Страница:
Признаки зимы здесь почти не ощущались. Черные деревья тесно переплетались ветками, покрытыми зелеными листьями, точно для них не существовало ничего, кроме вечной весны; воздух был не холоден, но свеж, и между стволами в изобилии росла трава. Вдыхая полной грудью ароматы Леса, он испытывал к нему безотчетное доверие; он твердо знал, что, находясь во Мшистом Лесу, может ничего не опасаться.
Вернувшись в пещеру, он уже представлял, пусть в самых общих чертах, что ему делать дальше.
Он не стал хоронить женщину. Ему нечем было вырыть яму, и не было ни малейшего желания причинить какой бы то ни было вред Лесу. Надев ее плащ, он в какой-то степени выразил таким образом свое уважение к ней, но не представлял, что еще может сделать для нее. Ему бы хотелось попросить у нее прощения за все, что он сделал ей, но, к сожалению, она больше не способна была слышать его. Он перенес ее на постель и, как смог, сложил ей руки, постаравшись, чтобы она выглядела достойно. Потом среди ее вещей он отыскал мешок и плотно набил его едой.
Допив воду, он не стал брать с собой кувшин, чтобы не увеличивать тяжесть ноши. С чувством сожаления он также отставил в сторону горшок с гравием – он все равно не умел обращаться с ним. Заметив на полу нож, он не стал брать и его, поскольку имелся свой. Вспомнив о Лене, он прикоснулся к увядшей щеке женщины легким поцелуем. И направился к выходу, тихонько выговаривая слова, которые стали для него талисманом, доставшимся в наследство от женщины:
– Будь милостив. Господи.
Он уверенно зашагал прочь. Мшистый Лес, насколько он помнил, тянулся с северо-запада на юго-запад, по направлению к Равнинам Ра. С мешком на плече и безмятежной пустотой в сердце он двинулся в ту же сторону – спокойный тем спокойствием, которое присуще человеку, не ожидающему от будущего ничего хорошего.
Он не успел пройти и двух лиг, как дневной свет угас и миром завладела ночь. Однако теперь дорогу ему освещал сам Мшистый Лес. Он чувствовал себя бодро и не испытывал потребности во сне. Шел он медленно, стараясь по возможности не наступать на темный мох и чувствуя, как тревога и беспокойство Леса вокруг растут. Лес вспоминал о насилии и прошлых утратах, он вздыхал, и бормотал, и плакал, но Кавенант отчетливо ощущал, что никакой угрозы лично для него Лес по-прежнему собой не представлял. Несмотря на онемение, затрагивающее и его чувства, он знал, что Лес терпит его, хотя это стоило ему немалого труда. Лес узнал его и прилагал все усилия для того, чтобы выносить его присутствие.
Потом он вспомнил, что Смертельная Бездна тоже не причинила ему никакого вреда. Обращаясь к мерцающим стволам и стараясь двигаться так осторожно, чтобы даже ненароком их не поранить, он по-прежнему бормотал:
– Будь милостив. Господи.
Когда наступил рассвет, он был уже на окраине Леса. Здесь зима ощущалась гораздо сильнее. Воздух похолодал, на ветвях не было листьев, трава лишь кое-где едва заметно пробивалась из-под обнаженной земли; он разглядел даже первые сугробы. Но лишь когда рассвет сменился тусклым днем, он в полной мере осознал, каким подарком на самом деле был белый плащ. Легкий, удобный и очень теплый, он прекрасно защищал от резкого ветра. К тому же у плаща имелся пояс, который плотно обхватывал тело, удерживая тепло.
Он остановился, поел, немного передохнул и двинулся дальше. Ветер порывисто дул. Еще одна лига – и черный лесной приют остался позади; теперь Кавенант был полностью во власти зимы Презирающего.
Ничего не изменилось – кругом царили все тот же снег, и ветер, и холод. От края леса местность, прорезанная невысокими холмами, спускалась к пасмурной реке, медленно текущей между пустынных берегов. Куда бы он ни бросил взгляд, везде чувствовалось губительное воздействие зимы. Несмотря на теплый плащ и вновь обретенные силы, Кавенант то и дело ежился от холода и резкого ветра.
Увидев брод, он остановился, пытаясь определить, где находится. Он почти не сомневался в том, что это – Камышовая река, текущая по северной границе Равнин Ра; да и местность слева тоже казалась смутно знакомой. Если воспоминания о Великом Походе в поисках Посоха Закона не обманывали его, он стоял прямо перед Камышовым бродом.
Согнувшись от ветра, ступая босыми ногами по замерзшей земле, он зашагал к броду. Однако расстояние до него оказалось намного больше, чем ему показалось вначале. К тому же мешали ветер, и снег, и неровность местности. Наступил вечер, прежде чем он добрался до последнего холма.
Скользнув взглядом вниз по склону, к броду, он ужасно удивился и даже испугался, заметив на берегу человека.
Тот стоял, подбоченившись и как будто с нетерпением ожидая приближения Кавенанта; лицо его было скрыто капюшоном плаща, какие обычно носили жители подкаменья. Осторожность побудила Кавенанта остановиться и внимательно вглядеться. Но человек тут же резко взмахнул рукой и закричал грубым голосом, который показался Кавенанту смутно знакомым:
– Иди сюда. Неверящий! Тебе не удастся ни спрятаться, ни убежать! Я уже давно слежу за тобой.
Кавенант на мгновение заколебался, однако вновь обретенная, хотя и совершенно не понятная уверенность в том, что с ним ничего плохого не может случиться, сделала его бесстрашным. Он пожал плечами и двинулся вниз по склону холма к броду, не спуская с человека глаз и пытаясь найти в его облике нечто, что позволило бы определить, кто он такой. Сперва он подумал, что человек этот каким-то образом связан с тем, что произошло с ним во Мшистом Лесу, и с женщиной, оставшейся в пещере, то есть с тем временем, которое полностью выпало у него из памяти. Но потом человек повел плечом.., и тут же словно вспышка света озарила сознание Кавенанта!
– Триок! – тяжело дыша, закричал он. – Триок?
Он торопливо запрыгал по мерзлой земле и, подбежав, обхватил человека за плечи.
– Триок… – Горло у него перехватило. – Триок? Что ты здесь делаешь? Как тут оказался? Что случилось?
Пока Кавенант задавал свои вопросы, человек отвернулся, так что капюшон по-прежнему скрывал его лицо. Схватив Кавенанта за запястья, он резко сбросил его руки со своих плеч, точно их прикосновение было ему неприятно, и с совершенно очевидной, хотя и необъяснимой яростью оттолкнул Кавенанта. Потом он сказал небрежно:
– Вот и ты, юр-Лорд Кавенант, Неверящий и Владыка Кольца. – Когда он перечислял все эти звания, в его странно гнусавом голосе отчетливо слышна была насмешка. – Недалеко же ты ушел за столько дней. Надеюсь, ты хорошо отдохнул во Мшистом Лесу?
