус почувствовал, что в него попали, но не имел времени выявлять и оценивать ущерб. Надо было выводить «Красотку» из-под обстрела – следующий выстрел мог стать смертельным. Он включил двигатели.
Энгус знал свой корабль. Он был частью его, Энгус заботился о нем не один год. Как только двигатели запустились, он сразу понял, что один из них поврежден. Корабль затрясло.
Последний выстрел пробил одно из сопел, что делало Красотку» практически неуправляемой.
Энгус пытался бороться. Пытался яростно, отчаянно, не обращая внимания на страшные перегрузки, обрушившиеся на его тело, на его сердце, на Мори, на каждый сварной шов обшивки и каркаса «Красотки». Отверстие в сопле создавало боковую тягу, но он пытался справиться с ней, восстановить управление и набрать скорость. Пытался спасти свою жизнь.
Все было тщетно. Он не мог справиться с этой задачей. Всего его умения хватило лишь на то, чтобы кое-как заставить корабль лететь по прямой. Пока противник рассматривал его и выбирал удобную огневую позицию, он силился удержать «Красотку» от кувыркания в пространстве. О том, чтобы набрать скорость, не могло быть и речи.
Энгус не знал, что делать. Он не желал смириться с поражением и гибелью, но альтернативы этому для него не было. Не восстановив управление, он не мог ни отстреливаться, ни удирать. А между тем противник уверенно выходил на огневую позицию – чтобы понять это, не стоило даже смотреть на экран. Прежде чем ему удастся выровнять свой корабль, Ник Саккорсо сможет распылить его на частицы.
И все же Энгус боролся. Он отключил поврежденное сопло, перевел тягу на другие и сумел-таки прекратить неконтролируемое вращение. Но, взглянув после этого на экран, понял, что лишь облегчил противнику его задачу.
Вражеский корабль находился на огневой позиции, держа его на прицеле.
Во второй раз Энгус поймал себя на том, что пытается заглянуть в беспощадные жерла вражеских орудий.
Ему хотелось плакать. Бессилие подавило его ярость, загасило пыл. Корабль противника находился на дистанции поражения, но стрелять не имело смысла. Несколько жалких царапин не помешают ему уничтожить и «Красотку», и Энгуса, и все, что ему вздумается.
И тут неожиданно заработала линия связи:
– Капитан Дерьмо-пайл…
Ник Саккорсо. Ну конечно же, он.
– Ты побит, Дерьмо-пайл. Помни это. Я тебя предупредил…
Энгус чувствовал, что Ник попросту смеется над ним
Неожиданно, не произведя больше ни одного выстрела, «Мечта капитана» сошла с огневой позиции и, изменив курс, начала удаляться.
Не веря своим глазам, Энгус прилип к экранам На таком расстоянии визуальная информация не гарантировала уверенности, но все датчики согласованно подтверждали: «Мечта капитана» повернулась к нему спиной. С насмешливой небрежностью корабль Ника ускользнул за пределы видимости, словно не интересуясь больше оставшимся позади побежденным врагом.
Энгус чувствовал себя так, словно его бросили на необитаемом астероиде. Во второй раз он совершенно не понимал, почему еще жив.
15
Создавалось впечатление, что система жизнеобеспечения «Красотки» работает не лучшим образом. Рот Энгуса был полон песка. Так же, как и голова. Ты побит. Он не чувствовал больше гнева. Помни это. У него не было больше надежды. Я тебя предупредил. Он чего-то лишился – потерял нечто, без чего не знал как жить. Его корабль получил повреждения. От Станции его отделяли двенадцать часов лета на полной тяге, но ему повезет, если удастся вернуться и за тридцать шесть.
Мори Хайленд находилась в своем кресле, слепая и безучастная ко всему.
Он не мог надеяться привести «Красотку» в порядок. Хорошо, если удастся дотащиться до Станции. Чтобы починить корабль, нужны деньги, а чтобы добыть деньги – исправный корабль. Из этой западни не было выхода. Все равно, как если бы его высадили и бросили на безлюдном астероиде.
