Страница:
– Перестань, ты на кого гром зовешь – не на мару, на сестру ведь! – пыталась успокоить Синичку Топотушка.
– Лесовуха ей сестра! – визжала Синичка, никого не слушая. – Я видела, видела! Она рысью обернулась! Обернулась и на меня зубы скалила! Она оборотень, оборотень!
Девушки недоуменно замолчали. Каждая пыталась вспомнить, что было в те мгновения со Смеяной, и не могла – все смотрели только на Синичку. А Смеяну скрывала полутьма березняка, дрожащая тень ветвей, резкий перепад света и теней. Никто не видел ее, но ни одна из девушек не поручилась бы, что этого не может быть.
– А ведь… – ахнула Верёна. – Ведь у нее глаза светятся…
Кто-то еще ахнул, кто-то позвал чуров.
– А как она царапается! – кричала Синичка, все больше убеждаясь в своей правоте.
– А как ходит тихо… – прошептала Коноплянка.
И все разом повернулись, глядя на Смеяну. И она застыла на меже леса и репища, почему-то не решаясь к ним подойти. Изумленные и испуганные взгляды сестер воздвигли между ними стену, более глухую, чем недавние упреки.
– Эй, девки! – вдруг послышался с соседнего поля, лежащего чуть ниже по Истиру, голос брата Кудрявца. – Заснули вы там, что ли? Глядите скорее! Сам князь к нам едет!
Князь! Зачем князь, не слишком любивший покидать Славен, приехал к ним в неурочное время? До полюдья еще не один месяц! Смеяна сразу подумала, что приезд князя может быть связан с битвой на реке. С неудачей княжича Светловоя… и, возможно, с Грачом! Верно, верно, так! А что, если князь узнал, что один из лиходеев, последний, остался на этом берегу Истира и живет у Ольховиков? А что, если приехали за ним?
Грач, судя по его напряженному лицу, думал о том же. Он-то хорошо знал ценность своей черноволосой головы, единственной во всем нижнем течении Истира. Грач быстро глянул в сторону берега, его рука дернулась к поясу в привычном поиске оружия. И тут же он досадливо вздохнул, найдя там только ремешок науза; смуглые пальцы сжались в крепкий кулак. Тонкая и легкая, почти незаметная, заговоренная полоска бересты напрочь лишила его возможности бежать.
– Иди сюда! – Смеяна кинулась к Грачу, схватила его за руку и торопливо потянула в ближнюю рощу. – Скорее!
Они вбежали в тень и бросились меж белых стволов вглубь, туда, где березняк переходил в смешанный густой лес. Смеяна молилась на бегу, чтобы таинственные силы Надвечного Мира, призванные Творяном охранять пленника, отодвинули невидимую границу Ольховиков как можно дальше. Грач следовал за ней, ни о чем не спрашивая.
Звериное чутье вело Смеяну дальше от жилья, от хоженых троп. Она по-прежнему держала Грача за руку, как будто боялась его потерять. На пути встретился ручей, и Смеяна с разбегу вскочила в него, пошла по дну. Муть и взбаламученный песок мигом унесет водой, а следов не останется. Путая след, Смеяна по руслу ручья немного вернулась обратно, потом вывела Грача на берег и потянула в ельник. Здесь было полутемно, на плотном ковре старой рыжей хвои не оставалось следов.
– Сиди здесь! – сказала она, указав Грачу на поваленную ель, вывернутую с корнем. – И с места не двигайся. Там, за ельником, на полянах уже Перелоги овес сеют, туда тебя науз не пустит. А я скоро вернусь. Только узнаю, зачем князь приехал. И поесть тебе принесу. Ты жди.
Грач взглянул на нее своими большими темно-карими глазами и почему-то вдруг усмехнулся. Смеяна удивилась.
– Ты чего? – спросила она.
– Ничего, – легко ответил Грач, и голос его звучал ненаигранной бодростью. – Ты не бойся. Я же не боюсь, а ведь это с меня хотят снять голову.
– Даже так? – воскликнула Смеяна. – Она что, так дорого стоит? Чего же ты натворил?
В ответ на этот вопрос Грач протяжно просвистел, окинул широким взглядом верхушки елок, как будто на них были развешены его прошлые подвиги.
– Это лучше спросить у князя Велемога – что именно он ставит мне в вину. Меня опоясали мечом восемь лет назад – и за эти годы я много успел. Там, на реке, Прочен глиногорский мог меня узнать и запомнить. Я его не люблю, но он не дурак. Смотри!
Грач поднял подол серой рубахи и показал Смеяне длинный белый шрам на боку. Смеяна уже видела его в тот день, когда безуспешно пыталась перерезать науз бузинным ножом.
– Это его работа. Зато меч, которым он это сделал, теперь ждет меня в Прямичеве. Я не взял его с собой – он слишком хорош для простого разбойника. Ах, сейчас бы мне его!
Грач вздохнул и покрутил головой. Смеяна смотрела на него во все глаза: это был какой-то новый, совсем другой человек. Перед лицом явной опасности он не сжался и не замкнулся, как сделали бы многие, а, наоборот, повеселел и разговорился, в глазах его заблестел живой огонь. Грач как будто расправил плечи и даже стал выше ростом, в осанке появилась горделивость, в движениях – свобода. Откуда?
– И он за меч на тебя так злится? – спросила Смеяна, торопясь узнать побольше, пока Грач опять не замолчал.
– И за меч тоже! – Грач усмехнулся, взял Смеяну за плечо и наклонился к самому ее уху, как будто хотел поделиться тайной, хотя вокруг и так не было не только людей, но даже глухого лесовика. – Так что ты подумай! Раз уж ты меня прячешь, так знай – за мою голову много дадут. И в Славене, и в Глиногоре.
– Укусила бы я тебя за нос! – пожелала Смеяна, глядя снизу вверх ему в лицо. – Да ведь не дотянусь!
Грач усмехнулся и быстро наклонился к ней, то ли подставляя нос, то ли с какой-то другой целью, но Смеяна вырвалась из его рук, отскочила в сторону и бросилась бежать. Ее серая рубаха давно скрылась из виду, и только еловые лапы покачивались, а Грач все еще смотрел ей вслед и беззвучно смеялся.
– Ну вот, княже светлый, а поутру поехали они лиходеев искать. А раненых своих у нас оставили, чтобы, стало быть… – разобрала Смеяна неуверенную речь деда. А беседа шла, как видно, все о том же походе. Смеяна напряженно слушала, стараясь разобрать, не упомянет ли Варовит о Граче.
Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, она увидела брата Кудрявца.
