Страница:
Я едва не пробежал мимо обшитой ледерином двери с табличкой «Приемная». Толкнул ее ногой и ввалился внутрь. Узкий «предбанник». Пустой стол с разбитым стеклом, вываленные на пол книги, под подоконником чернеет груда земли, перемешанной с битыми цветочными горшками… Отсюда уже вынесли все, что могли. Да уж, «приемная»… Я вдруг вспомнил генерала. Тоже мямлик! Все же не зря его арестовали. «Стрельцов – блестящий офицер, мой боевой друг!» Где этот боевой друг? Да о Стрельцове здесь никто слыхом не слыхивал! Бородатые, судя по всему, уже давно чувствуют себя здесь хозяевами и подчиняются только человеку из «Лендкрузера»! Они сшибают самолеты, тренируются в стрельбе, и страна об этом не знает!
Вывод был просто убийственным, и мне опять пришлось представить себя героем кино, чтобы устоять на ногах и не утратить силу духа. Все будет хорошо, все будет хорошо. Близится финал, хеппи-энд. А сейчас кульминация, и зрители должны визжать от страха, ожидая моей встречи с Главным Злодеем. А я красивый, сильный и слегка выпачкан в крови, и пули меня не берут, и женщины любят, и вообще, я само совершенство…
Я рванул дверь на себя и, выставив вперед ствол «калаша», ворвался в кабинет командира. Горел свет, пахло табаком. Моя бульдозерная энергия и агрессия уперлись в кожаное кресло за широким, как стадион, столом, где, по моему разумению, должен был восседать главный источник зла, этакий Змей Горыныч. Но кресло оказалось пустым, а около окна, закрытого жалюзи, прыгал на одной ноге бородатый человечек ростом мне по грудь. Он пытался надеть спортивные брюки, но его нога застряла в подкладке, и получился конфуз. Человечек пялился на меня злобными мышиными глазками и сучил короткими ножками, едва ли не до колен прикрытыми трусами.
– Ты что здесь делаешь, скот? – спросил он.
Вся нижняя половина его лица заросла бородой, потому я не мог видеть его рта, и казалось, что передо мной стоит говорящая кукла со звуковым динамиком внутри головы. Я не был готов к встрече с таким необыкновенным существом и потому немного опешил. Этот Бармалей и есть тот самый негодяй, который так долго терроризировал мою жизнь?!
Я схватил его за бороду, испытывая непреодолимое желание оторвать ее. Она была жесткая, и волоски щекотали мне руку. Человечек дернулся, ударил меня по руке и потянулся к пистолету, который лежал на столе. Я оттащил его, словно собаку, желающую понюхать кучку дерьма, и ткнул автоматным стволом ему под ребро.
– Тебе будет очень плохо, – пригрозил коротышка, сверкая глазами-бусинками. – Отпусти бороду, скот!
Этот человек расхолаживал меня. Он не внушал мне даже ничтожной доли страха. Я мог без труда поднять его одной рукой и повесить на карниз. Господи, это его я еще недавно боялся? Это он внушал мне мистический страх? Нет, не могу поверить! И как это ничтожество до педалей «Лендкрузера» достает?
– Ты хоть представляешь, с кем имеешь дело? – бормотал он из дебрей своей бороды. – Тебе отрубят каждый палец, которым ты прикоснешься ко мне. А потом отрежут голову.
– Это очень грустная перспектива, – согласился я и дал ему пощечину. Звонкой, как я хотел, она не получилась, потому что ее приглушила борода. Я вывернул ему руку, заставив согнуться. Бородатый почти не сопротивлялся, и я готов был вести его куда угодно. Но куда? Таскать за собой это пугало по всей части в поисках Новорукова? Но что взбредет в голову моему дружку? Вдруг он потребует отпустить бородатого, потому как это ломает планы спецслужб? Значит, остается надеяться, что поднятая по тревоге Мухина приедет сюда с оперативной бригадой. А дальше? Дальше делать то, что скажет она.
– Сейчас выйдем на улицу… – сказал я.
– Дай надеть штаны! – огрызнулся бородатый.
– Там тепло, – заверил я и влепил ему оплеуху, чтобы не перебивал и разговаривал со мной вежливо. – Сядем в твой «Лендкрузер»…
– Это не мой «Лендкрузер», – снова перебил бородатый, скрипя зубами. – Нас не выпустят солдаты.
Что самое удивительное – я сразу поверил ему и почувствовал облегчение. Смутное беспокойство, что я ошибаюсь и иду по неверному пути, отпустило меня.
– А чья это машина?
– Начальника.
– Начальника чего?
– Этой части.
– Стрельцова?
– Не знаю никакого Стрельцова. Начальника зовут Сайдулла… Но я тебе не советую ходить к нему. Он не станет с тобой разговаривать и сразу убьет.
– Это мои проблемы. Где сейчас Сайдулла?
Бородатый тихо хмыкнул и покрутил головой.
– Ты думаешь, к нему так просто зайти?
Тут я дал волю чувствам и ударил бородатого локтем по затылку. Тот застонал и опустился на колени.
– Он на командном пункте, – пробормотал он. – А с ним рядом человек десять. Или пятнадцать… Пойдешь?
Я рывком поднял бородатого с колен. Мы вышли в приемную, а оттуда в коридор. Там еще звучали голоса и скрипели двери. Копировальный аппарат с лопнувшим корпусом валялся в середине прохода. Видимо, мародеры уронили его, когда проталкивали через дверной проем. Мой Бармалей кивнул на торец коридора, где была бронированная дверь. Над ней светился неоновый плафон с надписью «Командный пункт». Наверное, я поступал очень неосмотрительно, но мой герой, которого я играл, уже не мог остановиться и дать задний ход. Фильм крутился, пленка бежала, зрители ждали развязки. Упрямство безраздельно властвовало мною. Я знал, что иду на верную гибель. Смертью пугал меня Бармалей. Трудно было придумать лучший подарок для хозяина «Лендкрузера», который уже столько раз пытался меня убить! И все же не было на свете силы, способной меня облагоразумить. Если здесь, перед бронированной дверью, мне следовало бы опомниться и остановиться, то зачем вообще надо было начинать охоту на убийцу? Лучше бы я в первый же день послушался совета Новорукова и пришел в милицию. Лежал бы я сейчас на нарах в прохладном следственном изоляторе, смотрел бы в потолок и спокойно ждал, когда придет следователь Мухина, принесет мне извинения и в качестве компенсации за моральный ущерб пригласит меня к себе на жареное мясо. Нет же, захотелось удовлетворения самолюбия, той самой пресловутой сатисфакции, из-за которой столько приличных мужиков сложило свои головы!