Кавенант пристально смотрел на него, потирая запястья, которые жгло, точно на них плеснули кислотой. На мгновение боль заставила его усомниться, Триок ли перед ним, но как раз в этот момент тот повернулся и Кавенант отчетливо разглядел его профиль. Ему была совершенно не понятна причина такой враждебности.
– Ты нашел Вольного Ученика? Передал сообщение Морэму? – продолжал допытываться Кавенант.
Триок по-прежнему явно стремился сделать все, чтобы Кавенант не смог разглядеть его лица. В движениях его пальцев, согнутых и искривленных, точно когти, ощущалась жажда насилия.
Однако все это тотчас заполонила волна грустных воспоминаний.
– Ты нашел Лену?
Триок хрипло ответил тем же небрежным тоном:
– Я отправился следом за тобой, потому что сомневался в твоих намерениях.., и в твоих спутниках. Похоже, я не ошибся.
– Ты нашел Лену?
– Ты хвастал, что доберешься до Презирающего, и тем сбил с толку своих спутников. Это дорого им обошлось.
Как мог Великан поверить тебе? Ты бросил его, – он усмехнулся, – ради сомнительных удовольствий Мшистого Леса.
– Что с Леной? – настойчиво повторил Кавенант внезапно охрипшим голосом.
Неожиданно Триок закрыл руками лицо; ладони приглушили звук его голоса, который прозвучал теперь почти так же, как прежде.
– Лежит с ножом в животе. И рядом – еще один мертвец. – Он сильно вздрогнул, однако тут же опустил руки и продолжил прежним язвительным тоном:
– Может, ты собираешься уверять меня, что они убили друг друга?
Кавенант печально ответил:
– Это я виноват. Она пыталась спасти меня. Потом я убил его. – Почувствовав, что эти слова мало что объясняют, он добавил:
– Он хотел отнять у меня кольцо.
– Глупец! – взорвался Триок. – Он надеялся, что ему удастся его сохранить? – Не дав Кавенанту возможности ответить, он мгновенно успокоился и вкрадчиво спросил:
– А Великан?
– На нас напали. Он остался, чтобы прикрыть нас с Леной, дать нам возможность уйти. Триок грубо расхохотался.
– С преданными покончено, – пробормотал он. В следующее мгновение он судорожно всхлипнул, точно временно утратил контроль над собой, точно горе его было настолько велико, что прорвало броню сдержанности. Однако ирония тут же вернулась. Сверкнув зубами, он насмешливо сказал:
– Хорошо, что остался я.
– Хорошо? – Кавенант был изумлен его поведением и не скрывал этого. – Триок, что с тобой случилось?
– Поистине хорошо. – Триок захлюпал носом, точно борясь со слезами. – Ты потерял много времени в этом опасном месте, где столько соблазнов. С каждым днем Презирающий становится все сильнее. Он считает… – Его зубы снова сверкнули в усмешке, когда Кавенант попытался заглянуть под капюшон, скрывающий его лицо. – Томас Кавенант, нельзя больше откладывать то, что ты задумал. Я пришел, чтобы отвести тебя в Риджнк Тоум.
Кавенант по-прежнему пристально вглядывался в его лицо. У него возникло ощущение, что тот пуст внутри, что прежнего в нем не осталось ничего. Стараясь не обращать внимания на внешние перемены, он попытался проникнуть в глубину, почувствовать, в чем именно изменился Триок. Но явная уклончивость Триока мешала ему. Он видел лицо, которое тот старался держать в тени капюшона, видел негнущиеся, жесткие пальцы, похожие на когти, блестящие влажные зубы – что-то было не так, но что именно стояло за этим, ему никак не удавалось ухватить. На Триоке лежала печать застывшего страдания. Огорченный, исполненный сочувствия, понимая, что с Триоком что-то неладно, Кавенант сказал:
– Триок, ты должен рассказать мне, что произошло.
– Должен?
– Да.
– Ты мне угрожаешь? А если я откажусь, ты воспользуешься своей вольной магией, чтобы наказать меня? – Триок вздрогнул, как будто на самом деле испугался, судорога трусливой гримасы искривила его губы. Однако он тут же пожал плечами и отвернулся, так что ветер теперь дул ему прямо в лицо. – Ладно, спрашивай.
– Угрожаю? – Кавенант изумленно смотрел на сгорбленные плечи Триока. – Нет, нет. Я не хочу больше никаких несчастий, не хочу никому причинять вреда.
– Тогда спрашивай!
– Ты… – Горло у Кавенанта перехватило, ему было трудно говорить. – Ты нашел Вольного Ученика?
– Да!
– Ты передал сообщение Морэму?
– Нет!
– Почему?
– Оно не дошло до него!
Ошеломленный, Кавенант смог лишь повторить:
– Триок, что произошло?
– Вольный Ученик не смог совладать с ломиллиалором. Я отдал ему Высокое Дерево, но он не сумел… Йорквин и Квайррел погибли – мои друзья погибли, пока ты без толку шатался неизвестно где! Оба погибли.
– Я не… Как ты нашел меня?
– Их кровь тебе дорого обойдется. Когда ты пресытишься кровью, Кавенант?
– Пресыщусь кровью? Триок! – Ему больно было это слышать, но он знал, что давно потерял право обижаться на любые слова Триока. Усилием воли он заставил себя повторить:
– Как ты нашел меня?
– Я ждал! Куда еще ты мог пойти?!
– Триок. – Кавенант постарался собрать все свое мужество и сказал:
– Триок, посмотри на меня.
– Я не желаю смотреть на тебя.
– Посмотри на меня!
– У меня нет ни малейшего желания любоваться этим зрелищем.
– Триок! – Кавенант положил ладони ему на плечи.
Триок молниеносно повернулся и ударил Кавенанта по щеке.
Он ударил несильно; он даже отступил назад, точно пытаясь удержать собственные руки. И все же сбил Кавенанта с ног. Щеку обожгло, точно в нее плеснули кислотой, из глаз брызнули слезы. Он едва мог разглядеть, как Триок вздрогнул, повернулся и сделал попытку убежать, но потом остановился с настороженным видом, как будто опасаясь, что Кавенант бросит в него копье.
Точно поток черных вод, боль затопила сознание Ковената, но он заставил себя сесть, не обращая внимания на горящую щеку, и спокойно сказал:
– Я не собираюсь идти в Ясли Фоула.
– Нет? – Удивленный взгляд Триока впился в лицо Кавенанта.
