Страница:
– Этот вечер ему, да и ей, испорчен как следует, – с удовлетворением сказала Мад. – Теперь можно ехать домой.
Она подождала, пока шум стихнет, затем двинулась к машине. Трембаты последовали за ней. Из здания начали выходить и другие люди, среди них Том Бейт.
– Отлично сыграно, дорогая, – сказал он Мад. – Лучше, чем в театре.
Тем временем в зале был восстановлен порядок, поднялся на ноги тот продавец из супермаркета, что нарезал Мад ветчину. Он спросил, как повлияет на летний туристский сезон то, что все кабинки и прицепные домики на пляже в Полдри заняты морскими пехотинцами.
6
Она подождала, пока шум стихнет, затем двинулась к машине. Трембаты последовали за ней. Из здания начали выходить и другие люди, среди них Том Бейт.
– Отлично сыграно, дорогая, – сказал он Мад. – Лучше, чем в театре.
Тем временем в зале был восстановлен порядок, поднялся на ноги тот продавец из супермаркета, что нарезал Мад ветчину. Он спросил, как повлияет на летний туристский сезон то, что все кабинки и прицепные домики на пляже в Полдри заняты морскими пехотинцами.
6
Войдя на следующее утро в комнату бабушки, Эмма застала ее внимательно изучающей местную газету, разложенную на кровати.
– Вот, – восторженно сказала Мад, – в середине второго листа. «Известная актриса берет слово на собрании местных жителей. Задан дерзкий вопрос. Не продана ли страна более богатому владельцу?» Кое-что мне удалось, и это просто здорово.
Она победно откинулась на подушки. Эмме вспомнились детские годы в Лондоне, когда она заходила в бабушкину спальню и заставала ее ликующей над рецензиями о новом спектакле, в котором она играла предыдущим вечером. На рубеже восьмидесятилетия подобным же триумфом стала известность в Полдри.
– Что еще пишут? – спросила Эмма, заглядывая в газету.
– Почитай, а я пока приму ванну. Но про наше участие больше ничего не пишут – в конце концов, мы люди маленькие, да и Полдри невелик, – но прочитай передовицу о состоянии страны в целом и что может произойти в ближайшем будущем. Свобода слова, держи карман шире. Редактор продался.
Бабушка ушла в ванную, и Эмма устроилась на кровати. Действительно, о собрании в ратуше рассказывалось в крохотном абзаце, но заголовок бросался в глаза: «Сенсационное заявление известной актрисы». Если каким-нибудь образом это попадет в центральную прессу, то опять будет сюда звонить Папа. Эмма перевернула страницу и обратилась к передовице. О Мад здесь, конечно, ни слова, только восторженные славословия СШСК, которые, как утверждал автор, спасут нашу страну, потерпевшую фиаско в Европейском экономическом сообществе. «Наконец мы сможем поднять голову… не крохотный остров у континента, а часть мощного союза англоязычных народов». И так далее, и так далее. Эмма очень быстро просмотрела передовицу, и ей показалось, что такие статьи ей приходится видеть все время, с тех пор как она начала читать газеты в тринадцать лет, – и это все такая скука.
Эмма перешла к разделу новостей и обнаружила, что вести о СШСК заполнили все; очевидно, что войска США несут вахту повсеместно: у электростанций, телефонных станций, телевизионных вышек – а английская армия и полиция им помогают, на случай, как было написано, беспорядков, вызванных некими таинственными подрывными элементами, о которых предупреждали все. При этом во всех слоях населения радостно приветствовали перемены. «Наконец, наконец…» – говорил народ, от финансистов Сити (Папа, подумала Эмма) до пожилых пенсионеров (не Мад). Много писали о свободе передвижения между странами, единой нации, о рабочих местах для молодежи, об общей культуре; в газете давалось понять, что Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка тоже кровно заинтересованы в СШСК, – не пояснялось только почему, – хотя имелся довольно мрачный намек на ядерное сдерживание и описывалось, как СШСК смогут целиком контролировать ситуацию. В таком случае Австралия, Южная и Центральная Африка, США и Великобритания будут иметь ядерное превосходство от Атлантики до Индийского океана.
– Что-то я не поняла, что здесь пишут про ядерное оружие, – крикнула Эмма бабушке. – А ты?
– Помнишь, – ответила из ванной бабушка, – что хотели сделать в Европе? Создать третью силу и так далее. Идея провалилась, кто обвинял правых, кто левых. Но, в конце концов, сами европейцы были против. Теперь же между строк проскальзывает, что ядерное сдерживание у нас обеспечено, вместе с США, ЮАР и Австралией. Разрушительные силы на четырех сторонах света. Прекрасно.
