– А ты? Что же ты туда не идешь? – спросила Марта.
– Боре ни к чему мое присутствие.
– Знаю, отец боится тебя.
Япет замер. Затем отвел глаза от Марты, скользнул взглядом по ночному озеру и его стражам-горам, казавшимся темными набросками на великолепной картине небесных художников. А потом молча пошел в Храм.
Он был огромен, не так, конечно, как Храм Странствий, но все же… Марта вжала голову в плечи, храм был пронизан святыми тайнами, показавшимися ей вдруг чужими и непостижимыми. Она подошла к стене и осторожно коснулась шероховатой поверхности ладонью. Стена была поразительно теплой и живой, и Марта невольно задумалась о том, что за народ в свое время создал этот храм?
«Это безумие совершенства! Или совершенное безумие?»
– Время сжалось для нашего народа до размеров стен этого храма, и даже имена наши будут преданы забвению. Надолго, если не навсегда.
Марта долго молчала.
– Почему? – наконец, решилась спросить она.
– Ты, Белая Богиня Судьбы, Волчья Богиня, спрашиваешь у меня, почему?! – тихо ахнул Япет. – Это в порядке вещей, это – миропорядок. Тебе же, как всем борейцам, дана сила, власть над всем, что невозможно увидеть и услышать. Ты можешь руками соприкоснуться с гнойными ранами Событий, коим еще только суждено случиться в отдаленном будущем, и ты же способна соприкоснуться с тем, что укрыто покрывалами прошлого. И ты спрашиваешь почему! Борейцы, белые вещуны, долго жили дыханием земли, в гармонии с небесами. Но мой брат, мой родной брат нарушил эту гармонию! Его сердце – против нас. Он отпал во тьму. Помни, Марта, если человек убивает дерево, в нем самом умирает некая частица, что связана с единым целым. Если человек забывает небеса, небеса тоже забудут обо всем. И ополчатся. Но не на одного, забывчивого, человека, а на весь его род…
Они вернулись на праздничные торжества.
За Мартой внимательно следили серые глаза. Анат.
Что такое, что за дрожь охватила его внезапно, что за непонятный жар нарастает в нем, когда глядит он на Тринадцатую Богиню? Ведь она – враг. Так говорит отец.
На Марте обычная белая одежда, и волосы белые – белее не бывает! – распущены, как прежде. Странное ощущение – Марта перестала быть ребенком. Анат почувствовал ясно, что должен подобраться к ней поближе, ощутить ее тепло, ибо вокруг – одни враги, невозмутимые, белые, холодные. Те, которых не подчинить себе никогда. С ними холодно, знобко, и лишь она одна есть тепло, есть Жизнь.
Анат коснулся руки Марты.
– В один из дней я стану здесь владыкой, – прошептал он. – А ты – моей царицей.
Марта улыбнулась. Ей было жаль Аната. Да, в один из дней она станет его царицей, но ему не быть здесь владыкой. Время сжалось для них до размеров храма на одинокой скале.
В голове ее внезапно зазвенел хрустальный прозрачный голос:
«Твой избранник придет с западной стороны земли, оттуда являются все дурные предзнаменования, его язык будет похож и непохож на язык борейский. Волосы его цвета зрелой пшеницы, глаза покажутся синими-синими, как ясное небо ярким зимним днем. Он станет тенью всей твоей жизни».
Марта судорожно затрясла головой.
Анат ничего не заметил.
…Духовное мое бунтарство окончательно вызрело к началу эры Козерога. Я стал антимиром мира белых вещунов.
Отныне мы стали друг для друга чем-то вроде страшного сказанья. Однако сказанье было реально…
Борейцы носились со своим цветом-символом. Белые! Ну да, конечно! Земля, ставшая теперь для меня бывшей, называлась иначе – Страной Белых Вод. Именно такими казались все ее многочисленные ручьи, реки и озера под непрекращающимся никогда матовым свечением воздуха.
Я же был черным! Карис, милейшая моя, всеразрушающая женушка, окрасила меня в свой цвет, заставляя считать ее – и только ее! – первоверховной.
Белые волхи совершенствовались в своей чудной, дивьей магии. Я созерцал их на почтительном удалении и совершенствовал вместе с сыном наше колдовство. И их, и наша власть мысли над веществом и энергией была абсолютной. Почти абсолютной…
Воды времени текли… Идея Карис использовать волшбу в качестве идеального оружия разрушения, представлявшаяся мне еще недавно страшной и дикой, все более овладевала моим сердцем. Карис умела тешить ущемленную гордость и оскорбленные чувства лаской всеуничтожения.
Анат тоже стал на сторону богини-матушки.
– Война – это ужас и безысходность, – вещал сын с видом мрачного мудреца. – Она нужна нам, ибо какие бездны откроет в себе душа любого белого борейца, низвергнутого в кошмар? Вот именно, душа потемнеет, затуманится тьмой от боли!
Но спровоцировать белых вещунов на такую войну – войну на уничтожение — было невозможно. Бора был не глуп, а уж Япеткой, братцем моим родным, я в иной ситуации мог бы гордиться. Ох, и многоумен братушка! Но и я тоже не прост.
Битвы не получалось. Мои воины попадали в искусно наведенный Япетом туман, и, блуждая, отклонялись от цели, бесследно растворялись в нем. Словно и не было никогда темных воинов. Белый цвет поглощал все остальные оттенки мирочувствований.
Он был всесилен.
Борейцы признавали только поединки. Волк на волка, белый вещун на темного вещуна. И тут уж кто кого, то желтые глаза повергнут в прах черного волка, то – наоборот. Вот так и продолжалась эта странная война.
Война нетерпимого экстаза со всеохватным покоем.
Но в поединках ратных всегда гибнут лучшие….
Ветер, задувавший со стороны Великого Вращающегося Озера, принес с собой звуки и голоса смерти.
Небо закрылось, тучи, летевшие над озером, злорадно предвещали бурю.
Но, несмотря на это, процессия богов и верных им белых волхов двигалась к Храму Странствий.
Марта задыхалась от неприятного ощущения: за ней наблюдают, наблюдают издалека и враждебно. Побледнев, Белая Богиня обернулась: никого, кто смог бы предвещать угрозу. Музыка флейт и крики борейской толпы, сопровождавшей торжественное шествие богов, испуганно замолкали пред шипением теней, угрожающе надвигающихся с Озера.
Тени казались черными птицами, терпеливо выжидавшими того момента, когда можно будет налететь на свою добычу, заклевать…
Марта покосилась на Танату. Сестренка шла медленно, совершенно уйдя в свои мысли и не замечая ничего вокруг.
За богами захлопнулись врата Храма, словно их поглотило молчание. Чуть согревало лишь пламя факелов.
