Дручин Игорь Сергеевич. Тени лунных кратеров

   – Рей О’Брайен, водитель планетохода! Неужели не помнишь?
   Умоляющие интонации ее голоса прозвучали тревожным сигналом, и в его сознании забрезжило, что с этим именем связаны какие-то ассоциации, в которых и разгадка его состояния и путь к спасению. Он сконцентрировал внимание на планетоходе, на долгом пути сюда, на станцию и внезапно вспомнил рыжего ирландца и его предостережения. Тронхейм резко поднялся с кресла.
   – Спасибо, Элси. Теперь все в порядке. Даже головная боль утихла. Извини, мне надо работать.
   – Так придешь вечером в бар?
   – Приду, если там найдется что-нибудь покрепче пива.
   – Ты же знаешь, у нас сухой закон. Только по празд­никам.
   Элси ушла. Эрих лихорадочно доставал нераспакованные ящики и выкладывал на стол все новое оборудование. Потом запросил диспетчерский пункт.
   – Центральный слушает, – миловидная шатенка с приятным, располагающим лицом смотрела на него.
   – Мне нужен техник-электроник. Нет ли свободного?
   – Ждите, сейчас посмотрю. Нет, свободных нет. Один на дежурстве, другой на отдыхе, – голос у нее тоже был приятный, успокаивающий.
   – Давайте того, что на отдыхе.
   – Но…
   – Никаких но. У меня срочная работа.
   – В этих случаях нужно разрешение директора станции.
   – Хорошо, соедините.
   – Он занят.
   – Ну и канитель. Ладно, попросите разрешения, когда освободится.
   Экран погас. Эрих принялся за монтаж, перебирая в памяти, где он мог слышать голос этой шатенки с центрального поста. Потом увлекся и забыл про вызов.
   – Мистер Тронхейм, – неожиданно прозвучал голос диспетчера. – Мистер Тронхейм!
   Эрих оторвался от работы и повернулся к экрану. И тут он вспомнил ее голос. На лице его промелькнула озорная усмешка.
   – Девушка, а я вас знаю!
   – Ну?
   – Не ну, а точно. Ведь это вы так говорите, – Эрих изменил свой голос и довольно похоже воспроизвел: – Директор станции занят. Обращайтесь утром с восьми до десяти.
   Девушка засмеялась.
   – Издеваетесь? Хорошо вам, а меня директор ругает, если я соединяю его в неположенное время. Пришлось специально тренироваться под робота. Выдашь раза три подряд одну и ту же фразу и абонент скисает.
   – Так вы меня тогда разыграли?
   – Вы не первая жертва!
   – Веселая девушка. А как насчет техника?
   – Никак.
   – Спасибо, добрая душа. Если режете, то не сразу, чтобы жертва мучилась подольше.
   – Какой вы злой. Но, право, я не виновата. Директора я не нашла, а без его ведома… Впрочем, постойте. Попробую в порядке личной инициативы. У меня есть приятель…
   Диспетчер сдержала обещание: минут через пятнадцать в дверях появился Джон Кэлкатт.
   – Мне сказали, что вам нужен электроник, доктор?
   – Здравствуй, Джонни. Тебя прислала эта симпатичная шатенка с голосом робота?
   – Я сам пришел. Меня никто не может прислать кроме директора, когда я на отдыхе.
   – Серьезный ты парень, Джонни. Бери в зубы эту схему и валяй. А она ничего, эта шатенка.
   Кэлкатт снял пиджак, воткнул паяльник, и работа закипела. Настроение у Тронхейма поднялось. Он непрерывно шутил, слегка подтрунивая над Кэлкаттом и даже прочел ему лекцию о влиянии женского каблука на формирование мужского характера. Джонни был невозмутим, и только когда Эрих пообещал отбить у него прекрасную даму, Кэлкатт заметил:
   – Не забывайте, док, что я родом из Вест-Сайда!
   – Это существенный аргумент, Джонни. Кстати, тебя не мучают по ночам кошмары?
   – Я сплю, как убитый.
   – А мне вот приходится оборудовать стерегущую систему. Буду записывать свои сны на видеофон.
   – Неужели это возможно?
   – Отчего ж? При таком развитии науки и техники…
   – А можно, мы посмотрим?
   – Джонни, у тебя мания величия.
   – Что-то я не пойму, док, куда вы клоните?
   – Ты говоришь о себе во множественном числе!
   – Мы с Кэтти!
   – Ах, вот как! Тогда извини. Значит, ее зовут Кэтти. Очень недурное имя. Особенно в таком сочетании – Кэтти Кэлкатт!
   – Вы опять за свое, док. Я серьезно. Мне никогда не снятся сны. Хотелось бы узнать, как они выглядят.
   – За этим дело не станет. Приходите завтра, и я вам продемонстрирую самые первоклассные сны, более химерные, чем древние кинобоевики о чудовище Франкенштейна!
   – Завтра я занят. У меня дежурство. Вот послезавтра, пожалуй. Да и Кэтти будет свободна.
   – Твое дело, Джонни. Как сможете, так и приходите.
   Теперь Кэлкатт с любопытством приглядывался к схеме, пытаясь уяснить назначение каждого блока. Разделительный каскад, фильтрующий, преобразователи импуль­сов… Ого! Не меньше десятка стереофонических микро­фонов.
   – У вас почище, чем на телестудии, – Джон ткнул о схему пальцем. – И все будете подключать?
   – По мере необходимости, – скрыл истину за общими словами Тронхейм. – В его планы не входило выдавать особенности стерегущей системы. – Видишь ли, люди часто во сне разговаривают… Влияют на сны и посторонние звуки, а это важно для расшифровки отдельных деталей сновидений.
   Стерегущая система была последним словом науки и детищем института психотерапии. Она могла записывать не только восприятия спящего человека, но бодрствующего, а значит, практически воспроизводить течение его мысли при соответствующей индивидуальной настройке. Она могла буквально произвести революцию в изучении психических заболеваний, но, как всегда бывает в таких случаях, военное ведомство и ФБР не замедлили воспользоваться ее свойствами для проверки лояльности, а потому ограничили к ней доступ. Она не применялась даже там, где могла оказать неоценимую услугу – в следственных органах. С ее помощью не составляло труда на допросе распознать любого преступника. Мало того, она могла расшифровать мотивы, место и даже, при хорошей зрительной памяти преступника, воспроизвести сам процесс преступления, но… даже институт пользовался стерегущей системой в исключительных случаях, с соблюдением всех предосторожностей об утечке информации. Поэтому окончательный монтаж системы, в том числе и подключение специальных датчиков, которые на схеме значились как микрофоны, Тронхейм завершил уже после ухода техника.
   Переодевшись, Эрих направился в бар. Фильм уже начался, и в баре было совсем пустынно. Выцедив кружку пива, Тронхейм побрел в свой номер. Сняв с транспортера ужин, он уже собирался основательно подкрепиться, но вдруг вспомнил совет Рея О’Брайена. Эрих включил анализаторы и тщательно исследовал каждый кусочек мяса, жареного картофеля и огурца. Продукты не имели и следа каких-либо наркотиков или других сильнодействующих веществ. Он успокоился, но мысль о каком-то воздействии извне не оставляла его. Поел без всякого аппетита. Посмотрев вечернюю программу по телевидению, Тронхейм настроил стерегущую систему и улегся спать.
   Изображение то становилось призрачным, как сквозь кисею, то проступало отчетливо, будто отснятое киноаппаратом, и тогда можно было разобрать и лица прохожих, и марки проплывающих бесшумно автомашин, и даже рекламные вывески на зданиях. Идущий человек остановился. Ближайшая машина круто свернула на него. Человек отпрыгнул в сторону и скрылся за круглой афишной тумбой, но машина изогнулась, словно каучуковая, и юркнула следом. Взгляд человека упал на пожарную лестницу, и он судорожно принялся карабкаться по ней. Машина фыркнула, как кошка, и, прыгнув на отвесную стену, поползла за ним. Задыхаясь, человек полз все выше и выше, как вдруг из окна высунулась огромная черная рука и схватила его за рубашку… Он сорвался с лестницы и полетел в бездонную пропасть… Раздался сдавленный глухой вскрик. Изображение исчезло.
   – Ну, как?
   Кэлкатт покрутил головой.
   – Послушайте, док. Вы меня не дурачите? Что-то я не слыхал о цветных снах.
   – Сам не подозревал у себя таких способностей, а вот видишь… Обычно цветные сны видят люди с очень возбужденной психикой.
   – Ну, а крик?
   – Кричал я. Во сне. Синхронная запись по звуковому каналу. А вы, Кэтти, тоже спите без сновидений?
   – Почему же? У меня бывают почти каждую ночь, только не такие, – девушка зябко повела плечами. – От таких можно умереть со страху.
   – Как видите, я живой.
   – Так то вы, – Кэтти поднялась. – Пойдем, Джон. Мистеру Тронхейму, наверное, надо работать.
   – Сидите, сейчас приготовлю кофе.
   Но гости поспешили уйти, оставив Тронхейма наедине со своими невеселыми мыслями. Стерегущая система превосходно записывала его ночные кошмары, но надежда на то, что она запишет и постороннее вмешательство извне, не оправдалась. Как психолог, он знал, что наиболее сильное влияние на нервную систему может оказать гипноз, особенно ночью. Монтируя стерегущую систему, Эрих рассчитывал уловить именно этот вид воздействия, так как казалось, что по ночам кто-то непрерывно шепчет ему на ухо. И ничего подозрительного! Наконец, комбинация силовых полей – магнитного и электромагнитного – влияли в такой незначительной степени, что практически ими можно пренебречь. И все-таки интуитивно Тронхейм чувствовал, что его ночные видения связаны не с особыми условиями станции…
   С утра Эрих занялся космобиологической обстановкой станции. Ему хотелось еще раз убедиться, что она не отличается от обстановки других станций на Луне. Набрав точки наблюдения внутри помещения, он облачился в скафандр и вышел в сопровождении проводника через выходной шлюз на поверхность. Его поразило буйное нагромождение скал и каменных глыб, создававших резкие грани света и тени.
   – Нравится? – спросил проводник, забавляясь его оце­пенением. – Такая дьявольщина только на Копернике. В других местах, даже в кратере Эратосфен, такого не увидишь.
   Эрих отвел взгляд от окружающего пейзажа: пора начинать работу. Передвигаться оказалось гораздо труднее, чем он предполагал. Здесь не было и того слабого магнитного поля, умеряющего силу мышц, которое имелось на станции, и только фал, связывающий его с проводником, спасал от падения в трещины. От частой смены света и темноты в глазах мерцали красные, многократно повторенные очертания каменных нагромождений, но Тронхейм упрямо проводил измерения, пока не прошел по диагонали всю поверхность над станцией, спрятанной в глубоких недрах скал. Они вышли ко второму шлюзу и спустились вниз на лифте. Когда воздух в шлюзовой камере достиг кондиции, проводник быстро снял с себя шлем и вытер рукавом струящийся по лицу пот.
   – Ну и задали вы мне работенку, доктор. Сколько раз я думал, что вам каюк. Нет, смотрю живой, карабкается. Прибор-то хоть целый?
   Эрих осмотрел универсальный интегратор. Все датчики были в полном порядке и кроме небольших царапин на приборе ничего не обнаружил.
   – Просто чудо какое-то, – удивился проводник. – Везучий вы, доктор!
   Самые тщательные обследования космобиологических условий проводились и раньше. Тронхейм проверил все показатели снова. Никаких аномальных отклонений не оказалось. Эрих поднялся из-за стола. Все. Не осталось ни одной не проверенной версии. Даже Анри Фальк со своей гипотезой света и тени оказался неправ. После такой встряски, какую он получил на поверхности, Эрих почувствовал себя лучше, и психограмма, снятая сразу после возвращения, подтвердила это. Правда, есть еще версия Рея О’Брайена. А если действительно источник болезней биолог и директор станции – профессор Лумер? Не потому ли все трепещут при одном упоминании его имени? А настойчивые советы Элси уехать со станции, ее испуг? Нет, какая-то логика в этих рассуждениях есть! Может быть, таким способом профессор Лумер отделывается от неугодных ему сотрудников? И Элси знает это или догадывается?
   Эрих сжал виски. Последние дни головные боли усилились. Не помогали ни химические, ни физические средства. Тронхейм прошел в жилую комнату и сварил кофе. Две чашки крепчайшего напитка взбодрили его, и он снова обрел способность критически осмысливать ход своих рассуждений. Нет, Элси ничего не знает. Скорее, она сама жертва воздействия, хотя, возможно, иного плана. И садовник тоже. Эрих положил на стол психограммы мисс Лумер, Лемберга, Кэлкатта, Келвина и свою. Три первых различались незначительно, по отдельным деталям и интенсивности. У Кэлкатта срезанность пиков наименее выражена и воздействие могло сказаться даже благоприятно, умерив его темпераментность. Хуже обстояло дело с садовником и особенно с Элси, но у них в большей ли, в меньшей ли степени блокировано по два–три нервных центра, тогда как у Келвина и самого Эриха – семь, восемь! Значит, прогрессирование болезни зависит и от степени торможения нормальной деятельности нервных центров, и от количества блокируемых центров. Но возможен ли такой узкий спектр избирательности воздействия при применении химических веществ? На это можно ответить определенно – нет. Те же наркотические средства воздействуют на все центры нервной системы. Из всех косвенных методов воздействия на психику избирательностью обладает только гипноз, но если это так, почему гипнотическое воздействие Лумера не улавливает стерегущая система?
   Эрих вздохнул. Нет, так можно забраться в дебри подозрений, не имея никаких улик, тем более, что никто из больных не жаловался на плохое отношение со стороны директора станции. И вдруг его поразила простая мысль: он стирает память! Ведь Келвин боялся! Астронома бросало в дрожь при одном упоминании имени Лумера! И садовник сразу же после визита Тронхейма к профессору стал жаловаться на провалы памяти! Так, допустим такую версию: каким-то неизвестным науке способом Лумер расправляется со своими противниками или просто неугодными лицами, лишая их рассудка, а чтобы не вздумали жаловаться, стирает их память. С нужными людьми он поступает по-другому. Просто подавляет волю и память. Если это не дикий бред, то такая версия легко объясняет все случаи. Тронхейм поднялся и взволнованно заходил по комнате, анализируя свои отношения с Лумером. С самого начала они складывались неудачно. У профессора были причины невзлюбить его, начиная со “старикана”, не говоря уже о том, что он мог почувствовать в Эрихе серьезного противника. Директор был корректен, вежлив, но старательно избегал с ним общения. Только один раз он сорвался, когда Тронхейм обследовал садовника в оранжерее, но это как раз легко объяснимо: оранжерея любимое детище профессора, а какой научный работник будет показывать свою кухню прежде, чем опубликует результаты исследований и закрепит таким образом свой приоритет! С какого же момента началось Это? Наверное, с разговора о Келвине и садовнике. Эрих полистал записи. Все сходилось: первая ночь с неприятными снами, потом внезапная потеря памяти садовником и дальше хуже с каждым днем. Эрих тряхнул головой, стараясь дать своим мыслям иное направление.
   Второй день не показывалась Элси. Не отвечала она и на вызовы. Правда, у нее сейчас работы по горло: Джеймс Келвин так и не дождался приезда планетохода. Буйное помешательство. Все получилось так, как и предполагал Тронхейм. Впрочем, и сам он не далек от этого. Хотя его последняя психограмма не зафиксировала угрожающие отклонений, но болезнь прогрессирует, и кто знает, сколько он может продержаться… Эрих усмехнулся, вспомнив о жетоне, который давал ему право неограниченной власти на станции. Что он сможет сделать без доказательств? Надо держаться! Держаться любой ценой, пока не удастся получить твердые улики преступления. Трон­хейм остановился посреди комнаты. Стоп! Следует переключиться. Нервы явно шалят, если он начал думать о мифических действиях профессора, как о преступлении. А вдруг это один из симптомов болезни? Ведь Келвин тоже неприязненно отзывался о директоре, потом вообще понес ахинею! Получить хотя бы крошечную зацепку, узнать хотя бы незначащую деталь или услышать хотя бы намек от самого Лумера…
   – Хм! – Тронхейм загадочно улыбнулся новой, пришедшей ему мысли и сказал вслух: – А почему бы и нет!
   Он включил и настроил стерегущую систему, заглянул в картотеку и, сняв параметры, сделал подстройку. После этого он сел в кресло к видеофону. Набрав номер кабинета директора станции, он принял деловой, озабоченный вид. Но экран видеофона был темен и пуст. Эрих вызвал центральный пост.
   – Кэтти, детка, соедини меня с профессором. На мои сигналы – никакого ответа.
   – Видите ли, мистер Тронхейм, директор просил его не беспокоить. Завтра он уезжает, и ему надо привести в порядок отчет.
   – Как уезжает? Он же должен пройти профилактический осмотр!
   – Не в моих силах нарушить приказ директора станции.
   – Ах, черт возьми…
   Эрих был раздосадован, что его план рухнул. Он прикидывал последствия отъезда профессора. Что это? Передышка в бою или Лумер хочет иметь алиби, если психобионик скоропостижно отправится в больницу?
   – Мистер Тронхейм, вы еще что-нибудь хотели узнать?
   Эрих поднял голову. Он забыл выключить видеофон.
   – Нет, Кэтти. Хотя, если не секрет, профессор едет в Луна-город?
   – Да, конечно.
   – Каким способом?
   – Рейсовой машиной, мистер Тронхейм.
   – А разве она пришла?
   Кэтти сдержанно улыбнулась его удивлению.
   – Об этом, наверное, не знаете только вы. Мы давно изучили расписание. Вам прислать?
   – Не нужно, Кэтти. У меня где-то было. А кто приехал?
   – Никого. Оборудование, почта.
   – Я имею в виду водителя.
   – Рей О’Брайен.
   – Рей? – Эрих подпрыгнул в кресле. – Вот олух! Как же я об этом забыл?
   – Вы ждете писем? Вам нет.
   – Спасибо, девочка! Я побежал. Рей обещал подвезти кое-что из оборудования.
   Тронхейм выключил видеофон и чуть не бегом отправился в гараж. Махина рейсового планетохода высилась, как скала, среди легких приземистых экспедиционных машин ближнего радиуса. Нигде ни души. Видимо, никто сегодня не выезжал, и техники, закончив осмотр рейсовой машины, разбрелись по своим номерам. Стоя среди безмолвных механизмов, Эрих пытался сообразить, куда миг задеваться О’Брайен.
   – Здорово, док! Вы еще не свихнулись?
   Тронхейм обернулся. Ну, конечно, Рей выглядывал из люка своего планетохода.
   – Начинаю. А что?
   – Вы серьезно? – О’Брайен выпрыгнул из люка и, подойдя, обеспокоенно оглядел Эриха с ног до головы. – Вы шутите, доктор?
   – Увы, – психобиофизик грустно усмехнулся. – Первые симптомы налицо. Поэтому я и хотел поговорить с тобой.
   – Слушаю, док.
   – Мне кажется, я мог бы разобраться в чем дело, но не успею. Ты говорил, что всегда возишь запас провизии.
   – Есть, док. Понимаю.
   – Я тебе заплачу.
   – Что вы, я не наживаюсь на беде. Нас обеспечивают бесплатно. Дня на три оставлю себе, остальное могу выгрузить. Неделю продержитесь.
   – Спасибо, Рей! Я только на тебя и надеялся.
   – Я сразу понял, док, что у вас будут неприятности. Мне никто не верит. Ешьте только фрукты. Все остальное ненадежно.
   – Боюсь, Рей, что ты в чем-то действительно прав. Во всяком случае следует попробовать.
   Вечером Эрих перетаскал продукты в жилую комнату номера. Рей рассчитывал на свой аппетит. Потребности Тронхейма не шли в сравнение с ним, и психобиофизик при необходимости мог продержаться до завершения своих исследований. Настроение его улучшилось настолько, что он позволил себе плотный ужин: полбанки тушенки с сухими хлебцами и пару свежих огурцов из запасов Лумера, которые предварительно осмотрел с помощью лупы.
   Ночью Эриху снился Иеллоустон, где он побывал однажды. Во сне он бродил по национальному парку и рядом с ним была его Лерлин. Тронхейм ощущал мягкость травы, вдыхал запах секвойи, слышал горячее бульканье гейзера и чувствовал прохладу руки Лерлин. Он проснулся и включил ночник. Его комната казалась нереальной в полумраке по сравнению с необычайно отчетливым, с полной гаммой ощущений, сном. Эрих поднялся и зажег верхний свет. Тоска по Земле становилась невыносимой. От нее один шаг до ностальгии… Похоже, что дело все-таки не в еде. Трон­хейм достал записи и снова внимательно просмотрел свой рацион за последние две недели. Никакой закономерности не улавливалось. Закрепив датчики, снял с себя свежую психограмму. Да, тревожные симптомы усилились, блокада нервных центров расширялась. А если все-таки еда? Надо решительно исключить из рациона все, даже фрукты и овощи, иначе чистоты опыта не добьешься. Он прилег несколько успокоенный, но снова ему отчетливо грезились зеленые поляны, синее небо и пестрое платье невесты…
   Утром Тронхейм доел тушенку, а заказанный завтрак снял с транспортера, записал рацион, в котором были два сочных красных помидора, и выбросил в мусоропровод. После бредовой ночи его шатало, но Эрих пошел в служебные комнаты. Работа не клеилась. Он просмотрел свои сны еще раз, удивляясь невероятной четкости изображения. Как и прежде, никаких посторонних звуков не записалось.
   Эрих достал несколько таблеток от головной боли и запил их холодным черным кофе. Какая-то назойливая мысль мешала сосредоточиться, но он никак не мог ее уловить. Настроив стерегущую систему на восприятие бодрствующего состояния, Тронхейм расслабился, надеясь потом уловить проскальзывающую мысль по записи. Взгляд упал на карточку Лумера, которую он забыл убрать со вчерашнего дня. Повинуясь непроизвольно возникшему желанию, он машинально перестроил систему по его индек­сам. Неожиданно мигнула индикаторная лампочка. Психобиофизик затрепетал, как охотник, заметивший редкую дичь и повернул верньер подстройки. Зашелестели створки дверей. В комнату вошел профессор Лумер. Взгляд его скользнул по новой аппаратуре и остановился на Тронхейме. Эрих поежился, почувствовав себя на секунду подопытным животным, состояние которого профессор зашел проверить перед отъездом.
   – Вы неважно выглядите. Плохо спали?
   – Да, пошаливают нервы.
   – Вам следует уехать с нами. Я могу задержаться на полчаса. Соберите основные материалы, а аппаратуру вам доставят после.
   – Я еще не закончил работу.
   – У вас есть вполне благопристойный предлог. Надо кому-то сопровождать Келвина.
   – С этим справится Элси. Тем более у нее опыт.
   – Она, к сожалению, занята.
   – Благодарю за предложение. Я все-таки постараюсь закончить работу, – он нарочито подчеркнул слово постараюсь, – но Лумер никак не прореагировал на вызов.
   – Ну, как знаете, – пожевал губами профессор. – Не могу настаивать. Что-нибудь передать вашему шефу?
   – Нет, ничего. Разве что, – Эрих прямо посмотрел в глаза Лумеру, – у меня есть твердая уверенность: причина болезни не имеет ничего общего с условиями жизни на станции.
   Но и на такой прямой выпад Лумер не прореагировал.
   Он обещал передать сообщение дословно и ушел спокойной неторопливой походкой. Мигнула и погасла лампочка индикатора. Эрих устало поднялся и заблокировал двери. С трудом преодолев желание немедленно прослушать невысказанные мысли профессора, он немного послонялся по номеру и решил в ожидании отъезда Лумера выспаться. Сон принес некоторое облегчение. Хотелось есть. Тронхейм открыл банку колбасы и съел ее всю без остатка. Выпив горячего кофе, он снова обрел способность мыслить логически. Удобно устроившись в кресле, Эрих пустил запись.
   “…Военное ведомство ухватится обеими руками. Воспитанный лояльный солдат – мечта любой армии. Нет, пожалуй, лучше Фатерлянду… Его номер… Ну-ка, как наш кролик…”
   В динамике послышалось шуршание дверных створок. Тронхейм отключил воспроизведение записи посторонних шумов звуковыми каналами, и в тишине отчетливо послышались хрипловатые металлические сло­ва – модулированной стерегущей системой перевод воспринятых биотоков:
   “Ого, что-то новое. Надо будет посмотреть, когда он… ВЫ НЕВАЖНО ВЫГЛЯДИТЕ. ПЛОХО СПАЛИ?”
   Эрих вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил, в чем дело, и улыбнулся. Конечно, человек думает и произносит одновременно.
   “Ага, я боялся, что ты посильней… Может, спровадить? Так надежнее… ВАМ СЛЕДУЕТ УЕХАТЬ С НАМИ. Я МОГУ ЗАДЕРЖАТЬСЯ НА ПОЛЧАСА. За полчаса такую махину не демонтируешь… СОБЕРИТЕ ОСНОВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ, А АППАРАТУРУ ВАМ ДОСТАВЯТ ПОСЛЕ, когда мы разберемся, чем она грозит…”
   Запись прерывалась небольшими паузами, вызванными, очевидно, ответами Эриха. Психобиофизика несколько смущало это обстоятельство. Он, как и многие другие исследователи, считал, что мышление – процесс непрерывный. Чтобы проверить, так ли это, Эрих включил синхронную запись по звуковому каналу.
   “Я еще не закончил работу”, – услышал он свой ответ.
   Пауза точно соответствовала по времени произнесенной фразе. Психобиофизик решил, что пауза в мышлении связана с переключением внимания на содержание ответной фразы, особенно если требуется расшифровать ее подтекст.
   “Смотри ты… Топорщится еще… У ВАС ЕСТЬ ВПОЛНЕ БЛАГОВИДНЫЙ ПРЕДЛОГ. НАДО КОМУ-ТО СОПРОВОЖДАТЬ КЕЛВИНА. Кажется, наговорил лишнего… Не стоило настораживать…”
   Эрих снова выключил звуковую запись, так как произнесенные Лумером слова и модулированные, несколько смешанные по фразе, накладывались друг на друга.
   “Ну да… Оставь тебя здесь без присмотра… ОНА, К СОЖАЛЕНИЮ, ЗАНЯТА. (Пауза). Вряд ли успеешь, любитель огурцов… Забавно, надо же так… НУ, КАК ЗНАЕТЕ, НЕ МОГУ НАСТАИВАТЬ. Хороший ход… Чтобы не подумал… ЧТО-НИБУДЬ ПЕРЕДАТЬ ВАШЕМУ ШЕФУ? (Пауза). Неужели подозревает? Не он первый… Интересно, до возвращения продержится?.. ХОРОШО, Я ПЕРЕДАМ ДОСЛОВНО. Ну что же, здесь все в порядке. Скажу Корренсу, чтобы не торопился отзывать… Интересно, что он… Нет, чепуха… Элси…”
   Эриха трясло, как от сильного озноба. Значит, он все-таки точно угадал, что Лумер зашел взглянуть на него, чтобы определить степень расшатанности нервной системы. Насколько должен быть уверен он в своей безнаказанности, если специалиста-психолога, прибывшего выяснить причину психических заболеваний, делает объектом своих экспериментов, превращая его в подопытного кролика! Но как он достигает результатов? Какими средствами? Ясно, что это не наркотики и не гипноз… Что-то абсолютно новое. Эрих сдавил ладонями виски. Выпить бы чего-нибудь! Как не догадался спросить у Рея. Течение мыслей прервал зум­мер. Тронхейм встал и пошел открывать двери. У входа стояла раскрасневшаяся Элси.