Дверь была заперта. Я надавил на кнопку громкоговорящей связи. В динамике что-то щелкнуло, и раздался невнятный голос:
– Ну?
Я подтолкнул Бармалея к динамику.
– Сайдулла, это я, Бектемир! – прохрипел он.
– Чего тебе?
Я снова ткнул стволом «калаша» под ребро Бармалею, напоминая ему о его обязанностях.
– Открой, дело есть…
Щелкнул электрозамок. Оттолкнув Бармалея-Бектемира, я рванул внутрь. Дверь с тяжелым лязгом захлопнулась за моей спиной. Я стоял в пустой комнате, разделенной пополам стеклянной стеной, и в первое мгновение подумал, что Бармалей меня обманул и заманил в ловушку. Но нет! Вот еще две двери: «Оперативный дежурный» и «Командный пункт». Я позволил себе сделать короткую паузу и, взяв автомат на изготовку, замер у двери командного пункта. Сейчас я зайду внутрь. Надо успокоить дыхание, чтобы говорить спокойно. А что я собираюсь сказать? На меня будут смотреть десять или пятнадцать человек, в их числе некий Сайдулла, первоисточник всех моих бед. Значит, десяток «стволов» сразу же нацелятся в меня. О чем можно говорить, стоя на эшафоте? А разве суть в том, что я скажу? Нет, я пришел для другой цели. Я хочу увидеть этого человека. Его тень так долго была рядом со мной, что он стал некой моей неотрывной субстанцией. Словно болезнь. Желание увидеть лицо убийцы легко объяснить неудержимым желанием всякого больного узнать о своей болезни.
Но не только потому я пришел сюда. Еще я хочу получить ответы на те вопросы, которые до сих пор остались для меня загадкой. Последние события – это драматическая история с неясным концом. Это не дочитанная до конца книга, недосмотренный фильм. Как же можно удержаться от того, чтобы не потешить свое любопытство?
Но главное опять же не в этом. Разве так важно знать, зачем Сайдулла сбил «Ту-154», он ли сжег автомастерскую и на его ли совести лежит гибель капитана яхты? Я вполне мог бы прожить, не зная ответов на эти вопросы. Мне не давали покоя лишь мысли об Ирэн. Я все еще не знал, какую роль она играла во всей этой истории. Мне нужен был ответ на самый главный вопрос: можно ли так долго, так убедительно, так красиво, так точно и так легко притворяться, изображая любовь? От этого ответа зависело, в ипостаси кого я доживу отпущенный мне срок: или злобного циника, презирающего женщин, или убежденного романтика, готового ради любви на все.
Неужели ради этого не стоило рискнуть?
Я опустил автомат стволом вниз и вошел в командный пункт так, как если бы это была палата в больнице, где мне предстояло провести много дней, избавляясь от тяжкого недуга.
Сумрачная комната без окон. У противоположной стены мерцали голубым снегом мониторы, светились цифры на дисплеях, подмигивали красными и зелеными глазками индикаторы. Воздух, пропитанный запахом электроники, казалось, вот-вот выдаст оглушительный электрический разряд. Гул от напряженной работы десятков компьютеров забил уши ватными шариками… Мои глаза, привыкая к сумраку, различили человека, сидящего за пультом спиной ко мне. Больше здесь не было никого.
– Сайдулла! – позвал я.
Человек медленно повернулся ко мне на крутящемся стуле.
Какой же это Сайдулла? Какой, к чертям собачьим, «начальник части»? Это же просто Федька Новоруков.
Глава 34
Вывод был просто убийственным, и мне опять пришлось представить себя героем кино, чтобы устоять на ногах и не утратить силу духа. Все будет хорошо, все будет хорошо. Близится финал, хеппи-энд. А сейчас кульминация, и зрители должны визжать от страха, ожидая моей встречи с Главным Злодеем. А я красивый, сильный и слегка выпачкан в крови, и пули меня не берут, и женщины любят, и вообще, я само совершенство…
Я рванул дверь на себя и, выставив вперед ствол «калаша», ворвался в кабинет командира. Горел свет, пахло табаком. Моя бульдозерная энергия и агрессия уперлись в кожаное кресло за широким, как стадион, столом, где, по моему разумению, должен был восседать главный источник зла, этакий Змей Горыныч. Но кресло оказалось пустым, а около окна, закрытого жалюзи, прыгал на одной ноге бородатый человечек ростом мне по грудь. Он пытался надеть спортивные брюки, но его нога застряла в подкладке, и получился конфуз. Человечек пялился на меня злобными мышиными глазками и сучил короткими ножками, едва ли не до колен прикрытыми трусами.
– Ты что здесь делаешь, скот? – спросил он.
Вся нижняя половина его лица заросла бородой, потому я не мог видеть его рта, и казалось, что передо мной стоит говорящая кукла со звуковым динамиком внутри головы. Я не был готов к встрече с таким необыкновенным существом и потому немного опешил. Этот Бармалей и есть тот самый негодяй, который так долго терроризировал мою жизнь?!
Я схватил его за бороду, испытывая непреодолимое желание оторвать ее. Она была жесткая, и волоски щекотали мне руку. Человечек дернулся, ударил меня по руке и потянулся к пистолету, который лежал на столе. Я оттащил его, словно собаку, желающую понюхать кучку дерьма, и ткнул автоматным стволом ему под ребро.
– Тебе будет очень плохо, – пригрозил коротышка, сверкая глазами-бусинками. – Отпусти бороду, скот!
Этот человек расхолаживал меня. Он не внушал мне даже ничтожной доли страха. Я мог без труда поднять его одной рукой и повесить на карниз. Господи, это его я еще недавно боялся? Это он внушал мне мистический страх? Нет, не могу поверить! И как это ничтожество до педалей «Лендкрузера» достает?
– Ты хоть представляешь, с кем имеешь дело? – бормотал он из дебрей своей бороды. – Тебе отрубят каждый палец, которым ты прикоснешься ко мне. А потом отрежут голову.
– Это очень грустная перспектива, – согласился я и дал ему пощечину. Звонкой, как я хотел, она не получилась, потому что ее приглушила борода. Я вывернул ему руку, заставив согнуться. Бородатый почти не сопротивлялся, и я готов был вести его куда угодно. Но куда? Таскать за собой это пугало по всей части в поисках Новорукова? Но что взбредет в голову моему дружку? Вдруг он потребует отпустить бородатого, потому как это ломает планы спецслужб? Значит, остается надеяться, что поднятая по тревоге Мухина приедет сюда с оперативной бригадой. А дальше? Дальше делать то, что скажет она.
– Сейчас выйдем на улицу… – сказал я.
