Не успев ни с кем посоветоваться, Виктор прямо на семинаре пошел в атаку.
Вика, глядя на него ненавидящими глазами, пыталась отбиваться, но без особых успехов. Несмотря на заранее запрограммированное решение о высоком научном уровне диссертации и целесообразности ее представления к защите на специализированном совете, было очевидно, что вытянуть против Виктора соискательнице Корецкой будет очень трудно.
Когда семинар закончился, к Виктору подошел один из Викиных сотрудников.
– Я у вас человек новый, – скромно сказал он, приветливо улыбаясь Виктору. – Никак не могу привыкнуть к вашим порядкам. У нас на старой работе к дамам душевнее относились, по-рыцарски, что ли.
Виктор, все еще разгоряченный схваткой, хотел было порекомендовать собеседнику вернуться на старую работу, но передумал.
– У нас тоже душевное отношение, – ответил он. – Вы просто еще не привыкли к атмосфере научных дискуссий.
– Ну зачем же вы так, Виктор Павлович? – укоризненно сказал Викин сотрудник. – Атмосфера – атмосферой, дискуссии – дискуссиями, но, наверное, обсуждение можно вести и в другом ключе. Знаете поговорку: кто женщину обидит, того бог накажет.
– Теперь понял? – спросил Платон, когда вечером Виктор рассказал ему о происшедшем. – Если что, то это тебя бог накажет.
– Да пошли они все! – отмахнулся Виктор. – Мне-то они ни черта не сделают. А эту стерву я просто собственными руками удавлю. Она ведь моих ребят обокрала. Надо же! Вырастил на свою голову.
О том, что Вика появилась в его лаборатории с подачи Платона, Виктор деликатно умолчал.
– Ну и что ты намерен делать? – поинтересовался Платон.
– Драться, – решительно ответил Виктор. – Эту диссертацию она защитит только через мой труп. Хочешь, поговори с ней, чтобы не доводить до скандала.
– Трудно с ней говорить, – задумчиво сказал Платон. – Всегда было трудно. У нас же все еще и через постель прошло. Знаешь, что? Ты действуй, только не зарывайся. А если будут проблемы, я подключусь.
Проблема возникла через месяц. Как-то вечером на квартире у Платона появился бледный от ярости Марк.
– Помнишь, полгода назад я тебе рассказывал про одну задачку? – начал он, не успев даже снять плащ. – Там еще пример был про транспортировку нефти. Помнишь?
Платон с трудом, но восстановил в памяти, что осенью Марк действительно влетел к нему в комнату и, рванувшись с порога к доске, начал рассказывать про какую-то задачу, в которой подразумевался совершенно тривиальный ответ, а впоследствии он оказался далеко не тривиальным. Они еще говорили о том, что из этой задачки может вырасти довольно любопытная теория. Марк тогда сиял, как самовар, – было видно, что вопрос, о чем писать докторскую, для него решен.
– Припоминаю, – признался Платон. – Там еще Ленька был, кажется, Ларри, потом Вика и еще кто-то.
– А теперь посмотри сюда. – Марк швырнул на кухонный стол брошюрку в бумажной обложке. – Труды Минского совещания. Открой семьдесят вторую страницу.
На указанной странице под Викиной фамилией добросовестно излагалась постановка рассказанной когда-то Марком задачи. Только в примере речь шла о транспортировке не конкретной нефти, а какого-то абстрактного продукта.
– Все! – Марк налил себе воды из крана и залпом выпил. – Пока я вылизывал статью, она быстренько подсуетилась. Теперь во всех моих работах ссылка номер один будет на эту суку. Когда мне принесли брошюру, я сразу побежал к ней. Сидит – важная, ученая, говорит сквозь зубы. Сунул ей тезисы в нос. "Милочка, – говорю, – что ж ты делаешь?" А она мне отвечает: "Все нормально, у меня этот материал еще год назад был в отчете. Отчет же, как известно, приравнивается к публикации. Еще вопросы есть?" Я ей говорю: "А ну, покажи отчет". Она мне: "Отчет секретный, если у тебя есть допуск, можешь посмотреть в первом отделе". Понятное дело, там уже лежит то, что надо, да и допуска у меня нет. Я ей говорю: "У меня свидетели есть, что я при тебе все это рассказывал". А ей хоть бы что – пожалуйста, говорит, сколько угодно. И хоть бы покраснела.
– Краснеть она давно разучилась, – сказал Платон. – Я все понял. Она будет защищаться на закрытом совете, куда Витьке ходу нет. А из этого, – он показал на брошюру, – склепает докторскую. И тоже защитит на закрытом. Вот что значит правильно выйти замуж. Так что...
– А мне-то что делать? – У Марка в уголках рта выступила пена. – Я ей голову откручу. Мне плевать, кто у нее муж, я просто письмо напишу в совет. И со всех, кто тогда был, соберу подписи.
– Марик, – сказал Платон, продолжая о чем-то думать, – запомни раз и навсегда. Просто на носу заруби. С этой компанией письма не помогут.
Тут зазвонил телефон. Платон схватил трубку, послушал, сказал:
"Давай, жду," – и, положив трубку на рычаг, повернулся к Марку.
– Сейчас Витя подъедет. У него тоже что-то случилось. Есть будешь?
Через четверть часа приехал Виктор. Выглядел он ненамного лучше Марка. Года два назад ему прислали на стажировку очень способного мальчика из Алма-Аты – Мишу Байбатырова. Мальчик отработал год, после чего ему по всем правилам полагалось поступать в аспирантуру. Но Сысоеву аспирантов не полагалось, а отдавать парня в чужие руки он не хотел. Поэтому Виктор быстренько обменялся письмами с институтом, откуда приехал Мишка, и оставил его на стажировку на второй год. А две недели назад повторил эту комбинацию. Диссертация у Мишки была практически готова, и Виктор собирался на днях зайти к ВП – поговорить о возможности московской прописки за счет академического лимита. Но сегодня его вызвал к себе Викин муж, положил на стол папку с Мишкиными документами и сначала тихо и вежливо расспросил о том, как стажер попал в Институт и чем он занимается, а потом так же тихо сообщил Виктору, что проживать в Москве – даже с временной пропиской – в течение двух с лишним лет стажер Байбатыров не имеет никакого права, что это нарушение всех существующих правил и что он покрывать такое безобразие не будет, а дает три дня – чтобы духу этого стажера в Москве не было. В завершение беседы замдиректора сообщил Сысоеву, что все связанные с ним, Виктором, бумажки лежат в некой папке, которая стоит кое-где на полке. И если Виктор будет продолжать своевольничать, то есть притаскивать в Москву черт знает кого и неизвестно откуда, то он, замдиректора, своими собственными руками переставит эту папку с одной полки на другую. Пусть тогда Виктор пеняет на себя.
