Дышев Андрей. Зеркало для героя

   Ожидание конца было настолько ужасным, что мое несчастное тело, заполненное до краев желанием жить, превратилось в живой снаряд, пробивающий плотные заросли тараном. Я уже слышал за своей спиной низкое рычание, уже чувствовал горячее дыхание и начал вспоминать отходную молитву, как вдруг где-то совсем рядом громыхнул выстрел, и яркая вспышка ослепила меня. Нервы, натянутые до предела, лопнули во мне, как гитарные струны. Силы покинули меня, и я, бодая головой колючки, остывающим метеоритом рухнул на землю.

Глава 9

   Если я и был без сознания, то всего лишь несколько секунд. Вернувшись в реальность и открыв глаза, я тотчас услышал рядом с собой возню и сдавленные хрипы. Приподняв голову, я увидел в высокой траве длинное туловище пумы. Она была настолько близко от меня, что я мог плюнуть и попасть на ее толстый мясистый хвост. Широко расставив задние лапы и опустив мускулистую задницу в траву, кошка с глухим урчанием крутила головой, удерживая передними лапами какой-то бесформенный предмет. Через мгновение я отчетливо заметил, как вверх ударила струя крови, и с ужасом понял, что животное на моих глазах растерзало человека, который выстрелил в нее, но промахнулся.
   Я не мог согласиться с тем, что было очевидным. Мне казалось, что я сойду с ума, если мысленно признаюсь: «Да, она загрызла Влада. Кроме меня и его, здесь больше никого не было». Отчаяние и бессилие перед жестоким, лишенным разума людоедом были настолько сильны, что я, закрыв глаза, опять рухнул в траву, обхватил голову руками и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать от невыносимой боли. Все кончено, говорил я себе. Это я во всем виноват. Моя неосторожность и нетерпеливость погубили Влада…
   Пума вдруг насторожилась, подняла голову, облизнула окровавленную морду, глядя куда-то в сторону, и, схватив в зубы страшные останки, бочком прыгнула в кусты. Раздался треск веток, истошно взвизгнула разбуженная обезьяна, а затем все стихло.
   Я лежал еще несколько минут, глядя безумными глазами на место расправы, не в силах встать на ноги. Я не представлял, что буду теперь делать в этой дикой стране, как вернусь в Москву и что скажу родственникам Влада. Подавленный свалившейся на мою душу потерей друга, я переполнился слезами, и они ручьем хлынули из моих глаз.
   Вдруг где-то рядом снова треснула ветка под тяжелыми шагами. Я подумал, что пума, не удовлетворившись одним убийством, вернулась за мной, и уже приготовился погибнуть достойно в последнем бою, но, к моему безграничному удивлению, из плотной тени кустов отделились два человеческих силуэта. Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, и я без особого труда узнал бронзоволицых.
   – Она уволокла его, – тихо произнес один, поднимая с земли карабин.
   Вспыхнул огонь зажигалки. Бронзоволицые закурили. В темноте закачались два малиновых огонька.
   – Закопает где-нибудь и утром вернется, – сказал второй. – Пума всегда сохраняет остатки.
   – Не надо было разрешать ему отойти от костра, хозяин, – сказал первый. Кажется, это был голос Лошадиной Губы. – Он потому и промахнулся, что ничего не увидел.
   – А ты хотел, чтобы она растерзала нас всех? Ты же видел: она неслась на нас как бешеная!
   – Даже не похороним нашего чунчо по-человечески, – без особой грусти произнес Лошадиная Губа.
   Я едва не закричал от восторга и, ткнувшись лбом в сырую землю, изо всех сил вдавил в нее кулаки. Чунчо! Несчастный чунчо! Значит, это индеец пытался спасти мне жизнь, выстрелил в пуму, но промахнулся, и она, забыв обо мне, кинулась на него!
   – Странно все-таки, – произнес носатый. – Что это с ней случилось? Обычно пумы ведут себя тихо и первыми не нападают.
