Довиль Кэтрин. Глазами любви

   Из-за того, что собирался совершить.
   Священник работал в поле вместе с остальны­ми вилланами, готовившими землю под пашню. Пришлось послать за ним сынишку хозяина та­верны. Они прождали добрый час, сидя на сту­пеньках церкви, купаясь в теплых лучах солнца и поедая яблоки. Когда священник пришел наконец в свою маленькую церквушку, в крестьянской блузе и штанах он вполне мог сойти за виллана. Пришлось подождать еще добрых полчаса, пока он менял свою повседневную одежду на сутану.
   Королевский рыцарь Жискар тоже пожелал исповедаться. Дени уснул на ступеньках церкви, а когда его разбудили, сказал, что совесть его чиста и ему нужнее отдых, чем отпущение грехов. Идэйн решила подождать, пока не попадет в свой монас­тырь Сен-Сюльпис. Оруженосец повел лошадей пастись и сделал вид, что его это не касается.
   Асгард пошел в исповедальню вслед за коро­левским рыцарем. И оставался там долго.
   Через некоторое время проснулся Дени, по­смотрел на солнце и пробормотал:
   – Иисусе, тамплиер рассказывает священни­ку историю всей своей жизни, – и снова погру­зился в сон.
   Через некоторое время и оруженосец, зарыв­шийся в густую сухую траву рядом с пасущимися лошадьми, тоже задремал, свернувшись в клубо­чек.
   Когда Асгард закончил свою исповедь и вы­шел из церкви, он разбудил всех, и они, зевая, взобрались на лошадей и тронулись на север, к последней на их пути цепи гор.
   – Мы почти у цели, – сказал Дени своему товарищу. – Осталось совсем немного.
   Но Жискар, съежившийся на лошади, был не в настроении поддерживать беседу и только кив­нул.
   Асгард же улыбнулся и сказал:
   – Да, если поспешим, то доберемся до мо­настыря Сен-Сюльпис еще до темноты.
   До захода солнца было еще далеко, а Асгард уже снова устал. Стараясь перебороть боль, он ехал по горной дороге в конце кавалькады. Скоро Жискар, Дени и маленький оруженосец скрылись из виду.
   Асгард повернулся к Идэйн и устало улыб­нулся.
   – Поехали, давай не будем здесь останавли­ваться. А если захотим отдохнуть, выберем вон ту тропинку. Я уже вижу море сквозь деревья.
   Идэйн растрогалась, видя его таким умиротворенным. С того момента, как он исповедался приходскому священнику, тамплиер выглядел по­чти счастливым. Асгард ехал впереди, Идэйн сле­довала за ним. Он свернул в сторону, и они поеха­ли по тропинке между утесами, окаймлявшими широкую, глубоко вдающуюся в берег бухту Риббл Вэй. Здесь было старое поселение викингов, ос­нованное несколько сот лет назад. Жилища дале­ко отстояли друг от друга, рассеянные по большой территории. Монастырь Сен-Сюльпис был за следующей грядой гор.
   Асгард осторожно, чтобы не пострадала рана, соскользнул с коня, подошел к Идэйн и подставил ей плечо, на которое она легонько оперлась, сходя с коня.
   С моря до них долетал из Ирландии западный ветерок, напоенный влагой и пахнущий зеленью. Они молча стояли, наслаждаясь покоем. Когда Идэйн повернулась к Асгарду, чтобы сказать, что им не стоит слишком отставать от своих спутни­ков, она увидела, что Асгард стоит очень близко от нее и не сводит с нее ослепительно ярких глаз, словно изучая.
   Идэйн улыбнулась ему, чувствуя некоторую неловкость.
   – Я знаю, что на носу у меня пятно от сажи, сэр Асгард. Вот почему ты так смотришь на меня.
   Она подняла руку к лицу. Однако он поймал ее руку и удержал в своей, на которую была наде­та металлическая рукавица.
   – Благородная девица, – сказал он хрип­ло, – все кончено.
   Хмурясь, Идэйн смотрела на свою плененную руку, попыталась вырвать ее, но хватка его была крепкой.
