Страница:
– Это дорогое удовольствие, – буркнул капитан. Он все еще не видел во мне серьезного клиента.
Я вынул из кармана пачку денег, стянутую резинкой, и разделил ее пополам.
– Этого хватит?
Мариман, явно ожидая подвоха, встал со скамейки, неторопливо прошел по сколоченному из двух досок трапу и приблизился ко мне. Молча взяв стопку, он полистал ее, склонившись так, чтобы не загораживать свет фонарей, и убрал с головы капюшон. Волосы его были длинными, почти до плеч.
– Ну-у… Этого хватит дней на пять, – сказал он, бесцеремонно заталкивая деньги в карман, словно мы уже обо всем договорились. – Плюс продукты да камбуз в ваше распоряжение.
– И плюс выпивка, – сказал я.
– Выпивка у меня своеобразная, может не понравиться, – скептически заметил капитан и, повернувшись к нам спиной, шагнул на трап. Мокрые доски заскрипели и прогнулись под ним; мне показалось, что трап сейчас обломится, и нам с Ирэн придется вытаскивать капитана из воды. Но он благополучно достиг кормы и, опершись о стойку тента, стал с интересом смотреть, как Ирэн, балансируя и размахивая руками, преодолевает трап.
– А далеко плыть собрались? – спросил он, когда мы благополучно зашли на борт. Поманив нас за собой по ступеням вниз, он подошел к стеклянной двери и сдвинул ее в сторону.
– Подальше от берега и людей, – ответил я.
– Понятно, – кивнул капитан и поднял вверх коричневый крючковатый палец, похожий на сучок. – Только запомни эти слова, чтобы на второй день плавания ко мне не было претензий. Деньги назад не возвращаю.
Капитан зашел в кают-компанию и включил лампочку. Она была тусклой, но ее света хватило на то, чтобы различить стоящие в углу низкие кожаные диваны, ковер на полу, круглый полированный стол и деревянный шкаф во всю стену с многочисленными дверцами.
– Свет от аккумулятора, – сказал он безразличным голосом. – Потому прошу экономить. А лучше пользуйтесь керосинкой.
– Как здесь хорошо, – прошептала Ирэн. Она едва держалась на ногах, а глаза ее закрывались сами собой.
– Вот когда я поставлю под перила балясины из красного дерева, – возразил капитан, повернувшись к Ирэн, – да куплю картины, и закончу оформлять бар, вот тогда здесь будет хорошо… Осторожнее, берегите головы!
Пригнувшись, он спустился по крутым ступеням на нижнюю палубу, где находились две каюты. Опасаясь, как бы Ирэн не пересчитала ступени нижней частью своей спины, я взял ее под руку. Ирэн с благодарностью опустила голову мне на плечо. Мы оказались в узком и коротком коридоре, застеленном красной ковровой дорожкой. Здесь, в закрытом пространстве, откуда нельзя было увидеть причал и волны, болтанка вызывала особенно неприятные ощущения. Казалось, что пол демонстрирует нам свой крутой нрав: то он, подобно разъяренному быку, пытался сбросить нас со своей спины, то вдруг резко уходил вниз, и наши ноги едва не отрывались от ковровой дорожки.
– Спать будете здесь, – сказал капитан, толкнув дверь одной из кают.
– Господи, как я ждала этого, – прошептала Ирэн, переступая порог и глядя на уютное, обшитое деревом гнездышко с двумя подвесными полками, аккуратно застеленными голубыми простынями и толстыми верблюжьими одеялами, столиком у иллюминатора, миниатюрным рукомойником, большим зеркалом в резной раме и встроенными шкафчиками.
– Гальюн и душ в торце коридора, – сказал капитан. – Вы в море желаете сейчас выйти? Или, может быть, дождемся утра?
– Сейчас, – ответил я.
– Тогда я попрошу тебя помочь мне поставить штормовой кливер, – требовательным голосом, исключающим отказ, сказал капитан и пошел наверх.
Ирэн села на полку, ощупывая одеяло. Она с трудом боролась со сном.
– Сейчас, – произнесла она. – Потерпи немного… Я только приму душ и начну готовить ужин.
– Какой ужин! Второй час ночи! Раздевайся и ложись!
– Хорошо, хорошо, – прошептала Ирэн. – Погоди минутку… Дай прийти в себя… А что мы будем делать завтра? С чего начнем? С самого начала?
– Плевать на завтра! Не думай о нем! Не будет его! – сказал я и прикоснулся ладонью к ее щеке. Она полыхала, словно Ирэн долго прижималась щекой к горячей грелке. – Ложись, я принесу тебе коньяку. И спрошу капитана, может, у него есть мед.
Я вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Довел девчонку до бедственного состояния! У нее жар, она засыпает на ходу!
Капитана я нашел на носу.
– Ну-ка, хватайся за снасть и по моей команде тяни на себя, – сказал он.
Раксы, увлекая за собой парус, с мелодичным переливом заскользили по веревке. Слабый ветер, как заскучавший пес, тотчас нашел новую забаву и, играя, стал полоскаться в поднимающемся к верхушке мачты кливере. Качка усилилась. Нос яхты с устремленным в открытое море бушпритом был подобен рыцарю, вооруженному пикой.
– Красивая у тебя девчонка, – сказал капитан, связывая конец снасти хитроумным узлом. – И любит тебя – будь здоров!
– Ладно тебе! – махнул я рукой. – Мы недавно познакомились.
– Ты мне на этот счет байки не рассказывай, – возразил капитан и хлопнул меня по плечу. – У меня глаз наметан. Я же вижу, как она с тобой обращается, как на тебя смотрит… Слова, жесты и взгляды влюбленной женщины подделать невозможно. Она сама их не замечает, потому как все происходит помимо ее воли.
Он встал за штурвал и принялся разворачивать яхту носом на маяк.
– Открой-ка крышку ящика, что у тебя под ногами, и вытащи бутылку, – сказал капитан. – Плохо идем… Волна сильная, а ветра нет. Надо мотор запускать…
Я присел у деревянного ящика, сколоченного грубо и неумело, приподнял крышку и увидел с десяток больших бутылок. На них не было этикеток, а горловины были закрыты всевозможными пробками. Я выудил одну бутылку и посмотрел через нее на маяк. По виду это был обыкновенный самогон, настоянный на жгучем перце. По вкусу мутная жидкость тоже напоминала самогон, настоянный на жгучем перце, да еще с добавлением меда.
– Нравится? – спросил капитан, когда я, медленно вытирая губы, пронзительным взглядом ученого смотрел на бутылку. – Можешь и мне бутылочку достать.
Мы проплыли мимо маяка и вышли в открытое море. Яхта взлетала вверх и падала вниз. Огни города прощально мерцали в туманной пелене.