Эмма пожала плечами и принялась убирать постель Мад. Слова «ядерное сдерживание» были знакомы Эмме с самого детства – это те устройства, что запускают из шахт ракеты на многие тысячи миль, ракеты, способные стереть с лица земли целые области вместе с жителями. Бороться с этим невозможно, разве что изобрести антиракеты, правда, тогда кто-нибудь еще должен придумать анти-антиракеты. И так без конца. Может, американцы огородили пляж в Полдри, чтобы там установить анти-анти-антиракеты…
Мад появилась из ванной, сегодня одетая как дореволюционный сибирский крестьянин. Мешковатые шаровары она похитила много лет назад – они входили в гардероб для провинциальных гастролей с «Вишневым садом». Мад с удовлетворением оценила свое отражение в зеркале. Как завершающий штрих крепостного обличия, вокруг талии была повязана тяжелая цепь. (Когда-то Мад разрешила Джо держать коз, оттуда и цепь, но однажды самая большая коза забралась к ней в кровать, – и Мад их всех раздала.) Алексей Владавич готов к сражению.
– Мадам?
В дверях спальни появилась Дотти, как всегда после завтрака, измотанная и издерганная.
– Что, Дотти?
– Неожиданно объявился лейтенант Шермен, с ним дама-американка, он представил ее как миссис Хаббард. Пришлось проводить их в музыкальную комнату, но я сказала, что пойду узнаю, проснулись ли вы. Могу передать, что вы еще в постели.
– Давайте я спущусь к ним, – быстро сказала Эмма. – Я разберусь.
– Ерунда, пойдем вместе, – ответила Мад. – Миссис Хаббард… Не та ли это женщина, что на вчерашнем собрании сидела между полковником Чизрингом и депутатом?
– Да, – сказала Эмма, – по-моему, ее так звали.
– Хм… – произнесла Мад, покручивая цепь. – От нее мы быстро избавимся.
Мад решительно направилась вниз и в сопровождении Эммы вошла в музыкальную комнату. Лейтенант Шермен при ее появлении принял стойку «смирно». Миссис Хаббард, симпатичная женщина лет сорока пяти, с широкой улыбкой была занята восторженным рассматриванием сухих цветов гортензии, стоявших во всех вазах. Она повернулась к вошедшему русскому крепостному и протянула Мад обе руки.
– Марта Хаббард, – провозгласила она, как делают люди, обедающие за капитанским столиком на туристском теплоходе. – Мне так неудобно, что я вторглась в ваш дом, примите, пожалуйста, извинения еще и еще раз. Я очарована вашими сухими букетами. Боже, какой у вас прекрасный дом! А эта милая пятнистая собачка, наверное, ваша любимица?
Из библиотеки в комнату прихромала Фолли и, приблизившись к незнакомке, обнюхала ее чулки. Судя по всему, при этом Фолли постигло разочарование, так как она опустила хвост и отошла в сторону, намереваясь занять ближайшее кресло.
– Ей пятнадцать лет, – сказала Мад, – слепа и глуха, я, наверное, тоже стану такой через несколько лет. А это моя внучка – Эмма.
– Как поживаете, милая? – улыбнулась Марта Хаббард. Она вновь повернулась к Мад. – Не хочу отнимать у вас время понапрасну, но скажу, что мне очень, очень жаль, что вы не остались на вчерашнем собрании до конца. Я понимаю ваши чувства и всем сердцем сочувствую вам. Вы тот человек, которым, если позволите сказать, я восхищаюсь много лет, и сейчас я только хочу попробовать завоевать ваше расположение и объяснить нашу программу.
– Программу? – спросила Мад, принимая озадаченный вид. – Вооруженные силы приготовили нам какие-то развлечения?
Боже мой, подумала Эмма, она начала уклоняться от прямого разговора, намеренно неправильно истолковывая слова американки! Эмма взглянула на лейтенанта Шермена, который, слегка покраснев, продолжал стоять по стойке «смирно».
– Садитесь, пожалуйста, – торопливо предложила она. В конце концов, нужно быть гостеприимными.
Марта Хаббард улыбнулась до ушей, обнажив целый частокол зубов.
– Не знаю, что готовят вооруженные силы, – сказала она, слегка кивнув в сторону лейтенанта Шермена. – Я не представляю какие-либо их службы или политическую партию. Я только член КСН, ассоциации, имеющей в Великобритании особые задачи. Мы хотим открыть отделения по всей стране, и тут вы можете нам помочь.
