— Тогда скажи мне, почему императору следует разрешить брак, — приказал он.
   Бочкообразная грудная клетка Тораманы приподнялась, когда он делал медленный глубокий вдох. Очевидно, что он не торопится, собираясь правильно представить аргументы.
   — Во-первых. Прочность, требуемая стулу, зависит от веса того, что на этом стуле лежит. Когда Велисарий угрожает на реке Инд, а Рао — Нармаде, вес возрос в три или четыре раза. Во-вторых. Трехногому стулу требуются более толстые и крепкие ножки. Применительно к людям — более верные. Даже скорее преданные. В-третьих. Слабость связана с раджпутами. В настоящий момент они привязаны к малва только клятвами. Нет кровного родства, и еще меньше доверия. Клятвы — даже клятвы раджпутов — хрупкие вещи. В-четвертых, самый верный способ привязать раджпутов покрепче — это привязать их кровными узами. Устраивать высокопоставленным раджпутам браки с представителями правящего клана малва, как делали это с йетайцами.
   Торамана замолчал и долго смотрел на Нанду Лада.
   — Я не сказал вам ничего из того, что вы уже сами не понимаете. Давайте на мгновение предположим, что Рана Шанга станет вдовцом. Возможно, из-за болезни жены, возможно, из-за несчастного случая — или неудачной встречи с какими-то случайно попавшимися по дороге бандитами. Я уверен, что ему предложат вступить в брак с кем-нибудь из высокопоставленных малва. Причем очень высокопоставленных. Впервые царь раджпутов — а он является величайшим из них — будет связан с малва кровью, а не только клятвами.
   Нанда Лал чувствовал, как меняется выражение его лица. Несмотря на все свои попытки скрыть эмоции, он не мог ничего поделать. Он был в шоке. Никогда — никогда! — он не мог представить, что этот человек, выглядящий грубым и неотесанным варваром, сможет догадаться о столь многом на основе столь малого. А что еще он знает? «Неудачная встреча с какими-то случайно попавшимися по дороге бандитами», — да, это были его слова. Но какие мысли — какие догадки — скрываются за этими словами?
   Нанда Лал подавил желание тотчас вызвать пятерых наемных убийц, ждавших перед шатром, и приказать им убить Тораману на месте. С трудом подавил.
   С трудом — и по двум причинам. И только второй была его заинтригованность возможностями, которые открывала неожиданная проницательность и сообразительность Тораманы.
   Первая причина его сдержанности была еще проще. Кроме пяти наемных убийц, подчинявшихся Нанде Лалу, в нескольких шагах от шатра находились дюжины солдат, по большей части йетайцев и раджпутов. И все они — как уже стало очевидным для Нанды Лала — крепко привязаны к своему командиру Торамане, как все солдаты в их армии привязаны к Дамодаре и Рану Шанге.
   Если вкратце, то это — единственная армия в империи малва, где работу наемных убийц с радостью выполнят разъяренные солдаты, причем в течение минуты, в чем можно было не сомневаться. Люди Нанды Лала смогут убить Тораману, в этом начальник шпионской сети совсем не сомневался, даже если силач-йетайец и заберет с собой на тот свет пару-тройку нападавших. При условии, конечно, что Нанда Лал будет рад видеть свое порубленное на куски тело, лежащее рядом с трупом Тораманы.
   «Такова проблема. Империя не может позволить себе потерять эту великолепную армию. Но можем ли мы позволить себе вообще ее иметь? Если этот острый, как бритва, меч когда-нибудь окажется направленным в нашу сторону…»
   Шли долгие секунды молчания. Все это время Торамана неотрывно смотрел на начальника шпионской сети. Наконец молодой йетайский полководец в очередной раз пожал плечами.
   — Я думаю, что ты слишком много беспокоишься. Если его любимая жена умрет — по какой угодно причине, лишь бы к этому не прикладывали руку малва, — у Раны Шанги будет еще больше оснований заключить династический брак. — Каким-то неуловимым образом следующие слова были произнесены с легким ударением. — Несмотря на все его могущество и воинское мастерство, он, как ты знаешь, не очень хорошо разбирается в интригах.
   «Перевод: у меня могут возникнуть сомнения относительно „неудачных обстоятельств“. Но у Шанги они не возникнут».