– Скажи спасибо Марику, – объяснил Платон. – Ты Вике уже не мешаешь, она будет защищать кандидатскую на закрытом совете. А сегодня Марик выяснил, что она у него сперла эпохальный научный результат, и устроил скандал. Вот муженек и засуетился. Попомни мои слова – не сегодня-завтра они будут Марику козью морду делать. Если он не угомонится. А с тебя начали, потому что успели подготовиться. Ларри знает?
Ларри, как выяснилось, ничего не знал.
– Надо посоветоваться, – сообщил Платон удрученным товарищам. – Что-нибудь придумаем. Ларри, наверное, еще в Институте. Я с ним завтра потолкую.
Пожалуй, впервые Платону не удалось договориться с Ларри. То есть Ларри соглашался, что ребятам надо срочно помочь, но категорически возражал против того, чтобы Платон хоть каким-то боком касался этой истории.
– Я считаю, это неправильно, – упрямо отвергал он все доводы Платона. – Надо вытягивать, однозначно. Но ты лезть не должен. Если ты ничего не сделаешь – это одно. А если сделаешь – это совсем другое. Тогда тебе запомнят и, когда настанет срок, отыграются по-крупному. Я категорически против.
Платон все же настоял на своем и пошел к ВП с тщательно продуманной легендой. Суть легенды малоинтересна, но основная идея состояла в том, что возникло несколько чисто научных конфликтов, которые, безусловно, могут быть разрешены, причем не на каком-нибудь там ристалище, а в доброжелательной атмосфере товарищеской дискуссии, поэтому не хотелось бы вмешивать в этот процесс высокое руководство, тем более такое, которое держит в своих руках рычаги ненаучного воздействия. ВП, вообще не любивший никакой дипломатии, мгновенно сориентировался в ситуации, вызвал к себе Викиного мужа, к которому, в отличие от его предшественника, особых симпатий не испытывал, и, по-видимому, что-то ему объяснил. Потом позвонил Платону.
– Вы, Платон Михайлович, разбираетесь в данной ситуации? – спросил ВП. И, услышав утвердительный ответ, продолжил – Встретьтесь с Викторией Сергеевной, обсудите все, только без эмоций, и давайте закончим эту историю. У Виктории Сергеевны серьезные результаты, хотя, конечно, есть пересечения. Вот по пересечениям и найдите компромисс. Тут никому никаких подарков не нужно. Что сделали другие – пусть у них и останется. А по спорным моментам договаривайтесь.
Платон понял, что принципиальное решение принято. "Серьезность" Викиных результатов означала только одно: ВП пообещал ее мужу беспрепятственное прохождение диссертации. А взамен ребята Виктора получат обратно все, что им принадлежит. За исключением того, чем не жалко пожертвовать. И нужно всего лишь, чтобы процессом урегулирования занялся человек, хорошо разбирающийся в проблематике. Не долго думая, Платон заявил ВП, что мог бы и сам заняться этим делом, но очень загружен работой по Проекту, поэтому со спокойной совестью рекомендует Мишу Байбатырова, стажера сысоевской лаборатории. Очень квалифицированный специалист, к тому же контактный.
По-видимому, ВП был в общих чертах знаком с планами Викиного мужа относительно Миши Байбатырова. Помолчав, он сказал Платону:
– Да, вроде бы по тематике они пересекаются. Давайте подумаем, как все правильно оформить. Пожалуй, следует этого стажера откомандировать на месяц-другой в группу Виктории Сергеевны. А то забились по своим углам, и теперь результаты не могут поделить.
Нельзя сказать, что предложение ВП обрадовало Виктора, но когда Сысоев немного поразмыслил, то понял, что это, может быть, не единственный и не оптимальный, зато бесконфликтный выход из положения. К тому же Мишка здорово сечет в задачах и просто так ничего не отдаст. Байбатыров был на месяц откомандирован в Викину группу, а Платон перевел дух и направился к Вике заниматься проблемой Марка.
К его удивлению, Вика пошла на уступки удивительно легко и твердо пообещала никакого внимания к деятельности Цейтлина впредь не проявлять. У Платона даже создалось впечатление, что, отщипнув от Марка лакомый, на первый взгляд, кусочек, она усомнилась в своей способности сварить из него в дальнейшем что-либо съедобное.
– Что мне – заниматься, что ли, нечем? – резонно спросила Вика, разглядывая безукоризненно наманикюренные ногти. – Весь Институт помнит, как он разводился. Уж если разделом вилок и ложек партком занимался, то можно представить, что будет из-за авторства. В общем, Тоша, не бери в голову.
Платон обсудил еще два-три посторонних вопроса и уже направился к двери, когда Вика спросила вдогонку:
– Скажи, Тоша, этого мальчика ты мне сосватал?
– Ну я, – признался Платон. – А что?
– Классный мальчик, – обворожительно улыбнулась Вика и, встав из-за стола, потянулась, как кошка. – А я думала, что Сысоев. Ну ладно. Когда-нибудь я тебя за это отблагодарю.
Хотя Платон и не хотел рассказывать Ларри, как закончилась эта история, дня через два он не удержался и похвастался. К его удивлению, Ларри вовсе не обрадовался.
– Вспомнишь меня, – сумрачно сказал он. – Благодетель. Да еще ходишь – всем рассказываешь, что это ты устроил. Ты себе такую болячку на голову заработал... Она уж тебя отблагодарит.
– За что? – искренне удивился Платон. – Все же просто отлично получилось. И волчица сыта, и Витькины овечки целы.
– За то! Эта публика нас еще меньше любит, когда их по носу щелкают. Там ведь как заведено: схватил – значит твое. А ты их делиться заставил. И сам же признался. Увидишь – ее муж так просто не успокоится. Это тебе не покойный Осовский. Дмитрий Петрович хоть из той же колоды был, но правила соблюдал. А этот волчара – пусть за грамм, за копейку, – но дождется и так куснет – мало не покажется. Увидишь.
Мрачные предсказания Ларри начали сбываться удивительно скоро.
За дело берется Эф-Эф
Вика, глядя на него ненавидящими глазами, пыталась отбиваться, но без особых успехов. Несмотря на заранее запрограммированное решение о высоком научном уровне диссертации и целесообразности ее представления к защите на специализированном совете, было очевидно, что вытянуть против Виктора соискательнице Корецкой будет очень трудно.
Когда семинар закончился, к Виктору подошел один из Викиных сотрудников.
– Я у вас человек новый, – скромно сказал он, приветливо улыбаясь Виктору. – Никак не могу привыкнуть к вашим порядкам. У нас на старой работе к дамам душевнее относились, по-рыцарски, что ли.
Виктор, все еще разгоряченный схваткой, хотел было порекомендовать собеседнику вернуться на старую работу, но передумал.
– У нас тоже душевное отношение, – ответил он. – Вы просто еще не привыкли к атмосфере научных дискуссий.
– Ну зачем же вы так, Виктор Павлович? – укоризненно сказал Викин сотрудник. – Атмосфера – атмосферой, дискуссии – дискуссиями, но, наверное, обсуждение можно вести и в другом ключе. Знаете поговорку: кто женщину обидит, того бог накажет.
– Теперь понял? – спросил Платон, когда вечером Виктор рассказал ему о происшедшем. – Если что, то это тебя бог накажет.
– Да пошли они все! – отмахнулся Виктор. – Мне-то они ни черта не сделают. А эту стерву я просто собственными руками удавлю. Она ведь моих ребят обокрала. Надо же! Вырастил на свою голову.
О том, что Вика появилась в его лаборатории с подачи Платона, Виктор деликатно умолчал.
– Ну и что ты намерен делать? – поинтересовался Платон.
– Драться, – решительно ответил Виктор. – Эту диссертацию она защитит только через мой труп. Хочешь, поговори с ней, чтобы не доводить до скандала.
– Трудно с ней говорить, – задумчиво сказал Платон. – Всегда было трудно. У нас же все еще и через постель прошло. Знаешь, что? Ты действуй, только не зарывайся. А если будут проблемы, я подключусь.
Проблема возникла через месяц. Как-то вечером на квартире у Платона появился бледный от ярости Марк.
– Помнишь, полгода назад я тебе рассказывал про одну задачку? – начал он, не успев даже снять плащ. – Там еще пример был про транспортировку нефти. Помнишь?
Платон с трудом, но восстановил в памяти, что осенью Марк действительно влетел к нему в комнату и, рванувшись с порога к доске, начал рассказывать про какую-то задачу, в которой подразумевался совершенно тривиальный ответ, а впоследствии он оказался далеко не тривиальным. Они еще говорили о том, что из этой задачки может вырасти довольно любопытная теория. Марк тогда сиял, как самовар, – было видно, что вопрос, о чем писать докторскую, для него решен.
– Припоминаю, – признался Платон. – Там еще Ленька был, кажется, Ларри, потом Вика и еще кто-то.
– А теперь посмотри сюда. – Марк швырнул на кухонный стол брошюрку в бумажной обложке. – Труды Минского совещания. Открой семьдесят вторую страницу.
На указанной странице под Викиной фамилией добросовестно излагалась постановка рассказанной когда-то Марком задачи. Только в примере речь шла о транспортировке не конкретной нефти, а какого-то абстрактного продукта.
– Все! – Марк налил себе воды из крана и залпом выпил. – Пока я вылизывал статью, она быстренько подсуетилась. Теперь во всех моих работах ссылка номер один будет на эту суку. Когда мне принесли брошюру, я сразу побежал к ней. Сидит – важная, ученая, говорит сквозь зубы. Сунул ей тезисы в нос. "Милочка, – говорю, – что ж ты делаешь?" А она мне отвечает: "Все нормально, у меня этот материал еще год назад был в отчете. Отчет же, как известно, приравнивается к публикации. Еще вопросы есть?" Я ей говорю: "А ну, покажи отчет". Она мне: "Отчет секретный, если у тебя есть допуск, можешь посмотреть в первом отделе". Понятное дело, там уже лежит то, что надо, да и допуска у меня нет. Я ей говорю: "У меня свидетели есть, что я при тебе все это рассказывал". А ей хоть бы что – пожалуйста, говорит, сколько угодно. И хоть бы покраснела.
– Краснеть она давно разучилась, – сказал Платон. – Я все понял. Она будет защищаться на закрытом совете, куда Витьке ходу нет. А из этого, – он показал на брошюру, – склепает докторскую. И тоже защитит на закрытом. Вот что значит правильно выйти замуж. Так что...
– А мне-то что делать? – У Марка в уголках рта выступила пена. – Я ей голову откручу. Мне плевать, кто у нее муж, я просто письмо напишу в совет. И со всех, кто тогда был, соберу подписи.
– Марик, – сказал Платон, продолжая о чем-то думать, – запомни раз и навсегда. Просто на носу заруби. С этой компанией письма не помогут.
Тут зазвонил телефон. Платон схватил трубку, послушал, сказал:
"Давай, жду," – и, положив трубку на рычаг, повернулся к Марку.
– Сейчас Витя подъедет. У него тоже что-то случилось. Есть будешь?
Через четверть часа приехал Виктор. Выглядел он ненамного лучше Марка. Года два назад ему прислали на стажировку очень способного мальчика из Алма-Аты – Мишу Байбатырова. Мальчик отработал год, после чего ему по всем правилам полагалось поступать в аспирантуру. Но Сысоеву аспирантов не полагалось, а отдавать парня в чужие руки он не хотел. Поэтому Виктор быстренько обменялся письмами с институтом, откуда приехал Мишка, и оставил его на стажировку на второй год. А две недели назад повторил эту комбинацию. Диссертация у Мишки была практически готова, и Виктор собирался на днях зайти к ВП – поговорить о возможности московской прописки за счет академического лимита. Но сегодня его вызвал к себе Викин муж, положил на стол папку с Мишкиными документами и сначала тихо и вежливо расспросил о том, как стажер попал в Институт и чем он занимается, а потом так же тихо сообщил Виктору, что проживать в Москве – даже с временной пропиской – в течение двух с лишним лет стажер Байбатыров не имеет никакого права, что это нарушение всех существующих правил и что он покрывать такое безобразие не будет, а дает три дня – чтобы духу этого стажера в Москве не было. В завершение беседы замдиректора сообщил Сысоеву, что все связанные с ним, Виктором, бумажки лежат в некой папке, которая стоит кое-где на полке. И если Виктор будет продолжать своевольничать, то есть притаскивать в Москву черт знает кого и неизвестно откуда, то он, замдиректора, своими собственными руками переставит эту папку с одной полки на другую. Пусть тогда Виктор пеняет на себя.
