В конце ужина к ней протолкался мальчишка лет двенадцати.
– А я сочинил для тебя стих! – заявил он, вытянувшись перед Рагной-Гейдой.
Она вгляделась в подвижную мордочку мальчишки и узнала Арне, младшего сына Грима Опушки. Лицо подростка ходило ходуном от сдерживаемого смеха, и он старательно делал Рагне-Гейде какие-то знаки глазами. Его распирала важная тайна, но Рагна-Гейда так устала и переволновалась, что не хватало сил даже на любопытство.
– Ты сочинил стих? – морща брови, повторила она. – Какой?
– А вот слушай! – радостно объявил мальчишка и проговорил, понизив голос, подражая песне мертвеца из могилы:
Племя лесное у каменных врат
В темную полночь мудрости ищет!
«Ну и что?» – хотела спросить Рагна-Гейда. Но «сочинитель» с восторженной многозначительностью двинул бровями, как будто намекая на известную им двоим важную тайну, и Рагна-Гейда сообразила. Этот стих Арне сын Грима только передал, а не придумал. Не так уж давно она сама позвала Вигмара на свидание при помощи этой же уловки. Мудрость – это она сама, Рагна-Гейда.[32] Племя лесное – это Вигмар Лисица. И у каменных ворот святилища он будет ждать ее в полночь! Неизвестно, понял ли Арне смысл произнесенного стиха, но Рагна-Гейда поняла и обрадовалась. На душе стало легче: Вигмар подставил плечо под ее груз.
К полуночи ужин в землянке Стролингов еще продолжался: мужчины по-прежнему сидели за столами, неутомимо поедая уже второго барана, пили пиво, пели нестройными голосами боевые песни, старики вспоминали победы, одержанные в прежние годы над глупыми и заносчивыми фьяллями, а заодно и над другими врагами, молодые обещали при случае проявить себя не хуже. Но женщины уже спали, лишь одна-две зевавших служанки ходили вокруг низких столов с ковшами пива. Никто не обратил внимания на то, как притворно сонная Рагна-Гейда вышла из-за занавески, где спала фру Арнхильд, и неслышно скользнула за дверь. Мало ли зачем понадобится человеку среди ночи выйти?
Прикрыв за собой дверь, Рагна-Гейда стряхнула напускную сонливость и немного постояла, прислушиваясь. После дымного сумрака землянки снаружи казалось холодно, но свежо, небо оставалось ясным. Громады каменных столпов святилища были не видны, но Рагне-Гейде казалось, что их холодное дыхание гладит ветерком ее щеки.
Неслышно ступая по стылой земле, беглянка торопливо направилась к святилищу. Еще в прошлом году она обмирала бы от страха при мысли, что идет к священному месту в полночь, в пору разгула злобных духов. Хорошо пугать маленьких детей троллями и темными альвами, когда сидишь в теплом доме, а ночью возле священных камней и взрослой девушке нетрудно вообразить: вот сейчас из-под земли выскочит темная фигурка ростом едва по пояс тебе, но вцепится в ноги с неодолимой силой, скрипуче рассмеется и потащит за собой под землю, в пещеры, куда не проникает луч солнца… Но Рагна-Гейда не думала об этом. Ее заботило одно: как бы кого не встретить! Что, спрашивается, знатной девушке, дочери Кольбьерна хельда, делать среди ночи возле святилища? Уже завтра начнут рассказывать, что видели ее едущей на волке со змеями вместо поводий![33] Особенно после сегодняшнего «пророчества»! Да ладно, пусть бы рассказывали так. Гораздо хуже, если кто-нибудь увидит ее в объятиях Вигмара сына Хроара. Вот тогда…
Темная фигура неслышно отделилась от высокого валуна – именно так выходят на землю каменные тролли. Но Рагна-Гейда даже не вздрогнула: она сразу узнала Вигмара. В темноте нельзя было разглядеть лицо или фигуру, но хватало того теплого восторженного чувства, которое охватывало ее рядом с ним. Не говоря ни слова, Вигмар схватил девушку за руку и потянул за собой, в промежуток между стоячими камнями.
– Куда ты?.. – шепнула Рагна-Гейда, но продолжать не стала: они уже оказались за чертой камней, то есть внутри святилища.
– Здесь нас никто не увидит, – усмехнувшись шепотом, ответил Вигмар. – Разве что какой-нибудь пьяный тролль.
С этими словами он потянул ее к себе, и Рагна-Гейда только для порядка успела спросить:
– Почему пьяный?
– А ты видела здесь хоть кого-нибудь трезвого? – весело шепнул Вигмар в самое ухо, обнимая ее. – Или человека, или тролля?
– Если ты так хотел меня видеть, то мог бы назначить время и пораньше! – сказала Рагна-Гейда чуть погодя. – Зачем было ждать до самой полуночи – ведь стемнело давным-давно! Я все время думала о тебе! Я так много хотела тебе сказать! Ты не знаешь, как я измучилась!
– Я очень рад, что ты измучилась! – ласково ответил Вигмар. – Я ведь только об этом и просил тебя – чтобы ты всегда думала обо мне!
– Это я обещала тебе давным-давно! – горячо отвечала она. – Еще там, у того камня.
– Это верно! Но ведь Высокий говорил: женское сердце слеплено на колесе! Оно легко забывает…
– Молчи! – Рагна-Гейда сердито закрыла ему рот ладонью. Вигмар накрыл ее руку своей и прижал к губам. – Ты мог сегодня убедиться, как я думаю о тебе! – закончила она, вспомнив о «пророчестве».
– Да, я все видел, – серьезно ответил Вигмар. – И я тоже думал о тебе. Потому и не мог прийти раньше.
– Как же так?
– А вот так. Я был у Кетиля Ржанки.
– Зачем он тебе? – возмутилась Рагна-Гейда, не понимая, каким образом мысли о ней могут привести Вигмара к одному из богатых окрестных бондов.
– А вот зачем. Я весь вечер вел с ним учтивую беседу… Можешь смеяться, но я в самом деле был так учтив, что два-три тролля в Медном Лесу умерли от удивления! И все намекал ему на одно обстоятельство. На то, что если один из его сыновей посватается к Эльдис и согласится жить у нас в усадьбе, то после смерти моего отца весь Серый Кабан достанется им.
– Ну и что?
– Ну и то! – наставительно, как ребенку, пояснил Вигмар. – Я же не могу уехать Ньерд знает куда и не вернуться, оставив усадьбу, отца и Эльдис безо всякой помощи и поддержки.
– Уехать… – тихо повторила Рагна-Гейда. Это было то самое, единственное возможное решение, и она понимала его неизбежность, но все же не могла пока свыкнуться.
– Ну, да, – так же тихо отозвался Вигмар. Он стыдился в душе, что не может предложить ей ничего лучше. Не такой участи заслуживала прекраснейшая из известных ему женщин, благородная, умная, нежная, отважная. Но разве он виноват? Их судьбу определили не самые добрые норны. – Ты же понимаешь… Если я к тебе посватаюсь, меня ждет участь тех глупых великанов, которые в разное время сватались к Фрейе. То есть молотом по голове. А ждать, пока «горе забудется, Бальдр возвратится» не имеет смысла. Ты сама сегодня увидела, что будет, если ждать и ничего не делать.
– Да, – еле слышно выдохнула Рагна-Гейда.
Словно стараясь смягчить беду, она снова потянулась к Вигмару и снова обняла. Так Аскр и Эмбла когда-то стояли лицом к лицу с пустым миром соленых камней, в котором были единственными людьми. Рагна-Гейда хорошо понимала: Модвиду Весло отказали, но завтра явится Модвид Парус или Модвид Штевень, и когда-нибудь родичи ее просватают. Не за Вигмара. За кого угодно, но только не за него.