– Нет. – Кавенант был не меньше него поражен своими словами. – Я хочу перебраться через реку.., добраться до рейменов. Они могут…
– Как ты смеешь? – закричал Триок. Он был в ярости, однако продолжал оставаться на месте, не приближаясь к Кавенанту. – Ты заплатишь мне за мою любовь! За моих друзей! За мой дом! Ты погубил всех, кто составлял смысл моей жизни! А теперь заявляешь, что отказываешься выполнить то, что обещал, что одно могло бы искупить все? Неверящий! Ты думаешь, я оставлю тебя в живых, если ты предашь нас?
Кавенант пожал плечами:
– Убей меня, если хочешь. Это ничего не изменит. Горящая щека мешала ему сосредоточиться, но все же он ощутил противоречие, скрытое в этой угрозе. Страх и гнев боролись в душе Триока, как будто в нем жили два человека, которые тянули его каждый в свою сторону – один подталкивал к бегству, другой к нападению. Сколько Кавенант помнил Триока, его всегда обуревали противоречивые чувства. Стараясь не обращать внимания на боль, он попытался объяснить свое поведение Триоку так, чтобы тот на самом деле понял его.
– Меня убить можно только в моем собственном мире.
Ты видел, в каком я был состоянии.., когда вызвал меня. Может быть, тогда ты и мог бы меня убить. Но теперь это тебе не под силу. Я могу быть убит как-то иначе. Может быть, меня погубят мои собственные фантазии.., вроде этой. Если хочешь, попробуй, но только прежде позволь мне объяснить тебе, почему я не хочу идти в Ясли Фоула. – Он встал, испытывая боль в ноге, и попытался подойти поближе к Триоку, чтобы заглянуть тому в лицо, но Триок по-прежнему держался от него на почтительном расстоянии. – Я не такой наивный, как ты, может быть, думаешь. Я все понимаю. Я сказал тебе, что виноват, и это правда. На моей совести страшная тяжесть. Лена, и Елена, и Этиаран.., и Великаны, и ранихины, и реймены, и Стражи Крови.., и ты… И это еще не все. Вы сами сделали выбор. Лена – когда решила спасти меня от возмездия.., и это после того, как я изнасиловал ее. Этиаран – когда помогла мне добраться до Ревелстоуна. Елена – когда она стала пить Кровь Земли. А ты – когда решил соблюдать Клятву Мира. Все это вы делали сами.
– Ты говоришь так, как будто веришь в то, что мы существуем, – с горечью проворчал Триок.
– Пока я не выполнил то, что предопределено, существуете. Я не способен управлять своими видениями. Часть меня.., та часть, которая это говорит.., тоже жертва, так же как и вы. Просто чуть менее наивная.
Все это подстроил Фоул. Он с самого начала все так и задумал. Он.., или та часть меня, которая создает эти иллюзии… Он манипулировал мной, и, в конце концов, я понял – зачем. Он хочет заполучить это кольцо – он хочет овладеть дикой магией. Он знал – знал! – что в конце концов из чувства вины, или ответственности, или из-за страданий я попытаюсь сразиться с ним в его собственном доме.., и на его условиях. В таком сражении мне не победить. Я вообще не знаю, как его победить, знаю только, что он хочет вынудить меня попытаться сделать это. Он попросту хочет вынудить меня совершить самоубийство. Посмотри на меня, Триок! Посмотри! Ты видишь – я болен. Я – прокаженный. Не заметить эту ужасную болезнь невозможно. А прокаженные.., для них самоубийство – пара пустяков. Им просто нужно перестать хотеть выжить. Закон выживания очень прост – думать о себе, соблюдать осторожность. Фоул чертовски хорошо потрудился, заставив меня позабыть об этом, – вот почему тебе теперь, может быть, и удастся меня убить, если захочешь. Но мне все же надо получить хотя бы крошечный шанс уцелеть, у меня нет другого выбора, чтобы вспомнить наконец, кто я такой. Томас Кавенант, прокаженный. И я намерен отказаться от неосуществимых попыток возместить все те потери, в которых я виноват. Я намерен отбросить в сторону чувства вины, долга, всего, что я всегда считал своей обязанностью. Я намерен отказаться от своей прошлой наивности. Ее уже не вернуть. Именно она толкала меня на самоубийство. А мое самоубийство – единственный абсолютный, идеальный способ для Фоула одержать победу. Пока я жив, он не получит доступа к магии, и до тех пор кто-то где-то когда-то, может быть, окажется способен нанести ему роковой удар. Вот почему я не собираюсь.., не собираюсь идти в Ясли Фоула. Вместо этого я буду просто думать о себе и соблюдать все практические меры предосторожности. Я буду заботиться о себе – так, как это должен делать прокаженный. Я пойду на Равнины.., и найду рейменов. Они примут меня к себе. Ранихины.., ранихины, вероятно, уже направились к югу, чтобы укрыться в горах. Я пойду туда с рейменами. Морэм не знает, что я здесь, поэтому он не может рассчитывать на меня. Пожалуйста, пойми меня, Триок. Ваша судьба очень огорчает меня.., и всегда будет огорчать. Я любил Елену и люблю Страну. Но до тех пор, пока я буду в состоянии делать все для того, чтобы уцелеть, – Фоул не победит. Он не сможет победить.
Триок, по-прежнему сохраняя дистанцию, среагировал на эту длинную речь довольно странно. Его гнев, казалось, пошел на убыль, но на его место не пришло понимание. Та смесь хитрости и отчаяния, которая ясно читалась на его лице, казалось, возобладала над желанием убежать, но в голосе явственно слышны были истерические и в то же время льстивые нотки, когда он сказал:
– Подожди, Неверящий… Ты слишком торопишься. Поговорим об этом потом, в спокойной обстановке. Не заставляй меня… – Он оглянулся, словно ожидая откуда-то помощи, и торопливо продолжал:
– Ты голоден и утомлен. Сдается мне, этот Лес наложил на тебя суровую епитимью. Давай передохнем немного. Никакая опасность нам не угрожает. Я разожгу огонь.., приготовлю тебе еду. Мы обсудим то, что ты сказал, – и кто знает? Может быть, ты изменишь свое мнение.
"В чем причина?.. – хотелось спросить Кавенанту. – В чем причина происшедшей с тобой перемены, Триок?” Однако ему было ясно, что, скорее всего, этому существовало великое множество объяснений. К тому же Триок тут же начал собирать хворост для костра, как будто стремясь оградить себя от дальнейших расспросов. На этом берегу Камышовой реки деревья росли в изобилии. Довольно быстро он собрал большую кучу сухих веток и сложил под прикрытием склона невдалеке от брода. И все это время он старался занимать такую позицию, чтобы Кавенант не смог рассмотреть его лица.
Набрав, по его мнению, достаточно хвороста, он наклонился над кучей таким образом, чтобы Кавенанту не было видно, как он разжигает огонь. И все время, пока пламя разгоралось, он стоял довольно далеко от костра, жестом пригласив Кавенанта подойти поближе к теплу.