– Это все ерунда, – сказал капитан, когда я вышел из камбуза с горячим чайником. – Найди под лестницей бутылку с камфарой и как следует разотри девчонку с ног до головы. Только не полотенцем, не мочалкой, а ладонью. Тепло мужской ладони – вот лучшее лекарство от простуды для женщины.
Я спустился вниз и не без труда нашел среди ведер, шлангов и швабр бутылочку из-под пепси-колы, наполовину заполненную маслянистой пахучей жидкостью. У камфары, наверное, еще не вышел срок годности, и ладони мои были достаточно теплыми, но предстоящая процедура почему-то представлялась мне весьма сложным делом. Скорее даже испытанием. И в первую очередь для меня.
Войдя в каюту, я увидел, что Ирэн уже лежит в постели, едва ли не с головой накрывшись одеялом. Я присел на край полки и осторожно сдвинул край одеяла. Инспектор по чистоте крепко спала, уткнувшись носом в подушку, и дыхание ее было ровным и глубоким, и губы едва заметно подрагивали во сне, и румянец расползался по щекам, словно небо над восходящим солнцем.
Я легко тронул Ирэн за плечо. Она не отреагировала, продолжая заниматься своим тихим делом с завидным увлечением и настойчивостью. Мне стало жалко ее будить. Поставив бутылочку с камфарой на столик, я тихо вышел из каюты и крепко прикрыл за собой дверь.
Когда я вышел на палубу, капитан уже допивал содержимое моей бутылки и не столько вращал штурвал, сколько опирался на него.
– Что-то ты быстро управился, – не преминул он сделать мне замечание. – Я же тебе сказал: с ног до головы. Иначе результата не будет.
– Она уже спит, – ответил я и вынул из ящика новую бутылку со «своеобразной» выпивкой.
Впервые за минувшие сутки я почувствовал, что страшное напряжение отпускает, и убийца уже не казался мне таким страшным и неуловимым, и милиция не столь вездесущей, и море вовсе не грозным, а даже очень ласковым и спокойным, словно мама, убаюкивающая своего ребенка.
Глава 18
Глава 19
Я вынул из кармана пачку денег, стянутую резинкой, и разделил ее пополам.
– Этого хватит?
Мариман, явно ожидая подвоха, встал со скамейки, неторопливо прошел по сколоченному из двух досок трапу и приблизился ко мне. Молча взяв стопку, он полистал ее, склонившись так, чтобы не загораживать свет фонарей, и убрал с головы капюшон. Волосы его были длинными, почти до плеч.
– Ну-у… Этого хватит дней на пять, – сказал он, бесцеремонно заталкивая деньги в карман, словно мы уже обо всем договорились. – Плюс продукты да камбуз в ваше распоряжение.
– И плюс выпивка, – сказал я.
– Выпивка у меня своеобразная, может не понравиться, – скептически заметил капитан и, повернувшись к нам спиной, шагнул на трап. Мокрые доски заскрипели и прогнулись под ним; мне показалось, что трап сейчас обломится, и нам с Ирэн придется вытаскивать капитана из воды. Но он благополучно достиг кормы и, опершись о стойку тента, стал с интересом смотреть, как Ирэн, балансируя и размахивая руками, преодолевает трап.
– А далеко плыть собрались? – спросил он, когда мы благополучно зашли на борт. Поманив нас за собой по ступеням вниз, он подошел к стеклянной двери и сдвинул ее в сторону.
– Подальше от берега и людей, – ответил я.
– Понятно, – кивнул капитан и поднял вверх коричневый крючковатый палец, похожий на сучок. – Только запомни эти слова, чтобы на второй день плавания ко мне не было претензий. Деньги назад не возвращаю.
Капитан зашел в кают-компанию и включил лампочку. Она была тусклой, но ее света хватило на то, чтобы различить стоящие в углу низкие кожаные диваны, ковер на полу, круглый полированный стол и деревянный шкаф во всю стену с многочисленными дверцами.
– Свет от аккумулятора, – сказал он безразличным голосом. – Потому прошу экономить. А лучше пользуйтесь керосинкой.
– Как здесь хорошо, – прошептала Ирэн. Она едва держалась на ногах, а глаза ее закрывались сами собой.
– Вот когда я поставлю под перила балясины из красного дерева, – возразил капитан, повернувшись к Ирэн, – да куплю картины, и закончу оформлять бар, вот тогда здесь будет хорошо… Осторожнее, берегите головы!
Пригнувшись, он спустился по крутым ступеням на нижнюю палубу, где находились две каюты. Опасаясь, как бы Ирэн не пересчитала ступени нижней частью своей спины, я взял ее под руку. Ирэн с благодарностью опустила голову мне на плечо. Мы оказались в узком и коротком коридоре, застеленном красной ковровой дорожкой. Здесь, в закрытом пространстве, откуда нельзя было увидеть причал и волны, болтанка вызывала особенно неприятные ощущения. Казалось, что пол демонстрирует нам свой крутой нрав: то он, подобно разъяренному быку, пытался сбросить нас со своей спины, то вдруг резко уходил вниз, и наши ноги едва не отрывались от ковровой дорожки.
– Спать будете здесь, – сказал капитан, толкнув дверь одной из кают.
– Господи, как я ждала этого, – прошептала Ирэн, переступая порог и глядя на уютное, обшитое деревом гнездышко с двумя подвесными полками, аккуратно застеленными голубыми простынями и толстыми верблюжьими одеялами, столиком у иллюминатора, миниатюрным рукомойником, большим зеркалом в резной раме и встроенными шкафчиками.
– Гальюн и душ в торце коридора, – сказал капитан. – Вы в море желаете сейчас выйти? Или, может быть, дождемся утра?
– Сейчас, – ответил я.
– Тогда я попрошу тебя помочь мне поставить штормовой кливер, – требовательным голосом, исключающим отказ, сказал капитан и пошел наверх.
Ирэн села на полку, ощупывая одеяло. Она с трудом боролась со сном.
– Сейчас, – произнесла она. – Потерпи немного… Я только приму душ и начну готовить ужин.
– Какой ужин! Второй час ночи! Раздевайся и ложись!
– Хорошо, хорошо, – прошептала Ирэн. – Погоди минутку… Дай прийти в себя… А что мы будем делать завтра? С чего начнем? С самого начала?
– Плевать на завтра! Не думай о нем! Не будет его! – сказал я и прикоснулся ладонью к ее щеке. Она полыхала, словно Ирэн долго прижималась щекой к горячей грелке. – Ложись, я принесу тебе коньяку. И спрошу капитана, может, у него есть мед.
Я вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Довел девчонку до бедственного состояния! У нее жар, она засыпает на ходу!