   – Много ли ты знаешь про этих кошек?
   – Может быть, эти двое ее спугнули? – совсем тихо сказал носатый и посмотрел по сторонам.
   Я всем телом вжался в землю, втянул голову в плечи и затаил дыхание.
   – Может быть, – согласился Лошадиная Губа. – Но, надеюсь, ты не собираешься искать их сейчас?
   – Тихо! – оборвал напарника носатый и посмотрел в мою сторону.
   Я похолодел. Казалось, что бронзоволицые не сводят с меня глаз. Не знаю, что могло привлечь их внимание. Разве что стук моего сердца?
   – Дай-ка! – сказал носатый и взял из рук напарника карабин.
   Что за жизнь! Если не пума сожрет, то колумбийская мафия пристрелит. А кто-то еще бочку катит на Москву, говорит, уровень преступности высокий.
   Еще раз обозвав себя плохим словом за то, что пошел по ночным джунглям без оружия, я прижался щекой к сырой земле, моля бога, чтобы мое сердце замерло на несколько секунд. Носатый, держа карабин наизготове, медленно шагнул в мою сторону, повел стволом по сторонам и, успокоившись, вернулся к Лошадиной Губе.
   – Я чувствую – они где-то рядом. Но бегать за ними по сельве мы не будем, у нас нет времени. Босс ждет доклада. Завтра утром я передам ему, что деньги у нас в руках… Русские все равно никуда не денутся. Напролом через джунгли, в майках с короткими рукавами, без мачете, без еды они не пойдут. Они будут бродить вокруг аэродрома и искать дорогу. А дорога здесь только одна. Им не останется ничего другого, как выйти к причалу Майо, чтобы оттуда подняться по реке до Эквадора. В Майо мы их и встретим… Пойдем погреемся у костра, что-то меня знобит.
   Бронзоволицые повернулись, пошли в кусты и вскоре исчезли в темноте. Через минуту все стихло. Еще некоторое время я неподвижно лежал в своей засаде, прислушиваясь к фону ночных джунглей, затем встал и, стараясь не производить шума, пошел к прогалине.
   Я чудом не заблудился и сумел вернуться к Владу лишь после того, как второй раз побывал у ручья. Я был поражен феноменальными способностями Влада спать в обстановке, в которой впору только умирать. Тем не менее мой друг сладко посапывал, закопавшись с головой в ветки и крепко обнимая карабин, и лишь что-то пробормотал во сне, когда я пристроился с ним рядом.
   Я думал, что до утра не сомкну глаз. Но, видимо, ночное происшествие настолько истощило запас моих нервных сил, настолько высоко подняло планку оценки опасности, что я заснул почти мгновенно, мысленно послав к чертям собачьим всех пум, тропических куфий и пауков.

* * *

   Убеждать надо не словом, а кровью. Я проснулся от сдавленного вопля Влада и тотчас вскочил на ноги, готовясь увидеть какое-нибудь ужасное чудовище, но заросли вокруг нас были неподвижны, солнечный свет нежным теплым потоком струился сверху, прогревая влажные листья и землю, отчего вокруг нас медленно клубился пар, а оглушительный хор птиц успокаивал и убеждал, что не все в джунглях так страшно и плохо.
   Влад, сидя на ветках, неестественно согнул шею и, скосив глаза, с выражением крайнего ужаса и брезгливости смотрел на свое оголенное плечо, к которому прилепилась черная кровососущая пиявка. Похоже, что она уже неплохо позавтракала, но была не прочь еще малость подкрепиться. Раздувшись до размеров грецкого ореха, она медленно и ритмично пульсировала, сжимая и расслабляя свое кольчатое блестящее тело, покрытое молочной слизью. Эта тварь была не ядовита и не могла причинить Владу большого вреда, но мой друг, как любой нормальный человек, не испытывал любви к червям, и мужество его было легко сломлено.
