Старый раб достал кинжал из-под плаща.
   Велисарий подарил ему этот кинжал много лет назад, в тот день, когда объявил рабу, что отпускает его на волю. Раб отказался от свободы. Ему она больше не требовалась, и он предпочел остаться служить полководцу. Да, к тому времени он уже не надеялся, что Велисарий - Калкин. А когда-то верил. Но постепенно, через не сколько лет служения полководцу, раб наконец смирился с фактом. Велисарий велик, но он просто человек. Он - не десятая обещанная аватара*. [Аватара - "нисхождение" Бога, т.е. воплощение Бога Вишну в облике героя, вепря, карлика, совершающих подвиги на земле.] Раб с грустью покорился реальности, зная: мир обречен на еще многие повороты колеса под лапами схватившего его великого асура*. [Асуры - в индийской мифологии - могучие соперники и враги богов, низвергнутые с неба и превратившиеся в демонов.] Но правда была такой, какая она есть. Дхарма* [Дхарма - в буддизме - первичные элементы бытия и психофизические элементы жизнедеятельности личности. Они вечны, постоянно появляются и исчезают.] все еще оставалась.
   Велисарий не понял, почему раб отказался от свободы, но согласился оставить его у себя. Тем не менее в тот же день он вручил ему кинжал. Раб оценил жест. Именно так смертные должны вести себя в глазах Бога.
   Он взвесил оружие в руке. Великолепный кинжал.
   В свое время старый раб был наемным убийцей - кроме всего прочего. Он уже несколько десятилетий не пользовался кинжалом, но не забыл прежних ощущений. Кинжал казался теплым и доверчивым, как любимое домашнее животное.
   Раб опустил его. Он немного подождет.
   За стенами храма святой Софии стояла тишина. Катафракты, участвовавшие вместе с Велисарием в последней битве, теперь мертвы.
   Они хорошо умерли. О, очень хорошо.
   В свое время раб был известным воином, которого боялись - кроме всего прочего. Он уже несколько десятилетий не участвовал в битвах, однако помнил свои ощущения. Катафракты достойно сражались, великая была битва. Тем более великая, что в ней не было смысла, кроме дхармы.
   И возможно, признал раб, небольшая радость от сладости мести. Но месть не так уж важна на весах судьбы, думал раб. Катафракты за эту битву и так сбросили много кармы со своих душ.
   Раб был этому рад. На самом деле его никогда особо не волновали катафракты.
   Грубые, хвастливые и неотесанные в сравнении с сословием кшатриев, к которым когда-то принадлежал раб. Но ни один кшатрий не посмеет претендовать на большее, чем мертвые катафракты за стенами храма святой Софии. Сам Арджуна* [Арджуна - "белый", "светлый" - герой др.-инд. эпоса "Махабхарата" - идеальный воин, у которого сила и мужество сочетаются с благородством и великодушием.] примет их души и назовет их своими.
   Раб снова подумал о кинжале и решил: его собственная карма станет лучше, если он им воспользуется. Но опять отогнал эту мысль.
   Нет, он немного подождет.
   Он не боялся греха самоубийства. Его вера не разделяла странного христианского убеждения в том, что совершенные деяния влекут за собой моральные последствия, отличные от цели содеянного. Нет, дело в том, что он не мог оставить этот поворот колеса вечности без небольшой сладкой мести.
   Этим подлым асурам потребуется время, чтобы добраться до комнаты, где сидел раб. Йетайским собакам и блохам-раджпутам еще предстоит пробраться по широкому центральному проходу собора. И они все это время будут трястись от страха, ожидая нового удара Мангуста.
   Старый раб даст им это время, добавив значительную карму к своей душе, которую придется отрабатывать в следующих воплощениях. Раб знал об этом, но не мог устоять.
   Он вдоволь насмеется над мучителями.
