Страница:
Морэм кивнул со все возрастающим чувством изумления и страха.
– Сейчас я снова почувствовал ту же самую силу. Морэм, Посох Закона – у Лорда Фоула.
Помимо воли Морэм вскрикнул – он сразу же понял, что Тревор прав!
– Как это может быть? Посох пропал, когда погибла Высокий Лорд Елена.
– Не знаю. Может быть, тот, кто убил Елену, потом отнес Посох в Ясли Фоула… Может быть, это сделал сам мертвый Кевин, который завладел Посохом по приказу Презирающего… Не знаю. Но одно я понял совершенно точно – здесь без Посоха не обошлось, Морэм!
Высокий Лорд кивнул, стараясь справиться со страхом. Посох! Вокруг по-прежнему бушевало сражение, он не имел права тратить ни времени, ни сил ни на что другое, кроме сиюминутных, срочных задач; и все же он никак не мог выбросить эти мысли из головы. Посох у Лорда Фоула! Стоит лишь допустить, что это возможно, и… Взгляд его вспыхнул, он крепко сжал плечо Тревора и.., перевел взгляд на то, что происходило во внутреннем дворе.
И тут же снова его сознание оказалось в состоянии воспринимать грохот, лязг сражения, и он уже мог оценить сложившуюся ситуацию. Все еще находясь на самом верху дозорной башни. Лорд Аматин поливала огнем своего жезла мертвецов, заполонивших внутренний двор. Чувствовалось, что силы ее на пределе, но она продолжала сражаться. Хотя она не в силах была справиться даже с десятой частью монстров, но уничтожила их уже так много, что образовавшийся прах завалил выход из туннеля.
Между тем бой постепенно переходил с одного яруса дозорной башни на другой, поднимаясь все выше и выше. Однако в узких коридорах мертвецы мешали передвигаться пещерникам, и пока те освобождали себе дорогу, на них снова и снова обрушивался град стрел изо всех окон и балконов Замка. И все же медленно, но верно враги захватывали башню; им помогал сам Сатансфист. Он направил огонь своего Камня на внешнюю стену башни, на ее окна и на Аматин; и под прикрытием этого дьявольского зеленого пламени твари самадхи подтаскивали к стенам башни лестницы и взбирались по ним, цепляясь за все, за что только возможно.
Морэм повернулся к одному из воинов – это оказалась женщина из подкаменья:
– Ступай в башню, найди вомарка Квена и скажи, что я приказываю ему оставить башню. Скажи, пусть уведет с собой Лорда Аматин. Иди!
Женщина убежала. Спустя некоторое время он увидел, как она промчалась по одному из подвесных мостиков над внутренним двором.
Морэм тут же вернулся к наблюдению за ходом сражения. Вместе с Лордом Тревором, упрямо отказывающимся уйти, несмотря на свои раны, он обрушился на мертвецов, которые продолжали ломиться во внутренние ворота. Он хотел уничтожить их столько, чтобы завалить весь внутренний двор, чтобы они вынуждены были продвигаться не по твердому покрытию, а по останкам трупов. Посох гудел у него в руках, голубая энергия Лордов пронизывала воздух вокруг него и Тревора.
И краем глаза он все время следил за подвесными мостами, ожидая, когда на одном из них покажутся Лорд Аматин и Квен.
Через некоторое время канаты, удерживающие один из мостов, оказались частично подрезаны; воины, которые сражались, стоя на нем, упали во двор, и на них тут же яростно накинулись пещерники. Вниз полетел град стрел, направленных в пещерников, но прежде чем упавшим воинам удалось спастись, все канаты мостка были перерезаны. Деревянный пролет закачался, рухнул и разбился вдребезги.
Наконец на одном из уцелевших мостиков показался вомарк Квен. Надсадно крича – иначе его голос за шумом сражения просто невозможно было бы услышать, – он приказал обрубить все подвесные мосты, кроме двух самых верхних.
Морэм крикнул ему:
– Аматин!
Квен кивнул и снова скрылся в башне.
Следующие два пролета рухнули почти сразу же; однако воины не стали тут же обрубать канаты третьего. Спустя некоторое время по нему прошла кучка раненых. Поддерживая друг друга, неся тех, кто уже не мог идти, они направились в Замок. Заметив это, твари тут же атаковали пролет; сбросив очередную группу раненых, они устремились на мостик.
Дождавшись, пока весь он оказался заполонен пещерниками, воины хладнокровно обрубили канаты.
Вскоре все остальные мосты, кроме двух самых верхних, как и было приказано, полетели вниз. Морэм и Тревор продолжали сражаться с мертвыми монстрами, помогая гравелингасам, которым трудно было в одиночку удерживать ворота. Однако огонь Высокого Лорда заметно ослабел – тревога за Аматин и Квена мешала ему сосредоточиться на том, что он делал. Он решил, что уйдет только после того, как они окажутся в безопасности. По уцелевшим мостикам постоянно пробегали группы воинов, и он все время с волнением и страхом вглядывался в их лица, надеясь увидеть, наконец, тех, кого ждал.
Еще один пролет рухнул вниз. Наконец в дверном проеме последнего показался Квен. Он был один. Вомарк что-то прокричал, но Морэм не расслышал ни слова. У него перехватило дыхание, когда он увидел, что к вомарку тут же устремились четверо воинов.
Потом позади Квена он увидел одетую в голубую тунику фигуру Аматин. Однако, похоже, эти двое не собирались спасаться бегством. Как только воины подбежали к ним, они тут же снова скрылись в башне.
Оцепенев от сознания своей беспомощности, Морэм, не отрываясь, смотрел на пустой дверной проем, как будто надеялся, что сила его желания окажется способной заставить их вернуться. Крики орд Опустошителя, рвущихся вверх, становились все громче, надрывая душу.
Спустя некоторое время вновь появились четыре воина, неся на руках Хранителя Бориллара. Его тело безвольно обвисло, точно он был мертв.
Следом за ними показались Квен и Аматин. Как только все они оказались в Замке, рухнул и последний подвесной мост.
В глазах у Морэма потемнело; он тяжело навалился на Тревора, с трудом переводя дух. Лорд поддержал его. Придя в себя, Морэм поблагодарил Тревора взглядом и слабо улыбнулся.
После этого оба вернулись к тому, что делали прежде, – защите ворот.
Дозорная башня была захвачена, но сражение на этом не закончилось. Не сдерживаемые больше огнем жезла Аматин, все новые и новые мертвецы медленно прокладывали себе дорогу сквозь завалы праха. Их злобное давление на внутренние ворота постепенно усиливалось. Камень под ногами Морэма стонал и, казалось, корчился от боли; причем Морэм явственно ощущал, что атакуют не только здесь, прямо под ним, но и во многих других местах. Однако сейчас важнее всего было удержать внутренние ворота. Для этого требовалось завалить двор останками разрушенных монстров, прежде чем ворота окажутся разбиты.
