Страница:
Лорды тоже не устояли! Смех Морехода крепчал, становясь все более заразительным, и неумолимые призраки поддались его очарованию. Ненависть покидала их сердца, сменяясь чистым, почти детским юмором – они ощутили давно забытый вкус веселья. Все их презрение к Лорду Фоулу растаяло, они больше не издевались над ним. Они смеялись, да, но этот смех вообще не имел к нему никакого отношения. К их собственному удивлению, они просто развеселились, испытывая чистое, ни с чем не сравнимое удовольствие от самого смеха.
В ответ на эти звуки Лорд Фоул съежился. Его последняя защита рухнула; с криком боли и ярости он прикрыл руками лицо и.., начал изменяться. Он молодел! Волосы темнели, борода сделалась более густой. Исчезла также былая осанистость. Но и это было еще не все – молодея, он становился все меньше и вскоре стал совсем юным, едва различимым.
Однако на этом процесс его превращений не закончился. Юноша, потом ребенок, совсем крошечный, неистово орущий… И потом он исчез совсем.
По-прежнему смеясь. Лорды покинули тронный зал. Вернулись в свои могилы, где теперь могли спать спокойно – больше им не надо было страдать из-за того, что был нарушен Закон Смерти. Кавенант и Мореход остались одни.
Больше не сдерживаясь, Кавенант заплакал. Вся его усталость разом обрушилась на измученное тело и израненную душу. Он почувствовал себя таким слабым, что едва мог поднять голову – не то чтобы продолжать жить дальше. Однако ему оставалось сделать еще одно. Он поклялся, что Страна в безопасности – теперь настало время сделать то, что бы и в самом деле обеспечило это.
– Мореход… – произнес он. – Друг мой… Он настолько ослабел, что не мог на словах выразить то, что необходимо было сделать, надеясь, что Мореход и так поймет его.
– Не беспокойся обо мне, – с новой, спокойной гордостью откликнулся Мореход, как будто, заговорив с ним, Кавенант оказал ему огромную честь. – Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий, храбрый Владыка Белого Золота, я не желаю другого конца. Делай то, что должен, друг мой. Наконец-то я пребываю в мире. Я стал свидетелем и участником удивительных событий.
Кавенант кивнул, глаза его ослепли от слез. Одним напряжением воли он разрушил цепи, сковывавшие Великана – чтобы тот смог, по крайней мере, спастись бегством, если решит сделать это. И тут же выкинул из головы все мысли о своем Друге.
Он плелся через весь зал на неуклюжих, онемевших ногах и думал о том, что, кажется, нашел ответ. Ответ на вызов смерти состоял в том, чтобы использовать ее, заставить служить своим целям, а не просто стать ее жертвой. Это был не очень хороший ответ – но единственный, который он знал.
Следуя ощущениям, которые посылали его ставшие крайне восприимчивыми нервы, он приблизился к Камню Иллеарт, как будто это был плод дерева познания жизни и смерти.
И тут же угасшая было мощь кольца пробудилась вновь. Между Камнем и кольцом возник огромный бело-зеленый столб; казалось, он был настолько высок, что мог проткнуть небеса. Почувствовав эту силу, рвущуюся наружу сквозь ненужную плоть его существа, Кавенант понял, что это и есть огонь, предназначенный для него; как будто он был ворохом осенних листьев или старой рукописью, которые так хорошо горят. Находясь в центре мощного, быстро вращающегося вихря, он встал рядом с Камнем на колени и положил на него руки, как делает человек, приносящий жертву. Кровь из его распухших, почерневших губ заструилась по подбородку; капая на Камень, она тут же испарялась.
С каждым мгновением противоборство двух сил становилось все мощнее. Точно неукротимое сердце. Камень Иллеарт пульсировал под руками Кавенанта, бездумно стремясь уничтожить его. Кавенант как можно крепче прижал его к груди, тем самым еще раз подтверждая свой выбор. Он не смог убить Порчу, но мог, по крайней мере, уничтожить его орудие разрушения и осквернения; без этого всему, что уцелело после гибели Презирающего, потребовались бы века, чтобы восстановить свою прежнюю силу. Обхватив Камень руками, Кавенант сосредоточил всю волю и силу на том, чтобы уничтожить его.
Бело-зеленый, зелено-белый смерч становился все мощнее и наконец вырвался из Риджик Тоума. Точно воины, в смертельной схватке стиснувшие друг друга за горло так, что никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга, изумруд и серебро вспыхнули, взорвались и кругами понеслись вверх со скоростью, перед которой скала оказалась беззащитной. Мыс задрожал до самого основания, стены Яслей покоробились, с потолка рухнули огромные глыбы, более мелкие камни начали плавиться и стекать вниз, словно вода.
Ясли задрожали в агонии. Трещины зазмеились по полу, а затем и по стенам. Взрыв вызвал тучи осколков, которые обрушились внутрь через образовавшиеся трещины и щели. Убийственный Жар растекся на множество отдельных потоков. Дозорные башни накренились, словно ивы под напором ветра.
С могучим взрывом, от которого содрогнулось море, вся центральная часть мыса взлетела в воздух. Ясли рассыпались на град огромных осколков, сам мыс треснул от вершины до основания. Обе его половины медленно отошли друг от друга и с оглушительным ревом рухнули в море.
Океан хлынул в образовавшуюся щель, а Убийственный Жар прорвался к морю. Горячий пар со свистом взметнулся вверх, когда они встретились, и превратил то, что осталось от Риджик Тоума, в кипящий котел; пар сделал неразличимым все, кроме силы, которая продолжала сверкать в самом центре хаоса.
Зелено-белая, жестокая, дикая – она вздымалась вверх, устремляясь к своему апокалипсису.
Однако белая часть возобладала и торжествовала.
В ответ на эти звуки Лорд Фоул съежился. Его последняя защита рухнула; с криком боли и ярости он прикрыл руками лицо и.., начал изменяться. Он молодел! Волосы темнели, борода сделалась более густой. Исчезла также былая осанистость. Но и это было еще не все – молодея, он становился все меньше и вскоре стал совсем юным, едва различимым.
Однако на этом процесс его превращений не закончился. Юноша, потом ребенок, совсем крошечный, неистово орущий… И потом он исчез совсем.
По-прежнему смеясь. Лорды покинули тронный зал. Вернулись в свои могилы, где теперь могли спать спокойно – больше им не надо было страдать из-за того, что был нарушен Закон Смерти. Кавенант и Мореход остались одни.
Больше не сдерживаясь, Кавенант заплакал. Вся его усталость разом обрушилась на измученное тело и израненную душу. Он почувствовал себя таким слабым, что едва мог поднять голову – не то чтобы продолжать жить дальше. Однако ему оставалось сделать еще одно. Он поклялся, что Страна в безопасности – теперь настало время сделать то, что бы и в самом деле обеспечило это.
– Мореход… – произнес он. – Друг мой… Он настолько ослабел, что не мог на словах выразить то, что необходимо было сделать, надеясь, что Мореход и так поймет его.