   Так Шакунтала насмеялась над ними, очень давно, перед тем как вскрыть себе вены. И теперь, в конце жизни, старый раб радовался, что наконец может вспоминать девушку без боли.
   Как он любил это сокровище мира, этот драгоценный камень создания! С самого первого дня, когда ее отец привел ее к нему и передал сокровище на хранение.
   - Научи ее всему, что знаешь, - приказал император великой Андхры. - Не скрывай ничего.
   Ей только исполнилось семь лет. У нее была темная кожа, так как ее мать родилась в Керале, а глаза - словно черная бездна. Уже тогда.
   По мере взросления красота ее тела привлекала других мужчин. Но никогда - его, мужчину, который, мною лет спустя, стал рабом Велисария. Он любил саму красоту девушки. И он думал, что хорошо ее обучил. Ничего не скрывал.
   Раб засмеялся, как не смеялся несколько десятилетий. При звуке его смеха йетайцы и раджпуты, осторожно передвигавшиеся в соборе, застыли на своих местах, словно парализованные олени. А радостный смех раба, повторившийся эхом под стенами собора, напоминал крик пантеры.
   Так на самом деле звали раба - в то далекое время. Пантера Махараштры. Ветер Великой Страны.
   О, как Ветер любил принцессу Шакунталу!
   Дочь великого императора Андхры. Но кто знает? Отцовство всегда считалось любимым предметом божьих шуток. Но одно несомненно, ее душа на самом деле была детенышем Пантеры.
   Собаки, завоевавшие Андхру, не убили только ее, единственную из династии Сатаваханы. Ее одну - за красоту тела. Император Шандагупта собирался подарить ее своему верному слуге Венандакатре. Венандакатре Подлому. Подлец из подлецов был Венандакатра, а сам император из проклятых малва - асурской собакой и только собакой. Зверем.
   Пантере не удалось предотвратить пленение Шакунталы. Он лежал, спрятавшись в тростниках, и чуть не умер от ран, полученных во время последней битвы перед дворцом в Амаварати. Но, придя в себя, пошел по следу собак к их лежбищу. На север, через Сахьядри, к самому дворцу Подлого.
   Шакунтала находилась там. Ее держали в плену уже несколько месяцев, оставляя для удовольствия Венандакатры. Ожидалось скорое возвращение Подлого после выполнения задания, которое ему год назад дал император. Она не была ранена или изувечена, но ее хорошо охраняли. Пантера внимательно изучил охрану и решил: ему с ней не справиться. Шакунталу сторожили кушаны под командованием опытного и хитрого ветерана, который избегал риска и не оставлял без внимания ни одной щели.
   Пантера навел справки. Кроме всего прочего, он в свое время был еще и великолепным шпионом, поэтому узнал многое. Главное: личность командира кушанов нельзя недооценивать. Его звали Кунгас, и это имя Пантера слышал раньше. Нет, лучше подождать.
   А затем время вышло. Венандакатра вернулся и сразу же отправился в покои новой наложницы, оставив толпу охранников-йетайцев под дверьми. Подлый горел желанием насладиться телом Шакунталы, а еще больше - его осквернением.
   При воспоминании о том дне крепкие пальцы старого раба со всей силы сжали рукоятку кинжала. Он слышал осторожные шаги тварей перед дверью. Он еще немного подождет. Но теперь осталось недолго. Достаточно, чтобы помучить врагов.
   В последний день жизни девушки Пантера стоял на коленях в лесах недалеко от дворца Венандакатры и истово молился. Молился, чтобы Шакунтала вспомнила все, чему он ее учил, а не только те уроки, которые она легко усваивала.
   Кроме всего прочего старый раб был в свое время известным философом. И много лет назад он молился, чтобы сокровище его души вспомнило: в конце концов только душа имеет значение. А все остальное - суета сует.
   Но как он и опасался, она не вспомнила. Вспомнила все остальное, но не это. И поэтому, услышав первый крик Подлого, раб заплакал горькими слезами, оплакивая свою горькую жизнь.