– Скажи спасибо Марику, – объяснил Платон. – Ты Вике уже не мешаешь, она будет защищать кандидатскую на закрытом совете. А сегодня Марик выяснил, что она у него сперла эпохальный научный результат, и устроил скандал. Вот муженек и засуетился. Попомни мои слова – не сегодня-завтра они будут Марику козью морду делать. Если он не угомонится. А с тебя начали, потому что успели подготовиться. Ларри знает?
Ларри, как выяснилось, ничего не знал.
– Надо посоветоваться, – сообщил Платон удрученным товарищам. – Что-нибудь придумаем. Ларри, наверное, еще в Институте. Я с ним завтра потолкую.
Пожалуй, впервые Платону не удалось договориться с Ларри. То есть Ларри соглашался, что ребятам надо срочно помочь, но категорически возражал против того, чтобы Платон хоть каким-то боком касался этой истории.
– Я считаю, это неправильно, – упрямо отвергал он все доводы Платона. – Надо вытягивать, однозначно. Но ты лезть не должен. Если ты ничего не сделаешь – это одно. А если сделаешь – это совсем другое. Тогда тебе запомнят и, когда настанет срок, отыграются по-крупному. Я категорически против.
Платон все же настоял на своем и пошел к ВП с тщательно продуманной легендой. Суть легенды малоинтересна, но основная идея состояла в том, что возникло несколько чисто научных конфликтов, которые, безусловно, могут быть разрешены, причем не на каком-нибудь там ристалище, а в доброжелательной атмосфере товарищеской дискуссии, поэтому не хотелось бы вмешивать в этот процесс высокое руководство, тем более такое, которое держит в своих руках рычаги ненаучного воздействия. ВП, вообще не любивший никакой дипломатии, мгновенно сориентировался в ситуации, вызвал к себе Викиного мужа, к которому, в отличие от его предшественника, особых симпатий не испытывал, и, по-видимому, что-то ему объяснил. Потом позвонил Платону.
– Вы, Платон Михайлович, разбираетесь в данной ситуации? – спросил ВП. И, услышав утвердительный ответ, продолжил – Встретьтесь с Викторией Сергеевной, обсудите все, только без эмоций, и давайте закончим эту историю. У Виктории Сергеевны серьезные результаты, хотя, конечно, есть пересечения. Вот по пересечениям и найдите компромисс. Тут никому никаких подарков не нужно. Что сделали другие – пусть у них и останется. А по спорным моментам договаривайтесь.
Платон понял, что принципиальное решение принято. "Серьезность" Викиных результатов означала только одно: ВП пообещал ее мужу беспрепятственное прохождение диссертации. А взамен ребята Виктора получат обратно все, что им принадлежит. За исключением того, чем не жалко пожертвовать. И нужно всего лишь, чтобы процессом урегулирования занялся человек, хорошо разбирающийся в проблематике. Не долго думая, Платон заявил ВП, что мог бы и сам заняться этим делом, но очень загружен работой по Проекту, поэтому со спокойной совестью рекомендует Мишу Байбатырова, стажера сысоевской лаборатории. Очень квалифицированный специалист, к тому же контактный.
По-видимому, ВП был в общих чертах знаком с планами Викиного мужа относительно Миши Байбатырова. Помолчав, он сказал Платону:
– Да, вроде бы по тематике они пересекаются. Давайте подумаем, как все правильно оформить. Пожалуй, следует этого стажера откомандировать на месяц-другой в группу Виктории Сергеевны. А то забились по своим углам, и теперь результаты не могут поделить.
Нельзя сказать, что предложение ВП обрадовало Виктора, но когда Сысоев немного поразмыслил, то понял, что это, может быть, не единственный и не оптимальный, зато бесконфликтный выход из положения. К тому же Мишка здорово сечет в задачах и просто так ничего не отдаст. Байбатыров был на месяц откомандирован в Викину группу, а Платон перевел дух и направился к Вике заниматься проблемой Марка.
К его удивлению, Вика пошла на уступки удивительно легко и твердо пообещала никакого внимания к деятельности Цейтлина впредь не проявлять. У Платона даже создалось впечатление, что, отщипнув от Марка лакомый, на первый взгляд, кусочек, она усомнилась в своей способности сварить из него в дальнейшем что-либо съедобное.
– Что мне – заниматься, что ли, нечем? – резонно спросила Вика, разглядывая безукоризненно наманикюренные ногти. – Весь Институт помнит, как он разводился. Уж если разделом вилок и ложек партком занимался, то можно представить, что будет из-за авторства. В общем, Тоша, не бери в голову.
Платон обсудил еще два-три посторонних вопроса и уже направился к двери, когда Вика спросила вдогонку:
– Скажи, Тоша, этого мальчика ты мне сосватал?
– Ну я, – признался Платон. – А что?
– Классный мальчик, – обворожительно улыбнулась Вика и, встав из-за стола, потянулась, как кошка. – А я думала, что Сысоев. Ну ладно. Когда-нибудь я тебя за это отблагодарю.
Хотя Платон и не хотел рассказывать Ларри, как закончилась эта история, дня через два он не удержался и похвастался. К его удивлению, Ларри вовсе не обрадовался.
– Вспомнишь меня, – сумрачно сказал он. – Благодетель. Да еще ходишь – всем рассказываешь, что это ты устроил. Ты себе такую болячку на голову заработал... Она уж тебя отблагодарит.
– За что? – искренне удивился Платон. – Все же просто отлично получилось. И волчица сыта, и Витькины овечки целы.
– За то! Эта публика нас еще меньше любит, когда их по носу щелкают. Там ведь как заведено: схватил – значит твое. А ты их делиться заставил. И сам же признался. Увидишь – ее муж так просто не успокоится. Это тебе не покойный Осовский. Дмитрий Петрович хоть из той же колоды был, но правила соблюдал. А этот волчара – пусть за грамм, за копейку, – но дождется и так куснет – мало не покажется. Увидишь.
Мрачные предсказания Ларри начали сбываться удивительно скоро.