– КСН? – повторила Мад, на сей раз действительно озадаченная. – Знакомое сочетание, но только как-то не так оно звучит. Несколько лет тому назад у нас, по-моему, были НКС. Народные команды скаутов? Не помню, чем они занимались, что-то связанное с лесными лагерями для девочек?
Марта Хаббард не прекратила улыбаться. По крайней мере, ее рот продолжал изображать нечто, напоминающее лицо актера из французского фильма «Человек, который смеется».
– Нет, милочка, – сказала она, и Эмма почувствовала, что «милочка» звучит не совсем уместно, хотя люди часто обращаются так к пожилым, – нет, милочка, не НКС, а КСН, нечто совершенно иное. Расшифровывается как «культурное сотрудничество народов». Народов США и Соединенного Королевства. Ассоциация создана для того, чтобы все мы вместе и каждый в отдельности жили в гармоничном и полном сотрудничестве.
Она перевела дух.
– Культурное сотрудничество народов, – задумчиво произнесла Мад. – Что ж, звучит привлекательно. Похоже, наверное, на Женский институт? Обмен кулинарными рецептами и просмотр слайдов? В шкафу на кухне хранятся очень интересные рецепты, а от мужа остались какие-то слайды.
– Нет, нет, – поспешила объяснить Марта Хаббард. – Конечно, подобные вещи, как мне кажется, тоже будут интересны членам Ассоциации, но я намечаю более интеллектуальный подход. Чтение пьес, книг, стихов, драматические постановки, философские дискуссии, совместное обсуждение важнейших проблем, которые занимают наши умы и мотивируют нашу жизнь.
– Мотивируют, мотивируют, – прошептала Мад и затем сказала: – А, вы хотите сказать, определяют? Проблемы, которые определяют нашу жизнь? – Озадаченное выражение не сходило с ее лица.
– Ваш великий драматический талант и ваше знание театра, – продолжала Марта Хаббард, – могли бы очень помочь нашему движению. Плюс проблема досуга. Не знаю, известно ли уже, что наши правительства, действуя совместно, готовятся к созданию министерства досуга, очень важного для жителей запада Англии.
– Да? – сказала Мад. – Это потому, что у нас высокая безработица? То есть безработные не знают, как провести время? Я бы не стала называть это проблемой досуга.
– Для вас подготовлены замечательные планы, – улыбнулась Марта Хаббард. – Нам известно, что вы все больше и больше зависите от объема туризма, и КСН хочет помочь и в этом вопросе. Вот этот небольшой район в Корнуолле – вы еще не начали использовать его исторический потенциал. У нас многие загорелись идеей посмотреть эти места, узнав, что они связаны с Тристаном и Изольдой, ну и, конечно, королем Артуром. Живые картины, шествия, местные жители в костюмах тех времен, – а вы могли бы поставить сцену прибытия Тристана из Ирландии с невестой своего дяди прямо здесь, на пляже в Полдри.
Мад выглядела все такой же задумчивой, и Марта Хаббард приняла это за знак одобрения. Похоже, что ее рассказ произвел впечатление на престарелую актрису.
– Видите ли, – продолжала она развивать тему, – здесь, в Британии, лучше предлагать не солнце или пляжи, а историческое наследие. Более того, – она обернулась к Эмме и лейтенанту, – все западное побережье от северного Уэльса до Корнуолла можно превратить в огромный курортный массив. Когда старые добрые валлийцы, одетые в старинные наряды, высокие шляпы и плащи, будут встречать туристов из Штатов картофельными пирожками, мы забудем о безработице.
Так же будет и в Корнуолле. Тогда Штатам не нужно будет покупать вашу глину, мы лучше поможем создать в ваших белоснежных горах маленькую Швейцарию, обучим безработных профессиям инструкторов по горным лыжам и бобслею…
– Извините, пожалуйста, – прервала ее Мад, – что это вы такое сказали?
– Бобслей, милочка, это такие сани на коньках, очень зрелищный спорт. Короче говоря, я полна идеями относительно «культурного сотрудничества народов» СШСК, и с вашей помощью как президента здешнего отделения…
Она остановилась посреди фразы, так как дверь распахнулась и в комнату ворвались Колин и Бен.
– Бен выучил новое слово, – заорал Колин.
– Нет, нет, – быстро проговорила Эмма, – не сейчас. Пойдемте, ребята, я отведу вас в игровую комнату. Мадам занята, так что не мешайте ей здесь.
При виде златовласого херувима, держащего за руку маленького негритенка, Марта Хаббард замерла, очарованная, затем привстала из кресла и позвала их к себе.
– Что, мои милые крошки, – сказала она, – хотите леденец? Разрешает вам бабушка кушать леденцы?
Колин нахмурился. Ни разу в жизни он не слышал слово «леденец». Может, тетя с большими зубами говорит про лед? Он глянул на Эмму, явно засмущавшуюся, затем на Мадам, которая, подмигнув, подбодрила его кивком головы.
– Мадам бабушка Эмме, а не мне, – сказал он. – Лед есть у нас в холодильнике, но я никогда не пробовал его кушать.
Марта Хаббард засмеялась, запрокинув голову.
– Лед! – воскликнула она. – Какая прелесть. Леденец – это сладкая конфета на палочке. Смотри, – она достала из сумочки два бело-розовых леденца. – Я знала, что встречу здесь мальчишек, и подготовилась.
Она протянула Колину и Бену по леденцу, затем опять полезла в свою вместительную сумку.
– У меня для вас еще кое-что есть. Честно говоря, у меня припасена целая коллекция, их можно прикрепить на машину или взять на прогулку. Я их дарю всем детишкам в округе.
Она вытащила целый пук флажков и помахала им перед носом у Колина. Сначала Эмма подумала, что это набор из «Звезд и полос» и «Юниор Джеков», но, когда Марта Хаббард развернула их, Эмма поняла, что флажки какие-то новомодные: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы» на одном флаге рядышком. Зрелище потрясающее, хотя далеко не гармоничное.
– Доставлены вчера вечером из Штатов, – гордо объявила Хаббард, – их целые тысячи. Такие же флаги, но побольше размером, взовьются на всех общественных зданиях и у вас, и у нас.
– Боже милостивый! – сказала Мад.
К счастью, это было сказано шепотом, а Марта Хаббард увлеченно пыталась всучить мальчишкам флаги и не услышала восклицания. Услышал его лейтенант Шермен. Он почувствовал себя неловко и поднялся.
– Не буду вас задерживать, – сказал он. – Знаю, у вас много дел. Передаю наилучшие пожелания от полковника Чизмена. Он просил еще передать, что ему очень жаль, что местные детишки из-за чрезвычайного положения лишились очередного праздника Гая Фокса[7] и торжественного костра. Он выражает по этому поводу сожаление и приглашает всех местных ребятишек на костер, который мы устраиваем сегодня вечером. Обещаем еще и фейерверк.
– Большое спасибо полковнику Чизмену, – ответила Эмма. – Уверена, что бабушка…
Она с тревогой взглянула на Мад, не имея ни малейшего представления, как она отреагирует на это предложение. К ее удивлению, а также и облегчению, Мад улыбнулась лейтенанту:
– Весьма предусмотрительно, спасибо полковнику Чизрингу. Так как вы обеспечиваете фейерверк, то я и мои ребята позаботимся о чучеле.
Боже, подумала Эмма, что еще она придумала, но лейтенант Шермен остался доволен ответом и принялся тепло благодарить Мад.
Марта Хаббард все еще возилась с Беном, который уставился на нее поверх бело-розового леденца. Ей хотелось показать, что она, родившаяся в Бостоне Марта Хаббард, чужда расовых предрассудков, что бы ни думали британцы.
– Детка, ты не сказал мне спасибо за леденец, – обратилась она к Бену, – но сначала обними меня вот так, обними меня ручками за шею…
Бен закатил глаза и набрал в легкие воздуху.
– Ж… – начал он, – ж…
Эмма рванулась вперед и схватила его на руки.
– Он очень застенчивый мальчик, – быстро произнесла она, – я вам скажу спасибо вместо него.
Пока Бен не успел что-нибудь выговорить, она вынесла его из комнаты на кухню, где поджидали Энди и Терри.
– Он сказал слово? – смеясь, спросил Терри.
– Нет, – крикнула Эмма, – не сказал. И будешь себя так вести, я пойду и расскажу Мадам, чему вы учите Бена, как только уйдут гости.
– Не беспокойся, – улыбнулся Терри. – Она знает. Эмма с шумом захлопнула дверь на кухню и увидела, что лейтенант Шермен ждет ее в вестибюле.
– Ваша бабушка очень гостеприимна и решила показать миссис Хаббард дом и представить ей остальных ребят.
«Что я могу сделать, – подумала Эмма. – Ни одна из кроватей не убрана. Дотти опять не в духе, ну а если самые маленькие не скажут что-нибудь ужасное, так это сделают средние».
– В таком случае, – сказала она, – я ей не нужна. Хотите посмотреть сад?
– С удовольствием, – ответил лейтенант, так же как и Эмма, с великим облегчением покинувший компанию женщин в музыкальной комнате. Как только они удалились на достаточное расстояние, он добавил: – Называйте меня Уолли. Это звучит приветливее, чем лейтенант Шермен.