– Смеянка! – позвал парень. Покосившись на стоявшего рядом усатого кметя из княжеской дружины, он придвинулся ближе к ней и зашептал в самое ухо: – Черный-то твой где? Дядька спрашивал.
– Какой еще дядька? – с вызовом прошипела Смеяна, не собираясь уступать. – Зачем он ему?
– Да дядьки все себя не помнят от страха, что князь про черного знает. Отдать надо, да признаться боязно. Вот и мнутся все. Куда ты его дела? Девки говорят, он с вами на репище был.
– Был да сплыл!
– А ну как княжьим людям на глаза попадется?
– Не попадется! – Смеяна решительно мотнула головой. И твердо добавила: – Не отдам!
– Тише! – Кудрявец вдруг взял ее за руку.
Варовит умолк, и послышался голос князя.
– Не думал я до такого позора дожить, чтобы на моей земле моих людей чужое племя обижало, – сокрушенно качая головой, заговорил князь Велемог. – Ну да впредь такого не будет. Решили мы здесь, на Истире, город ставить новый, сторожевой. Посажу я здесь дружину, и будет она вас от дрёмичей и иных лиходеев беречь.
– Вот это верно! – обрадовался Варовит. Князь, как видно, все же не знал о черноволосом пленнике, и старейшина вдвойне обрадовался такой доброй вести. – Спасибо тебе, князь наш светлый! Я за свой род спасибо скажу, да и все здешние роды скажут!
Князь благосклонно кивнул в ответ.
– Поедем место смотреть! – сказал он. – У вас берег хороший, высокий. Надо нам холм или мыс найти, чтобы там удобно было город ставить, чтобы ручей или овраг глубокий к реке подходил. Ждать нечего – чтоб к новому лету город мой стоял!
Ольховики переглядывались, качали головами. Трудно сжиться с мыслью, что совсем рядом с ними появится столько чужих людей, новый город с дружиной и воеводами. Чего больше будет от этого города – добра или худа? Иметь надежную защиту неплохо, но князья ничего не дают даром. И едва ли появление новой крепости уменьшит дань – скорее наоборот, это любой еж в лесу поймет. Весь привычный уклад жизни рода оказался под угрозой, и мужики хмурились, не желая перемен, но не имея силы их предотвратить.
Одна Смеяна почти не обратила внимания на важную новость. Князь и не упоминал о поисках черноволосого дрёмича, и она могла теперь даже посмеиваться про себя. Ах, как засуетились бы и забегали все эти надменные усатые славенцы с самим князем во главе, если бы узнали, что один из их обидчиков находится так близко! Смеяна смотрела на Велемога и не верила, что это – родной отец Светловоя. За его внешним благодушием и снисходительной заботой она угадывала совсем другой нрав. Князь Велемог себя одного считает правым и на пути к своей цели сломает и растопчет кого угодно – и строптивых смердов, и даже свою родную кровь.
Все три дня Смеяна с тревогой слушала разговоры княжеских кметей, следила за Варовитом. Старейшина маялся и не спал по ночам от тревоги, что сокрытие пленника выйдет наружу. Но и признаваться теперь было страшно, и терять холопа жалко. За три дня никто из старших даже не спросил у Смеяны, где Грач и куда она носит хлеб. Ольховики притворялись, что никакого дрёмича в глаза не видали, и Смеяне это вполне годилось.
Через три дня князь с дружиной уехал, но тревоги не кончились: на огнище остались жить княжеский городник, по имени Боговит, с четырьмя отроками. Все ближние роды получили новую повинность: рубить двухсот-трехсотлетние дубы для постройки стен и свозить их в назначенное место. Городник сразу же велел везти его по окрестным дубравам, чтобы выбрать наилучший лес. Старики вздыхали потихоньку: городник попался понимающий и дотошный, такой никому не даст спокойного житья. Какой мирной и прекрасной казалась прежняя жизнь – без дрёмических лиходеев, без Боговита! А ведь потом еще дружину кормить заставят!
– Ох, неужели и правда станут на нас дрёмичи ходить разбоем? – спрашивал Варовит, умаявшись с Боговитом в первый же день. Объехав несколько ближних лесов, старейшина едва добрался до дома, а княжий посланец все еще был недоволен. – Ведь сколько жили мы без города…
– С дрёмичами теперь мира ждать не приходится! – уверенно отвечал городник. – Князь Держимир – нашему князю враг вечный, до самой смерти. Войной он пойдет обязательно, и сами еще князю в ноги поклонитесь, что будет где укрыться!
Спасибо, успокоил! Войны еще не было, а мужики ходили хмурые, женщины принимались причитать, точно уже провожали в битву мужей и сыновей. Место для городка на мысу разметили так широко, словно в нем предполагалось разместить сотни людей. Откуда князь возьмет столько? Пошли слухи, что Велемог заставит все ближайшие роды переселиться в новый город, бросив насиженные места, что все мужчины и парни будут служить в дружине, а кормиться только тем, что даст князь. Народ волновался, зрело общее недовольство, но протестовать открыто никто не смел – дрёмический берег за широким Истиром, казалось, дышал угрозой.
Смеяна, сидевшая со ступкой возле печи, стала ударять пестом потише и прислушалась. В эти дни теткам и бабкам гораздо легче удавалось засадить ее за домашние дела – она соглашалась даже вертеть жернов, только бы послушать, о чем говорят княжьи люди.
– Чем же наш князь так дрёмичам не угодил? – хмуро спросил Забота. Ему уже виделось, как все до одной ольховские лошади падают, замученные непосильной перевозкой дубовых бревен. – Вроде мирно живем, никого не трогаем.
– Так ведь Держимир к княжне смолятической сватается, а ее за нашего княжича отдают. Уже и сговор был, к зиме поедут в Велишин за невестой. Вот дрёмичи и злятся, что их князю пустое веретено досталось. А Держимир зол, братцы мои, чистый зверь! Он нашим князьям по самую смерть не простит! Вот и будет войной ходить на наш берег.
– Это понятно! – Дед Добреня кивнул. – За невесту, бывает…
Смеяна замерла, держась обеими руками за опущенный в ступку пест. Теперь она поняла, что значит «пораженный громом». Едва ли громовой удар потряс бы ее сильнее, чем сказанное Боговитом.
Светловою сосватали невесту! Городник говорил о скорой женитьбе княжича как о решенном деле, о котором все знают, а сердце Смеяны вдруг пронзило отчаяние, нежданное и нелепое, но острое и болезненное. Ей-то что за дело? Разве могла она надеяться на что-нибудь? Конечно, нет! Так что ей за дело, женится Светловой на смолятической княжне или на славенской боярышне, сейчас или через два года? Но Смеяне казалось, что свет солнечный потускнел, что самая большая радость ее жизни у нее внезапно отнята. Больше никогда она не увидит того светлого бога, живое воплощение Ярилы, каким явился ей княжич тем ясным днем на ржаном поле. Судьба моя несчастная, жизнь моя бесталанная!
Бросив пест и ступку, Смеяна выскользнула из избы и бросилась прочь со двора. Ей было все равно, куда бежать, лишь бы на воздух, на простор, подальше от всех. В лесу ей всегда становилось легче, свежее дыхание леса смывало с ее души тоску и обиду.
«Ну и пусть! – твердила Смеяна на бегу, даже не пытаясь собрать обрывки мыслей. От быстрого движения ей уже делалось легче, как будто тоска не успевала за ней угнаться. – Ну и пусть женится! Хоть на лягушке зеленой! Мне-то что? Он мне вовсе… И кто она? Какая княжна? Смолятическая? И еще Держимир дрёмический сватается?»
Держимир дрёмический! Она даже остановилась, осененная новой мыслью. Да ведь у нее же есть человек, которого можно расспросить об этом. Ведь Грач – из дружины Держимира! Наверняка он что-то знает об этом, не может не знать!
Смеяна повернула к ельнику. За эти дни Грач выкопал себе нору под корнем вывернутой ели, выстлал ее зеленым мягким мхом и еловым лапником. Нора получилась довольно глубокой и со стороны незаметной. Даже вздумай ретивый городник поискать подходящее дерево в ельнике, тайное убежище он не заметит. На ходу Смеяна прислушивалась, нет ли поблизости кого чужого, но все было спокойно.
Человеческая фигура вдруг отделилась от толстого темного ствола ели, и Смеяна вздрогнула от неожиданности.
– Фу ты, леший! – приглушенно воскликнула она. Грач шагнул к ней, и его черные волосы и темные глаза пугающе роднили его с полутемным ельником. – А если бы это была не я? – с укором продолжала Смеяна. – А забреди сюда какая девка из Перелогов? Да у нее со страха и дух вон! Подумает, что на лешего наскочила!
– Чужая девка меня не увидит! – уверенно ответил Грач. Подойдя, он положил руки на плечи Смеяне, наклонился и поцеловал ее в щеку возле глаза. На ее попытку уклониться он не обратил внимания, улыбнулся и подмигнул ей, показывая, что рад ее приходу. – Чужой девке я не покажусь!
Смеяна тихо фыркнула, понемногу развеселившись. Здесь, в лесу, Грач за эти дни совсем оттаял и оказался очень веселым, разговорчивым и задорным парнем. Суть перемены была проста: он перестал прикидываться холопом и стал самим собой. Его попытки обнять Смеяну становились все настойчивее, и она уже не раз била его по рукам, но он не смущался и начинал все сначала. Впрочем, Смеяна не очень-то и сердилась – ей было с ним весело. Иной раз она удивлялась: он вел себя так свободно и уверенно, как будто не привык встречать отказ. Неужели прямичевские девушки любят его, такого черного? А у нее куркутин вызывал странные, двойственные чувства: он выглядел чужим, но говорил и держался как всякий говорлин, и она никак не могла привыкнуть к такому удивительному сочетанию. Бывают свои, бывают чужие – а Грач был то и другое разом.
– А ты так уж хорошо прятаться умеешь? – с явным недоверием спросила Смеяна. Она и правда не верила, что кто-то еще, кроме нее самой, сумеет толком спрятаться в лесу. – Ты же не лесной, ты в Прямичеве вырос. Сам говорил.
– Вырос-то вырос! Держимирову дружину в Прямичеве знаешь как зовут? Лешими! Он любит воевать засадными полками, у нас все умеют что в поле, что в лесу биться. Да ладно, что я тебе рассказываю! – словно спохватился он вдруг. – А то опять пойдет на нас походом твой княжич ненаглядный…
Смеяна отстранилась от него и нахмурилась, вспомнив, с чем шла.
– Садись! – Она села на поваленную ель и показала Грачу место рядом с собой.
Он с готовностью сел и выжидательно посмотрел на нее.
– Рассказывай! – потребовала Смеяна. – Про княжну смолятическую. Говорят, ваш князь Держимир к ней два раза сватался. Ведь знаешь – как у них там все вышло?
Вместо ответа Грач наклонился и внимательно заглянул ей в лицо. Непривычно хмурая, Смеяна казалась непохожей на себя.
– А тебе что за дело?
– Рассказывай, нечисть лесная! Мертвые и те после пирогов говорить начинают, а ты и подавно должен!
– А где пироги? – хохотнул Грач, но, видя хмурое лицо Смеяны, унялся и стал рассказывать: – У князя Скородума два сынка-наследника, а дочку надо на сторону отдавать. Да долго он жениха ищет – ей уж двадцать первый год идет. Держимир к ней сватался. Ему же надо на своем берегу хоть с кем-нибудь прочно замириться. А то послали боги соседей, одно племя другого хуже. Рароги хотят всю Краену себе забрать до самого устья и на Ветляну выйти – что ни год, то у нас там война. Личивины на рубежах грабят, в дебричах оборотень князем сел – добра нам ниоткуда ждать не приходится. Сильная родня нужна, а кроме Скородума на Истире дочерей-невест ни у кого нет. А Скородум, лысый пень, Даровану не отдает. Он ее хочет выдать за вашего Светловоя да вдвоем на нас и двинуться. Да не на таких напал!
– Так вы знали, что смолятичи едут княжну за Светловоя сватать?
– А то как же! – Грач даже удивился ее вопросу. – А зачем же еще мы на них полезли? Я Прочена терпеть не могу, глаза б мои на него не глядели, упыря пустоглазого! Так вот – кабы не княжич твой удалой, сватовство бы их не сладилось. А теперь…
– А теперь к зиме надо будет за невестой ехать! – мрачно повторила Смеяна слова городника. – Говорят, встреча назначена в самое новогодье.
– Где? – тут же спросил Грач.
– А я помню? Какой там первый город смолятический от нашей стороны?
– Велишин.
– Значит, там.
– А кто сказал?
– Тот городник, что остался крепость строить. Боговитом звать.
– Остался?
Грач призадумался, потом протяжно просвистел:
– Так что же мне – зимовать в этой норе? Пока он город не построит? Да я тут шерстью обрасту и говорить разучусь, настоящим лешим стану! Ах, город еще! Держимир и так на стены кидается, а тут такая радость!
– С чего ему на стены кидаться? Лучше дела не нашел?
– Так он же думает, что я убитый.
Грач помрачнел, глубоко вздохнул, прикусил губу.
– А ему без тебя никак нельзя? – недоверчиво спросила Смеяна.
– Грустно ему без меня, – серьезно ответил куркутин.
– Ты что, у него в скоморохах состоишь?
– Да нет, я же его брат. Единственный, чтоб ты знала, кровный родич. Без меня он на всем свете один.
– Чего?
Широко раскрыв глаза, Смеяна повернулась к Грачу и даже дернула его за рукав, чтобы он посмотрел на нее. Ей показалось, что она ослышалась. Грач глянул в ее изумленные глаза, потом невесело усмехнулся:
– А ты не знала?
– Откуда мне знать?
– А разве я не сказал? Тогда же, когда ваш старик на меня это надел. – Грач прикоснулся к поясу, где под рубахой был повязан науз. – Я не помню, чего он меня спрашивал, но я ему, похоже, все сказал, что знал. А силен у вас старик, я тебе скажу…
– Ты не говорил, что ты брат князя! – перебив его, воскликнула Смеяна. – Ты сказал, что не знаешь своего отца.
– Ну да, не знаю! – с усмешкой согласился Грач. – Но догадываюсь. И весь Прямичев догадывается. А Держимир так твердо верит. Так что помни – моя голова дорого стоит. Не пять гривен, больше!
Смеяна недоверчиво усмехнулась: никак не верилось, что этот черный леший с грачиным носом – княжеский сын, почти как Светловой! А Грач вдруг взял обе ее руки в свои и заглянул ей в лицо.
– Красавица ты моя! – проникновенно сказал он. – Глаза твои золотые, ненаглядные! Отпустила бы ты меня! Придумай что-нибудь, ты же можешь! Мне в Прямичев надо, и поскорее! Держимир там без меня стены крушит, и некому ему слово доброе сказать! Да и Дарована… Ведь женят Светловоя на ней, верно говорю! Отпусти меня – может, со мной-то будет Держимиру удача, наша будет княжна! Наша, понимаешь?
Смеяна опустила глаза от стыда. Она видела, что Грач все понимает и угадывает ее глупейшую и безнадежную любовь к Светловою, из-за чего ей хочется, чтобы знатная невеста досталась кому-нибудь другому, хотя бы и Держимиру прямичевскому.
– Я бы тебя отпустила… – тихо сказала она. – Не за княжну – пусть ее, как боги велят… Судьба придет – за печкой найдет…
– Э, нет! – весело возразил Грач. – Барахтайся – выплывешь! Ты на меня посмотри – я, сын князя, за жерновом сижу, сижу, потому что знаю – не на век! Я еще в седле буду!
– Будешь, – со вздохом согласилась Смеяна. – Ты-то будешь! Другой бы с такой раной и шага не шагнул, а ты за три версты ушел!
Грач подмигнул ей, и она улыбнулась, не в силах больше грустить. Веселая уверенность Грача передавалась ей, и она тоже начала верить во что-то далекое, смутное, но хорошее.
– Пойдем! – Смеяна вскочила с поваленного ствола и схватила Грача за руку. – Пойдем к Творяну! Я его уговорю!
Творян поднял глаза ей навстречу и ничего не сказал. Смеяна не была здесь с того дня, когда прямо отсюда пошла искать полудянку. Ведун не расспрашивал ее о той встрече, но смотрел втрое внимательнее, и Смеяне казалось, что взгляд его блестящих глаз навыкате прошивает ее насквозь. Это раздражало и даже злило ее, так что хотелось шипеть и царапаться.
И сейчас Смеяна словно споткнулась на пороге – так не хотелось ей сюда идти. Пересилив себя, она шагнула в тесную избушку.
– Кто у тебя был? – спросила она.
– Да городник присылал, – ответил Творян.
Смеяна приободрилась: раз ведун согласен разговаривать, значит, есть надежда договориться.
– Чего же ему от тебя надо?
– Просил по лесам с ним ходить и добрые деревья от злых отделять. А то, говорит, если одно злое дерево в стене окажется, всему городу беда будет.
Творян усмехнулся, и его усмешка показалась Смеяне недоброй.
– А ты что же? – спросила она.
– А я! Я ему не мальчишка, чтобы бегать, куда укажут! Жертвы пусть приносит деревьям, тогда и не будет обиженных! И в основание города – жертву. Тогда будет городу счастье.
Смеяна больше ничего не находила сказать о городнике и городе и молчала, сидя на лавке и разглаживая подол рубахи на коленях. Никогда раньше, если ей требовалось что-то для себя, она так не волновалась и не боялась отказа.
– Дядька Творян! – вдруг сказала она, поняв, что умных и хитрых слов так и не придумает. – Сними науз!
Творян сразу понял, о чем она говорит, и снова усмехнулся.
– Сними! – настойчиво повторила Смеяна. – Ну хватит ему ходить как барану на веревке возле кола! Зачем он нам сдался?
Ведун покрутил головой:
– Старейшина о нем другое мыслит. Парень здоровый, сильный, не слишком строптивый – дорого стоит. Варовит хочет его в Краснобор отвезти и на торгу продать. А то как бы беды не вышло…
Смеяна ахнула, не дослушав.
– Как – в Краснобор продать? – вскрикнула она и вскочила на ноги. – Быть того не может!
– Может! Боится дед его на огнище держать. Сейчас городник живет, а потом и княжьи люди тут крутиться будут. В лесу холопа держать – мало толку. А так пять гривен добыть можно. Деньги немалые, пригодятся. Не веришь – у деда спроси.
– Лесовуха ей сестра! – визжала Синичка, никого не слушая. – Я видела, видела! Она рысью обернулась! Обернулась и на меня зубы скалила! Она оборотень, оборотень!
Девушки недоуменно замолчали. Каждая пыталась вспомнить, что было в те мгновения со Смеяной, и не могла – все смотрели только на Синичку. А Смеяну скрывала полутьма березняка, дрожащая тень ветвей, резкий перепад света и теней. Никто не видел ее, но ни одна из девушек не поручилась бы, что этого не может быть.
– А ведь… – ахнула Верёна. – Ведь у нее глаза светятся…
Кто-то еще ахнул, кто-то позвал чуров.
– А как она царапается! – кричала Синичка, все больше убеждаясь в своей правоте.
– А как ходит тихо… – прошептала Коноплянка.
И все разом повернулись, глядя на Смеяну. И она застыла на меже леса и репища, почему-то не решаясь к ним подойти. Изумленные и испуганные взгляды сестер воздвигли между ними стену, более глухую, чем недавние упреки.
