Страница:
И ее в конце окружала неплохая компания. Самая лучшая. Этих мужчин она хорошо знала. Солдаты-йетайцы, которые годами развлекались, издеваясь над нею, избивали, проклинали и плевали в нее. Их отцы делали то же самое, когда она была молодой, а еще и насиловали ее. Но теперь они сами развлекут ее, в последние часы ее жизни. Очень хорошо развлекут.
Поэтому старуха наслаждалась последними минутами жизни и радостно приняла смерть. А семнадцать сильных йетайцев сидели вокруг нее на таких же колах и кричали от боли, уходя в небытие.
* * *
Покинув покои слуг, Ветер быстро понесся по роскошно убранным комнатам, где размещался и развлекался Подлый, когда останавливался во дворце. Ветер оставался невидимым, поскольку никакие лампы не горели, и он как и всегда не создавал шума. Но в невидимости и тишине не было необходимости. В ночное время, в отсутствие хозяина никто не пойдет в его покои. Никто не посмеет. Если кого-то там обнаружат, то обвинят в воровстве и казнят в течение часа. Нет необходимости оставался невидимым, нет необходимости не производить шума. Но все равно он двигался бесшумно, потому что Ветер всегда так двигался, такова его природа. Такова душа явления. Ветер вылетел в коридор, ведущий на лестницу. Там он встретил первого охранника из махамимамсы. Охранник стоял у лестницы в жалком подобии позы, которую должен принимать часовой. Ветер задержался на мгновение, потом полетел вверх по ступеням. Махамимамса остался внизу, сильно изменив позу. Он больше не пытался притворяться несущим вахту. Но для разнообразия у него теперь были раскрыты глаза. У верхней площадки, перед последним рывком вверх, Ветер остановился и замер. Прислушиваясь, как только может прислушиваться Ветер.
Один махамимамса, не больше.
Если бы он не привык соблюдать тишину, Ветер взвыл бы от презрения. Даже у йетайцев хватило бы ума поставить двух часовых на верхней площадке.
Но йетайцам никогда не разрешалось подниматься сюда, по крайней мере с тех пор, как сокровище, размещавшееся в западном крыле, привезли во дворец. На самом деле принцессу разместили в этом крыле потому, что оно дальше всего располагалось от места, отведенного йетайцам. Ни один представитель малва в здравом уме - и слизко не подпустит йетайцев к такому сокровищу, как девственница. Варвары неоценимы, но не одомашнены. Дикие собаки из степей, натягивающие поводок. И часто - бешеные собаки.
А хозяин этого дворца находился в здравом уме. И ему еще немного вправил мозги мудрый иностранец. Да, пьяный иностранец. Но - in vino veritas*. [Истина в вине (лат.).] И поэтому находящийся в здравом уме хозяин усилил охрану сокровища. Отправил приказ вперед. Теперь сокровище будут охранять только палачи-махамимамсы, а наблюдать за ними - не сколько жрецов. Мужчины, давшие обет безбрачия. Они давали торжественные клятвы, а еще больше боялись осквернения (самым же ужасным считалось влажное грязное кровавое женское лоно).
Ветер преодолел последние несколько ступенек и завернул за угол. Еще одна веревка нашла применение.
Ветер был доволен, поскольку ценил красоту. Такой великолепный шелк должен находить применение, им должны восхищаться, а не прятать в апартаментах одного обжоры. А теперь его увидят и другие, на следующий день. Возможно, не станут восхищаться. Смертных, склонных к иллюзиям, трудно удовлетворить.
Дальше по коридору налево, дальше по коридору направо. Так Ветер и продвигался. Медленно, уверенно, словно знал каждый дюйм пути. И на самом деле знал. Ветер выяснил все секреты дворца. Получил их из самого скромного источника: ленивой болтовни деревенских женщин, которые помногу лет трудились в нем. Долгие годы мыли стены, меняли белье, вытирали полки от пыли, натирали полы. Ленивой болтовни, к которой Ветер внимательно прислушивался.
Теперь в конце коридора Ветер снова замер. О его появлении не предупредило ничто, даже шорох. Этот коридор вел в большой зал под куполом, центральное помещение западного крыла дворца.
Ветер знал о нем. Под огромным куполом располагался пустой зал, за исключением небольшого столика в центре. Столика и трех стульев. О, да. Ветер хорошо знал это помещение. На самом деле лучше, чем какую-либо комнату, в которую когда-либо заходил.
Хорошо знал, потому что ненавидел этот зал под куполом больше, чем ненавидел какое-либо помещение, построенное людьми. Ветер думал об этом зале часами, днями, неделями. Пытаясь найти способ преодолеть его так, чтобы не прозвучал сигнал, который принесет смерть. Но Ветер так и не нашел способ. Потому что человек с железным лицом тоже думал о зале и о том, как его охранять.
В самом конце коридора, у самой границы света, отбрасываемого светильником, стоявшим в центре зала, Ветер остановился. Замер.
Раньше Ветер мог не торопиться. После того как он войдет в зал времени у него не останется.
Зал являлся первым из последних барьеров к цели Ветра. Таких барьеров было четыре. Первый - зал под куполом и стража в нем. Затем, через два коротких коридора, второй - стражники, дежурящие перед дверью в покои принцессы. Третий - это прихожая перед входом в спальню, где дежурит основная группа охранников. А потом Ветер узнал и о четвертом барьере (в предыдущий день, от деревенской женщины, кипевшей от ярости). Четвертый барьер находился в комнате принцессы. Раньше, пока человек с железным лицом командовал другими охранниками, принцессе позволяли спокойно спать. Теперь даже во время сна за ней наблюдали палачи.
Но главным барьером для Ветра на протяжении всех этих недель являлся первый. Ветер нисколько не сомневался, что в состоянии преодолеть зал - даже когда помещение охраняли его люди - и добраться до следующих барьеров. Но обязательно прозвучит сигнал тревоги. А после того как прозвучит сигнал, следующие барьеры становятся непреодолимыми препятствиями, даже для Ветра.
Застыв в темном коридоре, Ветер осматривал ненавистный зал в свете новой реальности. И опять с трудом сдерживался, чтобы не взвыть.
Его воины в те дни, когда они несли вахту, всегда стояли прямо, прислушиваясь ко всем странным шумам, и держали в руках оружие. Они не разговаривали. В любом случае болтать друг с другом было невозможно, потому что его часовые располагалась на приличном расстоянии один от другого. Ведь если нападут на одного, у другого будет возможность по крайней мере предупредить других криком. И не только предупредить. Ветер шагами вымерял расстояние в лесу, как бы моделируя зал, и пришел в отчаяние.