А виновата, конечно, Мори. Ничего подобного не случилось бы с ним – и с его кораблем, – не воспылай она страстью к Нику.
И все же он не чувствовал гнева.
Ему хотелось впасть в ярость. Но раз уж не удавалось и это, может быть, удастся кое о чем подумать.
Он долго всматривался в экраны, а потом нажал кнопку параллельного контроля и вернул Мори способность двигаться.
Пытаясь разозлить себя, он не смотрел на нее, а с тупым, болезненным упорством гадал, много ли она помнит, много ли знает о том, что случилось. У нее был приступ гравитационной болезни, голос Вселенной отдал ей приказ на самоуничтожение, когда он пустил в ход зонный имплантат. Пребывала ли она все это время в беспамятстве? Или сохраняла способность видеть, воспринимать, понимать?
Она судорожно дернулась в кресле, пытаясь расслабить сведенные мышцы, и подалась к приборной панели. На бледном лице появилось сосредоточенное выражение. Постепенно сменившееся ужасом – знакомым ему ужасом.
– Это сделала я? – почти беззвучно прошептала она.
Ему следовало не разубеждать ее, оставить в уверенности, что так и было. Что бы он с ней ни сделал, ничто не причинило бы ей большей боли. Разумеется, она боялась его, испытывала к нему отвращение, ощущала свое бессилие – но такое бессилие, такой страх перед собой, такое отвращение к себе были гораздо хуже. Все равно, как если бы она поняла, что нуждается в том, что он с ней делает, и любит это.
Она заслужила такое наказание.
Но он не мог обойтись с ней так, хотя понятия не имел, почему. Часть его сознания еще измышляла ответ, который оставил бы ее с чувством вины и боли, однако слова прозвучали помимо его воли:
– Это сделал Саккорсо. Подстроил ловушку: никакого грузовика с Земли не было. Мы получили повреждения.
Какие именно, она могла узнать из показаний приборов.
Несколько мгновений Мори молчала: чувство облегчения оказалось столь сильным, что лишило ее способности мыслить Затем она нахмурилась и, старясь, чтобы голос звучал нейтрально, спросила:
– Почему мы живы?
Энгус пожал плечами, словно это он был беспомощным.
– Он отпустил нас.
Некоторое время Мори пыталась осмыслить услышанное. Даже в ее состоянии можно было понять, что это какая-то бессмыслица. Ник совершил нападение чтобы убить Энгуса? Так почему не добил? Подстроил ловушку, чтобы спасти ее? Так почему стрелял, рискуя ее жизнью?
Однако – Энгус безошибочно понял это по выражению ее лица – к какому-то выводу Мори все же пришла
Осторожно прочистив горло, она сказала:
– Ты побит.
– О, да.
– Он побил тебя.
– Да.
– Тебе повезет, если ты сможешь дотянуть до Станции.
Сами по себе эти слова были яростными, почти мстительными. Мори могла бы злорадствовать, но злорадства в голосе не слышалось. Слова звучали сдержанно, невыразительно, как всегда с оттенком печали.
Силясь привести себя в ярость, Энгус прорычал:
– Гордишься им, да? Считаешь этого поганца героем? Побил меня! Считаешь минуты до того момента, – ему никак не удавалось подобрать достаточно сильное выражение, – когда завалишься с ним в койку?!
Неожиданно она облизнула губы – казалось, что ей трудно глотать.
– Энгус! – Никогда прежде Мори не обращалась к нему по имени. – Энгус, послушай меня. Я могу тебя спасти.
Сердце его замерло.
– Я буду свидетельствовать в твою пользу. По возвращении на Станцию они обвинят тебя в нарушении запрета на вылет. Я поддержу тебя. На самом деле я больше уже не коп, но удостоверение пока при мне. Я скажу, что ты выполнял мой приказ. И скажу, что никакого грузовика не было. Сплошной обман. Потребую, чтобы они арестовали Ника Саккорсо. Я не могу спасти твой корабль, но могу спасти тебя.