   Он выдрал из нашего ложа палку и уже замахнулся ею, чтобы огреть пиявку по толстой заднице, но я вовремя перехватил его руку и крикнул:
   – Замри!! Без руки останешься!
   Избавиться от пиявки так, чтобы не оставить в теле ее челюстей, можно было только при помощи соли, йода или зажженной сигареты. Ничего похожего у нас не было. Пришлось добывать огонь из пороха.
   Глядя на то, как я извлекаю из карабина патрон, зубами выдергиваю пулю из гильзы и осторожно высыпаю порох на плоский камень, Влад нетерпеливо стонал, поглядывал на пиявку и зачем-то кусал кулак, словно ему было нестерпимо больно, хотя укус кровососущей твари был совершенно безболезненным. Я нашел сухую ветку, положил ее рядом с кучкой пороха и ударил сверху прикладом карабина. Раздался щелчок, порох воспламенился, брызнул искрами; я тотчас склонился, и стал осторожно раздувать уголек на кончике ветки, и, когда он засветился рубином, прижег пиявку. Уголек зашипел. Влад снова взвыл. На его лице отразилось бесконечное страдание.
   Пиявка стала сжиматься и, отпустив Влада, скатилась по его груди и шлепнулась на ногу. Влад с ревом кинулся ко мне, как к пожарному из горящего дома.
   – Какая гадость! – едва разжимая зубы, произнес он, стряхивая невидимого кровососа.
   – Ничего страшного, – ответил я с подчеркнутым равнодушием. – Обыкновенная сухопутная пиявка. Для тропического леса это совершенно обычное явление. Здесь все кусты кишат ими.
   – Да? – взвыл Влад, с перекошенным лицом глядя вокруг себя.
   – Но это всего лишь цветочки, – продолжал я массированную атаку. – Ты еще не встречался со змеями, пауками, глистами и мухами, которые откладывают свои личинки внутри человеческого тела. Это очень любопытные мушки. Мышечная ткань вокруг личинок постепенно отмирает, начинает гнить, создавая отличную питательную среду. А через несколько дней новорожденные мушки прогрызают ходы наружу и улетают. А оставшаяся после них маленькая норка продолжает гнить, а лекарства против этой заразы на сегодняшний день не существует.
   Насчет лекарства я, может быть, несколько сгустил краски, но главное, что попал точно в цель. Влад, оказывается, был невероятно брезглив по отношению ко всяким рептилиям, земноводным и насекомым. Я видел, что его упрямство было сломано. Он поставил чемодан на торец, сел на него верхом и, покусывая губы, нагнал на лоб морщин.
   – Черт возьми, – пробормотал он. – Что же делать? Идти в твою Арику?
   – Нет, проще найти дорогу, которая выведет нас к причалу Майо.
   – Откуда ты знаешь, что есть такой причал и такая дорога? – подозрительно спросил Влад.
   – Я вообще неплохо ориентируюсь в Колумбии и Перу.
   – А если мы нарвемся на полицейских? На грабителей? На военных?
   – Ты предпочитаешь нарваться на каскавеллу?
   Я сам не знал точно, что это такое, но на Влада незнакомое слово подействовало. Он тяжело вздохнул, подставил под свой массивный подбородок кулак и призадумался. А когда я с тревожным видом посмотрел на его ранку, оставленную пиявкой, Влад пришел к окончательному выводу:
   – Наверное, с человеком все же лучше иметь дело. – И, подмигнув мне, добавил: – Мне кажется, что нет такого полицейского, который отказался бы от взятки.
   И похлопал чемодан по боку.
   Чтоб тебя быстрее мафия украла, подумал я, почти с ненавистью глядя на чемодан, из-за которого я уже по самые уши погряз во лжи.

Глава 10

   Я сначала делал, а потом думал. Вот такая была у меня странная особенность. Наверное, это шло от привычки доверяться неосознанному порыву, интуиции. Когда я не знал, что нужно делать, я делал то, что делалось как бы само собой, а потом анализировал, хорошо это или плохо.
