Дворецкая Елизавета. Утренний всадник, кн. 1: Янтарные глаза леса

   – А потом?
   – А потом – как Макошь велит. Если она велит мне на Дароване жениться – значит… – Светловой запнулся и опустил глаза, не в силах даже в мыслях допустить такой приговор богини судеб. – А если не велит – так сама же Дарована настаивать не будет.
   – Ах, как хорошо! – Уяснив этот замысел, Смеяна расцвела.
   В самом деле – пусть княжна сама убедится, что Макошь предназначила Светловоя вовсе не ей! Не будет же она настаивать на присвоении чужой судьбы! Не будет! И тогда… Смеяне хотелось прыгать от радости. Как хорошо он придумал! Ее счастливый и восхищенный взгляд выражал такое обожание, что Светловою стало неловко, но в глубине души и приятно. Смеяна была земной девушкой, но в ней собралось все самое лучшее, что только есть на земле.
   – Постой, а как же мои женихи? – вдруг почти с ужасом вспомнила Смеяна. – Им ты хоть колом про Чашу Судеб долби – не поверят!
   – О них не тревожься! – весело утешил ее Светловой. – Это моя забота.
   – Да как же ты со стариками моими управишься? Они меня никогда не отпустят!
   – Отпустят. Вот увидишь!
   Светловой улыбнулся, и Смеяна замерла от восхищения: его лицо осветилось, улыбка сделала каждую черту невыразимо прекрасной – он снова был тем Ярилой, которого она впервые увидела на кромке ржаного поля. Как разлука убила в нем радость, так надежда на новую встречу воскресила все силы, бывшие прежде, и даже больше. Так и новая весна возрождает не одно зерно, упавшее в землю, а целый колос.

* * *

   Незадолго до полудня чуть ли не сотня человек со всей округи собралась на поляне возле священного дуба. В других племенах на Перунов суд не допускали женщин, но речевины полагали, что такое важное дело должно вершиться на глазах всего рода. Женщины и дети только не подходили к самой площадке и теснились поодаль, под деревьями на краю опушки.
   Речь не шла об оскорблении или мести, противники не желали крови друг друга, и поэтому поединок назначили рукопашный. Заревник и Премил, ровесники, уже не первый год выходили на Перунов день и на Медвежий велик-день биться в схватках неженатых парней. Заревник был выше ростом и сильнее, и поначалу многие думали, что победа и невеста достанутся ему. Но, удивительное дело, кмети Светловоя, пришедшие посмотреть вместе со всеми, с самого начала схватки предпочли Премила и дружно подбадривали его криками и звоном оружия. Чернопольцы радовались такой поддержке, люди из других родов оглядывались с удивлением, не понимая, за что парню такая честь.
   Но скоро все это поняли. Средний сын Леготы не зря еще в молодые годы ушел в дружину Лебединского становища. И не зря племянник так часто ездил проведать дядю. Тот научил его биться. Пусть не так, как бьются княжеские кмети, но Премил оказался способен поставить против силы Заревника удивительную ловкость, верткость, умение уходить из-под удара, заставляя противника даром тратить силы. Сам он бил не так чтобы очень сильно и не сумел бы кулаком убить быка, но удары его неизменно достигали цели и оказывались весьма болезненны.
   Второй раз Заревник бился за Смеяну, и снова ему грозило поражение! Стараясь после драки с Грачом поскорее забыть свой позор, он полагал, что второго такого же противника не найдется. И напрасно. Вторично столкнувшись с ловкостью, грозящей опрокинуть его силу, Заревник утратил уверенность. А без веры и сила немногого стоит.
   От криков мужчин гул разлетался по дубраве, священная зола чернила ноги и одежду поединщиков, залетала на ближних зрителей. Дубы по краям поляны тихо качали пустыми ветвями, невидимые глаза из толщи грубой коры наблюдали за схваткой во славу Перуна.
   Взволнованная и увлеченная зрелищем Смеяна тихо повизгивала от избытка чувств, подпрыгивала на месте и изо всех сил желала победы Премилу, совсем забыв, что соперники бьются за право ввести ее свой род. Своим умением Премил напомнил ей Грача, тот давний поединок в березняке. Она не замечала, что все вокруг то и дело поглядывают на нее. Ее азарт, румяные щеки, блестящие глаза, стиснутые кулачки значили много: она сама и есть удача, и победа достанется тому, с кем она будет.