И даже не другого, а других. Потому что человек с железным лицом всегда ставил трех стражников в зале, причем в любое время дня и ночи. Это главный пост верхнего этажа западного крыла. Главная линия защиты. А он был ветераном, мастером, умеющим оценить местность. Он сразу же все понял, как только осмотрел место новой битвы.
Трое. Здесь. Трое. Трое. Всегда.
Это были первые приказы, которые отдал человек с железным лицом, заступив на новый пост. Ветер знал это от деревенской женщины. Она мыла пол в зале, когда туда вошел человек с железным лицом.
Увидев его, она просто застыла на месте.
Не из-за лица. Ей доводилось видеть жесткие лица и раньше, и она знала, каким людям они принадлежат. Поэтому и заставила себя не шевелиться. Она сидела на корточках в углу зала, подобно мышке на голом полу, когда внезапно вошел кот.
Не из-за приказа. Она едва запомнила его, да и то только потому, что приказ соответствовал сильной, грубой натуре человека, отдавшего его.
Нет, она не могла вымолвить ни звука и пошевелиться потому, что человек с железным лицом очень быстро оценил ситуацию, отдал команду, а затем медленно повел своих людей через зал, причем заставил их ступать шаг в шаг. Осторожно ступать, чтобы не повредить результаты труда женщины - пять часов бесполезного монотонного труда, когда она на коленях исползала весь зал, оттирая каждую половицу.
Услышав этот рассказ, Ветер тоже был поражен, но по-другому. Он мог произнести ни слова, его язык словно примерз к нёбу. Ветер боролся между великой ненавистью и еще большим желанием направить ненависть на другой объект.
А теперь было можно. Человека с железном лицом больше нет во дворце. И нет людей, которыми он командовал. Людей, подобных ему самому.
Они ушли, а их заменили... эти.
Как трудно! Как трудно не закричать от радости!
Зал охраняли два представителя малва. Один жрец и один махамимамса.
Солдаты охраняли бы зал совсем по-другому.
Любые солдаты.
Обычные солдаты, конечно, были бы менее осторожны, чем его люди. Обычные солдаты, которым скучно, сошлись бы на полпути и тихо разговаривали друг с другом. Да, они остались бы стоять. Но стояли бы напряженно и держали бы оружие наготове.
Йетайцы, вечно надменные и грубые, сели бы за стол в центре зала. И вскоре все помещение наполнилось бы их громкими голосами, шумом. Они обязательно бы обменивались репликами. Тем не менее даже йетайцы развернули бы стулья от стола, поставив их так, чтобы смотреть на дверь, и держали бы оружие наготове.
И только жрец с палачом могли охранять помещение, сидя за столом, повернувшись спинами к коридорам и положив мечи на третий стул сбоку. Они склонились над абзацем из веды*. [Веды - священные книги индусов.] Жрец был раздражен, пытаясь объяснить тупому палачу тонкости текста, посвященного его занятию.
Ветер оглядел их из коридора, находясь вне пределов освещенного пространства. Бегло осмотрел.
Время осмотров прошло.
Ветер в темноте стал готовиться к броску.
Вначале Ветер повесил оставшуюся часть веревки на незажженную лампу, укрепленную на стене.
Время шелка прошло.
Затем Ветер в последний раз полюбовался шелком и понадеялся, что его найдет какая-нибудь служанка. Возможно, если за ней в тот момент не будут следить, ей удастся украсть этот шелк и привнести в свою мрачную жизнь немного красоты.
А затем Ветер молча запел от радости. Ветер радовался, что человека с железным лицом больше нет во дворце, но, с другой стороны, пока он был здесь, его люди свято хранили сокровище души Ветра и оберегали ее от опасностей. И еще Ветер пел тому неизвестному, благодаря которому человек с железным лицом покинул дворец.
Ветер немного задержался в коридоре, чтобы исполнить эту молчаливую песню, поскольку время радости прошло. Но радость - более драгоценна, чем шелковая веревка, и с ней нужно обращаться осторожно, беречь ее. И забыть о ней в нужный момент, чтобы мысли о радости не повредили делу. Вихрю.
Неизвестному, с первобытного Запада. И Ветер задумался о странном Западе. Удивление тоже драгоценно. Слишком драгоценно, чтобы отбрасывать в сторону, не посмаковав его великолепие.
Кто они? На самом деле ничтожества, язычники с предрассудками, как ему всегда говорили? Необразованные варвары, которые никогда не видели лица Бога?
Но Ветер размышлял недолго, поскольку время размышлений тоже прошло.
А спираль закручивалась и закручивалась.
Кончено, удивление еще вернется, в нужное время. Придет день, когда, все еще удивляясь, Ветер изучит Библию, это Священное писание Запада.
Собираясь с силами, он отбрасывал все драгоценное для души. Отбрасывал прочь, чтобы оставить место.
Ненависть нелегко шла в душу, называемую Ветром. Она приходила с большими трудностями. Но душа Ветра - эго человеческая душа, и ничто человеческое было ей не чуждо.
Придет день в будущем, когда Ветер, изучая Священное писание западных людей, откроет страницы книги Екклезиаста. Тогда Ветер найдет ответ. Небольшое удивление заменится большим. Оказывается, Бог так велик, что даже тупой Запад смог увидеть Его лицо.
Но это в будущем. А в темном коридоре настоящего, во дворце Подлого радость и удивление уходили от Ветра. Все истинное и ценное уходило, как обычно делают все разумные существа, почувствовав приближение шторма.
Любовь выкопала норку. Нежность взобралась на дерево. Жалость нырнула на дно озера. Щедрость укрылась в траве. Терпимость, милосердие и доброта судорожно били крыльями, пролетая под опускающимся небом.
У Ветра была огромная душа. Огромная, но теперь она свернулась. А в центре сформировалась огромная пустота. И в этот вакуум бросились ненависть и ярость, гнев и огонь. Горечь добавила общего веса, жестокость придала энергии. Месть собрала тучи.
Ураган приближается. Сила его нарастает.
Ураган, как и Ветер, был многим для многих людей. Разным в разное время. С разными лицами.
Ураган приносит дождь. Ветер в сезон дождей - если это не ураган помогает морякам, тысячам моряков, которые везут свои грузы по морю. А еще одно лицо - это лицо самой жизни. Потому что миллионы крестьян выращивают урожай, а в сезон дождей на землю выпадает влага.