Капитана я нашел на носу.
– Ну-ка, хватайся за снасть и по моей команде тяни на себя, – сказал он.
Раксы, увлекая за собой парус, с мелодичным переливом заскользили по веревке. Слабый ветер, как заскучавший пес, тотчас нашел новую забаву и, играя, стал полоскаться в поднимающемся к верхушке мачты кливере. Качка усилилась. Нос яхты с устремленным в открытое море бушпритом был подобен рыцарю, вооруженному пикой.
– Красивая у тебя девчонка, – сказал капитан, связывая конец снасти хитроумным узлом. – И любит тебя – будь здоров!
– Ладно тебе! – махнул я рукой. – Мы недавно познакомились.
– Ты мне на этот счет байки не рассказывай, – возразил капитан и хлопнул меня по плечу. – У меня глаз наметан. Я же вижу, как она с тобой обращается, как на тебя смотрит… Слова, жесты и взгляды влюбленной женщины подделать невозможно. Она сама их не замечает, потому как все происходит помимо ее воли.
Он встал за штурвал и принялся разворачивать яхту носом на маяк.
– Открой-ка крышку ящика, что у тебя под ногами, и вытащи бутылку, – сказал капитан. – Плохо идем… Волна сильная, а ветра нет. Надо мотор запускать…
Я присел у деревянного ящика, сколоченного грубо и неумело, приподнял крышку и увидел с десяток больших бутылок. На них не было этикеток, а горловины были закрыты всевозможными пробками. Я выудил одну бутылку и посмотрел через нее на маяк. По виду это был обыкновенный самогон, настоянный на жгучем перце. По вкусу мутная жидкость тоже напоминала самогон, настоянный на жгучем перце, да еще с добавлением меда.
– Нравится? – спросил капитан, когда я, медленно вытирая губы, пронзительным взглядом ученого смотрел на бутылку. – Можешь и мне бутылочку достать.
Мы проплыли мимо маяка и вышли в открытое море. Яхта взлетала вверх и падала вниз. Огни города прощально мерцали в туманной пелене.
– Это все ерунда, – сказал капитан, когда я вышел из камбуза с горячим чайником. – Найди под лестницей бутылку с камфарой и как следует разотри девчонку с ног до головы. Только не полотенцем, не мочалкой, а ладонью. Тепло мужской ладони – вот лучшее лекарство от простуды для женщины.
Я спустился вниз и не без труда нашел среди ведер, шлангов и швабр бутылочку из-под пепси-колы, наполовину заполненную маслянистой пахучей жидкостью. У камфары, наверное, еще не вышел срок годности, и ладони мои были достаточно теплыми, но предстоящая процедура почему-то представлялась мне весьма сложным делом. Скорее даже испытанием. И в первую очередь для меня.
Войдя в каюту, я увидел, что Ирэн уже лежит в постели, едва ли не с головой накрывшись одеялом. Я присел на край полки и осторожно сдвинул край одеяла. Инспектор по чистоте крепко спала, уткнувшись носом в подушку, и дыхание ее было ровным и глубоким, и губы едва заметно подрагивали во сне, и румянец расползался по щекам, словно небо над восходящим солнцем.
Я легко тронул Ирэн за плечо. Она не отреагировала, продолжая заниматься своим тихим делом с завидным увлечением и настойчивостью. Мне стало жалко ее будить. Поставив бутылочку с камфарой на столик, я тихо вышел из каюты и крепко прикрыл за собой дверь.
Когда я вышел на палубу, капитан уже допивал содержимое моей бутылки и не столько вращал штурвал, сколько опирался на него.
– Что-то ты быстро управился, – не преминул он сделать мне замечание. – Я же тебе сказал: с ног до головы. Иначе результата не будет.
– Она уже спит, – ответил я и вынул из ящика новую бутылку со «своеобразной» выпивкой.
Впервые за минувшие сутки я почувствовал, что страшное напряжение отпускает, и убийца уже не казался мне таким страшным и неуловимым, и милиция не столь вездесущей, и море вовсе не грозным, а даже очень ласковым и спокойным, словно мама, убаюкивающая своего ребенка.
Глава 18
ВЗОРВАННЫЙ РАЙ
Меня разбудил крик чаек, а может быть, я просто выспался и проснулся сам по себе. Не открывая глаз, я прислушивался к всплеску волн, скрипу снастей и хлопкам парусов. Блики солнца, отраженные от воды, играли на моем лице и норовили пробраться сквозь веки. Давно я не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. «Своеобразная» выпивка капитана усвоилась организмом без неприятных последствий, я даже испытывал здоровый голод и желание заняться физической работой.
Я пытался продержаться на этой прекрасной грани между сном и явью как можно дольше, но мое тело уже полностью вернулось в реальность и стало ощущать небольшой дискомфорт. Открыв глаза, я увидел, что лежу под тентом на голом ватном матрасе, а нос мой утыкается не в подушку, а в скрученную спиралью швартовочную веревку.
Скинув потрепанное одеяло, я вскочил на ноги и тотчас ударился темечком о чайник, который висел надо мной на железном крючке. Замечательное утро!
Яхта, распушив все паруса, резала голубую воду своим узким форштевнем, и над мачтой, натирая до блеска голубое небо, кружились чайки. Верхом на бушприте, свесив ноги, сидела Ирэн. Брючки закатаны выше колен, майка прикрывает только плечи. Ирэн от удовольствия болтала босыми ногами и подставляла соленым брызгам лицо.
Я глянул на штурвал. Капитана рядом не было. Яхта, словно живое и разумное существо, самостоятельно следовала курсом «в открытое море», причем настолько ровно и напористо, словно вообще никогда не нуждалась в людях. Не выдавая себя, я незаметно прошмыгнул к штурвалу и посмотрел на компас. Яхта шпарила на 225 градусов, то есть прямехонько на юго-запад. Я не считал себя докой в географии и тем более в навигации, но моих знаний хватило на то, чтобы сделать однозначный вывод: мы действительно плыли в открытое море, и встреча с сушей в ближайшие часы нам не грозила. Успокоенный этим, я запрыгнул на корму, разделся, обвязал себя швартовочной веревкой и прыгнул за борт.
Минут десять яхта тащила меня за собой, словно большую рыбу на кукане. Упругий поток воды быстро вымывал из меня остатки сна, усталости, нервозности и депрессии, и на борт я забрался уже другим человеком. Спустился в каюту, насухо вытерся жестким полотенцем, причесался и, рассматривая свое лицо в зеркале, с интересом погладил двухдневную щетину.
– Привет, – сказал я Ирэн, присев рядом с ней.
Она обернулась. Лицо чистое, без косметики, свежее, солнечное! Легко и радостно улыбнулась. Прав капитан: такой взгляд подделать невозможно.
– Привет…
И мы сразу почувствовали, что одного только приветствия нам мало. Чего-то не хватало. Мы слишком были рады видеть друг друга, мы слишком соскучились друг по другу, чтобы ограничиться одним словом «привет»…
Не зная, как еще выразить радость от встречи, Ирэн протянула мне руку. Глупее трудно было что-либо придумать, но я тоже протянул руку и охотно пожал ее пальчики. Мы напряженно рассмеялись, глядя друг на друга счастливыми глазами. Нас тянуло друг к другу с силой разнополярных магнитов. Наверное, мы этого не понимали и не могли дать объяснения странному чувству стеснения в груди…
– Как рука? – спросила Ирэн. – Зажила?
– Конечно. Бинт намок, но я его выбросил… Может, конечно, зря… А ты уже не мерзнешь? Одежда просохла?
Я нес какую-то чепуху. Чувство, которое навалилось на нас, вытеснило все слова. Более скованным я еще никогда не был. Мне казалось, что Ирэн видит мою неловкость и смотрит на меня как на идиота. И она тоже боялась неловкости, боялась, что хочет сделать нечто непозволительное… В общем, мы с деревянными лицами медленно тянулись друг к другу до тех пор, пока губы Ирэн не стали двоиться в моих глазах. Как это получилось – не знаю. Мы словно сговорились, точно определившись по времени, и кинулись друг к другу в объятия. И все сразу стало на свои места, и свалился с плеч неподъемный груз, и я снова стал самим собой. Ирэн прижималась лицом к моей рубашке и сминала в кулаках рукава. А я гладил ее по голове и целовал ее волосы. Она стала мне родной, эта девушка. Сегодня утром я впервые понял значение этого замусоленного слова.
– Капитан лег спать, – сказала Ирэн, не отрывая щеки от моей груди. – Знаешь, а у тебя так часто сердце колотится!
– А кто будет управлять яхтой?
– Он сказал, что ты все умеешь. Когда мы приблизимся к границе территориальных вод, ты должен развернуться в обратном направлении, снять паруса, бросить плавучий якорь и лечь в дрейф, чтобы нас потихоньку сносило к берегу.
– К границе? А ты думаешь, я знаю, где она находится и далеко ли до нее?
– А мы ее уже пересекли, – ответила Ирэн. – Я видела, как яхта чуть не задела пограничный столб, потом прорвала колючую проволоку, благополучно пересекла минное поле и вышла в нейтральные воды.
Я вскочил, взобрался на крышу кубрика и, приложив ладонь ко лбу, стал вглядываться в горизонт. Шутки шутками, но к границе лучше не приближаться. Если мы, в довершение всего, попадем в руки пограничников, то милиция получит лакомый факт, который гармонично завершит наше уголовное дело: убегая от правосудия, пытались сбежать на яхте в сопредельное государство. Отпадет необходимость даже на адвоката тратиться, потому как нам уже никто и ничто не поможет.
– Там, – сказал я, махнув рукой на туманные очертания гор, – Украина. Чуть правее – Россия. Там – Грузия. Затем – Турция. Приблизительно вон там Болгария. И, наконец, Румыния. Куда поплывем?
– Никуда, – ответила Ирэн. – Мне здесь хорошо. Я буду мало есть, чтобы еды хватило надолго. А когда она закончится, стану ловить рыбу.
Правильно. Никуда не поплывем! Не стоит играть в опасные игры! Хватит проблем! Я спрыгнул на палубу, отвязал конец снасти, поплевал на ладони и стал опускать паруса. Яхте словно подрезали крылья. Скорость стала быстро гаснуть. Пузырящаяся пена вокруг форштевня угомонилась. Нос опустился. Яхта поплавком закачалась на волнах. Мы остановились посреди моря. Вокруг, насколько хватал глаз, была только вода.
Коль бушприт постепенно развернулся в сторону Турции, Ирэн расстелила на палубе под тентом скатерть, расставила на ней чашки, тарелки, булочки в герметичной упаковке, баночки с паштетом и маслом и предложила мне сесть по-турецки. Мы блаженствовали, потягивая из чашек кофе и глядя на просветленные лица друг друга. Время остановилось. Я не думал о том, что произошло с нами вчера и что ждет нас в будущем. Инстинкт самосохранения, щадя утомленные нервы, залил все тягостные мысли тягуче-клейкой истомой, и они увязли в ней, подобно пчеле в меду. Ирэн, надкусив кусочек сыра и чуть склонив голову набок, смотрела на меня и улыбалась. Веселье ее было беспредметным, неконкретным – обыкновенная физическая радость тела. Радость кошки, спящей на колене любимого хозяина. Радость верховой лошади, выпущенной из тесной конюшни на огромный сочный луг. Радость жаворонка, заливающегося в солнечных лучах над пшеничным полем. Радость дельфина, вылетающего из воды вместе с мириадами радужных брызг…
Со спутавшимися волосами и подпухшим лицом, пошатываясь, как в сильный шторм, из камбуза на палубу поднялся капитан. Он был в укороченных бриджах, босоногий, в мятой тельняшке. В седой волосатой груди запутался нательный крестик. Не без труда подойдя к нам, он попил из чайника, который висел на крюке, вытер кулаком усы и спросил у меня, каким курсом мы следуем. Я сказал: «Зюйд-вест» [1] – на что капитан удовлетворенно кивнул и полез в ящик с бутылками.
– Если меня будут спрашивать, – с самым серьезным видом сказал он, прикладываясь к горлышку, – то меня нет, буду к вечеру.
И с грохотом спустился в камбуз.
– Кажется, у него начался запой, – озабоченно произнесла Ирэн. – Я сварю борщ, и нам надо будет накормить его. Пусть даже силой. И спрячь этот ящик куда-нибудь.
У нас появилась новая тема, новая забота, и, казалось, нет ничего на свете приятнее, чем обсуждать с Ирэн меню на обед, состояние капитана и способы выведения его из запоя. И вообще все, что не имело отношения к убийствам, договорам, анонимным звонкам, плюющимся милиционерам, «Лендкрузеру» и прочим деталям, составляющим два ужасных минувших дня, представлялось нам чем-то светлым, жизнеутверждающим и оптимистичным.
Ирэн вынесла на палубу раскладной шезлонг и села в него, подставляя лицо солнцу. Я занялся распутыванием троса, к которому был привязан плавучий якорь.
– А что, если тебе отпустить бороду? – спросила Ирэн и слегка прищурилась, представляя меня с бородой.
– В любом случае мне придется это сделать, – ответил я, пробуя зубами ослабить крепко затянутый узел. – Наверняка у капитана нет бритвы. А бриться кухонным ножом я еще не научился.
Трос оказался чрезмерно длинным, и я принялся сматывать излишки в бухту. Я не смотрел на Ирэн, но мне казалось, что она пристально разглядывает меня в профиль. Так продолжалось несколько минут, и наконец я решился сказать ей, что под ее взглядом начинаю путать веревки. Однако, повернувшись, я увидел, что Ирэн с недоумением смотрит на небо.
– Какой странный самолет, – произнесла она. – Первый раз вижу что-то подобное…
Я тоже задрал голову. Голубое полотно неба разрезал пополам белый дымный шлейф. Самолета, который его оставлял, не было видно; казалось, что комковатый, словно сделанный из ваты белый след летит сам по себе, вспахивая небесную лазурь невидимым плугом.
– Не похоже на самолет, – произнес я, испытывая неприятное чувство, какое возникает при встрече с необъяснимым и странным явлением природы. – Инверсионный след от самолета тонкий, и от него идут как минимум две струи. А этот толстый и одиночный.
– А что же это тогда? Может, метеорит?.. А вдруг это приближается конец света, и мы сейчас погибнем?
Ирэн произнесла последние слова с натянутым весельем, но я видел, что она очень взволнована. Необъяснимое явление испугало ее; белая борозда, разрывающая чистое небо над нашими головами, заставила задуматься о мистике, мрачных предвестниках и ужасных катаклизмах.
– Для метеорита он летит слишком медленно и слишком горизонтально, – сказал я, вкладывая в голос как можно больше уверенности. Затем вытянул вверх руку и зажмурил один глаз, рисуя на небе виртуальную линию. Получалось, что эта странная штуковина летела точно за нами, тем же самым курсом, на юго-запад, как если бы небо было зеркалом, а летящий объект – отражением яхты. – Скорее всего, это метеорологическая ракета.
– Смотри! Смотри! – вдруг звонко воскликнула Ирэн и замахала рукой в другую сторону. – А вот самолет! Господи, Кирилл! Они сейчас столкнутся!
Я сделал пол-оборота на пятке и посмотрел в ту сторону, куда показывала Ирэн. Да, «Ту-154» на приличной высоте летит в сторону берега, а странный летящий объект в самом деле несется прямо на него.
– Это так кажется, что они столкнутся, – произнес я, и мои ослепленные нестерпимым светом глаза уже начали слезиться. – У них разные эшелоны. Диспетчеры не должны допустить опасного сближения.
Мы молча смотрели на небо. НЛО с дымным шлейфом и самолет сближались, и невидимая точка их пересечения находилась точно в зените, как раз над нашими головами. Ирэн уже невозможно было разубедить в том, что сейчас произойдет нечто ужасное. Она невольно взяла меня за руку и крепко сжала ладонь.
– Может, разбудить капитана? – спросила она.
– Он что, разведет их руками?
– Кирилл, они сближаются!
– Не беспокойся, самолет летит намного выше!
– А вдруг началась война?
– Но при чем здесь пассажирский самолет?
Расстояние между летящими объектами сократилось настолько, что уже можно было не сомневаться: они встретятся в одной точке. Раскрыв рты, мы смотрели на небо. До последнего мгновения я был уверен, что ничего страшного не произойдет, что самолет благополучно разминется с небесным бродягой и каждый полетит дальше своим курсом…
Я почувствовал, как крепкие ногти Ирэн впились мне в ладонь. Белый шлейф, вспенивая небо, вонзился в серебристое тело самолета; он мгновенно вспыхнул, превратившись в огненный шар. Клубясь и рассыпая во все стороны искры, шар стал темнеть, и из него, словно щупальца медузы, вырвались и потянулись к земле дымные нити.
– Они столкнулись!! – с ужасом крикнула Ирэн.
Зрелище было жутким и завораживающим. Я отчетливо видел, как из дымного облака, словно конфетти из хлопушки, стали выпадать бесформенные серебристые кусочки. Казалось, что в обыкновенном облаке сидит озорной ангел, мелко рвет и бросает вниз фольгу от шоколадки. Я угадывал обломки деталей самолета, видел кувыркающуюся в воздухе часть крыла, хвост с килем и рулем высоты, бусинки шасси вместе со стойкой, похожие на маленькую веточку черного винограда… Все эти сверкающие на солнце кусочки, которые мгновение назад составляли единое целое, падали кучно и отвесно – прямо нам на голову!
С трудом вырвавшись из оцепенения, я кинулся к мачте и схватился за фал.
– Не стой!! – крикнул я. – Помоги!!
Я поднимал тяжелый, окованный медными кольцами гафель вместе с парусом. Плотная ткань медленно распрямлялась вдоль мачты, готовясь поймать слабый ветер, словно мотыля в сачок. Ирэн подбежала ко мне, тоже схватилась за веревку, но только мешала мне.
– Сейчас все это свалится на нас! – крикнула она, круглыми от страха глазами глядя вверх.
Я уже не смотрел на небо. Срывая кожу с ладоней, издавая на каждом рывке сдавленный вопль, я продолжал ставить парус, чтобы сдвинуть яхту с места и спасти ее от многотонного железа, несущегося на нас подобно метеоритному потоку.
– Может, запустить мотор?! – в отчаянии крикнула Ирэн.
– Поздно!
Как назло, ветер был очень слабый. Гафель уперся своей пяткой в упор, парус натянулся, и яхта лениво боднула слабую волну.
– Пошла! Пошла! Давай! – закричал я на яхту, подгоняя ее, словно старую клячу.
– Мамуля!! – жалобно воскликнула Ирэн и закрыла руками голову.
Я услышал низкий, очень неприятный нарастающий гул, словно к нам приближался гигантский шмель. На яхту легла плотная тень. Кажется, стало холодно, словно внезапно наступило затмение солнца. Я понял, что уже ничего не успею сделать и остается лишь уповать на судьбу. Схватив Ирэн за плечи, я вместе с ней упал на палубу, но слепое ожидание участи оказалось невыносимым, и в последнее мгновение я все же поднял голову, чтобы увидеть облик смерти. Я ожидал, что на нас несется какой-нибудь острый обломок крыла, который, с отвратительным свистом разрезая воздух, подобно гильотине отсечет нам головы. Но зрелище, открывшееся мне, оказалось намного более масштабным и страшным. Гигантский обломок фюзеляжа, сквозь который я успел увидеть сизую гряду далеких гор, обрушился на воду совсем близко от кормы, в том месте, где несколько секунд назад покачивалась на волнах яхта. Уродливо торчащая снизу стойка шасси первой вонзилась в воду, а затем, подняв огромную вспененную волну, на воду обрушился фюзеляж. Я успел разглядеть его рваный торец, ощетинившийся проводами и трубами, с неряшливо торчащими слоями обшивки, и страшное темное нутро с коротким рядом кресел, между которыми удавом извивалась пурпурно-красная ковровая дорожка, и мне показалось, что я даже увидел человеческую руку с растопыренной ладонью, зажатую подлокотником кресла; словно щадя мою психику, огромные волны тотчас соединились над обломком самолета, закрывая его водяной шторой, и потащили за собой в морскую пучину. Вторая волна, пологая, тяжелая, неповоротливая, словно беременная, подкатила к корме, нырнула под яхту и приподняла ее.