   – Да, наше путешествие почти окончено, вдобавок становится поздно, – согласилась она.
   Идэйн огляделась, не понимая, что на него нашло. Она понимала, что он не рад концу их пу­тешествия, и надеялась, что он не попытается ее поцеловать или не выразит свое желание еще бо­лее бурно.
   Идэйн подняла на него глаза, уже не пытаясь высвободить руку.
   – Отведи меня к моему коню, сэр Асгард, – сказала она, – чтобы мы могли нагнать осталь­ных.
   Он, казалось, не слышал Идэйн и продолжал смотреть на нее своими ясными лазурными глаза­ми, а потом зашептал, продолжая держать ее своей железной хваткой:
   – Ведьма ты, или ясновидящая, или потомок странного племени ирландских демонов – для меня все едино. Зло может скрываться под краси­вой личиной. Для меня не нужно других доказа­тельств. Я сам своими глазами видел, как ты околдовала и соблазнила своим нагим телом сына Морлэ.
   С минуту Идэйн не могла ничего произнести, только смотрела на Асгарда. Видя выражение его глаз, она подумала, что у него вырвется страстное признание, и потому никак не ожидала того, что последовало.
   – Значит, вот о чем ты думал с той самой минуты, как мы оставили гостиницу? – спросила она. – И все это время ты оставался любезным спутником, а думал только о моем обнаженном теле?
   Красивое лицо тамплиера помрачнело.
   – Нет, не с той минуты, я думал об этом еще до того, как мы остановились в гостинице, я начал думать об этом гораздо раньше. Я думал об этом с той самой минуты, как увидел тебя в башне Санаха, когда понял, какими чарами и тайными ни­тями ты опутала вождя и заставила удерживать, несмотря на огромный выкуп, который я привез за тебя. А как ты сумела околдовать этого рыцаря-забияку из Честера и подчинила его себе настоль­ко, что он готов бросить вызов и своему отцу-графу и даже самому королю! Ты очаровала даже тамплиеров в их эдинбургском замке, даже монаха Калди. – Лицо его исказила болезненная грима­са. – А теперь очередь дошла и до меня. Мой великий грех в том, что я, Асгард де ля Герш, тоже не избежал твоих чар. Я понял, что и в мое сердце глубоко проник твой злой яд, без которого я не могу жить.
   Внезапно он так сильно сжал ее руку, что Идэйн упала на колени. Она цеплялась за него, но ее пальцы встречали только скользкий металл его лат.
   – Остановись! Не делай этого! – Идэйн рванулась, пытаясь освободиться. – Да, это зло! Это чары! Но они исходят от тебя, а не от меня! Я не виновата в том, в чем ты меня обвиняешь!
   Асгард вытащил из-за пояса веревку. Держа свою жертву одной рукой, другой он пытался на­деть ей на шею веревочную петлю. Идэйн не могла поверить в происходящее. Человек, напавший на нее, был ее спутником, другом и в своей одежде тамплиера все еще вы­глядел, как ангел.
   Почувствовав прикосновение жесткой веревки к своей шее, она невольно рванулась, но оказалась на земле на коленях и ладонях, и, опираясь на них, все-таки с трудом поднялась на ноги.
   Прежде чем она успела повернуться и убе­жать, веревка крепко обвилась вокруг ее шеи и потянула ее обратно. Он рванул ее к себе, но она пыталась оттолкнуть его сжатыми в кулаки руками.
   И в этот момент Предвидение вернулось к Идэйн, и она готова была зарыдать от облегчения.
   Отпусти меня, услышал тамплиер голос. Каким бы ужасам ты ни обрек меня, твои бу­дут страшнее.
   Она поняла, что он услышал, по тому, как тамплиер содрогнулся.
   Но тотчас же попытался стряхнуть чары. Асгард отчаянно потянул за веревку так, что она врезалась в шею девушки. Идэйн чувствовала, как из ссадин на коже потекла кровь. Она ощути­ла мучительную боль в шее и голове и все усили­вающееся удушье. Несмотря на сопротивление, несмотря на то, что она отчаянно отбивалась, мир становился черным.
