– Ну и наплела! – Эйнар, одним из первых опомнившись, затряс головой. – Так этот удалец, которого ты убил, был ее любовником? Или все эти трое на цепи? Понятно, что женщина огорчилась. Она бы попросила по-хорошему – может, тут бы и другие мужчины нашлись, ничуть не хуже…
– Остынь, – поддел его Виндир. – Ты же видел, что она принимает облик телки. А этот хрен с ушами, риг Даохан то есть, нам же рассказывал, что в этой стране король бывает мужем богини в облике…
– Молчи, молчи! – Эйнар замахал руками. – Но накидочку-то мою она уволокла… А и тролли с ней! – Вдруг обретя здравомыслие, он махнул рукой. – Очень мне нужна одежка со всяких уродов, что за неимением приличных женщин не брезгают телками, кобылами и овцами!
Глава 4
На ночь Торвард приказал выставить усиленные дозоры, но и сам почти не спал. Сидя у костра, он смотрел в огонь и прислушивался к тишине. Иногда он вставал, обходил стан, поверял, не задремал ли кто-то из дозорных, а потом стоял во тьме и вглядывался в реку. Он невольно ждал, что из воды снова появится что-то неприятное; но чем дольше он смотрел, тем сильнее делалось ощущение, что река в ответ смотрит на него, видит его, думает о нем. Если ждать нечто от подобной, слишком уж одушевленной реки, то оно появится. Этой ночью Торвард с необычайной отчетливостью стал понимать, чем земля Зеленых островов отличается от всех прочих. В ней было слишком много души, словно здесь собралась, спряталась и сохранилась живая душа земли вообще, зародившаяся в ней в миг сотворения, а потом отступающая все дальше под напором человеческого рода. Эта душа чувствовалась везде: в здешних лугах и полях, в камнях, в реках и ручьях. Каждый холмик здесь носил особое имя и служил прибежищем тем или иным силам. Улады говорят, что под каждым холмом кто-то живет: там прячутся остатки загадочного народа, обитавшего здесь до людей. Уцелевшую душу земли здесь почитали, и от этого она легко принимала человеческий облик и говорила с людьми.
Однако за ночь ничего не случилось, и утром войско двинулось дальше. После гибели Лойдира и его воинов больше некому было преградить сэвейгам путь, и они продвигались вперед беспрепятственно. Дорога вела через луга и пашни, иногда через рощи. По сторонам несколько раз попадались деревеньки – скопище круглых хижин с плетенными из прутьев и обмазанными глиной стенами, под соломенной кровлей. Местное население почти все разбежалось, напуганное слухами о чужом войске и битве, только кое-где остались дряхлые старики и старухи, никому не нужные и потому ничего не боящиеся. Торвард посылал людей заглянуть в пару хижин – кроме очага в земляной яме и пары деревянных мисок, там не было почти ничего. На лугах паслась скотина, которую жители не успели угнать и спрятать где-нибудь в оврагах, но Торвард не велел пока отвлекаться на добычу. Ему хотелось скорее найти бруг правителей этого острова. Войско разделяло его нетерпение: ведь Даохан говорил им, что Брикрен Биле Буада богаче прочих уладских ригов, и в его жилище наверняка найдется немало достойной добычи.
Королевский бруг оказался построен на мысу над рекой, вдоль которой шли сэвейги, и почти не отличался от жилища Даохана на острове Банба, только был побольше. Вершина его башни, стоявшей на холме, возвышалась даже над верхушками буковой рощи, через которую тянулась дорога. Повеселевшие сэвейги прибавили шагу, как вдруг Торвард, шедший впереди, заметил на склоне холма что-то живое. Только что дорога, тянувшаяся через светлую буковую рощу, была пуста до самой вершины подъема – и вдруг на ней появился человек, словно соткавшийся из воздуха. Разумеется, это оказалась женщина. И не из тех, что попадаются навстречу просто так.
Торвард крикнул, махнул рукой, и войско позади него замедлило шаг, потом совсем остановилось. В молчании все смотрели на приближающуюся фигуру, которая казалась особенно маленькой, хрупкой, ненастоящей среди зеленовато-серых, высоченных и толстых стволов. Это была молодая девушка со сложной прической из вьющихся волос ярко-медного цвета: несколько прядей причудливым образом обвивали голову, а одна спускалась до самых колен. Одежду незнакомки составляла шелковая рубашка со складчатым подолом, отделанная золотой тесьмой, и красный плащ, а нагрудная застежка сияла на солнце. Девушка шла не спеша, с самым величественным и гордым видом, будто многочисленное чужеземное войско впереди ничуть ее не пугало.
Однако, когда незнакомка подошла ближе, оказалось, что красотой лица она похвалиться не может: светло-карие глаза сидели слишком близко, кожу на лице сплошь покрывали веснушки, отчего она казалась рыжеватой, рыжими были брови и ресницы. Все это, в сочетании с красным цветом одежды и золотом многочисленных украшений, придавало девушке вид какого-то огненного духа. И дух этот был разгневан: глаза ее смотрели на пришельцев строго и не слишком-то дружелюбно.
Немного не дойдя до подножия холма, гостья из буковой рощи остановилась, будто чего-то выжидая. Вблизи стало еще лучше видно, как богат ее наряд и как величаво лицо, – любой догадался бы, что перед ним не простая пастушка, а знатная дева. А может, колдунья.
Торвард смотрел на незнакомку с недоверием и настороженностью, ожидая, что сейчас и она превратится в какую-нибудь белую телку или что похуже и набросится на него. Но девушка стояла спокойно, ни во что не собираясь превращаться.
– Спроси у нее, конунг, кто она и зачем пришла? – шепнул ему Хавган.
– Считай, что спросил. Переводи.
– Нет, конунг, так не полагается! – горячо зашептал бард. – Ты должен спросить, иначе она не станет отвечать.
– Кто она такая? Ты ее знаешь?
– Не знаю. Но мы и не узнаем, если ты не спросишь. Ведь не я должен с ней говорить, а ты!
Торвард с досадой вздохнул: в этой странной земле царили строгие законы, и если он хочет разговаривать с этим удивительным созданием, придется им подчиняться. И он спросил:
– Кто ты такая, девушка, кто твой отец?
– Много у меня имен, – проговорила девушка, и хотя Хавган тут же перевел, Торвард почти и сам уже все понял. – Зовусь я Крик, зовусь я Стон, Вопль, Причитание, Зимний Ветер зовусь я, Страшная Ночь, Тень на Воде зовусь я.
– Плохо дело, – шепнул Халльмунд. Все по привычке держались за мечи, а он – за торсхаммер на груди. – Это ведьма, конунг.
– Или богиня, – с другой стороны добавил Сельви.
– Так сколько ж у них богинь, тролли б их побрали!
– Много, конунг. Или это все одна, но у нее очень много обликов.
– Да нет, это ведьма! – настаивал Халльмунд. – Я уже знаю – такими дикими именами себя называют здешние ведьмы. Хавган, помнишь, рассказывал про одного, который себе в жены такую красотку подобрал, а она его потом в бочке с пивом утопила.
– Ведьма, богиня! – Эйнар сплюнул, выражая свое отношение ко всем подобным существам. – Один тролль! Ну чем здешние богини отличаются от ведьм, а, Сельви! Скажи, если такой умный!
– Сказала же: зовут ее Страшная Ночь! – буркнул Гудбранд. – Я всяких женщин повидал и не привередливый вроде, но с такой на ночь оставаться… и впрямь страшновато.
– И что мне с ней делать? – Торвард еще раз окинул взглядом девушку, способную смутить даже хирдманов в походе.
– А ты спроси у нее сам, – посоветовал Хавган.
– Зачем ты вышла нам навстречу, девушка с такими странными именами? – громко спросил Торвард.
– Для твоей великой радости и счастья вышла я сюда, о вождь, ибо ты убил Лойдира мак Брикрена.
– Для моей радости? – в изумлении повторил Торвард.
– Наверное, она благосклонна к тебе, – шепнул Хавган, – видимо, Лойдир был ее врагом.
– Может, она к нему неровно дышала, а он выбрал ту телку из реки, вот она обиду и затаила, – ухмыльнулся Эйнар. – И все ждала, чтобы его убил кто-нибудь, ну, помните, как Брюнхильд…
– Но, потише! – Халльмунд, кажется, обиделся за героиню родных преданий. – Ты нашу Брюнхильд со всякой телкой красноглазой не равняй!
– Откуда ты идешь? – спросил Торвард у девушки.
– Я иду с острова Эриу, где обучалась искусству предсказания.
– Пешком, что ли? – непочтительно ухмыльнулся Эйнар.
– Такая может!
– Спроси, есть ли у нее сейчас озарение светом? – подсказал Торварду Хавган.
– Чего?
– Спроси, конунг, я тебе потом объясню. Озарение светом – это когда прорицатель может делать предсказание.
– Есть ли у тебя сейчас озарение светом? – сдерживая досаду, повторил Торвард. Его сильно раздражала эта нелепая беседа, в которой вопросы и ответы посвященным были известны заранее, но ее нельзя было продолжать без того, чтобы он, как дурак, повторял чужие слова.
– Есть у меня озарение светом, – величаво подтвердила девушка.
– Попроси ее о предсказании для тебя, – посоветовал Хавган.
– Может быть, ты предскажешь, как пойдут мои дела на этой земле? – спросил Торвард, радуясь, что наконец-то дошло до дела.
– Красным я вижу тебя, алым вижу, – охотно отозвалась девушка. – Алым, как алая кровь!
Хавган горестно охнул, Торвард в ярости шагнул вперед, поняв, что его обманули. Предсказательница напророчила ему гибель и он сам попросил ее об этом! Не сдержавшись, Торвард развернулся и первым делом от всей души смазал по уху Хавгану, который его подбил на эту беседу, а потом шагнул вперед, намереваясь заколотить дурное предсказание обратно в ротик этой красотки, красный, как спелый шиповник…
Но красотки уже не было на холме. Куда она исчезла, никто не заметил, а искать ее в роще ни у кого не было желания.
Больше им никто не встретился, и войско без помех заняло королевский бруг. Тот оказался просторнее, чем у Даохана: и в нижнем помещении, и наверху насчитывалось больше покоев, больше челяди и всякой утвари. Сэвейги и Даохан со своими людьми забили несколько коров, принялись готовить еду, расположились на отдых. Но Торвард не забыл выставить дозоры на стенах и велел подавать знак, если поблизости появятся не только вооруженные мужчины, но и белые телки или одинокие девушки. Во всех них было велено стрелять, не вступая в переговоры.
Под вечер Торвард собрал вождей вокруг очага и устроил совет. Сидеть приходилось на полу, на свежем тростнике, за которым сгоняли на реку Брикренову челядь. Причем Даохан и его люди привычно сворачивали ноги калачиком и чувствовали себя превосходно, а сэвейги мучились от неудобного положения – подворачивали под себя то одну ногу, то другую, ругая сквозь зубы этих недоумков-уладов, которые даже скамейки сколотить не могут! Зато косички себе заплетают небось по полдня и друг перед другом хвалятся, у кого чуднее!
Обсуждали, что следует делать дальше. Даохан был явно рад, что остров Снатха, самый большой и сильный, удалось захватить без особого труда. Конечно, это объяснялось тем, что риг Брикрен отсутствовал и увел с собой почти все здешнее войско. Но ведь он вернется, и тем скорее, чем раньше сумеет узнать о том, что творится у него дома.
– Но ведь он пошел не на прогулку, а на войну, – рассуждал Даохан. – Он отправился с целью завоевать остров Клионн, а риг Миад, хоть и стар, еще не ослабел духом, и у него много доблестных сыновей, внуков и прочей родни. На острове Клионн Брикрену придется нелегко, и он приведет оттуда не больше половины своего войска. К тому же оно будет уставшим после битвы и перехода по морю. Даже лучше, если он узнает о нас поскорее, – тогда у него не будет времени на отдых. А наши люди здесь неплохо отдохнут, в припасах у нас тоже нет недостатка, поэтому, когда бы Брикрен ни явился, мы встретим его во всеоружии. Мы будем ждать его на берегу и не позволим высадиться, перебьем еще в волнах прибоя. И тогда можно будет смело отправляться дальше – на Клионн. Риг Брикрен сделает работу за нас, разбив рига Миада, и нам останется только воспользоваться плодами его трудов.
– Уж больно все гладко получается, – заметил Торвард. После встречи с коварной красоткой на холме он был мрачен, ее дурное предсказание не шло у него из головы.
И ведь это уже не в первый раз. Та, другая красотка, которая стирала в реке окровавленную одежду Лойдира, тоже предсказала ему гибель в ближайшей же битве. А ближайшая битва случится, скорее всего, с Брикреном, который появится, по ее же предсказанию, не позднее чем через девять ночей, то есть теперь уже через восемь. Поэтому все рассуждения Даохана, совсем не глупые сами по себе, сейчас казались Торварду пустой болтовней. Уже дважды богиня этого острова предрекла ему гибель и тем самым сделала ее неизбежной. А перед этим его чуть не убила Банба… Ни единого шага ему не удается сделать без того, чтобы не навлечь на себя проклятье – людей, богов, духов, всех троллей мира, сколько есть!
Черная тяжесть в душе сгущалась с каждым вздохом, и Торвард погружался в эту глухую вязкую черноту все глубже и глубже. Сидя у огня среди людей, он видел эту бездну, которая тянула и тянула его вниз. В груди теснило, дышать становилось все тяжелее, так что он безотчетно дергал рубаху на груди и втягивал воздух сквозь зубы, дышал прерывисто и тяжело, как в лихорадке.
Дружина, видя мрачное лицо своего вождя, тоже сидела как в воду опущенная, и даже изобилие жареного мяса и уладского пива с запахом вереска не могло ее обрадовать. А Торвард склонялся под тяжестью давящей тьмы, и уже гибель, ждущая впереди, казалась благом, спасением от этой тяжести. Каждый вдох, каждый миг этой проклятой жизни был мучением, и облегчение приносила только мысль о том, что осталось недолго. Может быть, всего несколько дней…
Однако оказаться застигнутым врасплох Торвард не желал, поэтому наутро велел ярлам отправить людей на побережье. Из окна башни открывался широкий вид на окрестности – луга, пашни, реку, убегающую к морю. Самого моря видно не было, но вершины холмов, цепью уходящих к берегу, могли послужить прекрасными площадками для сигнальных костров. Людей у него имелось достаточно, и Торвард велел приготовить костры на вершинах холмов, оставить там по десять человек, а также послать дозор к морю.
И в самом деле, новости появились очень скоро. Гуннар Волчья Лапа, которому досталось нести дозор на третью ночь, самолично вернулся в бруг и разбудил всех, чтобы сообщить удивительное и важное известие. С собой он привел нескольких пленных, которые оказались людьми рига Брикрена. Те были посланы своим повелителем с поручением домой и ничего не знали о том, что у дома и острова теперь другие хозяева. Но главное – зачем они явились. Оказалось, что риг Брикрен вовсе не захватил остров Клионн, как ожидал Даохан, а вслед за ним и сэвейги. Напротив, войско Брикрена потерпело поражение, сам он попал в плен к правителю Клионна, ригу Миаду, и пообещал отдать свою дочь в жены кому-то из его родичей. За ней-то и приехали посланцы.
– Какую дочь? – не понял Торвард, не обнаруживший в брохе никого похожего. – Тут есть какая-то дочь?
– Шестерых сыновей и дочь подарили боги славному повелителю Снатхи, – подтвердил старший из посланцев. Даже будучи в плену, он держался гордо и невозмутимо, и его речь была так же цветиста, как это здесь принято у благородных людей. – Дева по имени Тейне-Де, что значит Божественное Пламя, дева с белой грудью и золотом волос, что устыдили бы и само солнце, вздумай оно сойти на землю и состязаться с ней в прелести. Дева, владеющая драгоценным даром чистоты, даром рукоделья, даром учтивой речи, даром подношения напитков и прочими искусствами и умениями. Ее пообещал отдать в жены родичу рига Миада ее отец, герой, не знающий равных в искусстве благородной игры мечей. Теперь она в твоих руках, о Дракон Восточного моря?
– Да нет вроде. – Торвард глянул на своих людей, но их лица выражали только недоумение. – Не видели мы здесь никого такого. Может, среди челяди спряталась?
– Не станет благородная дева чернить свое лицо и скрываться среди челяди. – Посланец покачал головой.
– Постой, а то не она ли была? – Сельви тронул конунга за рукав. – Эта, которая нам на холме попалась?
– Может быть, и она! – сообразил Даохан. – Скажи, о благородный Дейсиль, не обучалась ли Тейне-Де, дочь Брикрена, искусству предсказания на острове Эриу?
– Обучалась. Семь долгих лет провела юная дева среди священных рощ и каменных колец Эриу, пока все тайны грядущего не научилась распознавать благодаря озарению светом.
– В таком случае ее видели у ворот бруга, но куда исчезла она, дав предсказание Дракону Восточного моря, нам неведомо. Но расскажи нам, благородный Дейсиль, каким образом вышло, что риг Брикрен, несравненный в доблести, потерпел поражение на Клионне? Кто был тот герой, что сумел повергнуть Дерево Побед?
– Все сыны Дома Клионн бились отважно, честь не позволяет мне утаить это. Но в поражении своем риг Брикрен склонен винить лохланнцев, которые незадолго до этого были приняты в бруге Айлестар.
– Лохланнцев? – переспросили сразу несколько человек, едва Хавган успел перевести.
– Это Эдельгард ярл! – воскликнул Торвард. – Он, собака винденэсская! Я так и знал, что он где-то здесь по морю лазает! Спроси – их вождя зовут Эдельгард сын Рамвальда?
– Нет, – ответил Дейсиль, когда Хавган перевел ему вопросы. – Их вождя зовут Бьярни сын Дельбхаэм, и ригу Миаду Эброндоэ он приходится внуком, сыном его старшей дочери Дельбхаэм. Много лет назад она была увезена врагами из дома и продана в рабство. Много лет прожила она в землях Лохланна, там родила сына от благородного знатного мужа, и вот теперь ее сын, возмужав, вернулся на родину матери, чтобы найти здесь свою родню. Он был хорошо принят в бруге Айлестар и делом доказал свое родство со славным Домом Клионн. Отважно сражался он в битве с войском моего повелителя, рига Брикрена, и стойкости его дружины риг Миад во многом обязан своей победой.
– Сколько у него людей? – спросил Торвард, несколько разочарованный тем, что лохланнский герой оказался не тем, с кем он сейчас не отказался бы встретиться.
– Около тридцати, насколько мне известно.
– Ну, это ерунда. – Торвард махнул рукой и хлопнул ладонью по колену. – Короче, слушай меня. Вас отпустят. Возвращайтесь к вашему вождю и скажите, что я жду его в его доме. Если ему хочется вышвырнуть меня отсюда, пусть приплывает поскорее. А то мне может здесь наскучить, и я прикажу развалить этот каменный сарай.
– Я передам твои слова ригу Брикрену, – учтиво ответил Дейсиль, но было видно, что он недоволен. Даже врагу, если он благородного происхождения, не пристало выражаться так грубо и приземленно.
Посланцы отбыли, а сэвейги принялись ждать.
– Если Брикрен заключил союз с ригом Миадом – иначе не отдавал бы ему свою дочь, – то наши дела уже не так хороши, – говорил Даохан, которого заметно обеспокоили новости. – Конечно, сколько-то людей они потеряли в битве, но вдвоем они могут собрать немалые силы.
– Но тот, как его, второй король, который уже старый, ведь не собирался всех тут завоевывать, – отвечал Халльмунд. – А того, настырного, теперь придержит.
– Но уж отвоевать свою землю и свою дочь он ему обязательно поможет! Зачем ригу Миаду такой союзник, у которого даже нет королевства! Это обуза, а не помощь.
– Один тролль! – Торвард махнул рукой. – Вдвоем они придут, втроем, впятером, на хромой козе приедут – мне без разницы. Хоть какая-нибудь битва у нас состоится. А мне всего одну и надо. И даже если этот ваш Бревно Побед окажется трусливым хвастуном, я заставлю его со мной драться, хочет он того или нет!
Сэвейги, отчасти понимая, чего ждет от предстоящей битвы их конунг, слушали его с угрюмым видом. А улады, которым Хавган переводил эти речи в возвышенной и цветистой манере древних сказаний, одобрительно кивали: так и должен рассуждать настоящий герой!
В поисках добычи, а также от скуки фьялли постоянно совершали вылазки из бруга, обследуя окрестности. Неподалеку от места своей высадки они наткнулись на высокий холм, судя по всему, курган. У подножия имелось нечто вроде входа: черный лаз уводил куда-то внутрь, а перед ним в тело склона была вмурована широкая каменная плита, покрытая резьбой в виде спиралей. Сам вход обрамляли еще три каменные плиты, вросшие в землю и служившие дверными косяками. Перед входом росла яблоня, непонятно кому и зачем нужная в этом пустынном и мрачном месте.
– Ничего себе! – Халльмунд, возглавлявший дружину, озадаченно почесал в затылке. – Курган – это я понимаю. Но дверь-то наружу зачем оставлять, да еще и открытую? Знавал я таких мертвецов, от которых житья не было, хоть их и закапывали на десять локтей. А тут – выходи когда хочешь, твори что захочешь… Чудной народ эти улады!
Расспросив местных, Халльмунд помрачнел еще больше. В ближайшей деревне оставались только женщины и дети – мужчины от двенадцати до шестидесяти лет ушли с войском. Иметь дело с женщинами, после всего виденного и пережитого, фьялли опасались, и местные красотки могли чувствовать себя в полной безопасности – чем моложе и красивее те выглядели, тем сильнее сторонились их пришельцы. Впрочем, беззубые сгорбленные старухи тоже никому доверия не внушали. Одного старика, к счастью, найти удалось, и тот охотно взялся рассказать фьяллям историю кургана.
– Дун Скайт зовется этот курган, – докладывал Хавган, переводя речь местного мудреца. – Что означает Крепость Теней. Здесь погребена была богиня Снатха, хозяйка и покровительница нашего острова. Там внутри находится алтарь, на который ей приносятся жертвы в Праздники Рощ, и там же открывается вход в подземную страну теней.
– Чего-то старик загибает! – не поверил Халльмунд. – Как же она может быть похоронена, если мы ее видели не меньше двух раз! – Он подумал, зачем-то загнул на одной руке два пальца, на другой три и с сомнением посмотрел на то и на другое – видимо, не мог решить, считать ли явление богини Снатхи в виде белой телки и в виде женщины с красными волосами за один или за два раза. – Ну, два раза всяко видели! – решил он. – И была она живехонька!
– Богиня бессмертна, – пояснил старик, ничуть не смущенный этим убедительным рассуждением. – Но воплощения ее иногда настигает неумолимая смерть, и тогда в честь их возводятся крепости мертвых.
– Вот чего нам не хватало! – Халльмунд был совсем не рад своему открытию. – Мало того, что она нам два раза смерть напророчила, так еще и ее собственная могила у нас прямо под боком! Конечно, она вылазит когда захочет и пакостит напропалую!
Но Торвард, узнав эти новости, оживился и заинтересовался. Ожидать врагов в бездействии ему было скучно, зато мысль о близости прохода в Иной мир приятно волновала. Совсем рядом находилось окно в ту черную бездну, что мучила его, и его тянуло к ней, хотя он сам не мог сказать, чего ждет от этой встречи – то ли избавления, то ли гибели.
На следующий день Торвард сам отправился к Дун Скайт. Халльмунд, Сельви и другие ярлы как могли отговаривали его соваться туда, но конунг только отмахивался. Лица у его спутников были мрачные: неровные склоны кургана, покрытые зеленой травой, даже издалека навевали ощущение чего-то глубоко чуждого и уже поэтому опасного. А сам Торвард, увидев холм, почувствовал душевный подъем, как будто впереди показался давно желанный родной дом, и все ускорял шаг, не замечая, что сопровождающие идут словно через силу.
Приблизившись, фьялли остановились перед черным лазом. Только глянув в него, Торвард понял, что с этим отверстием не все ладно. Между каменных косяков не было никакой двери, больше того – ее и не предполагалось, судя по отсутствию каких-либо следов от петель. Это было сооружение такого рода, какому двери и не нужны. Чернота между каменными косяками сама казалась чем-то вроде затычки – плотная, почти осязаемая тьма не могла быть рассеяна никаким огнем и преграждала путь человеческому взору не хуже, чем самая прочная дубовая дверь, обитая железом.
Тем не менее Торвард велел зажечь несколько факелов и, взяв один из них, первым шагнул в черный проем.
Проход был невысок, и Торварду пришлось наклониться. С первым же шагом он словно попал в черную воду: сам воздух внутри кургана, всего в каком-то шаге от входа, уже стал другим. Запахи травянистой равнины здесь не ощущались, но и затхлой сыростью подземелья тоже не пахло. Оглянувшись, Торвард не увидел позади дневного света, хотя успел сделать не более трех шагов. Можно было подумать, что свет загородили спинами идущие следом спутники, но он понимал, что все не так просто. Возможно, он уже гораздо дальше от своего привычного мира, чем за три шага. Но мысль эта только подстегнула его жадное любопытство, и Торвард двинулся дальше. Та самая бездна, именем которой он был проклят, смотрела на него из непроницаемой тьмы тысячами неуловимых глаз, и он обшаривал взглядом эту тьму, будто хотел взглянуть наконец в глаза своему жестокому и неумолимому врагу.
Он держал перед собой факел, но тот ничего не освещал и не позволял увидеть ничего, кроме самого огня. Наоборот – казалось, что этот свет мешает рассмотреть внутреннюю сущность кургана, и Торвард погасил его о землю.
Без света стало лучше. По-прежнему царила непроглядная тьма, но Торвард ощущал каким-то внутренним чувством, что вокруг него – узкий, постепенно расширяющийся проход. Высота его тоже увеличивалась с каждым шагом, и теперь Торвард мог выпрямиться во весь рост без боязни удариться головой о каменный свод.
Шаги фьяллей, идущих позади, раздавались глухо, хотя люди двигались вплотную за его спиной. Эти звуки рождали невнятное эхо, и уже очень скоро Торвард стал воспринимать его как самостоятельные звуки – голоса подземелья, которых он пока не понимал. А чернота впереди манила – казалось, они прошли уже очень много, гораздо больше, чем позволяет размер кургана, но путь еще не закончен.