Кавенант и сам был этому рад. Плащ не защищал от холода ни руки, ни ноги; его так и тянуло к огню. И он не мог отказать Триоку в его просьбе обсудить свое решение. Это была такая малость – его долг Триоку был гораздо больше. Усевшись поближе к огню напротив Триока, он молча наблюдал, как тот готовит еду.
За этим занятием Триок все время что-то недовольно бормотал себе под нос, отчего лишь усилилось ощущение неловкости, испытываемой Кавенантом. Его движения казались странно неуклюжими, как будто, готовя еду, он делал какие-то ненужные, непонятные жесты и пытался скрыть это. Он избегал взгляда Кавенанта, но стоило тому отвернуться, как, и он отчетливо чувствовал это, взгляд Триока тут же устремлялся в его сторону. Ему стало окончательно не по себе, когда Триок вдруг резко произнес:
– Значит, ты отказался от ненависти.
– Отказался? – До сих пор Кавенант не задумывался о своих проблемах в таком плане. – Можно и так сказать. Мне кажется, ненависть – не самый лучший ответ. Прежде всего, она никак не сочетается с законом выживания. Ненависть, унижение, месть – каждый раз, позволив этим чувствам завладеть собою, я совершал всякие глупости. Рисковал жизнью. И любовью тоже, если уж говорить начистоту. Но даже если не принимать во внимание этой стороны дела, я думаю, что она не поможет мне справиться с Фоулом. Я ведь всего лишь человек. Я никогда не смогу ненавидеть так, как он. И… – с трудом подыскивая слова, он старался как можно точнее сформулировать вслух новые для него ощущения, – моя ненависть не чиста.., не безупречна. Она подпорчена.., искажена тем, что я всегда обвиняю, а следовательно, и ненавижу не только его, но и.., самого себя. Всегда.
Триок поставил горшок с мясом на огонь и произнес мрачным тоном, в котором отчетливо звучало осуждение:
– Ненависть – единственный ответ. Погляди вокруг. Здоровье, любовь, долг – ничто не спасает от этой зимы. Уцелеет и обретет бессмертие только тот, кто ненавидит.
– Бессмертие?
– Конечно. Смерть – это еще не конец. Что помогает Презирающему и его… – он произнес это имя с плохо скрытым страхом, – его Опустошителям переносить все? Ненависть.
Сказанное хриплым, лающим голосом, это слово прозвучало так убежденно, как будто было единственным, несущим в себе истину, которая превыше всего.
Кавенант почувствовал аромат тушеного мяса и только тут понял, как сильно проголодался, – это ощущение на время даже вытеснило из его головы странные рассуждения Триока. Он улегся, вытянув ноги и облокотившись на одну руку.
– Ненависть… – вздохнул он, впервые задумавшись о том, что же именно это слово обозначает. – Что это такое, Триок? Я думаю… Я думаю, это моя фантазия.., иллюзия.., или реальность – называй ее как хочешь… – была всего лишь попыткой найти альтернативу смерти. Сопротивление, насилие.., смех.., любовь.., ненависть… Что это такое? Как ты считаешь?
– Не морочь мне голову, – ответил Триок. – Я не говорил, что ненавижу смерть.
Кавенант смотрел на пляшущий огонь, чувствуя, что аромат тушеного мяса с каждым мгновением усиливает ощущение пустоты в желудке. Потом он спросил:
– Что же ты ненавидишь?
– Я ненавижу жизнь. – Резко вскочив, Триок принялся раскладывать мясо в миски. Когда он поверх огня протягивал миску Кавенанту, рука у него дрожала. Мгновенно вернувшись в свое укрытие за языками пламени, он сердито спросил:
– Ты осуждаешь меня? Ты, Неверящий?
– Нет, нет. – Кавенант не смел поднять голову, слыша обвинительные нотки в голосе Триока. – Если тебе нужно ненавидеть меня, пожалуйста, – пробормотал он под треск горящих ветвей и бульканье мяса. – Я не хочу больше никаких жертв. – Не глядя по сторонам, он принялся за еду.
Вкус мяса нельзя было назвать неприятным, но оно отдавало чем-то странным. Тем не менее, набив полный рот и проглотив первый кусок, Кавенант нашел его вполне сносным. По всему телу начало распространяться ощущение тепла, вызывающего сонливость. Прошло совсем немного времени, и Кавенант с удивлением обнаружил, что его миска пуста.
Он отложил ее в сторону и откинулся на спину. Теперь огонь вздымался выше и пылал жарче, и сквозь его завесу Кавенант едва мог разглядеть быстрые взгляды, которые бросал на него Триок. Он начал понемногу засыпать, как вдруг Триок спросил сквозь потрескивание и рев пламени:
– Неверящий, почему бы тебе все-таки не отправиться в Ясли Фоула? Конечно, ты понимаешь, что вряд ли Презирающий даст тебе уйти.
– Может, ты и прав, – убежденно ответил Кавенант, – но, думаю, он слишком занят, чтобы заниматься мной. Стоит мне сейчас выскользнуть из его пальцев, и он не остановит меня… По крайней мере, на какое-то время я смогу исчезнуть. Ему нужно от меня одно – кольцо. Раз я держусь в стороне, не пуская его в ход, он позволит мне уйти, пока сражается с Лордами. А потом будет слишком поздно. Я заберусь так далеко, как только ранихины смогут меня увезти.
– Но как же этот.., этот Создатель? – Триок, казалось, с отвращением выплюнул это слово. – Говорят, ты им избран. Разве он не станет удерживать тебя?
Больше всего Кавенанту теперь хотелось спать.
– Я ничем ему не обязан. Может, он меня и избрал, но я-то его не выбирал. Если ему не нравится то, что я делаю, пусть подыщет себе другого.
– Но как же люди, которые мучились и умирали ради тебя? – Триоком снова овладел гнев. – Не считаешь ли ты, что все-таки обязан отплатить им за все, что они для тебя сделали? Их смерть и страдания окажутся напрасны, если ты сбежишь.
"Знаю, – мысленно вздохнул Кавенант. – Все это суета сует, и больше ничего. Живые, мертвые…” Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить, преодолевая дремоту:
– Какой им прок, если я покончу жизнь самоубийством? Они не поблагодарят меня, если я просто.., просто наплюю на то, что кажется им самым важным. Пока я жив… – Он почти потерял мысль, но все-таки снова сосредоточился:
– Пока я жив. Страна тоже жива.
– Потому что она существует только в твоих мечтах!
Да. В том числе и поэтому.
До Кавенанта не сразу дошло, с какой яростной силой Триок произнес эти слова. Он сел и сквозь пламя и дым костра пристально посмотрел на Триока. И пробормотал – больше ему просто ничего не пришло в голову:
– Почему бы тебе не отдохнуть немного? Ты, наверно, устал, дожидаясь меня?
