- Головастые не в меру, вот и жалуются...
   - Если на уши сползет - предупредите.
   - А что?
   - Так, ничего. Предупредите и все.
   - Ладно, давай включай.
   - Уже включил.
   - Как уже? Предупреждать надо!
   - Что-нибудь чувствуете?
   - Ни хрена не чувствую. Где мысли-то?
   - А вон, смотрите на экран... Джордж, отойди, мешаешь.
   - Где?
   - Да вон же, на экране.
   - Вот эти кривульки? А чего они такие кривые?
   - Как думаете, такие и кривульки.
   - Как умею, так и думаю... И о чем я сейчас думаю?
   - Так, с виду ни о чем. Но вот эта компонента... Не нравится мне она...
   Калуца принял озабоченный вид и, подойдя к стойке с аппаратурой, затеял какие-то сложные манипуляции с ручками и переключателями.
   - Так, - сказал он самому себе, но достаточно громко, чтобы услышал Спиридонов, - Пока все нормально. Будем увеличивать усиление... Отфильтруем детство и юность, административные порывы оставим, а всякие там самомнения и вожделения - долой... Вот так! Очень хорошо!
   - Что ты там бормочешь? - возбудился Спиридонов. - Ты мне говори, что надо, а я уж как-нибудь...
   - Да вы не волнуйтесь, Василий Васильевич, все будет хорошо.
   - Я и не волнуюсь. Сижу, как сидел.
   - Волнуетесь. Вон и амплитуда выбросов возросла.
   - Где возросла?
   - Да вон же, на экране.
   - Ничего не вижу. Было что попало и теперь что попало.
   - Это для вас что попало. А для нас ваши мысли - открытая книга. Вот видите - это частота старческого маразма. А вон на том экране - в углу - спектр. И спектр этот просто убивает...
   - Слушай, Калуца, что ты меня дурачишь? - наконец сообразил Спиридонов. - Старческий маразм... Ты давай работай! Устроил тут цирк...
   - Так не мешайте. Сидите себе спокойно, думайте о своих делах.
   Спиридонову, видимо, надоело это препирательство и он уставился на меня.
   - Что, Васильевич, попался на кукан, - спросил я ехидно.
   - Прорвемся! - ответил он независимо.
   Молодцы Калуцы, между тем, разбрелись по лаборатории и занялись какими-то своими делами, не обращая на нас никакого внимания. Именно так я себе и представлял атмосферу научного поиска.
   Спиридонов затосковал, еще некоторое время осовело таращился по сторонам, а потом словно бы задремал, прикрыв глаза. Я терпеливо ждал, чем закончится представление. Закончилось оно банально. Калуца установил, что Спиридонов спит.
   - М-мда, - произнес он. - Редкий экземпляр. Спит как сурок, несмотря на то, что сигналы играют зорю... Ну, пусть спит... Владислав, попробуйте обработать и выдайте ИПП-карту.
   Один из молодцев кивнул, а Калуца подошел ко мне.
   - Как впечатления? - поинтересовался он.
   - Приятные, - отозвался я. - Только не очень понятно, что все это значит? Ведь не читаете же вы, в самом деле, мысли Василия Васильевича. Это было бы не совсем тактично.
   - Нет, конечно. Хотя впечатление возникает, не правда ли?
   - Возникает целая гамма впечатлений, - оказал я просто для того, чтобы поддержать разговор.
   - Хорошо, я объясню, что мы делаем. Согласитесь, Василий Васильевич - личность неординарная, и я в процессе общения уже успел кое-что узнать относительно его характера, интеллекта, стиля поведения и прочих, так сказать, типологических признаков. Если к ним присовокупить физиологические, в частности, спектр биоритмов, разные там.., ну, в общем то, что я называю портретом индивидуального биополя, то можно будет внести Василия Васильевича в список лиц, частично доступных моему пониманию. А если сопоставить эмоции и характерные изменения биопотенциалов, то можно делать различные выводы и разного рода прогнозы. Но самое главное, в дальнейшем, если наш уважаемый Васильевич пожелает, я смогу подобрать параметры канала и связаться с ним на подсознательном уровне.