Скажет им? Выступит против Ника Саккорсо? Откажется от этого куска мяса ради меня? Энгус чувствовал, что теряет голову.
– Ради меня?
– Просто отдай мне пульт, – теперь в ее голосе зазвучало желание. – Пульт зонного имплантата.
Все встало на свои места. Дерьмо! Пульт ей подавай! Хочет получить власть над собой – власть делать, что ей вздумается! Все ради себя самой. Он здесь ни при чем. Пульт даст ей возможность не бояться гравитационной болезни. Вообще ничего не бояться. Свести на «нет» все, что он с ней сделал. Стать превосходным копом. Превосходной любовницей. Совершенным существом, насколько это возможно для смертной.
– Ты спятила, – рявкнул Энгус – Это так же противозаконно, как и то, что сделал с тобой я. Ты же коп! Как ты можешь навлечь такой позор на всю свою семейку? Что будет с героической репутацией капитана Дэйвиса Хайленда?
– Какое это имеет значение? – горестно откликнулась Мори. – Они все мертвы.
– Ты не понимаешь, – стоял на своем Энгус. – Ты коп, а нет ничего хуже копа, нарушающего закон. Они распнут тебя! Смертный приговор, не подлежащий обжалованию! Они все узнают, должны узнать. И тебе придет конец.
Он представил ее в заточении, представил ее ждущей казни. Ее, столь же ценную для него, как и «Красотка».
– Я лишусь своего корабля…
– Тебе все равно не спасти его, – тут же отозвалась она с неожиданной ноткой гнева. – Мне под силу оправдать тебя перед Службой безопасности Станции. Перед полицией. Но ничто не может спасти твой корабль. Он поврежден слишком сильно. Мы и на Станцию-то можем вернуться разве что чудом. Пожалуйста, отдай мне пульт, – теперь она говорила с откровенной мольбой. – Я не собираюсь использовать это против тебя. Он нужен мне, чтобы исцелиться.
– Я должен отказаться от своего корабля, – мягко сказал он, пытаясь видеть сквозь пелену перед глазами. – Это сделка, не так ли? Ты спасешь меня, если я отдам пульт. Но мне придется отказаться от моего корабля. От моей жизни.
Она кивнула и спустя мгновение сказала:
– А на какую еще сделку ты можешь рассчитывать?
И тут наконец к нему вернулось нечто, напоминавшее прежнюю энергию. И прежнюю ненависть.
Он бросился к ней и ударил со всей силой стоявшего за этим порывом отчаяния. Если бы противоперегрузочное кресло не поглотило часть энергии удара, он мог бы сломать ей шею.
– Сука! Я никогда не откажусь от своего корабля!
Из уголка ее рта потекла струйка крови. Боль и потрясение затуманили взор. Но она не попыталась ни увернуться, ни закрыться. Пожелай он ударить ее снова, она была в его власти.
Но ударить во второй раз Энгус не мог. Как не смог бы повредить «Красотку». Ее красота обезоруживала его. От вида алой струйки крови на нежной коже подбородка у него сжалось сердце. Он хотел вызвать в себе ярость, но ее не было.
– Теперь ты послушай меня, – выдохнул Энгус, словно со стоном. – Это невозможно. Из этого ничего не выйдет. Может, ты и сможешь убедить их, будто заставила меня нарушить приказ Центра, чтобы пуститься в погоню за Саккорсо. Но ничему другому они не поверят без доказательств. Ты окажешься в таком же дерьме, как и я. И в уничтожении «Повелителя звезд» заподозрят именно тебя. Осмотрят обломки, поймут, что имело место самоуничтожение, и ты предстанешь перед судом, потому что вся команда погибла, а ты осталась жива. А когда у тебя обнаружат имплантат и пульт, тебе конец. Ты должна будешь предоставить им доказательства, а значит, мою базу данных. Без нее твои слова ничего не стоят…
Мори Хайленд находилась в своем кресле, слепая и безучастная ко всему.