– Мне не нужен сон. Кавенант зевнул:
– Не смеши. Ты что, вообразил себя Стражем Крови? В ответ Триок натянуто рассмеялся, лязгнув при этом зубами.
Вернувшись в пещеру, он уже представлял, пусть в самых общих чертах, что ему делать дальше.
Он не стал хоронить женщину. Ему нечем было вырыть яму, и не было ни малейшего желания причинить какой бы то ни было вред Лесу. Надев ее плащ, он в какой-то степени выразил таким образом свое уважение к ней, но не представлял, что еще может сделать для нее. Ему бы хотелось попросить у нее прощения за все, что он сделал ей, но, к сожалению, она больше не способна была слышать его. Он перенес ее на постель и, как смог, сложил ей руки, постаравшись, чтобы она выглядела достойно. Потом среди ее вещей он отыскал мешок и плотно набил его едой.
Допив воду, он не стал брать с собой кувшин, чтобы не увеличивать тяжесть ноши. С чувством сожаления он также отставил в сторону горшок с гравием – он все равно не умел обращаться с ним. Заметив на полу нож, он не стал брать и его, поскольку имелся свой. Вспомнив о Лене, он прикоснулся к увядшей щеке женщины легким поцелуем. И направился к выходу, тихонько выговаривая слова, которые стали для него талисманом, доставшимся в наследство от женщины:
– Будь милостив. Господи.
Он уверенно зашагал прочь. Мшистый Лес, насколько он помнил, тянулся с северо-запада на юго-запад, по направлению к Равнинам Ра. С мешком на плече и безмятежной пустотой в сердце он двинулся в ту же сторону – спокойный тем спокойствием, которое присуще человеку, не ожидающему от будущего ничего хорошего.
Он не успел пройти и двух лиг, как дневной свет угас и миром завладела ночь. Однако теперь дорогу ему освещал сам Мшистый Лес. Он чувствовал себя бодро и не испытывал потребности во сне. Шел он медленно, стараясь по возможности не наступать на темный мох и чувствуя, как тревога и беспокойство Леса вокруг растут. Лес вспоминал о насилии и прошлых утратах, он вздыхал, и бормотал, и плакал, но Кавенант отчетливо ощущал, что никакой угрозы лично для него Лес по-прежнему собой не представлял. Несмотря на онемение, затрагивающее и его чувства, он знал, что Лес терпит его, хотя это стоило ему немалого труда. Лес узнал его и прилагал все усилия для того, чтобы выносить его присутствие.
Потом он вспомнил, что Смертельная Бездна тоже не причинила ему никакого вреда. Обращаясь к мерцающим стволам и стараясь двигаться так осторожно, чтобы даже ненароком их не поранить, он по-прежнему бормотал:
– Будь милостив. Господи.
Когда наступил рассвет, он был уже на окраине Леса. Здесь зима ощущалась гораздо сильнее. Воздух похолодал, на ветвях не было листьев, трава лишь кое-где едва заметно пробивалась из-под обнаженной земли; он разглядел даже первые сугробы. Но лишь когда рассвет сменился тусклым днем, он в полной мере осознал, каким подарком на самом деле был белый плащ. Легкий, удобный и очень теплый, он прекрасно защищал от резкого ветра. К тому же у плаща имелся пояс, который плотно обхватывал тело, удерживая тепло.
Он остановился, поел, немного передохнул и двинулся дальше. Ветер порывисто дул. Еще одна лига – и черный лесной приют остался позади; теперь Кавенант был полностью во власти зимы Презирающего.
Ничего не изменилось – кругом царили все тот же снег, и ветер, и холод. От края леса местность, прорезанная невысокими холмами, спускалась к пасмурной реке, медленно текущей между пустынных берегов. Куда бы он ни бросил взгляд, везде чувствовалось губительное воздействие зимы. Несмотря на теплый плащ и вновь обретенные силы, Кавенант то и дело ежился от холода и резкого ветра.
Увидев брод, он остановился, пытаясь определить, где находится. Он почти не сомневался в том, что это – Камышовая река, текущая по северной границе Равнин Ра; да и местность слева тоже казалась смутно знакомой. Если воспоминания о Великом Походе в поисках Посоха Закона не обманывали его, он стоял прямо перед Камышовым бродом.
Согнувшись от ветра, ступая босыми ногами по замерзшей земле, он зашагал к броду. Однако расстояние до него оказалось намного больше, чем ему показалось вначале. К тому же мешали ветер, и снег, и неровность местности. Наступил вечер, прежде чем он добрался до последнего холма.
Скользнув взглядом вниз по склону, к броду, он ужасно удивился и даже испугался, заметив на берегу человека.
Тот стоял, подбоченившись и как будто с нетерпением ожидая приближения Кавенанта; лицо его было скрыто капюшоном плаща, какие обычно носили жители подкаменья. Осторожность побудила Кавенанта остановиться и внимательно вглядеться. Но человек тут же резко взмахнул рукой и закричал грубым голосом, который показался Кавенанту смутно знакомым:
– Иди сюда. Неверящий! Тебе не удастся ни спрятаться, ни убежать! Я уже давно слежу за тобой.
Кавенант на мгновение заколебался, однако вновь обретенная, хотя и совершенно не понятная уверенность в том, что с ним ничего плохого не может случиться, сделала его бесстрашным. Он пожал плечами и двинулся вниз по склону холма к броду, не спуская с человека глаз и пытаясь найти в его облике нечто, что позволило бы определить, кто он такой. Сперва он подумал, что человек этот каким-то образом связан с тем, что произошло с ним во Мшистом Лесу, и с женщиной, оставшейся в пещере, то есть с тем временем, которое полностью выпало у него из памяти. Но потом человек повел плечом.., и тут же словно вспышка света озарила сознание Кавенанта!
– Триок! – тяжело дыша, закричал он. – Триок?
Он торопливо запрыгал по мерзлой земле и, подбежав, обхватил человека за плечи.
– Триок… – Горло у него перехватило. – Триок? Что ты здесь делаешь? Как тут оказался? Что случилось?
Пока Кавенант задавал свои вопросы, человек отвернулся, так что капюшон по-прежнему скрывал его лицо. Схватив Кавенанта за запястья, он резко сбросил его руки со своих плеч, точно их прикосновение было ему неприятно, и с совершенно очевидной, хотя и необъяснимой яростью оттолкнул Кавенанта. Потом он сказал небрежно:
– Вот и ты, юр-Лорд Кавенант, Неверящий и Владыка Кольца. – Когда он перечислял все эти звания, в его странно гнусавом голосе отчетливо слышна была насмешка. – Недалеко же ты ушел за столько дней. Надеюсь, ты хорошо отдохнул во Мшистом Лесу?