   - Ага, - сказал я. - То есть именно так, как вы это делали на "Вавилове"?
   - Примерно, - сказал Калуца рассеянно. - Но это, если он пожелает.
   - А это не может рассматриваться как попытка давления на следственные органы?
   - Может наверное - откуда я знаю... Меня, однако, это не очень волнует. Если заранее остерегаться всех возможных обвинений, то лучше всего ничего не делать вообще.
   - Ясно, - произнес я, соображая, что бы еще такое спросить.
   - Давайте говорить серьезно, - предложил Калуца. - Чего все, собственно, боятся? Мне это непонятно. Уверяю вас, в данный момент Василий Васильевич не подвергается абсолютно никаким внешним воздействиям.
   - Еще бы - спит как младенец!
   - Это мы его подстимулировали. Для успокоения, разгрузки нервной системы и снятия стрессовых последствий от наших эмоциональных бесед. Да, видать, переборщили... Объясните, почему увидев на голове вот этот "колпак", люди шарахаются и воображают невесть что? Неужели все полагают, что это так просто изменить параметры личности? Что для этого достаточно шарахнуть током в висок? Уверяю вас, пока личность сама не пожелает измениться, переварив какую-либо информацию, ничего вы с ней не сделаете. Природа шлифовала разум миллиарды лет, а вы почему-то считаете, что стоит только ударить кувалдой по голове, и перед вами другая личность. Все, что в живом существе связано с переработкой информации, снабжено природой защитным механизмом такой силы, что преодолеть его в лоб практически невозможно. А личность - это информационный портрет живого существа. Попробуйте заставить кошку нести яйца. Умрет, а нести не будет! Почему? Потому что природа заложила в нее совершенно определенный механизм передачи наследственной информации. Так что, уж вы меня извините...
   - Но ведь люди, бывает, сходят с ума, разве при этом личность не меняется?
   - Меняется какая-то часть личности. При шизофрении, например, нарушается адекватность реакций на внешние воздействия. Внутри каждого человека есть модель внешнего мира. Больной человек является таковым не потому, что его личность испортилась, а потому, что внутренняя модель перестает соответствовать внешнему миру. А это происходит вследствии нарушения механизмов первичной переработки информации. Я, по крайней мере, так думаю...
   Калуца помолчал, а потом спросил удивленно:
   - О чем это мы?!
   - Вот и я о том же, - отозвался я.
   - Понятно. Это я продолжаю спор со своим внутренним оппонентом... Кстати, о душевнобольных. Попробуйте преднамеренно свести кого-нибудь с ума. Скорее сами сойдете. Болезнь психики - это процесс внутреннего изменения личности. Если, например, применять психотропные препараты, то со временем можно добиться успехов, только заранее никто не может сказать, каких именно. Потому что ни с какими физиологическими изменениями в мозге невозможно однозначно увязать изменение свойств личности.
   - А чем, собственно, личность отличается от неличности?
   - Личность выделяет себя из всего сущего. Умеет устанавливать отношение типа "мир и я". И всегда знает, где это "Я" кончается... В продолжение нашей беседы: у Пастера вообще одна половина мозга была блокирована, а он работал, да еще как! Уверяю вас, его личность ничуть не уступала вашей.
   - Тут спорить не берусь, - заявил я. - Пастер, все-таки, - не какой-то там Гиря.
   - А что Гиря? Может быть в вас сидит Спиноза, или Аристотель. Спит, или впал в детство.
   - Хотите на карту взглянуть, - вмешался в наш околонаучный разговор тот парень, которого Калуца назвал Владиславом.
   - Уже готова? Давайте. Очень любопытно...
   Калуца отошел и начал рассматривать экран монитора, в который вставили какой-то прозрачный прямоугольник.
   - Может разбудим начальство, - предложил я, полагая, что это теперь надолго.
   Калуца оглянулся:
   - Нет, не стоит. Еще минут пять. Пусть отдохнет.