   – Перуне-Громоверже! Славен и триславен буди! – десятками голосов ревели мужчины, когда Заревник вдруг оказался крепко прижат к земле, даже не заметив, как это получилось.
   Премил продержал его так, пока слава Перуну не была провозглашена трижды, а потом отпустил, поднялся, вытирая ладонью взмокший лоб. Чернопольцы радостно гомонили и хлопали друг друга по плечам.
   Заревник тоже поднялся, смущенно отворачивая лицо. Перепела приуныли. Варовит развел руками и бросил выразительный взгляд в небо: воля Громовика!
   – На свадьбу всех просим! – кричал Легота. – Всех к нам на Черное Поле зовем – и места, и угощения, и меда всем хватит!
   – Ох, и кто же теперь пойдет-то за него? – Тетка Купава глядела на Заревника, жалостливо качая головой. – Пропадет парень!
   – Кто? – тихо ответила Верёна. – Да я и пойду…
   Бабка Гладина подозвала к себе Смеяну. Та подошла, еще не остыв от переживаний, широко улыбаясь. Увидев суровое лицо бабки, Смеяна как будто разом погасла – вспомнила. Гладина сунула ей в руки тонкий вышитый платок. «Поди, подай жениху утереться!» – движениями бровей приказала она недогадливой внучке. Стыда с ней не оберешься – и порядка не знает, да и платок-то Коноплянкиной работы! Но Смеяна отчего-то медлила протянуть руку за платком, будто ждала еще чего-то.
   – Постойте, добрые люди! – вдруг крикнул Светловой.
   Смеяна отдернула руку, так и не взяв у бабки платка. А княжич шагнул вперед. Светловолосый, статный, в красном плаще и с поясом в серебре, с мечом в дорогих ножнах, он казался сейчас воплощением если не Перуна, то его младшего брата Яровита. Люди на поляне оборачивались, прислушивались.
   – Что не так, княжич светлый? – удивленно спросил Варовит.
   Легота насупился: свое право, отвоеванное перед лицом богов, он не собирался уступать даже князьям.
   – Суд Перунов творился по правде, и справедлив его исход! – вежливо и твердо сказал Светловой. – Но скажи мне, старче мудрый: если сейчас объявится другой человек, желающий получить эту девушку, позволят ли обычаи предков ему сразиться с победителем?
   Варовит и старейшины молчали, пытаясь взять в толк, к чему он клонит. Даже Перепела вскинули понурые головы.
   – Позволят! – подал голос старик Добреня. – Знаешь, княжич: по древним Перуновым обычаям не только девку, но и жену можно поединком отбить. Сыскался бы охотник.
   – Да где же ему сыскаться? – недоуменно спросил Варовит. – Вроде двое было их…
   – А теперь трое, – спокойно сказал Светловой. – Третий – это я.
   По широкой поляне пролетел изумленный возглас. Вот оно что! Оказывается, ольховская Смеяна самому княжичу понадобилась!
   – Смеяна из рода Ольховиков приносит удачу, ведь так, старче мудрый? – продолжал Светловой. – Ты сам рассказывал. В ней живет благословение богов. Кому же оно нужнее, чем князю? Я хочу увести ее с собой и готов биться за это право. Твой род, Легота, принимает мой вызов?
   – Принимает! – Не смешавшись, Легота сорвал с головы шапку и размашисто бросил ее на край площадки. – Не было такого, чтобы Черное Поле от поля отказывалось! А! – Он окинул взглядом родичей и первый засмеялся своей шутке. – Давай, княжич! Только так решим: тебя с детских рубашек учили биться, а внук мой больше за сохой да с косой… Сам я против тебя выйду!
   – Да ведь стар ты! – охнула бабка Гладина.
   – Стар, да не слаб! А Перун Праведный – он рассудит не по годам, а по своей воле, по своей правде! Кому удача нужнее – тот ее и получит!
   – Коли так – отдал бы даром! – снова вставил дед Добреня. – Счастье – одно, а совесть – другое. Ты сам со своим родом удачу сожрешь, а с князем всему племени достанется. Подумал бы!
   Но Легота тряхнул головой.
   – Это, – он выразительно показал на черный круг священной золы и низко поклонился ему, – это древнее князей! И правда Перунова древнее!
   И Светловой нагнул голову в знак согласия.
   Творян тут же раздул у жертвенника новый маленький костерок, Светловой и Легота капнули туда по капле крови. Смеяна проследила за опущенной рукой Светловоя, всей душой желая, чтобы порез затянулся мгновенно и без следа, чтобы он не потерял ни единой лишней капли крови и силы. Теперь она поняла, что он имел в виду сегодня утром, когда обещал ей одолеть упрямых стариков. Конечно, он спрашивал об обычае ради одной вежливости. Княжича с раннего отрочества обучили всем древним обычаям и всем их возможным толкованиям.
   Светловой сбросил плащ на руки кметям, Легота стянул с плеч медвежий кожух.
   – Ничего, я и мечом научен! – бодро отвечал старейшина на расспросы об оружии поединка. – Врукопашную мне с княжичем не по чину – не моими медвежьими лапами его кости белые давить. А мечом – это по-княжески!
   – Да какое твое уменье! – охали старики.
   С тех пор как Легота ходил в походы с князем Творимиром, дедом Светловоя, прошло уж лет тридцать. Да и там он, как и все ратники, воевал больше копьем, секирой, луком, а меч попадался ему в руки нечасто.
   – На то и Перунов суд! – отмахивался Легота от опасений родни. – Будет Перунова воля – и горбатый старик княжеского воеводу одолеет. А не будет воли Перуновой – нечего и браться!
   Светловой молчал и оставался совершенно спокойным. Для него победа или поражение в поединке означали гораздо больше, чем для Леготы и для всего рода Чернопольцев. Кроме желания помочь Смеяне его вело и желание помочь себе самому. Именно сегодня он, будто прозрев, сообразил, что верное средство изменить злую судьбу все это время находилось совсем рядом. Девушка, приносящая удачу, – это настоящее оружие. Она доказала это, когда увела людей из обреченного на гибель городка, спасла от гнева богов. Так, может, ее таинственных сил хватит на то, чтобы изменить мировой порядок и открыть для смертного дорогу к богине?
   Смеяна протолкалась к самой границе черного круга, но ее никто не прогонял. Все взгляды были прикованы к площадке. Почти одного роста, Светловой и Легота различались, как олень и медведь. Легота, более широкий в плечах и толстый, двигался медленно и очень осторожно. Светловой, хорошо выученный и даже более опытный, чем старик-земледелец, тоже не кидался вперед, пытаясь сперва понять, на что же способен его противник. Их клинки изредка скрещивались, и звон оружия падал в тишину, как льдинки в стоячую воду. Люди на поляне не просто молчали – они затаили дыхание. Даже древние старухи, приковылявшие на поляну к дубу только ради родового обычая, даже мальчишки, которым не только оружия, но и штанов по малолетству не полагалось, не отрывали глаз от поединщиков, словно здесь решалась судьба каждого.
   Поединок был похож на еле тлеющий костер: то долгое затишье, когда противники только кружили по площадке, как в обрядовом воинском танце, то вдруг вспышка – несколько резких ударов.
   Смеяна уже не забавлялась – ей стало страшно. Веселый Легота вдруг показался голодным медведем, выжидающим удобного мгновения, чтобы броситься. Даже в лице его, густо заросшем бородой, появилось что-то хищное. Нет, не так он бился раньше на обрядовых или даже судебных поединках, когда безудержно бросался вперед, норовя смести противника мощным напором. Теперь он кружил, выжидал, и меч в его руке казался жалом.
   Светловой тоже не спешил нападать: он вовсе не стремился понапрасну проливать кровь, свою или чужую. Многолетние уроки Кременя не пропали даром, меч стал живым продолжением его руки, таким, что не замедлит отразить удар, но не нанесет лишних повреждений. Каждое движение княжича было точным и рассчитанным, он выбирал миг для удара – того, который добудет единственную нужную каплю крови на самом краю лезвия.
   «Помоги ему, боже Перуне! Помоги!» – совсем по-детски молилась Смеяна, стиснув руки на груди и ломая пальцы. Нет, не то. Такого бессвязного бормотания Громовик не услышит. Да и не станет он слушать девчонку, которая сама не знает, что ей нужно. Но как же помочь? Как придать ему силу, такую нужную сейчас? У Смеяны не хватало терпения следить за этим медленным, изматывающим зрителей поединком.
   Пальцы ее коснулись рысьего когтя в ожерелье. Когда-то давно именно Светловой помог ей добыть у прижимистой бабки Гладины эту единственную память о незнакомой матери, наследство неведомого кровного рода. И сила, жившая в рысьем клыке, вдруг проснулась. Смеяне вспомнился березняк, лицо Синички, искаженное смертельным страхом. Где-то в глубине ее существа уже потягивалась красавица-рысь, разминая лапы, готовясь к прыжку. Вспыхнули желтым огнем ее узкие глаза, в оскале блеснули клыки. Сила потекла по жилам Смеяны, как жидкий огонь; казалось, вот-вот тело ее само поднимется в длинном прыжке и приземлится на четыре сильные лапы, на мягкие подушечки с острыми когтями…
   Огромные янтарные глаза глянули из чащи дубравы прямо в лицо Леготе. Охнув, он выпустил меч, и тот скользнул на землю, в притоптанную золу. Легота покачнулся, едва удержавшись на враз ослабевших ногах. Он увидел – на священному дубе, на высокой толстой ветке, сидела, собравшись в тугой комок, огромная рысь, и взгляд ее желтых глаз жег его, пронзал, как раскаленный клинок молнии.
   Старейшина моргнул, мотнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение. Когда он поднял веки, рыси на дубе уже не было. Княжич Светловой стоял в трех шагах перед ним, опустив чистый клинок, так и не узнавший сегодня крови.
   – Ох, чуры меня сохраните… – отрешенно бормотал Легота, не понимая, что с ним случилось, и не в силах побороть страха.
   Оглянувшись, точно в поисках ответа, он внезапно вздрогнул, споткнулся и повалился наземь, словно соломенная кукла. В душу ему снова глянули те же глаза. Тот же янтарный цвет, тот же острый зрачок и хищная угроза. Только поменьше.
   У края площадки стояла Смеяна.
   А люди потрясенно молчали, вертели головами, выискивая то, что так напугало отважного и решительного старейшину Чернопольцев. Но никто из них не видел Лесного Князя. Леготу лишила сил воля богов, и люди смотрели на него со страхом.
   Варовит махнул рукой, и несколько мужчин подбежали к Леготе, подняли его, поставили на ноги.
   – Не удержал, стало быть, Перун тебя, человече! – сочувственно подвел итог дед Добреня. – Стало быть, правда его не с тобой.
   Легота открывал рот, желая что-то сказать, но не находил слов. Он не мог смотреть в сторону Смеяны. Да была ли она на месте во время поединка? Не она ли обернулась рысью и сидела на дубу? Сила леса, внезапно проглянувшая в ней, внушала ужас. И ее-то, оборотня, он хотел взять в род! Чуры уберегли!
   – Справедлив ли вышел Перунов суд? – спросил тем временем Светловой у Варовита. – Признают ли люди исход его?
   Варовит оглядел лица мужчин. Все были слишком растеряны, сбиты с толку ходом и концом поединка, чтобы осмыслить его и объявить решение. Никогда в роду такого не случалось, чтобы княжич бился за девку со старейшиной и чтобы поединок закончился даже без требуемой обычаем капли крови. Или боги даже на судебном поле благосклонны к князьям?
   – А чего? По обычаю. Ничего не скажешь, – раздалось в рядах мужчин.
   – Пусть Чернопольцы княжичу кланяются, – буркнул Мякина, чувствуя, что поражение Заревника отчасти отомщено. – Захотел бы – была бы тебе и первая кровь, и последняя…
   – Значит, род Ольховиков и род Чернопольцев не сочтут себя обиженными, если эта девушка пойдет со мной?
   – Ты хочешь идти с княжичем? – спросил Варовит, повернувшись к Смеяне.
   Она посмотрела в глаза деду, торжествуя в душе. Все-таки он спрашивает, чего она хочет!
   Но едва она встретила погасший взгляд Варовита, словно бы ушедший глубже под седые космы бровей, как торжество ее разом угасло. Ей задавали этот вопрос всего лишь ради порядка. Откажись она сейчас – род ее не примет. Ни Ольховики, ни какой-нибудь другой, даже бившиеся за нее сегодня, не примут к своему огню девушку, в которой живет страшная сила леса. Пусть никто, кроме Леготы, не видел рыси на священном дубе – его присутствие почувствовали все, все заново испытали давящий страх и трепет перед стихией, рядом с которой человек слаб и беззащитен.
   – Да, – тихо сказала она, но ее услышали все. – Я хочу пойти с ним. Я желаю вам добра, роды Лебединской округи, но я не ваша удача. Я пойду с тем, на кого мне указали боги.
   Она окинула взглядом лица людей, окруживших поляну поединка. Лиц было много, и Смеяна не различала своих родовичей и чужих. Ей казалось, что их разделило другое: они – Род Человеческий, а она – Лес.
   Вышитый платок, не взятый Смеяной, выпал из руки бабки Гладины и оказался на черной земле, смешанной с золой. И это маленькое белое пятнышко, как волшебная река из чародейного рушника, отгородила Смеяну от всех женщин, с которыми она почти двадцать лет делила место возле печи, за прялкой, на луговинах и репищах. Тесный круг родни разомкнулся, чтобы ее выпустить, и сомкнулся снова.
   Помолчав, люди стали расходиться, а Смеяна все стояла, как потерянная, не зная, куда и с кем ей теперь идти. Кто-то сзади тронул ее за плечо. Смеяна обернулась и увидела Творяна.
   – Не ходи с ним! – тихо сказал ведун, не глядя на нее, словно против воли выдавал важную тайну. – Ты ко мне приходи, ладно уж. Не хотел, да, видно, судьба. Буду учить, может, и будет толк какой-нибудь. Не пропадать же… А с княжичем не ходи! У него в душе черное зерно. От кого – не знаю. А только оно вырастет и его погубит.
   Смеяна слушала, изумляясь все больше. Велика же была опасность, ожидаемая ведуном, если он переменил свое решение, сам звал Смеяну к себе, обещал научить всем своим наукам. Сколько раз она прежде просила его об этом! Но с тех пор все изменилось.
   – Дядечка, милый! – взмолилась Смеяна и протянула к Творяну руки, как будто от него зависел успех всей их долгой дороги. – Может, и правду ты говоришь, да только не могу я его бросить. Ему помочь надо, чтобы та чернота его не съела. А кроме меня никто ему помочь не сумеет.
   – И ты не сумеешь! Никто не сумеет. На него такая сила лапу наложила… Забыла, что ты видела?
   – Что видела?
   – А вот когда ко мне приходила гадать о нем.
   Смеяна вспомнила тот далекий вечер, огромную голову черной жабы в воде гадательной чаши.
   – Вела… – потрясенно прошептала она.
   Творян кивнул.
   Смеяна сжала ладонями виски, словно у нее кружилась голова. Ей вдруг стало так страшно, жутко, пусто и холодно, как будто она полетела без оглядки в пропасть. Светлая Дева Весны и темная Вела, Хозяйка Подземной Воды, – вот какие силы протягивали руки к Светловою. Немыслимо, чтобы простой смертный уцелел в такой схватке.
   Но отступить? Даже не веря сейчас в свою способность что-то сделать, Смеяна не могла оставить Светловоя. Он стоял на краю площадки, терпеливо дожидаясь, когда она закончит свой разговор с ведуном, – ее Утренний Всадник, пришедший затем, чтобы указать ей дорогу судьбы. И не осталось другого пути – только вместе с ним.
   – А я сумею! – прошептала Смеяна и подняла глаза на Творяна. – Ты пойми, дядька. Я – его удача. Я верю, я – его удача! Как же я его брошу? Если боги со мной – одолеем. А нет – мне и жить незачем.
   – Пропадешь.
   – Нет! – Смеяна упрямо помотала головой, словно стряхивая паутину, и улыбнулась. – Не пропаду. Не верю!
   Творян посмотрел ей в глаза, в глубину янтарного блеска, потом опустил взгляд и отошел. Невозможно было отговорить ее, потому что она верила. Да и по уму ли ему, простому родовому ведуну, разбирать ее судьбу?
   Дружина постепенно потянулась по тропе прочь с поляны, Светловой оглянулся, поджидая ее. Смеяна спешила вслед за своей единственной отныне семьей, а из глубины чащи за ней наблюдали янтарные глаза с узким черным зрачком, так похожие на ее собственные. Только они знали, кто она и куда идет, но время говорить еще не пришло.

Пояснительный словарь

   Баснь – вымышленное повествование.
   Бездна – первобытный хаос, противоположный упорядоченному миру, «белому свету».
   Белобог – Белобог и Чернобог – первые Сыны Рода и Высшие Лики Его (по «Русскому Родноверию» Ставра и волхва Велеслава). Белобог – олицетворение всего явного, определенного, ясного, Дарующая Ипостась Рода, символ света, жизни, дня, лета, покоя и неизменности.
   Берегини – мифологические существа в виде птиц с девичьими лицами, приносящие весной росу на поля и способствующие урожаю.
   Березень – месяц апрель.
   Беседа – большая общая изба, место собраний и женских посиделок.
   Било – плоский подвешенный кусок железа, в который стучали для оповещения о пожаре, для созыва на вече и т. д.
   Блазень – привидение.
   Ведун (жен. – ведунья) – служитель богов, знающий целебные и волшебные растения и другие способы лечения.
   Вежа – башня.
   Вежество – воспитание, умение себя вести (ср. совр. «невежа»).
   Вела – жена Велеса, повелительница водных источников, от гнева которой происходит засуха.
   Велес (Волос) – один из главных славянских богов, хозяин подземных богатств и мира мертвых, покровитель лесных зверей и домашнего скота, бог охоты, скотоводства, торговли, богатства и всяческого изобилия.
   Велесов день отмечался дважды в год: последний день жатвы, около 6 августа, и последний день двенадцатидневных новогодних праздников, 6 января.
   Велес-трава – василек, наделялся магическими свойствами.
   Велесов сноп – последний сноп, оставшийся на краю поля, его украшали (или одевали в рубаху и штаны, или заплетали в виде разнообразных кос и бород) и несли домой как символ и залог урожая.
   Велик-день – праздник.
   Вено – выкуп за невесту.
   Верхнее Небо – верхний ярус небосвода, в котором хранятся запасы небесной воды и живут духи предков.
   Вече – общегородское собрание для решения важных дел.
   Вечевая степень – возвышение на площади, с которого произносились речи.
   Вечерний Всадник – см. Утренний Всадник.
   Водимая жена – законная супруга. (По предположению, водимой называли женщину, которую в свадебном обряде водили вокруг печи в доме мужа, тем самым приобщая к новому роду. Женщина, над которой этого обряда не производилось, законной женой не считалась.)
   Волокуша – бесколесное приспособление для перевозки грузов в виде оглобель с прикрепленным к ним кузовом.
   Волхв (женск. – волхва) – служитель богов.
   Встрешник – злобный дух в виде пыльного столба, встречается на дороге и предвещает беду.
   Горница – помещение верхнего этажа.
   Городник – специалист по строительсву городских укреплений.
   Городня – бревенчатый сруб, иногда засыпанный землей.
   Гривна – 1) денежная единица, около семидесяти граммов серебра; 2) шейное украшение, могло служить показателем чина и знаком отличия.
   Гридница – помещение для дружины в доме знатного человека, «приемный зал».
   Груден – ноябрь.
   Гульбище – крытая внешняя галерея здания.
   Дажьбог – бог тепла и белого света. Водит солнце по небу от летнего солнцестояния 23 июня до осеннего равноденствия 22 сентября.
   Девясил – целебная трава, которой приписывались волшебные свойства.
   Денница – олицетворение зари, сестра или жена солнца.
   Десятник – воевода младшего чина, начальник десятка в войске.
   Детинец – крепость, укрепленная часть города.
   Дивий великан – один из ночных духов, который является в виде человека огромного роста и страшного вида, душит спящих.
   Додола – богиня дождя; по предположениям, супруга Перуна.
   Докончание – договор.
   Дружинник – управляющий княжеским хозяйством. Дружина как воинский отряд здесь ни при чем, и в древнерусском языке члена воинского отряда никогда не называли дружинником.
   Забороло – верхняя площадка крепостной стены.
   Заушницы – женские украшения в виде колец из меди, бронзы, серебра, которые укреплялись на волосах или на головном уборе около висков.
   Зимерзла – олицетворение зимы.
   Изгой – человек, ушедший из своего рода или общины. Считался совсем пропащим, поскольку человек вне рода – не человек.
   Ирий – небесное царство Перуна, место, где зимуют птицы.
   Истобка – внутреннее теплое помещение в избе.
   Каганец – глиняный светильник.
   Карна и Желя – две сестры, богини смерти, плакальщицы над мертвыми телами на поле битвы.
   Клеть – помещение нижнего этажа, жилое или служащее кладовкой. Могло быть построено отдельно.
   Кличане – загонщики при облавной охоте.
   Кметь – воин.
   Кожух – верхняя теплая одежда с рукавами, вероятно меховая.
   Коледа – один из так называемых младших богов, вернее, воплощение новогоднего праздника. Слово «коледа» («коляда»), как считается, происходит от латинского «календы», но это заимствование может быть очень старым
   Костяник – зимний дух, сын Зимерзлы.
   Кощное Владенье – царство мертвых.
   Кощуна – древняя песнь мифологического содержания.
   Кощунник – волхв, знающий и исполняющий кощуны.
   Кресень – июнь.