   Влад, превратившийся по моей воле в Сизифа, тащил чемодан на своем горбу через джунгли, путаясь в лианах и колючках, и разрывал эти путы со страдальческой одержимостью Лаокоона. Я шел впереди него с карабином и где оружием, где руками, а где зубами пробивал тропу. Я часто оборачивался и предлагал Владу поменяться ношей, но мой Атлант снова проявлял упрямство и, раскрасневшись от напряжения, махал на меня свободной рукой:
   – Иди, не оборачивайся! Без сопливых обойдемся.
   И вот тогда я задумался, пытаясь найти оправдание своему на первый взгляд дикому поступку. Имел ли я право вести Влада по заведомо опасному пути к причалу Майо, прямо в лапы мафиози?
   У меня не было ответов. Даже если они и были, то, разумеется, не в мою пользу. Я сначала делал, а потом думал. Я повел Влада туда, где нас ждали малоприятные типы. Ради чемодана эти типы запросто посадили посреди сельвы самолет государственной авиакомпании. И они сделают все возможное, чтобы в Майо этим саквояжем завладеть. А я в свою очередь тоже сделаю все возможное, чтобы как можно быстрее отдать им этот проклятый чемодан, а затем унести ноги.
   Словом, надо было сохранить овец и накормить волков. Я прекрасно понимал, что буду испытывать чувство вины перед Владом за эту гнусную ложь очень долго. Абсурдный поступок Анны был моим личным, почти семейным делом, и я сам нес на себе свой крест.
   Пока я нес свой крест, Влад тащил набитый макулатурой чемодан, свято веря в то, что в нем миллион долларов. По большой дуге мы огибали аэродром, не рискуя выходить из-под плотной зеленой крыши на голые участки, так как с восходом солнца над районом снова стал патрулировать полицейский вертолет. Когда он пролетал над нами, мы останавливались и на всякий случай прижимались к стволу ближайшего дерева. Кинув на нас дрожащую тень и оставив после себя запах горячей смазки, вертолет улетал, и мы снова шли вперед.
   Нас уже изрядно мучил голод, хотя никто из нас не хотел в этом признаваться. Да какой толк в признании? Жажду мы утоляли из луж и ручьев, сильно рискуя вместе с водой проглотить личинку какого-нибудь гельминта, но у нас не было котелка для кипячения. За несколько часов перехода я встретил единственное съедобное растение – молодые побеги бамбука, напоминающие по внешнему виду початки кукурузы. Очистив «початок» от нескольких слоев плотной оболочки, я протянул Владу зеленовато-белую плотную массу. Он осторожно откусил, пожевал, прислушиваясь к ощущениям, и сплюнул.
   – Когда буду умирать от голода, – сказал он, возвращая мне угощение, – тогда и накормишь меня этим экзотическим деликатесом.
   Мы вышли на поляну. Здесь, под знойным солнцем, было не так много мошкары, как в тени, и Влад бережно опустил чемодан на траву и сел на него верхом.
   – Ты хорошо спал сегодня? – спросил он.
   – Прекрасно! – ответил я.
   – Запаха костра не почувствовал?
   Я отрицательно покачал головой и перевел разговор на другую тему. Влад слушал мои советы о выживаемости в джунглях невнимательно, думая о другом.
   – А если они тоже пойдут к причалу Майо? – вдруг перебил он меня.
   – К причалу? Да это забытая богом деревушка! Что им там делать? – вопросом на вопрос ответил я, задним умом понимая, что на мое возражение очень легко подобрать контраргумент.
   – Откуда же они тогда приехали? Не с неба же свалились!
   Я многозначительно пожал плечами.
   – Мало ли какие виллы и плантации скрыты в джунглях! Спроси их, откуда они приехали! Не думаешь ли ты, что от аэродрома нет других дорог, кроме как на Майо?
   – Кто его знает, – задумчиво ответил Влад. – Может быть, нет.
