Страница:
– Ты не дура, Сэм. И ты очень красивая.
Бог с ними, со словами, но голос! Он стал ниже, и в нем появилась хрипотца, которая была недвусмысленно сексуальна. Лицо Толливера склонилось ближе, и Саманта в ужасе перестала дышать, но потом ей все же пришлось вдохнуть в себя воздух – и его запах. Джек Толливер пах дорогим одеколоном, возбужденным мужчиной и почему-то сахарным печеньем… и против такого аромата устоять было невозможно. Саманта честно попыталась вжаться в спинку сиденья и пробормотала:
– Джек, подожди…
Но конечно, он не стал ждать. Его ладонь легла ей на затылок, а губы были уже в нескольких миллиметрах от ее рта, и Саманта чувствовала его дыхание на своей щеке. Деться было некуда, и, повинуясь его воле, Сэм сдалась и позволила себя поцеловать. Джек Толливер целовал ее так, как никто и никогда прежде. И это было чудесно, а потом она вдруг рассердилась. Почему, собственно, никто прежде не целовал ее так?
Где она была все эти годы? Почему не встретила человека, который бы умел так целоваться?
Меж тем поцелуй становился все жарче, и Толливер ловко отстегнул ремень Саманты и прижал ее к себе. Саманта чувствовала тяжесть его тела и напор губ, и вдруг в ее горле родился негромкий стон. Губы Джека скользнули по щеке, и вот он уже целовал нежную кожу чуть ниже уха, и это заводило Саманту еще больше. Губы Джека коснулись ее горла, Саманта откинула голову назад и снова застонала.
– Ты такая сладкая… – раздался голос Толливера в полумраке машины.
– Джек!
– Ты так чудесно пахнешь…
– Джек, остановись…
– Я не хочу.
– Черт, если ты не прекратишь немедленно…
– Да?
– Я… я немного растерялась.
– Я тоже.
– Тогда… – Ее голос вдруг набрал силу, и Саманта воскликнула: – Тогда сделай это сейчас! Слышишь? Я сойду с ума, если ничего не случится! Давай же, возьми меня прямо сейчас!
Толливер замер. Странно, что именно эти слова смогли остановить его возбуждение. Джек уперся руками в спинку сиденья и чуть отстранился, разглядывая Саманту. Она не смогла отвести взгляд и увидела, что Толливер пребывает в состоянии шока.
– Твою мать… – пробормотал Джек.
Сэм закрыла глаза. Нужно умереть немедленно, и тогда она не узнает, был ли это отказ или проклятие вырвалось у него от удивления. И ей не придется краснеть всякий раз, вспоминая, как она потребовала от босса заняться с ней сексом. Господи, ну почему нельзя просто провалиться сквозь землю? И как теперь выйти из этого дурацкого положения?
– Прости, – прошептала она, отворачиваясь.
Но Джек осторожно удержал ее голову, прижав ладонь к щеке Саманты, и тихо сказал:
– Эй, не уходи.
Саманта по-прежнему сидела, крепко зажмурившись, и пыталась вывернуться из рук Толливера, но бороться с ним в машине было трудно. Джек удержал ее на месте и мягко попросил:
– Посмотри на меня, Сэм.
– Нет!
– Открой глаза и взгляни на меня.
Саманта приоткрыла один глаз и увидела улыбающееся лицо Джека.
– Теперь ты убедился, что я дура ненормальная? Ненормальная женщина, у которой так давно не было секса, что она готова наброситься на собственного работодателя. Наверное, прежде чем нанимать меня, стоило поинтересоваться и этой стороной моей биографии. Прежде чем ты сделал мне предложение… ну, то есть сделал вид, что сделал мне предложение… Можно я теперь пойду? Отпусти меня!
Джек улыбался. Его ладонь нежно гладила ее щеку, потом волосы, пальцы скользнули ниже, туда, где бьется пульс, к пуговицам пальто, а потом и блузки.
Сэм опять закрыла глаза, чувствуя, как в горле рождается тихий стон, и вот он уже срывается с губ, и она чувствует рядом дыхание Толливера, и он шепчет:
– Все хорошо, Сэм. Жизнь еще не кончилась, и мы все успеем.
Он расстегнул ее пальто, а потом Саманта позволила расстегнуть и блузку. Прохладный воздух коснулся кожи. Сэм точно знала, что ее соски напряглись и затвердели, как всегда на холоде. И пусть. Она открыла глаза и смотрела, как Джек ласкает ее грудь.
Джек, чье дыхание убыстрилось – она слышала это, – прошептал:
– Боже, такая женщина… такая прекрасная женщина, и так долго ждала меня. Спасибо провидению или тому, что привело тебя в мою машину… в мою жизнь. И давай же насладимся этим подарком судьбы…
Свет на крыльце вспыхнул без всякого предупреждения. Джек и Саманта зажмурились от неожиданности.
– Эй вы, в машине. Могли бы и в дом зайти как взрослые люди! Или вы решили вспомнить подростковый возраст? – Голос Монти прозвучал громом и расколол очарование их замкнутого мирка. Пропало убежище, уголок вселенной, где вне времени и пространства их было только двое.
Залаял Дейл, а потом маленькая лохматая тень вырвалась из дома и понеслась к машине, тявкая и подпрыгивая от негодования.
Такое грубое вмешательство плюс осознание того, что Джек быстро и ловко застегнул ее блузку – что указывало на многие годы тренировки и огромную практику, – слегка привели Сэм в чувство. Она вдруг задумалась о том, сколько блузок Джек Толливер успел расстегнуть и застегнуть за последние несколько лет. И сколько сосков он ласкал за свою бурную жизнь. Учитывая, что каждая женщина имеет два соска, число женщин надо умножить на два – наверное, получатся тысячи.
Щелкнул замок, и Сэм поняла, что дверца машины открыта, а значит, путь к отступлению свободен. Она решила спастись бегством, пока все не стало еще хуже.
– Сэм, – позвал Джек, но Саманта, не оборачиваясь, спешила к дому, с ужасом улавливая звук собачьих когтей, царапающих дорогущую машину Толливера.
Монти с выражением «Я же тебя предупреждала», скрестив на груди руки, торчала у двери. Взглянув на раскрасневшуюся и запыхавшуюся Саманту, подруга ехидно поинтересовалась:
– Тяжелый денек? Наверное, работы невпроворот?