   Мне надоело стоять столбом, я вышел в коридор и присел на ту самую скамеечку, где когда-то сидел с Сомовым.
   Калуца действительно вышел в коридор через пять минут. Почему-то мне показалось, что его настроение изменилось. Он присел рядом и уставился прямо перед собой. Я молчал, выжидая. Мимо прошла очень красивая женщина, поздоровалась, но Калуца не ответил. А я бы, на его месте, поздоровался, ибо с такими женщинами следует здороваться и ручку им целовать. Интересно, почему у нас в отделе нет ни одной женщины? Надо бы поговорить со Спиридоновым...
   - Вот что, - произнес наконец Калуца и поморщился, - Дело в том, что... Скажите, Петр Янович, а у вас проводятся какие-нибудь медицинские осмотры? Профилактические, или, там, периодические?
   - Конечно. А в чем дело?
   - И что, всех осматривают? - Калуца словно бы и не слышал моего вопроса.
   - Поголовно. Летный состав, например...
   - Летный состав меня не интересует. Меня интересует Спиридонов.
   - Что-нибудь выяснилось? - догадался я.
   - Да, выяснилось, - Калуца поднял глаза. - Выяснилось очень неприятное обстоятельство. По некоторым косвенным данным я предполагаю у Спиридонова прединсультное состояние. Или, что еще хуже, опухоль головного мозга. Точнее сказать не могу - нужно медицинское обследование. По-моему, он ваши профосмотры игнорирует уже лет пять, потому что даже элементарная энцефалограмма показывает, что процесс зашел слишком далеко. К сожалению, мне не с чем сравнить. Хотя, впрочем, достаточно редко, но подобные аномалии энцефалограммы бывают врожденными... Может быть, имеет смысл прямо сейчас...
   Я растерялся.
   - Даже не знаю. Он ведь бодренький.., и потом, это же нужно согласовать...
   - Да, - сказал Калуца глухо. - Конечно, это нужно согласовать. Ибо лицо очень значительное, и надо полагать, о н и этого случая ждут - не дождутся... Скажите. Петр Янович, отчего жизнь так устроена? Просто бездарно и гнусно... Стоит только встретить порядочного человека, как тут же выясняется, что он ничем тебе помочь не в силах, как, впрочем, и ты ему.
   Калуца еще раз поднял глаза, и теперь я понял, что в нем изменилось. Просто этот человек смертельно устал, но раньше он как-то прятал свою усталость, а теперь она, наконец, нашла выход...
   В тот день это было последнее, что я занес в свой протокол.
   Глава 15
   В Караганду мы вернулась далеко за полночь, договорившись собраться на следующий день после обеда и, как сказал Спиридонов, подбить бабки.
   Утром я узнал, что с Марса, наконец, прибыл Сюняев, причем об этом сообщил мне сам Сюняев. Я в ответ информировал его и Кикнадзе о ходе следствия и сделал предварительную оценку результатов.
   - Что? - сказал Сюняев. - И это вы называете результатами? Да вы все тут рехнулись! Вы что, всерьез верите этому Калуце? Он жулик и шарлатан - это очевидно.
   Разговор в подобном ключе мне показался бесперспективным и я не стал спорить, чем вызвал неудовольствие и недоумение Сюняева. Он привык, что, став в оппозицию, немедленно получает щелчок по носу, отчего у него в кровь выделяется адреналин, и он переходит в активную фазу. Иных способов перевести его в эту фазу я не знал. Но, честно говоря, не считал нужным делать это в преддверии "подбития бабок". Сюняев, однако, получил свою дозу адреналина, завязав баталию с Зурабом, и к обеденному перерыву активизировался до такой степени, что готов был лично и в одиночку лететь прямо к "Вавилову", никуда не сворачивая и не делая перерывов для отправления физиологических потребностей.
   Но, увы, его адреналин пропал втуне. Потому что сразу после обеда позвонил Спиридонов, приказал трубить отбой и заняться текущими делами. Сам же он в срочном порядке отбывает в славный город Париж на конференцию по проблемам освоения Внеземелья.