– Дай надеть штаны! – огрызнулся бородатый.
– Там тепло, – заверил я и влепил ему оплеуху, чтобы не перебивал и разговаривал со мной вежливо. – Сядем в твой «Лендкрузер»…
– Это не мой «Лендкрузер», – снова перебил бородатый, скрипя зубами. – Нас не выпустят солдаты.
Что самое удивительное – я сразу поверил ему и почувствовал облегчение. Смутное беспокойство, что я ошибаюсь и иду по неверному пути, отпустило меня.
– А чья это машина?
– Начальника.
– Начальника чего?
– Этой части.
– Стрельцова?
– Не знаю никакого Стрельцова. Начальника зовут Сайдулла… Но я тебе не советую ходить к нему. Он не станет с тобой разговаривать и сразу убьет.
– Это мои проблемы. Где сейчас Сайдулла?
Бородатый тихо хмыкнул и покрутил головой.
– Ты думаешь, к нему так просто зайти?
Тут я дал волю чувствам и ударил бородатого локтем по затылку. Тот застонал и опустился на колени.
– Он на командном пункте, – пробормотал он. – А с ним рядом человек десять. Или пятнадцать… Пойдешь?
Я рывком поднял бородатого с колен. Мы вышли в приемную, а оттуда в коридор. Там еще звучали голоса и скрипели двери. Копировальный аппарат с лопнувшим корпусом валялся в середине прохода. Видимо, мародеры уронили его, когда проталкивали через дверной проем. Мой Бармалей кивнул на торец коридора, где была бронированная дверь. Над ней светился неоновый плафон с надписью «Командный пункт». Наверное, я поступал очень неосмотрительно, но мой герой, которого я играл, уже не мог остановиться и дать задний ход. Фильм крутился, пленка бежала, зрители ждали развязки. Упрямство безраздельно властвовало мною. Я знал, что иду на верную гибель. Смертью пугал меня Бармалей. Трудно было придумать лучший подарок для хозяина «Лендкрузера», который уже столько раз пытался меня убить! И все же не было на свете силы, способной меня облагоразумить. Если здесь, перед бронированной дверью, мне следовало бы опомниться и остановиться, то зачем вообще надо было начинать охоту на убийцу? Лучше бы я в первый же день послушался совета Новорукова и пришел в милицию. Лежал бы я сейчас на нарах в прохладном следственном изоляторе, смотрел бы в потолок и спокойно ждал, когда придет следователь Мухина, принесет мне извинения и в качестве компенсации за моральный ущерб пригласит меня к себе на жареное мясо. Нет же, захотелось удовлетворения самолюбия, той самой пресловутой сатисфакции, из-за которой столько приличных мужиков сложило свои головы!
Дверь была заперта. Я надавил на кнопку громкоговорящей связи. В динамике что-то щелкнуло, и раздался невнятный голос:
– Ну?
Я подтолкнул Бармалея к динамику.
– Сайдулла, это я, Бектемир! – прохрипел он.
– Чего тебе?
Я снова ткнул стволом «калаша» под ребро Бармалею, напоминая ему о его обязанностях.
– Открой, дело есть…
Щелкнул электрозамок. Оттолкнув Бармалея-Бектемира, я рванул внутрь. Дверь с тяжелым лязгом захлопнулась за моей спиной. Я стоял в пустой комнате, разделенной пополам стеклянной стеной, и в первое мгновение подумал, что Бармалей меня обманул и заманил в ловушку. Но нет! Вот еще две двери: «Оперативный дежурный» и «Командный пункт». Я позволил себе сделать короткую паузу и, взяв автомат на изготовку, замер у двери командного пункта. Сейчас я зайду внутрь. Надо успокоить дыхание, чтобы говорить спокойно. А что я собираюсь сказать? На меня будут смотреть десять или пятнадцать человек, в их числе некий Сайдулла, первоисточник всех моих бед. Значит, десяток «стволов» сразу же нацелятся в меня. О чем можно говорить, стоя на эшафоте? А разве суть в том, что я скажу? Нет, я пришел для другой цели. Я хочу увидеть этого человека. Его тень так долго была рядом со мной, что он стал некой моей неотрывной субстанцией. Словно болезнь. Желание увидеть лицо убийцы легко объяснить неудержимым желанием всякого больного узнать о своей болезни.
Но не только потому я пришел сюда. Еще я хочу получить ответы на те вопросы, которые до сих пор остались для меня загадкой. Последние события – это драматическая история с неясным концом. Это не дочитанная до конца книга, недосмотренный фильм. Как же можно удержаться от того, чтобы не потешить свое любопытство?
Но главное опять же не в этом. Разве так важно знать, зачем Сайдулла сбил «Ту-154», он ли сжег автомастерскую и на его ли совести лежит гибель капитана яхты? Я вполне мог бы прожить, не зная ответов на эти вопросы. Мне не давали покоя лишь мысли об Ирэн. Я все еще не знал, какую роль она играла во всей этой истории. Мне нужен был ответ на самый главный вопрос: можно ли так долго, так убедительно, так красиво, так точно и так легко притворяться, изображая любовь? От этого ответа зависело, в ипостаси кого я доживу отпущенный мне срок: или злобного циника, презирающего женщин, или убежденного романтика, готового ради любви на все.
Неужели ради этого не стоило рискнуть?
Я опустил автомат стволом вниз и вошел в командный пункт так, как если бы это была палата в больнице, где мне предстояло провести много дней, избавляясь от тяжкого недуга.
Сумрачная комната без окон. У противоположной стены мерцали голубым снегом мониторы, светились цифры на дисплеях, подмигивали красными и зелеными глазками индикаторы. Воздух, пропитанный запахом электроники, казалось, вот-вот выдаст оглушительный электрический разряд. Гул от напряженной работы десятков компьютеров забил уши ватными шариками… Мои глаза, привыкая к сумраку, различили человека, сидящего за пультом спиной ко мне. Больше здесь не было никого.
– Сайдулла! – позвал я.
Человек медленно повернулся ко мне на крутящемся стуле.
Какой же это Сайдулла? Какой, к чертям собачьим, «начальник части»? Это же просто Федька Новоруков.
Глава 34
ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬ ДОЛГИ
Я ждал. У меня была надежда, что Федька сейчас сделает страшное лицо, постучит себя по голове и торопливым шепотом скажет: «Они приняли меня за Сайдуллу, я внедрился в самое сердце этой банды, а ты, пес паршивый, выдаешь меня! Я же приказал тебе сидеть в казарме!» Но он молчал, и лицо его было совсем не страшным, но от этого почему-то страшно становилось мне, и каждая секунда молчания будто погружала меня в ледяную полынью, все глубже и глубже.
