Дручин Игорь Сергеевич. Тени лунных кратеров

Игорь Дручин
Тени лунных кратеров

   Психобиофизик Эрих Тронхейм отодвинул графики и устало откинулся на спинку кресла. Он снова перебирал а памяти все группы отклонений от нормы, но сейчас его опыт был бессилен. Графики оказались неспецифичными. Эрих уныло поглядывал на пластиковые коробки с карточками бывших обитателей научной станции Коперник. Неужели этот орешек ему не по зубам? Шеф, давая ему задание разобраться в истоках психических отклонений, не очень надеялся на успех: за два года институт психотерапии вылечил более сотни больных, но сами причины, вызывающие расстройство психики, оставались за семью печатями.
   Запел зуммер. Эрих включил видеофон. Это был Мануэль Корренс, начальник отдела.
   – Заснули, что ли? – седые брови шефа сердито шевельнулись.
   Эрих промолчал. Его предупредили с самого начала, что Корренсу лучше не возражать.
   – Новенького привезли. Вам не мешало бы встретить. Потолкуйте с водителем. Он это любит. Может, выудите свеженькую идею. Мы уже адаптировались. Ну, ступайте. Вездеход в южном шлюзе.
   Тронхейм еще не успел ознакомиться со всеми закоулками подземного городка и, миновав отсеки института, часто посматривал на надписи и стрелки переходов. Выйдя к эскалатору, он увидел санитаров с носилками. Больной, пристегнутый специальными ремнями, порывался встать. Молодое смуглое лицо безобразила злобная гримаса.
   – Дьябло! Тащите на воздух! – кричал он, мешая французские и английские слова. – Душно! Дайте запасной баллон! Тараканы! Уберите! Они облепили меня. Я живой! Слышите?! Я еще живой! Разве вы не видите?!
   Вспышка ярости утомила его. Больной внятно, но убежденно забормотал. Тронхейм пошел рядом с носилками. И снова больной исступленно закричал.
   – С Коперника? – спросил Эрих в промежутке между криками.
   – Да, сэр.
   – Кто он?
   – Анри Фальк. Канадский француз. Работал вулкано­логом.
   – Все время кричит?
   – Нет, больше рвется. Водитель говорил, поймали в шлюзе станции. Хотел убежать без скафандра.
   – Мания преследования?
   – Нет, сэр! С этой станции больные не такие. Им мерещится Земля или родные…
   – Острая форма ностальгии?
   – Вроде этого.
   – Шофер где?
   – Наверное, в гараже. И не называйте его шофером, сэр. Обижается. Лучше водителем.
   Эрих кивнул и зашагал обратно к эскалатору.
   В гараже, сияя чистотой, стояло около десятка легких и тяжелых планетоходов. Непохоже, что один из них вернулся из длительного путешествия. Заметив в курилке группу техников, Тронхейм подошел к ним.
   – Не скажете, где машина с Коперника?
   – На мойке. Сейчас прикатит.
   Эрих закурил сигарету и прислушался к разговору.
   – Верно, Рей любит приукрасить. Как тут удержаться? Не первый случай. Не зря там тройной заработок. Риск большой. Но в чем-то он прав. Болеют не все. Некоторые по три раза возобновляют контракт. А сам шеф? Он работает почти с основания станции.
   – Что мы знаем? Сколько пишут о светлых лучах Кеплера, а толку? Вот на Копернике тоже…
   – Это с Земли они кажутся лучами, а здесь просто повышения.
   – Не просто, а более плотные. И по составу другие. Заметьте, болеют те, кто работает на поверхности.
   – По твоей теории О’Брайен давно уже должен быть в желтом доме под зеленой крышей. Чуть не каждый рейс туда мотается.
   – Оно и заметно…
   С тихим шорохом раскрылись створки. Огромная машина, мягко шлепая пропилоновымн траками, выползла из моечной камеры, развернулась и легко вкатилась на проверочный стенд. Из верхнего люка появилась крупная рыжая голова.
   – Здорово, технари!
   – Привет, Рей. Ты еще живой?
   – А что мне сделается?
   – Говорят, мистер Лумер собирается тебя вздуть и даже приготовил увесистую дубинку.
   – Ну, ну! Полегче! Мы с ним поддерживаем нейтра­литет.
   Балагуря, техники подключали датчики к измерительным системам, осматривали ходовую часть, проверяли герметичность.
   Рей О’Брайен глянул мельком на показания приборов и подошел к Тронхейму.
   – Вы ждете меня?
   – Мне хотелось бы узнать, мистер О’Брайен…
   – Зовите меня просто Рей.
   Эрих кивнул.
   – Больной не очень беспокоил дорогой?
   – Не больше, чем обычно. Немного пошумел, но мисс Лумер справилась с ним превосходно.
   – Мисс Лумер?
   – Да, дочь директора станции, Элси. Она вроде экспедитора. Сам-то не любит путешествовать.
   – Часто приходится бывать там?
   – У нас не любят туда ездить, хотя за рейс платят вдвое. Но я ничего. Лумер ко мне привык. Элси он доверяет только мне.
   – Вы знали Анри Фалька?
   – Само собой. Отличный был парень. С ним любая дорога короче. Как начнет анекдоты и всякие истории… Бедняга не поладил с Лумером. Начал ухлестывать за Элси. Француз, что с него возьмешь? Это у них в крови.
   – Погодите, Рей. Что-то я не пойму, причем здесь мистер Лумер?
   – Может быть, и ни при чем. Этого никто не знает. Болеют и просто так, но уж если не поладил с директором, лучше сразу уехать. Говорил я Анри. Он не захотел. И вот, пожалуйста!
   – А не боитесь, Рей, что мистер Лумер узнает, как вы о нем отзываетесь?
   – Ему не выгодно. И так боятся туда ездить! Да и сам я не суюсь в его владения. Сплю в машине, ем свое. Так, разве когда Элси едет со мной и угостит. Фрукты у него отличные. Нигде таких нет.
   – Думаете, подсыпает что-нибудь?
   – Кто его знает. Лучше поостеречься.
   – Но это нетрудно проверить!
   О’Брайен усмехнулся.
   – Проверяли. Две комиссии. Врачи и химики. Трое вернулись больными.
   – Да, любопытно, – сказал Эрих как можно искренней. Нагромождение небылиц начало раздражать его. Он знал о станции достаточно много, но еще больше знал о больных. Среди них были геологи, химики, биологи – люди знающие и способные, умеющие обращаться не только с анализаторами, и, конечно, кто-нибудь определил бы введение сильнодействующих активаторов или наркотиков. Он читал и выводы комиссий, где прямо указывалось на беспочвенность таких обвинений. Поэтому, чтобы не терять зря времени, он поспешил перевести разговор в другое русло.
   – Когда вы снова поедете туда?
   – Денька через три. Как Элси подберет все для станции. И потом, сами понимаете, молодая. Дома не разгуляешься! Отец за ней в четыре глаза следит. Здесь другое дело.
   – Три дня… Вот что, Рей. Сообщите мне, когда соберетесь. Может быть, я с вами поеду. Спасибо за беседу.
   Рей О’Брайен проводил его сочувственным взглядом.
   – Смелый человек, этот доктор.
   Тронхейм поднялся в свою лабораторию и вызвал начальника отдела.
   – Ну что? – нетерпеливо спросил Корренс.
   – Больной Анри Фальк, канадский француз. Похоже, острая форма ностальгии. По словам Рея О’Брай­е­на оптимист, общителен. Вулканолог. Часто бывал на поверхности, вне станции. Одна из версий заболевания – влияние внешней среды.
   – Все?
   – О’Брайен связывает заболевание Анри Фалька с директором.
   – Плюньте, он всем это говорит. Навязчивая идея. Думайте, ищите! Психограмму Фалька вам пришлют. Что еще?
   – Шеф, мне хотелось съездить хотя бы ненадолго на станцию. Попробовать разобраться на месте.
   – Запрещаю. Закажите материалы обследований. Ознакомьтесь.
   – Вы мне связываете руки; шеф. Где обещанная свобода действий?
   – Ишь, чего захотелось! Мне нужны нормальные сотрудники, а вы торопитесь стать идиотом.
   – Но у меня идеальная психограмма. Живут ведь там… И ничего.
   – Вы, кажется, вздумали возражать?
   – По пустякам я бы не стал.
   – До конца лечения Фалька даже не заикайтесь. Потом посмотрим. Все?
   Тронхейм замялся, и Корренс сразу заметил его колебания.
   – Выкладывайте, не стесняйтесь. Еще идея?
   – Нет, просто подумал… О’Брайен сообщил, что с ним приехала дочь мистера Лумера…
   – А, Элси! – Корренс раздвинул губы в улыбку. – Отличная мысль. Если бы я был помоложе… Одобряю. Заодно получите некоторые сведения.
   – Я, собственно, ради сведений.
   – Ну, ну. Мы же психологи. Свежая юбка всегда привлекательна, особенно в молодости. Действуйте!
   Экран погас. Тронхейм полистал каталог и, найдя шифр личных дел Лумеров, сделал заказ в Центральный архив. Шеф ошибся. Элси Лумер привлекла его внимание не как женщина, а как здоровый человек, долго проживший на этой ненормальной станции. Светловолосая Лерлин Бенсон давно владела его мыслями. Она была всегда обворожительной и, невзирая на скромный достаток семейства, превосходно одевалась. Отец Лерлин, инженер, служил в одной из радиоэлектронных кампаний. Его заработка хватало на содержание семьи, но большого приданого за Лерлин он не сулил. Вопрос о женитьбе был решен еще в колледже, когда аналитические способности Эриха привлекли внимание профессора Уиллока, и Тронхейм остался на кафедре психологии ассистентом. Прошло несколько лет, и Эрих убедился, что работа на кафедре не решает проблемы. На первое время необходимо было раздобыть денег на обзаведение, и он рискнул подписать контракт на два года. Лерлин обещала ждать.
   Вспыхнула контрольная лампочка. Эрих нажал кнопку и вытащил из ниши два пухлых досье. Он внимательно рассматривал стереофотографии Роберта Лумера. Ничего особенного. Бритая голова, узкое сухое лицо, холодные колючие глаза… Полистав досье, Тронхейм уяснил, что Лумер – крупный биолог и селекционер, последователь доктора Вайнберга, впервые установившего стимулирующее действие звуковых волн на жизнедеятельность растений. Дальше следовал длинный перечень научных работ, посвященных селекции, резонансу звуковых волн в клетках, биохимии нуклеиновых кислот. И ни слова о вкусах, привычках, психологии…
   Эрих недовольно хмыкнул и придвинул дело Элси Лумер. С фотографии глянуло милое наивное личико. Худенькая, угловатая. В двадцать лет закончила медицинский колледж. Ого! Прибыла вместе с отцом. Назначена врачом на станцию Коперник.
   Тронхейм посмотрел на дату и скривился. Хороши работники! За семь лет не удосужились внести новые сведения. Впрочем, понятно. Не болеют, не жалуются. Интересно, а когда это началось? Эрих выдвинул ящик с карточками, разложенными по годам. Первое заболевание через полтора года после завершения строительства станции. Через два года – четыре заболевания. И дальше болезнь нарастала лавиной… Понятно. Побочный фактор: боязнь неопределенности! Тронхейм отодвинул карточки и вызвал Корренса.
   – Шеф, я тут набрел на одну мысль. Если составить график по годам и попробовать выделить среднестатистическую форму болезни и ее вероятностную редукцию по…
   – Хотите выделить чистую болезнь и ее психологическое воздействие? Опоздали, коллега. Ведь и мы не зря едим свой хлеб, – Корренс вытащил из-под стекла лист бумаги. – Вот график.
   Эрих с любопытством посмотрел на кривые, которые он не первый раз видел в кабинете шефа. После резкого скачка нижняя кривая поднималась медленно, верхняя нарастала катастрофически. Совершенно очевидно, что чистых случаев заболевания меньше, чем наведенных психологическим климатом станции. Вот она человеческая мнительность!
   – Ну и что? – спросил Корренс, ухмыляясь.
