Довиль Кэтрин. Глазами любви

   Это произошло сутки назад. И больше не имело значения, потому что из Франции прибыл курьер с известием, что молодой король, принц Генри, который должен был править вместе с от­цом, но вместо этого поднял против него открытый мятеж, умер от дизентерии.
   Кое-кто шептал: «Яд». Однако слухи эти ни­чем не подтверждались. Во Франции верные Ген­ри люди горько его оплакивали, города Ле Мэн и Руан, поддержавшие Генри против его отца, чуть не передрались из-за права погребения его воз­любленного трупа. И в наследных землях короле­вы Элинор Аквитании образ его был увековечен в песне «Плач по молодому королю». Песня эта была сочинена трубадуром Бертраном де Борном. О королеве Элинор, запертой в своем замке-тем­нице, слышно ничего не было.
   Многие дни город Честер и замок Бистон были переполнены людьми, которые оплакивали принца. Приближенные короля говорили, что он погружен в безутешную скорбь и предается бес­пробудному пьянству. Несмотря на все раздоры, на все несогласия, несмотря на предательство юного Генри, король любил своего сына. Совет­ники и близкие друзья Генриха Роберт Бомон, граф Лестер и Джилберт Фолиот, епископ Лон­донский, не могли привести его в достаточно трез­вое состояние, чтобы он мог отправиться назад в Лондон. На севере исход войны оставался неясным: король Уильям Шотландский потерял в мо­лодом принце союзника.
   Замок Бистон бурлил слухами и сплетнями. Графы Херфорд и Норфолк выступили со своими армиями в надежде напасть на шотландцев, пока те не оправились еще от смятения, в которое по­вергло их известие о смерти молодого Генри.
   Все дороги были запружены. И тем не менее от короля прибыли рыцари с приказом немедлен­но увезти из Бистона девицу Идэйн.
   Управляющий замком – кастелян – явился сообщить ей, что король Генрих решил не сжигать ее на костре и не пытать на дыбе по обвинению в колдовстве и даже не заточил в донжоне замка Бистон. Из уважения к церкви было решено пре­проводить ее в ссылку в ее родной монастырь Сен-Сюльпис. Да отправится она туда нищей, ка­кой пришла, и в той одежде, что была на ней.
   За Идэйн прислали рыцарей и дали ей на сбор считанные минуты. Никакие просьбы дать ей хоть немного времени не могли их смягчить. Идэйн могла взять с собой только плащ, подби­тый мехом, гребень, зеркало, немного нижнего белья – все это было связано в узелок и брошено в корзинку.
   Жена коменданта бродила, ломая руки: ведь пол в комнате Идэйн был усеян разбросанными нарядами, которые они смастерили. Идэйн взяла леди Друсиллу за руку и отвела в сторону.
   – Я прошу вас передать весточку Магнусу фитц Джулиану. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он здесь, в замке Бистон. Я видела его во время празднества по случаю прибытия короля. Ах, леди Друсилла, пойдите к нему, – умоляла она, – скажите ему, что я возвращаюсь в монас­тырь по приказу короля Генриха! Если бы я могла поговорить с ним хоть минутку, на сердце у меня стало бы легче!
   Почтенная дама бросила на нее изумленный взгляд.
   – Ты говоришь о молодом сыне графа де Морлэ? Разве он только что не обручился с доче­рью графа Лестера?
   Идэйн отпрянула. Она об этом не слышала и высказала свою просьбу под влиянием импульса, не задумываясь. Магнус обручен?
   – Ах, девушка! – При виде выражения ли­ца Идэйн леди Друсилла обняла ее. – Не смотри так! Я привязалась к тебе и не могу видеть тебя такой печальной. – Она отстранилась и вытерла глаза. – А теперь, дорогая, попытайся забыть о печали и посмотреть на вещи с другой стороны. По крайней мере тебе сохранили жизнь, тебя не сожгли!
   В двери стоял рыцарь и делал им знаки.
   Идэйн взяла свой плащ. Итак, Магнус обру­чен! Он ни разу не пришел к ней, не попытался найти ее. Все еще оцепеневшая, она смогла только прошептать непослушными губами:
   – Да, это верно, по крайней мере жизнь мне оставили.