– Не беспокойся обо мне, – с новой, спокойной гордостью откликнулся Мореход, как будто, заговорив с ним, Кавенант оказал ему огромную честь. – Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий, храбрый Владыка Белого Золота, я не желаю другого конца. Делай то, что должен, друг мой. Наконец-то я пребываю в мире. Я стал свидетелем и участником удивительных событий.
Кавенант кивнул, глаза его ослепли от слез. Одним напряжением воли он разрушил цепи, сковывавшие Великана – чтобы тот смог, по крайней мере, спастись бегством, если решит сделать это. И тут же выкинул из головы все мысли о своем Друге.
Он плелся через весь зал на неуклюжих, онемевших ногах и думал о том, что, кажется, нашел ответ. Ответ на вызов смерти состоял в том, чтобы использовать ее, заставить служить своим целям, а не просто стать ее жертвой. Это был не очень хороший ответ – но единственный, который он знал.
Следуя ощущениям, которые посылали его ставшие крайне восприимчивыми нервы, он приблизился к Камню Иллеарт, как будто это был плод дерева познания жизни и смерти.
И тут же угасшая было мощь кольца пробудилась вновь. Между Камнем и кольцом возник огромный бело-зеленый столб; казалось, он был настолько высок, что мог проткнуть небеса. Почувствовав эту силу, рвущуюся наружу сквозь ненужную плоть его существа, Кавенант понял, что это и есть огонь, предназначенный для него; как будто он был ворохом осенних листьев или старой рукописью, которые так хорошо горят. Находясь в центре мощного, быстро вращающегося вихря, он встал рядом с Камнем на колени и положил на него руки, как делает человек, приносящий жертву. Кровь из его распухших, почерневших губ заструилась по подбородку; капая на Камень, она тут же испарялась.
С каждым мгновением противоборство двух сил становилось все мощнее. Точно неукротимое сердце. Камень Иллеарт пульсировал под руками Кавенанта, бездумно стремясь уничтожить его. Кавенант как можно крепче прижал его к груди, тем самым еще раз подтверждая свой выбор. Он не смог убить Порчу, но мог, по крайней мере, уничтожить его орудие разрушения и осквернения; без этого всему, что уцелело после гибели Презирающего, потребовались бы века, чтобы восстановить свою прежнюю силу. Обхватив Камень руками, Кавенант сосредоточил всю волю и силу на том, чтобы уничтожить его.
Бело-зеленый, зелено-белый смерч становился все мощнее и наконец вырвался из Риджик Тоума. Точно воины, в смертельной схватке стиснувшие друг друга за горло так, что никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга, изумруд и серебро вспыхнули, взорвались и кругами понеслись вверх со скоростью, перед которой скала оказалась беззащитной. Мыс задрожал до самого основания, стены Яслей покоробились, с потолка рухнули огромные глыбы, более мелкие камни начали плавиться и стекать вниз, словно вода.
Ясли задрожали в агонии. Трещины зазмеились по полу, а затем и по стенам. Взрыв вызвал тучи осколков, которые обрушились внутрь через образовавшиеся трещины и щели. Убийственный Жар растекся на множество отдельных потоков. Дозорные башни накренились, словно ивы под напором ветра.
С могучим взрывом, от которого содрогнулось море, вся центральная часть мыса взлетела в воздух. Ясли рассыпались на град огромных осколков, сам мыс треснул от вершины до основания. Обе его половины медленно отошли друг от друга и с оглушительным ревом рухнули в море.
Океан хлынул в образовавшуюся щель, а Убийственный Жар прорвался к морю. Горячий пар со свистом взметнулся вверх, когда они встретились, и превратил то, что осталось от Риджик Тоума, в кипящий котел; пар сделал неразличимым все, кроме силы, которая продолжала сверкать в самом центре хаоса.
Зелено-белая, жестокая, дикая – она вздымалась вверх, устремляясь к своему апокалипсису.
Однако белая часть возобладала и торжествовала.
Глава 21
Конец прокаженного
Вот каким образом Томас Кавенант сдержал свое обещание.
Спустя много времени он обнаружил, что лежит в полном забвении, точно в могиле, в изнеможении свободно плывет сквозь тьму в безлюдном пространстве между жизнью и смертью. Ему казалось, что он и в самом деле умер, став бесчувственным, как сама смерть. Однако сердце его продолжало биться – как будто ему не хватало мудрости, чтобы остановиться, когда его работа потеряла смысл. Неровными толчками, с заметным усилием, оно поддерживало в нем жизнь.
И где-то глубоко внутри, под черепом, еще жива была мысль; она не покинула его совсем, хотя медленно утекала в теплую, мягкую землю его могилы.
Он хотел покоя; он заслужил его. Но то облегчение, которое он испытывал теперь, находясь в тепле и покое, далось ему слишком дорогой ценой. Он никак не мог прийти в себя. “Мореход мертв”, – безмолвно шептал он. Нельзя было спастись бегством от собственной вины. На все вопросы получить ответы невозможно. Жизнь продолжается слишком долго, чтобы умудриться остаться безупречно чистым.
Он никогда не думал, что его жизнь окажется такой долгой.
И все же нечто внутри него вело ожесточенный спор. “Здесь нет твоей вины”, – шептало оно. Он сам сделал свой выбор. Всему должна быть определена мера, иначе слишком высокое чувство ответственности способно превратиться в своего рода самоубийство.
Все эти рассуждения были ему знакомы. Он знал по опыту, что прокаженные были обречены именно с того момента, как только они начинали ощущать чувство вины за то, что заболели проказой, свою ответственность за это. Возможно, чувство вины и смерть, как физический предел жизни, были в конечном счете одним и тем же – фактами жизни, которые невозможно ни" исправить, ни оспорить. Тем не менее Мореход умер, и его уже не вернуть. Никогда больше Кавенант не услышит снова его смех.
"Тогда не тревожься и из-за другой своей мнимой вины, – произнес голос за пределами тьмы. – Не ты выбирал это дело. Если бы от тебя зависело, ты не взялся бы за него. Тебе его навязали. Ответственность лежит на том, кто остановил свой выбор на тебе, не спросив твоего согласия”.
Он сразу же узнал – этот голос принадлежал старику нищему, с которым Кавенант столкнулся перед тем, как впервые попал в Страну. Именно этот старик убеждал его сохранить свое обручальное кольцо и дал ему прочесть бумагу, на которой были записаны некоторые фундаментальные вопросы этики.
Он вяло откликнулся:
– Ты, должно быть, очень уверен в себе.
– Уверен? О нет. Это был огромный риск – риск для мира, который я создал, риск даже для меня. Если бы мой враг завладел дикой магией Белого Золота, ничто больше не удержало бы его на Земле… Он разрушил бы ее, чтобы попытаться напасть на меня. Нет, Томас Кавенант, я рисковал, но не потому, что я так самоуверен, а потому, что верил в тебя. Мои руки были связаны. Как бы мне ни хотелось защитить Землю, я не мог вмешиваться, иначе это могло бы привести к гибели того, чему я хотел помочь. Только совершенно свободный человек имел шанс устоять против моего врага и защитить Землю.