Кавенант пристально смотрел на него, потирая запястья, которые жгло, точно на них плеснули кислотой. На мгновение боль заставила его усомниться, Триок ли перед ним, но как раз в этот момент тот повернулся и Кавенант отчетливо разглядел его профиль. Ему была совершенно не понятна причина такой враждебности.
– Ты нашел Вольного Ученика? Передал сообщение Морэму? – продолжал допытываться Кавенант.
Триок по-прежнему явно стремился сделать все, чтобы Кавенант не смог разглядеть его лица. В движениях его пальцев, согнутых и искривленных, точно когти, ощущалась жажда насилия.
Однако все это тотчас заполонила волна грустных воспоминаний.
– Ты нашел Лену?
Триок хрипло ответил тем же небрежным тоном:
– Я отправился следом за тобой, потому что сомневался в твоих намерениях.., и в твоих спутниках. Похоже, я не ошибся.
– Ты нашел Лену?
– Ты хвастал, что доберешься до Презирающего, и тем сбил с толку своих спутников. Это дорого им обошлось.
Как мог Великан поверить тебе? Ты бросил его, – он усмехнулся, – ради сомнительных удовольствий Мшистого Леса.
– Что с Леной? – настойчиво повторил Кавенант внезапно охрипшим голосом.
Неожиданно Триок закрыл руками лицо; ладони приглушили звук его голоса, который прозвучал теперь почти так же, как прежде.
– Лежит с ножом в животе. И рядом – еще один мертвец. – Он сильно вздрогнул, однако тут же опустил руки и продолжил прежним язвительным тоном:
– Может, ты собираешься уверять меня, что они убили друг друга?
Кавенант печально ответил:
– Это я виноват. Она пыталась спасти меня. Потом я убил его. – Почувствовав, что эти слова мало что объясняют, он добавил:
– Он хотел отнять у меня кольцо.
– Глупец! – взорвался Триок. – Он надеялся, что ему удастся его сохранить? – Не дав Кавенанту возможности ответить, он мгновенно успокоился и вкрадчиво спросил:
– А Великан?
– На нас напали. Он остался, чтобы прикрыть нас с Леной, дать нам возможность уйти. Триок грубо расхохотался.
– С преданными покончено, – пробормотал он. В следующее мгновение он судорожно всхлипнул, точно временно утратил контроль над собой, точно горе его было настолько велико, что прорвало броню сдержанности. Однако ирония тут же вернулась. Сверкнув зубами, он насмешливо сказал:
– Хорошо, что остался я.
– Хорошо? – Кавенант был изумлен его поведением и не скрывал этого. – Триок, что с тобой случилось?
– Поистине хорошо. – Триок захлюпал носом, точно борясь со слезами. – Ты потерял много времени в этом опасном месте, где столько соблазнов. С каждым днем Презирающий становится все сильнее. Он считает… – Его зубы снова сверкнули в усмешке, когда Кавенант попытался заглянуть под капюшон, скрывающий его лицо. – Томас Кавенант, нельзя больше откладывать то, что ты задумал. Я пришел, чтобы отвести тебя в Риджнк Тоум.
Кавенант по-прежнему пристально вглядывался в его лицо. У него возникло ощущение, что тот пуст внутри, что прежнего в нем не осталось ничего. Стараясь не обращать внимания на внешние перемены, он попытался проникнуть в глубину, почувствовать, в чем именно изменился Триок. Но явная уклончивость Триока мешала ему. Он видел лицо, которое тот старался держать в тени капюшона, видел негнущиеся, жесткие пальцы, похожие на когти, блестящие влажные зубы – что-то было не так, но что именно стояло за этим, ему никак не удавалось ухватить. На Триоке лежала печать застывшего страдания. Огорченный, исполненный сочувствия, понимая, что с Триоком что-то неладно, Кавенант сказал:
– Триок, ты должен рассказать мне, что произошло.
– Должен?
– Да.
– Ты мне угрожаешь? А если я откажусь, ты воспользуешься своей вольной магией, чтобы наказать меня? – Триок вздрогнул, как будто на самом деле испугался, судорога трусливой гримасы искривила его губы. Однако он тут же пожал плечами и отвернулся, так что ветер теперь дул ему прямо в лицо. – Ладно, спрашивай.
– Угрожаю? – Кавенант изумленно смотрел на сгорбленные плечи Триока. – Нет, нет. Я не хочу больше никаких несчастий, не хочу никому причинять вреда.
– Тогда спрашивай!
– Ты… – Горло у Кавенанта перехватило, ему было трудно говорить. – Ты нашел Вольного Ученика?
– Да!
– Ты передал сообщение Морэму?
– Нет!
– Почему?
– Оно не дошло до него!
Ошеломленный, Кавенант смог лишь повторить:
– Триок, что произошло?
– Вольный Ученик не смог совладать с ломиллиалором. Я отдал ему Высокое Дерево, но он не сумел… Йорквин и Квайррел погибли – мои друзья погибли, пока ты без толку шатался неизвестно где! Оба погибли.
– Я не… Как ты нашел меня?
– Их кровь тебе дорого обойдется. Когда ты пресытишься кровью, Кавенант?
– Пресыщусь кровью? Триок! – Ему больно было это слышать, но он знал, что давно потерял право обижаться на любые слова Триока. Усилием воли он заставил себя повторить:
– Как ты нашел меня?
– Я ждал! Куда еще ты мог пойти?!
– Триок. – Кавенант постарался собрать все свое мужество и сказал:
– Триок, посмотри на меня.
– Я не желаю смотреть на тебя.
– Посмотри на меня!
– У меня нет ни малейшего желания любоваться этим зрелищем.
– Триок! – Кавенант положил ладони ему на плечи.
Триок молниеносно повернулся и ударил Кавенанта по щеке.
Он ударил несильно; он даже отступил назад, точно пытаясь удержать собственные руки. И все же сбил Кавенанта с ног. Щеку обожгло, точно в нее плеснули кислотой, из глаз брызнули слезы. Он едва мог разглядеть, как Триок вздрогнул, повернулся и сделал попытку убежать, но потом остановился с настороженным видом, как будто опасаясь, что Кавенант бросит в него копье.
Точно поток черных вод, боль затопила сознание Ковената, но он заставил себя сесть, не обращая внимания на горящую щеку, и спокойно сказал:
– Я не собираюсь идти в Ясли Фоула.
– Нет? – Удивленный взгляд Триока впился в лицо Кавенанта.
– Нет. – Кавенант был не меньше него поражен своими словами. – Я хочу перебраться через реку.., добраться до рейменов. Они могут…
– Как ты смеешь? – закричал Триок. Он был в ярости, однако продолжал оставаться на месте, не приближаясь к Кавенанту. – Ты заплатишь мне за мою любовь! За моих друзей! За мой дом! Ты погубил всех, кто составлял смысл моей жизни! А теперь заявляешь, что отказываешься выполнить то, что обещал, что одно могло бы искупить все? Неверящий! Ты думаешь, я оставлю тебя в живых, если ты предашь нас?
