Дрейк Шеннон. Обрученная с ветром

   — Чего я хочу? — повторил он очень, очень тихо. Если бы только она знала. В такой момент? Коснуться ее, ах, только коснуться ее…
   Он быстро двинул клинком, осторожно срывая с нее остатки лифа. Все в нем громко застонало от удивления, что, черт побери, он делает.
   Угрожает…
   Обещает.
   Гордая и непреклонная, она не дрогнула. Ее зеленые глаза встретили его взгляд.
   — Я хочу — того, чего хочет каждый хороший пират! — сказал он, снова насмешливо улыбаясь, но сам не понимал, над кем насмехался. Ему хотелось нежно погладить ее щеку…
   И обнять дрожащей ладонью обнаженный холм ее груди. Она была пышной, соблазнительной…
   Она была огромной. Последнее движение его шпаги почти совсем сорвало с нее лиф, и он мог также видеть и розовые вершины ее сосков. Они, казалось, потемнели и выросли.
   Снова вызывая биение этого пульса в висках, в чреслах.
   — Добычи, богатства! Испанских реалов! Кораблей, грузов, заложников. И — мести! — хрипло выдохнул он.
   Он слышал немилосердный скрип ее зубов. Она осмелилась холодно оттолкнуть клинок. Он опустил его, все еще глядя на нее.
   — Вы — глупец, Пирс Дефорт! — тихо прошипела она. — Но оставайтесь им, если вам угодно. Те, кто предал вас, все еще в Англии. Если бы вы не были таким дураком, вы бы знали, что я невиновна…
   — Однажды я поверил в вашу невиновность! И я заплатил за эту небольшую глупость!
   Боже! Прошло столько времени, теперь, месть — в его руках, а он испытывает только муку! После того как они поженились, он научился верить ей. Он пришел к убеждению, что она не участвовала в заговоре, что она была столь же невиновна, как и он, во всем случившемся.
   А потом он нашел мертвую Анну. И вдобавок, когда он вернулся к Розе, явились солдаты. И один из них кричал, что записка Розы заставила их поспешить за ним туда, где она собиралась задержать его, пока они не придут…
   Она заявила, что невиновна. Святой отец небесный, как он может снова поверить ей после этого!
   — Вы все еще не понимаете правды! И все же, даже если вы и глупец, я не выдам вашу тайну. Я никому не скажу, кто вы.
   — Как вы великодушны! — насмешливо воскликнул он.
   Не думает ли она, что теперь он просто удалится и будет наслаждаться жизнью пирата? Может быть. Может быть, она не понимает, что он первым делом явился за ней, прежде чем заняться Джеромом и теми, кто хоть в чем-либо помогал этому человеку.
   Роза спокойно продолжала.
   — Только верните меня моему отцу и…
   — Леди, вы, должно быть, сошли с ума!
   — Он заплатит вам! Вы только что сказали, что вам нужна добыча…
   — И месть. Месть гораздо дороже моей душе!
   Она смотрела на него, изумрудные глаза пылали.
   Ох, право, она все еще не понимает своего положения. Она двинула подбородком, скрипнула зубами и яростно топнула ногой.
   — Вы отпустите меня! Вы не имеете права…
   — Но я имею!
   Он действительно не собирался дотрагиваться до нее.
   Пока — нет.
   Она сводила его с ума. Ее пышная крепкая грудь внезапно оказалась прижатой к нему. Ее шелковистые волосы щекотали ему руки. Ее глаза были влажны и не отрывались от его глаз.
   Боже, он хотел ее, прямо здесь, сейчас!
   — Отпустите меня! — потребовала она.
   Отпустить ее…
   — Знаете, — сказал он, — вы всегда были своевольной. Маленькой злючкой. Ну, любовь моя, на этот раз силы воли окажется недостаточно. Возможно, со временем я отпущу вас. Но это будет не ради денег, а только потому, что я устану от своего мщения.
   — Ублюдок! — прошипела она.
   — Верно, леди Роза. Рассчитывайте на это. Я расправлюсь с вами. И я вернусь в Англию и разберусь с остальными, обещаю вам.
   — Вы не можете вернуться в Англию! Глупец! Вас повесят!
   — По правде говоря, какая разница? Повесят ли меня за убийство, которого я не совершал, или за пиратство? И, поверьте, месть стоит любого риска. Знаете, были времена, когда только мысли о мщении поддерживали во мне жизнь. Однако со мщением придется подождать. У меня есть срочные дела. Но не бойтесь, я вернусь.
   Он должен отпустить ее! Но, похоже, он не в силах оторваться от нее.
   Наконец он освободил ее и слепо повернулся к двери.
   — Черт побери, жалкий ублюдок! Вы ошибаетесь! Говорю вам, отпустите меня! Вы не имеете права, никакого права…
   Никакого права!
   О Боже! Он имел самое полное право! Теперь ему действительно не дождаться, когда он снова дотронется до нее.
   Не трогай ее! — предупредил он себя.
   Но он тронул. Он снова стоял перед ней. Дрожа. Едва владея собой, он подхватил ее на руки, движимый гневом, яростью, штормом.
   Он снова бросил ее на койку и зажал своим телом, глядя на нее, чувствуя ее, ненавидя ее, желая ее.
   Любя ее.
   Она вела себя, как дикая кошка. Она изворачивалась и брыкалась и изо всех сил старалась ударить его. С твердой настойчивостью он пресекал эти попытки.
   — Не искушай меня, Роза!
   — Черт побери, вы не имеете права… — повторила она.
   — Ошибаетесь, я имею полное право!
   Боже! Он потянулся, чтобы дотронуться до ее щеки. Ощутить ее мягкость.
   Он отдернул руку. Он должен помнить ночь в доках Дувра. Вернись ко мне, сказала она тогда.
   И он вернулся. После того, как нашел мертвую Анну и сразился с целой армией.
   В ту ночь он тоже хотел ее.
   — Вы забыли, что вы — моя жена? — с яростью спросил он.
   — У меня никогда не было возможности забыть!
   — А, вы считали себя невообразимо богатой вдовой? Простите, любовь моя, я жив!
   — Дурак, ублюдок! — прошептала она.
   — Но все еще ваш муж!
   Ее глаза блестели под его взглядом. Он мог ощутить, как она дрожит. Был ли это страх? Гнев?
   Что-то еще?
   А теперь она все отрицает. Но чему он может верить?
   В Лондоне он все еще считался вне закона. Она правила его корабельными делами.
   Он оторвался от нее. Он должен уйти! Он быстро направился к двери и, выходя, сильно хлопнул ею.
   Потом он прижался спиной к двери, плотно закрыв глаза. Она сейчас же попытается ее открыть в поисках возможности спастись.
   Он повернулся и заклинил дверь шпагой.
   Потом, через несколько секунд, как он и думал, стало слышно, что она бросилась на дверь.
   — Боже, я тебя ненавижу! — слышал он ее крик и удары кулака по двери. — Ненавижу, ненавижу… — в последних словах прозвучало душераздирающее рыдание.
   Он замер, почувствовав, как его охватила новая мука. Он хотел мести. Ах, да. Теперь он может отомстить.
   Но внезапно возможность отомстить перестала ему казаться столь уж желанной. Звуки ее плача вызвали в нем новую сильнейшую боль.
   Он не хотел мести.
   Он просто хотел свою жену. Он хотел урагана любви.
   Но хотел и ее радостей.

ГЛАВА XVI

   Роза лежала на койке, борясь с бешеным биением сердца. Он жив! Чистейшая радость от того, что она видела его, охватила ее. Она все время напоминала себе, что ей следует гневаться на него, ведь она никогда не предавала его, она никогда не действовала против него, а только боролась за него. Он не верил ей. Она понятия не имела о его истинных намерениях. И, Боже! Она ни в чем не может уступить ему, пока не сумеет заставить его понять правду.
   Но он был жив, и она просто хотела дотронуться до него, обнять его…
   Внезапно дверь снова отворилась. Она быстро села, с тревогой, настороженная. Это был Пирс.
   Он ступил в капитанскую каюту, позволив двери за собой захлопнуться.
   Со снятой с глаза повязкой, без кавалерской шляпы с плюмажем, он был совсем такой, как прежде. Он с врожденным изяществом шел по капитанской каюте, такой желанный, красивый и лощеный. Теперь он был смуглее, кожа покоричневела на солнце до цвета темной бронзы. Что бы ни выражали его глаза, они стали острее, в них стало больше мерцающего серебра. Это был тот же человек…
   И все же он был другим. Он и прежде сражался в битвах, но это были открытые сражения, в которых он участвовал бок о бок со своим королем.
   Теперь все изменилось. Он пал жертвой вероломства. Его захватили испанцы. Мучили его.
   Он шел через комнату, не сводя с нее глаз, но сначала не подошел к ней близко. Он сел около стола, водрузил на него обутые в сапоги ноги и откинулся на спинку стула, не сводя с нее мрачного осуждающего взгляда. Потом он медленно улыбнулся, улыбка была холодной, и от этого мурашки побежали у нее по спине.
   — Ну, Роза, наконец-то мы одни, и у нас есть время поговорить! И подумать только! Никто не постучит в дверь, желая арестовать меня!
   Все это она выслушала, удерживая себя в руках, сидя так величественно, как только это было возможно.
   — Что вы сделали с капитаном Нименсом? — холодно осведомилась она.
   Он изогнул черную бровь, глядя на нее. Потом она, почти подпрыгнув, сжалась, потому что его ноги упали на пол, он поднялся и быстро подошел к ней. Она села глубже. Руки его огородили ее, когда он наклонился, опершись о стену за ее спиной. Его лицо. Так близко. Она могла видеть пылающее серебро его глаз, ощутить его теплое дыхание и висящее на волоске напряжение в нем.
   — Беспокоитесь о добром капитане? — язвительно поинтересовался он.
   — Что вы сделали с ним?
   Он отпрянул от нее и начал вышагивать по каюте. В этот момент он напоминал ей кота в клетке, но он сам определял границы своей клетки. Потом он остановился, опираясь на стол, почти усевшись на его край.
   — Вы забываете, любовь моя, что это мой корабль. До моей, э-э, кончины Нименс был одним из моих капитанов. В течение многих, многих лет. И что удивительно! Капитан Нименс был рад увидеть меня в живых, любовь моя.
   Это вполне могло быть правдой, мелькнула у нее мысль. Но что с командой? Она слышала стрельбу из пушек, скрежет абордажных крючьев, ужасный лязг и звон металла.
   — Что с командой? — прошептала она. — Я слышала звуки борьбы.
   — Ну, миледи, я не мог объявить, кто я на самом деле, пока не повидался с Нименсом! Видите ли, мне пришлось захватить судно, но я рад сообщить вам, что смог убедить матросов поскорее прислать доброго капитана для переговоров. Я захватил корабль, не потеряв ни единого человека.
   Она приподняла подбородок.
   — Тогда какие у вас планы?
   — Мы плывем в Англию, — сказал он.
   — В Англию! — она вскочила. Она забыла, в каком беспорядочном состоянии ее одежда. Она никак не может ехать в Англию сейчас. Не может. Она не может оставить Вуди. Она неистово затрясла головой. — Я не могу ехать в Англию!
   — Миледи, вы, похоже, не осознаете своего положения! У вас нет выбора. Это мой корабль. Даже если бы не это, я все же захватил его. Мы поплывем туда, куда захочу я, миледи, и больше никуда!
   — Вы не понимаете! — сказала она и подошла ближе. — Вы не можете это сделать, вы просто не можете! Мой отец…
   — Ваш отец! — прервал он. — Прославленный купец Ашкрофт Вудбайн! Как я понимаю, он отправил вас на Бермуды, чтобы там вы заловили еще одного неосторожного жениха! А, постойте-ка, по-моему, это сэр Уэсли. Право, Роза! Ваш отец подводит вас. Герцогиню унизит брак с простым сэром.
   Она не задумывалась. И даже если бы у нее и было время подумать, она сделала бы то же самое, какими бы откровенно глупыми ни были ее действия. Она ударила его. Быстро, уверенно, с пылом и злостью.
   И тут ее охватило удивительное, хотя и краткое, радостное ощущение, потому что удар ее был быстрым и уверенным! Рука её звучно коснулась его щеки. На щеке остался след удара.
   Радость быстро исчезла, ведь она увидела гнев в глубине его глаз, потом обнаружила себя притянутой к нему, подхваченной им на руки. Яростно отбиваясь, она молотила по нему.
   — Отпустите меня, вы — пират! — Она огорчилась, что не может придумать оскорбления более ужасного. — Отпустите меня. Немедленно.
   Он опустил ее лицом себе на колени и, похоже, начал воевать с массивным водопадом ее нижних юбок.
   — С того самого дня, когда я впервые встретил вас, я считал, что хорошая порка послужит вам на пользу. Если я только смогу достать сквозь эту кучу…
   — Нет! — взвизгнула она, вырываясь. Руки его были безжалостны.
   Она укусила его.
   Он свирепо выругался, потом перевернул ее. Платье, которое он распорол лишь частично, начало сползать, оставляя ее обнаженной и беззащитной. Руки, удерживающие ее, были суровы и жестоки, глаза ярко горели. Это неистовство пугало ее, и она невольно запросила пощады.
   — Пожалуйста, Пирс! Пожалуйста!
   Внезапно неистовство исчезло. Он отпустил ее, уселся на койку и искоса посмотрел на нее.
   — Проклятие, Роза! Тогда не искушай меня!
   Она, задыхаясь, лежала рядом с ним. Она попыталась вырваться, отодвинуться от него. Он переводил взгляд с ее порванного лифа на ее грудь. Голос стал хриплым. Он протянул к ней руку.
   — Иди сюда, Роза.
   Почти в слезах, скрипя зубами, она покачала головой.
   — Иди сюда! — повторил он. — Прошло так много, много времени!
   — Много времени, — повторила она.
   — Дай мне руку.
   — Нет!
   Одна из его угольно-черных бровей снова взметнулась вверх, верный знак того, что он начинает выходить из себя. Ей было безразлично.
   — Роза, ты все еще моя жена.
   — Да, но уже давным-давно вдова, как ты уже заметил! Ты дразнишь меня и злишься и отказываешься пощадить! Если вы, милорд, думаете, что я запрыгаю от радости и буду готова к услугам, вы глубоко ошибаетесь. До сих пор вы только и делали, что грубо обращались со мной и оскорбляли меня и моего отца. Клянусь, я и близко к вам не подойду!
   — Ты моя жена! — настаивал он хриплым голосом.
   — Тогда, может быть, вы потрудитесь извиниться, и, если вы сделаете это достаточно смиренно, я в конечном счете, возможно, и надумаю простить вас.
   — Простить меня! — В его голосе прозвучали как удивление, так и раскаты грома. Потом он улыбнулся, хотя изгиб его губ вовсе не был приятным. — Миледи, я могу лишь молиться, чтобы вы начали расплачиваться со мной за все, вами содеянное!
   Она еще отодвинулась к краю койки, настороженно глядя на него.
   — Милорд, повторяю вам — я ничего не делала! Как бы я ни старалась, похоже, я не в состоянии вдолбить это в вашу тупую башку. Ну что ж, милорд, раз так, если вы хоть пальцем меня тронете, я буду вопить до посинения. Я подниму такой ужасный шум, что даже ваша пиратская команда ворвется сюда с требованием освободить меня!
   Он улыбнулся.
   — О, вряд ли, Роза! Часть моей пиратской команды служила вместе со мной на испанском корабле. Даже если я придушу тебя и скормлю по кусочку акулам, думаю, они и тогда ни за что не вмешаются!
   — А как же капитан Нименс! И его команда!
   — А мне плевать, — вежливо сообщил он.
   — Но…
   — Капитану Нименсу известно, что ты — моя жена. Здесь всем это известно.
   — Как вы можете хотеть женщину, которая ненавидит вас? — в отчаянии воскликнула она.