Не успели мы с Ирэн прийти в себя после этого зрелища, как что-то ударило по мачте, вмиг превратив гафель и мачту в щепки, сорвав парус, словно носовой платок с бельевой веревки, пронеслось над нашими головами, снесло кусок фальшборта и ухнуло в воду. Следом за этим на яхту посыпались более мелкие и легкие детали, которые не произвели тяжелых разрушений и большей частью запутались в обрывках паруса и застряли в вантах и снастях. Последнюю точку поставил обломок двигателя с обнаженной мельницей турбинных лопаток, напоминающей разрезанный пополам апельсин. Он, уподобляясь авиационной бомбе, огласил окрестности душераздирающим свистом, затем словно ножом срезал бушприт и врезался в море. Масса воды гейзером взметнулась вверх, а затем обрушилась на нас с Ирэн.
И после этого все стихло. Мы, мокрые с головы до ног, стояли друг против друга с мертвенно-белыми лицами и хлопали глазами.
Я пытался продержаться на этой прекрасной грани между сном и явью как можно дольше, но мое тело уже полностью вернулось в реальность и стало ощущать небольшой дискомфорт. Открыв глаза, я увидел, что лежу под тентом на голом ватном матрасе, а нос мой утыкается не в подушку, а в скрученную спиралью швартовочную веревку.
Скинув потрепанное одеяло, я вскочил на ноги и тотчас ударился темечком о чайник, который висел надо мной на железном крючке. Замечательное утро!
Яхта, распушив все паруса, резала голубую воду своим узким форштевнем, и над мачтой, натирая до блеска голубое небо, кружились чайки. Верхом на бушприте, свесив ноги, сидела Ирэн. Брючки закатаны выше колен, майка прикрывает только плечи. Ирэн от удовольствия болтала босыми ногами и подставляла соленым брызгам лицо.
Я глянул на штурвал. Капитана рядом не было. Яхта, словно живое и разумное существо, самостоятельно следовала курсом «в открытое море», причем настолько ровно и напористо, словно вообще никогда не нуждалась в людях. Не выдавая себя, я незаметно прошмыгнул к штурвалу и посмотрел на компас. Яхта шпарила на 225 градусов, то есть прямехонько на юго-запад. Я не считал себя докой в географии и тем более в навигации, но моих знаний хватило на то, чтобы сделать однозначный вывод: мы действительно плыли в открытое море, и встреча с сушей в ближайшие часы нам не грозила. Успокоенный этим, я запрыгнул на корму, разделся, обвязал себя швартовочной веревкой и прыгнул за борт.
Минут десять яхта тащила меня за собой, словно большую рыбу на кукане. Упругий поток воды быстро вымывал из меня остатки сна, усталости, нервозности и депрессии, и на борт я забрался уже другим человеком. Спустился в каюту, насухо вытерся жестким полотенцем, причесался и, рассматривая свое лицо в зеркале, с интересом погладил двухдневную щетину.
– Привет, – сказал я Ирэн, присев рядом с ней.
Она обернулась. Лицо чистое, без косметики, свежее, солнечное! Легко и радостно улыбнулась. Прав капитан: такой взгляд подделать невозможно.
– Привет…
И мы сразу почувствовали, что одного только приветствия нам мало. Чего-то не хватало. Мы слишком были рады видеть друг друга, мы слишком соскучились друг по другу, чтобы ограничиться одним словом «привет»…
Не зная, как еще выразить радость от встречи, Ирэн протянула мне руку. Глупее трудно было что-либо придумать, но я тоже протянул руку и охотно пожал ее пальчики. Мы напряженно рассмеялись, глядя друг на друга счастливыми глазами. Нас тянуло друг к другу с силой разнополярных магнитов. Наверное, мы этого не понимали и не могли дать объяснения странному чувству стеснения в груди…
– Как рука? – спросила Ирэн. – Зажила?
– Конечно. Бинт намок, но я его выбросил… Может, конечно, зря… А ты уже не мерзнешь? Одежда просохла?
Я нес какую-то чепуху. Чувство, которое навалилось на нас, вытеснило все слова. Более скованным я еще никогда не был. Мне казалось, что Ирэн видит мою неловкость и смотрит на меня как на идиота. И она тоже боялась неловкости, боялась, что хочет сделать нечто непозволительное… В общем, мы с деревянными лицами медленно тянулись друг к другу до тех пор, пока губы Ирэн не стали двоиться в моих глазах. Как это получилось – не знаю. Мы словно сговорились, точно определившись по времени, и кинулись друг к другу в объятия. И все сразу стало на свои места, и свалился с плеч неподъемный груз, и я снова стал самим собой. Ирэн прижималась лицом к моей рубашке и сминала в кулаках рукава. А я гладил ее по голове и целовал ее волосы. Она стала мне родной, эта девушка. Сегодня утром я впервые понял значение этого замусоленного слова.
– Капитан лег спать, – сказала Ирэн, не отрывая щеки от моей груди. – Знаешь, а у тебя так часто сердце колотится!
– А кто будет управлять яхтой?
– Он сказал, что ты все умеешь. Когда мы приблизимся к границе территориальных вод, ты должен развернуться в обратном направлении, снять паруса, бросить плавучий якорь и лечь в дрейф, чтобы нас потихоньку сносило к берегу.
– К границе? А ты думаешь, я знаю, где она находится и далеко ли до нее?
– А мы ее уже пересекли, – ответила Ирэн. – Я видела, как яхта чуть не задела пограничный столб, потом прорвала колючую проволоку, благополучно пересекла минное поле и вышла в нейтральные воды.
Я вскочил, взобрался на крышу кубрика и, приложив ладонь ко лбу, стал вглядываться в горизонт. Шутки шутками, но к границе лучше не приближаться. Если мы, в довершение всего, попадем в руки пограничников, то милиция получит лакомый факт, который гармонично завершит наше уголовное дело: убегая от правосудия, пытались сбежать на яхте в сопредельное государство. Отпадет необходимость даже на адвоката тратиться, потому как нам уже никто и ничто не поможет.
– Там, – сказал я, махнув рукой на туманные очертания гор, – Украина. Чуть правее – Россия. Там – Грузия. Затем – Турция. Приблизительно вон там Болгария. И, наконец, Румыния. Куда поплывем?
– Никуда, – ответила Ирэн. – Мне здесь хорошо. Я буду мало есть, чтобы еды хватило надолго. А когда она закончится, стану ловить рыбу.
Правильно. Никуда не поплывем! Не стоит играть в опасные игры! Хватит проблем! Я спрыгнул на палубу, отвязал конец снасти, поплевал на ладони и стал опускать паруса. Яхте словно подрезали крылья. Скорость стала быстро гаснуть. Пузырящаяся пена вокруг форштевня угомонилась. Нос опустился. Яхта поплавком закачалась на волнах. Мы остановились посреди моря. Вокруг, насколько хватал глаз, была только вода.
Коль бушприт постепенно развернулся в сторону Турции, Ирэн расстелила на палубе под тентом скатерть, расставила на ней чашки, тарелки, булочки в герметичной упаковке, баночки с паштетом и маслом и предложила мне сесть по-турецки. Мы блаженствовали, потягивая из чашек кофе и глядя на просветленные лица друг друга. Время остановилось. Я не думал о том, что произошло с нами вчера и что ждет нас в будущем. Инстинкт самосохранения, щадя утомленные нервы, залил все тягостные мысли тягуче-клейкой истомой, и они увязли в ней, подобно пчеле в меду. Ирэн, надкусив кусочек сыра и чуть склонив голову набок, смотрела на меня и улыбалась. Веселье ее было беспредметным, неконкретным – обыкновенная физическая радость тела. Радость кошки, спящей на колене любимого хозяина. Радость верховой лошади, выпущенной из тесной конюшни на огромный сочный луг. Радость жаворонка, заливающегося в солнечных лучах над пшеничным полем. Радость дельфина, вылетающего из воды вместе с мириадами радужных брызг…
Со спутавшимися волосами и подпухшим лицом, пошатываясь, как в сильный шторм, из камбуза на палубу поднялся капитан. Он был в укороченных бриджах, босоногий, в мятой тельняшке. В седой волосатой груди запутался нательный крестик. Не без труда подойдя к нам, он попил из чайника, который висел на крюке, вытер кулаком усы и спросил у меня, каким курсом мы следуем. Я сказал: «Зюйд-вест» [1] – на что капитан удовлетворенно кивнул и полез в ящик с бутылками.
– Если меня будут спрашивать, – с самым серьезным видом сказал он, прикладываясь к горлышку, – то меня нет, буду к вечеру.
И с грохотом спустился в камбуз.
– Кажется, у него начался запой, – озабоченно произнесла Ирэн. – Я сварю борщ, и нам надо будет накормить его. Пусть даже силой. И спрячь этот ящик куда-нибудь.
У нас появилась новая тема, новая забота, и, казалось, нет ничего на свете приятнее, чем обсуждать с Ирэн меню на обед, состояние капитана и способы выведения его из запоя. И вообще все, что не имело отношения к убийствам, договорам, анонимным звонкам, плюющимся милиционерам, «Лендкрузеру» и прочим деталям, составляющим два ужасных минувших дня, представлялось нам чем-то светлым, жизнеутверждающим и оптимистичным.
Ирэн вынесла на палубу раскладной шезлонг и села в него, подставляя лицо солнцу. Я занялся распутыванием троса, к которому был привязан плавучий якорь.
– А что, если тебе отпустить бороду? – спросила Ирэн и слегка прищурилась, представляя меня с бородой.
– В любом случае мне придется это сделать, – ответил я, пробуя зубами ослабить крепко затянутый узел. – Наверняка у капитана нет бритвы. А бриться кухонным ножом я еще не научился.
Трос оказался чрезмерно длинным, и я принялся сматывать излишки в бухту. Я не смотрел на Ирэн, но мне казалось, что она пристально разглядывает меня в профиль. Так продолжалось несколько минут, и наконец я решился сказать ей, что под ее взглядом начинаю путать веревки. Однако, повернувшись, я увидел, что Ирэн с недоумением смотрит на небо.
– Какой странный самолет, – произнесла она. – Первый раз вижу что-то подобное…
Я тоже задрал голову. Голубое полотно неба разрезал пополам белый дымный шлейф. Самолета, который его оставлял, не было видно; казалось, что комковатый, словно сделанный из ваты белый след летит сам по себе, вспахивая небесную лазурь невидимым плугом.
– Не похоже на самолет, – произнес я, испытывая неприятное чувство, какое возникает при встрече с необъяснимым и странным явлением природы. – Инверсионный след от самолета тонкий, и от него идут как минимум две струи. А этот толстый и одиночный.
– А что же это тогда? Может, метеорит?.. А вдруг это приближается конец света, и мы сейчас погибнем?
Ирэн произнесла последние слова с натянутым весельем, но я видел, что она очень взволнована. Необъяснимое явление испугало ее; белая борозда, разрывающая чистое небо над нашими головами, заставила задуматься о мистике, мрачных предвестниках и ужасных катаклизмах.
– Для метеорита он летит слишком медленно и слишком горизонтально, – сказал я, вкладывая в голос как можно больше уверенности. Затем вытянул вверх руку и зажмурил один глаз, рисуя на небе виртуальную линию. Получалось, что эта странная штуковина летела точно за нами, тем же самым курсом, на юго-запад, как если бы небо было зеркалом, а летящий объект – отражением яхты. – Скорее всего, это метеорологическая ракета.
– Смотри! Смотри! – вдруг звонко воскликнула Ирэн и замахала рукой в другую сторону. – А вот самолет! Господи, Кирилл! Они сейчас столкнутся!
Я сделал пол-оборота на пятке и посмотрел в ту сторону, куда показывала Ирэн. Да, «Ту-154» на приличной высоте летит в сторону берега, а странный летящий объект в самом деле несется прямо на него.
– Это так кажется, что они столкнутся, – произнес я, и мои ослепленные нестерпимым светом глаза уже начали слезиться. – У них разные эшелоны. Диспетчеры не должны допустить опасного сближения.
Мы молча смотрели на небо. НЛО с дымным шлейфом и самолет сближались, и невидимая точка их пересечения находилась точно в зените, как раз над нашими головами. Ирэн уже невозможно было разубедить в том, что сейчас произойдет нечто ужасное. Она невольно взяла меня за руку и крепко сжала ладонь.
– Может, разбудить капитана? – спросила она.
– Он что, разведет их руками?
– Кирилл, они сближаются!
– Не беспокойся, самолет летит намного выше!
– А вдруг началась война?
– Но при чем здесь пассажирский самолет?
Расстояние между летящими объектами сократилось настолько, что уже можно было не сомневаться: они встретятся в одной точке. Раскрыв рты, мы смотрели на небо. До последнего мгновения я был уверен, что ничего страшного не произойдет, что самолет благополучно разминется с небесным бродягой и каждый полетит дальше своим курсом…
Я почувствовал, как крепкие ногти Ирэн впились мне в ладонь. Белый шлейф, вспенивая небо, вонзился в серебристое тело самолета; он мгновенно вспыхнул, превратившись в огненный шар. Клубясь и рассыпая во все стороны искры, шар стал темнеть, и из него, словно щупальца медузы, вырвались и потянулись к земле дымные нити.
– Они столкнулись!! – с ужасом крикнула Ирэн.
Зрелище было жутким и завораживающим. Я отчетливо видел, как из дымного облака, словно конфетти из хлопушки, стали выпадать бесформенные серебристые кусочки. Казалось, что в обыкновенном облаке сидит озорной ангел, мелко рвет и бросает вниз фольгу от шоколадки. Я угадывал обломки деталей самолета, видел кувыркающуюся в воздухе часть крыла, хвост с килем и рулем высоты, бусинки шасси вместе со стойкой, похожие на маленькую веточку черного винограда… Все эти сверкающие на солнце кусочки, которые мгновение назад составляли единое целое, падали кучно и отвесно – прямо нам на голову!
С трудом вырвавшись из оцепенения, я кинулся к мачте и схватился за фал.
– Не стой!! – крикнул я. – Помоги!!
Я поднимал тяжелый, окованный медными кольцами гафель вместе с парусом. Плотная ткань медленно распрямлялась вдоль мачты, готовясь поймать слабый ветер, словно мотыля в сачок. Ирэн подбежала ко мне, тоже схватилась за веревку, но только мешала мне.
– Сейчас все это свалится на нас! – крикнула она, круглыми от страха глазами глядя вверх.
Я уже не смотрел на небо. Срывая кожу с ладоней, издавая на каждом рывке сдавленный вопль, я продолжал ставить парус, чтобы сдвинуть яхту с места и спасти ее от многотонного железа, несущегося на нас подобно метеоритному потоку.
– Может, запустить мотор?! – в отчаянии крикнула Ирэн.
– Поздно!
Как назло, ветер был очень слабый. Гафель уперся своей пяткой в упор, парус натянулся, и яхта лениво боднула слабую волну.
– Пошла! Пошла! Давай! – закричал я на яхту, подгоняя ее, словно старую клячу.
– Мамуля!! – жалобно воскликнула Ирэн и закрыла руками голову.
Я услышал низкий, очень неприятный нарастающий гул, словно к нам приближался гигантский шмель. На яхту легла плотная тень. Кажется, стало холодно, словно внезапно наступило затмение солнца. Я понял, что уже ничего не успею сделать и остается лишь уповать на судьбу. Схватив Ирэн за плечи, я вместе с ней упал на палубу, но слепое ожидание участи оказалось невыносимым, и в последнее мгновение я все же поднял голову, чтобы увидеть облик смерти. Я ожидал, что на нас несется какой-нибудь острый обломок крыла, который, с отвратительным свистом разрезая воздух, подобно гильотине отсечет нам головы. Но зрелище, открывшееся мне, оказалось намного более масштабным и страшным. Гигантский обломок фюзеляжа, сквозь который я успел увидеть сизую гряду далеких гор, обрушился на воду совсем близко от кормы, в том месте, где несколько секунд назад покачивалась на волнах яхта. Уродливо торчащая снизу стойка шасси первой вонзилась в воду, а затем, подняв огромную вспененную волну, на воду обрушился фюзеляж. Я успел разглядеть его рваный торец, ощетинившийся проводами и трубами, с неряшливо торчащими слоями обшивки, и страшное темное нутро с коротким рядом кресел, между которыми удавом извивалась пурпурно-красная ковровая дорожка, и мне показалось, что я даже увидел человеческую руку с растопыренной ладонью, зажатую подлокотником кресла; словно щадя мою психику, огромные волны тотчас соединились над обломком самолета, закрывая его водяной шторой, и потащили за собой в морскую пучину. Вторая волна, пологая, тяжелая, неповоротливая, словно беременная, подкатила к корме, нырнула под яхту и приподняла ее.
Не успели мы с Ирэн прийти в себя после этого зрелища, как что-то ударило по мачте, вмиг превратив гафель и мачту в щепки, сорвав парус, словно носовой платок с бельевой веревки, пронеслось над нашими головами, снесло кусок фальшборта и ухнуло в воду. Следом за этим на яхту посыпались более мелкие и легкие детали, которые не произвели тяжелых разрушений и большей частью запутались в обрывках паруса и застряли в вантах и снастях. Последнюю точку поставил обломок двигателя с обнаженной мельницей турбинных лопаток, напоминающей разрезанный пополам апельсин. Он, уподобляясь авиационной бомбе, огласил окрестности душераздирающим свистом, затем словно ножом срезал бушприт и врезался в море. Масса воды гейзером взметнулась вверх, а затем обрушилась на нас с Ирэн.
И после этого все стихло. Мы, мокрые с головы до ног, стояли друг против друга с мертвенно-белыми лицами и хлопали глазами.
Глава 19
БЕЛАЯ ГОРЯЧКА
Над нами снова светило солнце, мерно перекатывались морские волны, и склочными голосами вопили чайки. И если бы не глухие удары о борт яхты уцелевших чемоданов, полузатопленных кресел и обломков спасательных жилетов, то очень трудно было бы поверить в то, что произошло.
Трепетали на легком ветру обрывки паруса и снастей. Красавица яхта, еще недавно похожая на невесту под фатой, теперь больше смахивала на выдранное с корнями дерево, плывущее куда-то по воле волн. Из камбуза раздался стук нетвердых шагов. Над люком медленно приподнялась физиономия капитана, искаженная непомерным количеством алкоголя и страхом. Ухватившись за якорную лебедку, он дикими глазами смотрел на обломок мачты, расщепленный гафель, разбитую крышу кают-компании и путаницу рваных веревок.
Трепетали на легком ветру обрывки паруса и снастей. Красавица яхта, еще недавно похожая на невесту под фатой, теперь больше смахивала на выдранное с корнями дерево, плывущее куда-то по воле волн. Из камбуза раздался стук нетвердых шагов. Над люком медленно приподнялась физиономия капитана, искаженная непомерным количеством алкоголя и страхом. Ухватившись за якорную лебедку, он дикими глазами смотрел на обломок мачты, расщепленный гафель, разбитую крышу кают-компании и путаницу рваных веревок.