Страница:
— Что?.. — пробормотал он.
— Ничего, негуса нагаст, — объявил Усанас. — Малва визжат в страхе. Ничего больше.
Эон с трудом кивнул. Затем, закрывая глаза, прошептал:
— Читай дальше, Антонина.
Глаза Антонины вернулись к книге. Мгновение спустя, отыскав нужное место, она продолжила перечислять подвиги древних воинов под стенами Трои. Эону всегда нравилась «Илиада».
Он не услышал конца истории. Возможно, час спустя, когда битва вошла наиболее яростную стадию, Эон снова пришел в себя и заговорил.
— Не надо больше, Антонина, — прошептал он. — Нет времени. Я навсегда покончил со сражениями. Читай другую.
Стискивая зубы, чтобы не зарыдать в голос, Антонина опустила «Илиаду» на палубу. Затем взяла другую книгу. Несколько секунд она стряхивала с нее покрывавшие обложку щепки. Пару минут назад пушечное ядро ударило по палубному ограждению флагманского корабля. Восемь аксумских моряков были убиты или серьезно ранены. Многие другие, включая саму Антонину, получили слабые повреждения от разлетевшихся во все стороны щепок.
Это был удачный выстрел. Эон был готов рисковать собой, но не Антониной и Усанасом. Поэтому он приказал флагманскому кораблю держаться в недосягаемости для пушек малва. Но Венандакатра или понял, что потопление флагманского корабля повлияет на боевой дух аксумитов, или просто вышел из себя от ярости, а поэтому приказал сделать залп с перегруженными порохом снарядами. Одно из пушечных ядер попало по флагману. Четыре пролетели мимо. Последнее не перелетело крепостной вал — взорвалось само орудие, и погибла большая часть артиллеристов. От усилия, которое потребовалось, чтобы поднять тяжелый том, открылся порез на руке Антонины. Кровь снова начала сочиться сквозь повязку и пачкать страницы книги, когда женщина открыла ее. Это было плохо. Это была красивая книга. Но Антонина подумала, что это, возможно, подобающе.
Она начала читать Новый Завет. Евангелие от Марка было любимым у Эона, поэтому она выбрала именно его. Антонина читала медленно, осторожно, четко произнося каждое слово. И пока не дошла до самого конца, она ни разу не оторвала взгляд от книги, ни разу не посмотрела на сидящего рядом с ней царя.
Эон Бизи Дакуэн умер где-то на этих страницах, как понимала Антонина. Но никогда не узнала, когда именно. И до самого дня своей смерти она будет благодарить «пастыря доброго» за то, что позволил ей это блаженное незнание.
Глава 32
Глава 33
— Ничего, негуса нагаст, — объявил Усанас. — Малва визжат в страхе. Ничего больше.
Эон с трудом кивнул. Затем, закрывая глаза, прошептал:
— Читай дальше, Антонина.
Глаза Антонины вернулись к книге. Мгновение спустя, отыскав нужное место, она продолжила перечислять подвиги древних воинов под стенами Трои. Эону всегда нравилась «Илиада».
Он не услышал конца истории. Возможно, час спустя, когда битва вошла наиболее яростную стадию, Эон снова пришел в себя и заговорил.
— Не надо больше, Антонина, — прошептал он. — Нет времени. Я навсегда покончил со сражениями. Читай другую.
Стискивая зубы, чтобы не зарыдать в голос, Антонина опустила «Илиаду» на палубу. Затем взяла другую книгу. Несколько секунд она стряхивала с нее покрывавшие обложку щепки. Пару минут назад пушечное ядро ударило по палубному ограждению флагманского корабля. Восемь аксумских моряков были убиты или серьезно ранены. Многие другие, включая саму Антонину, получили слабые повреждения от разлетевшихся во все стороны щепок.
Это был удачный выстрел. Эон был готов рисковать собой, но не Антониной и Усанасом. Поэтому он приказал флагманскому кораблю держаться в недосягаемости для пушек малва. Но Венандакатра или понял, что потопление флагманского корабля повлияет на боевой дух аксумитов, или просто вышел из себя от ярости, а поэтому приказал сделать залп с перегруженными порохом снарядами. Одно из пушечных ядер попало по флагману. Четыре пролетели мимо. Последнее не перелетело крепостной вал — взорвалось само орудие, и погибла большая часть артиллеристов. От усилия, которое потребовалось, чтобы поднять тяжелый том, открылся порез на руке Антонины. Кровь снова начала сочиться сквозь повязку и пачкать страницы книги, когда женщина открыла ее. Это было плохо. Это была красивая книга. Но Антонина подумала, что это, возможно, подобающе.
Она начала читать Новый Завет. Евангелие от Марка было любимым у Эона, поэтому она выбрала именно его. Антонина читала медленно, осторожно, четко произнося каждое слово. И пока не дошла до самого конца, она ни разу не оторвала взгляд от книги, ни разу не посмотрела на сидящего рядом с ней царя.
Эон Бизи Дакуэн умер где-то на этих страницах, как понимала Антонина. Но никогда не узнала, когда именно. И до самого дня своей смерти она будет благодарить «пастыря доброго» за то, что позволил ей это блаженное незнание.
Глава 32
Венандакатра завопил, поднимаясь с кирпичной кладки, которая рухнула не более чем в трех ярдах от него. Гоптрий подвернул ногу и упал, у него перехватило дыхание. Когда он хватал ртом воздух, то как зачарованный смотрел на пушечное ядро, которое разбило кусок защитного укрепления Бхаруча. Уродливая металлическая штуковина, почти вся энергия которой была потеряна от столкновения со стеной, медленно катилась по направлению к нему. Затем, следуя небольшому уклону каменной платформы, поменяла курс, а потом исчезла из вида, свалившись с края стены. Секунду или две спустя Венандакатра смутно услышал, что ядро наконец успокоилось. Судя по звуку, оно упало на одного из солдат малва, которые находились в укрытии внизу.
Молча, все еще пытаясь привести в норму дыхание, Венандакатра выругал того солдата и насладился его смертью. Точно так же, как ругал всех солдат, прятавшихся рядом с ним, и всех остальных, не сумевших отразить атаки аксумитов и римскую канонаду.