– Эй, девки! – вдруг послышался с соседнего поля, лежащего чуть ниже по Истиру, голос брата Кудрявца. – Заснули вы там, что ли? Глядите скорее! Сам князь к нам едет!
* * *
На стайку девушек, сбившихся в кучу на краю репища, словно брызнули живой водой. Забыв о Смеяне и Синичке, все бросились к высокому берегу реки, да и сама Синичка, торопливо оправляя рубаху и сбившийся повой, поспешила за всеми. Смеяна тоже двинулась было, но случайно бросила взгляд на Грача и остановилась. Его смуглое лицо разом как-то осунулось, на нем отразилось острое беспокойство. Он бросил корзину и сделал такое движение, как будто хотел бежать, но опомнился и застыл.Князь! Зачем князь, не слишком любивший покидать Славен, приехал к ним в неурочное время? До полюдья еще не один месяц! Смеяна сразу подумала, что приезд князя может быть связан с битвой на реке. С неудачей княжича Светловоя… и, возможно, с Грачом! Верно, верно, так! А что, если князь узнал, что один из лиходеев, последний, остался на этом берегу Истира и живет у Ольховиков? А что, если приехали за ним?
Грач, судя по его напряженному лицу, думал о том же. Он-то хорошо знал ценность своей черноволосой головы, единственной во всем нижнем течении Истира. Грач быстро глянул в сторону берега, его рука дернулась к поясу в привычном поиске оружия. И тут же он досадливо вздохнул, найдя там только ремешок науза; смуглые пальцы сжались в крепкий кулак. Тонкая и легкая, почти незаметная, заговоренная полоска бересты напрочь лишила его возможности бежать.
– Иди сюда! – Смеяна кинулась к Грачу, схватила его за руку и торопливо потянула в ближнюю рощу. – Скорее!
Они вбежали в тень и бросились меж белых стволов вглубь, туда, где березняк переходил в смешанный густой лес. Смеяна молилась на бегу, чтобы таинственные силы Надвечного Мира, призванные Творяном охранять пленника, отодвинули невидимую границу Ольховиков как можно дальше. Грач следовал за ней, ни о чем не спрашивая.
Звериное чутье вело Смеяну дальше от жилья, от хоженых троп. Она по-прежнему держала Грача за руку, как будто боялась его потерять. На пути встретился ручей, и Смеяна с разбегу вскочила в него, пошла по дну. Муть и взбаламученный песок мигом унесет водой, а следов не останется. Путая след, Смеяна по руслу ручья немного вернулась обратно, потом вывела Грача на берег и потянула в ельник. Здесь было полутемно, на плотном ковре старой рыжей хвои не оставалось следов.
– Сиди здесь! – сказала она, указав Грачу на поваленную ель, вывернутую с корнем. – И с места не двигайся. Там, за ельником, на полянах уже Перелоги овес сеют, туда тебя науз не пустит. А я скоро вернусь. Только узнаю, зачем князь приехал. И поесть тебе принесу. Ты жди.
Грач взглянул на нее своими большими темно-карими глазами и почему-то вдруг усмехнулся. Смеяна удивилась.
– Ты чего? – спросила она.
– Ничего, – легко ответил Грач, и голос его звучал ненаигранной бодростью. – Ты не бойся. Я же не боюсь, а ведь это с меня хотят снять голову.
– Даже так? – воскликнула Смеяна. – Она что, так дорого стоит? Чего же ты натворил?
В ответ на этот вопрос Грач протяжно просвистел, окинул широким взглядом верхушки елок, как будто на них были развешены его прошлые подвиги.
– Это лучше спросить у князя Велемога – что именно он ставит мне в вину. Меня опоясали мечом восемь лет назад – и за эти годы я много успел. Там, на реке, Прочен глиногорский мог меня узнать и запомнить. Я его не люблю, но он не дурак. Смотри!
Грач поднял подол серой рубахи и показал Смеяне длинный белый шрам на боку. Смеяна уже видела его в тот день, когда безуспешно пыталась перерезать науз бузинным ножом.
– Это его работа. Зато меч, которым он это сделал, теперь ждет меня в Прямичеве. Я не взял его с собой – он слишком хорош для простого разбойника. Ах, сейчас бы мне его!
Грач вздохнул и покрутил головой. Смеяна смотрела на него во все глаза: это был какой-то новый, совсем другой человек. Перед лицом явной опасности он не сжался и не замкнулся, как сделали бы многие, а, наоборот, повеселел и разговорился, в глазах его заблестел живой огонь. Грач как будто расправил плечи и даже стал выше ростом, в осанке появилась горделивость, в движениях – свобода. Откуда?
– И он за меч на тебя так злится? – спросила Смеяна, торопясь узнать побольше, пока Грач опять не замолчал.
– И за меч тоже! – Грач усмехнулся, взял Смеяну за плечо и наклонился к самому ее уху, как будто хотел поделиться тайной, хотя вокруг и так не было не только людей, но даже глухого лесовика. – Так что ты подумай! Раз уж ты меня прячешь, так знай – за мою голову много дадут. И в Славене, и в Глиногоре.
– Укусила бы я тебя за нос! – пожелала Смеяна, глядя снизу вверх ему в лицо. – Да ведь не дотянусь!
Грач усмехнулся и быстро наклонился к ней, то ли подставляя нос, то ли с какой-то другой целью, но Смеяна вырвалась из его рук, отскочила в сторону и бросилась бежать. Ее серая рубаха давно скрылась из виду, и только еловые лапы покачивались, а Грач все еще смотрел ей вслед и беззвучно смеялся.
* * *
Огнище Ольховиков было полно людей, ржали чужие кони, как во время полюдья. Всполошенные собаки забились по углам, не смея даже тявкнуть. Смеяна пробралась через двор к Варовитовой избе, ловко скользя между лошадьми и не обращая внимания на славенских кметей. Краем глаза она искала какое-нибудь знакомое лицо из дружины Светловоя, но видела одних незнакомых. Варовитова изба тоже казалась тесной от множества гостей. Смеяна выглянула из-за чьего-то плеча и увидела князя. Велемог сидел под матицей, почти на том месте, которое от сбора урожая до нового посева занимает Велесов сноп. Дед Варовит примостился возле князя как-то неловко, почти боком, точно не дома, и Смеяне на миг стало обидно за старейшину. Под своими чурами он сам – князь!– Ну вот, княже светлый, а поутру поехали они лиходеев искать. А раненых своих у нас оставили, чтобы, стало быть… – разобрала Смеяна неуверенную речь деда. А беседа шла, как видно, все о том же походе. Смеяна напряженно слушала, стараясь разобрать, не упомянет ли Варовит о Граче.
Кто-то тронул ее за плечо. Обернувшись, она увидела брата Кудрявца.
– Смеянка! – позвал парень. Покосившись на стоявшего рядом усатого кметя из княжеской дружины, он придвинулся ближе к ней и зашептал в самое ухо: – Черный-то твой где? Дядька спрашивал.
– Какой еще дядька? – с вызовом прошипела Смеяна, не собираясь уступать. – Зачем он ему?
– Да дядьки все себя не помнят от страха, что князь про черного знает. Отдать надо, да признаться боязно. Вот и мнутся все. Куда ты его дела? Девки говорят, он с вами на репище был.
– Был да сплыл!
– А ну как княжьим людям на глаза попадется?
– Не попадется! – Смеяна решительно мотнула головой. И твердо добавила: – Не отдам!
– Тише! – Кудрявец вдруг взял ее за руку.
Варовит умолк, и послышался голос князя.
– Не думал я до такого позора дожить, чтобы на моей земле моих людей чужое племя обижало, – сокрушенно качая головой, заговорил князь Велемог. – Ну да впредь такого не будет. Решили мы здесь, на Истире, город ставить новый, сторожевой. Посажу я здесь дружину, и будет она вас от дрёмичей и иных лиходеев беречь.
– Вот это верно! – обрадовался Варовит. Князь, как видно, все же не знал о черноволосом пленнике, и старейшина вдвойне обрадовался такой доброй вести. – Спасибо тебе, князь наш светлый! Я за свой род спасибо скажу, да и все здешние роды скажут!
Князь благосклонно кивнул в ответ.
– Поедем место смотреть! – сказал он. – У вас берег хороший, высокий. Надо нам холм или мыс найти, чтобы там удобно было город ставить, чтобы ручей или овраг глубокий к реке подходил. Ждать нечего – чтоб к новому лету город мой стоял!
Ольховики переглядывались, качали головами. Трудно сжиться с мыслью, что совсем рядом с ними появится столько чужих людей, новый город с дружиной и воеводами. Чего больше будет от этого города – добра или худа? Иметь надежную защиту неплохо, но князья ничего не дают даром. И едва ли появление новой крепости уменьшит дань – скорее наоборот, это любой еж в лесу поймет. Весь привычный уклад жизни рода оказался под угрозой, и мужики хмурились, не желая перемен, но не имея силы их предотвратить.
Одна Смеяна почти не обратила внимания на важную новость. Князь и не упоминал о поисках черноволосого дрёмича, и она могла теперь даже посмеиваться про себя. Ах, как засуетились бы и забегали все эти надменные усатые славенцы с самим князем во главе, если бы узнали, что один из их обидчиков находится так близко! Смеяна смотрела на Велемога и не верила, что это – родной отец Светловоя. За его внешним благодушием и снисходительной заботой она угадывала совсем другой нрав. Князь Велемог себя одного считает правым и на пути к своей цели сломает и растопчет кого угодно – и строптивых смердов, и даже свою родную кровь.
* * *
Князь Велемог пробыл на Истире три дня, один раз ночевал у Ольховиков, один раз – у Перепелов, а потом уехал в Лебедин, чтобы оттуда уже вернуться в Славен. Место для нового города было выбрано в версте от огнища, на мысу между рекой и глубоким оврагом, где с незапамятных времен устраивались игрища и обрядовые костры на новогодье и Медвежий велик-день. Старики ворчали, недовольные тем, что строительство княжеской крепости лишит все ближние роды привычного места обрядов, но возражать никто не смел. Творян, когда ему рассказали, помолчал, как будто прислушиваясь к чему-то, а потом хмыкнул и мотнул головой. И Ольховики долго рассказывали об этом родичам и соседям, не зная, как его понять.Все три дня Смеяна с тревогой слушала разговоры княжеских кметей, следила за Варовитом. Старейшина маялся и не спал по ночам от тревоги, что сокрытие пленника выйдет наружу. Но и признаваться теперь было страшно, и терять холопа жалко. За три дня никто из старших даже не спросил у Смеяны, где Грач и куда она носит хлеб. Ольховики притворялись, что никакого дрёмича в глаза не видали, и Смеяне это вполне годилось.
Через три дня князь с дружиной уехал, но тревоги не кончились: на огнище остались жить княжеский городник, по имени Боговит, с четырьмя отроками. Все ближние роды получили новую повинность: рубить двухсот-трехсотлетние дубы для постройки стен и свозить их в назначенное место. Городник сразу же велел везти его по окрестным дубравам, чтобы выбрать наилучший лес. Старики вздыхали потихоньку: городник попался понимающий и дотошный, такой никому не даст спокойного житья. Какой мирной и прекрасной казалась прежняя жизнь – без дрёмических лиходеев, без Боговита! А ведь потом еще дружину кормить заставят!
– Ох, неужели и правда станут на нас дрёмичи ходить разбоем? – спрашивал Варовит, умаявшись с Боговитом в первый же день. Объехав несколько ближних лесов, старейшина едва добрался до дома, а княжий посланец все еще был недоволен. – Ведь сколько жили мы без города…
– С дрёмичами теперь мира ждать не приходится! – уверенно отвечал городник. – Князь Держимир – нашему князю враг вечный, до самой смерти. Войной он пойдет обязательно, и сами еще князю в ноги поклонитесь, что будет где укрыться!
Спасибо, успокоил! Войны еще не было, а мужики ходили хмурые, женщины принимались причитать, точно уже провожали в битву мужей и сыновей. Место для городка на мысу разметили так широко, словно в нем предполагалось разместить сотни людей. Откуда князь возьмет столько? Пошли слухи, что Велемог заставит все ближайшие роды переселиться в новый город, бросив насиженные места, что все мужчины и парни будут служить в дружине, а кормиться только тем, что даст князь. Народ волновался, зрело общее недовольство, но протестовать открыто никто не смел – дрёмический берег за широким Истиром, казалось, дышал угрозой.
Смеяна, сидевшая со ступкой возле печи, стала ударять пестом потише и прислушалась. В эти дни теткам и бабкам гораздо легче удавалось засадить ее за домашние дела – она соглашалась даже вертеть жернов, только бы послушать, о чем говорят княжьи люди.
– Чем же наш князь так дрёмичам не угодил? – хмуро спросил Забота. Ему уже виделось, как все до одной ольховские лошади падают, замученные непосильной перевозкой дубовых бревен. – Вроде мирно живем, никого не трогаем.
– Так ведь Держимир к княжне смолятической сватается, а ее за нашего княжича отдают. Уже и сговор был, к зиме поедут в Велишин за невестой. Вот дрёмичи и злятся, что их князю пустое веретено досталось. А Держимир зол, братцы мои, чистый зверь! Он нашим князьям по самую смерть не простит! Вот и будет войной ходить на наш берег.
– Это понятно! – Дед Добреня кивнул. – За невесту, бывает…
Смеяна замерла, держась обеими руками за опущенный в ступку пест. Теперь она поняла, что значит «пораженный громом». Едва ли громовой удар потряс бы ее сильнее, чем сказанное Боговитом.
Светловою сосватали невесту! Городник говорил о скорой женитьбе княжича как о решенном деле, о котором все знают, а сердце Смеяны вдруг пронзило отчаяние, нежданное и нелепое, но острое и болезненное. Ей-то что за дело? Разве могла она надеяться на что-нибудь? Конечно, нет! Так что ей за дело, женится Светловой на смолятической княжне или на славенской боярышне, сейчас или через два года? Но Смеяне казалось, что свет солнечный потускнел, что самая большая радость ее жизни у нее внезапно отнята. Больше никогда она не увидит того светлого бога, живое воплощение Ярилы, каким явился ей княжич тем ясным днем на ржаном поле. Судьба моя несчастная, жизнь моя бесталанная!
Бросив пест и ступку, Смеяна выскользнула из избы и бросилась прочь со двора. Ей было все равно, куда бежать, лишь бы на воздух, на простор, подальше от всех. В лесу ей всегда становилось легче, свежее дыхание леса смывало с ее души тоску и обиду.
«Ну и пусть! – твердила Смеяна на бегу, даже не пытаясь собрать обрывки мыслей. От быстрого движения ей уже делалось легче, как будто тоска не успевала за ней угнаться. – Ну и пусть женится! Хоть на лягушке зеленой! Мне-то что? Он мне вовсе… И кто она? Какая княжна? Смолятическая? И еще Держимир дрёмический сватается?»
Держимир дрёмический! Она даже остановилась, осененная новой мыслью. Да ведь у нее же есть человек, которого можно расспросить об этом. Ведь Грач – из дружины Держимира! Наверняка он что-то знает об этом, не может не знать!
Смеяна повернула к ельнику. За эти дни Грач выкопал себе нору под корнем вывернутой ели, выстлал ее зеленым мягким мхом и еловым лапником. Нора получилась довольно глубокой и со стороны незаметной. Даже вздумай ретивый городник поискать подходящее дерево в ельнике, тайное убежище он не заметит. На ходу Смеяна прислушивалась, нет ли поблизости кого чужого, но все было спокойно.
Человеческая фигура вдруг отделилась от толстого темного ствола ели, и Смеяна вздрогнула от неожиданности.
– Фу ты, леший! – приглушенно воскликнула она. Грач шагнул к ней, и его черные волосы и темные глаза пугающе роднили его с полутемным ельником. – А если бы это была не я? – с укором продолжала Смеяна. – А забреди сюда какая девка из Перелогов? Да у нее со страха и дух вон! Подумает, что на лешего наскочила!
– Чужая девка меня не увидит! – уверенно ответил Грач. Подойдя, он положил руки на плечи Смеяне, наклонился и поцеловал ее в щеку возле глаза. На ее попытку уклониться он не обратил внимания, улыбнулся и подмигнул ей, показывая, что рад ее приходу. – Чужой девке я не покажусь!
Смеяна тихо фыркнула, понемногу развеселившись. Здесь, в лесу, Грач за эти дни совсем оттаял и оказался очень веселым, разговорчивым и задорным парнем. Суть перемены была проста: он перестал прикидываться холопом и стал самим собой. Его попытки обнять Смеяну становились все настойчивее, и она уже не раз била его по рукам, но он не смущался и начинал все сначала. Впрочем, Смеяна не очень-то и сердилась – ей было с ним весело. Иной раз она удивлялась: он вел себя так свободно и уверенно, как будто не привык встречать отказ. Неужели прямичевские девушки любят его, такого черного? А у нее куркутин вызывал странные, двойственные чувства: он выглядел чужим, но говорил и держался как всякий говорлин, и она никак не могла привыкнуть к такому удивительному сочетанию. Бывают свои, бывают чужие – а Грач был то и другое разом.
– А ты так уж хорошо прятаться умеешь? – с явным недоверием спросила Смеяна. Она и правда не верила, что кто-то еще, кроме нее самой, сумеет толком спрятаться в лесу. – Ты же не лесной, ты в Прямичеве вырос. Сам говорил.
– Вырос-то вырос! Держимирову дружину в Прямичеве знаешь как зовут? Лешими! Он любит воевать засадными полками, у нас все умеют что в поле, что в лесу биться. Да ладно, что я тебе рассказываю! – словно спохватился он вдруг. – А то опять пойдет на нас походом твой княжич ненаглядный…
Смеяна отстранилась от него и нахмурилась, вспомнив, с чем шла.
– Садись! – Она села на поваленную ель и показала Грачу место рядом с собой.
Он с готовностью сел и выжидательно посмотрел на нее.
– Рассказывай! – потребовала Смеяна. – Про княжну смолятическую. Говорят, ваш князь Держимир к ней два раза сватался. Ведь знаешь – как у них там все вышло?
Вместо ответа Грач наклонился и внимательно заглянул ей в лицо. Непривычно хмурая, Смеяна казалась непохожей на себя.
– А тебе что за дело?
– Рассказывай, нечисть лесная! Мертвые и те после пирогов говорить начинают, а ты и подавно должен!
– А где пироги? – хохотнул Грач, но, видя хмурое лицо Смеяны, унялся и стал рассказывать: – У князя Скородума два сынка-наследника, а дочку надо на сторону отдавать. Да долго он жениха ищет – ей уж двадцать первый год идет. Держимир к ней сватался. Ему же надо на своем берегу хоть с кем-нибудь прочно замириться. А то послали боги соседей, одно племя другого хуже. Рароги хотят всю Краену себе забрать до самого устья и на Ветляну выйти – что ни год, то у нас там война. Личивины на рубежах грабят, в дебричах оборотень князем сел – добра нам ниоткуда ждать не приходится. Сильная родня нужна, а кроме Скородума на Истире дочерей-невест ни у кого нет. А Скородум, лысый пень, Даровану не отдает. Он ее хочет выдать за вашего Светловоя да вдвоем на нас и двинуться. Да не на таких напал!
– Так вы знали, что смолятичи едут княжну за Светловоя сватать?
– А то как же! – Грач даже удивился ее вопросу. – А зачем же еще мы на них полезли? Я Прочена терпеть не могу, глаза б мои на него не глядели, упыря пустоглазого! Так вот – кабы не княжич твой удалой, сватовство бы их не сладилось. А теперь…
– А теперь к зиме надо будет за невестой ехать! – мрачно повторила Смеяна слова городника. – Говорят, встреча назначена в самое новогодье.
– Где? – тут же спросил Грач.
– А я помню? Какой там первый город смолятический от нашей стороны?
– Велишин.
– Значит, там.
– А кто сказал?
– Тот городник, что остался крепость строить. Боговитом звать.
– Остался?
Грач призадумался, потом протяжно просвистел:
– Так что же мне – зимовать в этой норе? Пока он город не построит? Да я тут шерстью обрасту и говорить разучусь, настоящим лешим стану! Ах, город еще! Держимир и так на стены кидается, а тут такая радость!
– С чего ему на стены кидаться? Лучше дела не нашел?
– Так он же думает, что я убитый.
Грач помрачнел, глубоко вздохнул, прикусил губу.
– А ему без тебя никак нельзя? – недоверчиво спросила Смеяна.
– Грустно ему без меня, – серьезно ответил куркутин.
– Ты что, у него в скоморохах состоишь?
– Да нет, я же его брат. Единственный, чтоб ты знала, кровный родич. Без меня он на всем свете один.
– Чего?
Широко раскрыв глаза, Смеяна повернулась к Грачу и даже дернула его за рукав, чтобы он посмотрел на нее. Ей показалось, что она ослышалась. Грач глянул в ее изумленные глаза, потом невесело усмехнулся:
– А ты не знала?
– Откуда мне знать?
– А разве я не сказал? Тогда же, когда ваш старик на меня это надел. – Грач прикоснулся к поясу, где под рубахой был повязан науз. – Я не помню, чего он меня спрашивал, но я ему, похоже, все сказал, что знал. А силен у вас старик, я тебе скажу…
– Ты не говорил, что ты брат князя! – перебив его, воскликнула Смеяна. – Ты сказал, что не знаешь своего отца.
– Ну да, не знаю! – с усмешкой согласился Грач. – Но догадываюсь. И весь Прямичев догадывается. А Держимир так твердо верит. Так что помни – моя голова дорого стоит. Не пять гривен, больше!
Смеяна недоверчиво усмехнулась: никак не верилось, что этот черный леший с грачиным носом – княжеский сын, почти как Светловой! А Грач вдруг взял обе ее руки в свои и заглянул ей в лицо.
– Красавица ты моя! – проникновенно сказал он. – Глаза твои золотые, ненаглядные! Отпустила бы ты меня! Придумай что-нибудь, ты же можешь! Мне в Прямичев надо, и поскорее! Держимир там без меня стены крушит, и некому ему слово доброе сказать! Да и Дарована… Ведь женят Светловоя на ней, верно говорю! Отпусти меня – может, со мной-то будет Держимиру удача, наша будет княжна! Наша, понимаешь?
Смеяна опустила глаза от стыда. Она видела, что Грач все понимает и угадывает ее глупейшую и безнадежную любовь к Светловою, из-за чего ей хочется, чтобы знатная невеста досталась кому-нибудь другому, хотя бы и Держимиру прямичевскому.
– Я бы тебя отпустила… – тихо сказала она. – Не за княжну – пусть ее, как боги велят… Судьба придет – за печкой найдет…
– Э, нет! – весело возразил Грач. – Барахтайся – выплывешь! Ты на меня посмотри – я, сын князя, за жерновом сижу, сижу, потому что знаю – не на век! Я еще в седле буду!
– Будешь, – со вздохом согласилась Смеяна. – Ты-то будешь! Другой бы с такой раной и шага не шагнул, а ты за три версты ушел!
Грач подмигнул ей, и она улыбнулась, не в силах больше грустить. Веселая уверенность Грача передавалась ей, и она тоже начала верить во что-то далекое, смутное, но хорошее.
– Пойдем! – Смеяна вскочила с поваленного ствола и схватила Грача за руку. – Пойдем к Творяну! Я его уговорю!
* * *
Черный кот сидел не на крылечке Творяновой избушки, а на крыше. Для Смеяны это служило верным признаком, что к ведуну только что приходил кто-то чужой. Оставив Грача в нескольких шагах от опушки под дубом, она толкнула дверь.Творян поднял глаза ей навстречу и ничего не сказал. Смеяна не была здесь с того дня, когда прямо отсюда пошла искать полудянку. Ведун не расспрашивал ее о той встрече, но смотрел втрое внимательнее, и Смеяне казалось, что взгляд его блестящих глаз навыкате прошивает ее насквозь. Это раздражало и даже злило ее, так что хотелось шипеть и царапаться.
И сейчас Смеяна словно споткнулась на пороге – так не хотелось ей сюда идти. Пересилив себя, она шагнула в тесную избушку.
– Кто у тебя был? – спросила она.
– Да городник присылал, – ответил Творян.
Смеяна приободрилась: раз ведун согласен разговаривать, значит, есть надежда договориться.
– Чего же ему от тебя надо?
– Просил по лесам с ним ходить и добрые деревья от злых отделять. А то, говорит, если одно злое дерево в стене окажется, всему городу беда будет.
Творян усмехнулся, и его усмешка показалась Смеяне недоброй.
– А ты что же? – спросила она.
– А я! Я ему не мальчишка, чтобы бегать, куда укажут! Жертвы пусть приносит деревьям, тогда и не будет обиженных! И в основание города – жертву. Тогда будет городу счастье.
Смеяна больше ничего не находила сказать о городнике и городе и молчала, сидя на лавке и разглаживая подол рубахи на коленях. Никогда раньше, если ей требовалось что-то для себя, она так не волновалась и не боялась отказа.
– Дядька Творян! – вдруг сказала она, поняв, что умных и хитрых слов так и не придумает. – Сними науз!
Творян сразу понял, о чем она говорит, и снова усмехнулся.
– Сними! – настойчиво повторила Смеяна. – Ну хватит ему ходить как барану на веревке возле кола! Зачем он нам сдался?
Ведун покрутил головой:
– Старейшина о нем другое мыслит. Парень здоровый, сильный, не слишком строптивый – дорого стоит. Варовит хочет его в Краснобор отвезти и на торгу продать. А то как бы беды не вышло…
Смеяна ахнула, не дослушав.
– Как – в Краснобор продать? – вскрикнула она и вскочила на ноги. – Быть того не может!
– Может! Боится дед его на огнище держать. Сейчас городник живет, а потом и княжьи люди тут крутиться будут. В лесу холопа держать – мало толку. А так пять гривен добыть можно. Деньги немалые, пригодятся. Не веришь – у деда спроси.