Кавенант слышал в звуках голоса сочувствие, уважение, даже благодарность, но сомнения продолжали мучить его.
– Разве я был свободен? Это был не мой выбор.
– О, все это так, но ты был свободен от моих советов, моей силы, моего желания сделать тебя своим орудием. Разве я не сказал, что риск был предельно велик? Оказаться в Стране или нет – тут ты не имел выбора, это я решил за тебя. Но в самой Стране я не принуждал тебя служить моим целям. Ты свободно мог проклясть и Страну, и Землю, и само Время – если бы таков был твой выбор. Только идя на подобный риск, мог я надеяться, что мое творение будет защищено чистыми руками.
Кавенант пожал плечами:
– И все-таки я не был свободен. Эта певица.., которая назвала меня Береком. Эта девочка, на которую напала змея. Может быть, ты и предоставил мне свободу в Стране, но в своем собственном мире.., здесь ты вмешивался.
– Нет, – мягко отозвался голос. – Я не принимал участия в том, о чем ты говоришь. Если бы я сделал это.., или что-то еще в том же роде.., ты стал бы всего лишь моим орудием – и совершенно бесполезным. Если бы ты не был свободен и полностью независим, если бы тобой не руководила твоя собственная верность, ты не смог бы одолеть моего врага. Нет, даже в том единственном случае, когда я заговорил с тобой, я сильно рисковал. Но больше я не вмешивался.
Кавенанта неприятно поразила мысль о том, что его свобода в принципе позволяла ему разрушить Страну. Он был так близок к этому! Какое-то время он обдумывал слова Создателя о риске, а потом спросил:
– Что заставило тебя думать, что я не разрушу ее.., не приведу ее на грань отчаяния?
И голос тут же ответил:
– Отчаяние – всего лишь чувство, как и многие другие. Проклятием является не само отчаяние, а привычка к нему. Ты был человеком, уже знакомым и с самим отчаянием, и с тем, что к нему можно привыкнуть. Тебе был известен Закон Самовыживания, который одновременно и спасение, и проклятие. То, что ты так хорошо понимал особенности своей болезни, сделало тебя мудрым.
"Мудрым”, – повторил про себя Кавенант. Наверное, это ни в какой степени не относилось к его сердцу – иначе зачем бы оно продолжало биться?
– Дальше, в некотором роде ты сам был создателем. Ты уже представлял себе способ, с помощью которого создатель может исцелить свое создание. Часто этим способом является бессилие – именно оно подталкивает создание к отчаянию.
– А как насчет самого Создателя? Почему он не впадает в отчаяние?
– Почему он должен впадать в отчаяние? Если ему не нравится мир, который он создал, он может создать другой. Нет, Томас Кавенант, – чувствовалось, что говорящий печально улыбнулся, – Боги и создатели слишком сильны и в то же время слишком бессильны, чтобы впадать в отчаяние.
"Да, – грустно согласился про себя Кавенант. И добавил почти по привычке:
– Все не так просто”. Ему хотелось, чтобы голос замолчал, оставил его одного; но хотя тишина и не нарушалась, Кавенант знал, что говоривший еще здесь. Спустя некоторое время, собравшись с духом, он спросил:
– Чего ты хочешь?
– Томас Кавенант, – все так же мягко прозвучал голос, – хотя и против своей воли, ты в каком-то смысле мой сын. Я хочу сделать тебе подарок.., наградить тебя, чтобы выразить всю мою благодарность; словами это сделать невозможно. Твой мир подчиняется определенному закону, так же как и мой. И по любому из них я – твой должник. Ты спас мою Землю от гибели. Никакой дар не будет слишком велик, чтобы мой долг мог считаться оплаченным.
"Подарок?” – вздохнул Кавенант. Нет. Он не хотел унижать ни себя, ни Создателя, прося исцелить от проказы. Он уже собирался отклонить это предложение, как вдруг волнение охватило его.
– Спаси Великана, – сказал он. – Спаси Морехода.
– Нет, Томас Кавенант, не могу, – с чувством невыразимого сожаления отозвался голос. – Разве я не говорил тебе, что разрушил бы Арку Времени, если бы сквозь нее попытался прикоснуться к Земле? Несмотря на то что я очень-очень тебе благодарен, я ничего не могу сделать для тебя ни в Стране, ни на Земле. Если бы я мог, то никогда не допустил бы, чтобы мой враг натворил так много бед.
Кавенант кивнул – он понимал соображения, которые прозвучали в ответе. Спустя некоторое время он сказал:
– В таком случае ты не можешь сделать для меня ничего. Я сказал Фоулу, что не верю в него. Я не верю и в тебя. Я получил возможность сделать очень важный выбор. Этого достаточно. Не нужно мне никаких подарков. Подарок – это слишком просто; я не могу позволить себе этого.
– Да, но ты заслужил…
– Ничего я не заслужил. – Легкая волна гнева поднялась в его душе. – Ты не дал мне возможности заслужить что-либо. Ты отправил меня в Страну без моего согласия, даже ничего толком не объяснив. Все, что я сделал, – это научился понимать разницу между здоровьем и болезнью. Положим, с меня этого достаточно. Однако ничего особенного в этом нет.
– Не торопись с осуждением тех, кто творит миры, – прошептал голос. – Ты уверен, что герои тех историй, которые тебе предстоит написать, никогда ни в чем не смогут тебя упрекнуть?
– Я буду стараться, – ответил Кавенант. – Я буду стараться.
– Да, – продолжал шептать голос. – Возможно, для тебя этого достаточно. И все же мне хотелось бы сделать тебе подарок ради самого себя. Пожалуйста, позволь мне.
– Нет, – скорее устало, чем воинственно отказался Кавенант.
Ему казалось, что и в самом деле больше ему не надо ничего.
– Я могу возвратить тебя в Страну. Ты можешь прожить всю оставшуюся жизнь уважаемым и здоровым человеком – как и следует великому герою.
– Нет. (“Будь милостив. Господи, – подумал он. – Я не вынесу этого”.) Это не мой мир. Я не принадлежу ему.
– Я могу сделать так, что ты поверишь в реальность Страны.
– Нет. – Все не так просто, мелькнула у него мысль. – Ты сведешь меня с ума.
И вновь голос на некоторое время смолк, а потом заговорил печально:
– Хорошо. Тогда выслушай меня, Томас Кавенант, прежде чем снова отказать. Я должен рассказать это тебе. Когда родители той девочки, которую ты спас, поняли, что ты для них сделал, они попытались помочь тебе. Ты был ранен и ослабел от голода. Яд, проникший в тело через раны на губах, когда ты спасал ребенка, еще больше ухудшил твое состояние. Ты был почти мертв. Они доставили тебя в больницу. При лечении было использовано средство, которое врачи в твоем мире называют “антивенин”. Томас Кавенант, это лекарство делается из лошадиной крови. Твой организм отторг его – у тебя аллергия на лошадиную сыворотку. Ты был настолько слаб, что твой организм не справился с этим последним ударом. В данный момент ты находишься на пороге смерти. Томас Кавенант, выслушай меня, – сочувственным тоном снова повторил голос. – Я могу дать тебе жизнь.