Почти остекленевшие, его глаза теперь уставились на дыру, которую пушечное ядро проделало в крепостном валу. Венандакатра поразился мощи орудия, из которого оно было выпущено. Он этого не ожидал.
А ему бы следовало — он ожидал бы именно этого, если бы обращал хоть какое-то внимание на советы Дамодары. Но Венандакатра, последний опыт которого в ведении военных действий на море имел место несколько лет назад, действительно не понимал, как быстро продвинулись вперед и малва, и их враги в создании огнестрельного оружия с начала войны. Он не помнил, чтобы боевые галеры были оснащены пушками. И логика подсказывала ему, что галеры, по природе своей, много пушек нести не могут.
Конечно, в этом он был прав. Как и все боевые галеры, снабженные пушками, аксумские суда несли только такое число орудий, какое могло поместиться на носу и корме. Давать «бортовой залп» было невозможно из-за наличия скамей для гребцов. И аксумские корабли, несмотря на то что проектировались для пересечения открытого моря под парусом, во время сражения в основном шли на веслах.
Поэтому, да, у них на каждом судне стояло очень немного пушек — в массе своей только четыре, две на носу и две на корме. И орудия не были особо мощными. Но у аксумитов был большой флот — и у них все еще оставалось много судов даже после того, как они прорвались сквозь залпы защищающих Бхаруч орудий. А римские корабли, которые шли после них, были спроектированы, чтобы давать бортовые залпы, и на них стояли мощные орудия. Венандакатра не был уверен, но думал, что с римских судов огонь велся из того, что его собственные артиллеристы называли «слоновьи ноги». Римляне, если он правильно помнил, называли их тридцатидвухфунтовыми пушками. По большей части римляне стреляли крупной картечью, предназначенной убивать людей, обслуживающих огромные орудия малва. Но они с равными интервалами стреляли и твердыми ядрами, и этих тяжелых шаров оказалось более чем достаточно, чтобы разбить крепостные валы, защищавшие батареи малва. Эти укрепления представляли собой работу старых каменщиков и были воздвигнуты давно, в эпоху старого ведения войны, то есть, в отличие от новых укреплений, не могли выдержать пушечный огонь, малва просто никогда не ожидали, что им придется защищать Бхаруч от такой атаки — по крайней мере, Венандакатра не ожидал, — поэтому гоптрий и не приказал построить новые стены для замены устаревших.
Теперь сражение шло уже несколько часов. Да, аксумиты потеряли много судов. Но даже эти потери использовались ими для своей пользы — и наполненная чистой яростью аксумская атака продолжалась. Если только корабль не разрушался полностью и не тонул в гавани, аксумские моряки загоняли свои поврежденные суда в центр стоящего на якоре флота малва. Затем, перепрыгнув через борта и приступив к абордажу, превращали собственные суда в плавающие зажигательные бомбы. Используя пушечный огонь с галер и эти плавучие факелы, аксумиты завершили разрушение военного флота малва и начали делать то же самое с торговым.
Теперь, когда опасность быть перехваченными галерами малва исчезла, римляне провели свои боевые корабли прямо перед защищающими гавань укреплениями и начали давать бортовые залпы с расстояния, не превышающего двести ярдов. Римляне были теперь так близко, что малва больше не могли опускать стволы огромных осадных орудий, чтобы ударить в ответ.
В этот момент, к изумлению Венандакатры, все оставшиеся на плаву аксумские галеры высадили моряков на причалы Бхаруча.
«Сумасшествие! Они спятили? Это же диверсионная группа! Они не могут надеяться взять один из величайших городов малва!»
Затем, когда моряки стали прорываться сквозь территорию, непосредственно прилегающую к гавани, поджигая все вокруг — верфи, склады, все, до чего доходили руки, — галеры отошли от причалов. И снова Венандакатра был шокирован. Несмотря на очень малое количество членов экипажа, аксумские боевые корабли повернули свои орудия на укрепления. Теперь аксумиты стреляли крупной картечью, очищая крепостные валы от солдат, а римляне били, словно молотом, по этим укреплениям своими огромными железными ядрами.
«Почему? Почему? Даже эти орудия недостаточно большие, чтобы обрушить стены Бхаруча!»
Он был прав. Но снова Венандакатра недооценил ярость Аксума. Обрушить стены невозможно, но отколоть от них приличные куски — вполне. Что обнаружил и сам гоптрий. Аксумиты собирались нанести достаточный урон, чтобы обслуживающие орудия артиллеристы бросились бежать в укрытия.
В то время, как моряки в гавани, закончив свою разрушительную работу, начали штурм…
Венандакатра наконец понял правду. Да, аксумиты не могли взять Бхаруч. Но, ведомые этой почти самоубийственной яростью, которая все еще озадачивала гоптрия, они могли полностью разрушить город, рабочий порт и морскую базу. Они не остановятся, пока не штурмуют укрепления и не выведут из строя осадные орудия. Даже если половина моряков умрет в процессе. Теперь Венандакатра пришел в панику. Он с трудом выпрямился. Все еще пытаясь привести в норму дыхание, он, шатаясь, направился к ступеням, которые вели в город внизу. Он знал, что аксумские моряки скоро придут — и знал, что его жалкие артиллеристы имеют не больше шанса отразить нападение этих бездушных сумасшедших, чем дети — стадо бегущих слонов. «Дамодара! И его раджпуты! Только они…» Венандакатра почувствовал облегчение, увидев, что носильщики его паланкина преданно оставались на посту. Несмотря на очевидный страх, они не убежали в поисках укрытия где-то в глубине города. Он отплатил им ругательствами, врезал старшему ременной плетью и забрался внутрь паланкина.
— Во дворец! — завизжал он. — Если кто-то из рабов упадет, я посажу его на кол!
Так получилось, что один из них все-таки упал. Неизбежно некоторые из римских орудий стреляли гораздо дальше интересующих их целей, так что железные ядра и картечь падали на улицы Бхаруча. Одно такое ядро, попав в стену дома — случайно, но под идеальным углом, — обрушило переднюю часть здания на улицу. Носильщики были вынуждены перебираться через завал с неудобной ношей, и один из них сильно подвернул ногу.
К счастью, хотя Венандакатру сильно покачнуло в паланкине, он едва ли это заметил. Частично потому, что собственный ужас заставлял гоптрия не замечать внезапный страх рабов. Однако по большей части потому, что он был занят, ругая все современные технологии и приспособления, которые на протяжении многих лет с такой готовностью принимали малва.
Когда-то при нем постоянно дежурили курьеры на лошадях, готовые отвезти послания гоптрия куда угодно, ко всем его подчиненным — а Дамодара все еще формально являлся его подчиненным, даже если власть Венандакатры над полководцем в реальности была крайне слаба.
Но Дамодара бы пришел, в ответ на послание, переданное курьером. В этом Венандакатра нисколько не сомневался. Несмотря на то что Венандакатра ненавидел маленького военачальника, он не сомневался ни в его смелости, ни в его компетентности.
И Дамодара придет, после того как Венандакатра сможет его вызвать. Но теперь единственным доступным для этого способом, к сожалению, являлся телеграф, который соединял дворец Венандакатры с полевым лагерем Дамодары, находившимся вверх по течению Нармады. Великолепное, почти магическое приспособление, которое Линк принес малва из будущего.
Пока носильщики с трудом пробирались ко дворцу, тяжело дыша от усталости, Венандакатра продолжал молча ругать новую технику. С опозданием он понимал, что само великолепие всех этих изобретений скрывало их внутренние слабости. Люди дешевы и их много, а техника — нет. В старые времена у него было бы много курьеров. Сегодня имелось всего несколько телеграфных линий.
На самом деле, только две — соединяющая Бхаруч с лагерем Дамодары и идущая через горы Виндхья в столицу империи Каушамби. Бандиты Рао осознали важность этих новых проводов, которые тянулись через Махараштру. Поэтому, где бы они ни орудовали — а орудовали они везде на тех труднопроходимых территориях, которые называли «Великой Страной», — восставшие перерезали провода.
Нет, даже больше, чем просто перерезали! Медь стоила дорого, а грязные маратхи были прирожденными ворами. Поэтому, пока Венандакатра не прекратил даже пытаться поддерживать телеграфные линии где-либо, кроме мест, которые могли патрулировать надежные раджпуты Дамодары, восставшие маратхи просто крали провода и наполняли сундуки бандита Рао — его и шлюхи Шакунталы — ценностями малва.
На несколько приносящих удовлетворение минут Венандакатра прекратил ругать технику, чтобы наградить различными эпитетами Рао и Шакунталу. Но достаточно скоро это развлечение наскучило ему, и он вернулся к проклинанию телеграфа, который никогда не будет проклят в достаточной мере.
Потому что основная проблема заключалась в том, что само человечество являлось гнусным и отвратительным созданием. За исключением нескольких избранных, которые начинали — только начинали — выковывать новое и более чистое племя, все люди были вылиты в презренной форме маратхи. Все люди — воры, если говорить по правде.
Поняв это, Венандакатра, естественно, предпринял определенные шаги, чтобы защитить ценный телеграф. Он охранялся днем и ночью, и гоптрий разрешил установить в городе только одно такое приспособление — рядом со своими личными покоями во дворце, чтобы грандиозность его династии не загрязнялась всевозрастающим воровством.
Теперь они практически подошли ко дворцу. Ярость и шум, пламя и дым сражения в гавани теперь остались далеко, в двух милях позади. Венандакатра склонился вперед и принялся хлестать носильщиков ременной плетью.
— Быстрее! Быстрее! Я посажу на кол раба, который упадет!
В конце, как раз когда они остановились перед входом во дворец, рабы на самом деле упали — и не один, а целых трое. Венандакатра гнал их на невозможной скорости, и люди были совершенно измождены. Теперь больше не требовалось прилагать усилия — и у них подогнулись колени.
На самом деле, было бы лучше, если бы и четвертый тоже упал. Тогда, падая все одновременно, рабы могли бы в большей или меньшей степени мягко опустить Венандакатру на землю. Вместо этого один человек остался стоять прямо, с шестом на плече — он слишком устал, чтобы понять, что происходит — и Венандакатра вылетел на тротуар из внезапно накренившегося паланкина.
Вопя от ярости, он принялся лупить единственного стоящего на ногах раба ременной плетью. Но удары были слабыми. Они едва ли попадали по рабу, потому что Подлый, падая, повредил плечо. Боль заставила его зашипеть, прекратить порку и схватиться за ушибленное место.
Затем он повернулся и, пошатываясь, направился к дверям дворца. К счастью, двери были уже открыты в целях вентиляции, как и всегда в дневное время. Оказавшись в прохладном вестибюле, Венандакатра указал плетью на рабов и заорал стражникам:
— На кол их! Всех!
Затем…
Он снова рявкнул. Никаких стражников не было. Трое людей, постоянно дежуривших сразу за входом во дворец, отсутствовали. Ушли.
«Ушли. Их нет на месте».
Мгновение Венандакатра просто смотрел вперед, выпучив глаза. Затем разъярился еще больше — он чувствовал, словно от этой чистой ярости его может разорвать — и поспешил к лестнице, которая вела к его покоям наверху.
— Их я тоже посажу на кол!
Какая-то часть разума попыталась объяснить гоптрию, что в середине яростного сражения солдаты могли быть вовлечены в борьбу. Но Венандакатра это проигнорировал. Долг есть долг, и этим все сказано — в особенности долг слуг перед своим хозяином. Эти стражники должны быть здесь. Постоянно!
Добравшись до верха лестницы, он снова рявкнул. Затем, настолько велика была его ярость, он беззвучно закричал:
«А где эти стражники?! Двое дежурят тут постоянно!»
Почти животный крик, казалось, успокоил его нервы. Ему удалось достаточно взять себя в руки, чтобы, не шатаясь и не падая, пройти к дверям, которые вели к его собственным покоям.
Он не удивился, обнаружив, что солдат, который должен был оставаться на посту внутри комнат гоптрия — постоянно! — тоже исчез.
Нет на месте. Никого.
Тогда Венандакатра понял, что случилось. Он чересчур гуманно относился к своим подчиненным. Он позволил им размягчиться во время службы в гарнизоне, в то время как раджпуты и йетайцы Дамодары и Раны Шанги участвовали в кампаниях против бандитов-маратхи. Внезапная и яростная битва повергла их всех в панику. И они бежали — и бросили своего господина!
Он направился к двери, ведшей в комнату с телеграфом. По пути он дал себе клятву.
Две клятвы. Во-первых, все члены его личной охраны — независимо от того, несли ли они сегодня дежурство или нет — будут завтра посажены на кол. Во-вторых, несмотря на его ненависть к Дамодаре, он примет предложение военачальника периодически отправлять гарнизонные войска на вылазки вместе с раджуптами.
Венандакатра скорее не вошел, а ворвался в комнату. Он заметил, но проигнорировал — почему здесь должно быть по-другому? — отсутствие охранника, который обычно находился на посту внутри комнаты. Постоянно.
Однако он даже удивился, обнаружив, что телеграфист остался верным своему долгу. Человек был там, где ему положено, и сидел на стуле перед телеграфным аппаратом.
— Хоть кто-то! — рявкнул Венандакатра. Затем прошел вперед и схватил человека на плечо. — Немедленно пошли теле…
Он замолчал на полуслове. Голова телеграфиста откинулась назад. Слишком пораженный, чтобы вымолвить хоть полслова — хотя часть разума кричала и кричала, и кричала, — Венандакатра просто уставился на шею телеграфиста.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что произошло. То, что задушило телеграфиста, было почти невидимым. Шелковый шнурок затянули такие могучие руки, что он практически полностью ушел в плоть.
За спиной гоптрия прозвучал тихий голос.
— У меня плохие новости, Венандакатра.
Подлый медленно повернул голову и посмотрел в угол комнаты. Он едва мог различить фигуру в тени.
— Мой сын, как ты мог слышать, недавно родился. А те, кто за ним ухаживают, говорят, что он здоров. У него есть все шансы достичь зрелых лет.
Визжащий голос внутри разума Венандакатры начал вспоминать имя. Но гоптрий был слишком парализован, чтобы по-настоящему что-то услышать.
Тени шевельнулись. Фигура шагнула на свет. Она шла крадучись. Мужчина — а это несомненно был мужчина — двигался скорее как хищник, чем как человек. Затем, когда он начал надевать на правую руку рукавицу с железными шипами, сходство с хищником стало еще более полным.
— Поэтому теперь пришло время для нашего незавершенного дела. Давай станцуем, Подлый. Танец смерти, который ты когда-то хотел устроить для моей любимой, я теперь устрою для тебя.
Наконец Венандакатре удалось преодолеть паралич. Он открыл рот, чтобы заорать.
Но крик никогда не прозвучал. Его подавила не столько могучая левая рука, опустившаяся гоптрию на горло, сколько шок от железных когтей правой, схватившей его между ног и оскопившей.
Агония переросла все пределы. Оцепенение стало полным и всеохватывающим. На самом деле, Венандакатра совсем не мог думать. Просто слушал и наблюдал за чудовищем, которое уничтожило его.
Это ведь так странно, что пантера может говорить.
— Я обучал ее мастерству наемного убийцы, тому, как убивать всяческую мерзость. Оставить жертву парализованной, но в сознании, чтобы отчаяние разума увеличивало агонию тела.
Снова мелькнула рукавица с железными когтями.
Когда разум Венандакатры вернулся, прорвавшись сквозь боль, как прилив над рифом, он увидел, что все еще стоит. Но только потому, что левая рука убийцы все еще держит его за горло. Иначе Венандакатра бы уже рухнул.
Рухнул и никогда бы больше не ходил. И не ел бы сам. Его колени и локти… больше не находились там, где им положено.
— Думаю, достаточно. Чем больше я старею, тем становлюсь более философичным.
Чудовище, все еще пользуясь только одной рукой, подняло тело Венандакатры, как человек поднимает мешок с навозом, и поволокло в угол, где до этого таилось в засаде. По пути отдаленная часть разума Венандакатры удивилась, увидев седые волосы в бороде чудовища. Он никогда не представлял себе пантеру с бородой. С седой — тем более.
В углу у окна чудовище отвело в сторону тяжелую штору. Скорее, сорвало ее железными когтями. В комнату внезапно ворвался свет.
Когда Венандакатра увидел ясно вырисовавшийся трон, то внезапно понял, как чудовище убивало время, пока сидело в засаде. Трон был переделан. Правильнее сказать усовершенствован. Отдаленная часть разума Венандакатры даже оценила остроумие дизайна и качество работы.
Остальная часть кричала в отчаянии, и его покалеченное тело попыталось подчиниться. Но левая рука чудовища немного изменила хватку, и снова сверкнули железные когти, и крик умер вместе с разорванной глоткой, которая хотела его издать.
— Ты можешь умереть от потери крови из этой раны, но я в этом сомневаюсь. Она определенно не убьет тебя раньше другой.
Когти снова блеснули, и снова, и снова.
— Не то чтобы это имело значение. Во дворце не осталось стражников, которые могли бы тебя услышать, Похоже, великий ветер полностью очистил его.
Теперь Венандакатра стоял обнаженный, дорогие одежды были разорваны и разбросаны по комнате. Железные когти прошлись по его ребрам, левая рука развернула гоптрия. Теперь он смотрел в противоположную от трона сторону. Из его горла и тела текла кровь.
«Отчаяние разума, чтобы усилить агонию тела». Это была последняя, полностью сознательная мысль, если не считать последних слов его палача.
— Я думал, ты оценишь это, Подлый. Ты всегда предпочитал короткую палку.
Молча, все еще пытаясь привести в норму дыхание, Венандакатра выругал того солдата и насладился его смертью. Точно так же, как ругал всех солдат, прятавшихся рядом с ним, и всех остальных, не сумевших отразить атаки аксумитов и римскую канонаду.
Почти остекленевшие, его глаза теперь уставились на дыру, которую пушечное ядро проделало в крепостном валу. Венандакатра поразился мощи орудия, из которого оно было выпущено. Он этого не ожидал.
А ему бы следовало — он ожидал бы именно этого, если бы обращал хоть какое-то внимание на советы Дамодары. Но Венандакатра, последний опыт которого в ведении военных действий на море имел место несколько лет назад, действительно не понимал, как быстро продвинулись вперед и малва, и их враги в создании огнестрельного оружия с начала войны. Он не помнил, чтобы боевые галеры были оснащены пушками. И логика подсказывала ему, что галеры, по природе своей, много пушек нести не могут.
Конечно, в этом он был прав. Как и все боевые галеры, снабженные пушками, аксумские суда несли только такое число орудий, какое могло поместиться на носу и корме. Давать «бортовой залп» было невозможно из-за наличия скамей для гребцов. И аксумские корабли, несмотря на то что проектировались для пересечения открытого моря под парусом, во время сражения в основном шли на веслах.
Поэтому, да, у них на каждом судне стояло очень немного пушек — в массе своей только четыре, две на носу и две на корме. И орудия не были особо мощными. Но у аксумитов был большой флот — и у них все еще оставалось много судов даже после того, как они прорвались сквозь залпы защищающих Бхаруч орудий. А римские корабли, которые шли после них, были спроектированы, чтобы давать бортовые залпы, и на них стояли мощные орудия. Венандакатра не был уверен, но думал, что с римских судов огонь велся из того, что его собственные артиллеристы называли «слоновьи ноги». Римляне, если он правильно помнил, называли их тридцатидвухфунтовыми пушками. По большей части римляне стреляли крупной картечью, предназначенной убивать людей, обслуживающих огромные орудия малва. Но они с равными интервалами стреляли и твердыми ядрами, и этих тяжелых шаров оказалось более чем достаточно, чтобы разбить крепостные валы, защищавшие батареи малва. Эти укрепления представляли собой работу старых каменщиков и были воздвигнуты давно, в эпоху старого ведения войны, то есть, в отличие от новых укреплений, не могли выдержать пушечный огонь, малва просто никогда не ожидали, что им придется защищать Бхаруч от такой атаки — по крайней мере, Венандакатра не ожидал, — поэтому гоптрий и не приказал построить новые стены для замены устаревших.
Теперь сражение шло уже несколько часов. Да, аксумиты потеряли много судов. Но даже эти потери использовались ими для своей пользы — и наполненная чистой яростью аксумская атака продолжалась. Если только корабль не разрушался полностью и не тонул в гавани, аксумские моряки загоняли свои поврежденные суда в центр стоящего на якоре флота малва. Затем, перепрыгнув через борта и приступив к абордажу, превращали собственные суда в плавающие зажигательные бомбы. Используя пушечный огонь с галер и эти плавучие факелы, аксумиты завершили разрушение военного флота малва и начали делать то же самое с торговым.
Теперь, когда опасность быть перехваченными галерами малва исчезла, римляне провели свои боевые корабли прямо перед защищающими гавань укреплениями и начали давать бортовые залпы с расстояния, не превышающего двести ярдов. Римляне были теперь так близко, что малва больше не могли опускать стволы огромных осадных орудий, чтобы ударить в ответ.
В этот момент, к изумлению Венандакатры, все оставшиеся на плаву аксумские галеры высадили моряков на причалы Бхаруча.
«Сумасшествие! Они спятили? Это же диверсионная группа! Они не могут надеяться взять один из величайших городов малва!»
Затем, когда моряки стали прорываться сквозь территорию, непосредственно прилегающую к гавани, поджигая все вокруг — верфи, склады, все, до чего доходили руки, — галеры отошли от причалов. И снова Венандакатра был шокирован. Несмотря на очень малое количество членов экипажа, аксумские боевые корабли повернули свои орудия на укрепления. Теперь аксумиты стреляли крупной картечью, очищая крепостные валы от солдат, а римляне били, словно молотом, по этим укреплениям своими огромными железными ядрами.
«Почему? Почему? Даже эти орудия недостаточно большие, чтобы обрушить стены Бхаруча!»
Он был прав. Но снова Венандакатра недооценил ярость Аксума. Обрушить стены невозможно, но отколоть от них приличные куски — вполне. Что обнаружил и сам гоптрий. Аксумиты собирались нанести достаточный урон, чтобы обслуживающие орудия артиллеристы бросились бежать в укрытия.
В то время, как моряки в гавани, закончив свою разрушительную работу, начали штурм…
Венандакатра наконец понял правду. Да, аксумиты не могли взять Бхаруч. Но, ведомые этой почти самоубийственной яростью, которая все еще озадачивала гоптрия, они могли полностью разрушить город, рабочий порт и морскую базу. Они не остановятся, пока не штурмуют укрепления и не выведут из строя осадные орудия. Даже если половина моряков умрет в процессе. Теперь Венандакатра пришел в панику. Он с трудом выпрямился. Все еще пытаясь привести в норму дыхание, он, шатаясь, направился к ступеням, которые вели в город внизу. Он знал, что аксумские моряки скоро придут — и знал, что его жалкие артиллеристы имеют не больше шанса отразить нападение этих бездушных сумасшедших, чем дети — стадо бегущих слонов. «Дамодара! И его раджпуты! Только они…» Венандакатра почувствовал облегчение, увидев, что носильщики его паланкина преданно оставались на посту. Несмотря на очевидный страх, они не убежали в поисках укрытия где-то в глубине города. Он отплатил им ругательствами, врезал старшему ременной плетью и забрался внутрь паланкина.
— Во дворец! — завизжал он. — Если кто-то из рабов упадет, я посажу его на кол!
Так получилось, что один из них все-таки упал. Неизбежно некоторые из римских орудий стреляли гораздо дальше интересующих их целей, так что железные ядра и картечь падали на улицы Бхаруча. Одно такое ядро, попав в стену дома — случайно, но под идеальным углом, — обрушило переднюю часть здания на улицу. Носильщики были вынуждены перебираться через завал с неудобной ношей, и один из них сильно подвернул ногу.
К счастью, хотя Венандакатру сильно покачнуло в паланкине, он едва ли это заметил. Частично потому, что собственный ужас заставлял гоптрия не замечать внезапный страх рабов. Однако по большей части потому, что он был занят, ругая все современные технологии и приспособления, которые на протяжении многих лет с такой готовностью принимали малва.
Когда-то при нем постоянно дежурили курьеры на лошадях, готовые отвезти послания гоптрия куда угодно, ко всем его подчиненным — а Дамодара все еще формально являлся его подчиненным, даже если власть Венандакатры над полководцем в реальности была крайне слаба.
Но Дамодара бы пришел, в ответ на послание, переданное курьером. В этом Венандакатра нисколько не сомневался. Несмотря на то что Венандакатра ненавидел маленького военачальника, он не сомневался ни в его смелости, ни в его компетентности.