Кавенант пожал плечами:
– Убей меня, если хочешь. Это ничего не изменит. Горящая щека мешала ему сосредоточиться, но все же он ощутил противоречие, скрытое в этой угрозе. Страх и гнев боролись в душе Триока, как будто в нем жили два человека, которые тянули его каждый в свою сторону – один подталкивал к бегству, другой к нападению. Сколько Кавенант помнил Триока, его всегда обуревали противоречивые чувства. Стараясь не обращать внимания на боль, он попытался объяснить свое поведение Триоку так, чтобы тот на самом деле понял его.
– Меня убить можно только в моем собственном мире.
Ты видел, в каком я был состоянии.., когда вызвал меня. Может быть, тогда ты и мог бы меня убить. Но теперь это тебе не под силу. Я могу быть убит как-то иначе. Может быть, меня погубят мои собственные фантазии.., вроде этой. Если хочешь, попробуй, но только прежде позволь мне объяснить тебе, почему я не хочу идти в Ясли Фоула. – Он встал, испытывая боль в ноге, и попытался подойти поближе к Триоку, чтобы заглянуть тому в лицо, но Триок по-прежнему держался от него на почтительном расстоянии. – Я не такой наивный, как ты, может быть, думаешь. Я все понимаю. Я сказал тебе, что виноват, и это правда. На моей совести страшная тяжесть. Лена, и Елена, и Этиаран.., и Великаны, и ранихины, и реймены, и Стражи Крови.., и ты… И это еще не все. Вы сами сделали выбор. Лена – когда решила спасти меня от возмездия.., и это после того, как я изнасиловал ее. Этиаран – когда помогла мне добраться до Ревелстоуна. Елена – когда она стала пить Кровь Земли. А ты – когда решил соблюдать Клятву Мира. Все это вы делали сами.
– Ты говоришь так, как будто веришь в то, что мы существуем, – с горечью проворчал Триок.
– Пока я не выполнил то, что предопределено, существуете. Я не способен управлять своими видениями. Часть меня.., та часть, которая это говорит.., тоже жертва, так же как и вы. Просто чуть менее наивная.
Все это подстроил Фоул. Он с самого начала все так и задумал. Он.., или та часть меня, которая создает эти иллюзии… Он манипулировал мной, и, в конце концов, я понял – зачем. Он хочет заполучить это кольцо – он хочет овладеть дикой магией. Он знал – знал! – что в конце концов из чувства вины, или ответственности, или из-за страданий я попытаюсь сразиться с ним в его собственном доме.., и на его условиях. В таком сражении мне не победить. Я вообще не знаю, как его победить, знаю только, что он хочет вынудить меня попытаться сделать это. Он попросту хочет вынудить меня совершить самоубийство. Посмотри на меня, Триок! Посмотри! Ты видишь – я болен. Я – прокаженный. Не заметить эту ужасную болезнь невозможно. А прокаженные.., для них самоубийство – пара пустяков. Им просто нужно перестать хотеть выжить. Закон выживания очень прост – думать о себе, соблюдать осторожность. Фоул чертовски хорошо потрудился, заставив меня позабыть об этом, – вот почему тебе теперь, может быть, и удастся меня убить, если захочешь. Но мне все же надо получить хотя бы крошечный шанс уцелеть, у меня нет другого выбора, чтобы вспомнить наконец, кто я такой. Томас Кавенант, прокаженный. И я намерен отказаться от неосуществимых попыток возместить все те потери, в которых я виноват. Я намерен отбросить в сторону чувства вины, долга, всего, что я всегда считал своей обязанностью. Я намерен отказаться от своей прошлой наивности. Ее уже не вернуть. Именно она толкала меня на самоубийство. А мое самоубийство – единственный абсолютный, идеальный способ для Фоула одержать победу. Пока я жив, он не получит доступа к магии, и до тех пор кто-то где-то когда-то, может быть, окажется способен нанести ему роковой удар. Вот почему я не собираюсь.., не собираюсь идти в Ясли Фоула. Вместо этого я буду просто думать о себе и соблюдать все практические меры предосторожности. Я буду заботиться о себе – так, как это должен делать прокаженный. Я пойду на Равнины.., и найду рейменов. Они примут меня к себе. Ранихины.., ранихины, вероятно, уже направились к югу, чтобы укрыться в горах. Я пойду туда с рейменами. Морэм не знает, что я здесь, поэтому он не может рассчитывать на меня. Пожалуйста, пойми меня, Триок. Ваша судьба очень огорчает меня.., и всегда будет огорчать. Я любил Елену и люблю Страну. Но до тех пор, пока я буду в состоянии делать все для того, чтобы уцелеть, – Фоул не победит. Он не сможет победить.
Триок, по-прежнему сохраняя дистанцию, среагировал на эту длинную речь довольно странно. Его гнев, казалось, пошел на убыль, но на его место не пришло понимание. Та смесь хитрости и отчаяния, которая ясно читалась на его лице, казалось, возобладала над желанием убежать, но в голосе явственно слышны были истерические и в то же время льстивые нотки, когда он сказал:
– Подожди, Неверящий… Ты слишком торопишься. Поговорим об этом потом, в спокойной обстановке. Не заставляй меня… – Он оглянулся, словно ожидая откуда-то помощи, и торопливо продолжал:
– Ты голоден и утомлен. Сдается мне, этот Лес наложил на тебя суровую епитимью. Давай передохнем немного. Никакая опасность нам не угрожает. Я разожгу огонь.., приготовлю тебе еду. Мы обсудим то, что ты сказал, – и кто знает? Может быть, ты изменишь свое мнение.
"В чем причина?.. – хотелось спросить Кавенанту. – В чем причина происшедшей с тобой перемены, Триок?” Однако ему было ясно, что, скорее всего, этому существовало великое множество объяснений. К тому же Триок тут же начал собирать хворост для костра, как будто стремясь оградить себя от дальнейших расспросов. На этом берегу Камышовой реки деревья росли в изобилии. Довольно быстро он собрал большую кучу сухих веток и сложил под прикрытием склона невдалеке от брода. И все это время он старался занимать такую позицию, чтобы Кавенант не смог рассмотреть его лица.
Набрав, по его мнению, достаточно хвороста, он наклонился над кучей таким образом, чтобы Кавенанту не было видно, как он разжигает огонь. И все время, пока пламя разгоралось, он стоял довольно далеко от костра, жестом пригласив Кавенанта подойти поближе к теплу.
Кавенант и сам был этому рад. Плащ не защищал от холода ни руки, ни ноги; его так и тянуло к огню. И он не мог отказать Триоку в его просьбе обсудить свое решение. Это была такая малость – его долг Триоку был гораздо больше. Усевшись поближе к огню напротив Триока, он молча наблюдал, как тот готовит еду.