   Бровь снова изогнулась. Она подтянула колени к груди, изо всех сил стараясь держаться на расстоянии от него. Но он наклонился к ней. Он протянул руку и только одним указательным пальцем нежно обвел контур ее щеки.
   — Ты ненавидишь меня?
   — Я должна, — огрызнулась она. — В довершение всего, в чем ты меня обвиняешь?
   — Докажи, что я ошибаюсь, — тихо сказал он.
   — Докажи мою вину! — воскликнула она. Палец, нежно поглаживающий ее, замер.
   — Вернись ко мне, Пирс! — процитировал он ее слова, сказанные той ужасной ночью. — Как отчетливо помню я эти слова. И как отчетливо я помню, что обнаружил в Хантингтон Манор и что случилось, когда я вернулся к тебе!
   — Я понятия не имела, что Анна мертва! — гневно заявила она. — Я бы никогда не послала тебя туда, если бы подозревала об этом. Боже, как я могла знать, что солдаты могут явиться за тобой?
   — Действительно, как — если ты не была в сговоре с Джеромом? Ты встретилась с Джеромом. Так ты мне говорила.
   — Ты — хитрый! — гневно прошептала она, боясь, что вот-вот расплачется. Она задыхалась. — Как ты можешь говорить мне такое и после этого командовать моими чувствами!
   — Я думаю, — сказал он, — что прошло много, много времени.
   — Много времени! Действительно! И я теперь гораздо старше и умнее. Я не стану платить за грехи, которых не совершала! Если ты не спал по ночам, мечтая о мести, мсти. Неси свои плетки — режь меня на куски, чтобы скормить акулам!
   — Как странно! — тихо сказал он. — Я мечтал именно о такой мести. Но в мечтах всегда присутствовало что-то еще!
   — И это было…
   — Желание! Роза, ты знаешь меня! Я возьму тебя. Иди ко мне!
   Она неистово затрясла головой.
   — Ты обвинил меня в ужасных поступках, захватил корабль, на котором я ехала, и теперь хочешь увезти меня в Англию! Значит, ты считаешь, что можешь приказать мне сдаться! Ну, так ты не можешь этого сделать. И я не поеду в Англию, я не могу ехать в Англию! И не позволю тебе соблазнить или взять меня, я не стану жертвой твоих способностей или искусства…
   — Или жажды? — тихо сказал он.
   Неожиданно глубокая нежность его тона, казалось, мучительно подействовала на нее, гораздо сильнее, чем любой угрожающий рев или крик. О Боже, да, прошло так много времени. И она тоже так много, много ночей лежала без сна, вспоминая, желая его. Его прикосновения, его голоса, ощущения его объятий во сне.
   Она смотрела на него, пораженная действием этого голоса, этих глаз. Он требовал, потом звал, но никакого значения это не имело, потому что с самого начала он был намерен получить желаемое.
   И он получит.
   Он не стал ждать, пока она протянет руку, он сам нашел ее. Она не имела возможности ни дышать, ни сделать что-либо еще, прежде чем обнаружила себя у него в руках, на коленях, и их обоих — на середине койки. Потом он смотрел на нее, и серебристый огонь его глаз волновал и согревал ее кровь. Она все еще отчаянно желала бороться. Но абсолютный голод и страсть в его глазах затронули в ней какие-то глубокие струны. Она хотела снова закричать. Открыла рот, но издала только вздох.
   А потом стало слишком поздно. Его рот с силой прижался к ее губам. Лихорадочно, настойчиво. И соблазняюще. Мгновение она пыталась не разжимать губ под толчками его языка. Как глупо. Он легко преодолел этот барьер. Скользнул по ее губам, зубам, поиграл с ее языком, двинулся в глубину рта, дотрагиваясь, рыская, исследуя. Поцелуй был настолько возбуждающим, что лишил ее способности мыслить. Она знала, что не может, не должна отвечать на него.
   Но и отказать ему она не могла. Она закрыла глаза и с восторгом ощутила его жар. Вдыхала его запах, наслаждалась его вкусом и ощущением его объятий. Она не может отвечать…
   Но было так удивительно хорошо. Она считала, что он умер, и часть ее умерла вместе с ним. Он жив, и теперь волшебство снова ожило в ней. Она знала так мало, но все же знала, что никакой другой мужчина не может обладать его страстью, его возбудимостью, его жизненной силой. Никто, только Пирс…
   Он оторвал от нее губы, но взгляд его пронизывал ее насквозь. Глядя на серебристый огонь его глаз, она чувствовала, как влажны, как распухли ее губы. Она покачала головой, отрицая все свои ощущения. Отчаянно. Он должен поверить в нее.
   — Нет, Пирс!
   Губы его спустились к ее щеке, пальцы откинули порванную ткань лифа. Губы дотронулись до ключицы, нашли бьющуюся на шее жилку. Язык его оставлял за собой пылающую дорожку от этой жилки до ложбинки между грудями, потом рука его обхватила грудь. Она подвинулась, борясь с огнем, который эта нежная ласка вызвала в ней. Она закрыла глаза и сжала зубы.
   Нет…
   Но, о Боже! Так много времени! И он так тихо шептал, целуя ее тело.
   — Любовь моя, ты изменилась…
   Его голос, его шепот, ощущение его жаркого дыхания на ее теле… все это было так эротично! Но она не сдастся!
   Но слова его омывали ее. Она уже поплыла по морю ощущений. Она должна скорее остановить его — или она пропала.
   Боль. Желание.
   Поцелуй обжег ее грудь.
   — Ты изменилась и выросла и… Боже, ощущать твое тело, его вкус, его сладость… — слова замерли.
   Он тихо застонал, слегка сжимая пальцами ее грудь; язык легко танцевал вокруг соска, потом обхватил его ртом, омывая его, согревая, посасывая его.
   — Боже праведный!
   Внезапно его темная голова взметнулась вверх, глаза, тысячи стальных клинков, врезались в нее со смутным гневом и изумлением. Его руки, все еще обнимающие ее, угрожающе сжались, и она почти закричала.
   Но он вовсе не хотел причинить ей боль. Не в этот момент.
   — Откуда вкус молока? — спросил он.
   Она почувствовала, как краска залила ее всю, от щек до обнаженной груди. Она попыталась вырваться, но он запустил пальцы в ее волосы и крепко держал ее.
   — Да, да! — закричала она. — У меня — вкус молока! Так бывает, когда у женщины есть ребенок! — шепотом закончила она.
   Она не понимала, хочет ли он отбросить ее от себя или раздавить в своем яростном объятии. Лицо его опустилось к ней.
   — Чей ребенок? — с жаром спросил он.
   — О, как ты смеешь! — взвизгнула она. — С меня достаточно! Я не позволю больше оскорблять меня, клянусь. Бей меня, насилуй, швыряй за борт. Но хватит оскорблений!
   Он все еще не сводил с нее глаз. К ее удивлению, его взгляд был не таким уж жестоким. Он откинулся назад, словно нуждался в поддержке стены, чтобы сдержать себя.
   — Мой? — это был чуть слышный шепот, сбивчивый и жаркий.
   — Твой! — воскликнула она в ответ. Пальцы его сжались на ее теле.
   — Поклянись!
   — О! — воскликнула она с вновь вспыхнувшей яростью, вырываясь, чтобы встать. Но никогда в жизни она не ощущала в нем большего напряжения, большей беспощадности.
   — Поклянись! Ты хочешь, чтобы я поклялась! Что бы я ни говорила, ты не веришь ни одному моему слову, так зачем, во имя Господа, я стану клясться? Отпусти меня! Я предпочту сама прыгнуть к акулам, чем терпеть это еще хоть одну минуту.
   Но он не собирался отпускать ее. Серебристый взгляд все еще обжигал ее глаза.
   — Мальчик или девочка? — спросил он.
   — Тебя не…
   — Мальчик или девочка? — проревел он.
   — Сын, — пробормотала она.
   Внезапно его хватка ослабла.
   — Мой? У меня есть сын?
   Она уперлась в его грудь, решив, что наконец-то сможет вырваться. Он не стал ее удерживать. Она поднялась, подскочила к столу и обошла его. Но он все еще, казалось, был слишком изумлен, чтобы следовать за ней.
   Или, возможно, это не имело значения. Если он захочет ее, ему необходимо лишь шагнуть вокруг стола. И он знал это.
   — Сын? — повторил он едва слышным шепотом. — И он жив и здоров?
   Она не хотела, чтобы так потеплело у нее на душе. Она не хотела ничего прощать ему, пока он об этом не попросит.
   Он потряс головой, словно все еще не мог вполне понять ситуацию.
   — Сколько ему?
   — Девять месяцев и несколько дней, — неохотно ответила она.
   Потом он встал. Роза нервно попятилась, но он не пошел к ней. Он открыл ящик письменного стола, потом другой, и нашел там то, что искал. Это была бутылка со спиртным. Он потянулся к жестяной кружке рядом с ней, потом неразборчиво что-то пробормотал.
   Потом сделал огромный глоток из бутылки, вздрагивая, пока огненный напиток жег ему пищевод.
   — Сын, — задумчиво повторил он.
   Может быть, он считал. А может быть, понял, что, скорее всего, ребенок должен быть от него.
   Роза поняла, что наступил наилучший момент для заключения соглашения, и очень спокойно сказала:
   — Видишь, я не могу ехать с тобой в Англию. Я должна вернуться домой. Он еще так мал. Я не могу просто оставить его.
   — Ты оставила его, чтобы отправиться в эту поездку! — резко напомнил он.
   — Я собиралась сразу вернуться.
   — А! А что же сэр Уэсли, самый подходящий кандидат в мужья?
   — Уверяю вас, милорд Дефорт, я путешествовала ради дела! У меня есть один муж, и этого горя мне определенно хватит на всю жизнь!
   — А! — пробормотал он.
   — Я должна вернуться домой, к Вуди!
   — К кому? — резко спросил он.
   — Вуди. Ребенок.
   — Ты назвала моего сына — будущего герцога Вертингтона — Вуди? — недоверчиво произнес он.
   Она вздохнула.
   — Его имя — Пирс Вудбайн Дефорт. Мы зовем его Вуди.
   — Вуди.
   — Я не могу ехать в Англию! — настаивала она.
   — Его дом — замок Дефорт! — резко заявил он.
   Поспешно опуская глаза, она прикусила губу. Конечно, в данный момент власть определенно у него в руках. Хочется ли ей разбить о его голову бутылку? Нет, она намерена постараться сдержать себя.
   — Я сказала вам, милорд, ему всего лишь девять месяцев! Я всегда планировала отвезти его в Англию. Я действительно не хочу рисковать здоровьем крошечного младенца в таком долгом путешествии. Я только хотела, чтобы ему исполнился хотя бы год, прежде чем мы отправимся. Если вы не верите мне, можете спросить капитана Нименса. Предполагалось, что он будет моим капитаном, когда я буду готова ехать с Вуди. И если вы сомневаетесь…
   Она внезапно замолчала. Джеффри мог бы сказать ему! Джеффри мог бы рассказать ему о бесконечных часах, проведенных ею в ожидании аудиенции у короля, и о том, как она старалась обелить имя Пирса.
   Но Джеффри с ней не было. Вместе с Гартом он был в Англии, они оба заботились о замке Дефорта, кораблях, английских поместьях.
   — Если я сомневаюсь в чем? — набросился он. Она сердито покачала головой.
   — Мне больше нечего вам сказать!
   Он погрозил ей пальцем.
   — Вам, миледи, еще о многом придется рассказать мне!
   Но с этими словами он снова устремился из каюты. Она попыталась побежать за ним.
   — Пирс!
   Он обернулся, останавливая ее.
   — Вы понимаете, что делаете, пытаясь выбежать на палубу полуодетой?
   Она стояла совершенно неподвижно, снова взрываясь.
   — О, это великолепно! Вы в клочки разодрали мое платье, а теперь обвиняете меня в неприличном поведении? О Боже, поделом вам, если я разденусь догола и спляшу на палубе!