Храм Странствий был великолепен. Стены изукрашены листами золота, лампы и чаши с благовониями тоже из золота. Тяжелые ковры покрывали полы из белого камня, они съедали шаги, глушили любые звуки.
Это холодное великолепие было рождено царством мужчин. Оно кричало об их власти и силе. Здесь было неуютно богиням-женщинам.
А еще Марта никак не могла увидеть, разглядеть ту божественную нить, что связывает камень с землей, а человека с небом.
Легкая ледяная дрожь неприятно коснулась ее тела.
Неужели Храм Странствий, лучший и самый главный храм их благословенной земли, способен внушать ей, Богине Судьбы, тревогу?
Она с трудом перевела дыхание.
Церемония началась.
Внезапно Марту охватил липкий, омерзительно неприятный страх. Глаза вдруг заволокло красноватым туманом, а потом в нервно подрагивающем огне факела появилось лицо неизвестного, изрыгающего проклятия человека. В руках он сжимал окровавленный меч странной формы.
В ужасе Марта отшатнулась. Кажется, кроме нее, никто ничего не увидел и не услышал. Только великий волх, до сего момента стоявший чуть поодаль, бросился к ней.
– Следуй за мной! – кратко бросил он на ходу.
Не решаясь еще раз взглянуть на того человека с мечом, что родился из пламени факела, Марта молча двинулась за Япетом. Они пересекли темную галерею, вошли в тесную камору. Запах трав и благовоний туманил голову. Здесь не было зажжено никакого огня, камора казалась совершенно пустой.
Япет отбросил в сторону посох, скинул остроконечную шапку и роскошный плащ. Великий волх молчал, пристально вглядываясь в Тринадцатую Богиню Бореи. Она очень изменилась. Она была напряжена как остро отточенный клинок. Ее кожа излучала золотистое свечение, лицо казалось совершенным под копной белых волос, наколдовывающих нежный свет даже в самой непроглядной тьме. В ней не было мягкости Лиут, от Марты веяло решимостью. Она не была похожа ни на одного из борейских богов.
– Что ты увидела в огне факела, Марта? Голос Япета был глухим, усыпляющим и мирным, как нежное, ровное бормотание Великого Озера, высвобождающее мысли и язык. Он очень редко говорил так с окружающими, очень неохотно пользовался этой особой своей силой, ибо претило ему влиять на волю других существ. К тому же Япету было прекрасно известно, что, проникнув за покровы тайны другого человека, он впустит в себя чужие страхи и беды. И не всегда потом удается справиться с ними, не причинив вреда собственной душе.
Во времена своей юности Япет часто страдал из-за собственного дара, сурово расплачиваясь за умение проникать в самые дальние уголки мира теней.
– Смерть, – прошептала Марта. – Смерть, что придет с Озера…
– Значит, смерть… Я тоже чувствовал ее. Я предупрежу великого бога Ларифура, он усилит охранные заклятия.
Марта молчала. В этой пустой каморе, не имевшей, казалось, никакого отношения к Храму со всеми его церемониями, она почувствовала себя заживо возложенной в роскошный саркофаг, и жажда обрести воздушные легкие крылья, спокойную радость воли все нарастала и нарастала в ее душе.
Япет легко коснулся рукою ее лба, отогнал напряжение. А потом заговорил, лишь бы утешить:
– Слышал я, что говорят о тебе, будто в целительстве ты лучше своего учителя.
– Может и так. Это лишь его заслуга, – отозвалась Марта.
Япет удовлетворенно кивнул головой. Он хорошо воспитал свою ученицу, передал ей все свои знания, тайные и явные. Но он всегда знал, что она достигнет неизмеримо больших высот.
И день такой приближался. Марте не о чем было спрашивать Япета, он научил ее всему.
– Прислушивайся к голосам знаков небесных, – прошептал Япет.
Горькая улыбка скользнула по ее губам.
– О, не бойся, – вздохнула Марта. – Что еще остается Богине Судьбы, Волчьей Богине, как не прислушиваться к шепоту знаков, как не вынюхивать чьи-то следы на стезе Жизни?
Япет вздохнул. Страх, что проник сейчас к душе богини, постепенно начинал передаваться и ему…
Боги развлекались. Огромный зал Храма Странствий сиял от света бесчисленных факелов, оглушенный речами и смехом. С наступлением ночи с небес хлынули потоки дождя, освежающего душу и радующего сердца.
С Озера подул легкий ветерок.
Марта вздохнула полной грудью. Она покинула праздник и сейчас задумчиво бродила по галерее. Вроде бы, все было хорошо. Но темная, мрачная угроза начала пульсировать вдруг в ее голове, в ушах раздался пронзительный звон. Богиня увидела Аната.
– Наверное, мне это снится, – проворчал Анат.
– Что снится? – негромко спросила она.
– Ты, Марта. Конечно же, ты.
Потухший факел вдруг вспыхнул с новой силой, огонь затрепетал на ветру.
Аната на галерее не было. И быть не могло.
Но все же она видела его.
Музыка, голоса, грохот живого праздника, шум Великого Вращающегося Озера – все внезапно смолкло в ночи.
Марта почувствовала обжигающий холод медальона на груди и очнулась.
И в эти минуты под Храмом Странствий, вольно парившим в небе, задрожала земля, всколыхнулось Великое Озеро. Земля содрогалась и стонала, словно огромный, смертельно раненый волк.
Марта дико вскрикнула и взмахнула рукой, прогоняя видение – лицо Аната.
– Это знак! Следует прислушиваться к голосам небесных знаков и предзнаменований! ТЫ несешь всем нам гибель!
Марта отвернулась и опустилась на колени. Пронзительная боль тут же вгрызлась ей в сердце. Откуда-то с земли долетали испуганные крики борейцев.
Но богиня как будто выпала из своего времени и пространства.
А лицо Аната продолжало смотреть на нее в равнодушных ночных небесах.
– Хочешь быть моей царицей? Здесь и сейчас, на земле, морях и на всю оставшуюся нам вечность?
– Нет, – Марта впервые дала однозначный ответ. Ее голос был подобен дуновению ледяной белой пустыни.
– Почему? – губы Аната мелко дрожали. – Почему, Марта, скажи мне, почему?!
Она пристально смотрела в глаза ночного видения.
– Разве ты не слышал голоса Земли, Анат? Не слышал голоса ночи? Из этой ночи, нашей общей ночи, ничего не родится, ничего, что осталось бы в воспоминаниях радостью, а не страхом.
Далекий Анат застонал в отчаянии. О, как же хорошо он знал вот эту Марту. Уходя в себя, она перестает быть собой.