   И в этот момент с тропы на спину Асгарда с рычанием бросилось какое-то существо. Тамплиер зашатался, но не выпустил веревки.
   – Что! – закричал он. – Будь ты прок­лята!..
   Сжимая веревку одной рукой, другую он по­пытался завести себе за спину. Но ему не удалось сбросить со спины царапающего его врага, уже вцепившегося ему в ухо и добравшегося до лица, полосовавшего его острыми ногтями. Асгард качнулся назад, потерял равновесие и потянул за собой Идэйн, пытаясь сбросить со спины напавшего на него оруженосца, вцепивше­гося в его спину, как разъяренная кошка.
   Идэйн рывком подняли на ноги и как тряпич­ную куклу потащили прочь, в то время как там­плиер ревел от гнева и боли. Мир все еще оста­вался черным, и даже звуки доносились до Идэйн глухо, пока оруженосец продолжал колотить там­плиера, превосходившего его ростом и силой.
   Идэйн смутно сознавала, что что-то должно было случиться, что она не может умереть подоб­ным образом. Потом Асгард вдруг осознал, что веревка выскользнула из его руки и уже обвивает его запястье.
   Он вскрикнул, а Идэйн упала на колени в грязь и покатилась по дороге. Толстый маленький оруженосец не ослабил хватки. Он продолжал цепляться за плечи Асгарда и кусал его в голову и шею, молотил ногами по ребрам.
   Теперь Асгард пытался избавиться не от ору­женосца или Идэйн, но от того, что еще недавно было в его руках удавкой. Теперь это больше не было веревкой – удавка превратилась в жирную серую горную гадюку, обвивавшуюся вокруг его запястья и пытавшуюся заползти в рукав его коль­чуги.
   Асгард снова вскрикнул и отчаянно рванулся всем телом. Белоголовый оруженосец соскользнул с его спины и теперь стоял посередине тропинки. Идэйн сидела там, где упала, и потирала шею.
   Еще не отдышавшись, она смутно думала, что, судя по пепельно-белому лицу рыцаря и его диким судорожным движениям, превыше всех ужасов на свете он боится змей. Хотя он и пытал­ся судорожным движением сбросить змею, серая тварь скользила вверх по его руке, пытаясь найти в броне незащищенное место.
   – Помогите мне! – задыхаясь, кричал Ас­гард. Он продолжал пятиться, будто хотел убе­жать от пресмыкающегося, тщетно пытаясь ото­рвать от себя змею. Позади, за его спиной, воз­вышался утес, а за ним было море.
   – Матерь Божия! – рыдал Асгард, взывая к Идэйн и оруженосцу. – Пощадите! Сделайте что-нибудь!
   Оруженосец уселся рядом с Идэйн и стал об­лизывать пальцы, потом провел ими по своим белым волосам, приглаживая их. Он смотрел на извивающегося на краю утеса Асгарда с каким-то даже любопытством.
   – Принцесса, ведь он убил бы тебя? – ос­ведомился оруженосец.
   Идэйн протянула руку и погладила его по го­лове.
   – Ты появился вовремя, – ответила она, поднося ладонь к горлу и ощупывая порезы и засохшую кровь там, где в ее кожу врезалась удав­ка. – Далеко отсюда до Эдинбурга?
   Оруженосец только улыбнулся своей коша­чьей улыбкой.
   – Ты ведь возвращаешься домой. Так не все ли равно? – Он указал на тамплиера подбород­ком. – А что с ним?
   Змея уже обвилась вокруг шеи Асгарда. Он обеими руками тщетно пытался схватить ее, не дать ей проникнуть под кольчугу, но ее тело уже почти скрылось под ней. Голубые глаза тамплиера выкатились из орбит, красивое лицо было настолько обезображено страхом, что казалось по­чти безумным. Но, что самое худшее, он оказался на самом утесе, а позади него был крутой обрыв к морю.
   «Что же будет с тамплиером?» – подумала Идэйн. Теперь она уже не сомневалась, что он действительно убил бы ее. Он – человек, не знавший любви, думала она, ощупывая свою рас­пухшую шею. Но Предвидение уже покинуло ее. Теперь решать должна была только она сама.