Не ответив, Сэм понеслась по лестнице вверх. А неугомонная подруга продолжала вещать ей вслед:
– Если ты все еще хоть немного интересуешься детьми, то они спят. Они мне сказали, что Дейла можно впустить в дом, но этот маленький негодяй надул на тот красивый коврик на кухне. Саймон ушел спать вместе с твоими, и я решила, что тоже переночую здесь. Я устроилась в одной из гостевых спален. Надеюсь, ты не против? Тут полно комнат. Больше чем в средних размеров отеле.
Саманта достигла площадки второго этажа, поскользнулась на мраморном полу, но удержалась за стену и не упала. Не снижая темпа, она спешила в северное крыло.
– Я жду завтра утром полный отчет, – крикнула ей вслед Монти. – С подробностями! О тебе и Джеке, а не о стейке и соусе!
– Спокойной ночи, Монти! – отозвалась Сэм, которой хотелось одного – остаться за плотно закрытыми дверями спальни и чтоб ее никто не беспокоил.
«Приходится признать, что события развиваются несколько неожиданным путем», – сказал себе Джек Толливер, опускаясь в любимое кожаное кресло и закидывая ноги на низкий столик.
Он откупорил бутылку «Короны», нашарил дистанционник от телевизора и принялся бездумно нажимать на кнопки, просматривая все 107 каналов. Не найдя ничего интересного, Джек со вздохом выключил телевизор, потом устроился поудобнее, закрыл глаза и спросил себя: как такое могло случиться? Как он мог загнать себя в такую ловушку?
Джек Толливер может получить любую женщину – нужно только поманить пальцем. Но по условиям контракта он не должен этого делать. И что гораздо хуже – единственная женщина, которая пробудила в нем живой интерес, работает на него, а потому сексуальные отношения с ней не только не приветствуются, но вообще выходят за рамки закона.
Джек отхлебнул пива и потер нос.
Еще немного, и ему придется лезть под холодный душ, потому что его мужское достоинство вот уже три часа стояло, как готовая к взлету ракета.
Все произошло в тот момент, когда Саманта Монро вышла из дамской комнаты. Ее глаза сверкали, а округлые бедра как-то так двигались при ходьбе… они двигались так, что он позабыл, о чем говорил, и замолчал на полуслове. Просто уставился на нее с отвисшей челюстью. Даже моргнул пару раз, надеясь, что у него просто фантазия разыгралась, но нет – Саманта так изменилась, что его тело среагировало незамедлительно. Хорошо, что в «Сент-Элмо» длинные скатерти и большие салфетки. Джек ухмыльнулся: «Вот уж не думал, что когда-нибудь смогу возбудиться в присутствии Брендона Милевски. Но вот поди ж ты»!
А потом случилась та сцена в машине, и теперь, судя по состоянию члена, он решил быть в боеготовности вечно – как часть программы противоракетной обороны, наверное.
Джек отпил пива и в качестве успокаивающего и расслабляющего средства прописал себе подумать о чем-то, кроме Саманты Монро. Нужно выбросить из головы ее чудесные синие глаза, изогнутые в улыбке полные губы, мягкие волосы, отвердевшие соски и то, как она стонала… и то, как просила, чтобы он овладел ею там же, в машине. Ч-черт!
Надо подумать о матери. Уж этот образ должен остудить его разгоряченную голову и все остальные части тела. Маргарет Дикинсон-Толливер опять оставила ему послание на автоответчике. Она грозилась приехать к Рождеству. Эта пугающая перспектива должна убить эрекцию на корню.
Джек прикончил пиво и встал, чтобы выбросить бутылку в мусор. Однако, поднимаясь из кресла, он, видимо, неудачно наступил на ногу, и боль пронзила его от голени до бедра. Агония, длящаяся вечность. Зато теперь ему стало легче – мама плюс напоминание о самом страшном дне его жизни. Эрекция спала, и Джек облегченно вздохнул.
В полутемной квартире телефонный звонок прозвучал почему-то особенно громко.
– Какого черта ты сделал такую глупость? – Конечно, это была Кара, и она была вне себя. – Я еще не договорилась с людьми «Голдмана – Штейнама». А «Уитком индастриз»? Ты же знаешь, какие они капризные! Разве в этом заключался наш план, Джек? Предполагалось, что объявление о помолвке будет сделано после того, как ты заявишь о своем решении участвовать в выборах. Теперь под вопросом оказались пожертвования от корпораций на сумму около ста тысяч!
– Тебе позвонила Сэм?
– Я ей звонила. И она мне рассказала. Я спросила ее, кто присутствовал при этом вашем скороспелом объявлении, а она заявила, что там был лоббист, которого она встречала прежде. И зовут его Брендон как-то там. Я чуть не описалась! Ты что, не знаешь Брендона Милевски? Да он наверняка с телефона до сих пор не слезает – рассказывает всем последние новости. Он всегда старается подкинуть репортерам что-нибудь горяченькое, чтобы они были у него в долгу. Вопрос в том, кому из журналистов он решил слить такую ценную информацию? Возможно, кому-нибудь из тех ребят, что освещают выборы… Но мне пока никто не звонил, и это странно. Они все же стараются сначала получить подтверждение, чтобы не попасть впросак. – Кара набрала новую порцию воздуха и продолжила: – Ну-ка напрягись. Кого из журналистов знает Милевски?
– Всех до единого. А как Сэм? Как тебе показалось, с ней все в порядке?
– М-м… Слушай, а Милевски знает Кристи?
– Понятия не имею. Так как у нее был голос?
– У кого? У Кристи?
– Нет, у Саманты.
– Голос как голос, как всегда. Она сказала, что ужин был очень вкусный, так что все хорошо.
Джек вздохнул с облегчением. Конечно, она не стала бы рассказывать Каре о том, что случилось в машине. Ему понравилось, но Толливер странным образом не ощущал уверенности в том, что Сэм положительно отнесется к их небольшой интимной сессии.
– Тебе не показалось, что она устала?
Некоторое время Кара пребывала в молчании, вызванном настоящей оторопью. Потом осторожно спросила:
– Что с тобой, Джек? Я думала, мы все обсудили и определили наиболее оптимальное время для объявления помолвки. Теперь нам придется выкручиваться. А если поднимется по-настоящему большая волна, возможно, придется давать совместную пресс-конференцию. Я уже позвонила Стюарту, и мы минут через сорок подъедем, чтобы все обсудить.
– Я у себя, – покорно сказал Толливер.
– Конечно, ты у себя, и я прекрасно это знаю, так как звонила тебе на домашний и мы до сих пор разговариваем, ты не заметил? Что с тобой, Джек?