   Много лет спустя он услышал о происшедшем от самого Кунгаса. Странно, как поворачивается колесо времени. Он встретил бывшего начальника охраны Шакунталы на том же рабовладельческом корабле, который вез и его на рынок Антиоха. Пантеру наконец поймали во время одной из последних отчаянных битв перед тем, как вся Индия прогнулась под когтями проклятых асуров. Но те, кто его пленил, не узнали Ветер Великой Страны в усталом пленнике, покрытом множеством шрамов, поэтому просто продали его капитану.
   Как он выяснил, Кунгаса уже давно продали в рабство. Теперь у кушана не было рук - их отрубили охранники-йетайцы, обвинившие его в совершенном Шакунталой. Те самые охранники, которые оттеснили его и его воинов в сторону, горя желанием посмотреть на развлечения хозяина. (И конечно надеясь, что Подлый пригласит их последовать своему примеру после того, как закончит сам.)
   У Кунгаса также отсутствовали глаза и нос. Палачи-махамимамсы оставили ему только уши и рот, чтобы он мог слышать насмешки детей и выть от горя.
   Но Кунгас всегда отличался практичностью, поэтому стал сказочником, причем превосходным. И если люди находили его внешность отталкивающей, они терпели ее ради его рассказов. Он рассказывал великолепные истории. Самой популярной считалась история падения Подлого, которую так любили бедняки его обычные слушатели, хотя ее и запрещали власти. Сидя в трюме рабовладельческого корабля (где он оказался, весело объяснил Кунгас, потому что благодаря своему бойкому языку совратил знатную женщину, а его невидящие глаза не заметили возвращения ее мужа), он рассказал историю Пантере.
   В представлении Кунгаса она звучала весело, в немалой степени потому, что Кунгас считал свое наказание справедливым, а себя виновным в смерти Подлого и давно уже решил: вероятно, это - единственное благородное дело за всю его впустую растраченную жизнь.
   Кунгас всегда презирал Венандакатру и йетайцев, правящих всеми, кроме малва. Несмотря на свою твердость и жесткость, он привязался и к принцессе, поэтому и не предупредил их. Поэтому и держал рот на замке. Он не предупредил их, что под красивой внешностью скрываются стальные мышцы. Кунгас видел, как она танцует, и знал, наблюдая за легкостью и грациозностью движений, что танцевать ее учил наемный убийца.
   Кунгас в деталях описал первый удар, и Пантера увидел его, даже в трюме рабовладельческого корабля. Пяткой в пах, как он и учил ее.
   И увидел все остальные удары, последовавшие за первым, подобные раскату смеха. Подлый корчился на полу уже через несколько секунд.
   Он корчился, но пока оставался жив. Да, девушка помнила все, чему убийца научил ее, кроме того, на что он больше всего надеялся.
   Конечно, учитель понял, слушая рассказ Кунгаса: она не забыла главную заповедь наемного убийцы на случай уничтожения врага. Оставить жертву парализованной, но в сознании, чтобы отчаяние разума усиливало агонию тела.
   Слыша, как собаки-асуры наконец вошли в комнату, старый раб закрыл глаза. Еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, чтобы насладиться памятью. О, как он любил Черноглазый Жемчуг Сатаваханы!
   Он видел, как она танцевала, последний танец в своей жизни. О, как велика была ее радость! Танцевать перед Подлым, насмехаясь над ним своим девственным телом, которое никогда не будет принадлежать ему. Из горла Венандакатры, вскрытого его же собственным ножом, вытекала жизнь и его кровь омывала голые подвижные ножки его убийцы, когда они танцевали танец смерти. Ее кровь смешается с его кровью, и очень скоро, потому что она перерезала свое горло до того, как до нее добралась охрана йетайцев. Но Подлый не мог этому обрадоваться, поскольку его глаза уже ничего не видели.
   * * *
   Время пришло. Как раз когда один из йетайцев протянул руку, чтобы схватить его, старый раб спрыгнул с трона и вскочил на край чана, в котором бурлил расплавленный металл. Прыгнул туда, как молодая пантера.
   Пришло время содрать кожу с живодеров.
   О, он им покажет! Вначале он подразнил их горечью навсегда потерянных трофеев. Ни кожа, ни кости великих римлян не будут висеть на стенах во дворцах малва, ничто из римских сокровищ не заполнит сундуков!
   А затем он дразнил их собой. Ни разу за последние тридцать лет он не пользовался своим настоящим именем. Но теперь он произнес его, и оно прозвучало в соборе подобно грому.
   - Меня зовут Рагунат Рао. Я - Пантера из Махараштры. Я убивал ваших отцов тысячами. Я - Ветер Великой Страны. Я косил их души, как коса. Я - Щит Декана. Моя моча была их погребальным омовением.
   Я - Рагунат Рао. Рагунат Рао!
   Яд Для Лживых Врагов и Зеркало Позора Раджпутаны.
   Рагунат Рао! Это я!
   Они хорошо знали это имя, даже спустя столько лет. И они отступили назад. Вначале в неверии. Но затем, наблюдая за танцем старика на краю чана с расплавленным золотом, поняли: он говорит правду. Потому что Рагунат Рао умел многое и преуспел во всем, чем занимался, но самых больших достижений он добился, как танцор. Он был велик, танцуя смерть врагов Махараштры, и велик теперь, когда он танцевал смерть самой Великой Страны.
   О да, старый раб был великим танцором в свое время - кроме всего прочего. И теперь, у края растопленных римских сокровищ, в дыме растопленной римской славы он танцевал последний танец. Великий танец, ужасный, теперь запрещенный, но никогда не забытый. Танец созидания. Танец разрушения. Крутящийся, вертящийся, дьявольский танец времени.
   Пока он танцевал, жрецы Махаведы шипели в бессильной ярости. Бессильной, поскольку не смели приблизиться к нему - боялись ужаса в его душе; а йетайцы не приближались, поскольку боялись ужаса в его теле; а раджпуты не могли, поскольку стояли на коленях, оплакивая честь Раджпутаны.
   Да, он в свое время считался великим танцором. Но никогда он не был таким великим, как в этот свой последний час, и знал это. Танцуя и поворачивая колесо времени, он забыл о своих врагах. Потому что в конце концов они стали ничем. Он помнил только тех, кого любил, и удивился, поняв, скольких людей он любил за свою долгую и полную страданий жизнь.
   Возможно, он когда-нибудь встретится с ними вновь. Когда - не знает никто. Но он думал, что увидит их.
   И возможно, в какой-нибудь другой жизни он увидит, как сокровище его души танцует брачный танец, ее голые ловкие ножки мелькают для возлюбленного.
   И возможно, в какой-то другой жизни он увидит, как императоры предпочитают мудрость уму, а преданность - клятве.
   И возможно, в какой-то другой жизни он снова увидит, как Раджпутана возвращает честь, а битва с древним врагом снова завершается танцем победы.
   И возможно, в этой другой жизни он обнаружит, что Калкин на самом деле низошел, чтобы уничтожить асурских фаворитов и связать самого дьявола.
   Что может знать человек?
   Наконец, почувствовав, что силы покидают его, старый раб выхватил кинжал. На самом деле в нем не было необходимости, но раб считал, что такой прекрасный подарок следует использовать. Поэтому он вскрыл вены, добавил брызжущую кровь в свой танец и смотрел, как его жизнь с шипением соединяется с расплавленным золотом. Он ничего от себя не оставит собакам - ни кожи, ни костей. Он присоединится к нечистому императору и чистому полководцу и самым чистым из жен.
   Раб совершил последний прыжок с огромной силой. О, каким высоким был прыжок! Таким высоким, что у него хватило времени в последний раз рассмеяться перед тем, как уйти навсегда.