   Идэйн говорила себе, что, если он столь похо­дил на страдающего ангела, возможно, его судьба и состояла в том, чтобы узнать смысл жизни, к чему столь страстно стремились все тамплиеры. И она поняла, что знает, что делать.
   Идэйн со вздохом поднялась на ноги. Подо­шла к нему как раз в тот момент, когда Асгард стоял на самом краю утеса, чтобы оттащить его назад, в высокую траву. Тело тамплиера совсем обмякло, когда она схватила с него змею и швыр­нула ее в кусты.
   Заглянув ему в лицо, Идэйн подумала, что едва ли он сознает, где находится. Внезапно глаза тамплиера закатились, и Идэйн подумала, что сейчас он потеряет сознание. Он был человеком огромного роста, и на мгновение ей показалось, что она не сможет удержать его от падения в море.
   Она как раз собиралась окликнуть и позвать на помощь оруженосца Фомора, когда Асгард оч­нулся от обморока, чтобы, опираясь на ее плечо, сделать несколько неуверенных шагов от края бездны.
   – Гадюка! – прохрипел он. – Я б-боюсь змей больше, чем самого дьявола.
   – Ее больше нет. – Идэйн попыталась от­вести его еще дальше от края утеса. – Больше бояться нечего. – «Может быть, это лучше, чем убивать его?» – размышляла Идэйн. Правиль­ный ли выбор она сделала? И тут на помощь ей пришло Предвидение. Но прежде чем оно поки­нуло ее, Идэйн должна была обратиться к нему снова.
   – Мне нужно сесть, – пробормотал Асгард. Ноги не держали его. Он неуклюже опустился на землю возле каких-то кустов. Поднял палец, при­стально всмотрелся в него. – Я умру, – про­шептал он. – Она меня укусила.
   – Приведи наших лошадей, – обратилась Идэйн к Фомору. – Они разбрелись куда глаза глядят. А потом сходи за Дени и Жискаром. Они и не заметили, что мы отстали.
   Мгновенным движением руки, на которой блес­нуло кольцо с рубином, оруженосец отбросил во­лосы с лица, схватил поводья и ускакал.
   Идэйн стояла, глядя на Асгарда, который си­дел, согнувшись и закрыв лицо руками. Она не думала, что он умрет. Укус горной гадюки редко бывает смертельным.
   Она с трудом втянула воздух, все еще дер­жась за горло. Идэйн радовалась, что Асгард де ля Герш не влюбился в нее по-настоящему, не­смотря на все его слова. В ее сердце было место только для одного человека – Магнуса. Но его она получить не могла. Идэйн тяжело вздохнула. Она должна ис­пользовать свой дар в последний раз.
   У нее было Предвидение, что они где-то неда­леко и ответят на ее зов.

23

   Похоже было, что все лю­ди, жившие к северу от бухты, уже знали о ее воз­вращении в монастырь. На следующее утро, когда небольшая кавалькада проезжала через рыбачью деревушку, жители ее выстроились шпалерами вдоль улиц, а молодые девушки вышли с охапками остролиста и лавра и поднесли их Идэйн. Это произвело впечатление на рыцарей короля Генри­ха. Они все время оборачивались в седлах, чтобы поглядеть, как крестьяне бросались к Идэйн, ок­ружали ее, желая рассказать ей новости.
   – В чем дело? – спрашивал Дени.
   – Ничего особенного, – отвечала Идэйн.
   На самом деле новость была презабавная: в той деревушке, где накануне исповедовались Жис­кар и тамплиер, жена вождя родила тройню. Свя­щенник объявил это великим знамением изобилия и хорошего урожая и Божьим благословением гря­дущего года. Но сами крестьяне приписывали это возвращению Благословенной леди Идэйн в свой дом, монастырь Сен-Сюльпис.
   Пока они ехали по дороге к монастырю, де­вушки окружали Идэйн, стараясь дотронуться до нее и получить ее благословение своим букетам из остролиста и лавра. Идэйн знала, что вечером они положат эти букеты под подушку, чтобы увидеть во сне своих суженых и детей, которые у них ро­дятся, когда они выйдут за них замуж.