– Сядь, – сказал он.
Я опустился на диван, стоящий рядом, положил «калаш» на колени. Ах, как я спокоен! Какая выдержка! Загляденье! Будто стараюсь убедить Федьку в том, что ко всем его метаморфозам я готов и все его штучки-дрючки мне хорошо известны, и меня просто невозможно ничем удивить… Зачем? Жалкая попытка сохранить достоинство в то время, когда надо размахивать руками, рвать на себе волосы и кричать: «Я ничего не понимаю!! Не понимаю!! Не могу понять!!» Так было бы честнее.
Он сидел напротив меня, сложив на груди руки. Вышли все сроки, когда еще можно было вытащить меня из гибельной полыньи и попытаться оживить, реанимировать, завалить малопонятными обрывками фраз, солгать, закатить истерику в стиле «Да мы же с тобой войну прошли!», но оставить мне надежду. Но Федька не торопился. Он не собирался лгать, хотя не мог не видеть, что я как никогда готов к его лжи и хочу ее.
– Я так и понял, что ко мне идет Кирилл Вацура, – сказал он. – Несколько разбитых носов, свернутых челюстей, но ни одного трупа. Твой стиль. Ты не любишь убивать… Со времен Афгана ничего не изменилось. Вечная игра и позерство. Дурак ты, Кирилл, дурак. Думаешь, эти люди, которым ты сохранил жизнь, оценят твое благородство? – Он отрицательно покачал головой. – Отнюдь. Теперь они считают своим долгом отрезать тебе голову. И в лепешку расшибутся, чтобы это сделать. Мужчина, которого ударили, но не убили, считает себя униженным. А эти люди, – он кивнул на дверь, – унижений не выносят.
К чему этот разговор? Я молча ждал того кошмарного момента, когда Федька начнет рассказывать о том, как дурачил меня. Дай мне бог достойно пережить это! Федька словно читал мои мысли.
– Ты, наверное, думаешь: зачем я это тебе говорю? – произнес он. – Я хочу, чтобы ты знал: игра в благородство – это путь к пропасти, к смерти. А жизнь подразумевает только силу и коварство. Тебе бы следовало выстрелить мне в затылок сразу, как ты сюда зашел. И я ждал этого выстрела, не оборачивался, чтобы тебе было легче…
– Еще не поздно, – сказал я.
– Ты так считаешь? – спросил Федька и с любопытством посмотрел на меня. – Может быть. Может быть… Я тоже думал, что убить тебя никогда не поздно. Мне это было совсем не трудно сделать той ночью, когда ты стоял на обрыве. Поверь мне, с трех шагов я бы не промахнулся. Но в последний момент что-то удержало меня, и я перевел мушку на твое плечо… Это было не благородство, а скорее жалость. Да, банальная жалость. И вот видишь, чем она обернулась? Я сижу перед тобой без оружия, а ты – большой, сильный, с «калашниковым» в руках. И, наверное, чувствуешь себя хозяином положения. Или я ошибаюсь?
– Чем я тебе стал не мил, Федя? – спросил я. – Почему ты стрелял в меня?
Новоруков вздохнул, поднялся со стула и принялся ходить вдоль пульта.
– Думаешь, вот так просто ответить на твой вопрос? Раз – и одной фразой объяснил все?
– Может, я попробую помочь тебе?
– Попробуй.
– Я случайно узнал о существовании некоего Максима Блинова. Скорее всего, этот человек сейчас где-то рядом и занимается тем же… помогает тебе…
– Ну! Ну! – выкрикнул Новоруков, подзадоривая меня в моих потугах найти точное слово.
– В общем, вы с ним заодно, – выкрутился я.
– Мимо! – обрадовался Новоруков и запальчиво добавил: – Мимо, старина! Фиговый из тебя детектив получается! Не понял ты самого главного! Нет никакого Максима Блинова! Этот парень когда-то служил в тридцать шестом мотострелковом полку четырнадцатой дивизии и пропал без вести три года назад. Скорее всего, он уже давно на небесах. А я просто выкупил эту мертвую душу из того полка. Да еще три десятка таких же душ в придачу!
– Как это – выкупил? – обомлел я.
– За деньги, конечно! За деньги! – с восторгом выпалил Новоруков. – Как это делал Чичиков! Надеюсь, ты Гоголя читал? Приезжаешь в полк, идешь к кадровикам и говоришь им: так, мол, и так, мне нужны пропавшие без вести солдаты. И штабные крысы всего за несколько тысяч баксов возвращают этих солдат в списки личного состава, а затем издают приказ о переводе их на контрактную службу в мою часть. Я получаю на руки личные дела и новенькие военные билеты. Здорово, правда?
Мне стало дурно. Я не мог поверить тому, что слышал. Бред какой-то! Это розыгрыш! Этого быть не может!
– А как же родители этих солдат? – пробормотал я. – Они же, наверное, будут искать своих сыновей…
– А я выбирал исключительно сирот! – не без удовольствия ответил Новоруков, наблюдая за тем, как я реагирую на его откровения. – Детдомовских сирот, которые на фиг никому не нужны – ни стране, ни армии, ни народу. Пушечное мясо! Плюс к этому провел санитарную работу на Побережье и принял на контрактную службу почти сто сорок бомжей. Эти уроды, конечно, по-прежнему валяются около пивнушек, сортиров, но их души витают здесь и честно служат мне.
– Но зачем тебе нужны эти… эти мертвые души?
– Чтобы заменить ими солдат, которые ушли на дембель. А как же иначе? Свято место пусто не бывает. Теперь моя ракетная часть полностью укомплектована.
– Ничего не понимаю, – признался я и тряхнул головой. – Что значит – твоя ракетная часть? Ты же, по-моему, работаешь в милиции!
– Работал! – уточнил Новоруков. – Я уже полгода, как ушел из органов и восстановился в армии. Могу представиться по всей форме: заместитель командира ракетной части подполковник Новоруков! – Кривляясь передо мной, он вытянул руки вдоль тела и эффектно щелкнул каблуками. – Самой лучшей, образцово-показательной, отличной части! Ни одного чепэ за последние три месяца! Ни одной самоволки! Ни одного случая пьянства или дедовщины! Мертвые души не пьют и не хулиганят.
Новоруков вдруг громко расхохотался. Тут мне пришла на ум мысль, что сейчас я разговариваю с психом. Федька сошел с ума! Повернулся мозгами! И начал творить страшные и бессмысленные дела.
– Федор, – тихо прошептал я, – что ты делаешь? Для чего это все?
– Для чего? – переспросил он, но ответить не успел. На пульте вспыхнула лампочка, и зажужжал зуммер. Новоруков нажал какой-то тумблер и склонился у микрофона. Из динамика раздался взволнованный голос Бармалея:
– Сайдулла! Прости, но к тебе какой-то ишак вломился, совсем в голову трахнутый…
– Я знаю, – перебил Новоруков и усмехнулся. – Все в порядке. Мы хорошо беседуем…
– Дай его мне, я сделаю плов из его ушей!
Новоруков кинул на меня короткий взгляд, словно хотел сказать: «Слышишь? Что я тебе говорил!»
– Не беспокойся, – ответил Новоруков. – Видать, такой сегодня день, богатый на гостей… Поторопи ребят, остался один час и сорок минут.
– Хорошо, брат! Я все время на связи! Обнимаю!
Новоруков щелкнул тумблером и в задумчивости стал прохаживаться около пульта. Он словно пытался вспомнить, на какой фразе оборвал наш разговор. Подойдя к шторке, которая отделяла то ли глубокую нишу в стене, то ли маленькую комнату, он чуть сдвинул ее и некоторое время смотрел вглубь. Казалось, Новоруков рассматривал полку с бутылками и выбирал, что бы выпить. Не решившись, он закрыл шторку, аккуратно поправил ее края, чтобы не осталось щелей, и повернулся ко мне.
– Ты спрашиваешь, для чего это все? – произнес он. – Видишь ли, на каждую мертвую душу я выбил у городских властей квартиру. Потом все эти квартиры я продал… Представляешь, сколько денег я заработал? И это без учета денежного содержания, которое ежемесячно поступает на каждого виртуального бойца… Правда, с Максимом Блиновым вышла небольшая осечка. Его квартиру возжелала купить его подруга. Тося ее звали, да? И вот когда она узнала, что владелец квартиры – Максим Блинов, то подняла шум и стала добиваться встречи с ним. Пришлось ее грохнуть.
Я ухватился за его последние слова. Они прозвучали не слишком конкретно, а мне надо было знать точно!
– Ее убил ты?
Новоруков испытывал мое терпение. Он глянул на большой электронный таймер, висящий над пультом. На нем синим светом мерцали цифры: «1:38». Мне показалось, он ждет какого-то важного события.
– Я не собирался ее убивать, но был вынужден это сделать, – спокойно ответил он, даже не подозревая, какой камень свалился с моей души. Слышала бы это признание следователь Мухина! – Я долгое время следил за ней и надеялся, что о внезапно «ожившем» Максиме Блинове не узнает больше никто. Но Тосю вдруг понесло в твое детективное агентство. Я понял, что она попросила у тебя помощи в поисках своего хахаля. Бульдожья сила твоей хватки мне хорошо известна, таким образом, не только Тося, но и ты стали для меня весьма опасны. Убийством Тоси я намеревался решить обе проблемы: девица унесет мою тайну с собой в могилу, а ты сядешь в тюрьму по обвинению в убийстве, а там уже никто не станет слушать твои бредни про какого-то Блинова.
Новоруков сделал паузу и снова кинул взгляд на таймер. «1:36».
– Все получилось как нельзя лучше, – продолжил он. – Из своего джипа я увидел, как Тося села в твою машину и вы поехали в сторону ее дома. Я обогнал вас и встретил Тосю на лестничной площадке. Она уже открывала ключом квартиру, но я позвал ее и показал увеличенную фотографию из личного дела Максима. Она спустилась ко мне, и я расстрелял ее почти в упор… – Он некоторое время молчал. – Потом я вынул из ее сумочки все документы о Максиме и его фотографии, подкинул пистолет тебе в машину, подождал за домом минут десять, после чего продефилировал мимо подъезда, чтобы ты мог увидеть меня в окружении прибывшей милиции. Ни у кого я не вызвал даже тени подозрения. Уголовный розыск прекрасно знает меня, со многими следователями и операми я поддерживаю дружеские отношения. Они и стали снабжать меня информацией о ходе следствия. Я узнал, что в сумочке убитой нашли договор какого-то Фатьянова со строительной фирмой, и на этом договоре стояла отметка твоего детективного агентства; узнал, что ты сбежал с места происшествия. Последнее известие меня очень огорчило. Я должен был во что бы то ни стало засадить тебя за решетку! Потому что очень хорошо знаю твои способности и снимаю шляпу перед твоим умом и упорством! Пока ты оставался на свободе, я словно на пороховой бочке сидел. Мне пришлось загрузить в свой джип армейский пеленгатор, который используется для обнаружения радиоизлучающих летящих целей, и с его помощью контролировать каждое твое перемещение и прослушивать все твои разговоры по мобильнику…
Его снова перебил зуммер.
– Алло, брат! – раздался в динамиках незнакомый голос. – Все оружие мы загрузили в два бортовых «ЗИЛа».
– Хорошо, Шагабутдин, – ответил Новоруков. – Можете выезжать. У вас осталось мало времени. Час с копейками… – Он отключил связь и повернулся ко мне. – Да, времени осталось мало… Кстати, как твоя рука?
– Спасибо, что не отравил пулю.
– Я был уверен, что ты сразу же поедешь в больницу. Смотрю на экран пеленгатора – нет, стоишь на том же обрыве. Тогда я назначил тебе встречу на мосту. Место темное, удобное. Внизу речка журчит. Пристрелил я там какого-то курортника, причем так, чтобы пуля прошла навылет и упала в речку. Думал, что ты со своим «макаровым» теперь уже не отвертишься. Ты клюнул на приманку, поехал на мост… Черт знает, как ты смог улизнуть? И в этот раз милиция тебя прошляпила. Но засветился ты с «Опелем» уже серьезно, и милиция стала искать не только тебя, но и машину… Потом ты мне позвонил – помнишь? Никак не мог поверить, что меня убили. Я по определителю увидел, что это ты. Изменил голос, стал у тебя спрашивать, а кто интересуется Новоруковым и для какой цели. После этого ты уже не сомневался, что на мосту был убит именно я.
– Это был сильный ход, – признал я.
– Во всяком случае, я уже был спокоен. Федька Новоруков в твоем сознании перешел в разряд покойников. Следовательно, в разряд подозреваемых попасть уже не мог. И я стал развлекаться, как кот с мышкой, подкидывая тебе приманки и заманивая тебя в сети. Не было такой минуты, когда я бы не знал, где ты находишься. Если ты вырубал свой мобильник, я легко переключался на телефон твоей подруги…
Он подошел к тумбе, на которой стоял телевизор, открыл стеклянную дверцу и вынул оттуда бутылку коньяка и два бокала.
– Это не спирт, голову даю на отсечение, – заверил Новоруков, наполняя бокалы до краев. – Великолепный коньяк, подарок от моих братьев!
Он взял бокалы и пошел ко мне. Я недвусмысленно вскинул автомат и направил ствол в лицо Новорукову.
– Ах, да! – насмешливо произнес Новоруков, остановившись в двух шагах от меня. – Понимаю…
Он опустился на корточки, поставил один бокал на пол и отошел к пульту.
– Таким образом я определил, что ты побывал в каком-то частном доме на Южнобережном шоссе, – делая глоток из бокала, сказал Новоруков. – Мне не составило большого труда узнать, что дом принадлежит некоему Фатьянову. И тогда я вспомнил, что видел эту фамилию в договоре, который лежал в сумочке Тоси. Для чего тебе понадобилось ехать к этому Фатьянову? Конечно же, для того, чтобы принести ему свои извинения за утерянный договор! Я прав?.. Ладно, можешь не отвечать. Ситуация сложилась удачно для меня, но печально для тебя. Я понял, что без особых усилий тебя можно по горло закопать в уликах. Ведь следствие располагало конфиденциальным договором, который по вине детективного агентства попал в третьи руки. Разумеется, Фатьянову это, мягко говоря, не понравилось. Он вполне мог потребовать от тебя возмещения материального и морального ущерба, включая и упущенную выгоду. Так? Получается, что Фатьянов был тебе неугоден, у тебя были весьма веские мотивы отправить его на тот свет… И я позвонил Фатьянову, представился Кириллом Вацурой и назначил ему встречу на трассе. И заранее подготовил лист бумаги, на котором написал несколько слов твоим почерком. Потом я подложил ее под труп Фатьянова.
Новоруков наигранно вздохнул и снова отпил из бокала.
– Я без труда просчитывал все твои ходы! – бахвалясь, сказал он, сел на стул и закинул ногу за ногу. – Я знал, что ты обязательно придешь к матери Тоси, и сам побывал у нее незадолго до тебя. Мне надо было убедиться, что там не осталось писем в военкомат и других документов, которые могли бы кинуть на меня подозрение. С этой же целью я забрался в твой офис… Кстати, ты нашел мазь, которую я тебе оставил?
– Нашел.
– И как, помогла? Признайся, что это чертовски целебное средство от пулевых ран!
– Да, чертовски целебное.
– Я не хотел твоей смерти, – удовлетворившись моим ответом, продолжил Новоруков. – Я всегда любил тебя, сукиного сына, хотя меня и раздражали твои дурацкие игры в благородство… Но однажды ты зашел слишком далеко.
– Должно быть, когда увидел, как ракета сбивает пассажирский самолет, – предположил я.
– Да! – резко ответил Новоруков, вытянув руку вперед и нацелив в меня свой указательный палец. – Да! Я не ожидал, что ты окажешься как раз на месте катастрофы. Если мне не изменяет память, целую ночь, а затем и утро оба ваших телефона были отключены, и я не знал, где вы находитесь. И вдруг, минут десять спустя после того, как я сшиб самолет, моя аппаратура перехватила сигнал твоего мобильника. Когда я определил твое местоположение, то не поверил своим глазам! Признаться, я подумал, что мне конец, что ты высчитал меня, что тебе все известно… Я уже ни о чем не думал. Тупая ярость овладела мной. Я сел на скоростной катер и помчался в море…
– Сядь, – сказал он.
Я опустился на диван, стоящий рядом, положил «калаш» на колени. Ах, как я спокоен! Какая выдержка! Загляденье! Будто стараюсь убедить Федьку в том, что ко всем его метаморфозам я готов и все его штучки-дрючки мне хорошо известны, и меня просто невозможно ничем удивить… Зачем? Жалкая попытка сохранить достоинство в то время, когда надо размахивать руками, рвать на себе волосы и кричать: «Я ничего не понимаю!! Не понимаю!! Не могу понять!!» Так было бы честнее.
Он сидел напротив меня, сложив на груди руки. Вышли все сроки, когда еще можно было вытащить меня из гибельной полыньи и попытаться оживить, реанимировать, завалить малопонятными обрывками фраз, солгать, закатить истерику в стиле «Да мы же с тобой войну прошли!», но оставить мне надежду. Но Федька не торопился. Он не собирался лгать, хотя не мог не видеть, что я как никогда готов к его лжи и хочу ее.
– Я так и понял, что ко мне идет Кирилл Вацура, – сказал он. – Несколько разбитых носов, свернутых челюстей, но ни одного трупа. Твой стиль. Ты не любишь убивать… Со времен Афгана ничего не изменилось. Вечная игра и позерство. Дурак ты, Кирилл, дурак. Думаешь, эти люди, которым ты сохранил жизнь, оценят твое благородство? – Он отрицательно покачал головой. – Отнюдь. Теперь они считают своим долгом отрезать тебе голову. И в лепешку расшибутся, чтобы это сделать. Мужчина, которого ударили, но не убили, считает себя униженным. А эти люди, – он кивнул на дверь, – унижений не выносят.
К чему этот разговор? Я молча ждал того кошмарного момента, когда Федька начнет рассказывать о том, как дурачил меня. Дай мне бог достойно пережить это! Федька словно читал мои мысли.
– Ты, наверное, думаешь: зачем я это тебе говорю? – произнес он. – Я хочу, чтобы ты знал: игра в благородство – это путь к пропасти, к смерти. А жизнь подразумевает только силу и коварство. Тебе бы следовало выстрелить мне в затылок сразу, как ты сюда зашел. И я ждал этого выстрела, не оборачивался, чтобы тебе было легче…
– Еще не поздно, – сказал я.
– Ты так считаешь? – спросил Федька и с любопытством посмотрел на меня. – Может быть. Может быть… Я тоже думал, что убить тебя никогда не поздно. Мне это было совсем не трудно сделать той ночью, когда ты стоял на обрыве. Поверь мне, с трех шагов я бы не промахнулся. Но в последний момент что-то удержало меня, и я перевел мушку на твое плечо… Это было не благородство, а скорее жалость. Да, банальная жалость. И вот видишь, чем она обернулась? Я сижу перед тобой без оружия, а ты – большой, сильный, с «калашниковым» в руках. И, наверное, чувствуешь себя хозяином положения. Или я ошибаюсь?
– Чем я тебе стал не мил, Федя? – спросил я. – Почему ты стрелял в меня?
Новоруков вздохнул, поднялся со стула и принялся ходить вдоль пульта.
– Думаешь, вот так просто ответить на твой вопрос? Раз – и одной фразой объяснил все?
– Может, я попробую помочь тебе?