   Влад обладал даром читать мысли! Чем больше я думал о бронзоволицых и про их замысел встретить нас в Майо, тем более настороженным становился мой друг, словно чувствовал приближающийся подвох. Он будто пеленговал радиомаяк и шел к нему напрямик.
   – Их четверо? – то ли утверждающе, то ли вопросительно произнес он.
   – Если ты кого-нибудь из них не грохнул…
   – Да нет, – ответил Влад. – Слегка помял ребра индейцу («Бедный чунчо! – подумал я. – За какие грехи столько бед свалилось на его голову?») и слегка отбил почки поросенку, который меня карабином пугал.
   Значит, за минусом съеденного пумой чунчо, их осталось трое. Что у них? Один карабин и, допустим, у каждого еще по револьверу. Какая это ерунда в сравнении с нашим чемоданом, которым можно прихлопнуть сразу троих врагов! А чего стоят особые разрушительные способности Влада, доведенного до состояния бешенства!
   Я прислушался. Мне показалось, что где-то над моей головой летает крупная муха. Звук был вполне пристойным для джунглей, но настораживало то, что он усиливался, становился громче и выразительнее, словно муха вошла в крутое пике, намереваясь пробить мне голову.
   Когда до меня дошло, что значит этот дребезжащий звук, солнце затмило оливковое брюхо полицейского вертолета, увенчанного полупрозрачной «тарелкой» винта. Нас с Владом будто ветром сдуло с поляны. Как он исхитрился прихватить чемодан, осталось для меня загадкой – не вставая с него, он прыгнул в заросли; выходило, что он скакал на чемодане верхом, как на резвом скакуне. Затрещали ветки, гармонично дополняя матерную тираду, произнесенную Владом с мягким южнорусским акцентом, что на фоне тропической экзотики выглядело, как высокая мода на подиумах Парижа. Я, уподобляясь футбольному мячу, влетевшему в сетку ворот, таранил пальчато-рассеченную листву маниока и, зацепившись ногой за корневище, полетел на землю.
   Влад уничтожал сельву где-то в стороне. До меня долетали не столько звуки его борьбы за существование, сколько вопли перепуганных обезьян. Вертолет давно очистил небо над нами, унося с собой вонь цивилизации и грохот лопастей, а Влад продолжал еще что-то доказывать. Я услышал всплеск воды, треск веток, а вслед за этим голос:
   – Эй, ботан! Где ты там?
   Я встал на ноги, выковырял из ствола карабина землю и пошел на голос. Раздвинув красновато-зеленые стебли маниока, кусты которого плодились здесь в большом количестве, я едва не свалился в маленькое круглое болотце, заполнившее углубление, напоминающее воронку от авиабомбы. Посреди него, словно экзотический цветок, торчала голова Влада.
   – Чемодан вытащи! – спокойно сказал он, поднимая над головой руку, черную от глины и ила и осматривая ее на предмет пиявок.
   Чемодан, лежащий на поверхности, медленно засасывало в трясину, но именно он меньше всего сейчас меня волновал. Я схватился за ствол маниока, растущий у самого болота, и наклонил его так, чтобы Влад мог ухватиться за его крону. Листья шлепнули по тонкой прослойке воды, но Влад до них не дотянулся. Тогда я принялся ломать стволы и кидать их Владу, чтобы он мог опереться на них, как на шесты.
   Все было тщетно. Влад наваливался своей тяжестью на стволы и с легкостью вдавливал их в жижу. Я уже сам провалился по колени и, с трудом выдергивая ноги, носился вокруг болота, ломая лес.
   – Чемодан!! – орал Влад, в ярости шлепая ладонями по грязи, разбрызгивая ее вокруг себя.
   Случай подвернулся редкий. Если действовать быстро и с умом, можно было вытащить Влада из болота и при этом утопить чемодан. Но Влад, будто не замечая, что его сто килограммов неумолимо погружаются в трясину, не сводил с чемодана глаз и пытался дотянуться до него рукой, словно он нарочно залез в середину болота, чтобы оттуда вытолкнуть наш бесценный багаж на берег.