Он не мог надеяться привести «Красотку» в порядок. Хорошо, если удастся дотащиться до Станции. Чтобы починить корабль, нужны деньги, а чтобы добыть деньги – исправный корабль. Из этой западни не было выхода. Все равно, как если бы его высадили и бросили на безлюдном астероиде.
А виновата, конечно, Мори. Ничего подобного не случилось бы с ним – и с его кораблем, – не воспылай она страстью к Нику.
И все же он не чувствовал гнева.
Ему хотелось впасть в ярость. Но раз уж не удавалось и это, может быть, удастся кое о чем подумать.
Он долго всматривался в экраны, а потом нажал кнопку параллельного контроля и вернул Мори способность двигаться.
Пытаясь разозлить себя, он не смотрел на нее, а с тупым, болезненным упорством гадал, много ли она помнит, много ли знает о том, что случилось. У нее был приступ гравитационной болезни, голос Вселенной отдал ей приказ на самоуничтожение, когда он пустил в ход зонный имплантат. Пребывала ли она все это время в беспамятстве? Или сохраняла способность видеть, воспринимать, понимать?
Она судорожно дернулась в кресле, пытаясь расслабить сведенные мышцы, и подалась к приборной панели. На бледном лице появилось сосредоточенное выражение. Постепенно сменившееся ужасом – знакомым ему ужасом.
– Это сделала я? – почти беззвучно прошептала она.
Ему следовало не разубеждать ее, оставить в уверенности, что так и было. Что бы он с ней ни сделал, ничто не причинило бы ей большей боли. Разумеется, она боялась его, испытывала к нему отвращение, ощущала свое бессилие – но такое бессилие, такой страх перед собой, такое отвращение к себе были гораздо хуже. Все равно, как если бы она поняла, что нуждается в том, что он с ней делает, и любит это.
Она заслужила такое наказание.
Но он не мог обойтись с ней так, хотя понятия не имел, почему. Часть его сознания еще измышляла ответ, который оставил бы ее с чувством вины и боли, однако слова прозвучали помимо его воли:
– Это сделал Саккорсо. Подстроил ловушку: никакого грузовика с Земли не было. Мы получили повреждения.
Какие именно, она могла узнать из показаний приборов.
Несколько мгновений Мори молчала: чувство облегчения оказалось столь сильным, что лишило ее способности мыслить Затем она нахмурилась и, старясь, чтобы голос звучал нейтрально, спросила:
– Почему мы живы?
Энгус пожал плечами, словно это он был беспомощным.
– Он отпустил нас.
Некоторое время Мори пыталась осмыслить услышанное. Даже в ее состоянии можно было понять, что это какая-то бессмыслица. Ник совершил нападение чтобы убить Энгуса? Так почему не добил? Подстроил ловушку, чтобы спасти ее? Так почему стрелял, рискуя ее жизнью?
Однако – Энгус безошибочно понял это по выражению ее лица – к какому-то выводу Мори все же пришла
Осторожно прочистив горло, она сказала:
– Ты побит.
– О, да.
– Он побил тебя.
– Да.
– Тебе повезет, если ты сможешь дотянуть до Станции.
Сами по себе эти слова были яростными, почти мстительными. Мори могла бы злорадствовать, но злорадства в голосе не слышалось. Слова звучали сдержанно, невыразительно, как всегда с оттенком печали.
Силясь привести себя в ярость, Энгус прорычал:
– Гордишься им, да? Считаешь этого поганца героем? Побил меня! Считаешь минуты до того момента, – ему никак не удавалось подобрать достаточно сильное выражение, – когда завалишься с ним в койку?!
Неожиданно она облизнула губы – казалось, что ей трудно глотать.
– Энгус! – Никогда прежде Мори не обращалась к нему по имени. – Энгус, послушай меня. Я могу тебя спасти.
Сердце его замерло.
– Я буду свидетельствовать в твою пользу. По возвращении на Станцию они обвинят тебя в нарушении запрета на вылет. Я поддержу тебя. На самом деле я больше уже не коп, но удостоверение пока при мне. Я скажу, что ты выполнял мой приказ. И скажу, что никакого грузовика не было. Сплошной обман. Потребую, чтобы они арестовали Ника Саккорсо. Я не могу спасти твой корабль, но могу спасти тебя.