   О, мрачный Велисарий! Разве ты не видишь, что Бог - танцор, и созидание - это его танец радости?
   Глава 3
   Открыв глаза, Велисарий понял, что стоит на коленях. Какое-то время он неотрывно смотрел на плитки, из которых выложен пол, но ничего не видел.
   Вещь оставалась зажатой в кулаке. Однако теперь она казалась совершенно спокойной и только слегка мерцала.
   - Сколько прошло времени? - прохрипел он, не поднимая головы.
   Александриец усмехнулся.
   - Кажется вечностью, не правда ли? Несколько минут, Велисарий. Всего несколько минут.
   Антонина наклонилась чад мужем и обняла за плечи. На ее лице было написано беспокойство.
   - С тобой все в порядке, любовь моя?
   Он медленно повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Антонина поразилась, увидев там боль и злобу.
   - Почему ты молчала? Почему ты мне не доверяешь? - прошептал он. - Что такого я когда-либо сделал или сказал? Разве я когда-нибудь упрекал тебя хоть в чем-то?
   Антонина отшатнулась в удивлении.
   - О чем ты?
   - О Фотии. Твоем сыне. Моем сыне.
   Она так и села на пол Лицо побледнело, глаза расширились Антонина была потрясена.
   - Как ты?.. Когда?.. - она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
   - Где он?
   Антонина потрясла головой. Рука потянулась к горлу.
   - Где он!
   - В Антиохии, - прошептала она, сделав неопределенный жест рукой.
   - Как ты можешь лишать меня сына? - несмотря на то что Велисарий говорил тихо, в его голосе отчетливо звучала ярость. Жена снова потрясла головой, взгляд ее блуждал по комнате. Казалось, она находится в полубессознательном состоянии.
   - Он не твой сын, - прошептала она. - Ты даже не знаешь, что... Как ты узнал?
   Прежде чем он смог ответить, александриец схватил Велисария за плечи и сильно встряхнул.
   - Велисарий! Остановись! Кем бы ни был этот Фотий, он из твоего видения. Очнись!
   Велисарий оторвал взгляд от Антонины и уставился на епископа. Примерно через две секунды наступила ясность. Боль и гнев ушли, внезапно сменившись страхом. Он снова посмотрел на Антонину.
   - Но он существует? Я не просто вообразил его?
   - Да. Да. Он существует, - Антонина кивнула. Выпрямилась. И хотя она не встречалась взглядом с мужем, напряглась словно пружина. Она решила идти до конца. - С ним все хорошо. По крайней мере было хорошо, когда я видела его в последний раз три месяца назад.
   По глазам Велисария все собравшиеся увидели, как быстро у него в голове пролетают мысли. Он кивнул.
   - Тогда ты говорила, что едешь навестить сестру. Таинственную сестру, которую я почему-то никогда не видел. - Затем он добавил - с горечью: - У тебя когда-нибудь была сестра?
   В словах жены тоже прозвучала горечь, но это была горечь прошлого:
   - Нет. Не родная. Сестра в грехе, согласившаяся позаботиться о моем мальчике, когда...
   - Я сделал тебе предложение, - закончил фразу Велисарий. - Черт тебя побери! - его тон резал как ножом.
   Но он показался слабым отблеском лунного света по сравнению с яростью в голосе монаха:
   - Черт тебя побери!
   Глаза мужа и жены мгновенно повернулись к Михаилу, словно зайцы к когтям ястреба. И на самом деле македонец, сидевший на стуле, напоминал сокола на ветке дерева.
   Вначале в глазах Велисария промелькнуло удивление, в глазах его жены злость. Через мгновение они оба поняли свою ошибку. До них не сразу дошло, на кого направлено проклятие.
   Нечасто Велисарий отводил глаза первым, но взгляд монаха выдержать не смог.
   - По какому праву ты укоряешь свою жену, лицемер? По какому праву? потребовал ответа монах.
   Велисарий молчал.
   - Поистине люди отвратительны. И отвратителен священнослужитель, продающий душу, если одновременно проклинает проститутку, торгующую телом, заговорил Михаил. - И отвратителен судья, берущий взятки, если он же выносит приговор вору за украденное рванье.
   Велисарий открыл рот. И закрыл его.
   - Покайся, - приказал Михаил.
   Велисарий молчал.
   - Покайся! - опять приказал монах.
   Увидев знакомую хитрую усмешку, появляющуюся на губах мужа, Антонина вздохнула. Ее ручка протянулась к огромной ладони, подобно крошечному котенку, приближающемуся к мастиффу. Секунду спустя его рука накрыла ее и пожала. Очень нежно.
   - Я начинаю понимать, почему они идут к нему в пустыню, подобно стаду, - признался Велисарий.
   Его голос слегка дрожал.
   - Это нечто, не правда ли? - весело согласился епископ. - И ты понимаешь, почему верхушка церкви желает, чтобы он там и оставался. И, как я подозреваю, никто из судей в последнее время не возражал против его затянувшейся ссылки.
   Епископ посмотрел на македонца.
   - Надеюсь, Михаил, твое замечание насчет священнослужителей не относилось ни к кому из присутствующих?
   Михаил презрительно фыркнул.
   - Не надо со мной играть, - он взглянул на поношенную рясу епископа. Если ты после нашей последней встречи решил заняться симонией* [Симония продажа и покупка церковных должностей или духовного сана.], ты в ней не очень преуспел. В одном я уверен: если самый знаменитый грек из всех греческих теологов, Антоний Александрийский, когда-нибудь продаст душу дьяволу, то все живое услышит вой Сатаны, понявшего, как его обманули.
   Комнату наполнил смех. Когда он стих, епископ нежно посмотрел на Велисария и Антонину.
   - Чуть позднее вы должны обсудить вопрос с Фотием, - сказал он. - Я советую вам начать по-доброму. Исходите из того, что цель должна быть благородной. Я всегда считал такой подход самым надежным. - Он улыбнулся. Хотя в теологических дебатах, признаюсь, он редко используется.
   Михаил снова хмыкнул.
   - Редко? Лучше скажи: так редко, как... - он замолчал и вздохнул. Неважно. У нас нет времени уверять присутствующих в том, что я не имел в виду кое-кого из них, говоря о священнослужителях. - Потом добавил мрачно: Одни замечания на тему займут целый месяц. Даже при моей немногословности.
   Македонец наклонился вперед и показал пальцем на вещь в руке Велисария.
   - Расскажи нам, - приказал он.
   * * *
   Когда Велисарий закончил повествование, Михаил откинулся на спинку стула и кивнул.
   - Как я и думал. Это не сатанинская штучка. Откуда она появилась, не знаю. Но не из преисподней.
   - Иностранец - танцор - не христианин, - неуверенно заметила Антонина Какой-то язычник. Возможно... не от Сатаны, а... Может, это какая-то древняя черная магия?
   - Нет, - твердо заявил Велисарий. - Точно нет. Он - самый лучший человек из всех, кого я знал. И он не язычник. Он... как бы выразиться? Не христианин, нет. Но я знаю вполне определенно если бы у всех христиан была душа этого человека, то все мы уже жили бы в золотом веке.
   Собравшиеся в комнате уставились на Велисария. Полководец кивнул.
   - Вы должны понять. Я пересказал вам только контуры видения. Я прожил его, всю жизнь, заключенную в эту оболочку.
   Велисарий невидящими глазами уставился на стену.
   - Он служил мне тридцать лет. Как я уже рассказывал, даже после того, как я предложил ему свободу. Отказываясь, раб просто сказал, что уже один раз, на свободе, потерпел неудачу и поэтому остается у того, кто еще может преуспеть. Но я также потерпел неудачу и тогда...