Я могу сделать так, что твоя плоть обретет силы, чтобы выжить.
В глубине сознания Кавенанта ворочались мысли из полузабытого прошлого, что-то такое, о чем он слышал прежде – что некоторые люди имеют аллергию на антивенин, применяющийся в случае укуса гремучей змеи. Конечно, врачи должны были сделать тест на аллергию до того, как вводить полную дозу лекарства, но, скорее всего, у них на это не хватило времени – он был слишком плох. У него мелькнула мысль – взять и умереть назло, чтобы отомстить за такую небрежность.
Но он тут же отбросил эту идею и жалость к себе, которая стояла за ней.
– Я предпочел бы выжить, – еле слышно пробормотал он. – Мне не хотелось бы умереть таким образом. В голосе послышалась улыбка.
– Сделано. Ты будешь жить. В силу привычки Кавенант сказал:
– Поверю, когда сам увижу.
– Увидишь. Но прежде ты увидишь кое-что другое. Ты не просил меня об этом, но я сделаю тебе этот подарок независимо от того, хочешь ты или нет. Я не спрашивал твоего согласия, когда остановил на тебе свой выбор, чтобы ты помог Стране; не спрашиваю его и сейчас.
Прежде чем Кавенант смог возразить, он почувствовал, что говорящий исчез. Кавенант снова остался один в полной темноте и покое; ему было так приятно погрузиться в них, что он почти пожалел о своем решении выжить. Неожиданно что-то в нем самом или рядом с ним изменилось. Не видя, не слыша и не ощущая прикосновений, он каким-то образом почувствовал рядом с собой низкие негромкие голоса, мягкий теплый ветер и солнечный свет. Ему стало ясно, что он находится высоко над Мерцающим озером, смотрит на него откуда-то сверху.
Чистая вода озера отражала облака, плывущие в глубокой, сверкающей лазури; ветер доносил мягкие запахи весны.
Холмы вокруг озера все еще несли на себе печать неестественной зимы Лорда Фоула, однако сквозь истерзанную морозом землю уже начала пробиваться трава, а кое-где появились первые робкие цветы.
Вокруг озера собрались сотни людей. Почти сразу же Кавенант увидел Высокого Лорда Морэма – тот стоял рядом с озером, повернувшись лицом на восток; в забинтованных руках не было обычного жезла. Слева от него стояли Лорды Тревор и Лория вместе со своими дочерьми, а справа – Лорд Аматин. Все они выглядели торжественно и счастливо, но красноречивее всего о победе Страны говорил ясный, незамутненный печалью взгляд Морэма.
Позади Лордов стояли вомарк Квен и Хранитель Торм – Квен вместе с хафтами Армии Лордов, а Торм в окружении всех гравелингасов и хайербрендов Замка Лордов. Трелла, мужа Этиаран, среди них не было, и Кавенант понял почему: так или иначе, судьба Трелла была решена, и он либо умер, либо просто удалился от людей. И снова при мысли о нем Неверящий ощутил укор совести.
Вокруг озера, позади Лордов, стояли Учителя Лосраата и воины, а еще дальше за ними – все те, кто уцелел в Ревелстоуне: фермеры, пастухи, конюхи, повара, ремесленники, мастера; дети и взрослые, молодые и старые – все, кто выжил.
В молчании все они приблизились к Мерцающему озеру. Дождавшись полной тишины и внимания. Высокий Лорд Морэм громким голосом заговорил:
– Люди Страны, мы собрались здесь, чтобы отпраздновать торжество жизни. Я давно не пел, и пока мне это не под силу. Я все еще слаб, да и кто сейчас среди нас силен? Но мы живы. И Страна спасена. Мы знаем, что Лорд Фоул пал, потому что его армия в безумном страхе разбежалась. Вспышка яростного света внутри крилла Лорика позволила нам понять, что Белое Золото вступило в бой с Камнем Иллеарт и одержало над ним победу. Одного этого достаточно, чтобы торжествовать и радоваться. Достаточно? Друзья мои, конечно, достаточно – для нас и наших детей, для всех будущих поколений Страны. В ознаменование этого я принес к Мерцающему озеру крилл. – Слегка скривившись от боли, он достал из складок одежды меч, драгоценный камень которого выглядел безжизненным и тусклым. – Посмотрите на него. Все мы понимаем, что это значит – юр-Лорд Томас Кавенант, Неверящий, Носящий Белое Золото, возвратился в свой мир, где этот великий герой был подготовлен к тому, чтобы освободить нас. Это хорошо, все идет так, как и должно, хотя сердцем я сожалею о его уходе. Не нужно опасаться, что он покинул нас навсегда. Не сказано ли в древней легенде, что Берек Полурукий еще вернется? И разве появление Неверящего не подтверждает это? Такие обещания не даются попусту. Друзья мои, люди Страны! Томас Кавенант не раз удивлялся, почему мы так привержены Учению Высокого Лорда Кевина-Расточителя Страны. Но только сейчас, во время этой войны, мы осознали, в чем состоит опасность этого Учения. Как и обоюдоострый крилл, оно – сила, имеющая две грани, сила, которая может быть использована и для защиты, и для разрушения. Прибегая к ней, мы ставили под удар нашу Клятву Мира. Я – Морэм, сын Вариоля, Высокий Лорд, избранный Советом. И я заявляю, что с сегодняшнего дня впредь мы не будем привержены никакому Учению, которое способно нарушить нашу Клятву Мира. Мы будем искать свое собственное Учение, искать и учиться до тех пор, пока не найдем его, такое Учение, которое даст возможность защищать Страну, не нарушая Клятвы. Слушайте меня, люди! Мы будем верны Стране и Земле, но по-новому!
Закончив речь, Морэм поднял крилл и подбросил его высоко вверх. Тот сверкнул в солнечном свете и упал прямо в середину озера. Соприкоснувшись с водой, полной таинственной силы, он на мгновение вспыхнул – и потом исчез навсегда.
Высокий Лорд проводил взглядом круги на воде и вскинул руку ликующим жестом. Все, кто стояли рядом с озером, запели:
Глаза Кавенанта застлали слезы, и постепенно Мерцающее озеро затянулось дымкой, пока не превратилось лишь в неясное пятно света. Он вытер слезы, надеясь снова увидеть озеро.
И только тут до него дошло… Слезы! Он чувствовал – по-настоящему чувствовал! – что слезы стекают с уголков глаз по щекам и шее. Сам он удобно лежал на спине, а пятно света перед ним было… Да, несомненно, теперь он это видел совершенно ясно – это было человеческое лицо!
Некоторое время человек внимательно смотрел на него, лицо его казалось окруженным легкой флюоресцирующей дымкой. Постепенно Кавенант разглядел, что с обеих сторон кровати находились блестящие ограждения. Левая рука была привязана к одному из них, чтобы он не мог случайно выдернуть иголку капельницы из вены. От иглы прозрачная трубка шла к бутылке с жидкостью, висевшей у него над головой. В воздухе слабо пахло лекарствами.
– Никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами, – произнес человек. – Этот чертов мученик собирается жить дальше.
– Поэтому я вас и вызвала, – сказала женщина. – И что нам теперь делать?
– Делать? – резко переспросил доктор.
– Ну, я имею в виду не это… – извиняющимся тоном ответила женщина, показав рукой на приборы и аппаратуру. – Но ведь у него проказа! Все в этом городе его боятся. Никто не знает, что с ним делать. Некоторые медсестры хотят.., хотят, чтобы им дополнительно платили за то, что они ухаживают за ним. Вы только взгляните на него! Он весь какой-то.., запаршивленный. Я просто подумала, что было бы лучше для всех.., если бы он…
– Хватит! – гневно воскликнул доктор. – Сестра, если я услышу от вас еще что-нибудь в этом роде, вам придется искать себе другую работу. Этот человек болен. Если вы не желаете помогать больным людям, вам нужно заниматься другим делом.
– Я не собиралась причинять ему никакого вреда, – обиженно произнесла медсестра и вышла из палаты.
На какое-то время доктор исчез из поля зрения Кавенанта, который воспользовался этим, попытавшись оценить ситуацию. Правое запястье также было привязано, словно его распяли прямо в постели. Все это лишало его возможности двигаться, но не мешало оценить свои ощущения. Ноги по-прежнему были холодны как лед и ничего не чувствовали; состояние рук было точно таким же – окоченевшие, безжизненные пальцы. Лоб болезненно пылал, губы распухли и горели.
Он был согласен с медсестрой – должно быть, он и в самом деле скверно выглядел.
Потом доктор снова оказался рядом. Он был молодой и рассерженный. Внезапно дверь распахнулась и в палату вошел еще один человек. На вид он был старше первого, лицо его было смутно знакомо Кавенанту по предыдущему пребыванию в больнице. В отличие от своего молодого коллеги, облаченного в больничный халат, он был одет в цивильный костюм. Войдя, он сказал:
– Полагаю, у вас были веские причины для того, чтобы вызвать меня. Я обычно не пропускаю церковной службы ни ради кого.., в особенности на Пасху.
– Это больница, – резко ответил молодой врач, – и мы с вами – врачи. Конечно, у меня была серьезная причина.
– Чем вы так взволнованы? Он умер?
– Нет. Как раз наоборот – он намерен выжить. Он находился в аллергическом шоке целую минуту, практически был мертв; он слишком ослаблен, к тому же яд в крови и эта болезнь… Организм не мог справиться еще и с шоком. И вдруг – пульс выровнялся, дыхание стабилизировалось, цвет кожи заметно улучшился. Просто Божественное чудо.
– Давайте-ка посмотрим, – пробормотал пожилой доктор. – В отличие от вас, я не верю в чудеса. – Заглянув в карту, он выслушал дыхание и сердцебиение Кавенанта. – Может быть, он просто такой упрямый… Мистер Кавенант, – произнес он, склонившись над его лицом, – я не знаю, слышите вы меня или нет. Если да, я хотел бы сообщить вам кое-какие новости, которые могут оказаться важны для вас. Вчера я виделся с Меган Роман.., вашим адвокатом. Она сказала, что городской совет решил оставить в покое Небесную Ферму. Вы сумели спасти маленькую девочку… Кое-кому стало стыдно, когда они узнали об этом. Отнять у героя его дом… У них не поднялась рука. Конечно, если уж быть честным до конца, я должен сообщить, что Меган пошла ради вас на маленькую хитрость. Она – очень опытный адвокат, мистер Кавенант. Она сообразила, что городской совет дважды подумает, прежде чем решится выселить вас из дома, если известная национальная газета напечатает историю о том, как один весьма известный писатель спас ребенка, укушенного гремучей змеей. Ни один из наших местных заправил не испытывал желания, чтобы о нем упоминали в статье под заголовком вроде “Город травит своего героя”. Вот почему вопрос о сохранении вами Небесной Фермы больше не стоит.
Пожилой доктор встал и сказал, теперь уже обращаясь к своему молодому коллеге:
– Я так и не понял, чем было вызвано ваше возмущение.
– Пустяки, – ответил первый врач, покидая вместе с ним палату. – Одна из наших прелестных сестер намекнула на то, что нам следовало бы от него отделаться.
– Кто это? Я поговорю со старшей медсестрой, чтобы перевести ее отсюда. Нужно обеспечить ему надлежащий уход и…
Голоса удалились, Кавенант снова остался один.
"Божественное чудо, – подумал он. – Вот именно”.
Он был очень больным человеком, жертвой страшной болезни Хансена. Но он не был прокаженным – вернее, он был не только прокаженным. Закон, по которому развивалась эта болезнь, был выгравирован большими буквами в каждой нервной клетке его тела; и все же сам он был нечто большее, чем этот закон. В конечном счете он не дал Стране погибнуть. И у него еще было сердце, способное гнать кровь, и кости, способные выдержать вес тела; он не потерял самого себя.
Томас Кавенант, Неверящий.
Божественное чудо.
Несмотря на мучительную боль в губах, он улыбнулся пустому пространству палаты. Он чувствовал эту улыбку, знал, что и вправду улыбается – впервые за много дней.
Он улыбался потому, что был жив.
Спустя много времени он обнаружил, что лежит в полном забвении, точно в могиле, в изнеможении свободно плывет сквозь тьму в безлюдном пространстве между жизнью и смертью. Ему казалось, что он и в самом деле умер, став бесчувственным, как сама смерть. Однако сердце его продолжало биться – как будто ему не хватало мудрости, чтобы остановиться, когда его работа потеряла смысл. Неровными толчками, с заметным усилием, оно поддерживало в нем жизнь.
И где-то глубоко внутри, под черепом, еще жива была мысль; она не покинула его совсем, хотя медленно утекала в теплую, мягкую землю его могилы.
Он хотел покоя; он заслужил его. Но то облегчение, которое он испытывал теперь, находясь в тепле и покое, далось ему слишком дорогой ценой. Он никак не мог прийти в себя. “Мореход мертв”, – безмолвно шептал он. Нельзя было спастись бегством от собственной вины. На все вопросы получить ответы невозможно. Жизнь продолжается слишком долго, чтобы умудриться остаться безупречно чистым.
Он никогда не думал, что его жизнь окажется такой долгой.
И все же нечто внутри него вело ожесточенный спор. “Здесь нет твоей вины”, – шептало оно. Он сам сделал свой выбор. Всему должна быть определена мера, иначе слишком высокое чувство ответственности способно превратиться в своего рода самоубийство.
Все эти рассуждения были ему знакомы. Он знал по опыту, что прокаженные были обречены именно с того момента, как только они начинали ощущать чувство вины за то, что заболели проказой, свою ответственность за это. Возможно, чувство вины и смерть, как физический предел жизни, были в конечном счете одним и тем же – фактами жизни, которые невозможно ни" исправить, ни оспорить. Тем не менее Мореход умер, и его уже не вернуть. Никогда больше Кавенант не услышит снова его смех.