Он почувствовал, как сзади к нему подошли Хранитель Торм, Квен и Лорд Аматин, и повернулся. Аматин была на грани изнеможения. Лихорадочно горевшие глаза лишь подчеркивали смертельную бледность лица, на которое свешивались слившиеся от пота пряди волос. Она произнесла дрожащим голосом:
– Он принял на себя удар самадхи вместо меня. Бориллар.., он… Я не заметила, как Опустошитель…
С трудом преодолев подступивший к горлу страх, Морэм еле слышно спросил:
– Он умер?
– Нет. Целители сказали… Он будет жить. Он хайербренд… Он сумел в какой-то степени защититься от этого удара.
Она опустилась на каменный пол и привалилась к стене, как будто ноги больше ее не держали.
– Я совсем забыл, что он с вами, – пробормотал Морэм. – Мне стыдно…
– ВАМ стыдно, Высокий Лорд?! – воскликнул Квен. Лицо и руки вомарка были в крови, но это была, похоже, кровь его врагов. Он не смотрел в глаза Морэму. – Это мне должно быть стыдно. Дозорная башня в руках врага! Ни один вомарк никогда не допускал такого. Не сомневаюсь, что вомарк Хайл Трои нашел бы способ удержать ее.
– А ты найди способ помочь нам, – простонал Торм. – Ворота вот-вот падут.
Предельное отчаяние, звучащее в его голосе, заставило всех повернуться к нему. Слезы струились по его лицу, дрожащими пальцами он шарил перед собой, точно что-то искал в воздухе. Ворота жалобно застонали, словно подтверждая, что у него были все основания впасть в отчаяние.
– Мы не можем удержать их, – продолжал он. – Не можем. Такая силища! Камень, прости меня! Я… Мы не в силах справиться с такой мощью.
Квен резко повернулся и заспешил прочь, на ходу приказывая подтащить бревна, чтобы подпереть ворота.
Однако Торм, казалось, не слышал слов вомарка. Не отрывая взгляда от Морэма, он прошептал:
– Нам не удалось… Зло оказалось слишком сильно… Мы не поняли… Высокий Лорд, мы, наверное, чего-то не учли? Дело ведь не только в силе и неистовстве мертвецов, правда? Я слышу… Вся скала Ревелстоуна стонет под невыносимым гнетом зла.
Внезапно Высокий Лорд и вправду почувствовал, что с Замком творится что-то совсем неладное. На мгновение ему показалось, что вся масса монстров Сатансфиста надвигается прямо на него, как будто его разум полностью распахнулся для чувств, испытываемых скалой; как будто он сам стал Замком, куда ломились мертвецы. Душа его затрепетала, застонала, готовая вот-вот взорваться. Он вобрал в себя всю жизнь и всю боль Ревелстоуна, чувствуя вместе с ним ужасное давление, грозившее расколоть, уничтожить его – но не только это, а что-то еще, что-то особенное, ужасное, сокровенное. Услышав топот торопливых шагов, он уже не сомневался в том, что впечатление Торма было совершенно правильным.
К нему приближался один из воинов, которых он послал, чтобы приглядывать за Треллом. Его лицо казалось белым как мел, он едва смог произнести:
– Высокий Лорд, пошли! Он… Палата Совета… Помоги ему!
Аматин уткнулась лицом в ладони, как будто у нее уже не было сил вынести тяжесть сообщения о новом несчастье.
Высокий Лорд сказал:
– Я слушаю тебя. Возьми себя в руки и объясни, в чем дело. Воин несколько раз с усилием сглотнул:
– Трелл… Ты послал нас… Он принес себя в жертву. Он… Он хочет разрушить Палату Совета.
Аматин и Торм одновременно в ужасе воскликнули:
– Меленкурион!
Морэм смотрел на воина, не веря своим ушам; однако в глубине души он понимал, что, несмотря на всю дикость того, о чем тот говорит, все именно так и есть. Больнее всего его ударило ощущение того, что он и тут опоздал, не сумел предугадать развитие событий, оказался не в силах уберечь Замок еще и от этого. Понимая, что нужно действовать как можно быстрее, он спросил Тревора:
– Где Лория?
Упоминание о жене причинило тому явную боль, поколебав его вновь обретенное мужество.
– Она… – он запнулся. – Ее нет в Замке. Прошлой ночью.., она увела детей в предгорье. Она надеялась найти там убежище.., чтобы они остались живы.
– Именем Семи! – рявкнул Морэм, сердясь не столько на Лорию, сколько на самого себя. – Она нужна здесь!
Ревелстоун оказался в отчаянной ситуации, а ни Тревор, ни Аматин не были в состоянии продолжать сражаться. Морэм понял, что сейчас от него срочно требуется принять то решение, которое окажется единственно верным. Но он был Морэм, сын Вариоля, Высокий Лорд, избранный Советом, и он только что сказал воину: “Возьми себя в руки!” То же самое он говорил совсем недавно Торму. Он был Высокий Лорд, и он не имел права сдаваться. Ударив жезлом по камню, так что железный кончик зазвенел, он заговорил о деле:
– Лорд Тревор, ты в состоянии удержать ворота? Тревор посмотрел ему прямо в глаза:
– Не опасайся, Высокий Лорд. Если их вообще можно удержать, я это сделаю.
– Хорошо… Лорд Аматин, Хранитель Торм… Вы поможете мне?
Вместо ответа Торм помог Аматин встать. Взяв все еще бледного от пережитого волнения воина за руку, Морэм торопливо зашагал в Замок. По дороге он снова попросил воина рассказать, что именно произошло.
– Он… Это… – запинаясь, начал тот, окончательно выбитый из колеи тем, что Высокий Лорд держал его за руку. – Это выше моего разумения. Высокий Лорд.
– Расскажи просто, что случилось, – настойчиво повторил Морэм.
– Вы приказали, и мы пошли за ним. Поняв, что мы не отстанем, он набросился на нас с руганью. Тут до нас стало доходить, зачем вы приказали нам следовать за ним, и твердо решили ни в коем случае не потерять его из виду. Наконец он как будто забыл о нас и пошел к Палате Совета. Там он подошел к чаше с гравием и опустился перед ней на колени. Мы стояли у дверей, а он плакал, молился и просил о чем-то. Высокий Лорд, он молил, чтобы на его душу снизошел мир, я никогда не забуду, с каким чувством он просил об этом. Однако, похоже, мир не нисходил. Когда он поднял голову, мы увидели.., отвращение.., на его лице. Он… Гравий… Огненные камни запылали. Пламя вздымалось все выше и выше, оно вырывалось, казалось, уже прямо из пола. Мы бросились туда, но огонь не позволил нам подойти близко. Мой товарищ… Высокий Лорд, он сгорел! А я побежал к вам.