Но у урагана есть и другие лица. Он уничтожает все строения на берегу, затопляет долины и убивает миллионы.
Говорят, и правильно говорят, что Индия - страна, созданная ураганом. Может, именно по этой причине - кто знает? - индийское видение Бога так отличается от принятого на Западе.
На непреклонном Западе Бог - только Создатель. Но даже на Западе знают о сезонах и даже поняли их значение.
В Индии Бог также творит разрушение и поет в своей ужасной великой радости: я стал смертью, разрушителем миров.
Для всего есть время. Для всего есть свое время.
И во дворце Подлого это время пришло.
Сезон дождей. Ураган.
* * *
Из-за невероятной скорости представители малва, сидевшие за столом, не услышали приближения Ветра, пока он не оказался над ними. Махамимамса вообще не услышал, поскольку так увлекся трудным текстом. Он только что размышлял над словами, а в следующую секунду уже ни о чем не размышлял. Разбивший его голову кулак положил конец мыслям.
Жрец услышал, начал поворачиваться и открыл от удивления рот, увидев, как умер его товарищ. Затем резко вдохнул воздух, подавился, попытался закричать, но не смог. Палача убила правая рука Ветра. Закончив с ним, рука пошла дальше. Ребро ладони врезалось в горло жреца, подобно кувалде.
Жрец уже почти умер: шея у него была сломана, но теперь Ветер пришел в ярость. Ураган по своей природе не просто убивает, чтобы убить, он несет разрушения и хаос. Ужасные руки сделали свою работу. Левая схватила жреца за волосы и развернула к себе полностью, правая подобно железному наконечнику разбила нос и вдавила сломанные кости в мозг. Все в одно мгновение.
И Ветер в ярости понесся через зал под куполом, потом дальше по коридору.
Короткий коридор перешел в следующий. После поворота налево на небольшом расстоянии находилась дверь, ведущая в покои принцессы. Перед этой дверью стояли трое махамимамсов. А он тут ставил двоих. Места тут мало, и трое могли только помешать друг другу.
Ветер понесся по коридору. Время сохранения тишины прошло. А стражнику требовалось только выглянуть из-за поворота. Он всегда ставил одного из двух охраняющих коридор людей у поворота, чтобы оттуда постоянно наблюдать за залом. В свое время это приводило Ветер в отчаяние.
Несмотря на всю ярость бушующего Ветра, шума практически не было. Благодаря манере передвижения ног Ветра он получил и другое имя среди других. Вообще-то это только одна из причин... Лапы пантеры не бьют по земле, не создают шума. Прыгая на дичь, пантера грациозно приземляется на лапы.
Но тем не менее полностью избежать шума не получалось. Палач, стоявший ближе всех к коридору, нахмурился. Что?.. Больше от скуки, а не потому, что его что-то встревожило, махамимамса направился к повороту. Его товарищи увидели, как он пошел, и даже не задумались, почему. Они сами вообще ничего не слышали. Предположили, что он решил прогуляться от скуки.
А Ветер вылетел из-за поворота. Лень исчезла. И скука исчезла. Палачи пожалели, что не находились в состоянии боевой готовности, причем сильно пожалели, как человек жалеет о потерянном сокровище, поскольку никогда не знал его цену.
Но агония была короткой.
Первый палач, тот, если так можно выразиться, бдительный, вообще не успел ни о чем пожалеть. Кинжал вонзился ему под подбородок, прошел сквозь язык, рот, в мозг. Агония закончилась, только начавшись.
У остававшихся двух палачей было время только выпрямиться и уставиться широко раскрытыми глазами. Один даже попытался нащупать свой меч. Он умер первым, кинжал рассек ему горло. И тем же движением Ветер убил и второго, проведя кинжалом по одной линии через два горла.
Конечно, теперь не обошлось без шума. Тела упали на пол с глухим звуком, а кровь струей выплеснулась на стены. Громче всего, пожалуй, оказался булькающий звук - из ран выходил воздух. В последние мгновения жизни палачи сделали большие вдохи от страха, а теперь этот воздух вылетал наружу вместе с кровью.
Стражники-йетайцы, несмотря на всю свою надменность и высокомерие, обязательно услышали бы эти звуки. Даже через закрытую дверь.
Но жрец и шесть палачей, несущих вахту за этой дверью, не услышали ничего. Или, скорее, услышали, но ничего не поняли. В отличие от воинов-йетайцев они не были знакомы со звуками, производимыми людьми, быстро отправляемыми на тот свет.
Другими звуками смерти, да. О, многими звуками. Крики боли они знали. Стоны в агонии. Вопли, да. Завывания, да. Стенания - бесспорно. Поскуливания и рыдания они могли бы узнать во сне. Даже глухое, почти молчаливое шипение, вылетающее из горла, охрипшего от продолжавшихся в течение долгого времени криков ужаса и боли, его они знали. Хорошо знали.
Но слабые звуки, идущие сквозь дверь?.. (Хотя один палач удивился, подошел к двери и начал ее открывать.) Это были звуки быстрой смерти, а быстрая смерть оказалась незнакома людям, стоявшим за дверью.
Но теперь станет знакома.
А Ветер оказался в пике ярости. Дверь исчезла, разбитая проносящимся ураганом. Он ворвался в помещение.
Разлетаясь в стороны, куски двери попали в нескольких палачей. Один свалился на пол, второй зашатался. Ветер на мгновение проигнорировал упавшего. А пошатнувшийся все-таки упал - на спину, мертвый. Его убил по-настоящему великолепный кинжал, который пронзил тощую грудь насквозь.
Пятеро других представителей малва, находившихся в помещении, широко раскрыли рты. Их глаза округлились от страха и шока. И больше всего полного неверия.
Странные чувства на самом деле, в особенности для жреца. Разве он сам снова и снова не объяснял махамимамсам, что убийство и резня благословляются ведами? (Другие индийские священники, мистики и садху отрицали это, причем горячо и горько, и даже называли культ Махаведы гнусностью в глазах Бога. Но теперь они молчали. Махамимамсы сделали свою работу.)