   - Василий Васильевич, а как же подведение итогов? поинтересовался я.
   Лицо Спиридонова на экране отразило неудовольствие.
   - Я вам не нянька, - сказал он сурово. - Шевелите там спином , перерабатывайте материал, думайте, поелику это возможно. Я буду через пару дней. К этому времени весь материал должен быть систематизирован и подготовлено аргументированное заключение. Теперь вот что. Гиря, выгони там всех, я тебе сделаю секретное поручение. Впрочем, ладно, не выгоняй - все равно растрезвонишь. Но поручение секретное. А именно: ты лично, до моего возвращения, подготовь докладную записку коллегии ГУКа по интересующей нас тематике. Подпись - моя.
   - А где я ее возьму?
   - Подделай.
   - Как это - "подделай"?! - опешил я, - я не умею.
   - Научись. Сюняев, кстати, прибыл? Где он там?
   - Да здесь рядом болтается.
   - Вот пусть и подделает. Он умеет. И после этого немедленно отправьте записку в главную концелярию Коллегии. А копию - в Исполнительный Комитет ООН. В титульном списке укажите оба адреса, ясно?
   - Какие еще будут указания? - поинтересовался я. Поджечь главный корпус управления не надо?
   - Ты, Гиря, дурочку-то не ломай, - посоветовал Спиридонов ласково. - Делай, что тебе говорят, понял?
   - Хорошо, я это сделаю. Но что будет потом, когда вскроется подделка? И как мы будем выглядеть?
   - Это не твоего ума дело.
   - В случае чего, я сошлюсь на вас.
   - В случае чего ты на меня сошлешься?
   - Да хоть чего, - сказал я, совершенно отчаявшись понять, что затевает Спиридонов.
   - Вот когда он наступит, этот случай, тогда и будешь думать, что делать. Может он и не наступит вовсе - откуда ты знаешь?
   - Еще как наступит. Нам всем дадут по шее...
   - И правильно сделают. Но я так думаю, он не наступит.
   - То есть по шее не дадут? А ведь мы этого вполне заслужили.
   - Да, конечно, - Спиридонов скорбно поджал губы. - Но я потом лично все сделаю, если потребуется. То есть на этот счет можно не беспокоиться.
   - Василий Васильевич, а может не стоит ехать на эту конференцию. Там соберутся ученые с мировым именем, будут воду в ступе толочь - зачем вам это? Может лучше поехать на Адриатическое побережье к молодухам? Подлечиться, отдохнуть как следует?
   Спиридонов посмотрел на меня испытующе.
   - Что-то я раньше от тебя подобных предложений не слышал. Это, небось, Калуца тебе напел? Что он там тебе наговорил относительно моего внутреннего облика?
   - Да так, мелочи. Нездоровый цвет лица, нездоровый образ жизни. Нервная система на грани истощения...
   - Врешь и не краснеешь. Стыдно! Я ведь тебя насквозь вижу. Ладно, потом доложишь. А конференция действительно очень представительная. Я им доклад сделаю.
   - Василий Васильевич, что ты затеваешь? Мутная игра!
   - Вот теперь в точку попал. Именно мутная. План у меня, Петя, простой, как огурец. Хочу, чтобы они задергались и начали паниковать. Они ведь привыкли, что игра всегда идет по их правилам. И ожидают от нас каких-то логичных ходов. Понимаешь, они в своей бюрократической простоте даже не могут себе вообразить, что я, например, могу поехать на конференцию и изложить все матариалы нашего дела. А потом уже поздно будет мне рот затыкать.
   - Но ведь это несерьезно, Васильевич! - воскликнул я.
   - Именно несерьезно. А почему всегда нужно серьезно? Почему все бумажки всегда должны быть с печатями? Они, печати эти, от Бога нам даны что ли? Мы ведь сами их выдумали, а теперь эти печати владеют нашими душами... Я вот недавно обнаружил, что если написать вранье, а сверху поставить печать, то уже как-то и сам начинаешь верить этому вранью. Ты не замечал за собой?