   Я уже переломал все кусты, которые росли по окружности болота. Влад смог приподнять плечи и навалиться грудью на связку гибких стволов. Они трещали под ним, погружались в вязкий ил и все же держали моего друга на поверхности, что давало ему возможность командовать мною.
   – Ну, ботан! – угрожающе шипел он, разгребая вокруг себя жижу, тем самым пытаясь приблизиться к чемодану, который уже на три четверти погрузился в болото. – Вот вылезу и объясню тебе, что надо спасать в первую очередь…
   – Да ты вылезь сначала! – крикнул я ему и, навалившись телом, пригнул к земле длинный и крепкий ствол толщиной в руку. Он треснул, брызнув сочной мякотью сердцевины, и обломился. Я взвалил дерево на плечо и, балансируя на скользком бордюре ямы, встал напротив чемодана.
   – Держи!
   Я кинул дерево вперед с таким расчетом, чтобы Влад смог схватиться за его тонкий конец. Как только он скомкал в руке прядь веток, я сделал вид, что потерял равновесие, и наступил на чемодан. Под моей тяжестью он сразу пошел в глубину. На его месте вздулся большой черный пузырь и лопнул, распространяя гнилостную вонь.
   – Ополоумел, ботан!! – закричал Влад и так дернул за спасительное дерево, что я упал спиной на берег.
   Мне казалось, что я сделал свое черное дело. Уперевшись пятками в податливый бордюр, я потащил Влада к берегу. Охваченный неистовой яростью, он так энергично греб свободной рукой, что поднимал в воздух грязевой фонтан и здорово мешал мне. На абсолютно черном его лице пронзительной белизной сверкали зубы. Безумные глаза Влада готовы были вылезти из орбит. Я уже перепахал ногами весь берег, вытаскивая этого бегемота из болота, и с невероятным усилием смог дотянуться до ближайшего дерева.
   Когда до берега оставалось не больше метра и стало ясно, что Владу не суждено утонуть в этом поганом болоте, он вдруг бросил спасительное дерево и, вдохнув побольше воздуха, нырнул в жижу с головой. Он сделал это настолько быстро, что я, лишившись надежного тормоза, полетел в кусты. Отбросив ставшее бесполезным дерево, я вскочил на ноги и кинулся в грязевую ванну, туда, где на поверхности раздувались тягучие, как от жвачки, пузыри, и сразу ухнул в жижу по пояс. Опустив обе руки под себя, я схватил то, что схватилось, и с силой потянул наверх. Страшный, как кикимора, как герой компьютерной страшилки, Влад высунул на поверхность свою бесформенную, в склизких потеках черную голову и, захлебываясь и плюясь, проорал:
   – Кретин!! Идиот!! Отцепись от меня!
   Я почувствовал, насколько быстро трясина засасывает нас в свою обволакивающую преисподнюю. Ноги не чувствовали опоры; казалось, что вдоль всего тела, снизу вверх, медленно, ласкающе движется лента массажера, и вместе с ней плавно поднимались кусты и деревья, окружившие болото, и все дальше удалялись кроны деревьев, подпирающие небо, и все ближе подступала аспидная поверхность жижи.
   Мне стало ясно, что Влад ненормальный, что судьба чемодана беспокоит его больше, чем своя собственная. Вытаскивать его одного, без чемодана, было столь же бессмысленным делом, как пытаться извлечь свою руку из пасти голодного крокодила. Чувствуя себя убитым наповал от власти высшего идиотизма, я тоже вдохнул побольше воздуха и с содроганием ушел с головой в черное холодное дерьмо, стараясь на ощупь отыскать чемодан, который минуту назад с таким старанием топил.