Толливер молчал, не зная, что ответить.
– Дже-е-ек!
– Маргарет звонит непрерывно. Теперь она угрожает заявиться домой к Рождеству. Я этого не вынесу.
Кара фыркнула:
– Мне тоже достается, не думай, что ты один такой счастливчик. Сегодня она звонила мне, жаловалась на тебя и выспрашивала. Я ей ничего не сказала, потому что это совершенно не телефонный разговор. Тебе придется рассказать ей наш план при личной встрече. В качестве поддержки будем мы со Стюартом. Я даже настаиваю на нашем присутствии.
– Да уж, пожалуйста, поприсутствуйте, – язвительно буркнул Джек. – Ведь именно тебе принадлежит та замечательная идея, которую мы теперь претворяем в жизнь.
– Нам нужно подать наш план как стопроцентно верный, понимаешь? Ты должен выразить уверенность, что все пройдет так, как задумано. Иначе Маргарет нас съест.
– С потрохами, – мрачно добавил Джек. Он залез в холодильник и достал еще одну бутылку «Короны». Снял пробку и отпил из горлышка. – Знаешь, Кара, наверное, это не совсем нормально, когда взрослый мужчина не может поговорить с собственной матерью, если при нем нет двух адвокатов.
– Ну, знаешь, многое зависит оттого, какая это мать. Твою трудно назвать матерью Терезой.
– Да уж, скорее леди Макбет.
– Мои соболезнования. Но – нравится тебе или нет – на этих выборах тебе понадобится любая поддержка, в том числе и голос матери. Она играет заметную роль в обществе, и люди прислушиваются к ее мнению. Если она не поддержит тебя… даже если просто промолчит, многие заметят столь несвоевременную сдержанность и это заставит их задуматься и заколебаться. Мы должны убедить ее сотрудничать с нами. Маргарет придется изобразить восторг по поводу того, что ее непутевый сын наконец решил остепениться.
– С трудом представляю себе подобный ход событий. Она будет в ярости.
– Переживем. Кстати, Джек, Сэм рассказала мне о том, что произошло, когда вы вернулись домой после ужина. Надеюсь, ты не слишком сердишься?
Джек как раз собирался отхлебнуть еще пива из горлышка бутылки, но при этих словах рука его дрогнула, и пиво выплеснулась на рубашку. Облизав горлышко и забыв сделать глоток, Джек прохрипел в трубку:
– Она тебе рассказала?
Одновременно он прижал трубку плечом, схватил рулон бумажных полотенец и принялся отрывать одно за другим и промокать рубашку; пиво было холодным, а кроме того, струйки текли по животу и подбирались к брюкам. Оказаться в мокрых брюках Джеку совсем не хотелось.
– Ну да, – безмятежно продолжала Кара. – Само собой, она очень расстроилась и даже предложила вычесть ущерб из ее месячного содержания, оговоренного договором, но я ее обнадежила и сказала, что ты не слишком расстраиваешься из-за таких вещей.
Джек бросил полотенца и перехватил трубку поудобнее. Он уставился на микроволновку и дважды пересчитал кнопки на ее панели. Потом перевел растерянный взгляд на кофеварку, но она также отказывалась вносить ясность в происходящее. Толливер выглянул в окно. Фонари лучились желто-розовым светом, и им тоже казалось странным, что Сэм решила рассматривать прерванное соитие как инцидент, за который стоит вычесть из ее денежного содержания.
– Кара, – осторожно начал Джек, – боюсь, я не совсем…
– Она сказала, что Монти все видела.
– Черт…
– Ну так что ты сам скажешь? Ущерб действительно велик?
Джек решительно поставил на стол бутылку пива и растерянно взъерошил волосы.
– Да нет, никакого неисправимого вреда причинено не было. Просто ошибка… такое случается. Больше не повторится. В конце концов, мы взрослые люди и вполне в состоянии справиться со своими эмоциями.
– Никогда прежде не слышала, чтобы о царапинах на машине говорили с таким философским спокойствием, – задумчиво протянула Кара. – Но если ты так к этому относишься, и решил не предъявлять претензий, то я, честно говоря, только рада. К тому же, чтобы закрыть на сегодня собачью тему, могу добавить, что Дейл еще нагадил на один из ковров в доме.
– Это хорошие новости! – Джек, который наконец понял, что они с Карой говорили о совершенно разных вещах, вздохнул с облегчением, но Кара поняла его слова по-своему.
– Вот только не надо впадать в сарказм, – предостерегающе заявила она.
Адвокаты явились, как и обещали, меньше чем через час. Они устроились за столом в гостиной и до двух ночи обсуждали, как обернуть в свою пользу преждевременное заявление Джека о помолвке. В конце концов, было решено, что можно несколько форсировать развитие событий и почаще появляться вместе на публике, но официальные заявления о предстоящей свадьбе и об участии Джека в выборах должны прозвучать одновременно. Толливеру предстояло совершить этот исторический шаг на открытии дельфинария.
– Было бы глупо упустить такую возможность, – сказала Кара, закрывая свой ноутбук. – Детишки в зоопарке – что может быть более искренним и привлекательным для публики?
В ожидании решающего момента Саманте и Толливеру предписывалось видеться как можно чаше. Ближайший выход в свет – субботний рождественский бал.
– Избегай прямых ответов на вопросы о помолвке, но ничего не отрицай, – инструктировала Кара Джека.
– Точно, мы их заинтригуем, – добавил Стюарт.
– Легко говорить – избегай, не отрицай, – фыркнул Джек. – Сами бы попробовали.
– Ничего, постараешься, – решительно заявила Кара и, не удержавшись, добавила: – Тебе еще не приходилось бывать в шкуре того, кого дразнят.
Наконец Джек распрощался с адвокатами и остался один. Как же он не сообразил? Джек улыбнулся. Теперь все стало на свои места! Наверняка именно это и случилось в машине сегодня вечером. Она дразнила его! Может, даже ненамеренно, но результат оказался весьма впечатляющим.
Толливер вспомнил свои ощущения, когда Саманта убежала из машины. Он дышал как бегун на короткой дистанции, желание снедало его, а едва ли не больнее физической неудовлетворенности было чувство неудовлетворенного любопытства. Эта женщина явила совершенно неожиданное сочетание красоты и удивительного чувства юмора – и Джек не смог устоять перед подобным сочетанием. Она зацепила его, и он набрался смелости и признался себе в этом.