"Тогда не тревожься и из-за другой своей мнимой вины, – произнес голос за пределами тьмы. – Не ты выбирал это дело. Если бы от тебя зависело, ты не взялся бы за него. Тебе его навязали. Ответственность лежит на том, кто остановил свой выбор на тебе, не спросив твоего согласия”.
Он сразу же узнал – этот голос принадлежал старику нищему, с которым Кавенант столкнулся перед тем, как впервые попал в Страну. Именно этот старик убеждал его сохранить свое обручальное кольцо и дал ему прочесть бумагу, на которой были записаны некоторые фундаментальные вопросы этики.
Он вяло откликнулся:
– Ты, должно быть, очень уверен в себе.
– Уверен? О нет. Это был огромный риск – риск для мира, который я создал, риск даже для меня. Если бы мой враг завладел дикой магией Белого Золота, ничто больше не удержало бы его на Земле… Он разрушил бы ее, чтобы попытаться напасть на меня. Нет, Томас Кавенант, я рисковал, но не потому, что я так самоуверен, а потому, что верил в тебя. Мои руки были связаны. Как бы мне ни хотелось защитить Землю, я не мог вмешиваться, иначе это могло бы привести к гибели того, чему я хотел помочь. Только совершенно свободный человек имел шанс устоять против моего врага и защитить Землю.
Кавенант слышал в звуках голоса сочувствие, уважение, даже благодарность, но сомнения продолжали мучить его.
– Разве я был свободен? Это был не мой выбор.
– О, все это так, но ты был свободен от моих советов, моей силы, моего желания сделать тебя своим орудием. Разве я не сказал, что риск был предельно велик? Оказаться в Стране или нет – тут ты не имел выбора, это я решил за тебя. Но в самой Стране я не принуждал тебя служить моим целям. Ты свободно мог проклясть и Страну, и Землю, и само Время – если бы таков был твой выбор. Только идя на подобный риск, мог я надеяться, что мое творение будет защищено чистыми руками.
Кавенант пожал плечами:
– И все-таки я не был свободен. Эта певица.., которая назвала меня Береком. Эта девочка, на которую напала змея. Может быть, ты и предоставил мне свободу в Стране, но в своем собственном мире.., здесь ты вмешивался.
– Нет, – мягко отозвался голос. – Я не принимал участия в том, о чем ты говоришь. Если бы я сделал это.., или что-то еще в том же роде.., ты стал бы всего лишь моим орудием – и совершенно бесполезным. Если бы ты не был свободен и полностью независим, если бы тобой не руководила твоя собственная верность, ты не смог бы одолеть моего врага. Нет, даже в том единственном случае, когда я заговорил с тобой, я сильно рисковал. Но больше я не вмешивался.
Кавенанта неприятно поразила мысль о том, что его свобода в принципе позволяла ему разрушить Страну. Он был так близок к этому! Какое-то время он обдумывал слова Создателя о риске, а потом спросил:
– Что заставило тебя думать, что я не разрушу ее.., не приведу ее на грань отчаяния?
И голос тут же ответил:
– Отчаяние – всего лишь чувство, как и многие другие. Проклятием является не само отчаяние, а привычка к нему. Ты был человеком, уже знакомым и с самим отчаянием, и с тем, что к нему можно привыкнуть. Тебе был известен Закон Самовыживания, который одновременно и спасение, и проклятие. То, что ты так хорошо понимал особенности своей болезни, сделало тебя мудрым.
"Мудрым”, – повторил про себя Кавенант. Наверное, это ни в какой степени не относилось к его сердцу – иначе зачем бы оно продолжало биться?
– Дальше, в некотором роде ты сам был создателем. Ты уже представлял себе способ, с помощью которого создатель может исцелить свое создание. Часто этим способом является бессилие – именно оно подталкивает создание к отчаянию.
– А как насчет самого Создателя? Почему он не впадает в отчаяние?
– Почему он должен впадать в отчаяние? Если ему не нравится мир, который он создал, он может создать другой. Нет, Томас Кавенант, – чувствовалось, что говорящий печально улыбнулся, – Боги и создатели слишком сильны и в то же время слишком бессильны, чтобы впадать в отчаяние.
"Да, – грустно согласился про себя Кавенант. И добавил почти по привычке:
– Все не так просто”. Ему хотелось, чтобы голос замолчал, оставил его одного; но хотя тишина и не нарушалась, Кавенант знал, что говоривший еще здесь. Спустя некоторое время, собравшись с духом, он спросил:
– Чего ты хочешь?
– Томас Кавенант, – все так же мягко прозвучал голос, – хотя и против своей воли, ты в каком-то смысле мой сын. Я хочу сделать тебе подарок.., наградить тебя, чтобы выразить всю мою благодарность; словами это сделать невозможно. Твой мир подчиняется определенному закону, так же как и мой. И по любому из них я – твой должник. Ты спас мою Землю от гибели. Никакой дар не будет слишком велик, чтобы мой долг мог считаться оплаченным.
"Подарок?” – вздохнул Кавенант. Нет. Он не хотел унижать ни себя, ни Создателя, прося исцелить от проказы. Он уже собирался отклонить это предложение, как вдруг волнение охватило его.
– Спаси Великана, – сказал он. – Спаси Морехода.
– Нет, Томас Кавенант, не могу, – с чувством невыразимого сожаления отозвался голос. – Разве я не говорил тебе, что разрушил бы Арку Времени, если бы сквозь нее попытался прикоснуться к Земле? Несмотря на то что я очень-очень тебе благодарен, я ничего не могу сделать для тебя ни в Стране, ни на Земле. Если бы я мог, то никогда не допустил бы, чтобы мой враг натворил так много бед.
Кавенант кивнул – он понимал соображения, которые прозвучали в ответе. Спустя некоторое время он сказал:
– В таком случае ты не можешь сделать для меня ничего. Я сказал Фоулу, что не верю в него. Я не верю и в тебя. Я получил возможность сделать очень важный выбор. Этого достаточно. Не нужно мне никаких подарков. Подарок – это слишком просто; я не могу позволить себе этого.
– Да, но ты заслужил…
– Ничего я не заслужил. – Легкая волна гнева поднялась в его душе. – Ты не дал мне возможности заслужить что-либо. Ты отправил меня в Страну без моего согласия, даже ничего толком не объяснив. Все, что я сделал, – это научился понимать разницу между здоровьем и болезнью. Положим, с меня этого достаточно. Однако ничего особенного в этом нет.
– Не торопись с осуждением тех, кто творит миры, – прошептал голос. – Ты уверен, что герои тех историй, которые тебе предстоит написать, никогда ни в чем не смогут тебя упрекнуть?
– Я буду стараться, – ответил Кавенант. – Я буду стараться.
– Да, – продолжал шептать голос. – Возможно, для тебя этого достаточно. И все же мне хотелось бы сделать тебе подарок ради самого себя. Пожалуйста, позволь мне.
– Нет, – скорее устало, чем воинственно отказался Кавенант.
Ему казалось, что и в самом деле больше ему не надо ничего.
– Я могу возвратить тебя в Страну. Ты можешь прожить всю оставшуюся жизнь уважаемым и здоровым человеком – как и следует великому герою.