   Девушки, восхищаясь красотой ее распущен­ных волос, меховым плащом и уже поношенным бархатным платьем, которое Идэйн носила до сих пор, поведали ей еще новости.
   Злой рыцарь Айво де Бриз, пытавшийся си­лой выдать ее замуж за виллана, был призван сво­им лордом графом Честером на войну и теперь на­ходился в авангарде войска короля Генриха, ныне сражавшегося с шотландцами. Но лучше всего то, что жена де Бриза леди Хоргита завела себе нового стюарта, который был много красивее де Бриза и в отсутствие мужа ста­рательно согревал ее постель, но зато снискал все­общую ненависть.
   Идэйн так и не смогла заставить себя улыб­нуться, услышав эту историю. Хотя можно было счесть возмездием судьбы то, что после всех не­счастий, навлеченных на нее де Бризом, он ока­зался на войне, а жена его в это время наставляла ему рога с управляющим.
   Девушки подбежали к оруженосцу и застави­ли его попридержать коня, пока водружали венок из остролиста на его пушистую шевелюру. Асгарду они тоже преподнесли небольшой букет из лавра. Он ехал понурым, стараясь не беспокоить укушенную змеей руку.
   За все утро тамплиер не сказал Идэйн ни сло­ва. Его совершенные черты оставались спокойны­ми и бесстрастными, а лицо казалось изваянным из мрамора. Разумеется, королевские рыцари ни­чего не знали о случившемся.
   Все достаточно скоро закончилось, размыш­ляла Идэйн: миссия рыцарей будет выполнена, когда они доставят ее в монастырь Сен-Сюльпис. Она ехала впереди, а Асгард и Фомор следо­вали в арьергарде. У нее не было случая как сле­дует рассмотреть выражение лица тамплиера, но, зная его, она не сомневалась, что он жестоко стра­дает из-за неудавшегося покушения на ее жизнь, столь бесславно закончившегося, и из-за того ужаса, который он испытал, когда обнаружил в руках у себя змею. Идэйн не боялась его. Теперь, когда он пришел к себя после своего припадка безумия, она считала, что он не повторит подоб­ной попытки.
   Другое дело – змея. Идэйн казалось, что ужас, испытанный тамплиером, что-то надломил в нем. Должно быть, страх перед змеями он сохра­нил с детства. Она не была уверена даже теперь, что он оправился от потрясения. Плечи Асгарда опустились, блестящие глаза затуманились. Он ехал, вяло держа в руках поводья, придерживая укушенную руку другой. Теперь у него мало что осталось впереди, Идэйн знала это. То, что у него еще оставалось от веры, он утратил. А насколько понимала Идэйн, и раньше-то вера его была не слишком крепка.
   Они остановились на окраине города, рядом с пивной мельника. Пока они отдыхали и ели свой обед, пришли посмеяться и полюбезничать со сво­ими кавалерами молодые девушки. Дул холодный весенний ветер. Мужчины более зрелого возраста ушли, сказав, что им надо вспахать свои поля. Женщины с грудными детьми и теми, кто уже бе­гал между столами, крича и играя в прятки, оста­лись.
   К Идэйн подошел маленький оруженосец.
   – Чего мы ждем, принцесса? – поинтересо­вался Фомор.
   Идэйн поднялась из-за стола и стряхнула с пальцев крошки хлеба.
   – Больше ждать нам нечего, – ответила она.
   Вместе они подошли к коновязи, где Дени и Жискар привязали лошадей. Они или сейчас услышат ее зов, гадала Идэйн, или не услышат его вообще.
   За деревней простирались болота, а за бухтой на севере тянулись отмели, покрытые серым пес­ком. Вымощенная булыжником дорога, столь древ­няя, что ее строительство приписывалось римля­нам, была доступна только во время отлива.