Сердце Морэма затрепетало, но он постарался ответить как можно спокойнее:
– Он нарушил Клятву Мира, впал в отчаяние, перестал доверять даже самому себе. На него пала тень Серого Убийцы. Помолчав, воин неуверенно спросил:
– Я слышал.., говорят.., все это дело рук Неверящего?
– Может быть. В какой-то степени сам Неверящий – дело рук Лорда Фоула. Но в том, что произошло с Треллом, есть и моя вина. И конечно, его собственная. Величайшая мощь Серого Убийцы опирается на то, что наши слабости могут быть обращены против нас самих.
Уже в сотне метров от Палаты Совета стал заметно ощутим жар пламени. Морэм не сомневался, что Торм, да и он сам, почувствовал именно этот новый источник зла, находившийся внутри самого Замка. Во все стороны от Палаты Совета расходились горячие волны скверны и зла. Высокие двери уже тлели, а стены мерцали, точно сам камень готов был в любой момент расплавиться. Дышать стало трудно еще до того, как они оказались у распахнутых дверей Совета и заглянули внутрь.
Там бушевал ад. Пол, стены, кресла – все неистово пылало, пламя свирепо металось и ревело. Жар опалил лицо и волосы Морэма, на глаза навернулись слезы.
Трелл стоял прямо в яме с гравием, раздувая огонь и обеими ладонями подбрасывая к потолку жаркие сверкающие брызги. Вся его фигура была охвачена пламенем, который изливался во все стороны на камень – камень, который он так любил и все-таки не сумел уберечь.
Морэм зашатался, пораженный. Он присутствовал при начале Ритуала Осквернения. Безмерное отчаяние, владевшее Треллом, помогло ему открыть секрет, который Морэм скрывал от всех с таким страхом, и использовать против Ревелстоуна. Если Трелла не остановить, разрушение ворот станет меньшим из всех зол, которые могут произойти с Замком; более того, все плато может разлететься на части.
Трелла нужно было срочно остановить. Но Морэм не был гравелингасом, не умел настолько хорошо обращаться с камнем, чтобы оказать противодействие силе, которая породила этот огонь. Он повернулся к Торму.
– Ты – мастер радхамаерля! – прокричал он сквозь рев пламени. – Ты должен утихомирить огонь!
– Утихомирить? – Торм, пораженный ужасом, не сводил взгляда с пламени; у него был вид человека, на чьих глазах разрушали то, что было бесконечно дорого его сердцу. – Утихомирить? Я не смогу справиться с такой силой. Я – гравелингас, мастер радхамаерля, а не источник Жизненной Силы. Нет, я не смогу. Он погубит всех нас.
– Торм! – закричал Высокий Лорд. – Ты – Хранитель Замка Лордов! Если ты не сможешь, то никто не сможет. Торм одними губами спросил:
– Но как?
– Я помогу тебе! Я отдам тебе всю свою силу… Всю свою силу вложу в тебя… Только давай скорее!
Взгляд Хранителя метнулся к лицу Морэма и со страстной надеждой впился в его глаза.
– Мы сгорим…
– Мы выстоим!
Торм тяжело вздохнул – он понимал, что другого выхода нет, что попытаться необходимо, и готов был принести себя в жертву.
– Если вы поможете… – неуверенно произнес он. Морэм повернулся к Аматин:
– Мы с Тормом войдем в Палату, а ты постарайся защитить нас от огня. Прикрой нас щитом… Понимаешь? Она кивнула, откинув с лица прядь волос.
– Идите, – еле слышно произнесла она. – Стол Лордов уже плавится.
Высокий Лорд заглянул в Палату Совета и убедился, что она права. У них на глазах стол превратился в полужидкую массу, потек на пол и дальше в чашу с гравием, прямо к ногам Трелла.
Морэм прислонил кончик своего жезла к плечу Торма. Они повернулись лицом в сторону входа, дожидаясь, пока Аматин создаст вокруг них Защитную Стену. Пока она это делала, в коже возникло неприятное покалывание, но жар ослаб. Как только Аматин подала знак, они вошли в Палату Совета, точно в раскаленную печь.
Несмотря на защиту, жар тут же обрушился на них со всех сторон. Туника Торма и плащ Морэма затлели, волосы на голове и руках затрещали. Но Высокий Лорд не обращал на это внимания, полностью сосредоточившись на своем жезле и Торме. Он понял, что Хранитель запел – слышать этого он не мог из-за неистового рева жадного пламени. Собрав воедино всю свою силу, он через жезл послал ее Торму.
По мере того как они продвигались вперед, пламя понемногу отступало, но позади там и сям вспыхивал камень. Чем дальше они отходили от дверей, тем слабее становилась защита Аматин. Там, где тлеющая одежда касалась тела, Морэм ощущал острую боль; глаза почти ничего не видели. К тому моменту, когда они с Тормом добрались до чаши с гравием, рядом с которой по-прежнему стоял воткнутый в стол крилл, Морэм понял, что, если он так и будет отдавать всю свою силу Торму, не оставляя хотя бы часть для защиты, они оба просто зажарятся у самых ног Трелла.
– Трелл! – закричал Торм. – Ты – гравелингас, мастер радхамаерля! Остановись! Не делай этого!
Трелл уставился на них, ярость его на мгновение стихла; казалось, он узнал, кто перед ним.
– Трелл!
Но он зашел уже слишком далеко на пути разрушения и теперь полностью находился в его власти. Наклонившись, он набрал полные горсти пылающего гравия и бросил им прямо в лицо.
Морэм ощутил прилив невероятной, пронзительной силы. Аматин тоже; защита окрепла, стала прочнее. Огонь Трелла не задел ни Морэма, ни Торма. В глазах Высокого Лорда вспыхнула неуместная радость; постоянная сдержанность, к которой он принуждал себя, исчезла; только сейчас ему стала до конца ясна тайная сущность Осквернения. Она скрывала в себе невероятную мощь – мощь, обнаружить источник которой Лордам мешала данная ими Клятва Мира; мощь, которую можно было использовать и для защиты. Не только отчаяние способно было открыть к ней доступ.
Грудью, руками, жезлом Морэм ощутил приток новой силы; сама его плоть стала неуязвимой. Торм тоже почувствовал ее влияние. Он снова твердо стоял на ногах, сопротивляясь губительному воздействию Трелла, используя теперь не только все свои знания, но и силу, которая изливалась на него от Морэма.
Стоя друг против друга, почти лицом к лицу, оба гравелингаса делали одинаковые жесты, пели одни и те же могущественные песни мастеров радхамаерля, призвав все тайное знание – но с прямо противоположными целями. Вокруг огонь выл и бесновался, грозя уничтожить Ревелстоун, а они выкрикивали свои яростные призывы, пытаясь подчинить бушующее пламя.