За дело берется Эф-Эф
Большая делегация с Завода собиралась в трехнедельную поездку по Италии. Платон тоже был включен в состав. Для него эта поездка имела очень важное значение. По нескольким причинам. Во-первых, предполагалось, что в делегацию войдут первые лица Завода, и, таким образом, участие Платона позволило бы вывести сотрудничество между Институтом и Заводом на качественно новый уровень. Во-вторых, поездка в капстрану, минуя две обязательные поездки в социалистические страны, – это было сравнимо с чудом. Но главное все же было в том, что открывалась возможность непосредственного общения с руководством Завода: про директора и его замов по всей стране ходили легенды. Рассказывали, как директор богатырским матом крыл министра автомобильной промышленности, выколачивая из него не то финансирование, не то лимиты, как министр бегал от него по кабинету и не знал, что ответить, и как директор, оттолкнув министра и набрав по "вертушке" кого-то из членов Политбюро, потребовал того, что ему не смог дать министр, и тут же это получил. Еще рассказывали, как на Завод привезли большого друга СССР и личного друга Владимира Ильича господина Арманда Хаммера, который подарил директору пасхальное яйцо Фаберже из своей личной коллекции; директор покрутил яйцо в руках и вернул его Хаммеру, сказав: "Дареное не дарят". И как директор перед пуском Завода распорядился перетащить свой стол, кресло и все телефоны к главному конвейеру; он провел там трое суток, вставил всем фитилей, выгнал кучу людей ко всем чертям, а другой куче раздал тысячные премии, потом, черный от усталости, охрипший от крика и выкуренных сигарет, сам сел за руль первого вышедшего с конвейера автомобиля, выгнал его на площадку перед заводским корпусом и, сделав круг почета, пошел со всей сменой отмечать пуск. Много еще говорили всякого разного, чего на самом деле, может, и не было вовсе, но провести с таким человеком три недели стоило многого, поэтому Платон относился к этой поездке очень серьезно, понимая, сколько от нее зависит.
В протокольном отделе посмотрели его документы, покрутили носом и предложили зайти дня через два. Платон связался с Заводом, сообщил, что беспокоится, как бы не сорвалось, и попросил подтвердить необходимость его участия в делегации. Дирекция Завода соединилась с отделом загранкомандировок Президиума Академии, оттуда позвонили в протокольный отдел Института, после чего дело наладилось. Элеонора Львовна, заведующая протокольным отделом, угостила Платона чаем, поговорила о том, о сем и наконец сказала:
– У вас, Платон Михайлович, все в порядке. Мы получили команду дать документы на оформление. Так что готовьтесь. Командировка у вас через месяц, выездную комиссию в райкоме пройдете в следующую среду, потом, дня за три до выезда, вас пригласят на Старую площадь, но это, я думаю, уже формальность. Так что счастливого вам пути. Вы ведь у нас раньше не выезжали? Нет? Ну ничего страшного. Напишите техническое задание, пройдите через инстанции, утвердите у ВП – и все.
Над техническим заданием Платон промучился недолго – любезная Элеонора Львовна снабдила его соответствующим образцом. После стандартной фразы "Во время командировки руководствоваться решениями XXV съезда КПСС, основными положениями и выводами, содержащимися в отчетном докладе Генерального секретаря..." и прочей белиберды надо было написать несколько героических фраз про отстаивание приоритета отечественной науки в какой-нибудь области. На выбор предлагались приоритеты либо в открытии радио, либо в создании периодической таблицы Менделеева. Посоображав, Платон спросил:
– Может быть, написать про приоритет в области машиностроения? Все-таки с делегацией Завода еду.
– Разве у нас там есть приоритет? – настороженно спросила Элеонора Львовна,
– А как же! – ответил Платон. – Паровоз, например. Братья Черепановы ведь изобрели А они не признают.
– Про машиностроение можно, – согласилась Элеонора Львовна. Она завизировала текст и послала Платона дальше по инстанциям.
Уверовав в неизбежность предстоящей поездки, Платон не стал ходить с техническим заданием сам, а послал секретаршу. За два дня она получила подписи Красавина, секретарей профкома и комитета комсомола, сдала документ в партком, трижды справилась о том, когда можно будет получить завизированное техзадание, чтобы отнести его на утверждение ВП, и, получив наконец уклончивый ответ, сообщила об этом Платону. Тот немедленно позвонил секретарю парткома Лютикову.
– Платон Михайлович, – сказал Лютиков по телефону, – ну что вы, право, тревожитесь? У вас еще месяц впереди. Мы же все равно не визируем техзадания без согласования с выездной комиссией парткома. Передали ваши документы туда, ждем, когда вернут. Хотите ускорить – позвоните, – Лютиков назвал фамилию Викиного мужа, – но Василий Иннокентьевич сейчас, наверное, просто занят. Атак у нас с ним ни разу проблем не было. Это Осовский, светлая ему память, к каждой запятой придирался. А Василий Иннокентьевич человек молодой, современный, не бюрократ, так что не тревожьтесь.
Почуяв недоброе, Платон набрал телефон Викиного мужа. Вопреки всем ожиданиям, тот был изысканно любезен и тут же пригласил Платона зайти к себе в кабинет.
– Слушайте, а можно я вас просто по имени буду называть? – спросил Корецкий, пролистывая папку с документами. – Возраст у нас почти одинаковый, в Академии неформальный стиль общения в почете, зачем же нам церемонии разводить? Я с вами давно хотел как-то поближе. Бывает, идешь по Институту, только и слышишь: Платон, Платон... Я сначала думал, тут еще и философией занимаются, да потом супруга разъяснила. Она о вас, кстати, очень высокого мнения.
Корецкий широко улыбнулся Платону. Улыбка была добродушной и искренней. Большие голубые глаза замдиректора по режиму тоже излучали неподдельную радость от близкого знакомства с Платоном.
– Где ваше задание-то? – продолжил он, перебирая бумаги. – А, вот. Ну-ка, поглядим. Он взял в руки две странички с текстом и углубился в чтение.
– Знаете, – сказал он, пробежав текст глазами, – а вам не смешно было всю эту галиматью писать? Вы же умный человек, без пяти минут доктор. Едете с серьезной делегацией, вам предстоит изучение крупного производства. И что же – будете там руководствоваться решениями, положениями и выводами? Или вы посреди итальянского завода начнете объяснять, что паровоз братья Черепановы изобрели? вас как с итальянским? Ведь на другом языке тамошний рабочий класс не понимает. А, Платон Михайлович?
– Есть правила, – аккуратно ответил Платон. – Их не я придумал. И не мне их менять. Мне ехать надо.