   Приходилось ждать, пока море схлынет. На отмелях там и тут поблескивали лужицы, напол­ненные водой и усеянные бурой морской травой и обломками кораблекрушений. Наконец вода начала отступать. Первой через песчаную отмель направилась Идэйн. Она спешила добраться до монастыря Сен-Сюльпис. К тому же с детства она знала эту вымощенную камнем дорогу и могла ехать по ней, даже если она была на фут или больше покрыта водой.
   Ехавшие позади и не видевшие дороги рыцари могли подумать, что Идэйн бесстрашно погнала свою лошадь прямо в бескрайнее море. Ветер тре­пал плащ Идэйн, и тот развевался позади всадни­цы, словно парус. Маленькая лошадка неуверенно ступала по мелководью, напуганная волнами. Ей, как и всем другим, казалось, что она скачет по морю. Фомор нагнал Идэйн и теперь, улыбаясь, ехал рядом.
   – Вот она! – крикнула Идэйн. Лошади то­же теперь видели поднимавшуюся вверх дорогу, пролегавшую между дюнами, и резво поскакали вперед. Асгард и двое рыцарей, ехавших позади, казалось, направляли своих лошадей через огром­ное пространство бухты.
   Монастырь Сен-Сюльпис был таким же древним, как и дорога. Бытовала легенда, что он был построен на месте древнеримской виллы, от кото­рой сохранились внешняя стена, двор и черепич­ная кровля. Монастырь стоял на холме в роще чахлых сосен, искривленных ветром. Дорога начи­налась прямо от его ворот, а перед воротами стоя­ла повозка Милы. Рядом с ней Идэйн увидела Тайроса и других мужчин и женщин, пасших не­большой табун лошадей и мулов.
   Идэйн направила свою лошадь прямо к ним. С повозки тут же спрыгнула молодая девушка и, блестя глазами, бросилась к ним.
   – Он не поедет со мной! – воскликнула Мила. – Знаю, что не поедет!
   – Поедет, – печально улыбнувшись, успо­коила ее Идэйн.
   Здесь был конец их пути – ворота монасты­ря, где все началось в тот день, когда Айво де Бриз и его рыцари силой увезли ее отсюда.
   – Он любит тебя, – тихонько сказала Идэйн, наклоняясь к девушке, – с той минуты, как дал тебе хлеб на дороге в Эдинбург. Помнишь?
   – Откуда ты знаешь? Как тебе удалось за­ставить нас приехать сюда? – пронзительно крикнула молодая цыганка. – Тайрос сказал, что слышал голоса.
   Мила подошла к Асгарду и подняла на него глаза.
   – Правда то, что сказали нам тамплиеры, когда заплатили за то, чтобы мы увезли ее? – спросила Мила. – Что эта женщина – ведьма?
   Но голубые глаза Асгарда, остановившиеся на ней, были неподвижны, взгляд казался застывшим.
   – Цыганочка на дороге к замку? – Выражение его красивого лица оставалось недоверчивым. – Да, я помню тебя, – наконец медленно сказал он. – Я помню еще и другое время, когда я лежал раненый, а ты была той самой Милой, что заботилась обо мне.
   Фомор рассмеялся, пришпорил лошадь, резко поскакал к Асгарду и нахлобучил на него цыган­скую шляпу.
   – Теперь ты больше не тамплиер, – объ­явил он, – теперь ты цыганский барон!
   Шляпа, которую когда-то носил и Магнус, сползла Асгарду на глаза, но он, казалось, не за­мечал этого. Асгард перегнулся с седла, показы­вая Миле свою руку.
   – Меня укусила змея, – сообщил он ей взволнованно, – ядовитая змея. Она укусила меня несколько раз.
   Мила схватила его руку, не опуская глаз и не отрывая взгляда от его лица.
   – Я позабочусь о тебе, – торжественно за­явила она и страстно поцеловала его ладонь, по­том каждый палец. – Ты всегда был моим, ты никогда не принадлежал ей, любимый!
   Осмелев, девушка попыталась стащить его с седла.
   – Пойдем, я полечу тебя, я исцелю твою ра­ну, нанесенную этой злой змеей, и на этот раз ведьмы не будет рядом и она не станет вмеши­ваться!