Все еще думая о Саманте Монро, Джек погасил свет в кухне и в гостиной и двинулся в спальню. Он думал о том, что многие годы его жизнь была словно пиршество гурмана, где самыми изысканными блюдами были женщины. Он знал женщин, совершенных телом и лицом, чьи мозги можно было с успехом заменить пучком редиски – никто бы не заметил разницы. У него были интеллектуалки, которые стремились все анализировать, и это мешало им просто по-человечески получать удовольствие от жизни и от секса. Он отдал должное девушкам-тусовщицам, завсегдатаям вечеринок. Те всегда готовы были устремиться навстречу радостям секса и завести легкую и ни к чему не обязывающую интрижку. Но такие отношения всегда заканчивались одинаково: Джек чувствовал себя неудовлетворенным, и ему становилось скучно. Хотелось чего-то большего, некой глубины чувств.
Саманта Монро оказалась вне его опыта. Толливер никогда прежде не сталкивался с женщиной столь сексуальной и красивой. И в то же время ее юмор мог обжечь, как самый острый перчик чили. Против такого сочетания трудно устоять. И вдруг Джеку пришла в голову странная мысль: ни к одной из женщин, с которыми он спал прошедшие десять лет, он не смог бы прийти за утешением или сочувствием. Ни одна не поняла бы его, попроси он встретиться просто для того, чтобы поговорить. Ни одна из его подруг не смогла – да и не хотела – держать втайне их отношения. Ему и в голову не приходило доверить кому-то из них секрет или просто личную информацию. Отсюда можно сделать простой и неутешительный вывод – он ни с одной женщиной не мог переспать так, чтобы это не попало в газеты и не повредило его кампании. А значит, ему предстоит жить монахом еще довольно долго. До выборов, если быть точным. Если взглянуть на сложившуюся ситуацию с более глобальной точки зрения, то картина открывалась совсем неутешительная. «Черт возьми, как же я дошел до такой жизни»?
Глава 7
Бог с ними, со словами, но голос! Он стал ниже, и в нем появилась хрипотца, которая была недвусмысленно сексуальна. Лицо Толливера склонилось ближе, и Саманта в ужасе перестала дышать, но потом ей все же пришлось вдохнуть в себя воздух – и его запах. Джек Толливер пах дорогим одеколоном, возбужденным мужчиной и почему-то сахарным печеньем… и против такого аромата устоять было невозможно. Саманта честно попыталась вжаться в спинку сиденья и пробормотала:
– Джек, подожди…
Но конечно, он не стал ждать. Его ладонь легла ей на затылок, а губы были уже в нескольких миллиметрах от ее рта, и Саманта чувствовала его дыхание на своей щеке. Деться было некуда, и, повинуясь его воле, Сэм сдалась и позволила себя поцеловать. Джек Толливер целовал ее так, как никто и никогда прежде. И это было чудесно, а потом она вдруг рассердилась. Почему, собственно, никто прежде не целовал ее так?
Где она была все эти годы? Почему не встретила человека, который бы умел так целоваться?
Меж тем поцелуй становился все жарче, и Толливер ловко отстегнул ремень Саманты и прижал ее к себе. Саманта чувствовала тяжесть его тела и напор губ, и вдруг в ее горле родился негромкий стон. Губы Джека скользнули по щеке, и вот он уже целовал нежную кожу чуть ниже уха, и это заводило Саманту еще больше. Губы Джека коснулись ее горла, Саманта откинула голову назад и снова застонала.
– Ты такая сладкая… – раздался голос Толливера в полумраке машины.
– Джек!
– Ты так чудесно пахнешь…
– Джек, остановись…
– Я не хочу.
– Черт, если ты не прекратишь немедленно…
– Да?
– Я… я немного растерялась.
– Я тоже.
– Тогда… – Ее голос вдруг набрал силу, и Саманта воскликнула: – Тогда сделай это сейчас! Слышишь? Я сойду с ума, если ничего не случится! Давай же, возьми меня прямо сейчас!
Толливер замер. Странно, что именно эти слова смогли остановить его возбуждение. Джек уперся руками в спинку сиденья и чуть отстранился, разглядывая Саманту. Она не смогла отвести взгляд и увидела, что Толливер пребывает в состоянии шока.
– Твою мать… – пробормотал Джек.
Сэм закрыла глаза. Нужно умереть немедленно, и тогда она не узнает, был ли это отказ или проклятие вырвалось у него от удивления. И ей не придется краснеть всякий раз, вспоминая, как она потребовала от босса заняться с ней сексом. Господи, ну почему нельзя просто провалиться сквозь землю? И как теперь выйти из этого дурацкого положения?
– Прости, – прошептала она, отворачиваясь.
Но Джек осторожно удержал ее голову, прижав ладонь к щеке Саманты, и тихо сказал:
– Эй, не уходи.
Саманта по-прежнему сидела, крепко зажмурившись, и пыталась вывернуться из рук Толливера, но бороться с ним в машине было трудно. Джек удержал ее на месте и мягко попросил:
– Посмотри на меня, Сэм.
– Нет!
– Открой глаза и взгляни на меня.
Саманта приоткрыла один глаз и увидела улыбающееся лицо Джека.
– Теперь ты убедился, что я дура ненормальная? Ненормальная женщина, у которой так давно не было секса, что она готова наброситься на собственного работодателя. Наверное, прежде чем нанимать меня, стоило поинтересоваться и этой стороной моей биографии. Прежде чем ты сделал мне предложение… ну, то есть сделал вид, что сделал мне предложение… Можно я теперь пойду? Отпусти меня!
Джек улыбался. Его ладонь нежно гладила ее щеку, потом волосы, пальцы скользнули ниже, туда, где бьется пульс, к пуговицам пальто, а потом и блузки.
Сэм опять закрыла глаза, чувствуя, как в горле рождается тихий стон, и вот он уже срывается с губ, и она чувствует рядом дыхание Толливера, и он шепчет:
– Все хорошо, Сэм. Жизнь еще не кончилась, и мы все успеем.
Он расстегнул ее пальто, а потом Саманта позволила расстегнуть и блузку. Прохладный воздух коснулся кожи. Сэм точно знала, что ее соски напряглись и затвердели, как всегда на холоде. И пусть. Она открыла глаза и смотрела, как Джек ласкает ее грудь.
Джек, чье дыхание убыстрилось – она слышала это, – прошептал:
– Боже, такая женщина… такая прекрасная женщина, и так долго ждала меня. Спасибо провидению или тому, что привело тебя в мою машину… в мою жизнь. И давай же насладимся этим подарком судьбы…
Свет на крыльце вспыхнул без всякого предупреждения. Джек и Саманта зажмурились от неожиданности.