   - Нет, - сказал я не очень уверенно.
   - Ну, ты еще молодой - заметишь.
   С тем Спиридонов и убыл. А я отправился вправлять адреналин Сюняеву. После того, как я это сделал, мы с ним и с Зурабом сели выполнять поручение шефа. Самое странное, что работа у нас спорилась необычайно, и из под пера Сюняева выходили фразы удивительной плавности и красоты. Начиналась записка так:
   "Довожу до Вашего сведения, что в результате служебного расследования по факту аварии рейдера "Вавилов" выявлены следующие факты..."
   После короткого обсуждения фраза была признана вершиной административного восторга и оставлена, как есть. Далее в документе были кратко изложены хронология событий и выявленные факты, после чего следовали выводы и резюме. Этот документ мы размножили в пяти экземплярах, на каждом из которых Сюняев виртуозно исполнил подпись Спиридонова. Мы взяли себе по экземпляру, а оставшиеся два запечатали в пластиковые конверты и служебной почтой направили в адреса, указанные Спиридоновым. Следующие два дня мы в том же составе готовили заключение по делу, а утром совершенно неожиданно явился Спиридонов, очень свежий и замечательно бодрый.
   - Что это вы тут занимаетесь самодеятельностью? - спросил он, здороваясь с каждым за руку. - Письма строчите, подписи подделываете... Это как называется?
   При этом рот у него был до ушей.
   - Так и вы, Василий Васильевич, тоже хороши, - сказал я. - Доклады делаете, разглашаете тайну следствия. Как конференция?
   - Какая конференция? - изумился Спиридонов.
   - Как какая? - изумился я. - А где вы были?
   - Я? На пляже, разумеется. Отдыхал, загорал. И с молодухами - тоже... Шатилов, кстати, не звонил?
   - Н-нет, - произнес я, чувствуя, что у меня как-то противно засосало под ложечкой.
   - Ничего, позвонит еще, - рассеянно сказал Спиридонов. Заключение написали?
   - Естественно, - сказал Сюняев.
   - А где блокнот Свеаборга?
   Сюняев достал из внутреннего кармана невзрачный с виду блокнот и протянул Спиридонову.
   - Так, - сказал Спиридонов, проходя в свой кабинет и устремляясь к сейфу. - Значит так. Папку Калуцы я уже положил, теперь кладу блокнот и один экземпляр заключения.
   Он проделал все это с особой тщательностью, запер сейф и протянул ключ мне.
   - Один ключ у меня, один отдаю тебе. А теперь садимся и обсуждаем второй экземпляр заключения. Они, кстати, идентичны?
   - Разумеется, - ответил Сюняев. - я лично размножал.
   - Тогда поехали. Садитесь.
   Мы сели в рад напротив стола Спиридонова, он подошел к окну и раскрыл его настежь.
   И в этот момент в кабинет влетел Шатилов.
   - Ты! - заорал он прямо с порога, устремляя гневный взор на Спиридонова. - Ты что творишь, м-мерзавец!?
   Спиридонов круто повернулся. В его лице произошли разительные перемены. Спиридонов слегка сгорбился, кисти рук сжались в огромные кулаки - теперь он стал похож на волкодава.
   - Что ты сказал? - произнес он. - Ну-ка повтори, Олежек, а то я что-то плохо стал слышать... Значит, я мерзавец? А ты, стало быть, ангел господень в праведном гневе? А?
   Шатилов несколько опешил, но, увидев нас, сидящих в ряд с деревянными лицами, сделался надменным и монументальным, как марсианские вулканы.
   - Василий Васильевич, я бы хотел поговорить с вами конфиденциально.
   - Ребятки, ну-ка дружно заткнули уши, - приказал Спиридонов, - Мне сейчас будут делать разнос, а вы, как подчиненные, должны ничего не слышать. Начинайте, Олег Олегович, что у нас не так, какие нарушения и просчеты?
   - Я бы хотел для начала узнать, где вы пропадали три дня. Если не секрет.
   - Не секрет. Отдыхал на пляжах Амударьи.