   К всеобщему удивлению Велисарий рассмеялся звонким детским смехом.
   - Как я рад, что наконец узнал его имя!
   Полководец вскочил на ноги.
   - Рагунат Рао! - прокричал он. - Я тридцать лет хотел узнать его имя. Он заявил, что у него нет имени, что он его потерял... когда не оправдал надежд своего народа.
   На мгновение лицо Велисария стало старым и усталым.
   - "Называй меня просто раб, - сказал он мне. - Это слово подойдет". И так я его и называл, все тридцать лет. - Велисарий покачал головой. - Я согласен с Михаилом. В этом человеке не было зла, ни грамма. Большая опасность, да. Я всегда знал, что он опасен. Это было очевидно. Причем не из его слов или действий - обратите внимание. Он никогда не прибегал к насилию, никогда никому не угрожал, никогда не поднимал голоса, даже на конюхов. Тем не менее все, даже старые солдаты, понаблюдав за ним, понимали: он смертельно опасен. Несмотря на возраст. Все просто это знали, - он весело рассмеялся. - Даже катафракты, которые о себе обычно высокого мнения, следили за языком в его присутствии. В особенности после того, как видели его танец.
   Полководец опять рассмеялся.
   - О, да! Он умел танцевать! О, да! Самый великий танцор на свете. Он освоил все танцы, которые ему показывали, а после дня тренировки мог станцевать лучше любого другого человека. Его собственные танцы были неподражаемыми. В особенности...
   Велисарий замолчал. Внезапно до него дошло - и это стало понятно по выражению лица.
   - Так вот что это было.
   - Ты говоришь про танец у себя в видении, - напомнил александриец. Танец, который он исполнил в конце. И что это было? Танец созидания и разрушения?
   Велисарий нахмурился.
   - Нет. Ну, да, но только созидание и разрушение - лишь фрагменты танца. Сам танец был танцем времени.
   Полководец потер лицо.
   - Я видел, как он его танцевал. Один раз в Иерусалиме, во время осады.
   - Какой осады? - спросила Антонина.
   - Осады... - Велисарий махнул рукой. - Осады в моем видении. В прошлом - из моего видения. - Полководец снова махнул рукой и твердым голосом добавил: - Какие-то солдаты слышали о танце времени и захотели его посмотреть. И упросили раба - Рагуната Рао - станцевать его для них. Он станцевал, и это произвело огромное впечатление. Потом они попросили его обучить их танцу, и он ответил: этому танцу научить нельзя. Как объяснил раб, в этом танце нет определенных движений. - Глаза полководца широко раскрылись. - Потому что во время каждого исполнения он танцуется по-новому.
   * * *
   Наконец грани соединились. Это было практически невозможно - настолько чужими оказались мысли, но цель смогла сформулироваться.
   Будущее.
   - Что? - воскликнул Велисарий. Он огляделся по сторонам. - Кто это сказал?
   - Никто ничего не говорил, Велисарий, - ответил епископ. - Никто ничего не говорил, кроме тебя.
   - Кто-то сказал "будущее", - уверенно заявил полководец. Он не сомневался. - Кто-то это сказал. Я слышал очень отчетливо.
   Будущее.
   Он посмотрел на вещь у себя в руке.
   - Ты!
   Будущее.
   Все, находившееся в комнате, окружили полководца и уставились на вещь.
   - Скажи снова, - приказал Велисарий.
   Молчание.
   - Повтори, говорю тебе!
   Грани, если бы могли, закричали бы от отчаяния. Задача невыполнима! Разум совсем чужой!
   Цель начала разрушаться. Грани, в отчаянии, выпустили в окружающий мир то, что человек сравнил бы с желанием ребенка попасть домой. Глубокое, глубокое, глубокое страстное желание убежища, безопасности, спокойствия и комфорта.