   Нанда Лал вспомнил все, что знал о царе раджпутов, решил, что йетаец правильно его оценил. Но все еще оставался Дамодара…
   Торамана заговорил вновь, словно умел читать мысли:
   — Что касается господина Дамодары, то его благодарность императору за то, что он щедро предоставил о семье дворец в столице — в безопасности от римских наемных убийц и почти у императорского порога тоже прочно привязывает нашего полководца к малва. Хотя, по моему мнению, в его преданности не был оснований сомневаться.
   Нанда Лал тут же отбросил последнее предложение. Это была чистая дипломатия. Главным было первое.
   «Перевод: пока семья Дамодары остается в заложниках у императора, Дамодара остается покорным».
   И снова Нанда Лал пересмотрел свою точку зрения, и снова решил, что йетаец прав. Несмотря на всю свою гениальность, Дамодара ни разу не продемонстрировал излишней амбициозности. Немного — конечно, да — но так, чтобы подвергать смертельной опасности жену и детей? И родителей?
   «Нет, я сам видел, как он играл с детьми, когда его семья в прошлые годы посещала столицу. Он обожает своих детей и, по отчетам шпионов, любит жену и является преданным сыном».
   — Хорошо, — сказал начальник шпионской сети. Слово прозвучало резко, почти хрипло. Но не так сурово, как следующие: — Но остаешься ты.
   Впервые после того, как Торамана пригласил Нанду Лала и жреца к себе в шатер, его лицо перестало быть каменной маской. Казалось, йетайцу весело.
   — Я? — пролаял он. — А ты знаешь о моем клановом статусе среди йетайцев?
   Нанда Лал кивнул, затем вытянул вперед толстую руку и покрутил ею в воздухе.
   — Средний. Не высокий, не низкий.
   — Думаю, ближе к низкому, чем к высокому, — возразил Торамана. Он немного склонил голову набок и вопросительно посмотрел на Нанду Лала. — Вопрос. Какой у меня шанс получить брачное предложение от знатной дамы-малва?
   Нанда Лал колебался. В тишине Торамана продолжил:
   — Предположим — на мгновение, — что я вернулся с войны против Рима овеянный славой. Победителем сотен сражений.
   — Возможно, — проворчал Нанда Лал. — Но маловероятно.
   Вопросительный взгляд Тораманы стал откровенно испытуюшим. Нанда Лал вздохнул и — опять — его мнение об уме йетайца повысилось еще на чуть-чуть.
   — На самом деле, реальных шансов нет.
   Йетайец кивнул.
   — Чистота крови всегда лежала в основе правления малва, — он легко кивнул жрецу. — И в основе религии Махаведы.
   Торамана ничуть не выглядел огорченным. Напротив, йетаец почти что смеялся:
   — Ну пусть будет так. Я — амбициозный человек, но не дурак. В мире есть ограничения. Так обстоят дела сейчас, так было всегда и так будет всегда. Я просто хочу добраться до собственного потолка, и никак не меньше.
   С его сурового, типично йетайского лица исчезла всяческая веселость.
   — Теперь, возможно, вы меня понимаете.
   И снова в шатре воцарилось молчание. На этот раз на довольно долгое время. В целом минут на пять. Пять минут, на протяжении которых йетайский полководец и начальник шпионской сети всей империи малва смотрели Друг на друга, а жрец Махаведы, прекрасно понимая, что все эти тонкости давно не его дело, пытался сделаться настолько невидимым, насколько мог.
   — Хорошо, — заявил в итоге Нанда Лал. — Даже не «Достаточно хорошо», а просто хорошо. Я считаю, мы понимаем друг друга.
   Кивок йетайского полководца больше напоминал поклон во время принесения клятвы в верности.
   — Да, господин, понимаем. Позвольте мне продвинуться в этом мире так далеко, как я могу, и вам не нужно беспокоиться о последствиях. — Нанда Лал все еще сомневался.
   — Может настать день — а Рана Шанга будет твоим родственником, — когда, не исключено…
   — Если такой день наступит, господин, что меня сильно удивит, — не сомневайтесь: я сделаю то, что нужно сделать. Да, кровные узы крепки. Но амбиции сильнее. Они подобны горному леднику.
   — Да ты еще и поэт! — воскликнул Нанда Лал.
   Весело улыбаясь, он встал из-за стола. Несмотря на крупное тело и уже немолодой возраст, Нанда Лал был полон жизненных сил. Он уже стоял на ногах, когда жрец только начал подниматься.
   — Я предвкушаю долгое и полезное для нас обоих сотрудничество, командир. И я обязательно лично приеду на твое бракосочетание, когда бы оно ни проходило, И пусть будет, что будет.