   Она последовала вниз по ступенькам за леди Друсиллой. Шел мелкий холодный дождь. Учи­тывая, что дороги запружены меняющими дислокацию войсками, им понадобится целый день на то, чтобы выбраться из города и попасть на север­ную дорогу.
   У подножия лестницы Идэйн ждал эскорт – двое конных рыцарей из королевской гвардии Генриха Второго и оруженосец с белыми, как лен, волосами. Сердце ее подскочило в груди при виде третьего всадника в темном плаще, под которым было обычное одеяние тамплиера – белое с крас­ным крестом.
   – Сэр Асгард!
   Когда тамплиер спешился, Идэйн подбежала к нему и схватила за руку. Пальцы его были хо­лодны.
   – Как ты себя чувствуешь? – крикнула она. Ей хотелось заключить его в объятия. – Я тебя не видела с той ночи… с тех пор, как король… – Идэйн осеклась.
   То, что случилось, было слишком ужасно, чтобы это можно было выразить словами и об­суждать даже с Асгардом, который при атом при­сутствовал. Она пыталась догадаться, знает ли он, что она говорила спонтанно, не зная заранее, что скажет, не задумываясь о последствиях. С той ночи Идэйн уже сотни раз пожалела о том, что король пришел к ней. Теперь челядь в замке сплет­ничала, что именно она доконала короля Генриха.
   Тамплиер подвел ее к лошади, предназначен­ной для дамской верховой езды, и сказал, понизив голос:
   – У меня есть добрая весть. Король почти оправился и скоро отправится в Лондон. Лорд Лестер, находящийся при нем и прислуживающий ему, говорит, что он не держит на тебя зла. Он желает только, чтобы ты немедленно вернулась в свой монастырь, где будешь под надежной защитой.
   И где никогда, никогда больше не попадешь­ся ему на глаза. Но этого он вслух не произнес.
   Посмотрев в его яркие, будто наполненные светом голубые глаза, Идэйн поняла мысль там­плиера: она должны оставаться в этом монастыре до конца дней своих.
   – Сэр Асгард, – спросила она, – ты бу­дешь сопровождать меня туда?
   На мгновение ей показалось, что на губах его заиграла едва заметная улыбка.
   – Да, благородная девица, – ответил он, не добавив больше ни слова.
   Идэйн вздохнула, благодарная уже за это. Как ей справедливо напомнила леди Друсилла, ее не замуровали в каменный мешок. И не осудили как колдунью.
   Тамплиер подсадил ее на маленькую лошадку. Идэйн смотрела на него сверху вниз, прекрасного, как всегда.
   Но ее мятежное сердце внезапно закричало: «Магнус!»
   Как могла она оставить его, только мельком увидев в последний раз за высоким столом в пир­шественном зале? И помнить при этом, сколь ог­ромное расстояние разделяет его, сына влиятель­ного вельможи, и ее, сироту без роду и племени? Отчаянным усилием воли Идэйн подавила тоску, разрывавшую сердце. По крайней мере, го­ворила она себе, поворачивая свою лошадку, что­бы последовать за Асгардом, при ней есть чело­век, которому она может доверять, друг, который, несомненно, доставит ее в монастырь Сен-Сюльпис.
   Она повернулась в седле, чтобы помахать ле­ди Друсилле, которая, вся в слезах, стояла у входа в башню.
 
 
   К концу дня дождь превратил дороги, веду­щие из Честера, в непроходимую грязь. Армии двигались медленно, и опередить их было невоз­можно. Несколько постоялых дворов, располагав­шихся вдоль дороги, были заполнены до отказа. Асгард вел свою маленькую группу в арьергарде армии графа Норфолка, двигаясь за отрядами ры­царей из болотистых земель на юге Англии.
   Речи, которые вели между собой рыцари гра­фа Норфолка, были невеселыми, даже мрачными. Принц Генри был популярен в Англии так же, как во Франции, и смерть его была окутана покровом тайны. Говорили об исходе приграничной войны и о том, будет ли ее продолжать Уильям Лев после смерти принца Генри и подавления мятежных ба­ронов, врагов короля Генриха.
   Идэйн ехала на своем коньке следом за Ас­гардом и слушала разговор двух королевских ры­царей, сопровождавших их.
   – Следующий претендент на трон – принц Джеффри, – сказал кто-то. – Спасибо этой старой кобыле, королеве, что она наплодила достаточно королевских отпрысков. А если что слу­чится и с Джеффри, то есть еще юный Ричард, а за ним следует маленький Джон, которого прозва­ли Безземельным^[11].