   - Ага... А мне доложили, что вы делали доклад в П-париже.
   - В Париже? - изумился Спиридонов. - Интересно, кто бы меня там стал слушать.
   - То есть, вы та-там не были?
   - Нет, не был. Я не принадлежу к сливкам общества, а Париж... Нет, в Париже я не был.
   - Хорошо, тогда, может быть, вы объясните, с ка-акой целью на-аписано вот это посла-ание?
   С этими словами Шатилов выхватил из внутреннего кармана конверт и бросил на стол Спиридонова. Потом выхватил второй и также бросил на стол. Он был так возмущен, что даже начал слегка заикаться.
   - Это что, анонимки? - поинтересовался Спиридонов, - Это же клевета! Что это за письма?
   - А вы почитайте, п-почитайте!
   Спиридонов сел за свой стол, сгреб конверты и раскрыв один из них, начал читать, шевеля губами.
   Шатилов взял стул и демонстративно уселся на него по другую сторону стола спиной к нам.
   Спиридонов читал долго и очень старательно. А когда дочитал, воскликнул:
   - Ты смотри, что делается! Вот это да-а!
   - Но самое интересное - к-кем подписаны эти письма, - с издевкой сказал Шатилов, несколько успокоившийся. - Вот это д-действительно интересно!
   - А кем они подписаны? Ба! Да это не моя подпись!
   - Ка-ак не твоя? А чья же?
   - Это просто подделка.
   - Вот как? И кто ее подделал?
   - Да вот они - кто же еще.
   Спиридонов показал на нас пальцем.
   - Ага. Следовательно, вместо того, чтобы заниматься расследованием нарушений правил безопасности полетов твои сотрудники занимаются писанием подметных писем и подделкой твоих подписей.
   - А твои? - невинный взгляд Спиридонова мгновенно сделался колючим. - Чем занимаются твои сотрудники?
   - Делом, Вася. Они занимаются д-делом.
   - Ясно. Значит, мои сотрудники - полное дерьмо, а твои просто агнцы божьи? Моих надо разогнать, а твоим дать по ордену. Так давай его мне - я твой сотрудник!
   - Н-ну, знаешь ли!..
   - Знаю, - веско сказал Спиридонов. - Это еще половина беды, когда сотрудники пишут бред в верхние инстанции. Беда начинается, когда большие начальники начинают писать липовые заключения липовых комиссий по липовым обстоятельствам, обнаруженным в результате липового расследования!
   Он встал и навис над Шатиловым. Тот как-то съежился и утратил свои грозные очертания.
   - Ну, что молчишь?
   - Это не телефонный ра-азговор!
   - Это самый что ни на есть нормальный разговор. И три свидетеля в ряд специально. Чтобы ты отвертеться не мог. Что у нас в Управлении бардак - это мне давно известно. Но вот то, что кое-кто в этом управлении окончательно потерял совесть - это в новинку.
   - И ты специально устроил эту комедию, чтобы меня увещевать? - сказал Шатилов надменно.
   - Сбавь тон, Олежек, - это на тот случай. Они молодые их не так-то просто напугать. Это ты себе кажешься причисленным к лику богов, да еще, может быть, мне. А им голову морочить бесполезно. Они уже давно не верят в святость наших идеалов и плевать хотели на твое реноме. Уж кто-кто, а мои гаврики отлично знают цену нашим усилиям административным манером навести порядок и повысить безопасность. А теперь еще и выяснилось, что в отношении порядочности отдельных столпов Управления можно не беспокоиться, по причине отсутствия таковой. Так что давай уж просто, по-человечески разговаривать.
   - Хорошо, - примирительно сказал Шатилов. - Ты ведь понимаешь, что все это сделалось само собой. Одно цеплялось за другое.
   - Я это понимаю. Но я хочу, чтобы ты понял одну простую вешь. В этом деле бесполезно стоять до упора - оно гнилое насквозь. И чем раньше ты покаешься - тем лучше. Последний, не сподобившийся на покаяние, станет стрелочником.