   Торамана, тоже вставший на ноги, поклонился в пояс.
   — Это честь для меня. — Когда он разогнулся, Нанде Лалу показалось, что на губах йетайца появилась слегка хитроватая улыбка. — Но предупреждаю заранее — я не забуду ваше обещание. Пусть будет, что будет.
 
   Нанда Лал жестом велел Вишванатану выйти из шатра первым. После того как жрец удалился, начальник шпионской сети остановился у полога шатра и сурово посмотрел на стоящую в углу статую.
   — Уродливая чертова штуковина, — тихо сказал он. Торамана находился в нескольких футах от Нанды Лапа.
   Йетаец бросил взгляд на статую, затем пожал плечами.
   — Действительно уродливая. В этом мы с ней похожи. И, так же как и я, она служит своим целям.
   Нанда Лал рассмеялся и ушел, не переставая удивляться уму Тораманы.
   Теперь эта мысль наполняла его радостью. Правда он велел одному из своих шпионов не спускать с полководца глаз.
 
   К несчастью, шпион не разделял мнение своего хозяина о Торамане. Поэтому поздно вечером у йетайского полководца не возникло сложностей с тем, как незамеченным выйти из шатра. Так, чтобы шпион и не заподозрил об этом.
   А поскольку Нарсес был не менее опытен в уходе от слежки, то двое мужчин встретились без всяких прочем. Как и было оговорено раньше, в процессе обмена фунта чая на сравнимую меру фимиама. В этой сделке участвовали двое слуг, и произошла она на неофициальном «рынке», устроенном солдатами и местными жителями на берегах Джамны.
   Нет необходимости говорить, что она осталась незамеченной шпионами Нанды Лала. И Торамана, и Нарсес умели подбирать слуг.
 
   Они сидели в небольшом шатре, стоявшем в стороне от основного армейского лагеря и исполнявшем роль склада. Нарсес уже ждал йетайца, сидя на мешке. Как только Торамана вошел, евнух заговорил:
   — Перескажи мне все. Очень точно.
   На это у Тораманы ушло несколько минут. Возможно, он вспомнил не каждое слово, но близко к тому. Если бы Нанда Лал присутствовал в этом шатре, то его мнение о Торамане еще улучшилось бы. Память йетайца была такой же феноменальной, как и его ум.
   Когда он закончил, Нарсес коротко, сухо и хрипло рассмеялся.
   — «Позвольте мне продвинуться в этом мире так далеко, как я могу, и вам не нужно беспокоиться о последствиях». Это очень красиво сформулированное предание.
   Торамана небрежно пожал плечами.
   — Я ничего не знаю об искусстве красиво говорить. Все могут видеть, я — грубый йетайец, немногим лучше варвара. Но даже когда я был ребенком и играл в грязи, то знал, что лучший способ врать — это говорить правду. Просто позволить тому, кто слышит правду, воспринимать ее по-своему. Восприятие, а не сами слова вот что делает их ложью.
   Нарсес кивнул и улыбнулся, напоминая в этот момент рептилию.
   — И это тоже еще одно красиво сформулированное предложение. — Улыбка исчезла. Следующие слова он произнес без каких-либо эмоций. — Если время придет — когда время придет, — тебе потребуется…
   Торамана оборвал его, нетерпеливо махнув рукой.
   — Действуй быстро, решительно и так далее. — Он поднялся на ноги даже с большей живостью, чем та, которую продемонстрировал Нанда Лал в его шатре. — Не бойся, Нарсес. Мы с тобой прекрасно друг друга понимаем.
   — «Но амбиции сильнее», — тихо процитировал старый евнух. — «Они подобны горному леднику».
   И снова Торамана махнул рукой.
   — Поэзия, — фыркнул он. — Нет никакой поэзии в горных льдах. Я знаю. Я видел ледник. Я родился в Гиндукуше, Нарсес. И узнал, еще будучи мальчиком, что мир создан, подобно льду.
   Он повернулся, пригнулся, откидывая полог шатра, и исчез. Так же тихо, как и пришел.

Глава 21

   ХАРК
   Лето 533 года н.э.
   — Мы так и думали, что найдем тебя здесь, — сказал Эон.
   — А где же еще? — фыркнул Усанас. Удивленная Антонина оторвала взгляд от кобылы, на которую смотрела, и покосилась на конюшню. Эон и Усанас стояли внутри, у открытых дверей, и их спины освещало солнце позднего утра.
   Антонина начала краснеть. Затем, опустив глаза, принялась отряхивать платье от соломы. Когда она пришла этим утром на конюшню, после того как Велисарий уехал, чтобы присоединиться к армии, то мало обращала внимания на подобные мелочи. Даже теперь ее старания объяснялись больше привычкой, чем настоящим беспокойством о своей внешности.
   — Я так предсказуема? — пробормотала она.
   Усанас улыбнулся.
   — Каждый раз, когда Велисарий отправляется в один из своих походов, ты проводишь половину следующего дня, глядя на лошадь. Это успело стать притчей во языцех.
   Эон прошел к ближайшей куче сена и плюхнулся на нее. Совершенно очевидно, что негуса нагаст Аксумского царства беспокоился о том, как он выглядит, не больше, чем Антонина. Он даже провел несколько секунд, наслаждаясь ощущениями, и мог показаться несведущему человеку беззаботным мальчишкой, а не правителем одной из самых могущественных империй.
   — Да, прошло много времени, — сказал он весело. Затем помахал рукой. — Иди сюда, Усанас! Почему ты так настаиваешь на сохранении достоинства?
   Улыбка Усанаса стала немного сардонической.
   — Конская еда! Нет, спасибо. — Он гневно посмотрел на кобылу в ближайшем стойле. Безобидное животное ответило на его взгляд со всем возможным спокойствием. — Предательские создания, — объявил Усанас. — Все они. «Глупые животные» — ха! Но я — охотник. По крайней мере, был им раньше. Поэтому я знаю, какие злодеяния и пороки таятся в сердцах диких животных.
   Он прошел к еще одному стойлу — пустому — и прислонился плечом к деревянной стойке.
   — И они все дикие, не сомневайтесь в этом ни на секунду. — Он с той же сардонической улыбкой посмотрел на кучу сена, в которой сидела Антонина. — Я лучше съем саму лошадь, чем стану использовать ее пищу в качестве стула. Это более цивилизованно.
   Антонина не проглотила приманку. Она просто улыбнулась в ответ. Хоть Усанас и часто заявлял, что боится и ненавидит животных, она прекрасно знала, что он — опытный наездник и погонщик слонов. А также, как она подозревала, отлично умеет управляться и с верблюдами, хотя она никогда не видела, чтобы он близко подходил к кому-то из этих угрюмых животных.
   Эон скептически фыркнул. Затем его молодое лип стало серьезным.
   — Нам нужно поговорить, Антонина. Мне жаль беспокоить тебя сейчас — я знаю, что ты бы предпочла провести день… э…
   — Вздыхая по уехавшему мужу, которого знаешь много лет, словно глупенькая влюбленная девчонка, — ехидно завершил фразу Усанас.
   — Но я действительно глупая и влюбленная, — запротестовала Антонина.
   Однако без особой горячности. На самом деле, слова Усанаса принесли ей некоторое утешение. Возможно, это было странно. Но суровое детство, проведенное на улицах Александрии, за которым последовал долгий период, когда она была куртизанкой — время, оказавшееся еще суровее, заставляли ее ценить новую жизнь, которую она начала после того, как вышла замуж за Велисария. Антонина наслаждалась тем, чего у нее раньше не было, и искренне любила мужа.
   Но…
   В конце концов, она была женой Велисария. Самого Велисария, а не какого-то неизвестного купца или мелкого чиновника. И несмотря на то, что Антонина ценила свой брак, он налагал на нее крупные обязательства.
   Она хотела было печально вздохнуть, но подавила это желание и заявила:
   — Вы хотите планировать предстоящую морскую кампанию. Немедленно.
   Эон кивнул.
   — Из-за изменений в тактике и временных ограничений стало важным, чтобы наша экспедиция отправилась как можно скорее. А поскольку теперь потребуется включить римский флот, мы не можем терять время. — Эон сделал слишком большое ударение на слове «потребуется», словно ожидал, что с ним будут спорить! — Координация действий союзников иногда оказывается сложной. Нам нужно… э… четко определить… э…
   Эон замолчал. Усанас скривил губы и получилась усмешка — такая же великолепная, как и его обычная улыбка.
   — Глупый мальчишка — который, как предполагается является царем царей! — лопочет о том, кто будет командовать. Он или кто-то из римлян.
   Антонина не могла не разразиться смехом.
   — Ты больше не его давазз! — воскликнула она. — А он — не просто принц! Больше ты не можешь давать ему подзатыльники!
   Теперь пришел черед Эона улыбаться. Усанас нахмурился.
   — Ничего не могу поделать, — проворчал он. — Быть даваззом легче, чем выносить эти глупости с мухобойкой. Вежливый! Достойный! Мне это не по силам.
   Антонина махнула рукой.
   — Это не проблема. Естественно, командовать будешь ты. Единственные римские корабли, которые мы можем выделить для этой экспедиции, — это полдюжины новых судов с пушками, те, что проектировал Иоанн. Он называл их «каравеллами». Велисарий забрал все старые корабли для атаки на Бароду. Ты привел с собой сто восемь боевых галер. На каждой свыше двухсот человек — в сумме примерно двадцать тысяч, и это гораздо большая сила, чем можем выставить мы, римляне. А поскольку вы снабдили все корабли пушками, то в Вашем распоряжении куда больше орудий.
   Она замолчала, так как ее отвлекла сторонняя мысль.
   — Я все еще удивлена, что у вас получилось собрать такой флот за таков короткое время. Как вам это удалось?
   Эон выглядел довольным.
   — За это можно поблагодарить мою жену Рукайю. Если есть кто-то в Аксумском царстве или Аравии, кто знает, что семнадцатилетняя царица, по крайней мере, а Царица, — почти ребенок, то их можно пересчитать по пальцам.
   — По пальцам одной руки, — поправил Усанас. — Хм, — проворчал он. — У этой девушки железная воля. Что обнаружили многие задиристые кораблестроители и купцы, поставляющие товары.
   — А еще она очень умная, — продолжал Эон, не закончивший хвастаться женой. — Именно Рукайе принадлежит идея переоборудовать наши уже существующие галеры под пушки, вместо того чтобы строить новые корабли, как делаете вы, римляне. Теперь вы называете их каравеллами?
   Он извиняюще улыбнулся.
   — Мы можем строить корабли быстро — следуя модификациям, которые предложила Рукайя, — если продолжаем придерживаться наших старых методов. Потребовалось бы гораздо больше времени для того, чтобы делать суда по проекту Иоанна. У нас просто нет такой производственной базы, в особенности по работе с металлом.
   — В любом случае мы не смогли бы снабдить каравеллы нужными орудиями, — добавил Усанас. — Даже ваши римские оружейники в Александрии едва могут выпускать достаточно таких орудий для ваших собственных кораблей. Но для проекта Рукайи требуются только небольшие пушки — использующие четырехфунтовые ядра — и только по четыре на корабль, так что Александрия легко с этим справляется.
   Антонина кивнула. И молча поздравила себя за то, что изначально выбрала Рукайю в жены Эону31. Но ее самодовольство было недолгим. По напряженным выражениям лиц аксумитов она видела, что те все еще беспокоятся о вопросе командования.
   — Так в чем проблема? — прямо спросила Антонина, не видя оснований ходить вокруг до около.
   Усанас покачал головой.
   — Антонина, я считаю, что твое мнение базируется скорее на теории, чем на понимании реальной ситуации. Как раз то, что Ирина назвала бы «обучением по книгам».
   Он хотел говорить дальше, но его перебил Эон:
   — Наши суда — это в основном галеры, Антонина. — Потом добавил гордо: — Конечно, это аксумские галеры! Мы вполне способны выходить в открытое море. Но…
   Он пожал плечами.
   — Но мы не можем брать с собой большое количество провизии и боеприпасов, когда галеры полностью укомплектованы солдатами и матросами. Не больше, чем на несколько дней. Даже аксумиты за несколько дней не могут пересечь Эритрейское море.
   — У нас закончатся провизия и вода, — пояснил Усанас. — Не упоминая про порох и ядра, которых хватит на одну крупную схватку.
   Антонина наконец поняла. А поняв ситуацию, она поняла и беспокойство аксумитов. Они могут выполнять роль ударной силы, но только если римляне предоставят суда для перевозки провизии и боеприпасов.
   Она ничего не могла с собой поделать. Хоть она и пыталась подавить импульс, но все равно рассмеялась.
   — Что тут смешного? — спросил Эон, наполовину сурово, наполовину неуверенно. Отчасти царь, отчасти мальчишка.
   Антонина прикрыла рот ладошкой.
   — Простите, — сказала она. — Я просто подумала о римских торговых судах, получающих приказы от аксумитов. Все равно что собирать кошек в стадо.
   Усанас развел руками.
   — В этом-то вся и проблема. Эти люди не желают никому подчиняться при самых благоприятных обстоятельствах. Нет шансов, что мы сможем управлять ими, не угрожая физическим насилием на каждом шагу. Скорее всего, каждый день. Что в конце концов лишит всю операцию смысла.