   Мы с Владом трепыхались, как мучные черви в опаре, стукались лбами, давали друг другу замедленные оплеухи, выныривали на поверхность за очередной порцией воздуха и, слепые, оглохшие, снова опускались вниз.
   Так, к счастью, продолжалось недолго. Мне удалось зацепить ручку чемодана. Я потянул его вверх, но проклятый чемодан держался в своей могиле, как якорь. Не в силах подняться вместе с ним и в то же время боясь отпустить ручку и потерять чемодан, а вместе с ним и друга навсегда, я взбивал своими отчаянными движениями грязь, как в миксере. Влад нащупал мои руки, по ним спустился ниже и тоже вцепился в вожделенную находку.
   Я не знаю, с чем можно было сравнить наш труд. Два здоровых идиота тонули в приамазонском болоте, кишащем гадами, спасая чемодан со старыми журналами. Любой режиссер, снимающий фильмы в жанре маразма, ухватился бы за этот кадр зубами. Влад умирал за идею, я – за Влада. Мы оба стоили друг друга.
   Силы покидали нас, но наши глупые головы, залитые смоляной кашей, уже показались над болотом. С криками и стонами, сантиметр за сантиметром мы вытаскивали чемодан из адовой глубины. Не похожие ни на что земное, мы тянулись к траве, к спасительному берегу. С ужасным причмокиванием жижа расставалась с нами, уступая невиданному упорству.
   Мы выползли на берег. Я отпустил чемодан, встал на него коленом, поскользнулся и упал в траву. Влад еще кряхтел минуту, а потом тоже затих.
   Омерзительная грязь, быстро высыхая, превращала нас в глиняные изваяния, словно нарочно созданные для отпугивания шакалов и птиц от сельхозугодий. Тело нестерпимо зудело; мне казалось, что меня плотно облепила целая колония мелких червей, и живая масса все время шевелится, расплывается, сжимается, как единый организм.
   Я встал на колени, как мог соскреб жижу с лица и осторожно открыл глаза. Меня потрясло то, во что превратился Влад со своим чемоданом. Кинокомедийные герои, искупавшиеся в цистерне с цементом, выглядели в сравнении с нами более чистыми. Я даже не сразу смог определить, где начинается туловище Влада и где заканчивается чемодан, где голова, а где ноги. Я шлепнул рукой по тому месту, где, как мне казалось, находилась задница моего друга, но попал по голове, что, в общем-то, было весьма символично. Влад ожил, сплюнул, обозначая рот, и произнес:
   – Ну ты ботан! Чемодан баксов чуть не утопил!
   Он высморкался и стал ковыряться в ушах. Я встал и, оставляя за собой черные следы, побрел к ручью. Влад с чемоданом догнал меня.
   – Как ты думаешь, – спросил он, – эта грязь лечебная?
   – Я думаю, что тебе купание пошло на пользу, – ответил я.
   – Обиделся? – с деланым состраданием спросил Влад и шлепнул меня по плечу. Черные брызги полетели во все стороны. – Я понимаю тебя, дружище. Жизнь, конечно, сама по себе имеет некоторую ценность, но с этим чемоданом она начинает обладать огромными преимуществами и богатым смыслом.
   – Только не в джунглях, – ответил я, чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать Владу всю правду. – Это бумажки, понимаешь? Здесь их можно использовать только в качестве топлива для костра.
   – Но когда мы выйдем из джунглей…
   – Еще надо суметь выйти, – оборвал я.
   Грязь, в отличие от цемента, смывалась легко. Чистый и прозрачный ручей почернел, а мы, наоборот, приобрели естественный цвет. Кожа после полировки грязью казалась шелковистой. Труднее было промыть волосы и замочные скважины чемодана. Влад выковыривал глину из замков тонкой иглой, которую извлек из зеленого плода, похожего на круглый кактус. Это была поистине тонкая работа, требующая железных нервов и терпения. Я развешивал свои джинсы и майку на сучьях для просушки и время от времени кидал взгляды на Влада. Не отрываясь от дела, он сказал: