Страница:
Некоторое время они ждали в полной тишине.
Вместо ушедших двоих вернулись трое. Третьей была высокая девушка в черном, с покрытой головой (монахиня?) – она шла впереди, замыкающей была Мария. Она поманила двух друзей следовать за ними, и одновременно вскочившие Аллен и Марк едва не опрокинули скамью. По пути в ризницу Аллен улучил момент и шепотом спросил, удержав Марию за руку:
– Что это за лев? Вон там, под самым сводом?
– Евангелист Марк, – так же быстро отвечала она, и в голове его пронесся дикий образ гривастого человекольва в длинной рясе, с пером в когтистой лапе. – То есть его символ, – пояснила Мария, уже входя в маленькую комнатку с распятиями и полками по стенам, залитую теплым желтым светом лампы под маленьким абажуром.
Отцу Йосефу из прихода Благовещения лет было чуть больше, чем казалось на первый взгляд, – а именно двадцать четыре. Рукоположен он был всего два года назад, примерно в то же время, когда Аллен поступил в университет. Два года он служил Церкви усердно, как только мог, и постарался найти в своем сердце искателя Истины верные слова, когда вчера утром к нему подошла Клара, послушница монашеской конгрегации францисканок Святейшего Сердца Иисуса, и попросила наставлений и помощи в истолковании бывшего ей видения.
Дело в том, что ей, кажется, явился Святой Грааль.
Утром, перед самым рассветом, когда душа, полупроснувшись, замирает между сном и явью, она увидела, не раскрывая глаз, как в небесах открылись высокие золотые врата и ангел в одежде из утреннего света, с перистым сиянием вокруг восторженно-юного лица выступил из них. И была в ладонях его серебряная Чаша, похожая на широкий потир, и была та Чаша прекраснее всего, что видели Кларины смертные глаза. Не было на ней украшений – ни резьбы, ни драгоценных камней: только узкий обод по краю, изображавший, как показалось ей, картины Крестного Пути; но серебро само так сияло, что озаряло даже ангельское лицо. И был в Чаше белый свет, исходивший из нее многими лучами неопаляющего огня. И сказал ангел, вознося Чашу над собой, что се – зрите, Кровь Христова возвращается в мир, пусть же возрадуются те, кто почитал мертвой земную надежду. «Что должно делать теперь, Господи, Господи?» – вскричала Клара, исполняясь радости и благоговейного страха («Теперь, отец Йосеф, я точно знаю, как это – «Ввысь сердца возносим ко Господу», я поняла, что имеется в виду»). Но не прозвучало слов более, чем уже было сказано, и увидела девушка, что перед нею нет более огненных врат, а вьется песчаная дорога среди зеленой травы, вереска и солнечных проталин, и мальчик с восторженным светлым лицом, в полотняных штопаных лохмотьях, смеясь, повернулся к ней спиной и поспешил прочь, прочь, а в руках он уносил ту же Чашу – только была она теперь маленькой, из темной грубоватой глины – разве что тот же белый свет стоял над нею живым мерцающим облаком…
И проснулась Клара, и увидела, как розово-золотое рассветное солнце заливает лучами ее постель.
– …Я сказал ей, что подумалось мне тогда – что это откровение Господа для нее лично. Ведь недолго осталось до того дня, как Клара принесет обеты и станет невестой Христовой – а для любого, кто ступает на путь такого призвания, мне кажется, Кровь Господня будто впервые приходит на землю…
– Может быть, там и не было слов «Кровь Господня», – закусив губу, вспомнила Клара. – Теперь я думаю, что сказано было – «Святой Грааль». Как я могу не помнить? Ведь слова совсем не похожие… – Девушка недоуменно нахмурила брови.
Аллен от возбуждения даже вскочил. Они впятером сидели вокруг маленького стола, и своей нежданной экспрессией Аллен едва не произвел большие разрушения, почти опрокинув стул Марии.
– Я знаю! Слушайте, это же Sangreal!
– Что? – Удержавшись за крышку стола, Мария не без усилия вернулась в прежнее положение.
– Sangreal, слово такое, если разложить на составляющие одним способом, получится Сан Греаль, то есть Святой Грааль, а если другим – Sang Real, Королевская Кровь или, может быть, Истинная – это одно и то же, хотя я больше верю в Царскую, Кровь Господина… То есть Грааль и кровь – это одно и то же, только на другом языке. Но ведь видения бывают не на языках, правда же? Вернее, они как-то из сердца всех языков, как Святой Дух на Пятидесятницу… – Вконец запутавшись в собственных объяснениях, Аллен смешался и с предельной осторожностью сел, но все его уже отлично поняли.
– Мнение специалиста, – насмешливо прошептал Марк. Клара вопросительно взглянула, не расслышав, и он поспешно замотал головой: – Нет, это я так, пустяки…
Аллен все смотрел на лицо Клары и не мог понять, вправду она очень красива или ему просто так кажется. Одно точно – лицо у нее было на редкость запоминающееся, хотя бы своей потрясающей полупрозрачной бледностью. Уж на что Аллен незагорелый – и то рядом с ней казался мавром. Даже хрупкие кисти ер рук млечно-голубовато светились поверх черного балахона. На совершенно белом, болезненно тонком лице под широкими черными полосками бровей темнели глаза, обведенные голубой тенью. Волосы, почти скрытые тканью хабита, тоже были темные – черные и блестящие, как грачиное оперение. Самое странное, что Аллен всегда считал вершиной очарования светловолосых и светлоглазых девушек.
– Отец Йосеф, – спросила Клара, и голос ее тоже удивлял своей красотой, – что же вы думаете теперь? И что нам нужно делать?
Молодой священник обвел глазами людей, застывших как дети перед родителем в ожидании его слова. Аллену на миг стало страшно и одновременно смешно. (Главное – найти, на кого переложить ответственность. Объясни нам, взрослый дядя, как печь куличики. Как говорит пословица, «дайте мне поводыря, и я закрою глаза»…)
– Нам нужна, наверное, только истина. И мы теперь должны думать, ждать и молиться о правильном решении… все вместе. Как вам кажется?
Они молчали.
– Раз уж нам нужен совет, давайте поступим как святой Франциск делал в дни сомнения. – Священник бросил взгляд на Клару, заулыбавшуюся от упоминания о любимом святом. – Помолимся и откроем Писание. Это ведь живое Слово Божье, и может быть, нам будет что-нибудь сказано через него.
Маленькая Библия уже лежала на столе, пестрея множеством закладок. Собственно говоря, до того, как в церковь явились трое граалеискателей, отец Йосеф был занят написанием завтрашней проповеди.
Книгу по общему молчаливому согласию открыла Клара. Перед этим она закрыла глаза, сложила руки на груди и так замерла на несколько минут. Негромким прерывающимся голосом она прочла строчку, которой касался ее полупрозрачный палец.
– «…излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы сновидениями вразумляемы будут; И на рабов Моих и рабынь в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать». Отец Йосеф, дальше читать? Тут конец страницы…
Йосеф покачал головой и принял у нее книгу. Помолчав в молитве, он перекрестил Библию и поцеловал ее, после чего открыл.
– «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти; Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».
Третьим стал, к своему глубокому удивлению, Аллен. Руки его чуть дрогнули, соприкоснувшись с прохладной кожаной обложкой. Следуя примеру Клары, он зажмурился и попробовал помолиться, но у него не получилось. Только одна назойливая мысль колотилась в голове, не давая сосредоточиться ни на чем другом: «Господи, при чем тут я? Почему я, Господи? Почему? Чем я так хорош или так плох, что это случается именно со мной?»
Усилием воли отогнав от себя все это, Аллен с трудом прочитал по памяти «Отче наш» и резко – а, была не была! – распахнул книгу и наугад ткнул пальцем.
– «Посмотрите, братья, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; Но Бог избрал немудрое мира, чтоб посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное…»
Первая реакция Аллена была настолько сильной, что даже благоговейное молчание остальных и врожденный страх перед священниками не могли его сдержать. Уронив голову на стол, прямо на раскрытую Библию, он расхохотался так, что затряслась вся ризница. Марк, потянувшись, слегка пихнул его в бок. «В чем дело?» – недоуменно воскликнула Мария. Один Йосеф не казался удивленным и смотрел на него со спокойной полуулыбкой.
Аллен выпрямился, вытирая невольно выступившие слезы.
– Извините… Я не хотел… Просто нам, кажется, очень ясно объяснили, кто мы такие. По крайней мере мне было доходчиво сказано, что я за тип, раз уж мне пришло в голову об этом так сильно волноваться. Получил и расписался. Спасибо.
– Это я мог и так тебе сказать, не надо было зря беспокоить Господа Бога, – пробормотал Марк, но под взглядом Клары осекся и – впервые на Алленовой памяти – покраснел.
Граалеискатели опять собрались на квартире у отца Йосефа. Мария разливала остывший чай; чашки стояли повсюду в этой маленькой комнатке, служившей молодому священнику спальней и кабинетом, – на полу, на подлокотниках кресла, на углу письменного стола – в опасной близости от расположившихся повсюду книг.
– Марк, отогни угол ковра – если прольешь чай, Йосефа съест живым его тетенька, – скомандовала Клара, распоряжавшаяся здесь как у себя дома. Самое странное, что Марк не ответил ей какой-нибудь шуткой, но послушно переставил чашку на голый пол. Страшная «тетенька» являлась не кем иным, как Йосефовой квартирной хозяйкой, и нрав у нее и впрямь был нелегким; в частности, она запрещала гостям задерживаться после одиннадцати вечера. О священниках она хранила устойчивое мнение, что они все пьяницы, не явные, так тайные, и имела обыкновение иногда так прибираться в Йосефовом кабинете, что он потом не мог доискаться половины своих книг и записей. Просьбы вообще не утруждать себя и не заниматься уборкой она упорно игнорировала. Звали эту престарелую даму Сусанна Христофора, и никто, кроме лишь Йосефа, не мог понять, как вообще с ней возможно уживаться. Зато сам молодой священник считал ее очень милой старушкой и съезжать от нее вовсе не собирался.
– Она ему, наверное, помогает развивать смирение, – говорила Клара, когда они шагали вечером по темной улице, изгнанные из теплой квартиры очень принципиальной, хотя и очень милой старушенцией.
– Думаю, иначе быть не может. – Йосеф встал из-за стола и с чашкой в руке прошелся по комнате. – В более раннем «Житии Иосифа Аримафейского» аббатство на Стеклянном острове основал все-таки он сам. Даже если это всего лишь легенды Авильонской обители, в любом случае она носит Йосифово имя и может считаться его домом с большим правом, чем любое другое место. В варианте «Жития», который я нашел вчера вечером, Иосиф окончил свои дни в Святой Земле, в Саррасе, а до Авильона добралась только часть его последователей.
– Да, и помазанный Иосифом король был с ними, и самое главное – в любом случае с ними была Чаша, – встрял Аллен, сидевший с поджатыми ногами на ковре. – Это очень известная история, она и в «Преданиях» есть. Тоже мне тайна прикровенная… Хотя, конечно, «Житие» – это вам не баллада, – добавил он, смилостивившись. – «Житию» доверять, пожалуй, можно.
Вся компания активно и не первый день обсуждала план дальнейших действий, упиравшийся в таинственный «Дом Иосифа», куда вроде бы нужно было отправляться. В первый раз, когда священник пригласил всех к себе домой, Марк устроил из этого целое шоу с попытками искать Грааль на антресолях и в посудном шкафу его маленькой двухкомнатной квартирки в снимаемом приходом Благовещения доме для священства. Но Марковы старания в итоге не увенчались ничем, кроме молчаливого неодобрения Марии, и был сделан вывод, что в виду имелся все-таки другой Иосиф и другой дом. Кажется, единственным разумным ответом являлось древнее аббатство, по легенде основанное Иосифом Аримафейским, тайным учеником Христа, собравшим в сосуд Последней Вечери Господню кровь после снятия с креста.
– Йосеф, как ты думаешь… – спросила Мария (с некоторых пор граалеискатели начали везде, кроме как в церкви, называть священника именно так – на «ты» и без добавления слова «отец» – настолько оно не вязалось с этим невысоким, тихим и приветливым человеком, которого та же Мария была попросту старше), – как ты думаешь, что там осталось, на острове Авильон? Есть там какие-нибудь стены, свод – или так, просто развалины?
– Стен вроде крепостных там никогда и не было, – пожал плечами Йосеф. – Авильон – это ведь островок посреди озера на самом маленьком из Стеклянных островов, и озеро от чистой зеркальной воды в центре к берегам переходит в непролазные топи. В крепости не было нужды – если бы кто-нибудь вздумал напасть, его войско просто увязло бы в болотах.
– Отлично, – одобрил Марк. – А болота понимают, где друзья и где враги? А то мы имеем отличный шанс «пасть на пути», как любит выражаться наш славный рыцарь Персиваль…
– Неужели ты думаешь, что за все эти годы туда не ходили люди? – От возбуждения Аллен даже пропустил мимо ушей «славного рыцаря». – Аббатство сгорело шестьсот с лишним лет назад, и его развалины – одно из самых священных мест вполне просвещенной страны. Ты думаешь, мы будем первыми, кто ступит на его землю?
– Ну, кто знает, – протянула Клара. – Вот ты, к примеру, «хальенову купель» видел? При том, что ты носишь имя в честь этого святого?
– При чем тут?.. – смешался Аллен. Так называемая «купель Хальена Святого» была местом на реке Вейн, куда вайкингский вождь загнал свое войско, дабы подвергнуть его принудительному крещению. Вообще-то Аллен с прохладцей относился к таким спорным святым, как рыжий завоеватель, поубивавший людей больше, чем было им крещено; но место все-таки считалось благословенным, хотя бы из-за древнего монастыря, неподалеку от него некогда построенного…
– При том, что святые места часто пребывают в забвении. Не удивлюсь, если на Стеклянных островах все знают, что есть у них такой Авильон, обитель их «логрского апостола», но не был там никто уже лет пятьдесят.
– Зато Грааль целее будет, – ввернул Марк и тут же понял, что сглупил.
Йосеф разрешил тяжелое и слегка затянувшееся молчание, повисшее между Марком и двумя женщинами:
– Даже если мы просто проведем день в развалинах на святом месте, я думаю, мы, и не найдя что искали, не уйдем без ответа. Кроме того, Чаша должна быть именно явлена – и если ей судьба вернуться, не лучше ли вернуться именно в свой прежний дом?
– А если и уйдем без ответа – получим самое изумительное путешествие в своей жизни, – мечтательно добавила Мария. – Наверное, там потрясающе красиво. Вереск, серый мох, туманы…
– И болотные комары, – не сдержался Аллен.
– Воин Христов, ты боишься? – с улыбкой процитировала Клара святого Франциска. В дверь «кабинета» постучали, и знакомый сварливый голосок проскрипел:
– Господин отец Йосеф, без пяти одиннадцать. Вашим гостям пора собираться..
– Да-да, мэм, – откликнулся Марк, – чай допиваем и идем. – При этом он, пока не видел Йосеф, сделал рукой угрожающий жест – будто ловит кого-то и сжимает в кулаке. Аллен одним глотком выпил оставшееся содержимое своей чашки и сунул в рот пару маленьких печений. Дома печенья не предполагалось, в лучшем случае там его ждал плавленый сырок.
Йосеф, извиняясь за Сусанну или, может быть, за поздний час времени, бывший, несомненно, камнем на его совести и его личной виной, развел руками.
– Ничего, приходите завтра в ризницу – я дежурю после мессы. Попробуем начертить маршрут.
– У меня есть карта, – подал голос Аллен. – Она, правда, братова – но это не страшно… Я ее принесу. И, кстати, как у нас насчет срока?
– Завтра, завтра. – Мария кивнула на стенные часы. – Сэры, надеюсь, меня кто-нибудь проводит?
– Да, конечно, – отозвался Аллен, покосившись на Клару, и Марк приободрился.
– А меня не надо, тут близко. Да и настоятельница была бы недовольна. – Клара взяла с кресла свою сумочку, и Аллен с мстительным удовольствием отметил, что бывший солдат снова помрачнел.
Глава 4
За завтраком Аллен был мрачен и смотрел в тарелку, дивно сверкавшую в утренних лучах, подобно волшебному блюду Христианина из Труа.
– Ну, братик, – спокойно спросил Роберт, подливая в свою овсянку еще молока, – ты не собираешься рассказать наконец, что с тобой происходит?
– Все хорошо, – мучаясь от безвыходного стыда, отвечал тот. Он знал, что однажды этот момент наступит, и ждал этого – но и боялся одновременно. – Ничего не происходит, просто… я собираюсь в поход.
Роберт ласково погладил брата по плечу.
– Разве это причина для такой печали? – добродушно улыбнулся он. Аллен подавил сильное желание схватить эту сильную теплую руку и прижаться к ней лицом. Иметь тайну от брата было для него очень мучительно, и теперь словно вскрывался некий болезненный нарыв.
– Понимаешь, Роберт… Я собираюсь в Поход Грааля.
– Нетрудно предположить. Я и предположил бы обязательно, если б не знал наверняка. На Стеклянных островах в июне должно быть очень красиво.
Если бы Аллен ел мясо, он непременно подавился бы костью. Но, к счастью, завтрак состоял из жидкой овсянки, и он всего-навсего закашлялся.
– Откуда ты знаешь?!
– От Эйка. – Роберт услужливо похлопал поперхнувшегося брата по спине. – У нас с ним похожие проблемы: у меня брат сошел с ума, а у него – жена. Я даже знаю, что вы собираетесь идти в начале июня. Когда вы, кстати, рассчитываете вернуться?
– Через месяц где-то… – ошарашенно отозвался Аллен. – И что ты обо всем этом думаешь?
– Давай я тебе вечером отвечу. – Роберт размешал сахар в чае и одним длинным глотком выпил его, после чего встал из-за стола. – Братик, помой посуду, ладно? Мне надо срочно бежать. Кстати, удачи тебе сегодня на экзамене, а то по возвращении рыцаря Грааля будут ждать пересдачи вместо труб и литавр, а это как-то несолидно…
Вечером Роберт вернулся с работы, насвистывая, что у него являлось признаком хорошего настроения, и с порога сообщил:
– У меня отличная новость!
– Да? – без особого энтузиазма отозвался Аллен, составлявший список вещей в дорогу. Он пропустил уже несколько тренировок и на сегодняшнюю идти тоже не собирался, поэтому его мучила совесть вперемежку с сознанием собственного несовершенства. – И что за новость?
– Я отпросился в отпуск в июне. То есть я еду с вами на остров Авильон, если вы меня, конечно, возьмете.
Аллен так опешил, что сначала даже не нашел слов. Он вскочил из-за стола и так стоял посреди комнаты, пожирая брата сияющим взором.
– Нет, Роберт, правда? А… почему? Слушай, ты же не… Не веришь в Грааль!.. Или… как?
– Конечно, я верю в Грааль, – отозвался Роберт, скидывая ботинки и подходя к нему. – Только я в отличие от тебя считаю, что искать его надо здесь. – Он коснулся рукой левой стороны груди, и сердца Аллена от этого его жеста коснулась полузабытая непонятная боль. – Просто я знаю, как долгий путь меняет людей, да и на островах есть очень красивые места, где мне давно хотелось побывать.
Он внезапно обнял Аллена и прижал его голову к своей широкой груди. Чуть изменившийся его голос прозвучал совсем тихо:
– Тогда, под деревом, год назад… ты помнишь, я сказал некую вещь. Словом, мне кажется, что все это – часть одного обещания. – И, оттолкнув брата от себя, взъерошил его волосы. – К тому же, по-моему, вы все сошли с ума, включая этого вашего священника; должен же среди вас быть хоть один разумный человек – хотя бы для того, чтобы за тобой присматривать… А то ты в порыве вдохновения свалишься в пропасть и свернешь себе шею – что я потом твоей матушке скажу?! Она меня живьем съест!
– Съест, – чуть слышно согласился Аллен, отворачивая от Роберта пылающее лицо. Дело в том, что он был необычайно, даже как-то противоестественно счастлив. Без брата что-нибудь важное делать он еще худо-бедно, но мог, но вот брату вопреки – это уже слишком…
– Давай соберемся как-нибудь на днях у нас, – как ни в чем не бывало предложил Роберт, направляясь на кухню. – Обсудим вместе маршрут, я, может, посоветую что-нибудь ценное – я ходил в ту сторону лет пять назад… Кроме того, поговорим о продуктах в дорогу. Да, придется переходить границу, на это потребуются деньги… – На кухне что-то зазвенело, видимо, Роберт искал еду, необходимую после рабочего дня. – О, да ты сварил макароны! Прекрасно! Они остыли, конечно, но это поправимо… На твою долю разогревать?
Аллен, не отвечая, стоял посреди комнаты, и лицо у него горело от щемящей любви к брату, почему-то смешанной с благодарностью и предчувствием беды.
Вчера поздно вечером неожиданно пришла Мария. Позвонила из автомата, попросила ее встретить. Аллен сбегал на остановку, некоторое время ждал там, вглядываясь в темноту и недоумевая, что случилось; потом на каком-то чуть ли не последнем трамвае приехала Мария с огромным рюкзаком на плечах и, не глядя Аллену в глаза, попросила разрешения у них переночевать. Аллен, кое-как узнавший характер маленькой дамы за последние несколько недель, не стал ее ни о чем расспрашивать, просто взял у нее рюкзак. Дома Роберт уже заканчивал великий поединок со своими и Алленовыми вещами, называемый «сбором в поход»; только купленная вскладчину еда – пакеты крупы, консервные банки, хлеб – громоздилась посреди ковра будто бы специально, чтобы об нее спотыкались. При виде Марии рыцарь так удивился, что выронил из рук зачехленный топор – к счастью, не себе на ногу, а всего-навсего в груду провианта.
– Мария! Ты откуда взялась? Вы что, с мужем поссорились?
Ответа не последовало; едва скинув у порога кроссовки, Мария прошла в ванную, щелкнула изнутри задвижкой, а через минуту оттуда донесся шум льющейся воды. Роберт пожал плечами, слегка нахмурившись, и без лишних слов принялся перестилать для Марии свою постель. Эту ночь они с братом провели вдвоем на диванчике, и Аллен совершенно не выспался. Роберт всю ночь ворочался и стягивал на себя одеяло; создавалось впечатление, что оный рыцарь обладает физическим свойством воды – принимать форму любого сосуда. Стоило только младшему брату освободить хоть на минуту добавочный сантиметр их общего пространства, там тут же вырастала какая-нибудь часть тела Роберта. Кто бы мог подумать, что у одного человека может быть столько рук и ног! Аллен, стараясь как можно бесшумнее отвоевать свои владения, впервые в жизни сочувствовал Ларе – если они таки поженятся, спать спокойно ей явно не придется… Кроме того, он не мог уснуть от волнения. Какие-то странные образы наплывами посещали его сознание – картинки из «Преданий», прадедушка Альберт Персиваль в гробу, в алой одежде с тремя полосами, с расплывшимся красным пятном напротив сердца… Отец Йосеф на мессе, с золотым потиром в руках… «Се – Агнец Божий, берущий на себя грехи мира. Блаженны званые на вечерю Агнца», – говорил Йосеф, поднимая из чаши белую облатку, и с облатки капала кровь… Потом Аллен почему-то дрался на поединке с кем-то средним между Марком и Эйхартом Юлием, а рыцари ордена, среди которых стояла Клара в своей черно-белой послушнической одежде, молча смотрели, столпившись вокруг… «Давай, сэр Алан!» – крикнул кто-то из них, и Аллен в ужасе обернулся, узнавая и не узнавая этот голос, и меч противника неосязаемо, но верно вошел ему в сердце… Дернувшись, Аллен проснулся и увидел, что, во-первых, уже начинает светать, а во-вторых, Роберт опять стянул с него одеяло. Наконец под утро он заснул по-настоящему, и не снилось ему вопреки всем ожиданиям ничего.
Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды – это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак.
– Вставай, несчастный! – Роберт потянул за край одеяла. – Поход проспишь!
Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.
– Н-нет… Я н-не выспался… Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихнуть с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет…
Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.
– Ну-ка быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад – священнику или Кларе?
Аллена как ветром сдуло в ванную.
Первым явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж с группой крови на рукаве и похожий на наемника-оккупанта, особенно – зверским выражением лица.
– Гость в дом – радость в дом, – возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. – Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание… о-о, с вами, благородная леди, – это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, – что не успел перехватить даже хлебной корочки…
– У нас есть омлет – вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.
Вместо ушедших двоих вернулись трое. Третьей была высокая девушка в черном, с покрытой головой (монахиня?) – она шла впереди, замыкающей была Мария. Она поманила двух друзей следовать за ними, и одновременно вскочившие Аллен и Марк едва не опрокинули скамью. По пути в ризницу Аллен улучил момент и шепотом спросил, удержав Марию за руку:
– Что это за лев? Вон там, под самым сводом?
– Евангелист Марк, – так же быстро отвечала она, и в голове его пронесся дикий образ гривастого человекольва в длинной рясе, с пером в когтистой лапе. – То есть его символ, – пояснила Мария, уже входя в маленькую комнатку с распятиями и полками по стенам, залитую теплым желтым светом лампы под маленьким абажуром.
Отцу Йосефу из прихода Благовещения лет было чуть больше, чем казалось на первый взгляд, – а именно двадцать четыре. Рукоположен он был всего два года назад, примерно в то же время, когда Аллен поступил в университет. Два года он служил Церкви усердно, как только мог, и постарался найти в своем сердце искателя Истины верные слова, когда вчера утром к нему подошла Клара, послушница монашеской конгрегации францисканок Святейшего Сердца Иисуса, и попросила наставлений и помощи в истолковании бывшего ей видения.
Дело в том, что ей, кажется, явился Святой Грааль.
Утром, перед самым рассветом, когда душа, полупроснувшись, замирает между сном и явью, она увидела, не раскрывая глаз, как в небесах открылись высокие золотые врата и ангел в одежде из утреннего света, с перистым сиянием вокруг восторженно-юного лица выступил из них. И была в ладонях его серебряная Чаша, похожая на широкий потир, и была та Чаша прекраснее всего, что видели Кларины смертные глаза. Не было на ней украшений – ни резьбы, ни драгоценных камней: только узкий обод по краю, изображавший, как показалось ей, картины Крестного Пути; но серебро само так сияло, что озаряло даже ангельское лицо. И был в Чаше белый свет, исходивший из нее многими лучами неопаляющего огня. И сказал ангел, вознося Чашу над собой, что се – зрите, Кровь Христова возвращается в мир, пусть же возрадуются те, кто почитал мертвой земную надежду. «Что должно делать теперь, Господи, Господи?» – вскричала Клара, исполняясь радости и благоговейного страха («Теперь, отец Йосеф, я точно знаю, как это – «Ввысь сердца возносим ко Господу», я поняла, что имеется в виду»). Но не прозвучало слов более, чем уже было сказано, и увидела девушка, что перед нею нет более огненных врат, а вьется песчаная дорога среди зеленой травы, вереска и солнечных проталин, и мальчик с восторженным светлым лицом, в полотняных штопаных лохмотьях, смеясь, повернулся к ней спиной и поспешил прочь, прочь, а в руках он уносил ту же Чашу – только была она теперь маленькой, из темной грубоватой глины – разве что тот же белый свет стоял над нею живым мерцающим облаком…
И проснулась Клара, и увидела, как розово-золотое рассветное солнце заливает лучами ее постель.
– …Я сказал ей, что подумалось мне тогда – что это откровение Господа для нее лично. Ведь недолго осталось до того дня, как Клара принесет обеты и станет невестой Христовой – а для любого, кто ступает на путь такого призвания, мне кажется, Кровь Господня будто впервые приходит на землю…
– Может быть, там и не было слов «Кровь Господня», – закусив губу, вспомнила Клара. – Теперь я думаю, что сказано было – «Святой Грааль». Как я могу не помнить? Ведь слова совсем не похожие… – Девушка недоуменно нахмурила брови.
Аллен от возбуждения даже вскочил. Они впятером сидели вокруг маленького стола, и своей нежданной экспрессией Аллен едва не произвел большие разрушения, почти опрокинув стул Марии.
– Я знаю! Слушайте, это же Sangreal!
– Что? – Удержавшись за крышку стола, Мария не без усилия вернулась в прежнее положение.
– Sangreal, слово такое, если разложить на составляющие одним способом, получится Сан Греаль, то есть Святой Грааль, а если другим – Sang Real, Королевская Кровь или, может быть, Истинная – это одно и то же, хотя я больше верю в Царскую, Кровь Господина… То есть Грааль и кровь – это одно и то же, только на другом языке. Но ведь видения бывают не на языках, правда же? Вернее, они как-то из сердца всех языков, как Святой Дух на Пятидесятницу… – Вконец запутавшись в собственных объяснениях, Аллен смешался и с предельной осторожностью сел, но все его уже отлично поняли.
– Мнение специалиста, – насмешливо прошептал Марк. Клара вопросительно взглянула, не расслышав, и он поспешно замотал головой: – Нет, это я так, пустяки…
Аллен все смотрел на лицо Клары и не мог понять, вправду она очень красива или ему просто так кажется. Одно точно – лицо у нее было на редкость запоминающееся, хотя бы своей потрясающей полупрозрачной бледностью. Уж на что Аллен незагорелый – и то рядом с ней казался мавром. Даже хрупкие кисти ер рук млечно-голубовато светились поверх черного балахона. На совершенно белом, болезненно тонком лице под широкими черными полосками бровей темнели глаза, обведенные голубой тенью. Волосы, почти скрытые тканью хабита, тоже были темные – черные и блестящие, как грачиное оперение. Самое странное, что Аллен всегда считал вершиной очарования светловолосых и светлоглазых девушек.
– Отец Йосеф, – спросила Клара, и голос ее тоже удивлял своей красотой, – что же вы думаете теперь? И что нам нужно делать?
Молодой священник обвел глазами людей, застывших как дети перед родителем в ожидании его слова. Аллену на миг стало страшно и одновременно смешно. (Главное – найти, на кого переложить ответственность. Объясни нам, взрослый дядя, как печь куличики. Как говорит пословица, «дайте мне поводыря, и я закрою глаза»…)
– Нам нужна, наверное, только истина. И мы теперь должны думать, ждать и молиться о правильном решении… все вместе. Как вам кажется?
Они молчали.
– Раз уж нам нужен совет, давайте поступим как святой Франциск делал в дни сомнения. – Священник бросил взгляд на Клару, заулыбавшуюся от упоминания о любимом святом. – Помолимся и откроем Писание. Это ведь живое Слово Божье, и может быть, нам будет что-нибудь сказано через него.
Маленькая Библия уже лежала на столе, пестрея множеством закладок. Собственно говоря, до того, как в церковь явились трое граалеискателей, отец Йосеф был занят написанием завтрашней проповеди.
Книгу по общему молчаливому согласию открыла Клара. Перед этим она закрыла глаза, сложила руки на груди и так замерла на несколько минут. Негромким прерывающимся голосом она прочла строчку, которой касался ее полупрозрачный палец.
– «…излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы сновидениями вразумляемы будут; И на рабов Моих и рабынь в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать». Отец Йосеф, дальше читать? Тут конец страницы…
Йосеф покачал головой и принял у нее книгу. Помолчав в молитве, он перекрестил Библию и поцеловал ее, после чего открыл.
– «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти; Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».
Третьим стал, к своему глубокому удивлению, Аллен. Руки его чуть дрогнули, соприкоснувшись с прохладной кожаной обложкой. Следуя примеру Клары, он зажмурился и попробовал помолиться, но у него не получилось. Только одна назойливая мысль колотилась в голове, не давая сосредоточиться ни на чем другом: «Господи, при чем тут я? Почему я, Господи? Почему? Чем я так хорош или так плох, что это случается именно со мной?»
Усилием воли отогнав от себя все это, Аллен с трудом прочитал по памяти «Отче наш» и резко – а, была не была! – распахнул книгу и наугад ткнул пальцем.
– «Посмотрите, братья, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; Но Бог избрал немудрое мира, чтоб посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное…»
Первая реакция Аллена была настолько сильной, что даже благоговейное молчание остальных и врожденный страх перед священниками не могли его сдержать. Уронив голову на стол, прямо на раскрытую Библию, он расхохотался так, что затряслась вся ризница. Марк, потянувшись, слегка пихнул его в бок. «В чем дело?» – недоуменно воскликнула Мария. Один Йосеф не казался удивленным и смотрел на него со спокойной полуулыбкой.
Аллен выпрямился, вытирая невольно выступившие слезы.
– Извините… Я не хотел… Просто нам, кажется, очень ясно объяснили, кто мы такие. По крайней мере мне было доходчиво сказано, что я за тип, раз уж мне пришло в голову об этом так сильно волноваться. Получил и расписался. Спасибо.
– Это я мог и так тебе сказать, не надо было зря беспокоить Господа Бога, – пробормотал Марк, но под взглядом Клары осекся и – впервые на Алленовой памяти – покраснел.
27 мая, понедельник
Граалеискатели опять собрались на квартире у отца Йосефа. Мария разливала остывший чай; чашки стояли повсюду в этой маленькой комнатке, служившей молодому священнику спальней и кабинетом, – на полу, на подлокотниках кресла, на углу письменного стола – в опасной близости от расположившихся повсюду книг.
– Марк, отогни угол ковра – если прольешь чай, Йосефа съест живым его тетенька, – скомандовала Клара, распоряжавшаяся здесь как у себя дома. Самое странное, что Марк не ответил ей какой-нибудь шуткой, но послушно переставил чашку на голый пол. Страшная «тетенька» являлась не кем иным, как Йосефовой квартирной хозяйкой, и нрав у нее и впрямь был нелегким; в частности, она запрещала гостям задерживаться после одиннадцати вечера. О священниках она хранила устойчивое мнение, что они все пьяницы, не явные, так тайные, и имела обыкновение иногда так прибираться в Йосефовом кабинете, что он потом не мог доискаться половины своих книг и записей. Просьбы вообще не утруждать себя и не заниматься уборкой она упорно игнорировала. Звали эту престарелую даму Сусанна Христофора, и никто, кроме лишь Йосефа, не мог понять, как вообще с ней возможно уживаться. Зато сам молодой священник считал ее очень милой старушкой и съезжать от нее вовсе не собирался.
– Она ему, наверное, помогает развивать смирение, – говорила Клара, когда они шагали вечером по темной улице, изгнанные из теплой квартиры очень принципиальной, хотя и очень милой старушенцией.
– Думаю, иначе быть не может. – Йосеф встал из-за стола и с чашкой в руке прошелся по комнате. – В более раннем «Житии Иосифа Аримафейского» аббатство на Стеклянном острове основал все-таки он сам. Даже если это всего лишь легенды Авильонской обители, в любом случае она носит Йосифово имя и может считаться его домом с большим правом, чем любое другое место. В варианте «Жития», который я нашел вчера вечером, Иосиф окончил свои дни в Святой Земле, в Саррасе, а до Авильона добралась только часть его последователей.
– Да, и помазанный Иосифом король был с ними, и самое главное – в любом случае с ними была Чаша, – встрял Аллен, сидевший с поджатыми ногами на ковре. – Это очень известная история, она и в «Преданиях» есть. Тоже мне тайна прикровенная… Хотя, конечно, «Житие» – это вам не баллада, – добавил он, смилостивившись. – «Житию» доверять, пожалуй, можно.
Вся компания активно и не первый день обсуждала план дальнейших действий, упиравшийся в таинственный «Дом Иосифа», куда вроде бы нужно было отправляться. В первый раз, когда священник пригласил всех к себе домой, Марк устроил из этого целое шоу с попытками искать Грааль на антресолях и в посудном шкафу его маленькой двухкомнатной квартирки в снимаемом приходом Благовещения доме для священства. Но Марковы старания в итоге не увенчались ничем, кроме молчаливого неодобрения Марии, и был сделан вывод, что в виду имелся все-таки другой Иосиф и другой дом. Кажется, единственным разумным ответом являлось древнее аббатство, по легенде основанное Иосифом Аримафейским, тайным учеником Христа, собравшим в сосуд Последней Вечери Господню кровь после снятия с креста.
– Йосеф, как ты думаешь… – спросила Мария (с некоторых пор граалеискатели начали везде, кроме как в церкви, называть священника именно так – на «ты» и без добавления слова «отец» – настолько оно не вязалось с этим невысоким, тихим и приветливым человеком, которого та же Мария была попросту старше), – как ты думаешь, что там осталось, на острове Авильон? Есть там какие-нибудь стены, свод – или так, просто развалины?
– Стен вроде крепостных там никогда и не было, – пожал плечами Йосеф. – Авильон – это ведь островок посреди озера на самом маленьком из Стеклянных островов, и озеро от чистой зеркальной воды в центре к берегам переходит в непролазные топи. В крепости не было нужды – если бы кто-нибудь вздумал напасть, его войско просто увязло бы в болотах.
– Отлично, – одобрил Марк. – А болота понимают, где друзья и где враги? А то мы имеем отличный шанс «пасть на пути», как любит выражаться наш славный рыцарь Персиваль…
– Неужели ты думаешь, что за все эти годы туда не ходили люди? – От возбуждения Аллен даже пропустил мимо ушей «славного рыцаря». – Аббатство сгорело шестьсот с лишним лет назад, и его развалины – одно из самых священных мест вполне просвещенной страны. Ты думаешь, мы будем первыми, кто ступит на его землю?
– Ну, кто знает, – протянула Клара. – Вот ты, к примеру, «хальенову купель» видел? При том, что ты носишь имя в честь этого святого?
– При чем тут?.. – смешался Аллен. Так называемая «купель Хальена Святого» была местом на реке Вейн, куда вайкингский вождь загнал свое войско, дабы подвергнуть его принудительному крещению. Вообще-то Аллен с прохладцей относился к таким спорным святым, как рыжий завоеватель, поубивавший людей больше, чем было им крещено; но место все-таки считалось благословенным, хотя бы из-за древнего монастыря, неподалеку от него некогда построенного…
– При том, что святые места часто пребывают в забвении. Не удивлюсь, если на Стеклянных островах все знают, что есть у них такой Авильон, обитель их «логрского апостола», но не был там никто уже лет пятьдесят.
– Зато Грааль целее будет, – ввернул Марк и тут же понял, что сглупил.
Йосеф разрешил тяжелое и слегка затянувшееся молчание, повисшее между Марком и двумя женщинами:
– Даже если мы просто проведем день в развалинах на святом месте, я думаю, мы, и не найдя что искали, не уйдем без ответа. Кроме того, Чаша должна быть именно явлена – и если ей судьба вернуться, не лучше ли вернуться именно в свой прежний дом?
– А если и уйдем без ответа – получим самое изумительное путешествие в своей жизни, – мечтательно добавила Мария. – Наверное, там потрясающе красиво. Вереск, серый мох, туманы…
– И болотные комары, – не сдержался Аллен.
– Воин Христов, ты боишься? – с улыбкой процитировала Клара святого Франциска. В дверь «кабинета» постучали, и знакомый сварливый голосок проскрипел:
– Господин отец Йосеф, без пяти одиннадцать. Вашим гостям пора собираться..
– Да-да, мэм, – откликнулся Марк, – чай допиваем и идем. – При этом он, пока не видел Йосеф, сделал рукой угрожающий жест – будто ловит кого-то и сжимает в кулаке. Аллен одним глотком выпил оставшееся содержимое своей чашки и сунул в рот пару маленьких печений. Дома печенья не предполагалось, в лучшем случае там его ждал плавленый сырок.
Йосеф, извиняясь за Сусанну или, может быть, за поздний час времени, бывший, несомненно, камнем на его совести и его личной виной, развел руками.
– Ничего, приходите завтра в ризницу – я дежурю после мессы. Попробуем начертить маршрут.
– У меня есть карта, – подал голос Аллен. – Она, правда, братова – но это не страшно… Я ее принесу. И, кстати, как у нас насчет срока?
– Завтра, завтра. – Мария кивнула на стенные часы. – Сэры, надеюсь, меня кто-нибудь проводит?
– Да, конечно, – отозвался Аллен, покосившись на Клару, и Марк приободрился.
– А меня не надо, тут близко. Да и настоятельница была бы недовольна. – Клара взяла с кресла свою сумочку, и Аллен с мстительным удовольствием отметил, что бывший солдат снова помрачнел.
Глава 4
28 мая, вторник
За завтраком Аллен был мрачен и смотрел в тарелку, дивно сверкавшую в утренних лучах, подобно волшебному блюду Христианина из Труа.
– Ну, братик, – спокойно спросил Роберт, подливая в свою овсянку еще молока, – ты не собираешься рассказать наконец, что с тобой происходит?
– Все хорошо, – мучаясь от безвыходного стыда, отвечал тот. Он знал, что однажды этот момент наступит, и ждал этого – но и боялся одновременно. – Ничего не происходит, просто… я собираюсь в поход.
Роберт ласково погладил брата по плечу.
– Разве это причина для такой печали? – добродушно улыбнулся он. Аллен подавил сильное желание схватить эту сильную теплую руку и прижаться к ней лицом. Иметь тайну от брата было для него очень мучительно, и теперь словно вскрывался некий болезненный нарыв.
– Понимаешь, Роберт… Я собираюсь в Поход Грааля.
– Нетрудно предположить. Я и предположил бы обязательно, если б не знал наверняка. На Стеклянных островах в июне должно быть очень красиво.
Если бы Аллен ел мясо, он непременно подавился бы костью. Но, к счастью, завтрак состоял из жидкой овсянки, и он всего-навсего закашлялся.
– Откуда ты знаешь?!
– От Эйка. – Роберт услужливо похлопал поперхнувшегося брата по спине. – У нас с ним похожие проблемы: у меня брат сошел с ума, а у него – жена. Я даже знаю, что вы собираетесь идти в начале июня. Когда вы, кстати, рассчитываете вернуться?
– Через месяц где-то… – ошарашенно отозвался Аллен. – И что ты обо всем этом думаешь?
– Давай я тебе вечером отвечу. – Роберт размешал сахар в чае и одним длинным глотком выпил его, после чего встал из-за стола. – Братик, помой посуду, ладно? Мне надо срочно бежать. Кстати, удачи тебе сегодня на экзамене, а то по возвращении рыцаря Грааля будут ждать пересдачи вместо труб и литавр, а это как-то несолидно…
Вечером Роберт вернулся с работы, насвистывая, что у него являлось признаком хорошего настроения, и с порога сообщил:
– У меня отличная новость!
– Да? – без особого энтузиазма отозвался Аллен, составлявший список вещей в дорогу. Он пропустил уже несколько тренировок и на сегодняшнюю идти тоже не собирался, поэтому его мучила совесть вперемежку с сознанием собственного несовершенства. – И что за новость?
– Я отпросился в отпуск в июне. То есть я еду с вами на остров Авильон, если вы меня, конечно, возьмете.
Аллен так опешил, что сначала даже не нашел слов. Он вскочил из-за стола и так стоял посреди комнаты, пожирая брата сияющим взором.
– Нет, Роберт, правда? А… почему? Слушай, ты же не… Не веришь в Грааль!.. Или… как?
– Конечно, я верю в Грааль, – отозвался Роберт, скидывая ботинки и подходя к нему. – Только я в отличие от тебя считаю, что искать его надо здесь. – Он коснулся рукой левой стороны груди, и сердца Аллена от этого его жеста коснулась полузабытая непонятная боль. – Просто я знаю, как долгий путь меняет людей, да и на островах есть очень красивые места, где мне давно хотелось побывать.
Он внезапно обнял Аллена и прижал его голову к своей широкой груди. Чуть изменившийся его голос прозвучал совсем тихо:
– Тогда, под деревом, год назад… ты помнишь, я сказал некую вещь. Словом, мне кажется, что все это – часть одного обещания. – И, оттолкнув брата от себя, взъерошил его волосы. – К тому же, по-моему, вы все сошли с ума, включая этого вашего священника; должен же среди вас быть хоть один разумный человек – хотя бы для того, чтобы за тобой присматривать… А то ты в порыве вдохновения свалишься в пропасть и свернешь себе шею – что я потом твоей матушке скажу?! Она меня живьем съест!
– Съест, – чуть слышно согласился Аллен, отворачивая от Роберта пылающее лицо. Дело в том, что он был необычайно, даже как-то противоестественно счастлив. Без брата что-нибудь важное делать он еще худо-бедно, но мог, но вот брату вопреки – это уже слишком…
– Давай соберемся как-нибудь на днях у нас, – как ни в чем не бывало предложил Роберт, направляясь на кухню. – Обсудим вместе маршрут, я, может, посоветую что-нибудь ценное – я ходил в ту сторону лет пять назад… Кроме того, поговорим о продуктах в дорогу. Да, придется переходить границу, на это потребуются деньги… – На кухне что-то зазвенело, видимо, Роберт искал еду, необходимую после рабочего дня. – О, да ты сварил макароны! Прекрасно! Они остыли, конечно, но это поправимо… На твою долю разогревать?
Аллен, не отвечая, стоял посреди комнаты, и лицо у него горело от щемящей любви к брату, почему-то смешанной с благодарностью и предчувствием беды.
1 июня, суббота
Вчера поздно вечером неожиданно пришла Мария. Позвонила из автомата, попросила ее встретить. Аллен сбегал на остановку, некоторое время ждал там, вглядываясь в темноту и недоумевая, что случилось; потом на каком-то чуть ли не последнем трамвае приехала Мария с огромным рюкзаком на плечах и, не глядя Аллену в глаза, попросила разрешения у них переночевать. Аллен, кое-как узнавший характер маленькой дамы за последние несколько недель, не стал ее ни о чем расспрашивать, просто взял у нее рюкзак. Дома Роберт уже заканчивал великий поединок со своими и Алленовыми вещами, называемый «сбором в поход»; только купленная вскладчину еда – пакеты крупы, консервные банки, хлеб – громоздилась посреди ковра будто бы специально, чтобы об нее спотыкались. При виде Марии рыцарь так удивился, что выронил из рук зачехленный топор – к счастью, не себе на ногу, а всего-навсего в груду провианта.
– Мария! Ты откуда взялась? Вы что, с мужем поссорились?
Ответа не последовало; едва скинув у порога кроссовки, Мария прошла в ванную, щелкнула изнутри задвижкой, а через минуту оттуда донесся шум льющейся воды. Роберт пожал плечами, слегка нахмурившись, и без лишних слов принялся перестилать для Марии свою постель. Эту ночь они с братом провели вдвоем на диванчике, и Аллен совершенно не выспался. Роберт всю ночь ворочался и стягивал на себя одеяло; создавалось впечатление, что оный рыцарь обладает физическим свойством воды – принимать форму любого сосуда. Стоило только младшему брату освободить хоть на минуту добавочный сантиметр их общего пространства, там тут же вырастала какая-нибудь часть тела Роберта. Кто бы мог подумать, что у одного человека может быть столько рук и ног! Аллен, стараясь как можно бесшумнее отвоевать свои владения, впервые в жизни сочувствовал Ларе – если они таки поженятся, спать спокойно ей явно не придется… Кроме того, он не мог уснуть от волнения. Какие-то странные образы наплывами посещали его сознание – картинки из «Преданий», прадедушка Альберт Персиваль в гробу, в алой одежде с тремя полосами, с расплывшимся красным пятном напротив сердца… Отец Йосеф на мессе, с золотым потиром в руках… «Се – Агнец Божий, берущий на себя грехи мира. Блаженны званые на вечерю Агнца», – говорил Йосеф, поднимая из чаши белую облатку, и с облатки капала кровь… Потом Аллен почему-то дрался на поединке с кем-то средним между Марком и Эйхартом Юлием, а рыцари ордена, среди которых стояла Клара в своей черно-белой послушнической одежде, молча смотрели, столпившись вокруг… «Давай, сэр Алан!» – крикнул кто-то из них, и Аллен в ужасе обернулся, узнавая и не узнавая этот голос, и меч противника неосязаемо, но верно вошел ему в сердце… Дернувшись, Аллен проснулся и увидел, что, во-первых, уже начинает светать, а во-вторых, Роберт опять стянул с него одеяло. Наконец под утро он заснул по-настоящему, и не снилось ему вопреки всем ожиданиям ничего.
Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды – это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак.
– Вставай, несчастный! – Роберт потянул за край одеяла. – Поход проспишь!
Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.
– Н-нет… Я н-не выспался… Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихнуть с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет…
Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.
– Ну-ка быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад – священнику или Кларе?
Аллена как ветром сдуло в ванную.
Первым явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж с группой крови на рукаве и похожий на наемника-оккупанта, особенно – зверским выражением лица.
– Гость в дом – радость в дом, – возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. – Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание… о-о, с вами, благородная леди, – это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, – что не успел перехватить даже хлебной корочки…
– У нас есть омлет – вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.