Вооруженный силой Высокого Лорда, отзывавшейся на каждый его жест, слово или ноту, исполненный безграничной любви к камню, страдающий вместе с ним, Торм в конце концов сумел повернуть Осквернение вспять. Дернувшись в последний раз, Трелл рухнул на колени, и огонь начал ослабевать.
Сила, поддерживавшая пламя, иссякла, и по залу будто пронесся порыв шквального ветра. Жар сразу ослаб; из вентиляционных отверстий в Палату устремился свежий, прохладный воздух. Воспаленные глаза Морэма снова обрели способность видеть.
Плача от радости и горя, он помог Торму вытащить Трелла из ямы с гравием. Гравелингас, казалось, не замечал их присутствия. Бросая по сторонам безумные взгляды, он отрывисто бормотал:
– Цел и невредим… Все погибло… Все…
Потом, сидя на полу у ног Морэма и обхватив голову руками, он полностью ушел в себя, лишь изредка вздрагивая, будто собираясь зарыдать, но не мог.
Долго-долго Торм и Морэм смотрели в глаза друг другу, пытаясь до конца осознать, что и как им удалось сделать. В лице Хранителя появилось нечто, заставлявшее вспомнить о выжженной пустыне, которая никогда больше не зазеленеет. В конце концов он произнес, кивнув в сторону Трелла:
– Настало время траура. Все мы, мастера радхамаерля, будем скорбеть о том, что с ним произошло.
В этот момент на верхних ступенях лестницы послышался быстрый топот, а вслед за тем взволнованный голос закричал:
– Высокий Лорд! Мертвецы… Рассыпались в прах! Атака Сатансфиста захлебнулась, мы удержали внутренние ворота!
Сквозь слезы Морэм оглядел Палату Совета. Разрушения были очень велики. Стол и кресла Лордов расплавились, ступени стали неровными, нижние ярусы балконов тоже заметно изуродовал огонь. Но в целом Палата Совета уцелела – так же, как и сам Замок.
В глазах Морэма все расплывалось от слез, и ему показалось, что он видит две одетые в голубое фигуры, которые спускались к нему по ступенькам. Он смахнул слезы и вправду увидел рядом с Лордом Аматин Лорда Лорию.
Подойдя к нему, Лория посмотрела прямо ему в лицо.
– Я оставила девочек у Вольного Ученика Мерцающего озера, – смущенно произнесла она. – Может быть, им удастся спастись. Я вернулась.., когда мне достало духу их оставить.
Она внимательно посмотрела на Морэма. Проследив за его взглядом, она увидела, что тот не отводил глаз от крилла Лорика. Стол, в который был воткнут крилл, уцелел, и драгоценный камень, вделанный в рукоять меча, светился над ним неярким белым огнем – цветом надежды.
Морэм услышал, как чей-то голос произнес:
– Юр-Лорд Кавенант вернулся в Страну. Морэм не замечал, что происходит вокруг. Он подошел к столу, в который был воткнут крилл, протянул руку и сжал рукоять меча. По тому, как она была горяча, он понял, что это правда. Неверящий вернулся.
Владея этой новою, внезапно обретенной мощью, он легко вытащил крилл из камня. Обоюдоострое лезвие сверкало, тепло от рукояти разлилось по руке, не обжигая. Он повернулся к Лордам с улыбкой, которая, словно осенний луч, осветила его лицо.
– Позовите Лорда Тревора, – сказал он, и в голосе его зазвенела радость. – Я знаю… Я обладаю знанием силы и хочу поделиться со всеми.
– Сейчас я снова почувствовал ту же самую силу. Морэм, Посох Закона – у Лорда Фоула.
Помимо воли Морэм вскрикнул – он сразу же понял, что Тревор прав!
– Как это может быть? Посох пропал, когда погибла Высокий Лорд Елена.
– Не знаю. Может быть, тот, кто убил Елену, потом отнес Посох в Ясли Фоула… Может быть, это сделал сам мертвый Кевин, который завладел Посохом по приказу Презирающего… Не знаю. Но одно я понял совершенно точно – здесь без Посоха не обошлось, Морэм!
Высокий Лорд кивнул, стараясь справиться со страхом. Посох! Вокруг по-прежнему бушевало сражение, он не имел права тратить ни времени, ни сил ни на что другое, кроме сиюминутных, срочных задач; и все же он никак не мог выбросить эти мысли из головы. Посох у Лорда Фоула! Стоит лишь допустить, что это возможно, и… Взгляд его вспыхнул, он крепко сжал плечо Тревора и.., перевел взгляд на то, что происходило во внутреннем дворе.
И тут же снова его сознание оказалось в состоянии воспринимать грохот, лязг сражения, и он уже мог оценить сложившуюся ситуацию. Все еще находясь на самом верху дозорной башни. Лорд Аматин поливала огнем своего жезла мертвецов, заполонивших внутренний двор. Чувствовалось, что силы ее на пределе, но она продолжала сражаться. Хотя она не в силах была справиться даже с десятой частью монстров, но уничтожила их уже так много, что образовавшийся прах завалил выход из туннеля.
Между тем бой постепенно переходил с одного яруса дозорной башни на другой, поднимаясь все выше и выше. Однако в узких коридорах мертвецы мешали передвигаться пещерникам, и пока те освобождали себе дорогу, на них снова и снова обрушивался град стрел изо всех окон и балконов Замка. И все же медленно, но верно враги захватывали башню; им помогал сам Сатансфист. Он направил огонь своего Камня на внешнюю стену башни, на ее окна и на Аматин; и под прикрытием этого дьявольского зеленого пламени твари самадхи подтаскивали к стенам башни лестницы и взбирались по ним, цепляясь за все, за что только возможно.
Морэм повернулся к одному из воинов – это оказалась женщина из подкаменья:
– Ступай в башню, найди вомарка Квена и скажи, что я приказываю ему оставить башню. Скажи, пусть уведет с собой Лорда Аматин. Иди!
Женщина убежала. Спустя некоторое время он увидел, как она промчалась по одному из подвесных мостиков над внутренним двором.
Морэм тут же вернулся к наблюдению за ходом сражения. Вместе с Лордом Тревором, упрямо отказывающимся уйти, несмотря на свои раны, он обрушился на мертвецов, которые продолжали ломиться во внутренние ворота. Он хотел уничтожить их столько, чтобы завалить весь внутренний двор, чтобы они вынуждены были продвигаться не по твердому покрытию, а по останкам трупов. Посох гудел у него в руках, голубая энергия Лордов пронизывала воздух вокруг него и Тревора.
И краем глаза он все время следил за подвесными мостами, ожидая, когда на одном из них покажутся Лорд Аматин и Квен.