И Дамодара придет, после того как Венандакатра сможет его вызвать. Но теперь единственным доступным для этого способом, к сожалению, являлся телеграф, который соединял дворец Венандакатры с полевым лагерем Дамодары, находившимся вверх по течению Нармады. Великолепное, почти магическое приспособление, которое Линк принес малва из будущего.
Пока носильщики с трудом пробирались ко дворцу, тяжело дыша от усталости, Венандакатра продолжал молча ругать новую технику. С опозданием он понимал, что само великолепие всех этих изобретений скрывало их внутренние слабости. Люди дешевы и их много, а техника — нет. В старые времена у него было бы много курьеров. Сегодня имелось всего несколько телеграфных линий.
На самом деле, только две — соединяющая Бхаруч с лагерем Дамодары и идущая через горы Виндхья в столицу империи Каушамби. Бандиты Рао осознали важность этих новых проводов, которые тянулись через Махараштру. Поэтому, где бы они ни орудовали — а орудовали они везде на тех труднопроходимых территориях, которые называли «Великой Страной», — восставшие перерезали провода.
Нет, даже больше, чем просто перерезали! Медь стоила дорого, а грязные маратхи были прирожденными ворами. Поэтому, пока Венандакатра не прекратил даже пытаться поддерживать телеграфные линии где-либо, кроме мест, которые могли патрулировать надежные раджпуты Дамодары, восставшие маратхи просто крали провода и наполняли сундуки бандита Рао — его и шлюхи Шакунталы — ценностями малва.
На несколько приносящих удовлетворение минут Венандакатра прекратил ругать технику, чтобы наградить различными эпитетами Рао и Шакунталу. Но достаточно скоро это развлечение наскучило ему, и он вернулся к проклинанию телеграфа, который никогда не будет проклят в достаточной мере.
Потому что основная проблема заключалась в том, что само человечество являлось гнусным и отвратительным созданием. За исключением нескольких избранных, которые начинали — только начинали — выковывать новое и более чистое племя, все люди были вылиты в презренной форме маратхи. Все люди — воры, если говорить по правде.
Поняв это, Венандакатра, естественно, предпринял определенные шаги, чтобы защитить ценный телеграф. Он охранялся днем и ночью, и гоптрий разрешил установить в городе только одно такое приспособление — рядом со своими личными покоями во дворце, чтобы грандиозность его династии не загрязнялась всевозрастающим воровством.
Теперь они практически подошли ко дворцу. Ярость и шум, пламя и дым сражения в гавани теперь остались далеко, в двух милях позади. Венандакатра склонился вперед и принялся хлестать носильщиков ременной плетью.
— Быстрее! Быстрее! Я посажу на кол раба, который упадет!
В конце, как раз когда они остановились перед входом во дворец, рабы на самом деле упали — и не один, а целых трое. Венандакатра гнал их на невозможной скорости, и люди были совершенно измождены. Теперь больше не требовалось прилагать усилия — и у них подогнулись колени.
На самом деле, было бы лучше, если бы и четвертый тоже упал. Тогда, падая все одновременно, рабы могли бы в большей или меньшей степени мягко опустить Венандакатру на землю. Вместо этого один человек остался стоять прямо, с шестом на плече — он слишком устал, чтобы понять, что происходит — и Венандакатра вылетел на тротуар из внезапно накренившегося паланкина.
Вопя от ярости, он принялся лупить единственного стоящего на ногах раба ременной плетью. Но удары были слабыми. Они едва ли попадали по рабу, потому что Подлый, падая, повредил плечо. Боль заставила его зашипеть, прекратить порку и схватиться за ушибленное место.
Затем он повернулся и, пошатываясь, направился к дверям дворца. К счастью, двери были уже открыты в целях вентиляции, как и всегда в дневное время. Оказавшись в прохладном вестибюле, Венандакатра указал плетью на рабов и заорал стражникам:
— На кол их! Всех!
Затем…
Он снова рявкнул. Никаких стражников не было. Трое людей, постоянно дежуривших сразу за входом во дворец, отсутствовали. Ушли.
«Ушли. Их нет на месте».
Мгновение Венандакатра просто смотрел вперед, выпучив глаза. Затем разъярился еще больше — он чувствовал, словно от этой чистой ярости его может разорвать — и поспешил к лестнице, которая вела к его покоям наверху.
— Их я тоже посажу на кол!
Какая-то часть разума попыталась объяснить гоптрию, что в середине яростного сражения солдаты могли быть вовлечены в борьбу. Но Венандакатра это проигнорировал. Долг есть долг, и этим все сказано — в особенности долг слуг перед своим хозяином. Эти стражники должны быть здесь. Постоянно!
Добравшись до верха лестницы, он снова рявкнул. Затем, настолько велика была его ярость, он беззвучно закричал:
«А где эти стражники?! Двое дежурят тут постоянно!»
Почти животный крик, казалось, успокоил его нервы. Ему удалось достаточно взять себя в руки, чтобы, не шатаясь и не падая, пройти к дверям, которые вели к его собственным покоям.
Он не удивился, обнаружив, что солдат, который должен был оставаться на посту внутри комнат гоптрия — постоянно! — тоже исчез.
Нет на месте. Никого.
Тогда Венандакатра понял, что случилось. Он чересчур гуманно относился к своим подчиненным. Он позволил им размягчиться во время службы в гарнизоне, в то время как раджпуты и йетайцы Дамодары и Раны Шанги участвовали в кампаниях против бандитов-маратхи. Внезапная и яростная битва повергла их всех в панику. И они бежали — и бросили своего господина!
Он направился к двери, ведшей в комнату с телеграфом. По пути он дал себе клятву.
Две клятвы. Во-первых, все члены его личной охраны — независимо от того, несли ли они сегодня дежурство или нет — будут завтра посажены на кол. Во-вторых, несмотря на его ненависть к Дамодаре, он примет предложение военачальника периодически отправлять гарнизонные войска на вылазки вместе с раджуптами.
Венандакатра скорее не вошел, а ворвался в комнату. Он заметил, но проигнорировал — почему здесь должно быть по-другому? — отсутствие охранника, который обычно находился на посту внутри комнаты. Постоянно.
Однако он даже удивился, обнаружив, что телеграфист остался верным своему долгу. Человек был там, где ему положено, и сидел на стуле перед телеграфным аппаратом.
— Хоть кто-то! — рявкнул Венандакатра. Затем прошел вперед и схватил человека на плечо. — Немедленно пошли теле…
Он замолчал на полуслове. Голова телеграфиста откинулась назад. Слишком пораженный, чтобы вымолвить хоть полслова — хотя часть разума кричала и кричала, и кричала, — Венандакатра просто уставился на шею телеграфиста.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что произошло. То, что задушило телеграфиста, было почти невидимым. Шелковый шнурок затянули такие могучие руки, что он практически полностью ушел в плоть.
За спиной гоптрия прозвучал тихий голос.
— У меня плохие новости, Венандакатра.
Подлый медленно повернул голову и посмотрел в угол комнаты. Он едва мог различить фигуру в тени.
— Мой сын, как ты мог слышать, недавно родился. А те, кто за ним ухаживают, говорят, что он здоров. У него есть все шансы достичь зрелых лет.
Визжащий голос внутри разума Венандакатры начал вспоминать имя. Но гоптрий был слишком парализован, чтобы по-настоящему что-то услышать.
Тени шевельнулись. Фигура шагнула на свет. Она шла крадучись. Мужчина — а это несомненно был мужчина — двигался скорее как хищник, чем как человек. Затем, когда он начал надевать на правую руку рукавицу с железными шипами, сходство с хищником стало еще более полным.
— Поэтому теперь пришло время для нашего незавершенного дела. Давай станцуем, Подлый. Танец смерти, который ты когда-то хотел устроить для моей любимой, я теперь устрою для тебя.
Наконец Венандакатре удалось преодолеть паралич. Он открыл рот, чтобы заорать.
Но крик никогда не прозвучал. Его подавила не столько могучая левая рука, опустившаяся гоптрию на горло, сколько шок от железных когтей правой, схватившей его между ног и оскопившей.
Агония переросла все пределы. Оцепенение стало полным и всеохватывающим. На самом деле, Венандакатра совсем не мог думать. Просто слушал и наблюдал за чудовищем, которое уничтожило его.
Это ведь так странно, что пантера может говорить.
— Я обучал ее мастерству наемного убийцы, тому, как убивать всяческую мерзость. Оставить жертву парализованной, но в сознании, чтобы отчаяние разума увеличивало агонию тела.
Снова мелькнула рукавица с железными когтями.
Когда разум Венандакатры вернулся, прорвавшись сквозь боль, как прилив над рифом, он увидел, что все еще стоит. Но только потому, что левая рука убийцы все еще держит его за горло. Иначе Венандакатра бы уже рухнул.
Рухнул и никогда бы больше не ходил. И не ел бы сам. Его колени и локти… больше не находились там, где им положено.
— Думаю, достаточно. Чем больше я старею, тем становлюсь более философичным.
Чудовище, все еще пользуясь только одной рукой, подняло тело Венандакатры, как человек поднимает мешок с навозом, и поволокло в угол, где до этого таилось в засаде. По пути отдаленная часть разума Венандакатры удивилась, увидев седые волосы в бороде чудовища. Он никогда не представлял себе пантеру с бородой. С седой — тем более.
В углу у окна чудовище отвело в сторону тяжелую штору. Скорее, сорвало ее железными когтями. В комнату внезапно ворвался свет.
Когда Венандакатра увидел ясно вырисовавшийся трон, то внезапно понял, как чудовище убивало время, пока сидело в засаде. Трон был переделан. Правильнее сказать усовершенствован. Отдаленная часть разума Венандакатры даже оценила остроумие дизайна и качество работы.
Остальная часть кричала в отчаянии, и его покалеченное тело попыталось подчиниться. Но левая рука чудовища немного изменила хватку, и снова сверкнули железные когти, и крик умер вместе с разорванной глоткой, которая хотела его издать.
— Ты можешь умереть от потери крови из этой раны, но я в этом сомневаюсь. Она определенно не убьет тебя раньше другой.
Когти снова блеснули, и снова, и снова.
— Не то чтобы это имело значение. Во дворце не осталось стражников, которые могли бы тебя услышать, Похоже, великий ветер полностью очистил его.
Теперь Венандакатра стоял обнаженный, дорогие одежды были разорваны и разбросаны по комнате. Железные когти прошлись по его ребрам, левая рука развернула гоптрия. Теперь он смотрел в противоположную от трона сторону. Из его горла и тела текла кровь.
«Отчаяние разума, чтобы усилить агонию тела». Это была последняя, полностью сознательная мысль, если не считать последних слов его палача.
— Я думал, ты оценишь это, Подлый. Ты всегда предпочитал короткую палку.
Глава 33
ИНД
Осень 533 года н.э.
Аббу склонился над картой. Его лицо выражало одновременно дурное предчувствие и гнев. Свет ламп, висевших в командном шатре Велисария, подчеркивал морщины на ястребином лице старика. Высвечивались брови и нос, из-за густой бороды рот и щеки оставались в тени, а глаза напоминали темные провалы. Для всего мира он выглядел колдуном, собирающимся вызвать демона. Или, возможно, собирающимся поужинать с дьяволом — и сожалеющим, что у него нет более длинной ложки.
Велисарий быстро обвел взглядом стол. Судя по напряженным лицам собравшихся, он подумал, что Маврикий, Ситтас и Григорий, вероятно, ведут то же сражение, что и он — пытаются сдержать смех, наблюдая, с какой неохотой старший разведчик имеет дело с «проклятым новомодным изобретением». Ненавидимой, презираемой картой.
Карты — это игрушки для детей! В лучшем случае. Настоящие мужчины — отец, обучающий сына, поколение за поколением! — полагались на свои собственные глаза, чтобы видеть; память, чтобы помнить; остроту поэтической речи, чтобы описывать и объяснять!
«Очень плохо, что он не бормочет вслух, — задумчиво сказал Эйд. — Я уверен, что он мог бы преподать пару уроков даже Валентину».
Губы Велисария сжались еще сильнее. Если прозвучит хотя бы один смешок…
— Здесь, — скрипучим голосом сказал Аббу и показал пальцем на поворот Чинаба. Пометка на карте была недавней. Совсем недавней — чернила едва засохли. Что было неудивительно, поскольку Велисарий прямо сейчас собственноручно нарисовал этот участок Чинаба, следуя приблизительным указаниям Аббу.