– Эй вы, в машине. Могли бы и в дом зайти как взрослые люди! Или вы решили вспомнить подростковый возраст? – Голос Монти прозвучал громом и расколол очарование их замкнутого мирка. Пропало убежище, уголок вселенной, где вне времени и пространства их было только двое.
Залаял Дейл, а потом маленькая лохматая тень вырвалась из дома и понеслась к машине, тявкая и подпрыгивая от негодования.
Такое грубое вмешательство плюс осознание того, что Джек быстро и ловко застегнул ее блузку – что указывало на многие годы тренировки и огромную практику, – слегка привели Сэм в чувство. Она вдруг задумалась о том, сколько блузок Джек Толливер успел расстегнуть и застегнуть за последние несколько лет. И сколько сосков он ласкал за свою бурную жизнь. Учитывая, что каждая женщина имеет два соска, число женщин надо умножить на два – наверное, получатся тысячи.
Щелкнул замок, и Сэм поняла, что дверца машины открыта, а значит, путь к отступлению свободен. Она решила спастись бегством, пока все не стало еще хуже.
– Сэм, – позвал Джек, но Саманта, не оборачиваясь, спешила к дому, с ужасом улавливая звук собачьих когтей, царапающих дорогущую машину Толливера.
Монти с выражением «Я же тебя предупреждала», скрестив на груди руки, торчала у двери. Взглянув на раскрасневшуюся и запыхавшуюся Саманту, подруга ехидно поинтересовалась:
– Тяжелый денек? Наверное, работы невпроворот?
Не ответив, Сэм понеслась по лестнице вверх. А неугомонная подруга продолжала вещать ей вслед:
– Если ты все еще хоть немного интересуешься детьми, то они спят. Они мне сказали, что Дейла можно впустить в дом, но этот маленький негодяй надул на тот красивый коврик на кухне. Саймон ушел спать вместе с твоими, и я решила, что тоже переночую здесь. Я устроилась в одной из гостевых спален. Надеюсь, ты не против? Тут полно комнат. Больше чем в средних размеров отеле.
Саманта достигла площадки второго этажа, поскользнулась на мраморном полу, но удержалась за стену и не упала. Не снижая темпа, она спешила в северное крыло.
– Я жду завтра утром полный отчет, – крикнула ей вслед Монти. – С подробностями! О тебе и Джеке, а не о стейке и соусе!
– Спокойной ночи, Монти! – отозвалась Сэм, которой хотелось одного – остаться за плотно закрытыми дверями спальни и чтоб ее никто не беспокоил.
«Приходится признать, что события развиваются несколько неожиданным путем», – сказал себе Джек Толливер, опускаясь в любимое кожаное кресло и закидывая ноги на низкий столик.
Он откупорил бутылку «Короны», нашарил дистанционник от телевизора и принялся бездумно нажимать на кнопки, просматривая все 107 каналов. Не найдя ничего интересного, Джек со вздохом выключил телевизор, потом устроился поудобнее, закрыл глаза и спросил себя: как такое могло случиться? Как он мог загнать себя в такую ловушку?
Джек Толливер может получить любую женщину – нужно только поманить пальцем. Но по условиям контракта он не должен этого делать. И что гораздо хуже – единственная женщина, которая пробудила в нем живой интерес, работает на него, а потому сексуальные отношения с ней не только не приветствуются, но вообще выходят за рамки закона.
Джек отхлебнул пива и потер нос.
Еще немного, и ему придется лезть под холодный душ, потому что его мужское достоинство вот уже три часа стояло, как готовая к взлету ракета.
Все произошло в тот момент, когда Саманта Монро вышла из дамской комнаты. Ее глаза сверкали, а округлые бедра как-то так двигались при ходьбе… они двигались так, что он позабыл, о чем говорил, и замолчал на полуслове. Просто уставился на нее с отвисшей челюстью. Даже моргнул пару раз, надеясь, что у него просто фантазия разыгралась, но нет – Саманта так изменилась, что его тело среагировало незамедлительно. Хорошо, что в «Сент-Элмо» длинные скатерти и большие салфетки. Джек ухмыльнулся: «Вот уж не думал, что когда-нибудь смогу возбудиться в присутствии Брендона Милевски. Но вот поди ж ты»!
А потом случилась та сцена в машине, и теперь, судя по состоянию члена, он решил быть в боеготовности вечно – как часть программы противоракетной обороны, наверное.
Джек отпил пива и в качестве успокаивающего и расслабляющего средства прописал себе подумать о чем-то, кроме Саманты Монро. Нужно выбросить из головы ее чудесные синие глаза, изогнутые в улыбке полные губы, мягкие волосы, отвердевшие соски и то, как она стонала… и то, как просила, чтобы он овладел ею там же, в машине. Ч-черт!
Надо подумать о матери. Уж этот образ должен остудить его разгоряченную голову и все остальные части тела. Маргарет Дикинсон-Толливер опять оставила ему послание на автоответчике. Она грозилась приехать к Рождеству. Эта пугающая перспектива должна убить эрекцию на корню.
Джек прикончил пиво и встал, чтобы выбросить бутылку в мусор. Однако, поднимаясь из кресла, он, видимо, неудачно наступил на ногу, и боль пронзила его от голени до бедра. Агония, длящаяся вечность. Зато теперь ему стало легче – мама плюс напоминание о самом страшном дне его жизни. Эрекция спала, и Джек облегченно вздохнул.
В полутемной квартире телефонный звонок прозвучал почему-то особенно громко.
– Какого черта ты сделал такую глупость? – Конечно, это была Кара, и она была вне себя. – Я еще не договорилась с людьми «Голдмана – Штейнама». А «Уитком индастриз»? Ты же знаешь, какие они капризные! Разве в этом заключался наш план, Джек? Предполагалось, что объявление о помолвке будет сделано после того, как ты заявишь о своем решении участвовать в выборах. Теперь под вопросом оказались пожертвования от корпораций на сумму около ста тысяч!
– Тебе позвонила Сэм?
– Я ей звонила. И она мне рассказала. Я спросила ее, кто присутствовал при этом вашем скороспелом объявлении, а она заявила, что там был лоббист, которого она встречала прежде. И зовут его Брендон как-то там. Я чуть не описалась! Ты что, не знаешь Брендона Милевски? Да он наверняка с телефона до сих пор не слезает – рассказывает всем последние новости. Он всегда старается подкинуть репортерам что-нибудь горяченькое, чтобы они были у него в долгу. Вопрос в том, кому из журналистов он решил слить такую ценную информацию? Возможно, кому-нибудь из тех ребят, что освещают выборы… Но мне пока никто не звонил, и это странно. Они все же стараются сначала получить подтверждение, чтобы не попасть впросак. – Кара набрала новую порцию воздуха и продолжила: – Ну-ка напрягись. Кого из журналистов знает Милевски?
– Всех до единого. А как Сэм? Как тебе показалось, с ней все в порядке?
– М-м… Слушай, а Милевски знает Кристи?
– Понятия не имею. Так как у нее был голос?
– У кого? У Кристи?
– Нет, у Саманты.
– Голос как голос, как всегда. Она сказала, что ужин был очень вкусный, так что все хорошо.
Джек вздохнул с облегчением. Конечно, она не стала бы рассказывать Каре о том, что случилось в машине. Ему понравилось, но Толливер странным образом не ощущал уверенности в том, что Сэм положительно отнесется к их небольшой интимной сессии.
– Тебе не показалось, что она устала?
Некоторое время Кара пребывала в молчании, вызванном настоящей оторопью. Потом осторожно спросила:
– Что с тобой, Джек? Я думала, мы все обсудили и определили наиболее оптимальное время для объявления помолвки. Теперь нам придется выкручиваться. А если поднимется по-настоящему большая волна, возможно, придется давать совместную пресс-конференцию. Я уже позвонила Стюарту, и мы минут через сорок подъедем, чтобы все обсудить.
– Я у себя, – покорно сказал Толливер.
– Конечно, ты у себя, и я прекрасно это знаю, так как звонила тебе на домашний и мы до сих пор разговариваем, ты не заметил? Что с тобой, Джек?
Толливер молчал, не зная, что ответить.
– Дже-е-ек!
– Маргарет звонит непрерывно. Теперь она угрожает заявиться домой к Рождеству. Я этого не вынесу.
Кара фыркнула:
– Мне тоже достается, не думай, что ты один такой счастливчик. Сегодня она звонила мне, жаловалась на тебя и выспрашивала. Я ей ничего не сказала, потому что это совершенно не телефонный разговор. Тебе придется рассказать ей наш план при личной встрече. В качестве поддержки будем мы со Стюартом. Я даже настаиваю на нашем присутствии.
– Да уж, пожалуйста, поприсутствуйте, – язвительно буркнул Джек. – Ведь именно тебе принадлежит та замечательная идея, которую мы теперь претворяем в жизнь.
– Нам нужно подать наш план как стопроцентно верный, понимаешь? Ты должен выразить уверенность, что все пройдет так, как задумано. Иначе Маргарет нас съест.
– С потрохами, – мрачно добавил Джек. Он залез в холодильник и достал еще одну бутылку «Короны». Снял пробку и отпил из горлышка. – Знаешь, Кара, наверное, это не совсем нормально, когда взрослый мужчина не может поговорить с собственной матерью, если при нем нет двух адвокатов.
– Ну, знаешь, многое зависит оттого, какая это мать. Твою трудно назвать матерью Терезой.
– Да уж, скорее леди Макбет.
– Мои соболезнования. Но – нравится тебе или нет – на этих выборах тебе понадобится любая поддержка, в том числе и голос матери. Она играет заметную роль в обществе, и люди прислушиваются к ее мнению. Если она не поддержит тебя… даже если просто промолчит, многие заметят столь несвоевременную сдержанность и это заставит их задуматься и заколебаться. Мы должны убедить ее сотрудничать с нами. Маргарет придется изобразить восторг по поводу того, что ее непутевый сын наконец решил остепениться.
– С трудом представляю себе подобный ход событий. Она будет в ярости.
– Переживем. Кстати, Джек, Сэм рассказала мне о том, что произошло, когда вы вернулись домой после ужина. Надеюсь, ты не слишком сердишься?
Джек как раз собирался отхлебнуть еще пива из горлышка бутылки, но при этих словах рука его дрогнула, и пиво выплеснулась на рубашку. Облизав горлышко и забыв сделать глоток, Джек прохрипел в трубку:
– Она тебе рассказала?
Одновременно он прижал трубку плечом, схватил рулон бумажных полотенец и принялся отрывать одно за другим и промокать рубашку; пиво было холодным, а кроме того, струйки текли по животу и подбирались к брюкам. Оказаться в мокрых брюках Джеку совсем не хотелось.
– Ну да, – безмятежно продолжала Кара. – Само собой, она очень расстроилась и даже предложила вычесть ущерб из ее месячного содержания, оговоренного договором, но я ее обнадежила и сказала, что ты не слишком расстраиваешься из-за таких вещей.
Джек бросил полотенца и перехватил трубку поудобнее. Он уставился на микроволновку и дважды пересчитал кнопки на ее панели. Потом перевел растерянный взгляд на кофеварку, но она также отказывалась вносить ясность в происходящее. Толливер выглянул в окно. Фонари лучились желто-розовым светом, и им тоже казалось странным, что Сэм решила рассматривать прерванное соитие как инцидент, за который стоит вычесть из ее денежного содержания.
– Кара, – осторожно начал Джек, – боюсь, я не совсем…
– Она сказала, что Монти все видела.
– Черт…
– Ну так что ты сам скажешь? Ущерб действительно велик?
Джек решительно поставил на стол бутылку пива и растерянно взъерошил волосы.
– Да нет, никакого неисправимого вреда причинено не было. Просто ошибка… такое случается. Больше не повторится. В конце концов, мы взрослые люди и вполне в состоянии справиться со своими эмоциями.
– Никогда прежде не слышала, чтобы о царапинах на машине говорили с таким философским спокойствием, – задумчиво протянула Кара. – Но если ты так к этому относишься, и решил не предъявлять претензий, то я, честно говоря, только рада. К тому же, чтобы закрыть на сегодня собачью тему, могу добавить, что Дейл еще нагадил на один из ковров в доме.
– Это хорошие новости! – Джек, который наконец понял, что они с Карой говорили о совершенно разных вещах, вздохнул с облегчением, но Кара поняла его слова по-своему.
– Вот только не надо впадать в сарказм, – предостерегающе заявила она.
Адвокаты явились, как и обещали, меньше чем через час. Они устроились за столом в гостиной и до двух ночи обсуждали, как обернуть в свою пользу преждевременное заявление Джека о помолвке. В конце концов, было решено, что можно несколько форсировать развитие событий и почаще появляться вместе на публике, но официальные заявления о предстоящей свадьбе и об участии Джека в выборах должны прозвучать одновременно. Толливеру предстояло совершить этот исторический шаг на открытии дельфинария.
– Было бы глупо упустить такую возможность, – сказала Кара, закрывая свой ноутбук. – Детишки в зоопарке – что может быть более искренним и привлекательным для публики?
В ожидании решающего момента Саманте и Толливеру предписывалось видеться как можно чаше. Ближайший выход в свет – субботний рождественский бал.
– Избегай прямых ответов на вопросы о помолвке, но ничего не отрицай, – инструктировала Кара Джека.
– Точно, мы их заинтригуем, – добавил Стюарт.
– Легко говорить – избегай, не отрицай, – фыркнул Джек. – Сами бы попробовали.
– Ничего, постараешься, – решительно заявила Кара и, не удержавшись, добавила: – Тебе еще не приходилось бывать в шкуре того, кого дразнят.
Наконец Джек распрощался с адвокатами и остался один. Как же он не сообразил? Джек улыбнулся. Теперь все стало на свои места! Наверняка именно это и случилось в машине сегодня вечером. Она дразнила его! Может, даже ненамеренно, но результат оказался весьма впечатляющим.
Толливер вспомнил свои ощущения, когда Саманта убежала из машины. Он дышал как бегун на короткой дистанции, желание снедало его, а едва ли не больнее физической неудовлетворенности было чувство неудовлетворенного любопытства. Эта женщина явила совершенно неожиданное сочетание красоты и удивительного чувства юмора – и Джек не смог устоять перед подобным сочетанием. Она зацепила его, и он набрался смелости и признался себе в этом.
Все еще думая о Саманте Монро, Джек погасил свет в кухне и в гостиной и двинулся в спальню. Он думал о том, что многие годы его жизнь была словно пиршество гурмана, где самыми изысканными блюдами были женщины. Он знал женщин, совершенных телом и лицом, чьи мозги можно было с успехом заменить пучком редиски – никто бы не заметил разницы. У него были интеллектуалки, которые стремились все анализировать, и это мешало им просто по-человечески получать удовольствие от жизни и от секса. Он отдал должное девушкам-тусовщицам, завсегдатаям вечеринок. Те всегда готовы были устремиться навстречу радостям секса и завести легкую и ни к чему не обязывающую интрижку. Но такие отношения всегда заканчивались одинаково: Джек чувствовал себя неудовлетворенным, и ему становилось скучно. Хотелось чего-то большего, некой глубины чувств.
Саманта Монро оказалась вне его опыта. Толливер никогда прежде не сталкивался с женщиной столь сексуальной и красивой. И в то же время ее юмор мог обжечь, как самый острый перчик чили. Против такого сочетания трудно устоять. И вдруг Джеку пришла в голову странная мысль: ни к одной из женщин, с которыми он спал прошедшие десять лет, он не смог бы прийти за утешением или сочувствием. Ни одна не поняла бы его, попроси он встретиться просто для того, чтобы поговорить. Ни одна из его подруг не смогла – да и не хотела – держать втайне их отношения. Ему и в голову не приходило доверить кому-то из них секрет или просто личную информацию. Отсюда можно сделать простой и неутешительный вывод – он ни с одной женщиной не мог переспать так, чтобы это не попало в газеты и не повредило его кампании. А значит, ему предстоит жить монахом еще довольно долго. До выборов, если быть точным. Если взглянуть на сложившуюся ситуацию с более глобальной точки зрения, то картина открывалась совсем неутешительная. «Черт возьми, как же я дошел до такой жизни»?
Глава 7
В «Ящерице» было шумно и весело. Звучала музыка, со всех сторон раздавался смех, и Сэм посматривала по сторонам с удовольствием. Сегодня было не просто очередное заседание клуба. В лоно дружеской компании вернулись долго отсутствовавшие женщины. Во-первых, это Кэнди Магуфи. После рождения третьего ребенка – очаровательной девочки – ей целых три месяца было не до посиделок с подругами. Во-вторых, Оливия Петракис, которая два месяца не появлялась на людях, тяжело переживая второй развод. Вернувшихся с воодушевлением приветствовали такие стойкие члены клуба, как Денни и Ванда, а также Кара, Монти, Марсия и Саманта. За последнее время их компания увеличилась еще на одного человека: Бриджит Ларсон, разведенная мать двоих детей и хозяйка популярного кафе на Массачусетс-авеню. Заведение славилось своими завтраками, хоть и было совсем небольшим и примостилось среди художественных галерей, книжных магазинов и бутиков.
Именно Бриджит не вытерпела первой и, округлив глаза, выпалила:
– Господи помилуй, Сэм, я просто не могла поверить своим глазам, когда прочла это в газете! Все знают, что Джек Толливер – самый известный плейбой нашего штата. Неужели ты давно его знаешь? И вы встречаетесь? Хотя в статье вообще говорилось о помолвке… Неужели это правда?
Сэм сделала радостное лицо, не осмеливаясь взглянуть в сторону Монти. Зато она быстро взглянула на Кару. Та чуть заметно кивнула, словно давая команду начинать. Придется выкручиваться, выдавая какие-то минимальные сведения, так как всех просто распирало от любопытства. После того памятного ужина в «Сент-Элмо» Кристи Скоэн разродилась невероятно ядовитой статьей о «якобы» помолвке, и подружки, конечно же, тоже ее прочли.
– Ну что вам сказать… Нас познакомила Кара. Не очень давно. Так что и встречаемся мы недолго. А что касается помолвки… – Она помедлила, подбирая слова. – Знаете, девочки, не хочу ничего загадывать. Пусть все идет само собой, и Джеку решать…
– То есть это правда? – Глаза Кэнди стали еще больше, а рот приоткрылся от изумления. – Ты действительно обручена с самым завидным холостяком штата Индиана? Я прозевала такое событие! Как обидно! Ну почему все должно было случиться именно в тот момент, когда я возилась с заболевшим малышом!
– Думаю, ты не так уж много пропустила, – подала голос Монти. – По крайней мере, официальная часть нам еще предстоит… я надеюсь. – Отвечая на вопросительные взгляды подруг, она пояснила; – Кольца-то у нее нет.
– Кольцо – это всего лишь средневековый пережиток. Символ патриархата и мужской власти, символ порабощения женщины, – провозгласила Денни.
– А мне нравится обычай дарить девушке кольцо в знак серьезности намерений, – возразила Ванда. – Ты бы какое хотела получить, Сэм? Что тебе больше нравится: золото или платина? Или, может, белое золото?