За этим занятием Триок все время что-то недовольно бормотал себе под нос, отчего лишь усилилось ощущение неловкости, испытываемой Кавенантом. Его движения казались странно неуклюжими, как будто, готовя еду, он делал какие-то ненужные, непонятные жесты и пытался скрыть это. Он избегал взгляда Кавенанта, но стоило тому отвернуться, как, и он отчетливо чувствовал это, взгляд Триока тут же устремлялся в его сторону. Ему стало окончательно не по себе, когда Триок вдруг резко произнес:
– Значит, ты отказался от ненависти.
– Отказался? – До сих пор Кавенант не задумывался о своих проблемах в таком плане. – Можно и так сказать. Мне кажется, ненависть – не самый лучший ответ. Прежде всего, она никак не сочетается с законом выживания. Ненависть, унижение, месть – каждый раз, позволив этим чувствам завладеть собою, я совершал всякие глупости. Рисковал жизнью. И любовью тоже, если уж говорить начистоту. Но даже если не принимать во внимание этой стороны дела, я думаю, что она не поможет мне справиться с Фоулом. Я ведь всего лишь человек. Я никогда не смогу ненавидеть так, как он. И… – с трудом подыскивая слова, он старался как можно точнее сформулировать вслух новые для него ощущения, – моя ненависть не чиста.., не безупречна. Она подпорчена.., искажена тем, что я всегда обвиняю, а следовательно, и ненавижу не только его, но и.., самого себя. Всегда.
Триок поставил горшок с мясом на огонь и произнес мрачным тоном, в котором отчетливо звучало осуждение:
– Ненависть – единственный ответ. Погляди вокруг. Здоровье, любовь, долг – ничто не спасает от этой зимы. Уцелеет и обретет бессмертие только тот, кто ненавидит.
– Бессмертие?
– Конечно. Смерть – это еще не конец. Что помогает Презирающему и его… – он произнес это имя с плохо скрытым страхом, – его Опустошителям переносить все? Ненависть.
Сказанное хриплым, лающим голосом, это слово прозвучало так убежденно, как будто было единственным, несущим в себе истину, которая превыше всего.
Кавенант почувствовал аромат тушеного мяса и только тут понял, как сильно проголодался, – это ощущение на время даже вытеснило из его головы странные рассуждения Триока. Он улегся, вытянув ноги и облокотившись на одну руку.
– Ненависть… – вздохнул он, впервые задумавшись о том, что же именно это слово обозначает. – Что это такое, Триок? Я думаю… Я думаю, это моя фантазия.., иллюзия.., или реальность – называй ее как хочешь… – была всего лишь попыткой найти альтернативу смерти. Сопротивление, насилие.., смех.., любовь.., ненависть… Что это такое? Как ты считаешь?
– Не морочь мне голову, – ответил Триок. – Я не говорил, что ненавижу смерть.
Кавенант смотрел на пляшущий огонь, чувствуя, что аромат тушеного мяса с каждым мгновением усиливает ощущение пустоты в желудке. Потом он спросил:
– Что же ты ненавидишь?
– Я ненавижу жизнь. – Резко вскочив, Триок принялся раскладывать мясо в миски. Когда он поверх огня протягивал миску Кавенанту, рука у него дрожала. Мгновенно вернувшись в свое укрытие за языками пламени, он сердито спросил:
– Ты осуждаешь меня? Ты, Неверящий?
– Нет, нет. – Кавенант не смел поднять голову, слыша обвинительные нотки в голосе Триока. – Если тебе нужно ненавидеть меня, пожалуйста, – пробормотал он под треск горящих ветвей и бульканье мяса. – Я не хочу больше никаких жертв. – Не глядя по сторонам, он принялся за еду.
Вкус мяса нельзя было назвать неприятным, но оно отдавало чем-то странным. Тем не менее, набив полный рот и проглотив первый кусок, Кавенант нашел его вполне сносным. По всему телу начало распространяться ощущение тепла, вызывающего сонливость. Прошло совсем немного времени, и Кавенант с удивлением обнаружил, что его миска пуста.
Он отложил ее в сторону и откинулся на спину. Теперь огонь вздымался выше и пылал жарче, и сквозь его завесу Кавенант едва мог разглядеть быстрые взгляды, которые бросал на него Триок. Он начал понемногу засыпать, как вдруг Триок спросил сквозь потрескивание и рев пламени:
– Неверящий, почему бы тебе все-таки не отправиться в Ясли Фоула? Конечно, ты понимаешь, что вряд ли Презирающий даст тебе уйти.
– Может, ты и прав, – убежденно ответил Кавенант, – но, думаю, он слишком занят, чтобы заниматься мной. Стоит мне сейчас выскользнуть из его пальцев, и он не остановит меня… По крайней мере, на какое-то время я смогу исчезнуть. Ему нужно от меня одно – кольцо. Раз я держусь в стороне, не пуская его в ход, он позволит мне уйти, пока сражается с Лордами. А потом будет слишком поздно. Я заберусь так далеко, как только ранихины смогут меня увезти.
– Но как же этот.., этот Создатель? – Триок, казалось, с отвращением выплюнул это слово. – Говорят, ты им избран. Разве он не станет удерживать тебя?
Больше всего Кавенанту теперь хотелось спать.
– Я ничем ему не обязан. Может, он меня и избрал, но я-то его не выбирал. Если ему не нравится то, что я делаю, пусть подыщет себе другого.
– Но как же люди, которые мучились и умирали ради тебя? – Триоком снова овладел гнев. – Не считаешь ли ты, что все-таки обязан отплатить им за все, что они для тебя сделали? Их смерть и страдания окажутся напрасны, если ты сбежишь.
"Знаю, – мысленно вздохнул Кавенант. – Все это суета сует, и больше ничего. Живые, мертвые…” Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить, преодолевая дремоту:
– Какой им прок, если я покончу жизнь самоубийством? Они не поблагодарят меня, если я просто.., просто наплюю на то, что кажется им самым важным. Пока я жив… – Он почти потерял мысль, но все-таки снова сосредоточился:
– Пока я жив. Страна тоже жива.
– Потому что она существует только в твоих мечтах!
Да. В том числе и поэтому.
До Кавенанта не сразу дошло, с какой яростной силой Триок произнес эти слова. Он сел и сквозь пламя и дым костра пристально посмотрел на Триока. И пробормотал – больше ему просто ничего не пришло в голову:
– Почему бы тебе не отдохнуть немного? Ты, наверно, устал, дожидаясь меня?
– Мне не нужен сон. Кавенант зевнул:
– Не смеши. Ты что, вообразил себя Стражем Крови? В ответ Триок натянуто рассмеялся, лязгнув при этом зубами.