— Слишком далеко на север, — пророкотал Ситтас. Теперь, когда началось настоящее дело, у огромного полководца больше не возникало трудностей со сдерживанием веселья. Его густые брови нависали над полуприкрытыми глазами, а губы были поджаты, словно грек только что съел лимон.
Аббу мрачно посмотрел на него.
— Здесь! — повторил он. — Корабли в Уче большие. Оба. Всю армию можно переправить через реку за один день. А на другом берегу в трех местах есть хорошие площадки для высадки.
Он снова склонился над картой, на этот раз с меньшей неохотой, предвкушая грядущий триумф.
— Здесь. Здесь. Здесь, — каждое слово сопровождалось постукиванием пальцем по разным точкам на карте. Аббу указывал на места для высадки на противоположном берегу Чинаба. — Я бы воспользовался вторым. Там нет почти никакого риска, что корабли сядут на мель.
Мгновение Аббу колебался. Но на этот раз его колебания вполне вызывали уважение. Как и любой мастер разведки, Аббу ненавидел любые неточности в описании местности.
Но… Аббу был лучшим разведчиком из тех, кого когда-либо задействовал Велисарий, поскольку отличался скрупулезной честностью и дьявольскими способностями.
— Я не могу быть уверен. Мы сами не перебирались через реку, потому что брода там нет. Но с виду у второй площадки река глубокая, без каких-то скрытых отмелей или наносных песчаных островов. Даже пляжа нет. Поэтому жители рыболовецкой деревни построили небольшой причал над водой. Конечно, слишком маленький для наших судов, но тот простой факт, что он там есть, означает: мы можем разгружать большие суда и не встать на мель.
Ситтас все еще хмурился.
— Слишком далеко на север, — снова проворчал он. — И город, и площадка на другой стороне реки. Двадцать или тридцать миль от развилки Чинаба и Инда. Не пойдет. — Он выпрямился и посмотрел на Велисария. — Возможно, нам стоит придерживаться изначального плана. Захватить эту сторону Инда и поставить укрепления непосредственно у места ответвления Чинаба.
Велисарий не стал отвечать немедленно. Он понимал нежелание Ситтаса, но…
«Как будет удачно, если нам удастся все это провернуть!»
Осень 533 года н.э.
Аббу склонился над картой. Его лицо выражало одновременно дурное предчувствие и гнев. Свет ламп, висевших в командном шатре Велисария, подчеркивал морщины на ястребином лице старика. Высвечивались брови и нос, из-за густой бороды рот и щеки оставались в тени, а глаза напоминали темные провалы. Для всего мира он выглядел колдуном, собирающимся вызвать демона. Или, возможно, собирающимся поужинать с дьяволом — и сожалеющим, что у него нет более длинной ложки.
Велисарий быстро обвел взглядом стол. Судя по напряженным лицам собравшихся, он подумал, что Маврикий, Ситтас и Григорий, вероятно, ведут то же сражение, что и он — пытаются сдержать смех, наблюдая, с какой неохотой старший разведчик имеет дело с «проклятым новомодным изобретением». Ненавидимой, презираемой картой.
Карты — это игрушки для детей! В лучшем случае. Настоящие мужчины — отец, обучающий сына, поколение за поколением! — полагались на свои собственные глаза, чтобы видеть; память, чтобы помнить; остроту поэтической речи, чтобы описывать и объяснять!
«Очень плохо, что он не бормочет вслух, — задумчиво сказал Эйд. — Я уверен, что он мог бы преподать пару уроков даже Валентину».
Губы Велисария сжались еще сильнее. Если прозвучит хотя бы один смешок…
— Здесь, — скрипучим голосом сказал Аббу и показал пальцем на поворот Чинаба. Пометка на карте была недавней. Совсем недавней — чернила едва засохли. Что было неудивительно, поскольку Велисарий прямо сейчас собственноручно нарисовал этот участок Чинаба, следуя приблизительным указаниям Аббу.
— Слишком далеко на север, — пророкотал Ситтас. Теперь, когда началось настоящее дело, у огромного полководца больше не возникало трудностей со сдерживанием веселья. Его густые брови нависали над полуприкрытыми глазами, а губы были поджаты, словно грек только что съел лимон.
Аббу мрачно посмотрел на него.
— Здесь! — повторил он. — Корабли в Уче большие. Оба. Всю армию можно переправить через реку за один день. А на другом берегу в трех местах есть хорошие площадки для высадки.
Он снова склонился над картой, на этот раз с меньшей неохотой, предвкушая грядущий триумф.
— Здесь. Здесь. Здесь, — каждое слово сопровождалось постукиванием пальцем по разным точкам на карте. Аббу указывал на места для высадки на противоположном берегу Чинаба. — Я бы воспользовался вторым. Там нет почти никакого риска, что корабли сядут на мель.
Мгновение Аббу колебался. Но на этот раз его колебания вполне вызывали уважение. Как и любой мастер разведки, Аббу ненавидел любые неточности в описании местности.
Но… Аббу был лучшим разведчиком из тех, кого когда-либо задействовал Велисарий, поскольку отличался скрупулезной честностью и дьявольскими способностями.
— Я не могу быть уверен. Мы сами не перебирались через реку, потому что брода там нет. Но с виду у второй площадки река глубокая, без каких-то скрытых отмелей или наносных песчаных островов. Даже пляжа нет. Поэтому жители рыболовецкой деревни построили небольшой причал над водой. Конечно, слишком маленький для наших судов, но тот простой факт, что он там есть, означает: мы можем разгружать большие суда и не встать на мель.
Ситтас все еще хмурился.
— Слишком далеко на север, — снова проворчал он. — И город, и площадка на другой стороне реки. Двадцать или тридцать миль от развилки Чинаба и Инда. Не пойдет. — Он выпрямился и посмотрел на Велисария. — Возможно, нам стоит придерживаться изначального плана. Захватить эту сторону Инда и поставить укрепления непосредственно у места ответвления Чинаба.
Велисарий не стал отвечать немедленно. Он понимал нежелание Ситтаса, но…
«Как будет удачно, если нам удастся все это провернуть!»