– Конечно, платиновое лучше, – быстро сказала Монти. Кара засмеялась, а Саманта закатила глаза. Но вопрос требовал ответа, и она сказала:
– Мы как-то не обсуждали этот момент. И знаете что – если настанет такой день, что он действительно подарит мне кольцо, торжественно клянусь: вы первые об этом узнаете.
Компания загудела одобрительно, а Саманта разглядывала подруг, печально размышляя о том, что ложь – вещь непростая и опасная и даже тут, среди дружески настроенных людей, она не может быть откровенной. Поэтому получается какой-то сложный клубок: Кара, Денни и Монти знали, что она всего лишь нанята играть роль. Марсия, Ванда, Кэнди, Оливия и Бриджит верили в услышанное и искренне считали, что она встречается с Джеком. Но никто из них не знал, что она почти соблазнила его тогда, в полутемном кожаном салоне «лексуса».
Сэм вздохнула. Она вдруг поняла, что эти встречи за бокалом вина больше не будут приносить ей такого удовольствия и разрядки, как раньше. Уже сейчас, когда представление только началось, ей приходится все время быть начеку, чтобы поддерживать свою легенду. Это требует сосредоточенности и больших затрат энергии. А ведь Джек еще даже не объявил о своем намерении бороться за кресло сенатора. Что же будет, когда события действительно начнут развиваться?
– А я буду свидетельницей на свадьбе, – заявила вдруг Монти и засияла, принимая поздравления подруг.
Сэм покачала головой. Иногда ей казалось, что Монти получает от происходящего какое-то странное удовольствие. Она, казалось, не воспринимает договор серьезно, словно это всего лишь игра.
– Думаю, свидетельница и остальные подружки невесты будут в светло-зеленом. Ну, можно добавить горчичного в отделку платьев, – мстительно сказала Саманта, прекрасно зная, что именно эти цвета Монти терпеть не может.
– Ты что – мне совершенно не идет светло-зеленый! – немедленно надулась та. Ее многочисленные косички возмущенно запрыгали – так энергично Монти трясла головой. – Лучше что-нибудь оранжевое. Такого… неонового оттенка.
Оливия вдруг перестала улыбаться, глаза ее наполнились слезами, и она горько сказала:
Именно Бриджит не вытерпела первой и, округлив глаза, выпалила:
– Господи помилуй, Сэм, я просто не могла поверить своим глазам, когда прочла это в газете! Все знают, что Джек Толливер – самый известный плейбой нашего штата. Неужели ты давно его знаешь? И вы встречаетесь? Хотя в статье вообще говорилось о помолвке… Неужели это правда?
Сэм сделала радостное лицо, не осмеливаясь взглянуть в сторону Монти. Зато она быстро взглянула на Кару. Та чуть заметно кивнула, словно давая команду начинать. Придется выкручиваться, выдавая какие-то минимальные сведения, так как всех просто распирало от любопытства. После того памятного ужина в «Сент-Элмо» Кристи Скоэн разродилась невероятно ядовитой статьей о «якобы» помолвке, и подружки, конечно же, тоже ее прочли.
– Ну что вам сказать… Нас познакомила Кара. Не очень давно. Так что и встречаемся мы недолго. А что касается помолвки… – Она помедлила, подбирая слова. – Знаете, девочки, не хочу ничего загадывать. Пусть все идет само собой, и Джеку решать…
– То есть это правда? – Глаза Кэнди стали еще больше, а рот приоткрылся от изумления. – Ты действительно обручена с самым завидным холостяком штата Индиана? Я прозевала такое событие! Как обидно! Ну почему все должно было случиться именно в тот момент, когда я возилась с заболевшим малышом!
– Думаю, ты не так уж много пропустила, – подала голос Монти. – По крайней мере, официальная часть нам еще предстоит… я надеюсь. – Отвечая на вопросительные взгляды подруг, она пояснила; – Кольца-то у нее нет.
– Кольцо – это всего лишь средневековый пережиток. Символ патриархата и мужской власти, символ порабощения женщины, – провозгласила Денни.
– А мне нравится обычай дарить девушке кольцо в знак серьезности намерений, – возразила Ванда. – Ты бы какое хотела получить, Сэм? Что тебе больше нравится: золото или платина? Или, может, белое золото?
– Конечно, платиновое лучше, – быстро сказала Монти. Кара засмеялась, а Саманта закатила глаза. Но вопрос требовал ответа, и она сказала:
– Мы как-то не обсуждали этот момент. И знаете что – если настанет такой день, что он действительно подарит мне кольцо, торжественно клянусь: вы первые об этом узнаете.
Компания загудела одобрительно, а Саманта разглядывала подруг, печально размышляя о том, что ложь – вещь непростая и опасная и даже тут, среди дружески настроенных людей, она не может быть откровенной. Поэтому получается какой-то сложный клубок: Кара, Денни и Монти знали, что она всего лишь нанята играть роль. Марсия, Ванда, Кэнди, Оливия и Бриджит верили в услышанное и искренне считали, что она встречается с Джеком. Но никто из них не знал, что она почти соблазнила его тогда, в полутемном кожаном салоне «лексуса».
Сэм вздохнула. Она вдруг поняла, что эти встречи за бокалом вина больше не будут приносить ей такого удовольствия и разрядки, как раньше. Уже сейчас, когда представление только началось, ей приходится все время быть начеку, чтобы поддерживать свою легенду. Это требует сосредоточенности и больших затрат энергии. А ведь Джек еще даже не объявил о своем намерении бороться за кресло сенатора. Что же будет, когда события действительно начнут развиваться?
– А я буду свидетельницей на свадьбе, – заявила вдруг Монти и засияла, принимая поздравления подруг.
Сэм покачала головой. Иногда ей казалось, что Монти получает от происходящего какое-то странное удовольствие. Она, казалось, не воспринимает договор серьезно, словно это всего лишь игра.
– Думаю, свидетельница и остальные подружки невесты будут в светло-зеленом. Ну, можно добавить горчичного в отделку платьев, – мстительно сказала Саманта, прекрасно зная, что именно эти цвета Монти терпеть не может.
– Ты что – мне совершенно не идет светло-зеленый! – немедленно надулась та. Ее многочисленные косички возмущенно запрыгали – так энергично Монти трясла головой. – Лучше что-нибудь оранжевое. Такого… неонового оттенка.
Оливия вдруг перестала улыбаться, глаза ее наполнились слезами, и она горько сказала: