Страница:
Он вспомнил о своем сыне. Последнее время он часто думал о Тэде. Со дня его гибели в Мехико прошло восемнадцать дней, а со дня похорон — одиннадцать. Жизнь в эти дни стала пустой, до зевоты скучной, и он, Монтгомери Уорхерст, пытался заполнить ее пустоту работой.
И это заставляло его чувствовать себя виноватым. Да, Стефани справилась со своим горем прекрасно; но Дженет… Пришлось им с Джеффом, сыном Тэда, на некоторое время остаться у Уорхерстов…
Да, его мысли, по крайней мере, может занять работа…
Хуже всего было по ночам, когда генерала мучила бессонница. И марсианскому кризису он, в некотором смысле, был даже рад. Как был бы рад любой возможности отвлечься от мыслей о сыне.
Пройдя длинным коридором через небольшой уютный холл, адмирал Грей указал на дверь, охранявшуюся двумя часовыми, которой вполне могло бы гордиться хранилище любого банка.
Зал оказался довольно роскошным — дубовые панели, мохнатые ковры, кожаные кресла в «деловом» стиле, — но отчего-то не совпадал с мысленным образом, который Уорхерст создал для себя, получив приглашение на сегодняшнее утреннее заседание. Он, честно говоря, ожидал чего-то гораздо более просторного и величественного — быть может, двусветной залы с видом на стоящие рядом Белый дом и Капитолий. А этот зал оказался просто большой комнатой с низким потолком, освещенной лампами «дневного света», скрытыми под пластиковыми колпаками. Стену напротив входной двери занимал огромный, от пола до потолка, экран, в данный момент демонстрировавший эмблему СНБ с американским флагом и флагом президента по бокам.
Окон не имелось, и зал больше всего был похож на подземное хранилище какого-нибудь банка, только охранялся гораздо лучше. Конечно, здесь, на четвертом подземном этаже обширной сети туннелей, проложенных под столицей, обеспечить надежную охрану было не так уж сложно. Об официальном Вашингтоне давным-давно сложили анекдот, где столица называлась городом-айсбергом, так как девять десятых ее скрыто от взоров любопытствующих под землей.
От взглядов — а заодно и от лазерных подслушивающих устройств, ракет дальнего действия или миниатюрных зондов-убийц с дистанционным управлением. В эти дни даже сам президент проводил гораздо больше времени в укрепленных бункерах, чем в широко известном Овальном кабинете. Учитывая надвигавшуюся войну, а также то, что десяток террористических групп поклялись уничтожить Американского Дьявола, такие меры предосторожности вовсе не были излишними.
— Садись, Монти, — сказал Грей.
Прочие уже сидели за столом. Уорхерста адмирал Грей лично встретил в холле и провел через все КПП. Впервые в жизни генералу довелось увидеть собственными глазами зал заседаний Совета Национальной Безопасности, о котором он столько слыхал прежде.
С 1989 года Совет Национальной Безопасности состоял из трех групп. Главной из них был комитет принципалов, задачей коего было координирование общей политики безопасности Штатов. В данный момент его возглавлял Луис Карлтон Харрел, советник президента по национальной безопасности, а прочими членами были государственный секретарь Джон Мэтлофф, министр обороны Арчибальд Северин, директор ЦРУ Артур Кинсли, начальник президентского штаба Чарльз Доккери и адмирал Грей, как председатель комитета начальников штабов. Прочие могли присутствовать по приглашению президента, как и вышло в случае с Уорхерстом, которому всего два часа назад позвонил по кодированной линии лично Харрел.
Харрел, прибывший последним, быстрым шагом прошел в зал и знаком велел охране запереть бронированную дверь. Уорхерст не знал его лично, но этот пятидесятисемилетний высокий человек с мягким лицом имел репутацию одного из самых агрессивных личных советников президента Маркхэма.
— Генерал Уорхерст, — заговорил Харрел, заняв свое место во главе стола, — позвольте, от имени всех присутствующих, выразить вам свои соболезнования по поводу гибели вашего сына. Мы понимаем ваши чувства и высоко ценим то, что невосполнимая потеря не помешала вам быть с нами сегодня утром.
Воспоминания обожгли огнем, но Уорхерст держал себя в руках.
— Благодарю вас, сэр. Мой сын отдал жизнь за нашу страну и своих товарищей, морских пехотинцев, и я горжусь им.
— Мы пригласили вас, — продолжал Харрел, — по поводу письма, которое, насколько мне известно, попало к нам от дочери одного из членов МЭОМП.
— Да, сэр. Ее зовут Кэтлин Гарроуэй.
— Вы читали письмо? — поинтересовался Мэлофф, худой, седоволосый, горбоносый человек, разменявший седьмой десяток, нажимая клавишу «манжеты» и вызывая на главный экран сообщение Гарроуэя.
— Да, сэр.
— Что же вы о нем думаете?
— Полагаю, что это — не провокация, господин государственный секретарь. Мои люди уже проверили его, я побеседовал и с полковником Фоксом, и с дочерью Гарроузя. Оба уверены, что письмо — подлинное.
— А полковник Фокс — это непосредственный начальник Гарроуэя, верно? — осведомился Мэтлофф. — Если так, первая фраза в письме вроде бы не похожа на уставное обращение к старшему офицеру, как вы считаете?
— Майор Гарроуэй и полковник Фокс — давние друзья, господин государственный секретарь. Оба долго служили вместе — в Японии и в Кэмп-Пендлтоне. По словам Фокса, между ними существовало дружеское соперничество, особенно с тех пор, как он обогнал Гарроуэя в звании. И… э-э… выражение, коим начинается письмо, предназначено для того, чтобы убедить Фокса в том, что письмо действительно написано Гарроуэем.
— А для чего вся эта белиберда с шифрами? — спросил Северин. — Насколько мне известно, письмо было каким-то образом зашифровано.
— Система Биля, господин министр, — улыбнулся Артур Кинсли. — Я выяснил, что Гарроуэй часто пользовался ею в личной переписке с дочерью.
— Если так, зачем ему понадобилось изъясняться намеками?! Ничего не понимаю! При чем тут Красная планета? Нам и без того известно, что он — на Марсе…
— Шифр Биля, — заметил Кинсли, — один из самых надежных, поскольку не поддается прочтению, если неизвестна ключевая книга, из которой взяты порядковые номера страниц, слов и букв. Тем не менее, обладая некоторой информацией, можно прочесть любой шифр. Майор Гарроуэй мог опасаться, что письмо попадет не в те руки.
— Я думаю, господин министр, — добавил Уорхерст, — что майор хотел действовать наверняка. Это — крайне ответственный человек, по долгу службы имеющий очень высокую степень доступа к государственным тайнам и к тому же хорошо разбирающийся в шифрах. Видимо, он предпочел изъясняться намеками, опасаясь, что разведке ООН известен ключ к его шифру. В конце концов, этой системой он пользовался во время перелета на Марс. Вдобавок письмо составлено таким образом, чтобы обойти автоматические поисковые программы, настроенные на ключевые слова, такие, как "станция «Хайнлайн», «ООН» или «ущелье Кандор». «Красная планета», господин министр, означает не Марс. Это — название книги, написанной почти век назад писателем Робертом Хайнлайном. Таким образом, получаем станцию «Хайнлайн». «Голубые мальчики» — это войска ООН. А «открытость и чистосердечность» — по-латински candour, отсюда имеем ущелье Кандор. Он точно указывает нам, куда направляется.
— Так может быть вы, генерал, объясните заодно, при чем тут Дерна? — спросил Харрел. — Все, что удалось выяснить нашему персоналу, — это факт существования в Северной Африке города с таким названием.
Уорхерст через силу улыбнулся.
— «Берега Триполи», сэр. Этот намек сразу понял бы любой морской пехотинец.
Генерал коротко изложил собравшимся историю похода лейтенанта О’Бэннона через пустыню в 1805 году.
— Значит, вы заключаете, — заговорил Харрел, дослушав Уорхерста, — что Гарроуэй предпринял марш-бросок на какое там расстояние?
— Почти четыреста миль, — подсказал Кинсли.
— Значит, он намерен пересечь четыреста миль марсианской пустыни и добраться до «Марса-1»?
— Я понял его сообщение именно так, сэр, — ответил Уорхерст.
— Вопрос вот в чем, — заговорил Мэтлофф. — Что Гарроуэй намерен предпринять, дойдя до «Марса-1»? На это в его письме нет никаких указаний. Не правда ли, генерал?
— Я думаю, это абсолютно ясно из контекста, господин государственный секретарь, — отвечал Уорхерст. — Он пишет, что охрана станции «Хайнлайн» — «накрыта». Что на старом пехотном жаргоне означает «застигнута врасплох, снята, ликвидирована». А ссылка на Дерну означает то, что он собирается брать «Марс-1» штурмом, как О’Бэннон взял Дерну.
— Черт побери, генерал! — взорвался Мэтлофф. — Что за бешеный пес этот ваш Гарроуэй?! Мы ни с кем не воюем!
— Видимо, майор Гарроуэй уверен в обратном, Джон, — тихо возразил Харрел. — Как вы полагаете, генерал?
— Очевидно, у него не было возможности сказать нам больше. Но Гарроуэй — не тот человек, чтобы принимать решения с бухты-барахты. Упоминание Пирл-Харбора — достаточно красноречиво. Войска ООН силой захватили базу. Позвольте напомнить, МЭОМП был послан на Марс именно для предотвращения подобных действий со стороны ООН.
— Если так, то с задачей они, похоже, не справились…
— Да, похоже на то, сэр. Но я бы подождал новых известий от майора Гарроуэя. Вероятно, морские пехотинцы не были приведены в состояние полной боеготовности и к тому же действовали, не имея перед собой четко поставленной задачи. Их послали туда в надежде, что одно их присутствие удержит марсианский контингент ООН от враждебных действий. Вдобавок нельзя забывать о том, что на войне кому угодно может просто не повезти. Нельзя предусмотреть каждый…
— Повторяю, — перебил его Мэтлофф, — мы ни с кем не воюем ! Вот в эту самую минуту мои люди ведут переговоры с ООН в Женеве, пытаясь предотвратить подобное массовое безумие!
— Каковы официальные новости с Марса? — спросил Харрел. — Последнее, что я слышал, — у них были какие-то неполадки со связью.
— С утра воскресенья, — сказал Кинсли, — ни с «Марса-1», ни с «Сидонии-1» не поступало ничего, кроме сообщения «Сбой систем связи». Такое бывает, ничего необычного в этом нет, однако факт этот может служить подтверждением сообщения Гарроуэя. Захватив базы, войска ООН вполне могли перекрыть связь — на время, пока не организуют все по-своему. Возможно, готовят «легенду».
— Или — какую-нибудь параллельную операцию на Земле, — добавил Северин.
— Но — для чего? — воскликнул Мэтлофф. — Зачем ООН все это? Их персонал присутствовал на Марсе исключительно в качестве наблюдателей.
— И пятьдесят солдат Иностранного легиона — тоже? — перебил госсекретаря Северин. — Сдается мне, они решили от наблюдений перейти к действиям!
— Должен настаивать, — жестко сказал Мэтлофф, — на невмешательстве в процесс мирного урегулирования. Нам предоставлена возможность гарантированного долгосрочного мира со всей прочей планетой!
— Джон, — негромко сказал Харрел, — мне на секунду почудилось, что ты скажешь, что нам неплохо бы самим гарантировать себе долгосрочный мир.
— Не смешно, — отвечал Мэтлофф. — Или тебе неизвестно, насколько серьезно наше положение в противостоянии Объединенным Нациям? Их торговые эмбарго едва не развалили нашу экономику. Наши единственные союзники — Россия и Великобритания — в еще более худшем экономическом положении, чем мы. И мы, народ из пятисот миллионов человек, джентльмены, — против всего мира с восьмимиллиардным населением! Тут уже не до игр. Если мы хотим сохранить в целости наш суверенитет, остаться независимой нацией, то должны идти на полное сотрудничество. Нужно работать, нужно идти на компромиссы, чтобы наши отношения с остальным миром основывались на полном взаимном доверии. Если же нам этого не удастся, если мы позволим втянуть себя в безнадежную, заранее проигранную войну, у нас не останется никаких надежд.
— Я думал, ты скажешь, что у нас нет доказательств враждебности действий ООН, — заметил Северин.
— Пока что они действовали исключительно разумным образом. Но если эти бандиты из морской пехоты своими действиями на Марсе втянут нас в войну, то я не вижу способов сохранить нашу государственность. Вы помните, что случилось с Бразилией?
Бразилия была первым из государств, испытавших на себе всю силу Объединенных Наций после принятия новой Хартии. Обвиненная в продолжении вырубки обширных массивов джунглей, что являлось грубым нарушением десятка всемирных соглашений, Бразилия подверглась вторжению войск ООН в сентябре 2026 года. Джунгли — вернее, то, что от них осталось, — были объявлены «заповедником общемирового значения» и, согласно Договору Рио, управлялись теперь извне, особым комитетом ООН.