   – Ничего, нормально, – Тронхейм вздохнул. – Я вам не нужен, шеф?
   Корренс махнул рукой. Эрих отключился и заерзал на стуле. Сколько раз обещал себе не поддаваться порывам, а сначала проверять, и вот опять нарвался. Пока ему, как новичку, прощают, но ведь не может это продолжаться бесконечно… Когда-нибудь шефу надоест и он, разуверившись в его способностях, расторгнет контракт. А это означает, что Эрих вернется на Землю с пустыми руками и баз рекомендаций. Он встал, прошелся по комнате. Нет, сегодня уже нерабочее настроение. Пожалуй, лучше навестить мисс Лумер.
   В справочном жилого комплекса ему сообщили, что Элси Лумер занимает номер 301, недалеко от его комнаты.
   Дверь оказалась незаблокированной. Он постучал для приличия.
   – Войдите!
   Тронхейм нажал кнопку. Дверь бесшумно уползла в стену. Девушка стояла на коленках и аккуратно укладывала в пластиковый ящик крупные яблоки, заворачивая каждый в отдельную бумажку. Она ничем не напоминала ту Элси, которую Эрих видел на фотографии… Фигура ее округлилась, ноги пополнели и даже поза ее, казалось, дышала женственностью. При виде гостя она поднялась с колен и отбросила рукой прядь темных волос, упавших на лоб.
   – Элси Лумер?
   – У вас есть сомнения на этот счет?
   – Нет, – ответил с улыбкой Эрих. – Но как-то надо обратиться. Я из института психотерапии. Надеюсь, не оторвал вас от работы?
   – Оторвали, – девушка тоже улыбнулась. – Видите, посылку укладываю.
   – Хм. Я думал этот дедовский архаизм существует только на Земле.
   – Луна не исключение, но эта как раз на Землю.
   – Ну, знаете… Если бы я был помоложе лет на десять, сказал бы, что у вас не все дома!
   Элси рассмеялась. Смех ее оказался приятным, откро­венным.
   – Что делать! Прихоть отца. Никогда не упустит случая переслать яблоки Фреди, моему кузену. Вы не спешите?
   – Я, собственно, пришел из чистого любопытства. Хотелось взглянуть на здоровых обитателей станции.
   – И убедились, что здоровые тоже с причудами?
   – Причуды – как раз привилегия здоровых. За ними скрывается смысл, разгадать который людям ординарным не по силам. Вот они и придумали такое заковыристое слово!
   – Себя-то вы, конечно, относите к неординарным?
   – Я, в некотором роде, профессионал. Знание человеческой психологии входит в мои обязанности.
   – Ваша аргументация выше похвал. – произнесла Элси насмешливо. – Но дело прежде всего. Поэтому прошу великодушно… – Она снова опустилась на колени и, ловко сортируя яблоки, скоро наполнила ими пластиковый ящик. Захлопнув крышку, включила линию связи и набрала шифр. Открылась ниша транспортера. Элси поставила ящик, достала бланк адреса и наклеила на верхнюю крышку. Затем прикрыла створки ниши. Раздался тихий щелчок, и за створками зашуршала лента движущегося транспортера.
   – Вот я и освободилась. Хотите яблок? Из нашей оранжереи. Отец выращивает.
   Пока Эрих грыз большое яблоко с тонким привкусом шафрана, Элси прибрала комнату. Он отметил, что девушка обладает той неброской привлекательностью, которая хотя и не раскрывается с первого взгляда, но может увлечь всерьез. Движения ее быстры, но очень гармоничны и женственны. Недаром старина Корренс чмокал губами… Интересно, какой у нее темперамент? Скорее холерический.
   – Вкусно? Вот и Альфред говорил, что лучше этих яблок он в жизни не пробовал. Сообщил, что ест их только перед экзаменами. Отцу это ужасно льстит. Тогда он целый день был в хорошем настроении. Но я Фреди не очень доверяю. Он отчаянный шалопай и лгунишка. Школу закончил кое-как, чудом поступил в университет и вдруг у него открылись математические способности. А был тупица-тупицей. Странно, правда? Ешьте, не стесняйтесь. Вдруг и у вас откроются какие-нибудь способности! – Элси засмеялась, и он снова отметил, что смех ее располагает к откровенности.
   – Кстати, вы мне даже не представились.
   Эрих назвал себя и церемонно поклонился.
   – Вы немец?
   – По происхождению да, но родился в Штатах.
   – А я в свободном Берлине, по плохо его помню. Отца пригласил Гарвардский университет, и мы переехали… Вы давно в городке?
   – С месяц.
   – То-то я вас не видела. До этого здесь работал Дик Мегл. Часто бывал у нас. Такой напыщенный, самоуверенный. Никто его не любил.
   – И куда он делся? – заинтересовался Тронхейм.
   По лицу Элси пробежала тень. Она упрямо тряхнула головой и сразу стала серьезной.
   – Списали на Землю. Вы ведь знаете, у нас не все благополучно.
   Эрих поежился. Ему ничего не говорили о предшественнике.
   – Я вас расстроила, да?
   – Пустяки. А вы сами не боитесь там жить?
   – Мне что? Я там с самого основания. Болеют обычно новички. – Она мельком взглянула на часы.
   – Что будем делать? Я собираюсь в иллюзион. Если хотите…
   – Почему бы и нет. Тем более, я здесь фактически еще нигде не был.
   – Тогда я переоденусь.
   Эрих вышел из номера и в ожидании закурил. Настроение у него поднялось. Привычный к самоанализу, он усмехнулся. Шеф все-таки прав: ее присутствие волнует.
   Кстати, надо снять с нее психограмму. Уж этого-то до него никто не делал!
   Дверь отодвинулась, и мисс Лумер величественно выплыла из номера. На ней было вечернее серебристо-белое платье, в меру открытое спереди и глухое сзади, со скошенным от колен подолом.
   Эрих присвистнул. Она улыбнулась, довольная произведенным эффектом.
   – Куда я гожусь в своем ординарном костюме? – развел руками Тронхейм. – Получится совсем неподходящая пара.
   Элси окинула его критическим взглядом.
   – Мы подходим по закону контрастов. Это будет впечатлять. – И взяла его под руку.
   Действительно, едва они вышли на людный переход, на них сразу обратили внимание. Эрих злился, а Элси беззаботно хохотала.
   Центральная площадь, на которую их вывел переход, поражала своими масштабами. Тонкие титанатовые колонны поддерживали высокий свод, темный, несмотря на обилие света. Это достигалось с помощью поляроидных плафонов, направляющих освещение книзу. Синий фон свода и отдельные светлые точки, мерцающие на его поверхности, еще больше усиливали впечатление ночного неба. Ресторан, иллюзион, ревю-холл и другие увеселительные заведения надели внешне рельефно выполненные фасады, расцвеченные огнями реклам, тогда как сами помещения уходили в глубь базальтового массива, в котором размещался подземный город. Весь этот архитектурный ансамбль должен был по замыслу строителей создать максимальное приближение к земной обстановке. Психологическое воздействие усиливалось разбитым посреди площади сквером, с настоящими деревьями и кустарником, с аллеями, посыпанными желтым речным песком. Колонны, поддерживающие свод, прятались в резной листве дикого винограда и плюща. И неважно, что за фасадами не было зданий в земном понимании, впечатление создавалось.
   – Погуляем, – сказала Элси. – Я очень люблю этот сквер.
   – Но надо взять билеты.
   Мисс Лумер взглянула на него с улыбкой.
   – Сразу видно, что вы новичок. Здесь нет билетов. Иллюзион работает автоматически, как все в этом города. Обслуживающий персонал сокращен – дальше никуда! Опускаешь жетон и входи. А жетонов у меня всегда порядочный запас.
   Из иллюзиона они вышли в боковой проход. Тронхейм отметил это машинально, находясь под впечатлением фильма. Элси шла рядом притихшая, как будто видения Земли утихомирили ее темперамент. Эрих сожалел, что не вспомнил об иллюзионе раньше. Совершенство цветопередачи и стереофонии в сочетании с запахами и тепловыми ощущениями позволяли полтора часа побыть на Земле среди героев фильма, и то, над чем он посмеивался дома, сидя в иллюзионе рядом с Лерлин, здесь неожиданно приобрело иной смысл. Нет, надо наведываться сюда почаще. И он с благодарностью взглянул на Элси. Она поймала этот взгляд и опустила глаза.
   – Проверяете, какое у меня впечатление от этого глупого фильма? А вдруг мое меланхолическое настроение не имеет отношения к иллюзиону?
   – Наверное, все-таки имеет. Только вне зависимости от замысла режиссеров.
   – Даже так? Вы в таком случае в самом деле смыслите в психологии. Я скучаю по Земле. Наша жизнь здесь монотонна.
   Они снова очутились на площади. Не спеша побродили по скверу, потом Элси потащила его в ресторан. Столик заняли у застекленного входа: отсюда со всеми удобствами можно рассматривать гуляющих на площади.
   – Люблю, когда много народу, – пояснила она свой выбор, – а в этом заведении всегда не очень, хотя все по земному: и джаз, и кухня, и обслуживание. Правда, цены несколько несоразмерные.
   Эрих внутренне дрогнул. Большие траты не входили в его расчеты, но он заставил себя улыбнуться.
   – И намного?
   – Не дешевле, чем в “Уолдорф-Астории”!
   Тронхейм покраснел. Он никогда не был в этом, одном из самых фешенебельных ресторанов. Америки, и, по его представлениям, посещение подобных заведений доступно лишь миллионерам. У него в кармане, по самым оптимистическим подсчетам, вряд ли наберется более ста долларов, и это неприятно ударило по самолюбию.
   – Боюсь, у меня не хватит расплатиться. – неуверенно произнес он.
   Элси притронулась к его руке.
   – Не беспокойтесь, Эрих, за свои прихоти я расплачиваюсь сама.
   – Ну, знаете, я все-таки джентльмен!
   – Не надо, Эрих. Предрассудки усложняют жизнь, а в ней и без этого всякого хватает. Давайте проще, по-дружески, что ли… Не портьте хорошее начало моих маленьких каникул. Пейте лучше коньяк и не считайте себя долж­ником.
   Несколько рюмок благородного напитка приободрили Тронхейма, а французская кухня смирила его с потерей мужских прав. Он решил порасспросить Элси о жизни станции.
   – Далась вам наша обстановка! Скучно у нас. Молодых нет. Одни старики или женатики. Ходят, глаз не под­нимут. Когда был Анри, станция немного ожила. Он веселый такой, подвижный. Кого разыграет, с кем пошутит. Узнал, что отец посторонних: не терпит в оранжерее… Он там проводит исследования… Выбрал момент, когда отец обедал, и оборвал огурцы с какого-то опытного куста. Отец рассердился ужасно, а он смеется: я, говорит, люблю малосольные! А потом поскучнел, стал заговариваться, ну и… Давайте выпьем!
   Больше в течение вечера Эрих не услышал о станции ни одного слова. Элси танцевала, шутила, много пила. Когда они вышли из ресторана, она расслабленно склонила голову ему на плечо. Эриху пришлось придерживать ее за талию. Стесняясь встречных, Тронхейм еще крепче прижимал к себе Элси, чтобы прохожие не заметили, как она пьяна. Наконец свернули в пустынный проход. Эрих вздохнул облегченно, но у Элси вдруг подогнулись колени.
   Она безвольно опустилась на пол. Его рука скользнула вдоль тела, и ладонь ощутила упругость груди. Немного смутясь, он подхватил ее и поставил на ноги. Колени Элси снова начали сгибаться. Тогда Тронхейм легко поднял ее плотное тело и усмехнулся: оказывается, на Луне легко быть рыцарем! Не чувствуя особого напряжения, он занес ее в номер и уложил на тахту.
   – Спокойной ночи, мисс Лумер! – произнес он насмешливо и достаточно громко.
   Элси с трудом приподнялась и села. Глаза ее еще смотрели рассеянно, но лицо приобретало осмысленное выражение.
   – Прости, Эрих, я, кажется, набралась… Как никогда. Понимаешь, мне надо растормозиться. Дома я какая-то замороженная… А тут еще Анри… Я ведь врач, они все через мои руки проходят… Хочешь, сварю кофе? – она сделала попытку встать.
   – Не стоит, – отказался Тронхейм, страдая от собственной невежливости. Он подсел на тахту и положил руку ей на плечи. – Ты обиделась?
   Она покачала головой.
   – Ты просто не понимаешь…
   До сознания Эриха вдруг дошло, что это не обычная фраза разочарованного человека, а нечто большее. За этими словами скрывались и безмерная усталость от каждодневного нервного напряжения и глубоко запрятанный страх…
   Она прислонилась к нему и беспричинно улыбалась.
   – Ты не представляешь, как мне хорошо! И совсем не потому, что ты такой… просто… не знаю. Когда немного выпью, как пелена с глаз спадает. Может быть, все-таки выпьешь кофе? Я быстро!
   Пили молча. Ароматный и крепкий напиток постепенно снимал угар прошедшего вечера. Давно Эрих не чувствовал такого уюта. Ему совсем не хотелось идти в свой одинокий номер, но он понимал, что дальнейшая задержка поставит его в неловкое положение и решительно поднялся.
   – Благодарю. Теперь я, кажется, окончательно пришел в себя. Можно опять принимать коньяк и все прочее.
   – Это сколько душа желает! – Элси направилась к встроенному в стену бару.
   – Что ты, я пошутил. Пора отправляться восвояси. Доброй ночи!
   Эрих подошел к выходу, но Элси догнала его и повисла на плечах.
   – Не уходи, – попросила она– тихо, но глаза выдали волнение и глубоко спрятанный ужас.
   Он заколебался, понимая всю двойственность положения, хотя знал, что не сможет отказать ей в просьбе, прозвучавшей, несмотря на ее тихий голос, как крик о помощи.
   – Но…
   – Можешь сделать такое одолжение? Мне не по себе, когда я одна.
   – Не знаю, будет ли удобно…
   – Тахта тебя устроит?
   – А как же ты?
   – Не беспокойся, у меня роскошное ложе в римском стиле.
   – Ну да?
   Элси подошла к стене. Из ниши выдвинулось широкое двуспальное ложе красного дерева.
   – Как?
   – Шикарно, однако я предпочитаю тахту.
   Застелив постели, она погасила свет. Он слышал шуршание ее одежды и невольно вспомнил нечаянное прикосновение там, в пустынном переходе. Эрих заворочался, стараясь повернуть мысли в другом направлении. В темноте что-то звякнуло, забулькало…
   – Ты что там?
   – Коньяк. Хочешь на сон грядущий?
   – Давай.
   Элси прошлепала к тахте и, присев на край, ощупью передала рюмку. Он выпил, поставил рюмку на столик.
   Элси не торопилась уходить. Эрих в темноте нашел ее горячую руку и потянул к себе…
   Анри сидел на краешке стола и, посмеиваясь, выкладывал свежие анекдоты. Эрих удовлетворенно хмыкал и поглядывал на психограммы. Фальк, без сомнения, не нуждался больше в услугах института. Все пики были на месте… Правда, повышенная восприимчивость оставалась, но со временем, на Земле, стабилизируется и она.
   – Вы ведь вулканолог, Анри. Что, по-вашему, представляют из себя светлые лучи Кеплера? Говорят, природа их недостаточно изучена.
   – Милый доктор, так могут говорить профаны. Это как раз немногое на Луне, что хорошо известно. Обыкновенные выбросы взрывных вулканов. Ведь сила тяжести здесь весьма слабая, поэтому вулканический материал – пепел, лапилли и другие обломки – разлетался при извержениях на сотни миль. Образовались довольно рыхлые породы с более светлой окраской, вроде песчаных валов, словом, вулканические туфы. На Земле направленные выбросы взрывных вулканов тормозятся атмосферой, происходит сортировка вулканического материала по крупности, пепел вообще уносится ветром, а здесь мелкие частицы летят так же далеко, как и крупные, вот и образуется “луч”. Многократные извержения создали систему “лучей”. Я понятно объясняю?