   Подъехали Жискар и Дени. При виде цыган­ской девушки, стаскивающей тамплиера с седла, глаза их округлились от изумления.
   – Сэр Асгард, – начал было увещевать его Дени. – Эти цыгане…
   Но тот не слушал своего спутника. Асгард спешился и направился к цыганской повозке, ведя лошадь в поводу. Цыганочка льнула к нему.
   – Ты очень хорошенькая, – услышали они его слова, обращенные к Миле.
   Вслед за ними к южной дороге направлялись и остальные цыгане верхом на лошадях и мулах.
   Жискар повернулся к Идэйн, чрезвычайно удивленный.
   – Благородная девица, мы не можем…
   – Нет, все в порядке. Что мы можем сде­лать? Он нарушил почти все свои обеты, – отве­тила Идэйн, высвободила ноги из стремян и спрыгнула на землю.
   Повозка Милы загромыхала по дороге к мо­рю. Асгард привязал своего коня к задку, а сам сел рядом с девушкой, что-то говоря ей очень се­рьезным тоном.
   «Он никогда прежде не говорил так со мной, – подумала цыганка. – Он даже забыл попрощать­ся со своими спутниками».
   Фомор с гиканьем пришпорил своего коня и помчался вслед за цыганами.
   Я вернусь! – донеслось до Идэйн. Идэйн вздохнула. Она и так это знала, он мог бы и не го­ворить.
   Она подошла к королевским рыцарям, чтобы поблагодарить их и пожелать доброго пути. Жис­кару она отдала свою лошадку и попросила про­дать ее в Эдинбурге, а вырученные деньги разде­лить между собой. К ее удивлению, оба рыцаря заплакали.
   – О благородная девица, – сказал Жис­кар, – ты слишком молода и прекрасна, чтобы выбрать своим уделом монастырь! Не обращай внимания на цыган, которые зовут тебя ведьмой. Они неблагодарный сброд. Хотя я и бедный ры­царь, но…
   – Нет, – торопливо ответила Идэйн, боясь продолжения. Бедный славный Жискар! Она не хотела унижать его отказом, что бы он ни предло­жил ей. – Не беспокойтесь за меня. Я делаю это со всей охотой. Кроме того, монастырь – мой дом. Меня здесь вырастили.
   Дени снял свой шлем и проникновенно сказал:
   – Позволь нам остаться и прислуживать те­бе, потому что мы оба полюбили тебя всем серд­цем. – И он снова заплакал.
   Силы небесные! Она должна как можно ско­рее расстаться с ними! Идэйн не представляла, что такие суровые мужчины могут плакать, как дети.
   – Что делать добрым сестрам с такими, как вы, красивыми молодыми рыцарями? – нежно пожурила их она. – Вы вызвали бы среди них такое смущение, что они никогда бы от него не оправились.
   Идэйн попыталась рассмеяться, чтобы успо­коить рыцарей, однако продолжала пятиться к воротам монастыря. Достигнув их, она дернула за веревку, и звуки колокола огласили монастырский двор. На склоне холма под ними Идэйн могла различить повозки цыган, направлявшихся к мо­рю. За ними следовала повозка с Асгардом и Ми­лой, а чуть дальше ехал Фомор.
   Отворила привратница, сестра Констанция. Сначала она открыла маленькое окошечко в воро­тах, чтобы узнать, кто прибыл.
   – Нам сообщили, что ты едешь, – только и сказала она, но Идэйн уловила радость в ее го­лосе.
   Идэйн услышала, как отодвигается крепкий засов. Распахнулись тяжелые деревянные двери.
   И Идэйн со вздохом вступила в свою оби­тель.

24

   Король Англии очень из­менился, в этом не было никаких сомнений.
   В июле король Генрих принес публичное по­каяние по эдикту Папы. Он прошествовал боси­ком, одетый в мешковину, до Вестминстерского собора, чтобы показать глубину своего раскаяния и получить отпущение грехов за свою вину в смер­ти Томаса Бекета. Несколькими неделями позже Уильям Лев, король Шотландии, был захвачен анг­лийскими войсками в Эйлнуорте, и на этом при­граничная война закончилась.