– Попробуй.
– Я случайно узнал о существовании некоего Максима Блинова. Скорее всего, этот человек сейчас где-то рядом и занимается тем же… помогает тебе…
– Ну! Ну! – выкрикнул Новоруков, подзадоривая меня в моих потугах найти точное слово.
– В общем, вы с ним заодно, – выкрутился я.
– Мимо! – обрадовался Новоруков и запальчиво добавил: – Мимо, старина! Фиговый из тебя детектив получается! Не понял ты самого главного! Нет никакого Максима Блинова! Этот парень когда-то служил в тридцать шестом мотострелковом полку четырнадцатой дивизии и пропал без вести три года назад. Скорее всего, он уже давно на небесах. А я просто выкупил эту мертвую душу из того полка. Да еще три десятка таких же душ в придачу!
– Как это – выкупил? – обомлел я.
– За деньги, конечно! За деньги! – с восторгом выпалил Новоруков. – Как это делал Чичиков! Надеюсь, ты Гоголя читал? Приезжаешь в полк, идешь к кадровикам и говоришь им: так, мол, и так, мне нужны пропавшие без вести солдаты. И штабные крысы всего за несколько тысяч баксов возвращают этих солдат в списки личного состава, а затем издают приказ о переводе их на контрактную службу в мою часть. Я получаю на руки личные дела и новенькие военные билеты. Здорово, правда?
Мне стало дурно. Я не мог поверить тому, что слышал. Бред какой-то! Это розыгрыш! Этого быть не может!
– А как же родители этих солдат? – пробормотал я. – Они же, наверное, будут искать своих сыновей…
– А я выбирал исключительно сирот! – не без удовольствия ответил Новоруков, наблюдая за тем, как я реагирую на его откровения. – Детдомовских сирот, которые на фиг никому не нужны – ни стране, ни армии, ни народу. Пушечное мясо! Плюс к этому провел санитарную работу на Побережье и принял на контрактную службу почти сто сорок бомжей. Эти уроды, конечно, по-прежнему валяются около пивнушек, сортиров, но их души витают здесь и честно служат мне.
– Но зачем тебе нужны эти… эти мертвые души?
– Чтобы заменить ими солдат, которые ушли на дембель. А как же иначе? Свято место пусто не бывает. Теперь моя ракетная часть полностью укомплектована.
– Ничего не понимаю, – признался я и тряхнул головой. – Что значит – твоя ракетная часть? Ты же, по-моему, работаешь в милиции!
– Работал! – уточнил Новоруков. – Я уже полгода, как ушел из органов и восстановился в армии. Могу представиться по всей форме: заместитель командира ракетной части подполковник Новоруков! – Кривляясь передо мной, он вытянул руки вдоль тела и эффектно щелкнул каблуками. – Самой лучшей, образцово-показательной, отличной части! Ни одного чепэ за последние три месяца! Ни одной самоволки! Ни одного случая пьянства или дедовщины! Мертвые души не пьют и не хулиганят.
Новоруков вдруг громко расхохотался. Тут мне пришла на ум мысль, что сейчас я разговариваю с психом. Федька сошел с ума! Повернулся мозгами! И начал творить страшные и бессмысленные дела.
– Федор, – тихо прошептал я, – что ты делаешь? Для чего это все?
– Для чего? – переспросил он, но ответить не успел. На пульте вспыхнула лампочка, и зажужжал зуммер. Новоруков нажал какой-то тумблер и склонился у микрофона. Из динамика раздался взволнованный голос Бармалея:
– Сайдулла! Прости, но к тебе какой-то ишак вломился, совсем в голову трахнутый…
– Я знаю, – перебил Новоруков и усмехнулся. – Все в порядке. Мы хорошо беседуем…
– Дай его мне, я сделаю плов из его ушей!
Новоруков кинул на меня короткий взгляд, словно хотел сказать: «Слышишь? Что я тебе говорил!»
– Не беспокойся, – ответил Новоруков. – Видать, такой сегодня день, богатый на гостей… Поторопи ребят, остался один час и сорок минут.
– Хорошо, брат! Я все время на связи! Обнимаю!
Новоруков щелкнул тумблером и в задумчивости стал прохаживаться около пульта. Он словно пытался вспомнить, на какой фразе оборвал наш разговор. Подойдя к шторке, которая отделяла то ли глубокую нишу в стене, то ли маленькую комнату, он чуть сдвинул ее и некоторое время смотрел вглубь. Казалось, Новоруков рассматривал полку с бутылками и выбирал, что бы выпить. Не решившись, он закрыл шторку, аккуратно поправил ее края, чтобы не осталось щелей, и повернулся ко мне.
– Ты спрашиваешь, для чего это все? – произнес он. – Видишь ли, на каждую мертвую душу я выбил у городских властей квартиру. Потом все эти квартиры я продал… Представляешь, сколько денег я заработал? И это без учета денежного содержания, которое ежемесячно поступает на каждого виртуального бойца… Правда, с Максимом Блиновым вышла небольшая осечка. Его квартиру возжелала купить его подруга. Тося ее звали, да? И вот когда она узнала, что владелец квартиры – Максим Блинов, то подняла шум и стала добиваться встречи с ним. Пришлось ее грохнуть.
Я ухватился за его последние слова. Они прозвучали не слишком конкретно, а мне надо было знать точно!
– Ее убил ты?
Новоруков испытывал мое терпение. Он глянул на большой электронный таймер, висящий над пультом. На нем синим светом мерцали цифры: «1:38». Мне показалось, он ждет какого-то важного события.
– Я не собирался ее убивать, но был вынужден это сделать, – спокойно ответил он, даже не подозревая, какой камень свалился с моей души. Слышала бы это признание следователь Мухина! – Я долгое время следил за ней и надеялся, что о внезапно «ожившем» Максиме Блинове не узнает больше никто. Но Тосю вдруг понесло в твое детективное агентство. Я понял, что она попросила у тебя помощи в поисках своего хахаля. Бульдожья сила твоей хватки мне хорошо известна, таким образом, не только Тося, но и ты стали для меня весьма опасны. Убийством Тоси я намеревался решить обе проблемы: девица унесет мою тайну с собой в могилу, а ты сядешь в тюрьму по обвинению в убийстве, а там уже никто не станет слушать твои бредни про какого-то Блинова.
Новоруков сделал паузу и снова кинул взгляд на таймер. «1:36».