Итак, ураган влетел в комнату, а находившиеся там люди должны были оценить божественную суть опыта. Но не сделали этого. Скандальное поведение, в особенности для жреца. Остальных малва в прихожей можно и извинить. Несмотря на все их ритуальные претензии, отрывочное и несистематичное знакомство с ведами, которые они частично выучили наизусть, махамимамсы оставались просто грубыми ремесленниками и занимались ремеслом, грубым по природе. Поэтому понятно, что когда это самое ремесло применили в отношении них самих, они не увидели ничего, кроме блестящего исполнения работы. Лежавший на полу махамимамса не успел даже восхититься. Отлетевший кусок двери, который сбил его с ног, также оглушил его. В полубессознательном состоянии он только успел увидеть на долю секунду железную пятку, которая остановила его сердце.
Следующему махамимамсе повезло больше. Та же самая нога откинула его в угол, но не парализовала его разум вместе с телом. Поэтому его можно назвать привилегированным. Он умрет последним, после того как Ветер сметет всю остальную жизнь из помещения. У махамимамсы будет достаточно времени, чтобы восхититься высшим мастерством убийства. Примерно четыре секунды.
Теперь умер жрец. Ему перерезали сонную артерию, причем таким экономичным и быстрым ударом, что даже Валентин, если бы его видел, восхитился бы экономичностью деяния. Затем умер махамимамса, который получил локтем в висок, причем так сильно, что половина мозга наполнилась кусками раздробленной кости.
Еще один махамимамса, еще одна перерезанная сонная артерия.
Но этот удар оказался не очень экономичным - Ветер почти отрубил голову.
И теперь наконец у одного малва нашлось время, чтобы крикнуть, предупреждая других. Крик оборвался, перешел в кашель. Все это сделал кинжал, пронзивший сердце.
И только один махамимамса из семи представителей малва, находившихся в прихожей, смог достать оружие, перед тем как умереть. Короткий кривой меч, который он занес для нанесения удара. Ветер набросился на него и отсек кисть, державшую меч, разбил коленную чашечку одним ударом, а затем локтем руки, державшей кинжал, разбил и череп палача.
В четвертую, последнюю секунду Ветер залетел в угол, куда раньше загнал палача, и воткнул кинжал ему в глаз и сквозь него в мозг. Великолепное лезвие прошло сквозь кость легко, словно разрезало мясо.
Быстрая смерть, невероятно быстрая, но - конечно - ни в коем случае не беззвучная. Во-первых, дверь разлетелась на куски, один палач издал полувскрик-полукашель, ломались кости, брызгала кровь, клацнул меч, падающий на пол. И, конечно, несколько тел с грохотом падали на пол и врезались в стены.
Ветер услышал движение за последней дверью, закрывающей путь к его сокровищу. Движения и отрывистые выкрики людей, готовящихся к схватке. Судя по голосам, двух людей.
Затем - другие звуки, странные звуки.
Ветер знал их значение.
Ветер бросился к этой двери и разобрался с ней так, как это делает ураган, и в ярости влетел в комнату. Комнату принцессы Шакунталы. Где она даже во сне не могла побыть одна, не могла избежать блестящих жестоких глаз.
Двое махамимамсов, как и думал Ветер.
Непредсказуемый, внушающий суеверный страх Ветер. И теперь наступил главный момент всего, ярость шторма достигла пика, потом Ураган ослаб. Стал мягким ветерком, который медленно полетел вперед, желая просто потрепать траву и цветы на полях, не больше.
Остался один махамимамса. Второй был мертв. Скорее умирал.
Ветер быстро осмотрел его. Палач умирал на полу, давился, двумя руками держась за горло. Ветер знал этот удар, разбивший дыхательное горло: прямой удар, наносимый двумя разведенными буквой V пальцами напряженной рукой, в который вкладывается сила всего тела. Он сам нес точно такой же удар менее минуты назад, жрецу в зале с куполом.
Если бы Ветер сам наносил удар валяющемуся на полу махамимамсе, то тот умер бы, не успев долететь до пола. Но удар наносил не он, а его ученица, которую он и обучил ему. Правда, в ней не было его ураганной силы.
Неважно. Нельзя сказать, что Ветер остался недоволен. На самом деле удар был прекрасный. Умело нанесен и - что давало Ветру еще большее удовлетворение - выбран быстро и разумно. Человек может не умереть сразу. Но сколько бы он ни продержался, он сможет издать только хрип.
В данном же случае человек умер быстро. Ветер не видел смысла в том, чтобы оставлять его в живых, и покончил с ним, сильно ударив пяткой.
Однако удар был нанесен почти лениво, потому что основное внимание Ветер направлял на последнего врага и его кончину.
Здесь Ветер нашел повод для неудовольствия и ворчания. Глубокого сожаления, глубокого неудовлетворения.
Она была к этому склонна. Властная принцесса не смогла устоять перед королевским жестом.
Да, признал Ветер, она очевидно начала хорошо. Быстрым, резким ударом в пах. Хорошо выбрала из богатого набора ударов, которым ее обучил Ветер. Парализующий удар, в худшем случае полупарализующий, в самом лучшем парализующий голосовые связки. Кашель, тихий стон, не больше.
Она первым нанесла этот удар, Ветер знал. Знал с уверенностью, хотя и не присутствовал в спальне.
Как Ветер и учил ее, в случае, если приходится сражаться с двумя противниками. Быстрый удар по одному, выводящий его из игры, смертельный другому, затем вернуться к первому и покончить с ним. Но этой простой формуле сам Ветер следовал далеко не всегда. Но ведь Ветер был мастером, знавшим все тонкости, поскольку он задавал игру.
Пока - все прекрасно. Но затем - бес, а не девка!
Ветер выдохнул в отчаянии, как и много раз в прошлом. Сколько раз он ей говорил? Сколько? Упрямая девчонка!
Но ярость быстро уходила. Гораздо быстрее, чем собиралась, на самом деле гораздо быстрее. Другие эмоции возвращались потоком и пели, таким образом знаменуя свое возвращение. И среди них - великое среди других - было чувство юмора.
На самом деле сцена оказалась комичной.
Большой, грузный человек. Большая голова на толстой шее, которая в свою очередь сидит на грузном теле. Держится за пах. Стонет. Его лицо искажает гримаса боли. Шатается, напоминая раненого бизона. И девушка - маленького роста, несмотря на то что ее удивительное тело сформировалось под жестким контролем Ветра, - висит на этой голове, держась обеими маленькими ручками.
Ручки идеально расположены, это Ветер признавал. Левая держит за растрепанную бороду, правая глубоко запущена в растрепанную шевелюру. Идеальная позиция для смертельного завершающего аккорда, который свернет шею мужчине подобно тому, как ломают прут.
Если бы мужчина был вполовину меньше, а она вполовину больше. Но так как есть девушка напоминала обезьяну, пытающуюся сломать шею буйволу. Буйвол мечется, а обезьяна раскачивается во все стороны, вися на его шее.
Поэтому старуха наслаждалась последними минутами жизни и радостно приняла смерть. А семнадцать сильных йетайцев сидели вокруг нее на таких же колах и кричали от боли, уходя в небытие.
* * *
Покинув покои слуг, Ветер быстро понесся по роскошно убранным комнатам, где размещался и развлекался Подлый, когда останавливался во дворце. Ветер оставался невидимым, поскольку никакие лампы не горели, и он как и всегда не создавал шума. Но в невидимости и тишине не было необходимости. В ночное время, в отсутствие хозяина никто не пойдет в его покои. Никто не посмеет. Если кого-то там обнаружат, то обвинят в воровстве и казнят в течение часа. Нет необходимости оставался невидимым, нет необходимости не производить шума. Но все равно он двигался бесшумно, потому что Ветер всегда так двигался, такова его природа. Такова душа явления. Ветер вылетел в коридор, ведущий на лестницу. Там он встретил первого охранника из махамимамсы. Охранник стоял у лестницы в жалком подобии позы, которую должен принимать часовой. Ветер задержался на мгновение, потом полетел вверх по ступеням. Махамимамса остался внизу, сильно изменив позу. Он больше не пытался притворяться несущим вахту. Но для разнообразия у него теперь были раскрыты глаза. У верхней площадки, перед последним рывком вверх, Ветер остановился и замер. Прислушиваясь, как только может прислушиваться Ветер.
Один махамимамса, не больше.
Если бы он не привык соблюдать тишину, Ветер взвыл бы от презрения. Даже у йетайцев хватило бы ума поставить двух часовых на верхней площадке.
Но йетайцам никогда не разрешалось подниматься сюда, по крайней мере с тех пор, как сокровище, размещавшееся в западном крыле, привезли во дворец. На самом деле принцессу разместили в этом крыле потому, что оно дальше всего располагалось от места, отведенного йетайцам. Ни один представитель малва в здравом уме - и слизко не подпустит йетайцев к такому сокровищу, как девственница. Варвары неоценимы, но не одомашнены. Дикие собаки из степей, натягивающие поводок. И часто - бешеные собаки.
А хозяин этого дворца находился в здравом уме. И ему еще немного вправил мозги мудрый иностранец. Да, пьяный иностранец. Но - in vino veritas*. [Истина в вине (лат.).] И поэтому находящийся в здравом уме хозяин усилил охрану сокровища. Отправил приказ вперед. Теперь сокровище будут охранять только палачи-махамимамсы, а наблюдать за ними - не сколько жрецов. Мужчины, давшие обет безбрачия. Они давали торжественные клятвы, а еще больше боялись осквернения (самым же ужасным считалось влажное грязное кровавое женское лоно).
Ветер преодолел последние несколько ступенек и завернул за угол. Еще одна веревка нашла применение.
Ветер был доволен, поскольку ценил красоту. Такой великолепный шелк должен находить применение, им должны восхищаться, а не прятать в апартаментах одного обжоры. А теперь его увидят и другие, на следующий день. Возможно, не станут восхищаться. Смертных, склонных к иллюзиям, трудно удовлетворить.
Дальше по коридору налево, дальше по коридору направо. Так Ветер и продвигался. Медленно, уверенно, словно знал каждый дюйм пути. И на самом деле знал. Ветер выяснил все секреты дворца. Получил их из самого скромного источника: ленивой болтовни деревенских женщин, которые помногу лет трудились в нем. Долгие годы мыли стены, меняли белье, вытирали полки от пыли, натирали полы. Ленивой болтовни, к которой Ветер внимательно прислушивался.
Теперь в конце коридора Ветер снова замер. О его появлении не предупредило ничто, даже шорох. Этот коридор вел в большой зал под куполом, центральное помещение западного крыла дворца.
Ветер знал о нем. Под огромным куполом располагался пустой зал, за исключением небольшого столика в центре. Столика и трех стульев. О, да. Ветер хорошо знал это помещение. На самом деле лучше, чем какую-либо комнату, в которую когда-либо заходил.
Хорошо знал, потому что ненавидел этот зал под куполом больше, чем ненавидел какое-либо помещение, построенное людьми. Ветер думал об этом зале часами, днями, неделями. Пытаясь найти способ преодолеть его так, чтобы не прозвучал сигнал, который принесет смерть. Но Ветер так и не нашел способ. Потому что человек с железным лицом тоже думал о зале и о том, как его охранять.
В самом конце коридора, у самой границы света, отбрасываемого светильником, стоявшим в центре зала, Ветер остановился. Замер.
Раньше Ветер мог не торопиться. После того как он войдет в зал времени у него не останется.
Зал являлся первым из последних барьеров к цели Ветра. Таких барьеров было четыре. Первый - зал под куполом и стража в нем. Затем, через два коротких коридора, второй - стражники, дежурящие перед дверью в покои принцессы. Третий - это прихожая перед входом в спальню, где дежурит основная группа охранников. А потом Ветер узнал и о четвертом барьере (в предыдущий день, от деревенской женщины, кипевшей от ярости). Четвертый барьер находился в комнате принцессы. Раньше, пока человек с железным лицом командовал другими охранниками, принцессе позволяли спокойно спать. Теперь даже во время сна за ней наблюдали палачи.
Но главным барьером для Ветра на протяжении всех этих недель являлся первый. Ветер нисколько не сомневался, что в состоянии преодолеть зал - даже когда помещение охраняли его люди - и добраться до следующих барьеров. Но обязательно прозвучит сигнал тревоги. А после того как прозвучит сигнал, следующие барьеры становятся непреодолимыми препятствиями, даже для Ветра.
Застыв в темном коридоре, Ветер осматривал ненавистный зал в свете новой реальности. И опять с трудом сдерживался, чтобы не взвыть.
Его воины в те дни, когда они несли вахту, всегда стояли прямо, прислушиваясь ко всем странным шумам, и держали в руках оружие. Они не разговаривали. В любом случае болтать друг с другом было невозможно, потому что его часовые располагалась на приличном расстоянии один от другого. Ведь если нападут на одного, у другого будет возможность по крайней мере предупредить других криком. И не только предупредить. Ветер шагами вымерял расстояние в лесу, как бы моделируя зал, и пришел в отчаяние.
И даже не другого, а других. Потому что человек с железным лицом всегда ставил трех стражников в зале, причем в любое время дня и ночи. Это главный пост верхнего этажа западного крыла. Главная линия защиты. А он был ветераном, мастером, умеющим оценить местность. Он сразу же все понял, как только осмотрел место новой битвы.
Трое. Здесь. Трое. Трое. Всегда.
Это были первые приказы, которые отдал человек с железным лицом, заступив на новый пост. Ветер знал это от деревенской женщины. Она мыла пол в зале, когда туда вошел человек с железным лицом.
Увидев его, она просто застыла на месте.
Не из-за лица. Ей доводилось видеть жесткие лица и раньше, и она знала, каким людям они принадлежат. Поэтому и заставила себя не шевелиться. Она сидела на корточках в углу зала, подобно мышке на голом полу, когда внезапно вошел кот.
Не из-за приказа. Она едва запомнила его, да и то только потому, что приказ соответствовал сильной, грубой натуре человека, отдавшего его.
Нет, она не могла вымолвить ни звука и пошевелиться потому, что человек с железным лицом очень быстро оценил ситуацию, отдал команду, а затем медленно повел своих людей через зал, причем заставил их ступать шаг в шаг. Осторожно ступать, чтобы не повредить результаты труда женщины - пять часов бесполезного монотонного труда, когда она на коленях исползала весь зал, оттирая каждую половицу.
Услышав этот рассказ, Ветер тоже был поражен, но по-другому. Он мог произнести ни слова, его язык словно примерз к нёбу. Ветер боролся между великой ненавистью и еще большим желанием направить ненависть на другой объект.
А теперь было можно. Человека с железном лицом больше нет во дворце. И нет людей, которыми он командовал. Людей, подобных ему самому.
Они ушли, а их заменили... эти.
Как трудно! Как трудно не закричать от радости!
Зал охраняли два представителя малва. Один жрец и один махамимамса.
Солдаты охраняли бы зал совсем по-другому.
Любые солдаты.
Обычные солдаты, конечно, были бы менее осторожны, чем его люди. Обычные солдаты, которым скучно, сошлись бы на полпути и тихо разговаривали друг с другом. Да, они остались бы стоять. Но стояли бы напряженно и держали бы оружие наготове.
Йетайцы, вечно надменные и грубые, сели бы за стол в центре зала. И вскоре все помещение наполнилось бы их громкими голосами, шумом. Они обязательно бы обменивались репликами. Тем не менее даже йетайцы развернули бы стулья от стола, поставив их так, чтобы смотреть на дверь, и держали бы оружие наготове.
И только жрец с палачом могли охранять помещение, сидя за столом, повернувшись спинами к коридорам и положив мечи на третий стул сбоку. Они склонились над абзацем из веды*. [Веды - священные книги индусов.] Жрец был раздражен, пытаясь объяснить тупому палачу тонкости текста, посвященного его занятию.
Ветер оглядел их из коридора, находясь вне пределов освещенного пространства. Бегло осмотрел.
Время осмотров прошло.
Ветер в темноте стал готовиться к броску.
Вначале Ветер повесил оставшуюся часть веревки на незажженную лампу, укрепленную на стене.
Время шелка прошло.
Затем Ветер в последний раз полюбовался шелком и понадеялся, что его найдет какая-нибудь служанка. Возможно, если за ней в тот момент не будут следить, ей удастся украсть этот шелк и привнести в свою мрачную жизнь немного красоты.
А затем Ветер молча запел от радости. Ветер радовался, что человека с железным лицом больше нет во дворце, но, с другой стороны, пока он был здесь, его люди свято хранили сокровище души Ветра и оберегали ее от опасностей. И еще Ветер пел тому неизвестному, благодаря которому человек с железным лицом покинул дворец.
Ветер немного задержался в коридоре, чтобы исполнить эту молчаливую песню, поскольку время радости прошло. Но радость - более драгоценна, чем шелковая веревка, и с ней нужно обращаться осторожно, беречь ее. И забыть о ней в нужный момент, чтобы мысли о радости не повредили делу. Вихрю.
Неизвестному, с первобытного Запада. И Ветер задумался о странном Западе. Удивление тоже драгоценно. Слишком драгоценно, чтобы отбрасывать в сторону, не посмаковав его великолепие.
Кто они? На самом деле ничтожества, язычники с предрассудками, как ему всегда говорили? Необразованные варвары, которые никогда не видели лица Бога?
Но Ветер размышлял недолго, поскольку время размышлений тоже прошло.
А спираль закручивалась и закручивалась.
Кончено, удивление еще вернется, в нужное время. Придет день, когда, все еще удивляясь, Ветер изучит Библию, это Священное писание Запада.
Собираясь с силами, он отбрасывал все драгоценное для души. Отбрасывал прочь, чтобы оставить место.
Ненависть нелегко шла в душу, называемую Ветром. Она приходила с большими трудностями. Но душа Ветра - эго человеческая душа, и ничто человеческое было ей не чуждо.
Придет день в будущем, когда Ветер, изучая Священное писание западных людей, откроет страницы книги Екклезиаста. Тогда Ветер найдет ответ. Небольшое удивление заменится большим. Оказывается, Бог так велик, что даже тупой Запад смог увидеть Его лицо.
Но это в будущем. А в темном коридоре настоящего, во дворце Подлого радость и удивление уходили от Ветра. Все истинное и ценное уходило, как обычно делают все разумные существа, почувствовав приближение шторма.
Любовь выкопала норку. Нежность взобралась на дерево. Жалость нырнула на дно озера. Щедрость укрылась в траве. Терпимость, милосердие и доброта судорожно били крыльями, пролетая под опускающимся небом.
У Ветра была огромная душа. Огромная, но теперь она свернулась. А в центре сформировалась огромная пустота. И в этот вакуум бросились ненависть и ярость, гнев и огонь. Горечь добавила общего веса, жестокость придала энергии. Месть собрала тучи.
Ураган приближается. Сила его нарастает.
Ураган, как и Ветер, был многим для многих людей. Разным в разное время. С разными лицами.
Ураган приносит дождь. Ветер в сезон дождей - если это не ураган помогает морякам, тысячам моряков, которые везут свои грузы по морю. А еще одно лицо - это лицо самой жизни. Потому что миллионы крестьян выращивают урожай, а в сезон дождей на землю выпадает влага.
Но у урагана есть и другие лица. Он уничтожает все строения на берегу, затопляет долины и убивает миллионы.