Официально США порвали всякие связи с ООН в 2020-м и не участвовали в захвате Бразилии. Регулярные опросы населения показывали, что большая часть граждан США не доверяют ООН и не одобряют ее чрезмерно жесткого — а, по словам некоторых, и диктаторского подхода к решению различных глобальных проблем. Хотя многие — в частности, интернационалисты — гораздо больше были озабочены тем, что с «парниковым эффектом» и гибелью биосферы нужно хоть что-то сделать, пусть даже в ущерб национальному суверенитету.
— Президент, — негромко сказал Харрел, — встревожен требованиями, предъявляемыми нам со стороны ООН. Женева приказывает нам провести в юго-западных штатах плебисцит по ацтланскому вопросу. И плебисцит этот, будучи проведен, вполне может привести к тому, что мы потеряем солидный кусок территории американского Юго-Запада. Они угрожают нашим орбитальным станциям и нашим базам на Марсе. Вся их позиция в вопросе о технологиях, которые могут быть обнаружены в процессе раскопок на Марсе, также является угрожающей. Президент пошел на компромисс, допустив на Марс группу их наблюдателей. Оказалось, что группа состоит из двух-трех настоящих ученых и пяти десятков солдат. Что является прямой угрозой установления контроля ООН над нашими научными исследованиями и нашими марсианскими базами. Так сколько же нам еще идти на компромиссы, сдавать позиции и уступать? Где та стена из поговорки, к которой мы будем прижаты спиной, — опять же из поговорки? Могу прямо сейчас поставить вас, господин госсекретарь, в известность: президент не пойдет ни на какие уступки в ацтланском вопросе. Что касается инопланетных технологий — он уже дал обещание открыть доступ к любым обнаруженным на Марсе технологиям для всего мира. Что он тут еще может сделать — я не знаю. Если головорезы из ООН действительно захватили наши базы на Марсе, до единого модуля что ж, я здесь не вижу возможности для компромиссов. Может быть, вы видите?
— Что ж, возможно, настала пора поискать ее и найти, — ответил Мэтлофф. — Возможно, ликвидировав то, что так долго отделяло нас от государств, состоящих в ООН. Джентльмены, мир должен быть объединен. Только так человечество сумеет уцелеть. И я не намерен терпеть стрельбы и разбоя со стороны оппортунистов, поставивших на карту все, чего нам удалось добиться!
— Господин госсекретарь, — заметил адмирал Грей, — в данный момент мы никак не можем повлиять на действия майора Гарроуэя. Он сейчас — в ста миллионах миль от нас, и с ним нет даже постоянной связи.
— Думаю, нам нужно сосредоточиться на выработке нашей собственной позиции, — сказал Северин. — Действия Гарроуэя могут значительно осложнить наше положение здесь, на Земле.
Уорхерст метнул в него осуждающий взгляд. Министр обороны, занимая пост на ступеньку выше, чем председатель объединенного комитета начальников штабов, сам не был военным. Он был штатским, политиком, начинавшим в одной из компаний — крупных военных подрядчиков, и успех в политической карьере был его наградой за успехи в лоббировании и финансировании вооруженных сил. «Вот так, — подумал Уорхерст, — работают все в Вашингтоне». Но неужели жизни людей — его людей! — в самом деле зависят от решений, принимаемых теми, для кого главное — прикрыть свою задницу?
— Генерал, — обратился к нему Харрел, — каковы шансы на то, что Гарроуэю и его людям удастся отбить наши базы?
Уорхерст развел руками.
— Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос, сэр. Но не знаю. Из письма следует, что полковник Ллойд ранен или недееспособен по какой-либо иной причине, но нам неизвестно, сколько еще морских пехотинцев убито или ранено. Нам неизвестно ничего о тыловом обеспечении Гарроуэя — еде, воде, боеприпасах, хотя, скорее всего, оружия у них почти нет, а то и нет вовсе. Более того — мы не можем точно оценить силы противника. Если контингент ООН раздроблен на две группы, Сидонийскую и Кандорскую, ему, возможно — возможно, — удастся справиться с одной группой, прежде чем подоспеет вторая, но мне эта возможность представляется весьма призрачной. Наилучшим выходом для него был бы захват в Кандоре чего-либо, необходимого ООН, и установление контроля над ним.
— Чего именно? — поинтересовался Северин.
— Не знаю. Например, запасов провизии. Солдаты О’Бэннона подавили мятеж шедших с ними арабов, именно взяв под контроль запасы пищи. Быть может, именно в этом заключен план Гарроуэя.
— Разумно, — одобрил Кинсли. — Марс — не Земля, подножным кормом не богат. А припасы, имеющиеся в распоряжении ООН, хранятся централизованно. Пища, вода, воздух. И здесь — их наиболее уязвимое место.
— Где же хранятся эти припасы? — спросил Северин.
— На складах обеих крупнейших баз, — отвечал Уорхерст. — В Кандоре и в Сидонии. Но основная масса, конечно, на главной базе, в Кандоре. Насколько мне известно, они доставлялись шаттлами на все прочие базы, укомплектованные людьми, еженедельно.
— Итак, есть ли у него шанс? — спросил Харрел. — Генерал, после нашего заседания мне предстоит идти к тому самому человеку, в соседний кабинет, и обо всем сообщить ему. И что же я ему скажу? Способна ли горстка морских пехотинцев США отвоевать наши базы на Марсе? Или хоть как-то укрепить нашу позицию в переговорах?
— Это — морская пехота США, сэр, — ровно ответил Уорхерст. — Если это в человеческих силах, они сделают это.
— И уже были понесены потери, — заметил адмирал Грей. — Не только войсками ООН, но и нашей морской пехотой… по крайней мере, полковник Ллойд… Так что война, возможно, уже начата.
— Вы говорите, мы не в состоянии управлять действиями ваших солдат на Марсе, — с улыбкой сказал Кинсли. — Обидно для нас, тыловиков, не так ли?
— Я думаю, — сказал Уорхерст, — мы можем полностью доверять Гарроуэю в его оценке ситуации. Он — опытный, прекрасно обученный специалист. И предпримет все возможные меры, какие сочтет необходимыми, исходя из своего понимания тактической и политической ситуации на Марсе. Кому лучше всех разбираться в ней, как не ему самому… И если есть способ оказать ему какую-либо поддержку, нам следует…
— Я предлагаю — настоятельно предлагаю, — перебил его Мэтлофф, — немедленно снять с себя всякую ответственность за действия подчиненных Гарроуэя. И, при необходимости, объяснить ООН, что некоторые из наших морских пехотинцев неверно поняли полученный приказ… быть может, поняли его слишком буквально… и известить марсианский контингент ООН об их намерениях, дабы охрана кандорской базы была немедленно усилена…
Уорхерст вскочил.
— Да как вы можете?!..
— Сядьте, генерал, — сказал адмирал Грей.
— Сэр! При всем к вам уважении… Нельзя же вот так…
— Мы понимаем вашу тревогу, генерал, — негромко сказал Харрел. — Но, думаю, вам лучше подождать конца заседания снаружи. Прошу вас.
— В Корпусе морской пехоты, джентльмены, — заговорил Уорхерст, — имеется традиция. Очень старая. Мы никогда не бросаем своих. Никогда.
— Достаточно, генерал, — сказал Харрел.
Грей взял Уорхерста под руку:
— Идем, Монти. Подожди в холле, пока мы не закончим.
— И этот… этот ублюдок будет тут швыряться жизнями наших людей!
Обернувшись, он пронзил взглядом Мэтлоффа, но тот вовремя опустил глаза — видимо, в силу обычного инстинкта самосохранения.
Сжав кулаки и сдерживая изо всех сил рвущийся наружу гнев, Уорхерст стряхнул руку Грея и медленно вышел в холл, больше похожий на приемную, где неподвижно стояли навытяжку двое часовых из армейского спецназа. Некоторое время он в ярости расхаживал из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями. Излагая собравшимся историю похода лейтенанта О’Бэннона на Дерну, он опустил концовку. В тот самый день, когда солдаты О’Бэннона штурмом взяли крепость, уполномоченный госдепартамента США подписал унизительное соглашение о выплате Триполи шестидесяти тысяч долларов в обмен на свободу американских моряков и прекращение военных действий. Однако весть об этом достигла Дерны только через неделю. И Итон с морскими пехотинцами были вынуждены бросить своих арабских союзников и бежать, тайком пробравшись на борт американского судна…
«Замечательная параллель, — подумал Уорхерст. — Пока Гарроуэй воюет на Марсе, дипломаты здесь, на Земле, решают все за него!»
Он расхаживал по приемной еще пятнадцать минут; только после этого бронированная дверь распахнулась, и члены комитета принципалов СНБ начали по одному покидать зал. Никто, кроме адмирала Грея, не сказал ему ни слова и даже не взглянул в его сторону, и сердце Уорхерста сжалось. Они не могут последовать совету Мэтлоффа. Они не имеют права…
Но он знал Вашингтон достаточно хорошо, чтобы понимать: сочтут нужным — еще и не такому совету последуют.
Грей хлопнул его по плечу:
— Да, Монти, такого я еще не видел. Чтобы приглашенный едва не вцепился в глотку члену кабинета…
— Я сожалею о своем поведении, адмирал, — деревянно, безо всякого сожаления в голосе сказал Уорхерст. Он никак не мог искренне сожалеть о том, что сказал и сделал.
— Знаешь, Монти, все отлично понимают, каково тебе. И про Тэда, конечно же, помнят…
— Сэр…
— Мэтлофф просто вынужден вести себя, как полный ублюдок. Если после всего, чего он добился переговорами, и здесь, и в Женеве, начнется война, как он будет выглядеть? Всей его карьере наступит конец.
— Да, безумно жаль его, — ядовито ответил Уорхерст. — Выходит, ради его карьеры они решили выдать наших ребят врагу? Так?
Грей опустил глаза, и сердце Уорхерста сжалось еще сильнее.
— Нет, они не выдадут их ООН. Но Харрел собирается рекомендовать президенту занять выжидательную позицию. Боюсь, что Мэтлофф тоже навестит президента ближе к вечеру и изложит ему свои рекомендации. Имеет право: он — член кабинета, чья задача — поддерживать мирные отношения со всем внешним миром… любыми, даже самыми погаными с виду способами.
— И что же? Как, по-твоему, поступит президент?
— Если б я знал, Монти, сам был бы президентом. — Грей пожал плечами. — Что ж, Маркхэм у нас — промилитарист, что подает нам не которые надежды. Мне кажется, он ухватится за любой, малейший шанс вытащить страну из этой заварухи, не поступившись ни честью, ни территорией. Но нельзя не понимать, что Мэтлофф ничуть не преувеличил серьезность положения. Для нас, — для всей страны, — лучше всего удовлетворить большую часть требований ООН… и сохранить суверенитет еще на некоторое время.
— Адмирал, но вы не можете согласиться с этим… человеком.
Уорхерст едва удержался от слова куда менее нейтрального, и ругательство комом застряло в горле.
— Беда в том, что Мэтлофф-то прав. Раньше ли, позже ли, мир будет объединен в единое государство — хотя бы для того, чтобы распределять пищу и прочие ресурсы всем поровну. А тогда Соединенные Штаты потеряют большую часть своей мощи, престижа и, может быть, даже территории. Словом… если придется выбирать между потерей марсианских баз и вторжением ООН в США, как вышло с Бразилией… для меня выбор очевиден.
— Итак… нашим ребятам рассчитывать не на что.
Перед мысленным взором Уорхерста возник Тэд — один на крыше мексиканского посольства; транспорт уходит без него… Ему стало плохо.
Секунду помедлив, Грей смежил веки:
— Да.
— Мне хотелось бы найти способ передать Гарроуэю ответное письмо, сэр. Я понимаю, что вторично пользоваться тем же способом, каким мы получили его послание, рискованно, но, может быть, его дочь сумеет найти альтернативу?
— Запрещаю.
— Но…
— Я сказал: запрещаю. Харрел ясно высказался на этот счет и обязал меня передать его приказ тебе, прямо и недвусмысленно. Если президенту понадобится вести об этом переговоры, он не имеет права ослаблять своих позиций, ведя переписку с Гарроуэем.
— Что?!
— Если ооновцы перехватят наши послания к Гарроуэю, то смогут заявить, что президент одной рукой ведет переговоры, а другой — управляет партизанской деятельностью на Марсе. Монти, такой риск недопустим. Прежде всего, мы не можем даже признать, что получили его сообщение. Тот факт, что нам известно о наступательных действиях ООН на Марсе, тогда как они не знают, что нам это известно, может дать нам некоторые преимущества. Короче говоря, ни ты, ни я ничего не знаем о том, где сейчас находится Гарроуэй и что он намерен предпринять.
— Иначе говоря, вы решили бросить их, — жестко и горько сказал Уорхерст.
— Скажем так: решено сделать вид, что нам ничего неизвестно. Все равно сейчас мы ничем не можем им помочь. Ближайший корабль прибудет на Землю через неделю, но укомплектовать для них подкрепление мы не успеваем. А если бы и успевали — подмога достигла бы цели только через восемь месяцев.
— Эх, адмирал… Сам факт того, что кто-то старается тебе помочь, — в некотором смысле, помощь. А сейчас. Гарроуэй и его люди, должно быть, отлично понимают, что далеки от своих так, как никто за всю историю американской армии…
И это заставляло его чувствовать себя виноватым. Да, Стефани справилась со своим горем прекрасно; но Дженет… Пришлось им с Джеффом, сыном Тэда, на некоторое время остаться у Уорхерстов…
Да, его мысли, по крайней мере, может занять работа…
Хуже всего было по ночам, когда генерала мучила бессонница. И марсианскому кризису он, в некотором смысле, был даже рад. Как был бы рад любой возможности отвлечься от мыслей о сыне.
Пройдя длинным коридором через небольшой уютный холл, адмирал Грей указал на дверь, охранявшуюся двумя часовыми, которой вполне могло бы гордиться хранилище любого банка.
Зал оказался довольно роскошным — дубовые панели, мохнатые ковры, кожаные кресла в «деловом» стиле, — но отчего-то не совпадал с мысленным образом, который Уорхерст создал для себя, получив приглашение на сегодняшнее утреннее заседание. Он, честно говоря, ожидал чего-то гораздо более просторного и величественного — быть может, двусветной залы с видом на стоящие рядом Белый дом и Капитолий. А этот зал оказался просто большой комнатой с низким потолком, освещенной лампами «дневного света», скрытыми под пластиковыми колпаками. Стену напротив входной двери занимал огромный, от пола до потолка, экран, в данный момент демонстрировавший эмблему СНБ с американским флагом и флагом президента по бокам.
Окон не имелось, и зал больше всего был похож на подземное хранилище какого-нибудь банка, только охранялся гораздо лучше. Конечно, здесь, на четвертом подземном этаже обширной сети туннелей, проложенных под столицей, обеспечить надежную охрану было не так уж сложно. Об официальном Вашингтоне давным-давно сложили анекдот, где столица называлась городом-айсбергом, так как девять десятых ее скрыто от взоров любопытствующих под землей.
От взглядов — а заодно и от лазерных подслушивающих устройств, ракет дальнего действия или миниатюрных зондов-убийц с дистанционным управлением. В эти дни даже сам президент проводил гораздо больше времени в укрепленных бункерах, чем в широко известном Овальном кабинете. Учитывая надвигавшуюся войну, а также то, что десяток террористических групп поклялись уничтожить Американского Дьявола, такие меры предосторожности вовсе не были излишними.
— Садись, Монти, — сказал Грей.
Прочие уже сидели за столом. Уорхерста адмирал Грей лично встретил в холле и провел через все КПП. Впервые в жизни генералу довелось увидеть собственными глазами зал заседаний Совета Национальной Безопасности, о котором он столько слыхал прежде.
С 1989 года Совет Национальной Безопасности состоял из трех групп. Главной из них был комитет принципалов, задачей коего было координирование общей политики безопасности Штатов. В данный момент его возглавлял Луис Карлтон Харрел, советник президента по национальной безопасности, а прочими членами были государственный секретарь Джон Мэтлофф, министр обороны Арчибальд Северин, директор ЦРУ Артур Кинсли, начальник президентского штаба Чарльз Доккери и адмирал Грей, как председатель комитета начальников штабов. Прочие могли присутствовать по приглашению президента, как и вышло в случае с Уорхерстом, которому всего два часа назад позвонил по кодированной линии лично Харрел.
Харрел, прибывший последним, быстрым шагом прошел в зал и знаком велел охране запереть бронированную дверь. Уорхерст не знал его лично, но этот пятидесятисемилетний высокий человек с мягким лицом имел репутацию одного из самых агрессивных личных советников президента Маркхэма.
— Генерал Уорхерст, — заговорил Харрел, заняв свое место во главе стола, — позвольте, от имени всех присутствующих, выразить вам свои соболезнования по поводу гибели вашего сына. Мы понимаем ваши чувства и высоко ценим то, что невосполнимая потеря не помешала вам быть с нами сегодня утром.
Воспоминания обожгли огнем, но Уорхерст держал себя в руках.
— Благодарю вас, сэр. Мой сын отдал жизнь за нашу страну и своих товарищей, морских пехотинцев, и я горжусь им.
— Мы пригласили вас, — продолжал Харрел, — по поводу письма, которое, насколько мне известно, попало к нам от дочери одного из членов МЭОМП.
— Да, сэр. Ее зовут Кэтлин Гарроуэй.
— Вы читали письмо? — поинтересовался Мэлофф, худой, седоволосый, горбоносый человек, разменявший седьмой десяток, нажимая клавишу «манжеты» и вызывая на главный экран сообщение Гарроуэя.
— Да, сэр.
— Что же вы о нем думаете?
— Полагаю, что это — не провокация, господин государственный секретарь. Мои люди уже проверили его, я побеседовал и с полковником Фоксом, и с дочерью Гарроузя. Оба уверены, что письмо — подлинное.
— А полковник Фокс — это непосредственный начальник Гарроуэя, верно? — осведомился Мэтлофф. — Если так, первая фраза в письме вроде бы не похожа на уставное обращение к старшему офицеру, как вы считаете?
— Майор Гарроуэй и полковник Фокс — давние друзья, господин государственный секретарь. Оба долго служили вместе — в Японии и в Кэмп-Пендлтоне. По словам Фокса, между ними существовало дружеское соперничество, особенно с тех пор, как он обогнал Гарроуэя в звании. И… э-э… выражение, коим начинается письмо, предназначено для того, чтобы убедить Фокса в том, что письмо действительно написано Гарроуэем.
— А для чего вся эта белиберда с шифрами? — спросил Северин. — Насколько мне известно, письмо было каким-то образом зашифровано.
— Система Биля, господин министр, — улыбнулся Артур Кинсли. — Я выяснил, что Гарроуэй часто пользовался ею в личной переписке с дочерью.
— Если так, зачем ему понадобилось изъясняться намеками?! Ничего не понимаю! При чем тут Красная планета? Нам и без того известно, что он — на Марсе…
— Шифр Биля, — заметил Кинсли, — один из самых надежных, поскольку не поддается прочтению, если неизвестна ключевая книга, из которой взяты порядковые номера страниц, слов и букв. Тем не менее, обладая некоторой информацией, можно прочесть любой шифр. Майор Гарроуэй мог опасаться, что письмо попадет не в те руки.
— Я думаю, господин министр, — добавил Уорхерст, — что майор хотел действовать наверняка. Это — крайне ответственный человек, по долгу службы имеющий очень высокую степень доступа к государственным тайнам и к тому же хорошо разбирающийся в шифрах. Видимо, он предпочел изъясняться намеками, опасаясь, что разведке ООН известен ключ к его шифру. В конце концов, этой системой он пользовался во время перелета на Марс. Вдобавок письмо составлено таким образом, чтобы обойти автоматические поисковые программы, настроенные на ключевые слова, такие, как "станция «Хайнлайн», «ООН» или «ущелье Кандор». «Красная планета», господин министр, означает не Марс. Это — название книги, написанной почти век назад писателем Робертом Хайнлайном. Таким образом, получаем станцию «Хайнлайн». «Голубые мальчики» — это войска ООН. А «открытость и чистосердечность» — по-латински candour, отсюда имеем ущелье Кандор. Он точно указывает нам, куда направляется.
— Так может быть вы, генерал, объясните заодно, при чем тут Дерна? — спросил Харрел. — Все, что удалось выяснить нашему персоналу, — это факт существования в Северной Африке города с таким названием.
Уорхерст через силу улыбнулся.
— «Берега Триполи», сэр. Этот намек сразу понял бы любой морской пехотинец.
Генерал коротко изложил собравшимся историю похода лейтенанта О’Бэннона через пустыню в 1805 году.
— Значит, вы заключаете, — заговорил Харрел, дослушав Уорхерста, — что Гарроуэй предпринял марш-бросок на какое там расстояние?
— Почти четыреста миль, — подсказал Кинсли.
— Значит, он намерен пересечь четыреста миль марсианской пустыни и добраться до «Марса-1»?
— Я понял его сообщение именно так, сэр, — ответил Уорхерст.
— Вопрос вот в чем, — заговорил Мэтлофф. — Что Гарроуэй намерен предпринять, дойдя до «Марса-1»? На это в его письме нет никаких указаний. Не правда ли, генерал?
— Я думаю, это абсолютно ясно из контекста, господин государственный секретарь, — отвечал Уорхерст. — Он пишет, что охрана станции «Хайнлайн» — «накрыта». Что на старом пехотном жаргоне означает «застигнута врасплох, снята, ликвидирована». А ссылка на Дерну означает то, что он собирается брать «Марс-1» штурмом, как О’Бэннон взял Дерну.
— Черт побери, генерал! — взорвался Мэтлофф. — Что за бешеный пес этот ваш Гарроуэй?! Мы ни с кем не воюем!
— Видимо, майор Гарроуэй уверен в обратном, Джон, — тихо возразил Харрел. — Как вы полагаете, генерал?
— Очевидно, у него не было возможности сказать нам больше. Но Гарроуэй — не тот человек, чтобы принимать решения с бухты-барахты. Упоминание Пирл-Харбора — достаточно красноречиво. Войска ООН силой захватили базу. Позвольте напомнить, МЭОМП был послан на Марс именно для предотвращения подобных действий со стороны ООН.
— Если так, то с задачей они, похоже, не справились…
— Да, похоже на то, сэр. Но я бы подождал новых известий от майора Гарроуэя. Вероятно, морские пехотинцы не были приведены в состояние полной боеготовности и к тому же действовали, не имея перед собой четко поставленной задачи. Их послали туда в надежде, что одно их присутствие удержит марсианский контингент ООН от враждебных действий. Вдобавок нельзя забывать о том, что на войне кому угодно может просто не повезти. Нельзя предусмотреть каждый…
— Повторяю, — перебил его Мэтлофф, — мы ни с кем не воюем ! Вот в эту самую минуту мои люди ведут переговоры с ООН в Женеве, пытаясь предотвратить подобное массовое безумие!
— Каковы официальные новости с Марса? — спросил Харрел. — Последнее, что я слышал, — у них были какие-то неполадки со связью.
— С утра воскресенья, — сказал Кинсли, — ни с «Марса-1», ни с «Сидонии-1» не поступало ничего, кроме сообщения «Сбой систем связи». Такое бывает, ничего необычного в этом нет, однако факт этот может служить подтверждением сообщения Гарроуэя. Захватив базы, войска ООН вполне могли перекрыть связь — на время, пока не организуют все по-своему. Возможно, готовят «легенду».
— Или — какую-нибудь параллельную операцию на Земле, — добавил Северин.
— Но — для чего? — воскликнул Мэтлофф. — Зачем ООН все это? Их персонал присутствовал на Марсе исключительно в качестве наблюдателей.
— И пятьдесят солдат Иностранного легиона — тоже? — перебил госсекретаря Северин. — Сдается мне, они решили от наблюдений перейти к действиям!
— Должен настаивать, — жестко сказал Мэтлофф, — на невмешательстве в процесс мирного урегулирования. Нам предоставлена возможность гарантированного долгосрочного мира со всей прочей планетой!
— Джон, — негромко сказал Харрел, — мне на секунду почудилось, что ты скажешь, что нам неплохо бы самим гарантировать себе долгосрочный мир.
— Не смешно, — отвечал Мэтлофф. — Или тебе неизвестно, насколько серьезно наше положение в противостоянии Объединенным Нациям? Их торговые эмбарго едва не развалили нашу экономику. Наши единственные союзники — Россия и Великобритания — в еще более худшем экономическом положении, чем мы. И мы, народ из пятисот миллионов человек, джентльмены, — против всего мира с восьмимиллиардным населением! Тут уже не до игр. Если мы хотим сохранить в целости наш суверенитет, остаться независимой нацией, то должны идти на полное сотрудничество. Нужно работать, нужно идти на компромиссы, чтобы наши отношения с остальным миром основывались на полном взаимном доверии. Если же нам этого не удастся, если мы позволим втянуть себя в безнадежную, заранее проигранную войну, у нас не останется никаких надежд.
— Я думал, ты скажешь, что у нас нет доказательств враждебности действий ООН, — заметил Северин.
— Пока что они действовали исключительно разумным образом. Но если эти бандиты из морской пехоты своими действиями на Марсе втянут нас в войну, то я не вижу способов сохранить нашу государственность. Вы помните, что случилось с Бразилией?
Бразилия была первым из государств, испытавших на себе всю силу Объединенных Наций после принятия новой Хартии. Обвиненная в продолжении вырубки обширных массивов джунглей, что являлось грубым нарушением десятка всемирных соглашений, Бразилия подверглась вторжению войск ООН в сентябре 2026 года. Джунгли — вернее, то, что от них осталось, — были объявлены «заповедником общемирового значения» и, согласно Договору Рио, управлялись теперь извне, особым комитетом ООН.
Официально США порвали всякие связи с ООН в 2020-м и не участвовали в захвате Бразилии. Регулярные опросы населения показывали, что большая часть граждан США не доверяют ООН и не одобряют ее чрезмерно жесткого — а, по словам некоторых, и диктаторского подхода к решению различных глобальных проблем. Хотя многие — в частности, интернационалисты — гораздо больше были озабочены тем, что с «парниковым эффектом» и гибелью биосферы нужно хоть что-то сделать, пусть даже в ущерб национальному суверенитету.
— Президент, — негромко сказал Харрел, — встревожен требованиями, предъявляемыми нам со стороны ООН. Женева приказывает нам провести в юго-западных штатах плебисцит по ацтланскому вопросу. И плебисцит этот, будучи проведен, вполне может привести к тому, что мы потеряем солидный кусок территории американского Юго-Запада. Они угрожают нашим орбитальным станциям и нашим базам на Марсе. Вся их позиция в вопросе о технологиях, которые могут быть обнаружены в процессе раскопок на Марсе, также является угрожающей. Президент пошел на компромисс, допустив на Марс группу их наблюдателей. Оказалось, что группа состоит из двух-трех настоящих ученых и пяти десятков солдат. Что является прямой угрозой установления контроля ООН над нашими научными исследованиями и нашими марсианскими базами. Так сколько же нам еще идти на компромиссы, сдавать позиции и уступать? Где та стена из поговорки, к которой мы будем прижаты спиной, — опять же из поговорки? Могу прямо сейчас поставить вас, господин госсекретарь, в известность: президент не пойдет ни на какие уступки в ацтланском вопросе. Что касается инопланетных технологий — он уже дал обещание открыть доступ к любым обнаруженным на Марсе технологиям для всего мира. Что он тут еще может сделать — я не знаю. Если головорезы из ООН действительно захватили наши базы на Марсе, до единого модуля что ж, я здесь не вижу возможности для компромиссов. Может быть, вы видите?
— Что ж, возможно, настала пора поискать ее и найти, — ответил Мэтлофф. — Возможно, ликвидировав то, что так долго отделяло нас от государств, состоящих в ООН. Джентльмены, мир должен быть объединен. Только так человечество сумеет уцелеть. И я не намерен терпеть стрельбы и разбоя со стороны оппортунистов, поставивших на карту все, чего нам удалось добиться!
— Господин госсекретарь, — заметил адмирал Грей, — в данный момент мы никак не можем повлиять на действия майора Гарроуэя. Он сейчас — в ста миллионах миль от нас, и с ним нет даже постоянной связи.
— Думаю, нам нужно сосредоточиться на выработке нашей собственной позиции, — сказал Северин. — Действия Гарроуэя могут значительно осложнить наше положение здесь, на Земле.
Уорхерст метнул в него осуждающий взгляд. Министр обороны, занимая пост на ступеньку выше, чем председатель объединенного комитета начальников штабов, сам не был военным. Он был штатским, политиком, начинавшим в одной из компаний — крупных военных подрядчиков, и успех в политической карьере был его наградой за успехи в лоббировании и финансировании вооруженных сил. «Вот так, — подумал Уорхерст, — работают все в Вашингтоне». Но неужели жизни людей — его людей! — в самом деле зависят от решений, принимаемых теми, для кого главное — прикрыть свою задницу?
— Генерал, — обратился к нему Харрел, — каковы шансы на то, что Гарроуэю и его людям удастся отбить наши базы?
Уорхерст развел руками.
— Хотел бы я знать ответ на ваш вопрос, сэр. Но не знаю. Из письма следует, что полковник Ллойд ранен или недееспособен по какой-либо иной причине, но нам неизвестно, сколько еще морских пехотинцев убито или ранено. Нам неизвестно ничего о тыловом обеспечении Гарроуэя — еде, воде, боеприпасах, хотя, скорее всего, оружия у них почти нет, а то и нет вовсе. Более того — мы не можем точно оценить силы противника. Если контингент ООН раздроблен на две группы, Сидонийскую и Кандорскую, ему, возможно — возможно, — удастся справиться с одной группой, прежде чем подоспеет вторая, но мне эта возможность представляется весьма призрачной. Наилучшим выходом для него был бы захват в Кандоре чего-либо, необходимого ООН, и установление контроля над ним.
— Чего именно? — поинтересовался Северин.
— Не знаю. Например, запасов провизии. Солдаты О’Бэннона подавили мятеж шедших с ними арабов, именно взяв под контроль запасы пищи. Быть может, именно в этом заключен план Гарроуэя.
— Разумно, — одобрил Кинсли. — Марс — не Земля, подножным кормом не богат. А припасы, имеющиеся в распоряжении ООН, хранятся централизованно. Пища, вода, воздух. И здесь — их наиболее уязвимое место.
— Где же хранятся эти припасы? — спросил Северин.
— На складах обеих крупнейших баз, — отвечал Уорхерст. — В Кандоре и в Сидонии. Но основная масса, конечно, на главной базе, в Кандоре. Насколько мне известно, они доставлялись шаттлами на все прочие базы, укомплектованные людьми, еженедельно.
— Итак, есть ли у него шанс? — спросил Харрел. — Генерал, после нашего заседания мне предстоит идти к тому самому человеку, в соседний кабинет, и обо всем сообщить ему. И что же я ему скажу? Способна ли горстка морских пехотинцев США отвоевать наши базы на Марсе? Или хоть как-то укрепить нашу позицию в переговорах?
— Это — морская пехота США, сэр, — ровно ответил Уорхерст. — Если это в человеческих силах, они сделают это.
— И уже были понесены потери, — заметил адмирал Грей. — Не только войсками ООН, но и нашей морской пехотой… по крайней мере, полковник Ллойд… Так что война, возможно, уже начата.
— Вы говорите, мы не в состоянии управлять действиями ваших солдат на Марсе, — с улыбкой сказал Кинсли. — Обидно для нас, тыловиков, не так ли?
— Я думаю, — сказал Уорхерст, — мы можем полностью доверять Гарроуэю в его оценке ситуации. Он — опытный, прекрасно обученный специалист. И предпримет все возможные меры, какие сочтет необходимыми, исходя из своего понимания тактической и политической ситуации на Марсе. Кому лучше всех разбираться в ней, как не ему самому… И если есть способ оказать ему какую-либо поддержку, нам следует…
— Я предлагаю — настоятельно предлагаю, — перебил его Мэтлофф, — немедленно снять с себя всякую ответственность за действия подчиненных Гарроуэя. И, при необходимости, объяснить ООН, что некоторые из наших морских пехотинцев неверно поняли полученный приказ… быть может, поняли его слишком буквально… и известить марсианский контингент ООН об их намерениях, дабы охрана кандорской базы была немедленно усилена…
Уорхерст вскочил.
— Да как вы можете?!..
— Сядьте, генерал, — сказал адмирал Грей.
— Сэр! При всем к вам уважении… Нельзя же вот так…
— Мы понимаем вашу тревогу, генерал, — негромко сказал Харрел. — Но, думаю, вам лучше подождать конца заседания снаружи. Прошу вас.
— В Корпусе морской пехоты, джентльмены, — заговорил Уорхерст, — имеется традиция. Очень старая. Мы никогда не бросаем своих. Никогда.
— Достаточно, генерал, — сказал Харрел.
Грей взял Уорхерста под руку:
— Идем, Монти. Подожди в холле, пока мы не закончим.
— И этот… этот ублюдок будет тут швыряться жизнями наших людей!
Обернувшись, он пронзил взглядом Мэтлоффа, но тот вовремя опустил глаза — видимо, в силу обычного инстинкта самосохранения.
Сжав кулаки и сдерживая изо всех сил рвущийся наружу гнев, Уорхерст стряхнул руку Грея и медленно вышел в холл, больше похожий на приемную, где неподвижно стояли навытяжку двое часовых из армейского спецназа. Некоторое время он в ярости расхаживал из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями. Излагая собравшимся историю похода лейтенанта О’Бэннона на Дерну, он опустил концовку. В тот самый день, когда солдаты О’Бэннона штурмом взяли крепость, уполномоченный госдепартамента США подписал унизительное соглашение о выплате Триполи шестидесяти тысяч долларов в обмен на свободу американских моряков и прекращение военных действий. Однако весть об этом достигла Дерны только через неделю. И Итон с морскими пехотинцами были вынуждены бросить своих арабских союзников и бежать, тайком пробравшись на борт американского судна…
«Замечательная параллель, — подумал Уорхерст. — Пока Гарроуэй воюет на Марсе, дипломаты здесь, на Земле, решают все за него!»
Он расхаживал по приемной еще пятнадцать минут; только после этого бронированная дверь распахнулась, и члены комитета принципалов СНБ начали по одному покидать зал. Никто, кроме адмирала Грея, не сказал ему ни слова и даже не взглянул в его сторону, и сердце Уорхерста сжалось. Они не могут последовать совету Мэтлоффа. Они не имеют права…
Но он знал Вашингтон достаточно хорошо, чтобы понимать: сочтут нужным — еще и не такому совету последуют.
Грей хлопнул его по плечу:
— Да, Монти, такого я еще не видел. Чтобы приглашенный едва не вцепился в глотку члену кабинета…
— Я сожалею о своем поведении, адмирал, — деревянно, безо всякого сожаления в голосе сказал Уорхерст. Он никак не мог искренне сожалеть о том, что сказал и сделал.
— Знаешь, Монти, все отлично понимают, каково тебе. И про Тэда, конечно же, помнят…
— Сэр…
— Мэтлофф просто вынужден вести себя, как полный ублюдок. Если после всего, чего он добился переговорами, и здесь, и в Женеве, начнется война, как он будет выглядеть? Всей его карьере наступит конец.
— Да, безумно жаль его, — ядовито ответил Уорхерст. — Выходит, ради его карьеры они решили выдать наших ребят врагу? Так?
Грей опустил глаза, и сердце Уорхерста сжалось еще сильнее.
— Нет, они не выдадут их ООН. Но Харрел собирается рекомендовать президенту занять выжидательную позицию. Боюсь, что Мэтлофф тоже навестит президента ближе к вечеру и изложит ему свои рекомендации. Имеет право: он — член кабинета, чья задача — поддерживать мирные отношения со всем внешним миром… любыми, даже самыми погаными с виду способами.
— И что же? Как, по-твоему, поступит президент?
— Если б я знал, Монти, сам был бы президентом. — Грей пожал плечами. — Что ж, Маркхэм у нас — промилитарист, что подает нам не которые надежды. Мне кажется, он ухватится за любой, малейший шанс вытащить страну из этой заварухи, не поступившись ни честью, ни территорией. Но нельзя не понимать, что Мэтлофф ничуть не преувеличил серьезность положения. Для нас, — для всей страны, — лучше всего удовлетворить большую часть требований ООН… и сохранить суверенитет еще на некоторое время.
— Адмирал, но вы не можете согласиться с этим… человеком.
Уорхерст едва удержался от слова куда менее нейтрального, и ругательство комом застряло в горле.
— Беда в том, что Мэтлофф-то прав. Раньше ли, позже ли, мир будет объединен в единое государство — хотя бы для того, чтобы распределять пищу и прочие ресурсы всем поровну. А тогда Соединенные Штаты потеряют большую часть своей мощи, престижа и, может быть, даже территории. Словом… если придется выбирать между потерей марсианских баз и вторжением ООН в США, как вышло с Бразилией… для меня выбор очевиден.
— Итак… нашим ребятам рассчитывать не на что.
Перед мысленным взором Уорхерста возник Тэд — один на крыше мексиканского посольства; транспорт уходит без него… Ему стало плохо.
Секунду помедлив, Грей смежил веки:
— Да.
— Мне хотелось бы найти способ передать Гарроуэю ответное письмо, сэр. Я понимаю, что вторично пользоваться тем же способом, каким мы получили его послание, рискованно, но, может быть, его дочь сумеет найти альтернативу?
— Запрещаю.
— Но…
— Я сказал: запрещаю. Харрел ясно высказался на этот счет и обязал меня передать его приказ тебе, прямо и недвусмысленно. Если президенту понадобится вести об этом переговоры, он не имеет права ослаблять своих позиций, ведя переписку с Гарроуэем.
— Что?!
— Если ооновцы перехватят наши послания к Гарроуэю, то смогут заявить, что президент одной рукой ведет переговоры, а другой — управляет партизанской деятельностью на Марсе. Монти, такой риск недопустим. Прежде всего, мы не можем даже признать, что получили его сообщение. Тот факт, что нам известно о наступательных действиях ООН на Марсе, тогда как они не знают, что нам это известно, может дать нам некоторые преимущества. Короче говоря, ни ты, ни я ничего не знаем о том, где сейчас находится Гарроуэй и что он намерен предпринять.
— Иначе говоря, вы решили бросить их, — жестко и горько сказал Уорхерст.
— Скажем так: решено сделать вид, что нам ничего неизвестно. Все равно сейчас мы ничем не можем им помочь. Ближайший корабль прибудет на Землю через неделю, но укомплектовать для них подкрепление мы не успеваем. А если бы и успевали — подмога достигла бы цели только через восемь месяцев.
— Эх, адмирал… Сам факт того, что кто-то старается тебе помочь, — в некотором смысле, помощь. А сейчас. Гарроуэй и его люди, должно быть, отлично понимают, что далеки от своих так, как никто за всю историю американской армии…