   – Нет, никто не может сравниться с принцем Генри, – ответил второй рыцарь. – Джеффри всегда находился в тени брата. Как говорят труба­дуры, в Генри мы потеряли доброго короля: он унаследовал красоту матери и смекалистую голову отца.
   Асгард осадил коня, чтобы ехать рядом с Идэйн.
   – Как твое здоровье? – осведомился он. Идэйн подняла капюшон, чтобы лучше видеть тамплиера. Мелкий дождь осел на его плаще, би­серинки воды сверкали на доспехах. Он знал, что она прислушивалась к разговору рыцарей.
 
   По правде говоря, Идэйн проголодалась и хо­тела спросить, когда они остановятся на ночлег, а также подумал ли он о постоялом дворе, где бы можно было переночевать. Они уже ехали много часов и все еще тащились в арьергарде. Все, начи­ная с рыцарей и кончая маленьким толстеньким оруженосцем, промокли и озябли. Но Идэйн не хотелось жаловаться. Их положение было не луч­ше и не хуже, чем у шлепающих по грязи солдат. – Я чувствую себя сносно, сэр Асгард, – ответила она.
   На мгновение она углядела, как в его блестя­щих голубых глазах полыхнул, будто молния, какой-то свет. Потом он кивнул и, пришпорив коня, поскакал вперед, чтобы присоединиться к осталь­ным. У Идэйн вырвался вздох.
   Ей повезло, что в монастырь Сен-Сюльпис ее сопровождал именно Асгард. Идэйн знала: он не допустит, чтобы ей причинили зло. В конце кон­цов, разве не приходил он к ее двери в замке там­плиеров в ту ночь и не он ли обещал защитить ее? Идэйн этого не забыла.
   В этот день у нее возникла причина еще раз поблагодарить короля Генриха за эскорт. С пол­дюжины рыцарей, пытавшихся догнать войско графа Норфолка, поравнялись с ними. Сразу ста­ло ясно, что им пришлось нагонять войско, потому что они задержались в какой-нибудь харчевне или винной лавчонке и слишком увлеклись. Самый младший был так пьян, что едва сидел в седле.
   – О, да здесь тамплиер! – крикнул один из них, оглядывая Идэйн. – Далеко же ты заехал от Святой Земли, а?
   В этом месте дорога была узкой и вела к бро­ду через маленькую речку. Идэйн и ее эскорт ока­зались в окружении пеших солдат графа Норфол­ка, недавно набранных в армию из вилланов се­верной Англии, вооруженных только пиками и копьями. Они топтались на берегу ручья, собира­ясь снять обувь, прежде чем перейти его вброд, потому что большинство из них были сельскими жителями и хорошо представляли, каково это – топать в мокрой обуви.
   Асгард не ответил пьяным рыцарям графа Норфолка. Его красивое лицо под шлемом оставалось бесстрастным, и он повел свою группу вброд через реку. Другие рыцари понукали своих лошадей и галопом перемахивали через речку.
   – Эй! – крикнул один из них, хватая за узду коня Асгарда. – Мы с тобой разговарива­ем, тамплиер! Это та девица, о которой идет молва?
   Второй схватил лошадь Идэйн под уздцы, а третий дотянулся до капюшона Идэйн и откинул его. При виде ее белоснежного лица и рассыпав­шихся по плечам золотых волос они заулюлюкали.
   – Да, это она! – крикнул один из них. – Этот тамплиер не такой святой, если сводничает для старого короля Генри!
   Их предводитель пришпорил коня.
   – Куда ты ее везешь? – крикнул он. – У нас есть серебро. Дай нам часок позабавиться с ней и…
   Он не закончил свою речь. Почти небрежно Асгард выбросил вперед руку в металлической перчатке и ударил его в живот. Движение было молниеносным, и рыцарь оказался распростертым на травянистом берегу ручья.
   Его спутники, слишком пьяные, чтобы дейст­вовать быстро, осадили своих лошадей, в то время как первый из норфолкских рыцарей, шатаясь, пытался подняться на ноги. Он бранился и сквер­нословил. Один из королевских рыцарей из эс­корта Идэйн вытащил из ножен меч и снова ловко уложил его ударом плашмя.