– Нет. (“Будь милостив. Господи, – подумал он. – Я не вынесу этого”.) Это не мой мир. Я не принадлежу ему.
– Я могу сделать так, что ты поверишь в реальность Страны.
– Нет. – Все не так просто, мелькнула у него мысль. – Ты сведешь меня с ума.
И вновь голос на некоторое время смолк, а потом заговорил печально:
– Хорошо. Тогда выслушай меня, Томас Кавенант, прежде чем снова отказать. Я должен рассказать это тебе. Когда родители той девочки, которую ты спас, поняли, что ты для них сделал, они попытались помочь тебе. Ты был ранен и ослабел от голода. Яд, проникший в тело через раны на губах, когда ты спасал ребенка, еще больше ухудшил твое состояние. Ты был почти мертв. Они доставили тебя в больницу. При лечении было использовано средство, которое врачи в твоем мире называют “антивенин”. Томас Кавенант, это лекарство делается из лошадиной крови. Твой организм отторг его – у тебя аллергия на лошадиную сыворотку. Ты был настолько слаб, что твой организм не справился с этим последним ударом. В данный момент ты находишься на пороге смерти. Томас Кавенант, выслушай меня, – сочувственным тоном снова повторил голос. – Я могу дать тебе жизнь.
Я могу сделать так, что твоя плоть обретет силы, чтобы выжить.
В глубине сознания Кавенанта ворочались мысли из полузабытого прошлого, что-то такое, о чем он слышал прежде – что некоторые люди имеют аллергию на антивенин, применяющийся в случае укуса гремучей змеи. Конечно, врачи должны были сделать тест на аллергию до того, как вводить полную дозу лекарства, но, скорее всего, у них на это не хватило времени – он был слишком плох. У него мелькнула мысль – взять и умереть назло, чтобы отомстить за такую небрежность.
Но он тут же отбросил эту идею и жалость к себе, которая стояла за ней.
– Я предпочел бы выжить, – еле слышно пробормотал он. – Мне не хотелось бы умереть таким образом. В голосе послышалась улыбка.
– Сделано. Ты будешь жить. В силу привычки Кавенант сказал:
– Поверю, когда сам увижу.
– Увидишь. Но прежде ты увидишь кое-что другое. Ты не просил меня об этом, но я сделаю тебе этот подарок независимо от того, хочешь ты или нет. Я не спрашивал твоего согласия, когда остановил на тебе свой выбор, чтобы ты помог Стране; не спрашиваю его и сейчас.
Прежде чем Кавенант смог возразить, он почувствовал, что говорящий исчез. Кавенант снова остался один в полной темноте и покое; ему было так приятно погрузиться в них, что он почти пожалел о своем решении выжить. Неожиданно что-то в нем самом или рядом с ним изменилось. Не видя, не слыша и не ощущая прикосновений, он каким-то образом почувствовал рядом с собой низкие негромкие голоса, мягкий теплый ветер и солнечный свет. Ему стало ясно, что он находится высоко над Мерцающим озером, смотрит на него откуда-то сверху.
Чистая вода озера отражала облака, плывущие в глубокой, сверкающей лазури; ветер доносил мягкие запахи весны.
Холмы вокруг озера все еще несли на себе печать неестественной зимы Лорда Фоула, однако сквозь истерзанную морозом землю уже начала пробиваться трава, а кое-где появились первые робкие цветы.
Вокруг озера собрались сотни людей. Почти сразу же Кавенант увидел Высокого Лорда Морэма – тот стоял рядом с озером, повернувшись лицом на восток; в забинтованных руках не было обычного жезла. Слева от него стояли Лорды Тревор и Лория вместе со своими дочерьми, а справа – Лорд Аматин. Все они выглядели торжественно и счастливо, но красноречивее всего о победе Страны говорил ясный, незамутненный печалью взгляд Морэма.
Позади Лордов стояли вомарк Квен и Хранитель Торм – Квен вместе с хафтами Армии Лордов, а Торм в окружении всех гравелингасов и хайербрендов Замка Лордов. Трелла, мужа Этиаран, среди них не было, и Кавенант понял почему: так или иначе, судьба Трелла была решена, и он либо умер, либо просто удалился от людей. И снова при мысли о нем Неверящий ощутил укор совести.
Вокруг озера, позади Лордов, стояли Учителя Лосраата и воины, а еще дальше за ними – все те, кто уцелел в Ревелстоуне: фермеры, пастухи, конюхи, повара, ремесленники, мастера; дети и взрослые, молодые и старые – все, кто выжил.
В молчании все они приблизились к Мерцающему озеру. Дождавшись полной тишины и внимания. Высокий Лорд Морэм громким голосом заговорил:
– Люди Страны, мы собрались здесь, чтобы отпраздновать торжество жизни. Я давно не пел, и пока мне это не под силу. Я все еще слаб, да и кто сейчас среди нас силен? Но мы живы. И Страна спасена. Мы знаем, что Лорд Фоул пал, потому что его армия в безумном страхе разбежалась. Вспышка яростного света внутри крилла Лорика позволила нам понять, что Белое Золото вступило в бой с Камнем Иллеарт и одержало над ним победу. Одного этого достаточно, чтобы торжествовать и радоваться. Достаточно? Друзья мои, конечно, достаточно – для нас и наших детей, для всех будущих поколений Страны. В ознаменование этого я принес к Мерцающему озеру крилл. – Слегка скривившись от боли, он достал из складок одежды меч, драгоценный камень которого выглядел безжизненным и тусклым. – Посмотрите на него. Все мы понимаем, что это значит – юр-Лорд Томас Кавенант, Неверящий, Носящий Белое Золото, возвратился в свой мир, где этот великий герой был подготовлен к тому, чтобы освободить нас. Это хорошо, все идет так, как и должно, хотя сердцем я сожалею о его уходе. Не нужно опасаться, что он покинул нас навсегда. Не сказано ли в древней легенде, что Берек Полурукий еще вернется? И разве появление Неверящего не подтверждает это? Такие обещания не даются попусту. Друзья мои, люди Страны! Томас Кавенант не раз удивлялся, почему мы так привержены Учению Высокого Лорда Кевина-Расточителя Страны. Но только сейчас, во время этой войны, мы осознали, в чем состоит опасность этого Учения. Как и обоюдоострый крилл, оно – сила, имеющая две грани, сила, которая может быть использована и для защиты, и для разрушения. Прибегая к ней, мы ставили под удар нашу Клятву Мира. Я – Морэм, сын Вариоля, Высокий Лорд, избранный Советом. И я заявляю, что с сегодняшнего дня впредь мы не будем привержены никакому Учению, которое способно нарушить нашу Клятву Мира. Мы будем искать свое собственное Учение, искать и учиться до тех пор, пока не найдем его, такое Учение, которое даст возможность защищать Страну, не нарушая Клятвы. Слушайте меня, люди! Мы будем верны Стране и Земле, но по-новому!
Закончив речь, Морэм поднял крилл и подбросил его высоко вверх. Тот сверкнул в солнечном свете и упал прямо в середину озера. Соприкоснувшись с водой, полной таинственной силы, он на мгновение вспыхнул – и потом исчез навсегда.
Высокий Лорд проводил взглядом круги на воде и вскинул руку ликующим жестом. Все, кто стояли рядом с озером, запели:
Они ликующим жестом вскинули вверх свои жезлы и мечи.
Хей, Неверящий! Наш Хранитель и Завет,
Юр-Лорд, уничтоживший Камень Иллеарт
И подаривший нам жизнь.
Хей! Кавенант!
Суровый владелец дикой магии,
Служитель юр-Земного Белого Золота и Лорд!
Твоя сила – та, которая защищает.
Споемте же, люди Страны.
Возликуем и восславим!
Будем высоко держать честь и славу
До конца дней,
Хранить в чистоте истину,
Которая даровала нам победу!
Хей, Неверящий!
Кавенант!
Хей!
Глаза Кавенанта застлали слезы, и постепенно Мерцающее озеро затянулось дымкой, пока не превратилось лишь в неясное пятно света. Он вытер слезы, надеясь снова увидеть озеро.
И только тут до него дошло… Слезы! Он чувствовал – по-настоящему чувствовал! – что слезы стекают с уголков глаз по щекам и шее. Сам он удобно лежал на спине, а пятно света перед ним было… Да, несомненно, теперь он это видел совершенно ясно – это было человеческое лицо!
Некоторое время человек внимательно смотрел на него, лицо его казалось окруженным легкой флюоресцирующей дымкой. Постепенно Кавенант разглядел, что с обеих сторон кровати находились блестящие ограждения. Левая рука была привязана к одному из них, чтобы он не мог случайно выдернуть иголку капельницы из вены. От иглы прозрачная трубка шла к бутылке с жидкостью, висевшей у него над головой. В воздухе слабо пахло лекарствами.
– Никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами, – произнес человек. – Этот чертов мученик собирается жить дальше.
– Поэтому я вас и вызвала, – сказала женщина. – И что нам теперь делать?
– Делать? – резко переспросил доктор.
– Ну, я имею в виду не это… – извиняющимся тоном ответила женщина, показав рукой на приборы и аппаратуру. – Но ведь у него проказа! Все в этом городе его боятся. Никто не знает, что с ним делать. Некоторые медсестры хотят.., хотят, чтобы им дополнительно платили за то, что они ухаживают за ним. Вы только взгляните на него! Он весь какой-то.., запаршивленный. Я просто подумала, что было бы лучше для всех.., если бы он…
– Хватит! – гневно воскликнул доктор. – Сестра, если я услышу от вас еще что-нибудь в этом роде, вам придется искать себе другую работу. Этот человек болен. Если вы не желаете помогать больным людям, вам нужно заниматься другим делом.
– Я не собиралась причинять ему никакого вреда, – обиженно произнесла медсестра и вышла из палаты.
На какое-то время доктор исчез из поля зрения Кавенанта, который воспользовался этим, попытавшись оценить ситуацию. Правое запястье также было привязано, словно его распяли прямо в постели. Все это лишало его возможности двигаться, но не мешало оценить свои ощущения. Ноги по-прежнему были холодны как лед и ничего не чувствовали; состояние рук было точно таким же – окоченевшие, безжизненные пальцы. Лоб болезненно пылал, губы распухли и горели.
Он был согласен с медсестрой – должно быть, он и в самом деле скверно выглядел.
Потом доктор снова оказался рядом. Он был молодой и рассерженный. Внезапно дверь распахнулась и в палату вошел еще один человек. На вид он был старше первого, лицо его было смутно знакомо Кавенанту по предыдущему пребыванию в больнице. В отличие от своего молодого коллеги, облаченного в больничный халат, он был одет в цивильный костюм. Войдя, он сказал:
– Полагаю, у вас были веские причины для того, чтобы вызвать меня. Я обычно не пропускаю церковной службы ни ради кого.., в особенности на Пасху.
– Это больница, – резко ответил молодой врач, – и мы с вами – врачи. Конечно, у меня была серьезная причина.
– Чем вы так взволнованы? Он умер?
– Нет. Как раз наоборот – он намерен выжить. Он находился в аллергическом шоке целую минуту, практически был мертв; он слишком ослаблен, к тому же яд в крови и эта болезнь… Организм не мог справиться еще и с шоком. И вдруг – пульс выровнялся, дыхание стабилизировалось, цвет кожи заметно улучшился. Просто Божественное чудо.
– Давайте-ка посмотрим, – пробормотал пожилой доктор. – В отличие от вас, я не верю в чудеса. – Заглянув в карту, он выслушал дыхание и сердцебиение Кавенанта. – Может быть, он просто такой упрямый… Мистер Кавенант, – произнес он, склонившись над его лицом, – я не знаю, слышите вы меня или нет. Если да, я хотел бы сообщить вам кое-какие новости, которые могут оказаться важны для вас. Вчера я виделся с Меган Роман.., вашим адвокатом. Она сказала, что городской совет решил оставить в покое Небесную Ферму. Вы сумели спасти маленькую девочку… Кое-кому стало стыдно, когда они узнали об этом. Отнять у героя его дом… У них не поднялась рука. Конечно, если уж быть честным до конца, я должен сообщить, что Меган пошла ради вас на маленькую хитрость. Она – очень опытный адвокат, мистер Кавенант. Она сообразила, что городской совет дважды подумает, прежде чем решится выселить вас из дома, если известная национальная газета напечатает историю о том, как один весьма известный писатель спас ребенка, укушенного гремучей змеей. Ни один из наших местных заправил не испытывал желания, чтобы о нем упоминали в статье под заголовком вроде “Город травит своего героя”. Вот почему вопрос о сохранении вами Небесной Фермы больше не стоит.
Пожилой доктор встал и сказал, теперь уже обращаясь к своему молодому коллеге:
– Я так и не понял, чем было вызвано ваше возмущение.
– Пустяки, – ответил первый врач, покидая вместе с ним палату. – Одна из наших прелестных сестер намекнула на то, что нам следовало бы от него отделаться.
– Кто это? Я поговорю со старшей медсестрой, чтобы перевести ее отсюда. Нужно обеспечить ему надлежащий уход и…
Голоса удалились, Кавенант снова остался один.
"Божественное чудо, – подумал он. – Вот именно”.
Он был очень больным человеком, жертвой страшной болезни Хансена. Но он не был прокаженным – вернее, он был не только прокаженным. Закон, по которому развивалась эта болезнь, был выгравирован большими буквами в каждой нервной клетке его тела; и все же сам он был нечто большее, чем этот закон. В конечном счете он не дал Стране погибнуть. И у него еще было сердце, способное гнать кровь, и кости, способные выдержать вес тела; он не потерял самого себя.
Томас Кавенант, Неверящий.
Божественное чудо.
Несмотря на мучительную боль в губах, он улыбнулся пустому пространству палаты. Он чувствовал эту улыбку, знал, что и вправду улыбается – впервые за много дней.
Он улыбался потому, что был жив.