   - Я что же, должен теперь всех топить? Это, по-твоему, не свинство?
   - Нет, этого я не требую. Я понимаю, что нельзя ставить человека к стенке - в этом положении человек способен на все. Я даже не прошу помогать мне - хотя бы не мешай! Но в одном деле я таки прошу помочь.
   - В каком?
   - Надо организовать действительное обследование "Вавилова". Тогда то мнимое обследование можно замять, а души всех наших сукиных детей отпустить на покаяние.
   - Послушай, Василий, ну на кой черт тебе все это нужно? глухо сказал Шатилов. - Ведь и так почти уже замяли.
   Спиридонов трахнул кулаком по столу так, что стекла задрожали.
   - Дурак ты, понял! Там на "Вавилове", быть может, то, что мы искали всю жизнь, то, ради чего мы ее потратили. Они ведь сделали открытие! Не будь же ты хоть сейчас слепым котенком - ведь это уже факт. Фа-акт! Да, эти письма поддельные, но факты-то в них подлинные. И я тебя прошу, я просто умоляю тебя донести этот факт до заплесневелых мозгов наших сподвижников. Ведь не все они хором рехнулись. Рано или поздно все вскроется и они в таком идиотском виде запечатлеются на скрижалях истории. Ведь это дело может перечеркнуть все их прошлые заслуги - а они есть, и немалые. Но у потомков их имена будут ассоциироваться с именем Калуцы, причем Калуца окажется Галилеем, а вы инквизиторами. История таких шуток не прощает!.. Подумай - я не тороплю.
   - Да, - Шатилов оглянулся и по мальчишески поскреб затылок. - Действительно, ведь застрянем. Ч-черт, наломали дров!
   - Мне, мне скажи спасибо, что я устроил тебе эту встряску. Не будь меня, вы все так бы и остались в дерьме по уши. А теперь еще есть шанс вывернуться и перед уходом в мир иной отмыться перед грядущими поколениями. Нам ведь не так много и осталось. Пора и о душе подумать. А как стыдно-то! Вот дуроломы!.. Ну так как? Поможешь?
   - Да помогу, куда деваться... А ты, значит, место себе в Истории подготавливаешь?
   - А ты как думал! Сам то умом не вышел, вот решил за Калуцу зацепиться. Так что, идешь на мизер в пополаме?.. Но только не сразу, а постепенно. Плавно так, но резину не тяните. Мол, новые обстоятельства, то да се... И смотри, уговор дороже денег. Я на всякий случай Чарли поставил в известность, чтобы, значит... Ты помнишь нашего Чарли? Какой был орел! Он и сейчас принципиальный до упаду. И насчет Истории быстро смикитил. Так что, если что, то...
   - Ладно, хватит стращать.
   - Калуцу надо бы поддержать. Пусть работает. Кадров ему подбросить, имедж обеспечить.
   - Чего-чего? - не понял Шатилов, не ожидавший, видимо, от Спиридонова использования такого спецтермина.
   - Того... Чтобы он почувствовал взлет. Но не очень, а то пузыри начнет пускать - все дело угробит.
   Спиридонов вдруг замер.
   - А может быть, вы сговорились чужую славу заграбастать? - шепотом поинтересовался он и вытаращился на Шатилова. - А?
   - Ты что, Вася, совсем сбрендил?! - Шатилов повертел головой, как бы ища место, куда плюнуть. - Я, конечно, грешен, но только не в этом.
   - Ты - ладно. Я тебе доверяю. А Кузьмицкий и Сипарелли? А Нуньес - он ведь научные разработки курирует. Что у него на уме?
   - Не знаю! - сказал Шатилов и неприлично выругался.
   - Во-от! Не знаешь, а туда же. А кто все это организовал? Кто вручил полномочия Асееву? Он кто?
   - Не знаю и знать не хочу.
   - Зря. Вас кто-то дергает за поводок, а вы сидите и дружно покрываете друг друга. А кончится тем, что вцепитесь друг другу в глотки - это всегда так кончается. Мы вот уже вцепились.