Скажет им? Выступит против Ника Саккорсо? Откажется от этого куска мяса ради меня? Энгус чувствовал, что теряет голову.
– Ради меня?
– Просто отдай мне пульт, – теперь в ее голосе зазвучало желание. – Пульт зонного имплантата.
Все встало на свои места. Дерьмо! Пульт ей подавай! Хочет получить власть над собой – власть делать, что ей вздумается! Все ради себя самой. Он здесь ни при чем. Пульт даст ей возможность не бояться гравитационной болезни. Вообще ничего не бояться. Свести на «нет» все, что он с ней сделал. Стать превосходным копом. Превосходной любовницей. Совершенным существом, насколько это возможно для смертной.
– Ты спятила, – рявкнул Энгус – Это так же противозаконно, как и то, что сделал с тобой я. Ты же коп! Как ты можешь навлечь такой позор на всю свою семейку? Что будет с героической репутацией капитана Дэйвиса Хайленда?
– Какое это имеет значение? – горестно откликнулась Мори. – Они все мертвы.
– Ты не понимаешь, – стоял на своем Энгус. – Ты коп, а нет ничего хуже копа, нарушающего закон. Они распнут тебя! Смертный приговор, не подлежащий обжалованию! Они все узнают, должны узнать. И тебе придет конец.
Он представил ее в заточении, представил ее ждущей казни. Ее, столь же ценную для него, как и «Красотка».
– Я лишусь своего корабля…
– Тебе все равно не спасти его, – тут же отозвалась она с неожиданной ноткой гнева. – Мне под силу оправдать тебя перед Службой безопасности Станции. Перед полицией. Но ничто не может спасти твой корабль. Он поврежден слишком сильно. Мы и на Станцию-то можем вернуться разве что чудом. Пожалуйста, отдай мне пульт, – теперь она говорила с откровенной мольбой. – Я не собираюсь использовать это против тебя. Он нужен мне, чтобы исцелиться.
– Я должен отказаться от своего корабля, – мягко сказал он, пытаясь видеть сквозь пелену перед глазами. – Это сделка, не так ли? Ты спасешь меня, если я отдам пульт. Но мне придется отказаться от моего корабля. От моей жизни.
Она кивнула и спустя мгновение сказала:
– А на какую еще сделку ты можешь рассчитывать?
И тут наконец к нему вернулось нечто, напоминавшее прежнюю энергию. И прежнюю ненависть.
Он бросился к ней и ударил со всей силой стоявшего за этим порывом отчаяния. Если бы противоперегрузочное кресло не поглотило часть энергии удара, он мог бы сломать ей шею.
– Сука! Я никогда не откажусь от своего корабля!
Из уголка ее рта потекла струйка крови. Боль и потрясение затуманили взор. Но она не попыталась ни увернуться, ни закрыться. Пожелай он ударить ее снова, она была в его власти.
Но ударить во второй раз Энгус не мог. Как не смог бы повредить «Красотку». Ее красота обезоруживала его. От вида алой струйки крови на нежной коже подбородка у него сжалось сердце. Он хотел вызвать в себе ярость, но ее не было.
– Теперь ты послушай меня, – выдохнул Энгус, словно со стоном. – Это невозможно. Из этого ничего не выйдет. Может, ты и сможешь убедить их, будто заставила меня нарушить приказ Центра, чтобы пуститься в погоню за Саккорсо. Но ничему другому они не поверят без доказательств. Ты окажешься в таком же дерьме, как и я. И в уничтожении «Повелителя звезд» заподозрят именно тебя. Осмотрят обломки, поймут, что имело место самоуничтожение, и ты предстанешь перед судом, потому что вся команда погибла, а ты осталась жива. А когда у тебя обнаружат имплантат и пульт, тебе конец. Ты должна будешь предоставить им доказательства, а значит, мою базу данных. Без нее твои слова ничего не стоят…