– Все получилось как нельзя лучше, – продолжил он. – Из своего джипа я увидел, как Тося села в твою машину и вы поехали в сторону ее дома. Я обогнал вас и встретил Тосю на лестничной площадке. Она уже открывала ключом квартиру, но я позвал ее и показал увеличенную фотографию из личного дела Максима. Она спустилась ко мне, и я расстрелял ее почти в упор… – Он некоторое время молчал. – Потом я вынул из ее сумочки все документы о Максиме и его фотографии, подкинул пистолет тебе в машину, подождал за домом минут десять, после чего продефилировал мимо подъезда, чтобы ты мог увидеть меня в окружении прибывшей милиции. Ни у кого я не вызвал даже тени подозрения. Уголовный розыск прекрасно знает меня, со многими следователями и операми я поддерживаю дружеские отношения. Они и стали снабжать меня информацией о ходе следствия. Я узнал, что в сумочке убитой нашли договор какого-то Фатьянова со строительной фирмой, и на этом договоре стояла отметка твоего детективного агентства; узнал, что ты сбежал с места происшествия. Последнее известие меня очень огорчило. Я должен был во что бы то ни стало засадить тебя за решетку! Потому что очень хорошо знаю твои способности и снимаю шляпу перед твоим умом и упорством! Пока ты оставался на свободе, я словно на пороховой бочке сидел. Мне пришлось загрузить в свой джип армейский пеленгатор, который используется для обнаружения радиоизлучающих летящих целей, и с его помощью контролировать каждое твое перемещение и прослушивать все твои разговоры по мобильнику…
Его снова перебил зуммер.
– Алло, брат! – раздался в динамиках незнакомый голос. – Все оружие мы загрузили в два бортовых «ЗИЛа».
– Хорошо, Шагабутдин, – ответил Новоруков. – Можете выезжать. У вас осталось мало времени. Час с копейками… – Он отключил связь и повернулся ко мне. – Да, времени осталось мало… Кстати, как твоя рука?
– Спасибо, что не отравил пулю.
– Я был уверен, что ты сразу же поедешь в больницу. Смотрю на экран пеленгатора – нет, стоишь на том же обрыве. Тогда я назначил тебе встречу на мосту. Место темное, удобное. Внизу речка журчит. Пристрелил я там какого-то курортника, причем так, чтобы пуля прошла навылет и упала в речку. Думал, что ты со своим «макаровым» теперь уже не отвертишься. Ты клюнул на приманку, поехал на мост… Черт знает, как ты смог улизнуть? И в этот раз милиция тебя прошляпила. Но засветился ты с «Опелем» уже серьезно, и милиция стала искать не только тебя, но и машину… Потом ты мне позвонил – помнишь? Никак не мог поверить, что меня убили. Я по определителю увидел, что это ты. Изменил голос, стал у тебя спрашивать, а кто интересуется Новоруковым и для какой цели. После этого ты уже не сомневался, что на мосту был убит именно я.
– Это был сильный ход, – признал я.
– Во всяком случае, я уже был спокоен. Федька Новоруков в твоем сознании перешел в разряд покойников. Следовательно, в разряд подозреваемых попасть уже не мог. И я стал развлекаться, как кот с мышкой, подкидывая тебе приманки и заманивая тебя в сети. Не было такой минуты, когда я бы не знал, где ты находишься. Если ты вырубал свой мобильник, я легко переключался на телефон твоей подруги…
Он подошел к тумбе, на которой стоял телевизор, открыл стеклянную дверцу и вынул оттуда бутылку коньяка и два бокала.
– Это не спирт, голову даю на отсечение, – заверил Новоруков, наполняя бокалы до краев. – Великолепный коньяк, подарок от моих братьев!
Он взял бокалы и пошел ко мне. Я недвусмысленно вскинул автомат и направил ствол в лицо Новорукову.
– Ах, да! – насмешливо произнес Новоруков, остановившись в двух шагах от меня. – Понимаю…
Он опустился на корточки, поставил один бокал на пол и отошел к пульту.
– Таким образом я определил, что ты побывал в каком-то частном доме на Южнобережном шоссе, – делая глоток из бокала, сказал Новоруков. – Мне не составило большого труда узнать, что дом принадлежит некоему Фатьянову. И тогда я вспомнил, что видел эту фамилию в договоре, который лежал в сумочке Тоси. Для чего тебе понадобилось ехать к этому Фатьянову? Конечно же, для того, чтобы принести ему свои извинения за утерянный договор! Я прав?.. Ладно, можешь не отвечать. Ситуация сложилась удачно для меня, но печально для тебя. Я понял, что без особых усилий тебя можно по горло закопать в уликах. Ведь следствие располагало конфиденциальным договором, который по вине детективного агентства попал в третьи руки. Разумеется, Фатьянову это, мягко говоря, не понравилось. Он вполне мог потребовать от тебя возмещения материального и морального ущерба, включая и упущенную выгоду. Так? Получается, что Фатьянов был тебе неугоден, у тебя были весьма веские мотивы отправить его на тот свет… И я позвонил Фатьянову, представился Кириллом Вацурой и назначил ему встречу на трассе. И заранее подготовил лист бумаги, на котором написал несколько слов твоим почерком. Потом я подложил ее под труп Фатьянова.
Новоруков наигранно вздохнул и снова отпил из бокала.
– Я без труда просчитывал все твои ходы! – бахвалясь, сказал он, сел на стул и закинул ногу за ногу. – Я знал, что ты обязательно придешь к матери Тоси, и сам побывал у нее незадолго до тебя. Мне надо было убедиться, что там не осталось писем в военкомат и других документов, которые могли бы кинуть на меня подозрение. С этой же целью я забрался в твой офис… Кстати, ты нашел мазь, которую я тебе оставил?
– Нашел.
– И как, помогла? Признайся, что это чертовски целебное средство от пулевых ран!
– Да, чертовски целебное.
– Я не хотел твоей смерти, – удовлетворившись моим ответом, продолжил Новоруков. – Я всегда любил тебя, сукиного сына, хотя меня и раздражали твои дурацкие игры в благородство… Но однажды ты зашел слишком далеко.
– Должно быть, когда увидел, как ракета сбивает пассажирский самолет, – предположил я.
– Да! – резко ответил Новоруков, вытянув руку вперед и нацелив в меня свой указательный палец. – Да! Я не ожидал, что ты окажешься как раз на месте катастрофы. Если мне не изменяет память, целую ночь, а затем и утро оба ваших телефона были отключены, и я не знал, где вы находитесь. И вдруг, минут десять спустя после того, как я сшиб самолет, моя аппаратура перехватила сигнал твоего мобильника. Когда я определил твое местоположение, то не поверил своим глазам! Признаться, я подумал, что мне конец, что ты высчитал меня, что тебе все известно… Я уже ни о чем не думал. Тупая ярость овладела мной. Я сел на скоростной катер и помчался в море…