Анат, враг белых вещунов, знает Марту лучше остальных.
Никто другой не сможет узнать ее лучше, чем он.
Никогда!
Землетрясение закончилось, не причинив вреда борейской земле. Но краткий миг паники убил веселое настроение богов. Ночь почти отшагала намеченный ей путь, когда Япет почувствовал новые толчки.
Это были очень легкие судороги и почти неслышное рычание боли.
– Все наши Силы и вся наша Власть теперь не спасут нас, – прошептал Япет горестно.
Ночная птица пролетела мимо него, заполошно размахивая крылами и испуская пронзительные крики. Япет подумал: может, содрогания земного нутра передались небесам?
Когда на рассвете Марта проснулась, ей показалось, что смерть распростерла свои холодные крылья прямо над храмом. Скоро должно взойти солнце, но вместо радости Марта почти физически ощущала присутствие Смерти в Храме Странствий. У нее был запах, форма, голос, едва слышный, но явственный. Казалось, стоит лишь протянуть руку, и коснешься прохладного тела Погибели. В волосах богини запуталось льдистое, враждебное дыхание, усыпившее всю Вселенную и едва-едва оживший солнечный свет.
Марта долго лежала неподвижно. В маленькой келье Храма, в которой им с Танатой довелось заночевать, было нестерпимо холодно.
Марта подошла к Танате.
Сестра спала неспокойно и напряженно.
Тринадцатая Богиня ласково погладила сестренку по головке.
И вышла из кельи.
Под Храмом, закутанное в белесое марево, спало Великое Озеро. Марта бросила на галерею взгляд и беззвучно ахнула: там крались почти бесплотные, но угрожающе-реальные тени в кожаных доспехах.
Тут проснулась Таната, и Марта вернулась в келью.
Богиня прижала палец к губам, наклонилась над свернувшейся в уголке служительницей Храма и легонько тронула ее за плечо.
– Вставай! Отпавшие проникли в Храм. Ты знаешь тут все входы и выходы. Беги и предупреди воинов богов! – горячо зашептала она. – Беги!
Подскочила к Танате, решительно подхватила ее и побежала вслед за служительницей по коридору.
Пронзительный крик внезапно вспорол тишину. Служительница ахнула, а Марта, крепко держа сестру за руку, бросилась к винтовой лестнице.
Этот крик мог принадлежать лишь богине Лиут, их матери.
Последняя ступенька. Марта замерла на мгновение. Верхняя галерея Храма тонула в ленивом утреннем свете. Только ветер резвился в ней, праздновал свой вольный праздник.
Марта толкнула младшую сестру себе за спину и приблизилась к покоям богини печали. Лиут лежала на широком ложе.
Глаза богини были широко распахнуты навстречу утру и… безжизненны. Узкий ручеек крови еще струился из перерезанного горла. Лиут была мертва, а в покоях спокойно хозяйничал человек, принесший ей смерть.
Таната закричала.
– Ты стал хозяином судьбы богини печали, но, убив печаль, уничтожил и себя! – выкрикнула Марта.
Черный убийца медленно двинулся к ней.
– Ты что-то сказала, пожива червей? – он как-то даже весело осклабился, на миг, прикрывая глаза от радости: какой удачный день, сколько добычи для богини Карис!
– Я сказала, ты уже умер, – ядом упали в его сердце слова Марты.
Отпавший открыл глаза, и ужас смертный, маятный, парализовал его. Где дерзкая девчонка? Он не успел додумать.
В тот же миг его свалила с ног огромная белая волчица, подмяла, сомкнула клыки на груди. И кожаный доспех не помог. Она рвала его отчаянно, исступленно, неистово, беззвучно. Убийца Лиут пронзительно закричал и вскоре смолк.
Марта схватила Танату за руку и выскочила прочь из покоев матери.
Галерея Храма Странствий была по-прежнему пустынна. Вдалеке послышались крики встревоженных богов.
Марта в отчаянии закрыла глаза.
Слишком поздно. Боги тоже опаздывают прийти на помощь…
…Я был неповинен в страшной гибели Лиут. Это все Карис, она перехватила инициативу. Именно благодаря постепенному обескровливанию Разума ей в конечном итоге удалось развязать войну на уничтожение. Отпавшие жаждали противостояния с предельным напряжением сил. В этой борьбе им виделся источник какого-то невиданного, непрочувствованного еще экстаза.
Борея никогда не стремилась разрушить Отпавшую землю. Я, темный мистик бездны, прекрасно понимал это. Нам пришлось заставить Борею пойти на крайние меры!
Но видят небеса и бездна, я не хотел гибели Лиут!
Это все Карис, ревнивая Карис!..
…Бора низко склонился пред алтарем. Погрузившись в горестные мысли, он не замечал ничего вокруг, и только поглаживал камень алтаря, опаленного ударом молнии. Поглаживал в отчаянной попытке почерпнуть силы в священном для его сердца месте. Но не мог обрести Единый утешения.
Марта бесшумно приблизилась к нему и нежно погладила по голове. Ни в одном другом месте не отважилась бы она на подобный жест, но здесь, в этот момент, Марта была не только дочерью владыки Бореи, она была Тринадцатой Богиней, Белой Богиней Судьбы, равной, а, может быть, даже и высшей Бора по рангу.
Бора вскинул на нее глаза, схватил руку богини и провел ею по лицу. Он тоже сейчас видел в ней Более Могущественную Силу.
– Что мне делать? – едва слышно прошептал он, его голос напоминал младенческий лепет, да что там, он сам походил на ребенка, впервые в своей жизни испрашивающего совета, испрашивающего в жутком отчаянии, что сильнее даже крохотной искры надежды.
– Доверься времени, – ответила Марта, – И будь владыкой той земли, что избрала тебя.
Бора вскинул голову и огляделся по сторонам. В эти дни он думал только о себе и о своей боли. Он позабыл обо всем, что прежде было важно для него, и ныне это все припоминалось ему весьма смутно, с превеликим трудом.
– Поднимись с колен, владыка! – приказала ему Марта и наклонилась над отцом, помогая ему встать.
Бора грузно поднялся и прижался к алтарю, усыпанному белыми, алыми и желтыми цветами. Цветами смерти, распахнувшими свои бутоны навстречу ветру, избравшему отныне местом своего обитания покои его владычицы, владычицы печали.
И невосполнимостью утраты убившими сердце Владыки земли.
Марта нежно гладила его руку, и непосильный груз начал медленно, очень медленно растворяться в море ее нежности. Как будто кто-то забрал тяжкую ношу.
Бора вздохнул.
– Богиня дома моего, – прошептал он. – Вещунья белая, отыщи знак, что определит судьбу мою. Знак, что поведает мне о приношеньях будущего.
Марта отвела глаза от лица отца. Гудели пчелы, слишком рано засуетившиеся для этого времени года. Сладкий аромат цветов наполнил воздух.
Марта коснулась древнего камня, и чувство ничем не объяснимого восторга, чистой радости охватило ее. Чистая радость всегда одинока, ей нельзя поделиться, она – великая составная Культуры Тайны. В последний самый миг Марта подавила в себе порыв поделиться ею с отцом, ибо то, что исходило ныне от него, было слишком сумрачным и темным, оно несло опасность и страдания.
Бора с гибелью богини чистой печали перестал быть белым вещуном.
– Богиня воли к власти, Тарида, на седьмом месяце от тебя, отче. Вскоре она родит сына, – сказала Марта.
– Он будет жить? – вяло встрепенулся Бора. Марта помолчала, принимая непростое для нее решение.
– Да, будет. Но при условии, что ты и несколько преданных тебе Волхов удалитесь в камень. Только так ты сможешь сохранить часть дивьего борейского народа…
«…И потеряешь меня, – закончила она про себя. – Борея навсегда лишится повелителя. Ибо так записано в великих скрижалях странствий, и никто не в силах изменить предначертанное…»
…Бора, богиня Тарида и часть верных им ушли в камень белой горы Куйвы, что высится за заповедной еловой рощей. Осталось от Боры, после того, как сомкнулись горы, темные контуры могучей фигуры.
Теперь Марта приходила вечерами в рощу, прислушивалась к отдаленной перекличке ушедших в камень беловолосых, желтоглазых борейцев. Вспыхивали огоньки в глубинах Великого Вращающегося Озера, тучи ныряли в воду, все висело в мутной белесой мгле, и вместе с нею дрожало и колыхалось под глухими ударами колокола, что тихо и с натугой звенел в каменном чреве.
Марта со слезами на глазах вспоминала прощание с отцом. Он улыбнулся ей почти как в прежние, светлые времена, а затем повернулся к Япету, закутавшемуся в мантию из сверкающих нитей.
– Ты ведь будешь беречь ее, волх, Разум Огненный? – спросил Бора, и Япет сухо кивнул ему.
– Я буду беречь ее, – пообещал великий волх, прекрасно зная, что не он, а она, Тринадцатая Богиня, будет той, что станет оберегать его. Но стоит ли говорить об этом уходящему в камень?..
Марта крепко зажмурилась, вдыхая в себя далекие голоса ушедших борейцев. По-своему, они тоже… отпали. Вот и кончается борейская эра. Уходит, уходит величайший народ уже истекшего времени.
Когда ваши века клонятся к великому концу, старайтесь принять с тихой гордостью, достойно рассеяние свое и смело отдайтесь воле ветра, что развеет вас в пыль под конец лета…
Поклонники сумрачного экстаза жаждали битвы. Неведомо, какие силы ада вдохновляли Карис, заражая и меня своим темным воодушевлением, но маги тьмы отыскали действенное решение.
Много вечностей подряд размышлял я о том, что всякое тело космоса подобно человеческому телу, что способно оно разбудить глубинные силы. Ох, недаром я был магом острономейшей науки! Открылось мне, что на поверхности каждой планеты таятся свои активнейшие, яко человек, точки. Это лучики, словно у звезд пятиконечных и шестиконечных. Если в пяти таких лучиках найдется особый, редкостный материал, кан, то есть странник, любой сильный маг сможет по воле своей изменять земли. Один такой «странник» достался Япету – обрамил братец его кольцом магическим. «Странники» сии, явившиеся к нам с Ориона, способны были накапливать и передавать по всей земле энергию души, давали они знания о прошлом, настоящем и будущем.
Я повелел строить в земле Отпавшей огромные каменные башни, способные к передвижению. Иссиня-черные их громады свидетельствовали о том, что я, Мунт, был готов к борьбе до конца…
Марта настроила свое зрение, теперь она видела строительство жутких исполинов в Отпавшей земле.
В тот день было солнечно, но очень холодно. Люди-муравьи упрямо возводили башни. Все бурлило жизнью, слишком отчаянной, слишком активной и слишком истеричной, чтобы быть долгой.
Марта закрыла глаза, размышляя. Из нашего семени родится народ, думала она. Народ, что окажется сильнее времени. Из наших грехов и нашей святости вырастет нация, которая всколыхнет мирозданье. Эти люди никогда не будут говорить на нашем языке и никогда не будут носить наших имен, какое-то время их единственной целью пребудет власть, завоевание и покорение.
Но останется и малая толика рассеянных по земле белых вещунов, белыми волчьими душами рыскающих во тьме. Они не позволят рассеяться великой нации во мраке лабиринтов власти, они заставят некоторых из них научиться Культуре Тайны.
К Марте молча подошел Япет и взял ее за руку. Они понимали друг друга без слов. Они видели одно и то же: сумрачные жуткие башни уничтожения.
– Новые камни, без истории, – прошептал, наконец, Япет.
– Они не успеют накопить в себе энергию истории, – вздохнула Марта. Будущее казалось сном.
Ночным кошмаром. – У них нет глаз, чтобы узреть сердце и душу.
Марта поежилась зябко. Великое Небо, как холодно! Очень холодно.
Стихия земли начала перерождаться в стихию воды – медленно, очень медленно, подобно тому, как под огнем свечи плавится и стекает струйкой гибели воск…
…Темные, тяжелые облака метались по небу, отрыгивая в мир призрачный неживой свет. Ночь трепетала нервными огнями факелов.
Белая Богиня, Волчица, бежала к Храму времени. Узкая каменистая тропинка, весной чуть украшенная робкой травой, сейчас казалась старчески лысой и отстраненной. Скоро волчица будет на месте, половина пути уже проделана.
Вершину горы занавесили тучи, – воровки, укравшие у нее точный ориентир в пути.
Волчица замерла на мгновение. Здесь, в священных горах, непогодь ощущалась сильнее. Марта чувствовала токи энергии, перебегавшие от неба к земле.
Спокойно. Осталось сделать только пару шагов в туманном мареве. Все казалось иным, чужим. Воздух пощипывал, одуряя таинственными запахами.
Тоска по Неизвестному охватила душу, больно сжала сердце. Не по Мужчине, что станет единственным спутником Волчицы, нет! По Неизвестному, что войдет в ее мысли, страхи, чувства, слабость, нежность. Пусть не сейчас, не в этой жизни, не в жизни вообще, но войдет!
Я хочу любить тебя, думала она, я хочу любить тебя. Не как женщина любит мужчину, а как любит она в мужчине самое себя.
Но сеть судьбы уж сплетена, ты запутаешься в ней с ненужной любовью…
– Боре ни к чему мое присутствие.
– Знаю, отец боится тебя.
Япет замер. Затем отвел глаза от Марты, скользнул взглядом по ночному озеру и его стражам-горам, казавшимся темными набросками на великолепной картине небесных художников. А потом молча пошел в Храм.
Он был огромен, не так, конечно, как Храм Странствий, но все же… Марта вжала голову в плечи, храм был пронизан святыми тайнами, показавшимися ей вдруг чужими и непостижимыми. Она подошла к стене и осторожно коснулась шероховатой поверхности ладонью. Стена была поразительно теплой и живой, и Марта невольно задумалась о том, что за народ в свое время создал этот храм?
«Это безумие совершенства! Или совершенное безумие?»
– Время сжалось для нашего народа до размеров стен этого храма, и даже имена наши будут преданы забвению. Надолго, если не навсегда.
Марта долго молчала.
– Почему? – наконец, решилась спросить она.
– Ты, Белая Богиня Судьбы, Волчья Богиня, спрашиваешь у меня, почему?! – тихо ахнул Япет. – Это в порядке вещей, это – миропорядок. Тебе же, как всем борейцам, дана сила, власть над всем, что невозможно увидеть и услышать. Ты можешь руками соприкоснуться с гнойными ранами Событий, коим еще только суждено случиться в отдаленном будущем, и ты же способна соприкоснуться с тем, что укрыто покрывалами прошлого. И ты спрашиваешь почему! Борейцы, белые вещуны, долго жили дыханием земли, в гармонии с небесами. Но мой брат, мой родной брат нарушил эту гармонию! Его сердце – против нас. Он отпал во тьму. Помни, Марта, если человек убивает дерево, в нем самом умирает некая частица, что связана с единым целым. Если человек забывает небеса, небеса тоже забудут обо всем. И ополчатся. Но не на одного, забывчивого, человека, а на весь его род…
Они вернулись на праздничные торжества.
За Мартой внимательно следили серые глаза. Анат.
Что такое, что за дрожь охватила его внезапно, что за непонятный жар нарастает в нем, когда глядит он на Тринадцатую Богиню? Ведь она – враг. Так говорит отец.
На Марте обычная белая одежда, и волосы белые – белее не бывает! – распущены, как прежде. Странное ощущение – Марта перестала быть ребенком. Анат почувствовал ясно, что должен подобраться к ней поближе, ощутить ее тепло, ибо вокруг – одни враги, невозмутимые, белые, холодные. Те, которых не подчинить себе никогда. С ними холодно, знобко, и лишь она одна есть тепло, есть Жизнь.
Анат коснулся руки Марты.
– В один из дней я стану здесь владыкой, – прошептал он. – А ты – моей царицей.
Марта улыбнулась. Ей было жаль Аната. Да, в один из дней она станет его царицей, но ему не быть здесь владыкой. Время сжалось для них до размеров храма на одинокой скале.
В голове ее внезапно зазвенел хрустальный прозрачный голос:
«Твой избранник придет с западной стороны земли, оттуда являются все дурные предзнаменования, его язык будет похож и непохож на язык борейский. Волосы его цвета зрелой пшеницы, глаза покажутся синими-синими, как ясное небо ярким зимним днем. Он станет тенью всей твоей жизни».
Марта судорожно затрясла головой.
Анат ничего не заметил.
…Духовное мое бунтарство окончательно вызрело к началу эры Козерога. Я стал антимиром мира белых вещунов.
Отныне мы стали друг для друга чем-то вроде страшного сказанья. Однако сказанье было реально…
Борейцы носились со своим цветом-символом. Белые! Ну да, конечно! Земля, ставшая теперь для меня бывшей, называлась иначе – Страной Белых Вод. Именно такими казались все ее многочисленные ручьи, реки и озера под непрекращающимся никогда матовым свечением воздуха.
Я же был черным! Карис, милейшая моя, всеразрушающая женушка, окрасила меня в свой цвет, заставляя считать ее – и только ее! – первоверховной.
Белые волхи совершенствовались в своей чудной, дивьей магии. Я созерцал их на почтительном удалении и совершенствовал вместе с сыном наше колдовство. И их, и наша власть мысли над веществом и энергией была абсолютной. Почти абсолютной…
Воды времени текли… Идея Карис использовать волшбу в качестве идеального оружия разрушения, представлявшаяся мне еще недавно страшной и дикой, все более овладевала моим сердцем. Карис умела тешить ущемленную гордость и оскорбленные чувства лаской всеуничтожения.
Анат тоже стал на сторону богини-матушки.
– Война – это ужас и безысходность, – вещал сын с видом мрачного мудреца. – Она нужна нам, ибо какие бездны откроет в себе душа любого белого борейца, низвергнутого в кошмар? Вот именно, душа потемнеет, затуманится тьмой от боли!
Но спровоцировать белых вещунов на такую войну – войну на уничтожение — было невозможно. Бора был не глуп, а уж Япеткой, братцем моим родным, я в иной ситуации мог бы гордиться. Ох, и многоумен братушка! Но и я тоже не прост.
Битвы не получалось. Мои воины попадали в искусно наведенный Япетом туман, и, блуждая, отклонялись от цели, бесследно растворялись в нем. Словно и не было никогда темных воинов. Белый цвет поглощал все остальные оттенки мирочувствований.
Он был всесилен.
Борейцы признавали только поединки. Волк на волка, белый вещун на темного вещуна. И тут уж кто кого, то желтые глаза повергнут в прах черного волка, то – наоборот. Вот так и продолжалась эта странная война.
Война нетерпимого экстаза со всеохватным покоем.
Но в поединках ратных всегда гибнут лучшие….
Ветер, задувавший со стороны Великого Вращающегося Озера, принес с собой звуки и голоса смерти.
Небо закрылось, тучи, летевшие над озером, злорадно предвещали бурю.
Но, несмотря на это, процессия богов и верных им белых волхов двигалась к Храму Странствий.
Марта задыхалась от неприятного ощущения: за ней наблюдают, наблюдают издалека и враждебно. Побледнев, Белая Богиня обернулась: никого, кто смог бы предвещать угрозу. Музыка флейт и крики борейской толпы, сопровождавшей торжественное шествие богов, испуганно замолкали пред шипением теней, угрожающе надвигающихся с Озера.
Тени казались черными птицами, терпеливо выжидавшими того момента, когда можно будет налететь на свою добычу, заклевать…
Марта покосилась на Танату. Сестренка шла медленно, совершенно уйдя в свои мысли и не замечая ничего вокруг.
За богами захлопнулись врата Храма, словно их поглотило молчание. Чуть согревало лишь пламя факелов.
Храм Странствий был великолепен. Стены изукрашены листами золота, лампы и чаши с благовониями тоже из золота. Тяжелые ковры покрывали полы из белого камня, они съедали шаги, глушили любые звуки.
Это холодное великолепие было рождено царством мужчин. Оно кричало об их власти и силе. Здесь было неуютно богиням-женщинам.
А еще Марта никак не могла увидеть, разглядеть ту божественную нить, что связывает камень с землей, а человека с небом.
Легкая ледяная дрожь неприятно коснулась ее тела.
Неужели Храм Странствий, лучший и самый главный храм их благословенной земли, способен внушать ей, Богине Судьбы, тревогу?
Она с трудом перевела дыхание.
Церемония началась.
Внезапно Марту охватил липкий, омерзительно неприятный страх. Глаза вдруг заволокло красноватым туманом, а потом в нервно подрагивающем огне факела появилось лицо неизвестного, изрыгающего проклятия человека. В руках он сжимал окровавленный меч странной формы.
В ужасе Марта отшатнулась. Кажется, кроме нее, никто ничего не увидел и не услышал. Только великий волх, до сего момента стоявший чуть поодаль, бросился к ней.
– Следуй за мной! – кратко бросил он на ходу.
Не решаясь еще раз взглянуть на того человека с мечом, что родился из пламени факела, Марта молча двинулась за Япетом. Они пересекли темную галерею, вошли в тесную камору. Запах трав и благовоний туманил голову. Здесь не было зажжено никакого огня, камора казалась совершенно пустой.
Япет отбросил в сторону посох, скинул остроконечную шапку и роскошный плащ. Великий волх молчал, пристально вглядываясь в Тринадцатую Богиню Бореи. Она очень изменилась. Она была напряжена как остро отточенный клинок. Ее кожа излучала золотистое свечение, лицо казалось совершенным под копной белых волос, наколдовывающих нежный свет даже в самой непроглядной тьме. В ней не было мягкости Лиут, от Марты веяло решимостью. Она не была похожа ни на одного из борейских богов.
– Что ты увидела в огне факела, Марта? Голос Япета был глухим, усыпляющим и мирным, как нежное, ровное бормотание Великого Озера, высвобождающее мысли и язык. Он очень редко говорил так с окружающими, очень неохотно пользовался этой особой своей силой, ибо претило ему влиять на волю других существ. К тому же Япету было прекрасно известно, что, проникнув за покровы тайны другого человека, он впустит в себя чужие страхи и беды. И не всегда потом удается справиться с ними, не причинив вреда собственной душе.
Во времена своей юности Япет часто страдал из-за собственного дара, сурово расплачиваясь за умение проникать в самые дальние уголки мира теней.
– Смерть, – прошептала Марта. – Смерть, что придет с Озера…
– Значит, смерть… Я тоже чувствовал ее. Я предупрежу великого бога Ларифура, он усилит охранные заклятия.
Марта молчала. В этой пустой каморе, не имевшей, казалось, никакого отношения к Храму со всеми его церемониями, она почувствовала себя заживо возложенной в роскошный саркофаг, и жажда обрести воздушные легкие крылья, спокойную радость воли все нарастала и нарастала в ее душе.
Япет легко коснулся рукою ее лба, отогнал напряжение. А потом заговорил, лишь бы утешить:
– Слышал я, что говорят о тебе, будто в целительстве ты лучше своего учителя.
– Может и так. Это лишь его заслуга, – отозвалась Марта.
Япет удовлетворенно кивнул головой. Он хорошо воспитал свою ученицу, передал ей все свои знания, тайные и явные. Но он всегда знал, что она достигнет неизмеримо больших высот.
И день такой приближался. Марте не о чем было спрашивать Япета, он научил ее всему.
– Прислушивайся к голосам знаков небесных, – прошептал Япет.
Горькая улыбка скользнула по ее губам.
– О, не бойся, – вздохнула Марта. – Что еще остается Богине Судьбы, Волчьей Богине, как не прислушиваться к шепоту знаков, как не вынюхивать чьи-то следы на стезе Жизни?
Япет вздохнул. Страх, что проник сейчас к душе богини, постепенно начинал передаваться и ему…
Боги развлекались. Огромный зал Храма Странствий сиял от света бесчисленных факелов, оглушенный речами и смехом. С наступлением ночи с небес хлынули потоки дождя, освежающего душу и радующего сердца.
С Озера подул легкий ветерок.
Марта вздохнула полной грудью. Она покинула праздник и сейчас задумчиво бродила по галерее. Вроде бы, все было хорошо. Но темная, мрачная угроза начала пульсировать вдруг в ее голове, в ушах раздался пронзительный звон. Богиня увидела Аната.
– Наверное, мне это снится, – проворчал Анат.
– Что снится? – негромко спросила она.
– Ты, Марта. Конечно же, ты.
Потухший факел вдруг вспыхнул с новой силой, огонь затрепетал на ветру.
Аната на галерее не было. И быть не могло.
Но все же она видела его.
Музыка, голоса, грохот живого праздника, шум Великого Вращающегося Озера – все внезапно смолкло в ночи.
Марта почувствовала обжигающий холод медальона на груди и очнулась.
И в эти минуты под Храмом Странствий, вольно парившим в небе, задрожала земля, всколыхнулось Великое Озеро. Земля содрогалась и стонала, словно огромный, смертельно раненый волк.
Марта дико вскрикнула и взмахнула рукой, прогоняя видение – лицо Аната.
– Это знак! Следует прислушиваться к голосам небесных знаков и предзнаменований! ТЫ несешь всем нам гибель!
Марта отвернулась и опустилась на колени. Пронзительная боль тут же вгрызлась ей в сердце. Откуда-то с земли долетали испуганные крики борейцев.
Но богиня как будто выпала из своего времени и пространства.
А лицо Аната продолжало смотреть на нее в равнодушных ночных небесах.
– Хочешь быть моей царицей? Здесь и сейчас, на земле, морях и на всю оставшуюся нам вечность?
– Нет, – Марта впервые дала однозначный ответ. Ее голос был подобен дуновению ледяной белой пустыни.
– Почему? – губы Аната мелко дрожали. – Почему, Марта, скажи мне, почему?!
Она пристально смотрела в глаза ночного видения.
– Разве ты не слышал голоса Земли, Анат? Не слышал голоса ночи? Из этой ночи, нашей общей ночи, ничего не родится, ничего, что осталось бы в воспоминаниях радостью, а не страхом.
Далекий Анат застонал в отчаянии. О, как же хорошо он знал вот эту Марту. Уходя в себя, она перестает быть собой.
Анат, враг белых вещунов, знает Марту лучше остальных.
Никто другой не сможет узнать ее лучше, чем он.
Никогда!
Землетрясение закончилось, не причинив вреда борейской земле. Но краткий миг паники убил веселое настроение богов. Ночь почти отшагала намеченный ей путь, когда Япет почувствовал новые толчки.
Это были очень легкие судороги и почти неслышное рычание боли.
– Все наши Силы и вся наша Власть теперь не спасут нас, – прошептал Япет горестно.
Ночная птица пролетела мимо него, заполошно размахивая крылами и испуская пронзительные крики. Япет подумал: может, содрогания земного нутра передались небесам?
Когда на рассвете Марта проснулась, ей показалось, что смерть распростерла свои холодные крылья прямо над храмом. Скоро должно взойти солнце, но вместо радости Марта почти физически ощущала присутствие Смерти в Храме Странствий. У нее был запах, форма, голос, едва слышный, но явственный. Казалось, стоит лишь протянуть руку, и коснешься прохладного тела Погибели. В волосах богини запуталось льдистое, враждебное дыхание, усыпившее всю Вселенную и едва-едва оживший солнечный свет.
Марта долго лежала неподвижно. В маленькой келье Храма, в которой им с Танатой довелось заночевать, было нестерпимо холодно.
Марта подошла к Танате.
Сестра спала неспокойно и напряженно.
Тринадцатая Богиня ласково погладила сестренку по головке.
И вышла из кельи.
Под Храмом, закутанное в белесое марево, спало Великое Озеро. Марта бросила на галерею взгляд и беззвучно ахнула: там крались почти бесплотные, но угрожающе-реальные тени в кожаных доспехах.
Тут проснулась Таната, и Марта вернулась в келью.
Богиня прижала палец к губам, наклонилась над свернувшейся в уголке служительницей Храма и легонько тронула ее за плечо.
– Вставай! Отпавшие проникли в Храм. Ты знаешь тут все входы и выходы. Беги и предупреди воинов богов! – горячо зашептала она. – Беги!
Подскочила к Танате, решительно подхватила ее и побежала вслед за служительницей по коридору.
Пронзительный крик внезапно вспорол тишину. Служительница ахнула, а Марта, крепко держа сестру за руку, бросилась к винтовой лестнице.
Этот крик мог принадлежать лишь богине Лиут, их матери.
Последняя ступенька. Марта замерла на мгновение. Верхняя галерея Храма тонула в ленивом утреннем свете. Только ветер резвился в ней, праздновал свой вольный праздник.
Марта толкнула младшую сестру себе за спину и приблизилась к покоям богини печали. Лиут лежала на широком ложе.
Глаза богини были широко распахнуты навстречу утру и… безжизненны. Узкий ручеек крови еще струился из перерезанного горла. Лиут была мертва, а в покоях спокойно хозяйничал человек, принесший ей смерть.
Таната закричала.
– Ты стал хозяином судьбы богини печали, но, убив печаль, уничтожил и себя! – выкрикнула Марта.
Черный убийца медленно двинулся к ней.
– Ты что-то сказала, пожива червей? – он как-то даже весело осклабился, на миг, прикрывая глаза от радости: какой удачный день, сколько добычи для богини Карис!
– Я сказала, ты уже умер, – ядом упали в его сердце слова Марты.
Отпавший открыл глаза, и ужас смертный, маятный, парализовал его. Где дерзкая девчонка? Он не успел додумать.
В тот же миг его свалила с ног огромная белая волчица, подмяла, сомкнула клыки на груди. И кожаный доспех не помог. Она рвала его отчаянно, исступленно, неистово, беззвучно. Убийца Лиут пронзительно закричал и вскоре смолк.
Марта схватила Танату за руку и выскочила прочь из покоев матери.
Галерея Храма Странствий была по-прежнему пустынна. Вдалеке послышались крики встревоженных богов.
Марта в отчаянии закрыла глаза.
Слишком поздно. Боги тоже опаздывают прийти на помощь…
…Я был неповинен в страшной гибели Лиут. Это все Карис, она перехватила инициативу. Именно благодаря постепенному обескровливанию Разума ей в конечном итоге удалось развязать войну на уничтожение. Отпавшие жаждали противостояния с предельным напряжением сил. В этой борьбе им виделся источник какого-то невиданного, непрочувствованного еще экстаза.
Борея никогда не стремилась разрушить Отпавшую землю. Я, темный мистик бездны, прекрасно понимал это. Нам пришлось заставить Борею пойти на крайние меры!
Но видят небеса и бездна, я не хотел гибели Лиут!
Это все Карис, ревнивая Карис!..
…Бора низко склонился пред алтарем. Погрузившись в горестные мысли, он не замечал ничего вокруг, и только поглаживал камень алтаря, опаленного ударом молнии. Поглаживал в отчаянной попытке почерпнуть силы в священном для его сердца месте. Но не мог обрести Единый утешения.
Марта бесшумно приблизилась к нему и нежно погладила по голове. Ни в одном другом месте не отважилась бы она на подобный жест, но здесь, в этот момент, Марта была не только дочерью владыки Бореи, она была Тринадцатой Богиней, Белой Богиней Судьбы, равной, а, может быть, даже и высшей Бора по рангу.
Бора вскинул на нее глаза, схватил руку богини и провел ею по лицу. Он тоже сейчас видел в ней Более Могущественную Силу.
– Что мне делать? – едва слышно прошептал он, его голос напоминал младенческий лепет, да что там, он сам походил на ребенка, впервые в своей жизни испрашивающего совета, испрашивающего в жутком отчаянии, что сильнее даже крохотной искры надежды.
– Доверься времени, – ответила Марта, – И будь владыкой той земли, что избрала тебя.
Бора вскинул голову и огляделся по сторонам. В эти дни он думал только о себе и о своей боли. Он позабыл обо всем, что прежде было важно для него, и ныне это все припоминалось ему весьма смутно, с превеликим трудом.
– Поднимись с колен, владыка! – приказала ему Марта и наклонилась над отцом, помогая ему встать.
Бора грузно поднялся и прижался к алтарю, усыпанному белыми, алыми и желтыми цветами. Цветами смерти, распахнувшими свои бутоны навстречу ветру, избравшему отныне местом своего обитания покои его владычицы, владычицы печали.
И невосполнимостью утраты убившими сердце Владыки земли.
Марта нежно гладила его руку, и непосильный груз начал медленно, очень медленно растворяться в море ее нежности. Как будто кто-то забрал тяжкую ношу.
Бора вздохнул.
– Богиня дома моего, – прошептал он. – Вещунья белая, отыщи знак, что определит судьбу мою. Знак, что поведает мне о приношеньях будущего.
Марта отвела глаза от лица отца. Гудели пчелы, слишком рано засуетившиеся для этого времени года. Сладкий аромат цветов наполнил воздух.
Марта коснулась древнего камня, и чувство ничем не объяснимого восторга, чистой радости охватило ее. Чистая радость всегда одинока, ей нельзя поделиться, она – великая составная Культуры Тайны. В последний самый миг Марта подавила в себе порыв поделиться ею с отцом, ибо то, что исходило ныне от него, было слишком сумрачным и темным, оно несло опасность и страдания.
Бора с гибелью богини чистой печали перестал быть белым вещуном.
– Богиня воли к власти, Тарида, на седьмом месяце от тебя, отче. Вскоре она родит сына, – сказала Марта.
– Он будет жить? – вяло встрепенулся Бора. Марта помолчала, принимая непростое для нее решение.
– Да, будет. Но при условии, что ты и несколько преданных тебе Волхов удалитесь в камень. Только так ты сможешь сохранить часть дивьего борейского народа…
«…И потеряешь меня, – закончила она про себя. – Борея навсегда лишится повелителя. Ибо так записано в великих скрижалях странствий, и никто не в силах изменить предначертанное…»
…Бора, богиня Тарида и часть верных им ушли в камень белой горы Куйвы, что высится за заповедной еловой рощей. Осталось от Боры, после того, как сомкнулись горы, темные контуры могучей фигуры.
Теперь Марта приходила вечерами в рощу, прислушивалась к отдаленной перекличке ушедших в камень беловолосых, желтоглазых борейцев. Вспыхивали огоньки в глубинах Великого Вращающегося Озера, тучи ныряли в воду, все висело в мутной белесой мгле, и вместе с нею дрожало и колыхалось под глухими ударами колокола, что тихо и с натугой звенел в каменном чреве.
Марта со слезами на глазах вспоминала прощание с отцом. Он улыбнулся ей почти как в прежние, светлые времена, а затем повернулся к Япету, закутавшемуся в мантию из сверкающих нитей.
– Ты ведь будешь беречь ее, волх, Разум Огненный? – спросил Бора, и Япет сухо кивнул ему.
– Я буду беречь ее, – пообещал великий волх, прекрасно зная, что не он, а она, Тринадцатая Богиня, будет той, что станет оберегать его. Но стоит ли говорить об этом уходящему в камень?..
Марта крепко зажмурилась, вдыхая в себя далекие голоса ушедших борейцев. По-своему, они тоже… отпали. Вот и кончается борейская эра. Уходит, уходит величайший народ уже истекшего времени.
Когда ваши века клонятся к великому концу, старайтесь принять с тихой гордостью, достойно рассеяние свое и смело отдайтесь воле ветра, что развеет вас в пыль под конец лета…
Поклонники сумрачного экстаза жаждали битвы. Неведомо, какие силы ада вдохновляли Карис, заражая и меня своим темным воодушевлением, но маги тьмы отыскали действенное решение.
Много вечностей подряд размышлял я о том, что всякое тело космоса подобно человеческому телу, что способно оно разбудить глубинные силы. Ох, недаром я был магом острономейшей науки! Открылось мне, что на поверхности каждой планеты таятся свои активнейшие, яко человек, точки. Это лучики, словно у звезд пятиконечных и шестиконечных. Если в пяти таких лучиках найдется особый, редкостный материал, кан, то есть странник, любой сильный маг сможет по воле своей изменять земли. Один такой «странник» достался Япету – обрамил братец его кольцом магическим. «Странники» сии, явившиеся к нам с Ориона, способны были накапливать и передавать по всей земле энергию души, давали они знания о прошлом, настоящем и будущем.
Я повелел строить в земле Отпавшей огромные каменные башни, способные к передвижению. Иссиня-черные их громады свидетельствовали о том, что я, Мунт, был готов к борьбе до конца…
Марта настроила свое зрение, теперь она видела строительство жутких исполинов в Отпавшей земле.
В тот день было солнечно, но очень холодно. Люди-муравьи упрямо возводили башни. Все бурлило жизнью, слишком отчаянной, слишком активной и слишком истеричной, чтобы быть долгой.
Марта закрыла глаза, размышляя. Из нашего семени родится народ, думала она. Народ, что окажется сильнее времени. Из наших грехов и нашей святости вырастет нация, которая всколыхнет мирозданье. Эти люди никогда не будут говорить на нашем языке и никогда не будут носить наших имен, какое-то время их единственной целью пребудет власть, завоевание и покорение.
Но останется и малая толика рассеянных по земле белых вещунов, белыми волчьими душами рыскающих во тьме. Они не позволят рассеяться великой нации во мраке лабиринтов власти, они заставят некоторых из них научиться Культуре Тайны.
К Марте молча подошел Япет и взял ее за руку. Они понимали друг друга без слов. Они видели одно и то же: сумрачные жуткие башни уничтожения.
– Новые камни, без истории, – прошептал, наконец, Япет.
– Они не успеют накопить в себе энергию истории, – вздохнула Марта. Будущее казалось сном.
Ночным кошмаром. – У них нет глаз, чтобы узреть сердце и душу.
Марта поежилась зябко. Великое Небо, как холодно! Очень холодно.
Стихия земли начала перерождаться в стихию воды – медленно, очень медленно, подобно тому, как под огнем свечи плавится и стекает струйкой гибели воск…
…Темные, тяжелые облака метались по небу, отрыгивая в мир призрачный неживой свет. Ночь трепетала нервными огнями факелов.
Белая Богиня, Волчица, бежала к Храму времени. Узкая каменистая тропинка, весной чуть украшенная робкой травой, сейчас казалась старчески лысой и отстраненной. Скоро волчица будет на месте, половина пути уже проделана.
Вершину горы занавесили тучи, – воровки, укравшие у нее точный ориентир в пути.
Волчица замерла на мгновение. Здесь, в священных горах, непогодь ощущалась сильнее. Марта чувствовала токи энергии, перебегавшие от неба к земле.
Спокойно. Осталось сделать только пару шагов в туманном мареве. Все казалось иным, чужим. Воздух пощипывал, одуряя таинственными запахами.
Тоска по Неизвестному охватила душу, больно сжала сердце. Не по Мужчине, что станет единственным спутником Волчицы, нет! По Неизвестному, что войдет в ее мысли, страхи, чувства, слабость, нежность. Пусть не сейчас, не в этой жизни, не в жизни вообще, но войдет!
Я хочу любить тебя, думала она, я хочу любить тебя. Не как женщина любит мужчину, а как любит она в мужчине самое себя.
Но сеть судьбы уж сплетена, ты запутаешься в ней с ненужной любовью…