Говорят, и правильно говорят, что Индия - страна, созданная ураганом. Может, именно по этой причине - кто знает? - индийское видение Бога так отличается от принятого на Западе.
На непреклонном Западе Бог - только Создатель. Но даже на Западе знают о сезонах и даже поняли их значение.
В Индии Бог также творит разрушение и поет в своей ужасной великой радости: я стал смертью, разрушителем миров.
Для всего есть время. Для всего есть свое время.
И во дворце Подлого это время пришло.
Сезон дождей. Ураган.
* * *
Из-за невероятной скорости представители малва, сидевшие за столом, не услышали приближения Ветра, пока он не оказался над ними. Махамимамса вообще не услышал, поскольку так увлекся трудным текстом. Он только что размышлял над словами, а в следующую секунду уже ни о чем не размышлял. Разбивший его голову кулак положил конец мыслям.
Жрец услышал, начал поворачиваться и открыл от удивления рот, увидев, как умер его товарищ. Затем резко вдохнул воздух, подавился, попытался закричать, но не смог. Палача убила правая рука Ветра. Закончив с ним, рука пошла дальше. Ребро ладони врезалось в горло жреца, подобно кувалде.
Жрец уже почти умер: шея у него была сломана, но теперь Ветер пришел в ярость. Ураган по своей природе не просто убивает, чтобы убить, он несет разрушения и хаос. Ужасные руки сделали свою работу. Левая схватила жреца за волосы и развернула к себе полностью, правая подобно железному наконечнику разбила нос и вдавила сломанные кости в мозг. Все в одно мгновение.
И Ветер в ярости понесся через зал под куполом, потом дальше по коридору.
Короткий коридор перешел в следующий. После поворота налево на небольшом расстоянии находилась дверь, ведущая в покои принцессы. Перед этой дверью стояли трое махамимамсов. А он тут ставил двоих. Места тут мало, и трое могли только помешать друг другу.
Ветер понесся по коридору. Время сохранения тишины прошло. А стражнику требовалось только выглянуть из-за поворота. Он всегда ставил одного из двух охраняющих коридор людей у поворота, чтобы оттуда постоянно наблюдать за залом. В свое время это приводило Ветер в отчаяние.
Несмотря на всю ярость бушующего Ветра, шума практически не было. Благодаря манере передвижения ног Ветра он получил и другое имя среди других. Вообще-то это только одна из причин... Лапы пантеры не бьют по земле, не создают шума. Прыгая на дичь, пантера грациозно приземляется на лапы.
Но тем не менее полностью избежать шума не получалось. Палач, стоявший ближе всех к коридору, нахмурился. Что?.. Больше от скуки, а не потому, что его что-то встревожило, махамимамса направился к повороту. Его товарищи увидели, как он пошел, и даже не задумались, почему. Они сами вообще ничего не слышали. Предположили, что он решил прогуляться от скуки.
А Ветер вылетел из-за поворота. Лень исчезла. И скука исчезла. Палачи пожалели, что не находились в состоянии боевой готовности, причем сильно пожалели, как человек жалеет о потерянном сокровище, поскольку никогда не знал его цену.
Но агония была короткой.
Первый палач, тот, если так можно выразиться, бдительный, вообще не успел ни о чем пожалеть. Кинжал вонзился ему под подбородок, прошел сквозь язык, рот, в мозг. Агония закончилась, только начавшись.
У остававшихся двух палачей было время только выпрямиться и уставиться широко раскрытыми глазами. Один даже попытался нащупать свой меч. Он умер первым, кинжал рассек ему горло. И тем же движением Ветер убил и второго, проведя кинжалом по одной линии через два горла.
Конечно, теперь не обошлось без шума. Тела упали на пол с глухим звуком, а кровь струей выплеснулась на стены. Громче всего, пожалуй, оказался булькающий звук - из ран выходил воздух. В последние мгновения жизни палачи сделали большие вдохи от страха, а теперь этот воздух вылетал наружу вместе с кровью.
Стражники-йетайцы, несмотря на всю свою надменность и высокомерие, обязательно услышали бы эти звуки. Даже через закрытую дверь.
Но жрец и шесть палачей, несущих вахту за этой дверью, не услышали ничего. Или, скорее, услышали, но ничего не поняли. В отличие от воинов-йетайцев они не были знакомы со звуками, производимыми людьми, быстро отправляемыми на тот свет.
Другими звуками смерти, да. О, многими звуками. Крики боли они знали. Стоны в агонии. Вопли, да. Завывания, да. Стенания - бесспорно. Поскуливания и рыдания они могли бы узнать во сне. Даже глухое, почти молчаливое шипение, вылетающее из горла, охрипшего от продолжавшихся в течение долгого времени криков ужаса и боли, его они знали. Хорошо знали.
Но слабые звуки, идущие сквозь дверь?.. (Хотя один палач удивился, подошел к двери и начал ее открывать.) Это были звуки быстрой смерти, а быстрая смерть оказалась незнакома людям, стоявшим за дверью.
Но теперь станет знакома.
А Ветер оказался в пике ярости. Дверь исчезла, разбитая проносящимся ураганом. Он ворвался в помещение.
Разлетаясь в стороны, куски двери попали в нескольких палачей. Один свалился на пол, второй зашатался. Ветер на мгновение проигнорировал упавшего. А пошатнувшийся все-таки упал - на спину, мертвый. Его убил по-настоящему великолепный кинжал, который пронзил тощую грудь насквозь.
Пятеро других представителей малва, находившихся в помещении, широко раскрыли рты. Их глаза округлились от страха и шока. И больше всего полного неверия.
Странные чувства на самом деле, в особенности для жреца. Разве он сам снова и снова не объяснял махамимамсам, что убийство и резня благословляются ведами? (Другие индийские священники, мистики и садху отрицали это, причем горячо и горько, и даже называли культ Махаведы гнусностью в глазах Бога. Но теперь они молчали. Махамимамсы сделали свою работу.)
Итак, ураган влетел в комнату, а находившиеся там люди должны были оценить божественную суть опыта. Но не сделали этого. Скандальное поведение, в особенности для жреца. Остальных малва в прихожей можно и извинить. Несмотря на все их ритуальные претензии, отрывочное и несистематичное знакомство с ведами, которые они частично выучили наизусть, махамимамсы оставались просто грубыми ремесленниками и занимались ремеслом, грубым по природе. Поэтому понятно, что когда это самое ремесло применили в отношении них самих, они не увидели ничего, кроме блестящего исполнения работы. Лежавший на полу махамимамса не успел даже восхититься. Отлетевший кусок двери, который сбил его с ног, также оглушил его. В полубессознательном состоянии он только успел увидеть на долю секунду железную пятку, которая остановила его сердце.
Следующему махамимамсе повезло больше. Та же самая нога откинула его в угол, но не парализовала его разум вместе с телом. Поэтому его можно назвать привилегированным. Он умрет последним, после того как Ветер сметет всю остальную жизнь из помещения. У махамимамсы будет достаточно времени, чтобы восхититься высшим мастерством убийства. Примерно четыре секунды.
Теперь умер жрец. Ему перерезали сонную артерию, причем таким экономичным и быстрым ударом, что даже Валентин, если бы его видел, восхитился бы экономичностью деяния. Затем умер махамимамса, который получил локтем в висок, причем так сильно, что половина мозга наполнилась кусками раздробленной кости.
Еще один махамимамса, еще одна перерезанная сонная артерия.
Но этот удар оказался не очень экономичным - Ветер почти отрубил голову.
И теперь наконец у одного малва нашлось время, чтобы крикнуть, предупреждая других. Крик оборвался, перешел в кашель. Все это сделал кинжал, пронзивший сердце.
И только один махамимамса из семи представителей малва, находившихся в прихожей, смог достать оружие, перед тем как умереть. Короткий кривой меч, который он занес для нанесения удара. Ветер набросился на него и отсек кисть, державшую меч, разбил коленную чашечку одним ударом, а затем локтем руки, державшей кинжал, разбил и череп палача.
В четвертую, последнюю секунду Ветер залетел в угол, куда раньше загнал палача, и воткнул кинжал ему в глаз и сквозь него в мозг. Великолепное лезвие прошло сквозь кость легко, словно разрезало мясо.
Быстрая смерть, невероятно быстрая, но - конечно - ни в коем случае не беззвучная. Во-первых, дверь разлетелась на куски, один палач издал полувскрик-полукашель, ломались кости, брызгала кровь, клацнул меч, падающий на пол. И, конечно, несколько тел с грохотом падали на пол и врезались в стены.
Ветер услышал движение за последней дверью, закрывающей путь к его сокровищу. Движения и отрывистые выкрики людей, готовящихся к схватке. Судя по голосам, двух людей.
Затем - другие звуки, странные звуки.
Ветер знал их значение.
Ветер бросился к этой двери и разобрался с ней так, как это делает ураган, и в ярости влетел в комнату. Комнату принцессы Шакунталы. Где она даже во сне не могла побыть одна, не могла избежать блестящих жестоких глаз.
Двое махамимамсов, как и думал Ветер.
Непредсказуемый, внушающий суеверный страх Ветер. И теперь наступил главный момент всего, ярость шторма достигла пика, потом Ураган ослаб. Стал мягким ветерком, который медленно полетел вперед, желая просто потрепать траву и цветы на полях, не больше.
Остался один махамимамса. Второй был мертв. Скорее умирал.
Ветер быстро осмотрел его. Палач умирал на полу, давился, двумя руками держась за горло. Ветер знал этот удар, разбивший дыхательное горло: прямой удар, наносимый двумя разведенными буквой V пальцами напряженной рукой, в который вкладывается сила всего тела. Он сам нес точно такой же удар менее минуты назад, жрецу в зале с куполом.
Если бы Ветер сам наносил удар валяющемуся на полу махамимамсе, то тот умер бы, не успев долететь до пола. Но удар наносил не он, а его ученица, которую он и обучил ему. Правда, в ней не было его ураганной силы.
Неважно. Нельзя сказать, что Ветер остался недоволен. На самом деле удар был прекрасный. Умело нанесен и - что давало Ветру еще большее удовлетворение - выбран быстро и разумно. Человек может не умереть сразу. Но сколько бы он ни продержался, он сможет издать только хрип.
В данном же случае человек умер быстро. Ветер не видел смысла в том, чтобы оставлять его в живых, и покончил с ним, сильно ударив пяткой.
Однако удар был нанесен почти лениво, потому что основное внимание Ветер направлял на последнего врага и его кончину.
Здесь Ветер нашел повод для неудовольствия и ворчания. Глубокого сожаления, глубокого неудовлетворения.
Она была к этому склонна. Властная принцесса не смогла устоять перед королевским жестом.
Да, признал Ветер, она очевидно начала хорошо. Быстрым, резким ударом в пах. Хорошо выбрала из богатого набора ударов, которым ее обучил Ветер. Парализующий удар, в худшем случае полупарализующий, в самом лучшем парализующий голосовые связки. Кашель, тихий стон, не больше.
Она первым нанесла этот удар, Ветер знал. Знал с уверенностью, хотя и не присутствовал в спальне.
Как Ветер и учил ее, в случае, если приходится сражаться с двумя противниками. Быстрый удар по одному, выводящий его из игры, смертельный другому, затем вернуться к первому и покончить с ним. Но этой простой формуле сам Ветер следовал далеко не всегда. Но ведь Ветер был мастером, знавшим все тонкости, поскольку он задавал игру.
Пока - все прекрасно. Но затем - бес, а не девка!
Ветер выдохнул в отчаянии, как и много раз в прошлом. Сколько раз он ей говорил? Сколько? Упрямая девчонка!
Но ярость быстро уходила. Гораздо быстрее, чем собиралась, на самом деле гораздо быстрее. Другие эмоции возвращались потоком и пели, таким образом знаменуя свое возвращение. И среди них - великое среди других - было чувство юмора.
На самом деле сцена оказалась комичной.
Большой, грузный человек. Большая голова на толстой шее, которая в свою очередь сидит на грузном теле. Держится за пах. Стонет. Его лицо искажает гримаса боли. Шатается, напоминая раненого бизона. И девушка - маленького роста, несмотря на то что ее удивительное тело сформировалось под жестким контролем Ветра, - висит на этой голове, держась обеими маленькими ручками.
Ручки идеально расположены, это Ветер признавал. Левая держит за растрепанную бороду, правая глубоко запущена в растрепанную шевелюру. Идеальная позиция для смертельного завершающего аккорда, который свернет шею мужчине подобно тому, как ломают прут.
Если бы мужчина был вполовину меньше, а она вполовину больше. Но так как есть девушка напоминала обезьяну, пытающуюся сломать шею буйволу. Буйвол мечется, а обезьяна раскачивается во все стороны, вися на его шее.