– Значит, нам придется бежать, – продолжал Вигмар. Прижав голову Рагны-Гейды к своему плечу, он шептал ей в самое ухо: – У меня есть еще кое-что из того золота – не все успело уйти обратно в землю. Мы поедем к раудам. Я знаю там одного человека. И он мой должник. Он поможет нам найти и купить хорошую усадьбу, даст людей на первое время, пока я подберу подходящих… и поможет спрятаться, если будут искать…
Рагна-Гейда тяжко вздохнула, словно пыталась одним вздохом выбросить из груди казнящие сомнения, сожаления. Для нее это решение означало вечную разлуку с матерью и братьями, может быть, проклятие отца… Но она не возразила. Дом женщины там, где ее избранник.
– И что он ответил? – спросила она, имея в виду Кетиля Ржанку.
– Обещал дать ответ после того, как все вернутся с Острого мыса. Он так удивился, когда сообразил, что Эльдис уже невеста… Я и сам, признаться, не так давно это понял. Все считал ее маленькой, а на том пиру – помнишь, у вас? – заметил, как на нее пару раз посмотрел Гейр… Ну, как на девушку. Ее уже можно сватать.
– А тебе не приходило в голову, что она тоже может иметь на этот счет свое мнение? – стараясь усмехнуться, спросила Рагна-Гейда. – Может, ей не очень-то по сердцу сыновья Кетиля Ржанки?
– Я очень надеюсь, что у нее нет своего мнения на этот счет! – благоговейно, словно молитву доброму богу, произнес Вигмар. – Она сделает все так, как я скажу. Не все же девушки такие… такие решительные, как ты! – Вигмар на миг прижался губами ко лбу Рагны-Гейды и продолжал: – Я не думаю, чтобы Кетиль отказался. Не очень приятно брать в род неведомо чью дочь, но когда у бонда пятеро сыновей, ему не приходится привередничать. Есть приданое – и ладно.
– Значит…
– Значит, не позже Середины Зимы. Ты только постарайся, чтобы до тех пор… Ну, притворись больной…
– Да, да! – поспешно, с решимостью отчаяния ответила Рагна-Гейда. – Я что-нибудь придумаю. Что мне стоит? Будет нужно – я устрою еще одно «пророчество». «Внимайте словам моим, боги и смертные!» – воскликнула она, подражая вещей вельве, но голос ее прозвучал не величественно, а с болезненной тоской. Тяжело дается разрыв с родней, с обычаем и совестью – тем, у кого есть обычаи и совесть.
– Тише! – с мучительной мольбой шепнул Вигмар, кривясь от злости на самого себя и обиды на судьбу.
Взяв в ладони лицо Рагны-Гейды, он принялся торопливо целовать его, чтобы заставить ее замолчать, успокоить, утешить. Было отчаянно горько сознавать, что в этом нелегком деле Рагне-Гейде приходится труднее, чем ему, что ей предстоит потерять больше. И значит, любовь ее покажется сильнее. Но это неправда, неправда! Вигмару нечем было пожертвовать, кроме жизни, и сейчас он молча, без слов и без мыслей, одним стремлением души клялся отдать все за ее счастье – любовь, жизнь, честь.
– Из меня не выйдет Сигурда! – шепнул он. – Я не смог бы отдать тебя никому – ни другу, ни побратиму, ни даже богу.[34]
– Я ни к кому от тебя не пойду! – прерывисто шептала в ответ Рагна-Гейда. – Вот я бы пошла за тобой на костер, как Брюнхильд, даже если ты был бы чужим мужем!
Ей хотелось, чтобы уже сейчас встал тот погребальный костер, на который они когда-нибудь взойдут вместе. Чтобы все кончилось уже сейчас, чтобы не лежало впереди будущее, грозящее разлукой.
То, что они говорили еще, не нужно повторять. Из этого не выйдет героической саги, потому что род человеческий со времен Сигурда и Брюнхильд, по мнению сказителей, заметно измельчал. И вместо героевполубогов на земле живут люди. Где тот дракон, вспоров брюхо которому разом станешь богаче всех на свете? Где та стена из огня, за которой ждет героя прекраснейшая в мире невеста? А впрочем, на восьмом веке после Ухода Асов находятся и такие, кто не завидует древним храбрецам. Верите ли – простые люди иногда бывают счастливы. А герои – никогда. Никогда, ни один. Это вам любой скальд подтвердит. Герои рождаются не для того, чтобы быть счастливыми.
Подойдя к двери землянки Стролингов, Рагна-Гейда помедлила, стараясь снова сделать лицо спокойным, сонным и отчасти озабоченным – это если кто-то спросит, где она пропадала так долго. Может ведь у девушки заболеть живот после такого обильного ужина? Но за дверью было что-то не так – слишком шумно для позднего часа. Шумнее, чем когда она уходила. Уж не ищут ли ее? Рагна-Гейда торопливо толкнула дверь.
– А, вот и невеста! – услышала она хмельной и веселый голос отца. – Куда ты пропала?
Огонь в очаге горел ярко, освещая землянку до самых уголков; за столами плотно сидели зевающие, но веселые родичи и хирдманы.
– Что? – переспросила Рагна-Гейда, не сразу разглядев отца в хмельной толпе.
– Мы вовремя прогнали дурного жениха – сразу явился хороший! – радостно объявил Эггбранд. Поднявшись с крайнего сиденья, он тяжело шагнул навстречу сестре пошатываясь – теперь выпитое пиво бродило туда-сюда не в бочонке, а у него в животе. Рагна-Гейда редко видела старшего брата таким пьяным и в замешательстве шагнула назад, а он, напротив, был до краев полон родственной нежности и даже полез обнимать ее. – Хороший жених! – с пьяным воодушевлением все твердил он.
– Да какой жених? – с досадой воскликнула Рагна-Гейда, уклоняясь от объятий и пытаясь пройти вперед.
– Да вот какой! – Эггбранд взял сестру за плечи и подтолкнул к очагу.
С почетного места напротив Кольбьерна ей открыто и восторженно улыбался Атли сын Логмунда.
Жертвенный пир был в самом разгаре. Перед жертвенником ярко пылал костер, ветер рвал в клочки и жадно пожирал серый дым, полный запаха жареного и горелого мяса. Гости святилища расположились прямо на земле внутри гранитного круга, на охапках травы и веток, покрытых шкурами. Вблизи от идолов, перед жертвенником, помещался почетный «стол», где сидели наиболее знатные из гостей, ближе к выходу находился женский стол. В середине круга сидел Фридмунд Сказитель и громко, с хмельным воодушевлением тянул древнюю песню-сказание о том, как боги делили земли для племен:
Сошлись совещаться великие боги,
Совет свой собрали святые властители,
Судили, кому племенами владеть,
Как фьорды и долы делить меж людьми?
Гости ели, пили, переговаривались, не слишком внимательно слушая песнь, едва ли не каждому известную наизусть. Вигмару тоже было не до песен: лицо Рагны-Гейды не давало ему покоя. Она ничего не ела, едва отвечала, если к ней обращались, и на лице ее лежала такая темная туча, что первая красавица в округе казалась чуть ли не дурнушкой. Забота никого не красит. Несколько раз она, не таясь, прямо взглянула на Вигмара, как будто хотела что-то сказать ему глазами. И без слов он понимал главное: стряслась беда. Но какая? Если бы кто-то подслушал их ночное свидание, то сейчас Стролинги не сидели бы так весело за мясом и пивом. Уж чего-чего, а лицемерить эти люди не умели и еще ночью прибежали бы к нему всей толпой, потрясая оружием. Но они совсем не обращали внимания на Вигмара, а если поглядывали ненароком, то равнодушно, безо всяких задних мыслей. Лица были такими веселыми и довольными, точно отнятый фьяллями «Олень» сам прибежал по воздуху прямо к ним в усадьбу.
Сказал Однорукий, отвагой объятый:
«Мне квитты по сердцу за доблесть в сраженьях,
Я буду властителем их и защитой!»
А рауды Фрейру достались в дружину, —
распевал Фридмунд, закатив глаза, словно обращался непосредственно к героям песни – к богам. Он так наслаждался собственным искусством, что во внимании слушателей особенно и не нуждался.
Фрейя взяла Золотую Щетину
И вскачь его к Острому мысу пустила;
Вепрь поскакал, блестящий боками,
Дубравы дрожат и озера рыдают!
Дальше будет про то, как вепрь Золотая Щетина добежал до Золотого озера, но Тюр своей единственной рукой взял его за загривок и швырнул обратно. Упав на землю, кабан превратился в камень, и каменным стоит до сих пор. Каждый год в День Высокого Солнца квитты приносят жертвы, чтобы он не ожил и не побежал снова на юг, отнимая землю в пользу раудов. Каким образом один и тот же кабан стоит каменным возле усадьбы Хроара и исправно служит скакуном прекрасной Фрейе, спрашивать как-то не принято.
– Вот я тебе и говорю: умный ты человек, Хаук, а дурак! – убежденно толковал один бонд другому. Обняв друга за плечи, пьяный Бруни пытался разъяснить соседу Хауку, что очень его, дурака, любит. – Ведь рауды тоже эту песню знают. У-у, эти рыжие – такой хитрый народ! Они спят и во сне видят отнять у нас землю до Золотого озера. Открою тебе тайну: они эту песню и придумали, чтобы наврать, будто эта земля – ихняя! – громким страшным шепотом повествовал Бруни, склоняясь к самому уху товарища. Хаук увлеченно глодал кость и едва ли разбирал хоть слово за звуками собственного чавкания, но мудреца это не смущало. – Вот я и говорю: а если фьялли пойдут на нас войной, они ведь и раудов с собой позовут, так?
Хаук чавкал, а Вигмар удивленно обернулся к говорившему. Странно, что такие умные речи ведет пьяный, едва ворочающий языком, но он прав. Наверное, услышал от кого-нибудь из знатных и сведущих людей – не сам же придумал!
Но внезапная мудрость соседа не порадовала Вигмара, а лишь прибавила забот. Он и так пришел в святилище не слишком веселым. Особенно нарядиться ему было не во что: когда в усадьбу Серый Кабан заглянул торговец Хвидульв по прозвищу Навьюченный, последних свободных денег едва хватило на новый наряд для Эльдис. Раз уж решил сватать сестру, так придется наряжать ее как невесту! Все честь честью: рубаха из блестящего ярко-синего шелка, светло-коричневое платье с красно-синей тесьмой, золотое обручье (из кургана) и шитая золотом повязка на лоб (наследство матери). А лучшим украшением самого Вигмара стало копье, Поющее Жало. Вигмар взял его с собой и, выходя, задел о притолоку низкой землянки. Копье отозвалось гулким звоном. Проходившие мимо оглянулись, даже Эльдис перестала вертеться, оглядывая себя со всех сторон, и восхищенно воскликнула:
– Вигмар, как красиво! Оно как будто поет!
Вигмар бездумно кивнул, не вслушиваясь в слова сестры. Нежданная песня копья его не порадовала: точно такую же он однажды слышал. Там, под землей, перед тем как Поющее Жало нанесло смертельный удар своему старому хозяину. Сейчас воспоминание показалось неуместным. Какая битва может быть возле святилища? Любое копье зазвенит, если стучать им почем зря о твердые углы! Но, как ни старался Вигмар прогнать неприятное впечатление, оно не уходило, быстро перерастая в дурное предчувствие.
– Послушайте меня, люди! – Кольбьерн хельд поднялся на ноги, держа в высоко поднятой руке золотой кубок – тот самый, из кургана. – Послушайте! Всех вас, и богов, и всех свободных людей, я приглашаю быть свидетелями на обручении!
Ого! Услышав это, Вигмар впился глазами в лицо Кольбьерна, красное, потное и веселое. В уголке мозга билась надежда, что кто-то из сыновей Кольбьерна собрался жениться – давно им пора, жеребцам. Не может быть, чтобы Стролинги помирились с Модвидом… Да нет, какое примирение, когда он уехал! Не успели же они с тех пор найти другого жениха!
Гости притихли: про сговор и свадьбу всегда интересно послушать. Даже интереснее, чем про тризну и погребение. Тем более когда речь идет о таком знатном и богатом роде, как Стролинги! С кем они решили породниться?
– При свидетельстве богов, Светлых Асов, Отважных Ванов*, небесных альвов Льесальвхейма и подземных альвов Свартальвхейма, при свидетельстве всех свободных людей, бондов, хирдманов, хельдов и Ингстейна хевдинга, – словно сам Длиннобородый Браги, возглашал Кольбьерн и помахивал кубком в лад. – Я, Кольбьерн сын Гудбранда из усадьбы Хьертлунд, объявляю мою единственную дочь Рагну-Гейду невестой Атли сына Логмунда из усадьбы Кротовое Поле!
Последние слова утонули в гуле радостных выкриков. Выбор жениха для Рагны-Гейды не обманул ожиданий соседей. Сын Логмунда Лягушки – то, что надо, подходящая пара для дочери Кольбьерна хельда. Логмунд Лягушка в свою очередь призывал в свидетели людей и богов, женщины суетились вокруг Рагны-Гейды, заплетая ей косичку с правой стороны лица, пересаживая в середину женского стола, где и положено находиться невесте.
Среди радостно ревущих и смеющихся соседей Вигмар оставался неподвижен, как утес в бушующем море. И голоса вокруг казались ему шумом волн, не больше. Взгляд его не отрывался от Рагны-Гейды, но это не привлекало внимания, потому что на нее сейчас смотрели все. Нельзя сказать, что новости сильно потрясли Вигмара – он ждал чего-то подобного. И выбор его не удивил: давно было ясно, что если не Модвид, то Атли. Вполне понятно, что Стролинги торопятся объявить Рагну-Гейду невестой, чтобы Модвид Весло или кто-то другой не искал больше ее руки. Как видно, прощальное обещание разозленного Модвида во что бы то ни стало получить ее не прошло мимо ушей Стролингов. Для вида они пренебрегли угрозой, но в глубине души учли и ее. И вот…
«Это знак богов!» – думал Вигмар, издалека глядя на невесту. Он был спокоен, и это могло бы удивить ее, если бы Рагна-Гейда не видела в его глазах решимости, не оставляющей места колебаниям. Судьбу выращивают своими руками. Нельзя ждать до Середины Зимы. Видно, не придется повеселиться на свадьбе Эльдис и Торкиля, сына Кетиля Ржанки. Нужно решаться быстро…
– А ты что скажешь об этом деле, Вигмар хельд? – с тайным беспокойством спросил Грим Опушка. Он-то понимал, что означает эта новость для Вигмара, и тревожился, как бы общее торжество не оказалось омрачено ссорой.
– А я что скажу… – безразлично промолвил Вигмар, не отрывая глаз от невесты. – А я скажу вот что:
Трудно знать до срока,
Где наступишь в лужу:
Герд гребней родится
Дубу стрел на гибель.
Если ж клен секиры
Не богат рассудком,
Тора конь дождется
Горя и от свадьбы.[35]
Несколько ближайших соседей рассмеялось последней строке: конь Тора – это попросту козел. Стихи вышли не слишком-то искусные, и пару месяцев назад Вигмар не решился бы произнести их при Рагне-Гейде: она непременно бы стала дразнить его несоблюдением правил. Но сейчас Вигмару было не до правил. Свой стих он предназначал Атли.
Но счастливый жених его не слышал. Зная, что не всякому сможет достойно ответить, он довольно легко терпел насмешки. А слов Вигмара Лисицы вообще предпочитал не слышать.
Позади жертвенника уже били в гулкий «поющий камень», мужчины поднимались и выстраивались в ряд, готовясь танцевать. Положив руки на плечи друг другу, они притоптывали на месте, делали два шага вперед и снова шаг на месте, и громко пели древние песни.
Руны отваги и руны победы, —
Конунг наш Тюр! —
Норны смешали в кубке небесном, —
Конунг наш Тюр!
Те, кто не танцевал, отодвинулись поближе к гранитным валунам, столы смешались. Кто-то дергал Вигмара за рукав; обернувшись, он увидел Эльдис. Ее-то новость потрясла гораздо больше – она ведь не готовилась заранее. Эльдис была неглупа, в меру наблюдательна и проницательна во всем, что касалось брата. Она давно догадывалась, что Вигмар неравнодушен к дочери Кольбьерна, и его серьезное лицо лишь подтвердило верность ее догадок.
– Что же это такое, Вигмар? – бормотала она, тараща огромные испуганные глаза, забыв даже о собственном, почти готовом сговоре. – Как же это вышло? Ведь она… Ведь ты…
У Эльдис не поворачивался язык вслух произнести что-то об отношении Вигмара к Рагне-Гейде. Если она ошибается – это смешно, а если права – это страшно.
Не отвечая, Вигмар поверх головы Эльдис смотрел куда-то в ряд танцующих мужчин.
– Нечего ждать, пока еще какой-нибудь безумец вздумает набиваться к нам в родню! – доносился оттуда самодовольный голос Эггбранда, прорываясь сквозь выкрики боевой песни. – Хорошее родство – зачем искать другого? И хевдинг будет доволен! Знатные люди должны держаться вместе…
«Это он! – с уверенностью, вызвавшей мгновенный и сильный прилив ненависти, понял Вигмар, отыскав в ряду притоптывающих танцоров лицо Эггбранда. – И хевдинг будет доволен! Это он их всех уговорил!»
– А, и ты здесь, Лисица-С-Границы! – закричал вдруг Эггбранд, заметивший настойчивый взгляд Вигмара. И ненависть к нему Вигмара была так велика, что даже вполне безобидное прозвище показалось смертельным оскорблением. – И ты! Выпей за удачу нашего рода – ты ведь неплохо разбогател на том, что мои братья открыли тебе дорогу в могилу… Ха, ха! – Собственное остроумие поразило Эггбранда настолько, что он даже вышел из ряда танцующих и шагнул к Вигмару, покачиваясь на неверных ногах и сгибаясь чуть не до пояса от хохота. – Дорогу в курган, к сокровищам Старого Оленя!
Вигмар попятился – иначе трясущаяся от смеха голова Эггбранда упала бы ему на плечо. Тот наткнулся на Эльдис и остановился.
– А, и ты здесь, серенькая мышка! Какая ты стала красивая! – с пьяным удовольствием вопил Эггбранд. Его плывущему взору любая девушка показалась бы сейчас прекрасней валькирии. – Пора и тебе искать жениха! Но только на Атли ты не гляди – он наш, наш!
Протянув руку, Эггбранд хотел потрепать Эльдис по щеке; она отшатнулась, а Вигмар стиснул его запястье.
– Ну, ты, придержи свои лапы! – грубо сказал он и с силой толкнул Эггбранда прочь. – Проваливай!
В нем кипели ненависть и возмущение, и он с огромным трудом сдерживался, чтобы не затеять бессмысленную ссору. Кто-то из мужчин обнял Эггбранда за плечи и потащил прочь. Тот размахивал в воздухе свободной рукой и громко выкрикивал:
Постыдного страха квитты не знают, —
Конунг наш Тюр! —
В Валхаллу открыта дорога отважным, —
Конунг наш Тюр!
На Квиттингском Севере есть поверье, что во время жертвенного пира в святилище непременно будет произнесено пророчество. Только вот никто не знает, из чьих уст оно прозвучит и какие именно слова окажутся вещими.
Постепенно пиршество утихало: кто-то заснул прямо здесь, возле огня, кто-то пошел в землянки, и лишь кое-где в широком пространстве Гранитного Круга еще раздавались хмельные голоса и песни. Даже боги в чертогах Асгарда, должно быть, сыто дремали, довольные жертвой. Но знатные гости еще не расходились, и Вигмар оставался, надеясь перекинуться хоть словом с Рагной-Гейдой или договориться о новом свидании. О премудрая Фригг, наведи ее на мысль снова прийти к каменным воротам, когда все разойдутся и заснут! Полночь уже миновала, но не будут же доблестные Стролинги веселиться до рассвета!