– Это, конечно, верно, – согласился замдиректора – Только когда поездка как таковая ставится, по сути, впереди цели поездки – это, уважаемый Платон, нехорошо. Ну, мы люди свои, я вам сразу скажу – могут возникнуть вопросы. Не у нас, конечно, мы же все понимаем, а в другом месте. Чуете? – И Корецкий подмигнул Платону. Тот счел за лучшее промолчать.
– Ладно, – сказал замдиректора, выдержав паузу. – Комиссию собирать не будем, считаю, что мы договорились. Я ваше техзадание визирую. Обычно мы его сами на партком передаем, но в данном случае, – он снова улыбнулся, – берите. Сами отнесете Лютикову. Удачи вам!
В результате Платон мгновенно получил подпись Лютикова и через неделю отправился на выездную комиссию райкома партии. Комиссия состояла из четырех человек: председателя, двух старичков и женщины непонятного возраста. Сопровождал Платона сам Лютиков. Он представил Платона членам комиссии, коротко обрисовал цель поездки, сообщил, что партком рекомендует, и замолк.
– Какие вопросы будут к товарищу? – спросил председатель и, не дожидаясь реакции коллег, первый вопрос задал сам: – Скажите, Платон Михайлович, вам до этого приходилось бывать в загранкомандировках?
– Нет, – честно признался Платон.
Члены комиссии оживились. Один из старичков, глядя куда-то в угол, произнес тихо, но внятно:
– Вообще-то нарушение. Первый выезд– и сразу в капстрану. Пусть партком выскажется.
Лютиков пояснил, что Проект существует уже давно, что рекомендуемый к выезду стоял у самых его истоков, что он досконально разбирается в проблематике, поэтому партком счел целесообразным рекомендовать.
Старичок потянулся к характеристике Платона и стал читать, шевеля губами.
– Не по форме составлена, – подвел он итог, дочитав до конца. – Вот тут написано: "Политически грамотен, морально устойчив". А надо писать, – голос его внезапно сорвался на фальцет, – "Политически грамотен". Точка. С красной строки. "Морально устойчив". Точка. С красной строки. "Делу Коммунистической партии беззаветно предан". Вы, товарищ, член партии?
– Нет, – ответил Платон.
В комнате повисла гнетущая тишина. Председатель торопливо задал очередной вопрос:
– Платон Михайлович, расскажите, пожалуйста, как вы готовитесь к поездке.
Этот коварный вопрос появился в репертуаре выездных комиссий сравнительно недавно. Отвечая на него, люди, недостаточно подготовленные к беседе, обычно несли всякую чушь – кто-то говорил, что дописывает доклад, кто-то сообщал, что изучает историю и культуру страны командирования, а одна девица, кажется, в Перовском райкоме, бухнула, что собирает чемоданы. Платон же, проинструктированный Лютиковым, ответил твердо, что завершает подборку материалов по всем пунктам технического задания, с тем чтобы по возвращении доложить о полном его исполнении, и уже приступил к их углубленному изучению.
Комиссия удовлетворенно зашевелилась.
– Еще вопросы будут, товарищи? – спросил председатель. – Нет? Хорошо. Вы, Платон Михайлович, свободны, а Николая Николаевича мы попросим на минутку задержаться.
Лютиков появился в коридоре через десять минут и поднял большой палец.
Вылет был назначен на субботу, а в четверг утром Платон уже получил билет на самолет и командировочные – по сто двадцать долларов в день на гостиницу, по двадцать долларов суточных и триста долларов на покрытие транспортных расходов. В итальянских лирах. Вечером, зайдя к Ларри, Платон сказал:
– Все, еду. Лиры видел когда-нибудь? Ларри без особого интереса покрутил в пальцах цветастую купюру, вернул ее Платону и спросил:
– А паспорт тоже получил?
– Паспорт завтра, – ответил Платон. – Сказали к десяти подъехать.
– Так это ты еще никуда не едешь, – мрачно сообщил Ларри. – С бумажками советую быть поосторожнее. Не пришлось бы обратно сдавать.
– Брось, – отмахнулся Платон. – Все уже решено. Завтра прилетают с Завода, вечер не занимай.
Приехав к десяти утра в отдел внешних связей Президиума и отстояв очередь в паспортное окошко, Платон услышал:
– Платон Михайлович, а вы у куратора по Италии были?
– Это где? – спросил Платон.
– На втором этаже, вон туда по лестнице. Он должен передать нам распорядиловку, но еще не передал. Зайдите к нему, пожалуйста, попросите занести.
– А паспорт-то есть? – не удержавшись, спросил Платон, памятуя о словах Ларри.
– Да все есть! Еще вчера вечером привезли. Только побыстрее, прошу вас, а то мы скоро закрываемся до шестнадцати часов.
На лестничной клетке второго этажа Платон чуть не сбил с ног стоявшего у окна невысокого мужчину в сером костюме. От мужчины исходил какой-то невиданный заморский аромат.
– Извините, пожалуйста, – сказал, не поворачиваясь, Платон и, завернув за угол, влетел в комнату, номер которой ему назвали в паспортном окошке.
Куратора по Италии в комнате не оказалось. Выяснилось, что час назад он куда-то вышел и обратно не возвращался. Ему уже несколько раз звонили, в том числе и от начальства, но найти не могут. Распорядиловка, о которой так хлопочет Платон, находится у него: он еще вчера должен был спустить эту бумагу на первый этаж, но, видимо, не успел. Много работы. Впрочем, никаких проблем быть не должно, если вы подождете – нет, нет, не здесь, вон там, в коридоре, – то с минуты на минуту он подойдет.
Платон просидел в коридоре больше часа. Ничего не произошло. На всякий случай он сбегал на первый этаж и убедился, что никакой распорядиловки к ним не принесли. Через пять минут окошко закрывалось. Платон вернулся наверх. Серая фигура продолжала маячить у окна. Платон решил больше не отходить от комнаты куратора, но, просидев еще час, понял, что попал в цейтнот – у него были запланированы две встречи, одну из которых он уже пропустил, а на вторую никак нельзя было опаздывать. Платон заглянул в комнату, сказал, что вынужден уехать, но к трем вернется, попросил напомнить о себе куратору, снова пробежал мимо человека в сером и, схватив такси, полетел в Институт.
В вестибюле административного корпуса он столкнулся с Элеонорой Львовной.
– Ну как, все в порядке? – спросила она, приветливо улыбаясь Платону.
– Куратора не могу поймать, – махнул рукой Платон. – Он какую-то дурацкую бумажку не передал, я из-за этого потерял полдня, к четырем придется опять ехать.
– А что вам сказали в паспортном? – поинтересовалась Элеонора Львовна. – Паспорт – привезли?
– Да привезли. Только без бумажки не отдают.
– Тогда не волнуйтесь. Если паспорт у них, значит, все в порядке. К четырем Платон снова приехал в Президиум. Распорядиловку по-прежнему не принесли. Не было и куратора, который, как выяснилось, появился через десять минут после отъезда Платона и тут же был вызван в какую-то инстанцию. На вопрос, передали ли ему просьбу ускорить перемещение распорядиловки со второго этажа на первый, Платон получил довольно холодный ответ, что передали. Без нескольких минут шесть мимо Платона в комнату быстро прошел человек. Как оказалось, это и был куратор.
В протокольном отделе посмотрели его документы, покрутили носом и предложили зайти дня через два. Платон связался с Заводом, сообщил, что беспокоится, как бы не сорвалось, и попросил подтвердить необходимость его участия в делегации. Дирекция Завода соединилась с отделом загранкомандировок Президиума Академии, оттуда позвонили в протокольный отдел Института, после чего дело наладилось. Элеонора Львовна, заведующая протокольным отделом, угостила Платона чаем, поговорила о том, о сем и наконец сказала:
– У вас, Платон Михайлович, все в порядке. Мы получили команду дать документы на оформление. Так что готовьтесь. Командировка у вас через месяц, выездную комиссию в райкоме пройдете в следующую среду, потом, дня за три до выезда, вас пригласят на Старую площадь, но это, я думаю, уже формальность. Так что счастливого вам пути. Вы ведь у нас раньше не выезжали? Нет? Ну ничего страшного. Напишите техническое задание, пройдите через инстанции, утвердите у ВП – и все.
Над техническим заданием Платон промучился недолго – любезная Элеонора Львовна снабдила его соответствующим образцом. После стандартной фразы "Во время командировки руководствоваться решениями XXV съезда КПСС, основными положениями и выводами, содержащимися в отчетном докладе Генерального секретаря..." и прочей белиберды надо было написать несколько героических фраз про отстаивание приоритета отечественной науки в какой-нибудь области. На выбор предлагались приоритеты либо в открытии радио, либо в создании периодической таблицы Менделеева. Посоображав, Платон спросил:
– Может быть, написать про приоритет в области машиностроения? Все-таки с делегацией Завода еду.
– Разве у нас там есть приоритет? – настороженно спросила Элеонора Львовна,
– А как же! – ответил Платон. – Паровоз, например. Братья Черепановы ведь изобрели А они не признают.
– Про машиностроение можно, – согласилась Элеонора Львовна. Она завизировала текст и послала Платона дальше по инстанциям.
Уверовав в неизбежность предстоящей поездки, Платон не стал ходить с техническим заданием сам, а послал секретаршу. За два дня она получила подписи Красавина, секретарей профкома и комитета комсомола, сдала документ в партком, трижды справилась о том, когда можно будет получить завизированное техзадание, чтобы отнести его на утверждение ВП, и, получив наконец уклончивый ответ, сообщила об этом Платону. Тот немедленно позвонил секретарю парткома Лютикову.
– Платон Михайлович, – сказал Лютиков по телефону, – ну что вы, право, тревожитесь? У вас еще месяц впереди. Мы же все равно не визируем техзадания без согласования с выездной комиссией парткома. Передали ваши документы туда, ждем, когда вернут. Хотите ускорить – позвоните, – Лютиков назвал фамилию Викиного мужа, – но Василий Иннокентьевич сейчас, наверное, просто занят. Атак у нас с ним ни разу проблем не было. Это Осовский, светлая ему память, к каждой запятой придирался. А Василий Иннокентьевич человек молодой, современный, не бюрократ, так что не тревожьтесь.
Почуяв недоброе, Платон набрал телефон Викиного мужа. Вопреки всем ожиданиям, тот был изысканно любезен и тут же пригласил Платона зайти к себе в кабинет.
– Слушайте, а можно я вас просто по имени буду называть? – спросил Корецкий, пролистывая папку с документами. – Возраст у нас почти одинаковый, в Академии неформальный стиль общения в почете, зачем же нам церемонии разводить? Я с вами давно хотел как-то поближе. Бывает, идешь по Институту, только и слышишь: Платон, Платон... Я сначала думал, тут еще и философией занимаются, да потом супруга разъяснила. Она о вас, кстати, очень высокого мнения.
Корецкий широко улыбнулся Платону. Улыбка была добродушной и искренней. Большие голубые глаза замдиректора по режиму тоже излучали неподдельную радость от близкого знакомства с Платоном.
– Где ваше задание-то? – продолжил он, перебирая бумаги. – А, вот. Ну-ка, поглядим. Он взял в руки две странички с текстом и углубился в чтение.
– Знаете, – сказал он, пробежав текст глазами, – а вам не смешно было всю эту галиматью писать? Вы же умный человек, без пяти минут доктор. Едете с серьезной делегацией, вам предстоит изучение крупного производства. И что же – будете там руководствоваться решениями, положениями и выводами? Или вы посреди итальянского завода начнете объяснять, что паровоз братья Черепановы изобрели? вас как с итальянским? Ведь на другом языке тамошний рабочий класс не понимает. А, Платон Михайлович?
– Есть правила, – аккуратно ответил Платон. – Их не я придумал. И не мне их менять. Мне ехать надо.
– Это, конечно, верно, – согласился замдиректора – Только когда поездка как таковая ставится, по сути, впереди цели поездки – это, уважаемый Платон, нехорошо. Ну, мы люди свои, я вам сразу скажу – могут возникнуть вопросы. Не у нас, конечно, мы же все понимаем, а в другом месте. Чуете? – И Корецкий подмигнул Платону. Тот счел за лучшее промолчать.
– Ладно, – сказал замдиректора, выдержав паузу. – Комиссию собирать не будем, считаю, что мы договорились. Я ваше техзадание визирую. Обычно мы его сами на партком передаем, но в данном случае, – он снова улыбнулся, – берите. Сами отнесете Лютикову. Удачи вам!
В результате Платон мгновенно получил подпись Лютикова и через неделю отправился на выездную комиссию райкома партии. Комиссия состояла из четырех человек: председателя, двух старичков и женщины непонятного возраста. Сопровождал Платона сам Лютиков. Он представил Платона членам комиссии, коротко обрисовал цель поездки, сообщил, что партком рекомендует, и замолк.
– Какие вопросы будут к товарищу? – спросил председатель и, не дожидаясь реакции коллег, первый вопрос задал сам: – Скажите, Платон Михайлович, вам до этого приходилось бывать в загранкомандировках?
– Нет, – честно признался Платон.
Члены комиссии оживились. Один из старичков, глядя куда-то в угол, произнес тихо, но внятно:
– Вообще-то нарушение. Первый выезд– и сразу в капстрану. Пусть партком выскажется.
Лютиков пояснил, что Проект существует уже давно, что рекомендуемый к выезду стоял у самых его истоков, что он досконально разбирается в проблематике, поэтому партком счел целесообразным рекомендовать.
Старичок потянулся к характеристике Платона и стал читать, шевеля губами.
– Не по форме составлена, – подвел он итог, дочитав до конца. – Вот тут написано: "Политически грамотен, морально устойчив". А надо писать, – голос его внезапно сорвался на фальцет, – "Политически грамотен". Точка. С красной строки. "Морально устойчив". Точка. С красной строки. "Делу Коммунистической партии беззаветно предан". Вы, товарищ, член партии?
– Нет, – ответил Платон.
В комнате повисла гнетущая тишина. Председатель торопливо задал очередной вопрос:
– Платон Михайлович, расскажите, пожалуйста, как вы готовитесь к поездке.
Этот коварный вопрос появился в репертуаре выездных комиссий сравнительно недавно. Отвечая на него, люди, недостаточно подготовленные к беседе, обычно несли всякую чушь – кто-то говорил, что дописывает доклад, кто-то сообщал, что изучает историю и культуру страны командирования, а одна девица, кажется, в Перовском райкоме, бухнула, что собирает чемоданы. Платон же, проинструктированный Лютиковым, ответил твердо, что завершает подборку материалов по всем пунктам технического задания, с тем чтобы по возвращении доложить о полном его исполнении, и уже приступил к их углубленному изучению.
Комиссия удовлетворенно зашевелилась.
– Еще вопросы будут, товарищи? – спросил председатель. – Нет? Хорошо. Вы, Платон Михайлович, свободны, а Николая Николаевича мы попросим на минутку задержаться.
Лютиков появился в коридоре через десять минут и поднял большой палец.
Вылет был назначен на субботу, а в четверг утром Платон уже получил билет на самолет и командировочные – по сто двадцать долларов в день на гостиницу, по двадцать долларов суточных и триста долларов на покрытие транспортных расходов. В итальянских лирах. Вечером, зайдя к Ларри, Платон сказал:
– Все, еду. Лиры видел когда-нибудь? Ларри без особого интереса покрутил в пальцах цветастую купюру, вернул ее Платону и спросил:
– А паспорт тоже получил?
– Паспорт завтра, – ответил Платон. – Сказали к десяти подъехать.
– Так это ты еще никуда не едешь, – мрачно сообщил Ларри. – С бумажками советую быть поосторожнее. Не пришлось бы обратно сдавать.
– Брось, – отмахнулся Платон. – Все уже решено. Завтра прилетают с Завода, вечер не занимай.
Приехав к десяти утра в отдел внешних связей Президиума и отстояв очередь в паспортное окошко, Платон услышал:
– Платон Михайлович, а вы у куратора по Италии были?
– Это где? – спросил Платон.
– На втором этаже, вон туда по лестнице. Он должен передать нам распорядиловку, но еще не передал. Зайдите к нему, пожалуйста, попросите занести.
– А паспорт-то есть? – не удержавшись, спросил Платон, памятуя о словах Ларри.
– Да все есть! Еще вчера вечером привезли. Только побыстрее, прошу вас, а то мы скоро закрываемся до шестнадцати часов.
На лестничной клетке второго этажа Платон чуть не сбил с ног стоявшего у окна невысокого мужчину в сером костюме. От мужчины исходил какой-то невиданный заморский аромат.
– Извините, пожалуйста, – сказал, не поворачиваясь, Платон и, завернув за угол, влетел в комнату, номер которой ему назвали в паспортном окошке.
Куратора по Италии в комнате не оказалось. Выяснилось, что час назад он куда-то вышел и обратно не возвращался. Ему уже несколько раз звонили, в том числе и от начальства, но найти не могут. Распорядиловка, о которой так хлопочет Платон, находится у него: он еще вчера должен был спустить эту бумагу на первый этаж, но, видимо, не успел. Много работы. Впрочем, никаких проблем быть не должно, если вы подождете – нет, нет, не здесь, вон там, в коридоре, – то с минуты на минуту он подойдет.
Платон просидел в коридоре больше часа. Ничего не произошло. На всякий случай он сбегал на первый этаж и убедился, что никакой распорядиловки к ним не принесли. Через пять минут окошко закрывалось. Платон вернулся наверх. Серая фигура продолжала маячить у окна. Платон решил больше не отходить от комнаты куратора, но, просидев еще час, понял, что попал в цейтнот – у него были запланированы две встречи, одну из которых он уже пропустил, а на вторую никак нельзя было опаздывать. Платон заглянул в комнату, сказал, что вынужден уехать, но к трем вернется, попросил напомнить о себе куратору, снова пробежал мимо человека в сером и, схватив такси, полетел в Институт.
В вестибюле административного корпуса он столкнулся с Элеонорой Львовной.
– Ну как, все в порядке? – спросила она, приветливо улыбаясь Платону.
– Куратора не могу поймать, – махнул рукой Платон. – Он какую-то дурацкую бумажку не передал, я из-за этого потерял полдня, к четырем придется опять ехать.
– А что вам сказали в паспортном? – поинтересовалась Элеонора Львовна. – Паспорт – привезли?
– Да привезли. Только без бумажки не отдают.
– Тогда не волнуйтесь. Если паспорт у них, значит, все в порядке. К четырем Платон снова приехал в Президиум. Распорядиловку по-прежнему не принесли. Не было и куратора, который, как выяснилось, появился через десять минут после отъезда Платона и тут же был вызван в какую-то инстанцию. На вопрос, передали ли ему просьбу ускорить перемещение распорядиловки со второго этажа на первый, Платон получил довольно холодный ответ, что передали. Без нескольких минут шесть мимо Платона в комнату быстро прошел человек. Как оказалось, это и был куратор.