   Антонина нахмурилась. Еще одна чертова проблема обеспечения. Но затем, увидев ожидание на лицах Усанаса и Эона, женщина поняла, как они представляют себе решение этой проблемы. Решение, которое они определенно боятся высказать, потому что опасаются ее реакции. И еще потому, что знают: до того, как Велисарий уехал, он заставил жену пообещать, что она не станет лично участвовать в сражениях.
   Теперь Антонина не просто захихикала, она расхохоталась.
   — Вы даже представить себе не можете! — воскликнула она. — Я с радостью отправлюсь через океан, вместо того чтобы сидеть в этом жалком городишке, управляя сворой недовольных купцов и торговцев. И даже мой беспокойный муж согласился бы, что я не могу уклоняться от выполнения того, что — цитирую — «Необходимо для успеха кампании». Это будет сделано! — улыбнулась она.
   Усанас улыбнулся в ответ.
   — Да. Если ты будешь командовать экспедицией, то я уверен: ни один купец не сможет спорить с тобой.
   Антонина перестала улыбаться.
   — Я тоже уверена.
 
   Менее чем через час Антонина отдала первый приказ, запустивший в действие новый план, Дриопию, ее компетентному и надежному секретарю.
   — Я тебя повышаю. Я отправлю послание Фотию и Феодоре и попрошу дать тебе новый титул. Что-нибудь грандиозное. Может, место в Сенате. И уж точно какое-нибудь поместье, чтобы ты жил так, как тебе заблагорассудится.
   Она вышла из комнаты, где раньше у нее был штаб, и оставила позади сбитого с толку бывшего секретаря
 
   Разборка с двадцатью капитанами торговых судов, которые станут обеспечивать экспедицию провизией боеприпасами, отняла несколько больше времени.
   Но незначительно.
   — Давайте четко уясним, — твердо сказала Антонина, выслушивая их возражения на протяжении часа и все это время оставаясь на причале. Она показала пальцем на римские каравеллы, стоящие на якоре в гавани Харка. В красном свете садящегося солнца суда выглядели довольно зловеще. — Вот эти боевые корабли потопят любого из вас, кто только попробует оспорить приказ после того, как мы отчалим. А мы отчаливаем послезавтра.
   Она позволила им какое-то время подумать над ее словами.
   Немного.
   — И вы должны быть готовы отплыть послезавтра. Или эти корабли потопят каждого, кто не отчалит в течение часа после начала отплытия. В любом случае, городские бедняки жаловались, что у них мало дерева.
 
   С другой стороны, решение вопросов с Менандром и Эйсебием заняло почти весь вечер. От их возражений было не так просто отмахнуться.
   Например, молодые офицеры настаивали на том, чтобы сопровождать Антонину во время экспедиции. Тут она стояла твердо.
   — Не будьте дураками. У меня двадцать тысяч человек — и большинство из них аксумские моряки — чтобы беречь меня от беды. Понимаете, я не веду их в бой! Я просто отправляюсь вместе с ними, чтобы обеспечить должное осуществление римских поставок провизии и боеприпасов, жизненно необходимых для успеха кампании.
   Менандр с Эйсебием упрямо уставились на нее. Антонина хлопнула в ладоши.
   — Достаточно! Вы гораздо нужнее Велисарию, чем мне. Поскольку я забираю все каравеллы и их опытных капитанов, он будет полагаться на вас, отбивая атаки малва на реке Инд. Вы, я надеюсь, понимаете, что он ведет гораздо большую армию?
   При упоминании имени Велисария Менандр покраснел. Эйсебий, у которого было гораздо более смуглое лицо, — нет. Но упорно продолжал смотреть мимо Антонины. Он старался не встречаться с ней взглядом, потому ему удалось высказать еще один, последний протест.
   — Тебе потребуется «Феодора-Победительница», Антонина. Нужно проверить, чтобы суда в Чоупатти и Бхаруче были полностью разрушены. А я — единственный кто все еще может управляться с новой пушкой, стреляющей зажигательной смесью, в боевых условиях.
   Антонина колебалась. Она мало что понимала в данной области.
   К счастью, помог Эзана. Командующий сарвом Дакуэн прибыл вместе с Эоном и Усанасом в особняк Антонины, где обсуждались последние планы относительно римского флота. Даже до того, как Эйсебий закончил говорить, Эзана уже качал головой.