Через некоторое время канаты, удерживающие один из мостов, оказались частично подрезаны; воины, которые сражались, стоя на нем, упали во двор, и на них тут же яростно накинулись пещерники. Вниз полетел град стрел, направленных в пещерников, но прежде чем упавшим воинам удалось спастись, все канаты мостка были перерезаны. Деревянный пролет закачался, рухнул и разбился вдребезги.
Наконец на одном из уцелевших мостиков показался вомарк Квен. Надсадно крича – иначе его голос за шумом сражения просто невозможно было бы услышать, – он приказал обрубить все подвесные мосты, кроме двух самых верхних.
Морэм крикнул ему:
– Аматин!
Квен кивнул и снова скрылся в башне.
Следующие два пролета рухнули почти сразу же; однако воины не стали тут же обрубать канаты третьего. Спустя некоторое время по нему прошла кучка раненых. Поддерживая друг друга, неся тех, кто уже не мог идти, они направились в Замок. Заметив это, твари тут же атаковали пролет; сбросив очередную группу раненых, они устремились на мостик.
Дождавшись, пока весь он оказался заполонен пещерниками, воины хладнокровно обрубили канаты.
Вскоре все остальные мосты, кроме двух самых верхних, как и было приказано, полетели вниз. Морэм и Тревор продолжали сражаться с мертвыми монстрами, помогая гравелингасам, которым трудно было в одиночку удерживать ворота. Однако огонь Высокого Лорда заметно ослабел – тревога за Аматин и Квена мешала ему сосредоточиться на том, что он делал. Он решил, что уйдет только после того, как они окажутся в безопасности. По уцелевшим мостикам постоянно пробегали группы воинов, и он все время с волнением и страхом вглядывался в их лица, надеясь увидеть, наконец, тех, кого ждал.
Еще один пролет рухнул вниз. Наконец в дверном проеме последнего показался Квен. Он был один. Вомарк что-то прокричал, но Морэм не расслышал ни слова. У него перехватило дыхание, когда он увидел, что к вомарку тут же устремились четверо воинов.
Потом позади Квена он увидел одетую в голубую тунику фигуру Аматин. Однако, похоже, эти двое не собирались спасаться бегством. Как только воины подбежали к ним, они тут же снова скрылись в башне.
Оцепенев от сознания своей беспомощности, Морэм, не отрываясь, смотрел на пустой дверной проем, как будто надеялся, что сила его желания окажется способной заставить их вернуться. Крики орд Опустошителя, рвущихся вверх, становились все громче, надрывая душу.
Спустя некоторое время вновь появились четыре воина, неся на руках Хранителя Бориллара. Его тело безвольно обвисло, точно он был мертв.
Следом за ними показались Квен и Аматин. Как только все они оказались в Замке, рухнул и последний подвесной мост.
В глазах у Морэма потемнело; он тяжело навалился на Тревора, с трудом переводя дух. Лорд поддержал его. Придя в себя, Морэм поблагодарил Тревора взглядом и слабо улыбнулся.
После этого оба вернулись к тому, что делали прежде, – защите ворот.
Дозорная башня была захвачена, но сражение на этом не закончилось. Не сдерживаемые больше огнем жезла Аматин, все новые и новые мертвецы медленно прокладывали себе дорогу сквозь завалы праха. Их злобное давление на внутренние ворота постепенно усиливалось. Камень под ногами Морэма стонал и, казалось, корчился от боли; причем Морэм явственно ощущал, что атакуют не только здесь, прямо под ним, но и во многих других местах. Однако сейчас важнее всего было удержать внутренние ворота. Для этого требовалось завалить двор останками разрушенных монстров, прежде чем ворота окажутся разбиты.
Он почувствовал, как сзади к нему подошли Хранитель Торм, Квен и Лорд Аматин, и повернулся. Аматин была на грани изнеможения. Лихорадочно горевшие глаза лишь подчеркивали смертельную бледность лица, на которое свешивались слившиеся от пота пряди волос. Она произнесла дрожащим голосом:
– Он принял на себя удар самадхи вместо меня. Бориллар.., он… Я не заметила, как Опустошитель…
С трудом преодолев подступивший к горлу страх, Морэм еле слышно спросил:
– Он умер?
– Нет. Целители сказали… Он будет жить. Он хайербренд… Он сумел в какой-то степени защититься от этого удара.
Она опустилась на каменный пол и привалилась к стене, как будто ноги больше ее не держали.
– Я совсем забыл, что он с вами, – пробормотал Морэм. – Мне стыдно…
– ВАМ стыдно, Высокий Лорд?! – воскликнул Квен. Лицо и руки вомарка были в крови, но это была, похоже, кровь его врагов. Он не смотрел в глаза Морэму. – Это мне должно быть стыдно. Дозорная башня в руках врага! Ни один вомарк никогда не допускал такого. Не сомневаюсь, что вомарк Хайл Трои нашел бы способ удержать ее.
– А ты найди способ помочь нам, – простонал Торм. – Ворота вот-вот падут.
Предельное отчаяние, звучащее в его голосе, заставило всех повернуться к нему. Слезы струились по его лицу, дрожащими пальцами он шарил перед собой, точно что-то искал в воздухе. Ворота жалобно застонали, словно подтверждая, что у него были все основания впасть в отчаяние.
– Мы не можем удержать их, – продолжал он. – Не можем. Такая силища! Камень, прости меня! Я… Мы не в силах справиться с такой мощью.
Квен резко повернулся и заспешил прочь, на ходу приказывая подтащить бревна, чтобы подпереть ворота.
Однако Торм, казалось, не слышал слов вомарка. Не отрывая взгляда от Морэма, он прошептал:
– Нам не удалось… Зло оказалось слишком сильно… Мы не поняли… Высокий Лорд, мы, наверное, чего-то не учли? Дело ведь не только в силе и неистовстве мертвецов, правда? Я слышу… Вся скала Ревелстоуна стонет под невыносимым гнетом зла.
Внезапно Высокий Лорд и вправду почувствовал, что с Замком творится что-то совсем неладное. На мгновение ему показалось, что вся масса монстров Сатансфиста надвигается прямо на него, как будто его разум полностью распахнулся для чувств, испытываемых скалой; как будто он сам стал Замком, куда ломились мертвецы. Душа его затрепетала, застонала, готовая вот-вот взорваться. Он вобрал в себя всю жизнь и всю боль Ревелстоуна, чувствуя вместе с ним ужасное давление, грозившее расколоть, уничтожить его – но не только это, а что-то еще, что-то особенное, ужасное, сокровенное. Услышав топот торопливых шагов, он уже не сомневался в том, что впечатление Торма было совершенно правильным.
К нему приближался один из воинов, которых он послал, чтобы приглядывать за Треллом. Его лицо казалось белым как мел, он едва смог произнести:
– Высокий Лорд, пошли! Он… Палата Совета… Помоги ему!
Аматин уткнулась лицом в ладони, как будто у нее уже не было сил вынести тяжесть сообщения о новом несчастье.
Высокий Лорд сказал:
– Я слушаю тебя. Возьми себя в руки и объясни, в чем дело. Воин несколько раз с усилием сглотнул:
– Трелл… Ты послал нас… Он принес себя в жертву. Он… Он хочет разрушить Палату Совета.
Аматин и Торм одновременно в ужасе воскликнули:
– Меленкурион!
Морэм смотрел на воина, не веря своим ушам; однако в глубине души он понимал, что, несмотря на всю дикость того, о чем тот говорит, все именно так и есть. Больнее всего его ударило ощущение того, что он и тут опоздал, не сумел предугадать развитие событий, оказался не в силах уберечь Замок еще и от этого. Понимая, что нужно действовать как можно быстрее, он спросил Тревора:
– Где Лория?
Упоминание о жене причинило тому явную боль, поколебав его вновь обретенное мужество.
– Она… – он запнулся. – Ее нет в Замке. Прошлой ночью.., она увела детей в предгорье. Она надеялась найти там убежище.., чтобы они остались живы.
– Именем Семи! – рявкнул Морэм, сердясь не столько на Лорию, сколько на самого себя. – Она нужна здесь!
Ревелстоун оказался в отчаянной ситуации, а ни Тревор, ни Аматин не были в состоянии продолжать сражаться. Морэм понял, что сейчас от него срочно требуется принять то решение, которое окажется единственно верным. Но он был Морэм, сын Вариоля, Высокий Лорд, избранный Советом, и он только что сказал воину: “Возьми себя в руки!” То же самое он говорил совсем недавно Торму. Он был Высокий Лорд, и он не имел права сдаваться. Ударив жезлом по камню, так что железный кончик зазвенел, он заговорил о деле:
– Лорд Тревор, ты в состоянии удержать ворота? Тревор посмотрел ему прямо в глаза:
– Не опасайся, Высокий Лорд. Если их вообще можно удержать, я это сделаю.
– Хорошо… Лорд Аматин, Хранитель Торм… Вы поможете мне?
Вместо ответа Торм помог Аматин встать. Взяв все еще бледного от пережитого волнения воина за руку, Морэм торопливо зашагал в Замок. По дороге он снова попросил воина рассказать, что именно произошло.
– Он… Это… – запинаясь, начал тот, окончательно выбитый из колеи тем, что Высокий Лорд держал его за руку. – Это выше моего разумения. Высокий Лорд.
– Расскажи просто, что случилось, – настойчиво повторил Морэм.
– Вы приказали, и мы пошли за ним. Поняв, что мы не отстанем, он набросился на нас с руганью. Тут до нас стало доходить, зачем вы приказали нам следовать за ним, и твердо решили ни в коем случае не потерять его из виду. Наконец он как будто забыл о нас и пошел к Палате Совета. Там он подошел к чаше с гравием и опустился перед ней на колени. Мы стояли у дверей, а он плакал, молился и просил о чем-то. Высокий Лорд, он молил, чтобы на его душу снизошел мир, я никогда не забуду, с каким чувством он просил об этом. Однако, похоже, мир не нисходил. Когда он поднял голову, мы увидели.., отвращение.., на его лице. Он… Гравий… Огненные камни запылали. Пламя вздымалось все выше и выше, оно вырывалось, казалось, уже прямо из пола. Мы бросились туда, но огонь не позволил нам подойти близко. Мой товарищ… Высокий Лорд, он сгорел! А я побежал к вам.
Сердце Морэма затрепетало, но он постарался ответить как можно спокойнее:
– Он нарушил Клятву Мира, впал в отчаяние, перестал доверять даже самому себе. На него пала тень Серого Убийцы. Помолчав, воин неуверенно спросил:
– Я слышал.., говорят.., все это дело рук Неверящего?
– Может быть. В какой-то степени сам Неверящий – дело рук Лорда Фоула. Но в том, что произошло с Треллом, есть и моя вина. И конечно, его собственная. Величайшая мощь Серого Убийцы опирается на то, что наши слабости могут быть обращены против нас самих.
Уже в сотне метров от Палаты Совета стал заметно ощутим жар пламени. Морэм не сомневался, что Торм, да и он сам, почувствовал именно этот новый источник зла, находившийся внутри самого Замка. Во все стороны от Палаты Совета расходились горячие волны скверны и зла. Высокие двери уже тлели, а стены мерцали, точно сам камень готов был в любой момент расплавиться. Дышать стало трудно еще до того, как они оказались у распахнутых дверей Совета и заглянули внутрь.
Там бушевал ад. Пол, стены, кресла – все неистово пылало, пламя свирепо металось и ревело. Жар опалил лицо и волосы Морэма, на глаза навернулись слезы.
Трелл стоял прямо в яме с гравием, раздувая огонь и обеими ладонями подбрасывая к потолку жаркие сверкающие брызги. Вся его фигура была охвачена пламенем, который изливался во все стороны на камень – камень, который он так любил и все-таки не сумел уберечь.
Морэм зашатался, пораженный. Он присутствовал при начале Ритуала Осквернения. Безмерное отчаяние, владевшее Треллом, помогло ему открыть секрет, который Морэм скрывал от всех с таким страхом, и использовать против Ревелстоуна. Если Трелла не остановить, разрушение ворот станет меньшим из всех зол, которые могут произойти с Замком; более того, все плато может разлететься на части.
Трелла нужно было срочно остановить. Но Морэм не был гравелингасом, не умел настолько хорошо обращаться с камнем, чтобы оказать противодействие силе, которая породила этот огонь. Он повернулся к Торму.
– Ты – мастер радхамаерля! – прокричал он сквозь рев пламени. – Ты должен утихомирить огонь!
– Утихомирить? – Торм, пораженный ужасом, не сводил взгляда с пламени; у него был вид человека, на чьих глазах разрушали то, что было бесконечно дорого его сердцу. – Утихомирить? Я не смогу справиться с такой силой. Я – гравелингас, мастер радхамаерля, а не источник Жизненной Силы. Нет, я не смогу. Он погубит всех нас.
– Торм! – закричал Высокий Лорд. – Ты – Хранитель Замка Лордов! Если ты не сможешь, то никто не сможет. Торм одними губами спросил:
– Но как?
– Я помогу тебе! Я отдам тебе всю свою силу… Всю свою силу вложу в тебя… Только давай скорее!
Взгляд Хранителя метнулся к лицу Морэма и со страстной надеждой впился в его глаза.
– Мы сгорим…
– Мы выстоим!
Торм тяжело вздохнул – он понимал, что другого выхода нет, что попытаться необходимо, и готов был принести себя в жертву.
– Если вы поможете… – неуверенно произнес он. Морэм повернулся к Аматин:
– Мы с Тормом войдем в Палату, а ты постарайся защитить нас от огня. Прикрой нас щитом… Понимаешь? Она кивнула, откинув с лица прядь волос.
– Идите, – еле слышно произнесла она. – Стол Лордов уже плавится.
Высокий Лорд заглянул в Палату Совета и убедился, что она права. У них на глазах стол превратился в полужидкую массу, потек на пол и дальше в чашу с гравием, прямо к ногам Трелла.
Морэм прислонил кончик своего жезла к плечу Торма. Они повернулись лицом в сторону входа, дожидаясь, пока Аматин создаст вокруг них Защитную Стену. Пока она это делала, в коже возникло неприятное покалывание, но жар ослаб. Как только Аматин подала знак, они вошли в Палату Совета, точно в раскаленную печь.
Несмотря на защиту, жар тут же обрушился на них со всех сторон. Туника Торма и плащ Морэма затлели, волосы на голове и руках затрещали. Но Высокий Лорд не обращал на это внимания, полностью сосредоточившись на своем жезле и Торме. Он понял, что Хранитель запел – слышать этого он не мог из-за неистового рева жадного пламени. Собрав воедино всю свою силу, он через жезл послал ее Торму.
По мере того как они продвигались вперед, пламя понемногу отступало, но позади там и сям вспыхивал камень. Чем дальше они отходили от дверей, тем слабее становилась защита Аматин. Там, где тлеющая одежда касалась тела, Морэм ощущал острую боль; глаза почти ничего не видели. К тому моменту, когда они с Тормом добрались до чаши с гравием, рядом с которой по-прежнему стоял воткнутый в стол крилл, Морэм понял, что, если он так и будет отдавать всю свою силу Торму, не оставляя хотя бы часть для защиты, они оба просто зажарятся у самых ног Трелла.
– Трелл! – закричал Торм. – Ты – гравелингас, мастер радхамаерля! Остановись! Не делай этого!
Трелл уставился на них, ярость его на мгновение стихла; казалось, он узнал, кто перед ним.
– Трелл!
Но он зашел уже слишком далеко на пути разрушения и теперь полностью находился в его власти. Наклонившись, он набрал полные горсти пылающего гравия и бросил им прямо в лицо.
Морэм ощутил прилив невероятной, пронзительной силы. Аматин тоже; защита окрепла, стала прочнее. Огонь Трелла не задел ни Морэма, ни Торма. В глазах Высокого Лорда вспыхнула неуместная радость; постоянная сдержанность, к которой он принуждал себя, исчезла; только сейчас ему стала до конца ясна тайная сущность Осквернения. Она скрывала в себе невероятную мощь – мощь, обнаружить источник которой Лордам мешала данная ими Клятва Мира; мощь, которую можно было использовать и для защиты. Не только отчаяние способно было открыть к ней доступ.
Грудью, руками, жезлом Морэм ощутил приток новой силы; сама его плоть стала неуязвимой. Торм тоже почувствовал ее влияние. Он снова твердо стоял на ногах, сопротивляясь губительному воздействию Трелла, используя теперь не только все свои знания, но и силу, которая изливалась на него от Морэма.
Стоя друг против друга, почти лицом к лицу, оба гравелингаса делали одинаковые жесты, пели одни и те же могущественные песни мастеров радхамаерля, призвав все тайное знание – но с прямо противоположными целями. Вокруг огонь выл и бесновался, грозя уничтожить Ревелстоун, а они выкрикивали свои яростные призывы, пытаясь подчинить бушующее пламя.
Вооруженный силой Высокого Лорда, отзывавшейся на каждый его жест, слово или ноту, исполненный безграничной любви к камню, страдающий вместе с ним, Торм в конце концов сумел повернуть Осквернение вспять. Дернувшись в последний раз, Трелл рухнул на колени, и огонь начал ослабевать.
Сила, поддерживавшая пламя, иссякла, и по залу будто пронесся порыв шквального ветра. Жар сразу ослаб; из вентиляционных отверстий в Палату устремился свежий, прохладный воздух. Воспаленные глаза Морэма снова обрели способность видеть.
Плача от радости и горя, он помог Торму вытащить Трелла из ямы с гравием. Гравелингас, казалось, не замечал их присутствия. Бросая по сторонам безумные взгляды, он отрывисто бормотал:
– Цел и невредим… Все погибло… Все…
Потом, сидя на полу у ног Морэма и обхватив голову руками, он полностью ушел в себя, лишь изредка вздрагивая, будто собираясь зарыдать, но не мог.
Долго-долго Торм и Морэм смотрели в глаза друг другу, пытаясь до конца осознать, что и как им удалось сделать. В лице Хранителя появилось нечто, заставлявшее вспомнить о выжженной пустыне, которая никогда больше не зазеленеет. В конце концов он произнес, кивнув в сторону Трелла:
– Настало время траура. Все мы, мастера радхамаерля, будем скорбеть о том, что с ним произошло.
В этот момент на верхних ступенях лестницы послышался быстрый топот, а вслед за тем взволнованный голос закричал:
– Высокий Лорд! Мертвецы… Рассыпались в прах! Атака Сатансфиста захлебнулась, мы удержали внутренние ворота!
Сквозь слезы Морэм оглядел Палату Совета. Разрушения были очень велики. Стол и кресла Лордов расплавились, ступени стали неровными, нижние ярусы балконов тоже заметно изуродовал огонь. Но в целом Палата Совета уцелела – так же, как и сам Замок.
В глазах Морэма все расплывалось от слез, и ему показалось, что он видит две одетые в голубое фигуры, которые спускались к нему по ступенькам. Он смахнул слезы и вправду увидел рядом с Лордом Аматин Лорда Лорию.
Подойдя к нему, Лория посмотрела прямо ему в лицо.
– Я оставила девочек у Вольного Ученика Мерцающего озера, – смущенно произнесла она. – Может быть, им удастся спастись. Я вернулась.., когда мне достало духу их оставить.
Она внимательно посмотрела на Морэма. Проследив за его взглядом, она увидела, что тот не отводил глаз от крилла Лорика. Стол, в который был воткнут крилл, уцелел, и драгоценный камень, вделанный в рукоять меча, светился над ним неярким белым огнем – цветом надежды.
Морэм услышал, как чей-то голос произнес:
– Юр-Лорд Кавенант вернулся в Страну. Морэм не замечал, что происходит вокруг. Он подошел к столу, в который был воткнут крилл, протянул руку и сжал рукоять меча. По тому, как она была горяча, он понял, что это правда. Неверящий вернулся.
Владея этой новою, внезапно обретенной мощью, он легко вытащил крилл из камня. Обоюдоострое лезвие сверкало, тепло от рукояти разлилось по руке, не обжигая. Он повернулся к Лордам с улыбкой, которая, словно осенний луч, осветила его лицо.
– Позовите Лорда Тревора, – сказал он, и в голосе его зазвенела радость. – Я знаю… Я обладаю знанием силы и хочу поделиться со всеми.
Глава 12
Аманибхавам
Ненависть.
Только она и уцелела в сознании Кавенанта, все остальное рухнуло под тяжестью происшедшего.
Тяжело опираясь на копье, он выбрался из лощины и захромал вниз. Последние отблески костра Пьеттена некоторое время еще освещали ему дорогу, а потом наступила кромешная тьма. Искалеченная нога волочилась по земле, от непомерного напряжения и боли тело покрылось потом, леденевшим на холодном ветру. Но, стискивая древко копья и шатаясь, он шел вперед, поднимаясь с холма на холм. Постепенно он сворачивал на север, удаляясь от Равнин Ра и единственных оставшихся там друзей, и он шел туда неверной походкой, не задумываясь о том, куда идет.
Позади с ножом в животе в луже собственной крови лежала Лена. Елена, оставленная где-то в Меленкурион Скайвейр, погибла, потеряна навсегда.., и все из-за него, из-за его глупости, промахов и ошибок.
Она никогда не существовала.
Ранихины голодают, их убивают и калечат. Баннор и Мореход, возможно, погибли или находятся в отчаянном положении. Пьеттен, и Хайл Трои, и Трелл, и Триок – все они на его совести.
Никто из них никогда не существовал.
Не любимый никем, даже самим собой, трус, насильник, убийца, отверженный, прокаженный – все это был он. Если бы он только знал, до чего ненависть изуродовала его с тех пор, когда он впервые узнал, что у него проказа.
Ненависть… Ненависть?
Впервые с тех пор, как начались его испытания в Стране, он оказался совершенно один.
Когда занялся бледный рассвет, Кавенант по-прежнему пробирался куда-то на северо-восток. Угрюмый свет, лившийся с неба, в какой-то степени привел его в чувство. Найдя небольшую ложбину, он сел и попытался оценить ситуацию.
Растирая онемевшие пальцы, он с трудом восстановил кровообращение. Раненая нога чудовищно распухла, кожа потемнела; стопа торчала под неестественным углом, и сквозь корку засохшей крови в ране серебристо белели сломанные кости.
Вид раны был страшнее боли. Боль тупо отдавалась в коленной чашечке и поднималась вверх до бедра, но сама лодыжка ныла вполне терпимо. Ступни были стерты, как у измученного пилигрима. Мелькнувшая мысль о возможности потерять раненую ногу не очень его взволновала – это было лишь частью испытаний, которых на самом деле не существовало.
Он понятия не имел, как себе помочь. У него не было еды, он не мог развести костер, не понимал, где находится и куда идет. И все же какая-то неведомая сила снова погнала его вперед. Возможно, полуосознанная мысль о том, что только благодаря движению он еще жив.
Поднявшись, он поскользнулся и упал, вскрикнув от боли. Зима выла и бесновалась, точно торжествующий хищник, дыхание обжигало горло. Однако, воткнув копье в мерзлую землю, цепляясь за древко, он снова поднялся и двинулся вперед.
С невероятным трудом он вскарабкался на очередной холм и начал спускаться по склону. Руки дрожали от напряжения, пытаясь поднять всю тяжесть тела, и постоянно соскальзывали с гладкого древка. Крутой подъем почти доконал его. Добравшись до вершины, он едва не задохнулся и сильно закашлялся; от головокружения перед глазами все завертелось. Он стоял, опираясь на копье, пока в голове не прояснилось.
Только она и уцелела в сознании Кавенанта, все остальное рухнуло под тяжестью происшедшего.
Тяжело опираясь на копье, он выбрался из лощины и захромал вниз. Последние отблески костра Пьеттена некоторое время еще освещали ему дорогу, а потом наступила кромешная тьма. Искалеченная нога волочилась по земле, от непомерного напряжения и боли тело покрылось потом, леденевшим на холодном ветру. Но, стискивая древко копья и шатаясь, он шел вперед, поднимаясь с холма на холм. Постепенно он сворачивал на север, удаляясь от Равнин Ра и единственных оставшихся там друзей, и он шел туда неверной походкой, не задумываясь о том, куда идет.
Позади с ножом в животе в луже собственной крови лежала Лена. Елена, оставленная где-то в Меленкурион Скайвейр, погибла, потеряна навсегда.., и все из-за него, из-за его глупости, промахов и ошибок.
Она никогда не существовала.
Ранихины голодают, их убивают и калечат. Баннор и Мореход, возможно, погибли или находятся в отчаянном положении. Пьеттен, и Хайл Трои, и Трелл, и Триок – все они на его совести.
Никто из них никогда не существовал.
Не любимый никем, даже самим собой, трус, насильник, убийца, отверженный, прокаженный – все это был он. Если бы он только знал, до чего ненависть изуродовала его с тех пор, когда он впервые узнал, что у него проказа.
Ненависть… Ненависть?
Впервые с тех пор, как начались его испытания в Стране, он оказался совершенно один.
Когда занялся бледный рассвет, Кавенант по-прежнему пробирался куда-то на северо-восток. Угрюмый свет, лившийся с неба, в какой-то степени привел его в чувство. Найдя небольшую ложбину, он сел и попытался оценить ситуацию.
Растирая онемевшие пальцы, он с трудом восстановил кровообращение. Раненая нога чудовищно распухла, кожа потемнела; стопа торчала под неестественным углом, и сквозь корку засохшей крови в ране серебристо белели сломанные кости.
Вид раны был страшнее боли. Боль тупо отдавалась в коленной чашечке и поднималась вверх до бедра, но сама лодыжка ныла вполне терпимо. Ступни были стерты, как у измученного пилигрима. Мелькнувшая мысль о возможности потерять раненую ногу не очень его взволновала – это было лишь частью испытаний, которых на самом деле не существовало.
Он понятия не имел, как себе помочь. У него не было еды, он не мог развести костер, не понимал, где находится и куда идет. И все же какая-то неведомая сила снова погнала его вперед. Возможно, полуосознанная мысль о том, что только благодаря движению он еще жив.
Поднявшись, он поскользнулся и упал, вскрикнув от боли. Зима выла и бесновалась, точно торжествующий хищник, дыхание обжигало горло. Однако, воткнув копье в мерзлую землю, цепляясь за древко, он снова поднялся и двинулся вперед.
С невероятным трудом он вскарабкался на очередной холм и начал спускаться по склону. Руки дрожали от напряжения, пытаясь поднять всю тяжесть тела, и постоянно соскальзывали с гладкого древка. Крутой подъем почти доконал его. Добравшись до вершины, он едва не задохнулся и сильно закашлялся; от головокружения перед глазами все завертелось. Он стоял, опираясь на копье, пока в голове не прояснилось.