   Асгард напал на двух других. Одного он схва­тил за руку и, рванув, выбросил из седла. Сила Асгарда была огромной, и тот шлепнулся прямо в ручей. Рука Асгарда в металлической перчатке, усеянной для большей мощи шипами там, где находились костяшки пальцев, поднялась и нанесла удар по голове второго нападавшего, и, несмотря на шлем, удар оглушил его. Молодой рыцарь упал головой на шею своей лошади.
   Все закончилось мгновенно, без кровопроли­тия. Королевский рыцарь спрятал меч в ножны, а Асгард свой даже не вынимал.
   Один из рыцарей эскорта взял коня Идэйн под уздцы и повел через ручей. Она не вскрикну­ла, старалась сдерживать свои чувства, но теперь, когда все миновало, не могла унять дрожь. Рыца­ри предлагали за нее серебро. Их слова все еще стояли у нее в ушах. Они, все трое, предлагали деньги за право провести с ней всего час. Именно это сказал их предводитель. И им было известно, что она в Честере у короля. В армии слухи рас­пространяются быстро.
   Когда они выехали на дорогу, Асгард при­шпорил коня и поравнялся с ней. Склонившись и заметив ее бледность и то, что плечи ее трясутся, он посадил Идэйн впереди себя.
   Сидеть на боевом коне Асгарда было все рав­но что ехать на живой горе. С минуту Идэйн не могла перевести дух. Потом со вздохом прильнула к его груди. Даже сквозь белый плащ тамплиера и сквозь металлическую кольчугу она чувствовала трепет его сильного поджарого тела.
   И постепенно она перестала дрожать.
   Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской терри­тории, и армия сделал рывок на восток от Честе­ра, чтобы перехватить их.
   Идэйн, не привыкшая к столь длительной вер­ховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломен­ный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказа­лась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинство са­мых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хо­зяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свер­нулся клубочком и тотчас уснул.
   Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувство­валось дыхание весны. Идэйн лежала, завернув­шись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в вет­вях деревьев. Недалеко от нее, между оруже­носцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и тем­ный крест да бледный ореол волос Асгарда.
   Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пла­менно и долго молиться, а также что за удоволь­ствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.
   Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счас­тье – в этом безупречном лице с тонкими чекан­ными чертами не было радости. Да она и не дума­ла, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.
   Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно рас­правил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.
   – Сэр Асгард! – окликнула его Идэйн, прежде чем он закрыл глаза. Асгард тотчас по­вернулся к ней. Когда эти ярко-голубые глаза встретили ее взгляд, Идэйн опешила и замолчала.
   Что она хотела ему сказать? – недоумевала Идэйн. Что хотела бы стать его другом? Она вспоминала все дни, проведенные рядом с ним, когда он лежал раненый, как меняла ему повязки и одежду, мыла его и приносила ему горшок для удовлетворения его естественных нужд. Могла ли она ему сказать, что, несмотря на безупречный образ рыцаря и тамплиера, она чувствовала, что он очень одинок?
   Как и я, подумала Идэйн. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она возвращается в монастырь и будет теперь навсегда отрезана от мира. Ее жизнь так сильно изменилась. Король изгнал ее, потому что она воспользовалась магией, чтобы сказать ему о смерти сына. Но по-своему он был добр к ней. Даже в глубокой скорби он не назвал ее «ведьмой». И оставил ей жизнь.
   Наконец Идэйн сказала:
   – Я, думаю, здесь, в сене, есть мыши. Асгард поднял голову, опираясь на локоть и хмурясь.
   – Благородная девица, я пойду к фермеру и попрошу у него кошку. Все фермеры держат ко­шек.
   – Нет-нет, благодарю, все обойдется.
   Ей следовало знать заранее, что он попытает­ся что-нибудь предпринять.
   Разочарованная, Идэйн снова легла. Разговор с Асгардом ничего ей не дал. Ей нужен был Маг­нус. Где он сейчас?
   Он обручен, с горечью твердила она. Идэйн представляла, как он проводит время, болтая и танцуя со своей невестой. Он говорил ей, что не пропускает рыцарских турниров и что он поэт. Возможно, он пишет стихи и читает их ей в саду замка или в другом укромном месте. Возможно, участвует в турнире, сражаясь с другими рыцаря­ми, чтобы показать ей свою удаль и воинскую доблесть.
   Но и эти занятия не удержат его долго в сто­роне от войны на границе, думала она злорадно и сама стыдилась своих мыслей. Шотландские армии движутся на юг, и ему придется покинуть Честер вместе с армией своего отца. И двинуться на вос­ток. Все дальше и дальше от нее.
   Идэйн отвернулась. Асгард все еще смотрел на нее, ожидая, когда она заговорит снова. Идэйн поворочалась на своей подстилке, потом поверну­лась к нему спиной. И закрыла лицо руками, что­бы скрыть слезы.
   К северу от Уигана на дорогах было совсем пустынно, и им удалось остановиться на ночлег в гостинице, двухэтажном строеньице с общей ком­натой, предназначенной для благородных гостей, и другой – для лучников, вилланов и гуртовщи­ков. Асгард заплатил за дополнительные удобст­ва – несколько скамеек и одеял.
   Наверху была еще общая комната для жен­щин, где стояли две широкие постели, одну из ко­торых Идэйн пришлось делить с женой мельника и двумя дамами, родственницами местного барона, направлявшимися в Лондон.
   По мере приближения к монастырю Сен-Сюльпис они встречали все больше и больше лю­дей, слышавших о ней. Монахини словно обезуме­ли, когда Айво де Бриз так внезапно и бесцере­монно забрал ее из монастыря, поэтому новость эта быстро распространилась далеко за пределы их округи.
   Жена мельника, направлявшаяся с мужем в Честер, сказала Идэйн, что слышала о девушке из монастыря, которую держали в замке Бистон, когда там гостил королевский двор, и о том, что она привлекла внимание самого короля. Но мель­ничиха и две почтенные дамы хотели узнать не столько об Идэйн, сколько о смерти молодого прин­ца Генри и о том, как король Англии принял это известие.
   – Все изменилось, – заявила одна из дам, – с тех пор, как король заточил в темницу ее вели­чество королеву. Говорят, Элинор Аквитанская умела обуздать Генриха, но она горько просчита­лась. Если бы король разрешил мальчику править вместе с собой, как обещал, молодой Генрих ос­тался бы дома, в Англии, и прожил бы все эти годы мирно и счастливо, вместо того чтобы вое­вать в Нормандии против отца.
   Другая почтенная дама нетерпеливо ждала, пока ее сестра закончит свою речь.
   – Верно, – пискнула она, – то, что они го­ворят? Что молодого короля отравили?
   Идэйн покачала головой. Она все еще не мог­ла об этом говорить. Мысль о собственном учас­тии в этой истории, о том, что она предсказала смерть принца, сковывала ее, что-то поднималось к горлу и начинало душить. Увидев выражение ее лица, тетки барона обменялись многозначитель­ными взглядами.
   – А куда ты направляешься теперь? – по­желала знать одна из них. – Следуешь за нашим благословенным королем Генрихом? Говорят, что то, что во Франции его не любят, помешает ему поехать на похороны сына. Вместо этого он пойдет сражаться с шотландским королем. На мгновение Идэйн закрыла глаза. Как и все, обе дамы воображали, что она одна из фавориток короля. Сделав над собой усилие, Идэйн ответила:
   – Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.
   Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее оторо­ченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:
   – Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.

21

   В меньшей и более тихой общей комнате мальчишка-поваренок обслуживал посетителей, обнося их тарелками с копченой сельдью, хлебом и сыром и подавая королевским рыцарям эль. Белоголового оруженосца, как и Асгарда, видно не было.
   Идэйн хотела было присоединиться к Жиска­ру и Дени и поужинать в их обществе, но они бы­ли заняты разговором и не смотрели на нее, поэ­тому она прошла дальше. Отворив тяжелую дверь, Идэйн вышла в ночь.
   Ветер стал холоднее, но в нем все еще ощущался запах влажной земли, травы и весны. Идэйн оста­новилась под дубами, росшими возле гостиницы, и смотрела, как пурпурные краски заката быстро тускнеют на горизонте и появляются над головой первые звезды. Прежде чем услышать, она почув­ствовала чье-то приближение.
   – Не кричи! – сказал знакомый голос.
   – Магнус! – выдохнула она. – Это ты!
   Его голос, вернее, свистящий шепот, был со­всем близко от нее – в темноте она не могла его разглядеть. Его рука стремительно обвилась во­круг нее, другой рукой он отбросил с ее лица ка­пюшон.
   – Я ждал хоть какой-нибудь искры света, чтобы увидеть твои волосы. – Его пальцы зары­лись в них, перебирая нежные золотые пряди. – Иисусе! Девушка, я искал тебя, как безумный, с того момента, как армия повернула на восток. Я надеялся, что тамплиер будет искать гостиницу. Два дня! Не могу поверить, что нашел тебя!
   – Ты всегда меня находишь.
   Идэйн скользнула под его влажный плащ, ее руки блуждали по его телу, натыкаясь на кольчу­гу. Она чувствовала запах мужского пота и лоша­дей.
   На этот раз, напомнила себе Идэйн, ей не пришлось прибегать к зову, чтобы он пришел: в этом не было необходимости. Новость о его по­молвке положила всему конец. И все же Идэйн еще не решила, что сказать ему о причине своего возвращения в Сен-Сюльпис.
   А он даже и не думал об этом. Он был Маг­нусом, возвышавшимся над ней, как башня – сильным, неукротимым, полным страсти и желаю­щим только того, что она могла ему дать. Он дер­жал ее лицо в своих холодных, слегка дрожащих ладонях и осыпал поцелуями ее нос, веки, губы, пока она не начала от них задыхаться.
   – Бог мне судья, как ты прекрасна! – шеп­тал он. – Ах, Идэйн, ты мое сердце, моя душа, моя любовь. Как я мог отпустить тебя, не попро­щавшись? Как я мог не заняться с тобой любо­вью, чтобы запомнить на всю жизнь? Я бы умер тысячью смертей. И как ты могла покинуть Чес­тер, – сказал он, повышая голос, – оставив мне всего лишь слово, которое мне и передала эта толстая женщина, жена коменданта? Хотела, что­бы я знал, что тебя возвращают в монастырь? И ничего больше?
   Идэйн прижималась к нему. Все было не так, все было неверно. Она не знала, чего ждала. Она была полна безумной радости, похожего на бред ощущения счастья, что он оказался здесь, обни­мал и целовал ее. Только Магнус был способен найти ее в местности, полной передвигающихся войск.
   Но он сказал, что мчался из Честера, только чтобы заняться с нею на прощание любовью, что­бы он мог запомнить это на всю жизнь. Это его слова. Что он хотел переспать с ней в последний раз.
   Она сделала попытку оттолкнуть его, но Маг­нус держал ее крепко. Рука его перебирала пряди ее волос, он нежно гладил ими себя по щеке и бормотал, что им следует уединиться куда-нибудь, где они будут одни.
   Идэйн ненавидела эту лихорадку в крови, это быстро поднимавшееся в ней обжигающее желание, столь же бурное как и его собственное. Он был помолвлен, а значит, потерян для нее навсегда.
   Она оттолкнула его, когда Магнус попытался расшнуровать корсаж ее платья.
   – Боже милостивый, – прошептала она, – ты хочешь взять меня прямо здесь? Здесь, под деревьями, на гостиничном дворе?
   – Нет, – пробормотал он, не в силах оста­новиться, его руки гладили и ласкали ее груди. – Идем со мной!
   Идэйн последовала за ним на задний двор к сараям, пытаясь запахнуть расстегнутое платье.
   – Здесь, сюда, – сказал он, подталкивая ее вперед, и пинком отворил дверь.
   Внутри оказались горы мешков с мукой, уло­женных почти до потолка, а также бочки с сид­ром, насколько можно было судить по запаху. Магнус, пошарив по полке, нашел на ней свечу.
   – Что ты сделал? – спросила Идэйн, вгля­дываясь в темноту. – Нас сюда не пускают!
   Он улыбнулся ей своей ослепительной улыб­кой, потом зажег огарок свечи и поставил ее в держатель на полке. Вокруг них заплясали тени.
   Магнус опустился на мешок с мукой, притя­нул Идэйн к себе и поставил между колен. При свете свечи его черты казались жесткими. Война наложила на него свой отпечаток: под глазами его и в углах красивого крупного рта появились мор­щинки.
   – Когда я увидел на гостиничном дворе де ля Герша, я понял, что и ты здесь, – хрипло сказал он. – Знаешь, я не спал целые сутки и чуть не загнал коня, пришлось покупать другого. И все это, чтобы отыскать тебя!