– Хорошо, – сказала Эмма, открывая боковую дверь, ведущую к кустарнику. В этот момент они буквально столкнулись с Джо, катившим полную поленьев тележку.
– Здорово, – сказал лейтенант.
– Здрассте, – кивнул Джо.
«Он не одобряет, – подумала Эмма, – можно подумать, я виновата в том, что в доме морские пехотинцы».
– Хочу показать лейтенанту вид, открывающийся из нашего сада, – стала зачем-то объяснять она.
Глупо, ведь он сто раз наблюдал окрестности с вертолета. Джон ничего не ответил и направил тележку к огороду.
– Что-нибудь случилось? – спросил лейтенант. – Он выглядит огорченным.
– Джо всегда необщительный, – ответила Эмма, – совсем не такой, как Терри.
– Может быть, – лукаво предположил лейтенант, – ему не по душе, что вы пошли гулять со мной?
– Джо? – Эмма посмотрела на Шермена, затем засмеялась. – Послушайте, мы выросли вместе. Вы уже, наверное, заметили, что у нас необычная семья.
Они вышли на тропинку, открывавшую глазу вспаханное поле, связанное с такими неприятными воспоминаниями. В бухте, у военного корабля, продолжалось какое-то движение.
– Я заметил также, – сказал Уолли, – что ваша бабушка не слишком рада нашему появлению. Она очень ясно дала всем это понять вчера вечером в Полдри.
– О, это не так уж серьезно, – торопливо сказала Эмма. – Вы ведь знаете, какими становятся люди в старости, они уже не способны менять привычки, а вы ведь сами понимаете, насколько все было внезапно и как тревожна вся эта история с СШСК. Не стоит ее винить.
– Я ее и не виню. Мне жаль, что она так к нам относится. Ведь мы прибыли сюда помочь союзу, чтобы все шло гладко. А ваша бабушка в этом районе человек очень известный, ее доброжелательность помогла бы нам в работе. Люди здесь прислушиваются к ее мнению.
Эмма задумалась.
– Не знаю, не знаю. То есть, на самом деле, она не такой человек, к которому прислушиваются. Последнее время ее жизнь посвящена исключительно мальчикам.
– И вам?
– И мне. Лейтенант улыбнулся.
– Наверное, ваша бабушка в молодости была очень похожа на вас.
– Спасибо. Для меня это самый большой комплимент.
Они повернули обратно к парадному входу и остановились там, ожидая окончания обхода дома.
– Скажите, – сказала Эмма, – не выдавая никаких секретов или чего-то такого, так ли уж нужны все эти посты на дорогах, пропуска и этот корабль, ревущие вертолеты и столько ваших военных повсюду? Я хочу сказать, если мы объединились, зачем все это?
Лейтенант Шермен принял серьезный вид.
– Только для того, чтобы обеспечить с самого начала прочность союза. Мы не можем допустить, чтобы было иначе. За последние пять лет в отношениях между странами было принято слишком много полумер. Посмотрите, что творится в Европе, сплошной разлад, – хорошо, что до войны еще не дошло.
– Разлад у них только в экономике, – сказала Эмма, – вот почему, думаю, мы и сбежали от них.
– Я бы не сказал, что вы от них сбежали, если вы уж так это называете, только из-за экономики. У вас были опасения стратегического характера, точнее, у вашего правительства. Насколько я понимаю, у вас одна надежда на СШСК. Мы можем прожить самостоятельно, а вот вы не можете.
Эмма замолчала. Он говорил, как будто читал вслух сегодняшнюю газету. Она внезапно почувствовала себя абсолютно сбитой с толку, ни в чем не уверенной. Как его слова напомнили сказанное вчера в Полдри мистером Трембатом: «Мы должны вести себя как полагается, а иначе…»
– Как бы то ни было, – сказал с улыбкой лейтенант Шермен, – вы слишком молоды и красивы, чтобы задумываться о таких неприятных вещах, тем более, ничего плохого еще не случилось. Вы придете на фейерверк на пляже? Обещаю, будет очень красиво.
– Да, – ответила Эмма, – я приду. Хотя бы для того, чтобы присмотреть за бабушкой.
Из дома на дорожку вышли Мад и леди из Бостона, и Эмме показалось, что после инспекции миссис Хаббард улыбается уже не так широко, как раньше. Она выглядела уставшей и что-то записывала в блокнот.
– Последний вопрос, – сказала она Мад. – Ваш дом называется Треванал. Вы сказали, что «тре» означает дом, что же тогда значит «ванал»?
– Церковная десятина[8], – с готовностью объяснила Мад, – амбар, где хранится церковная десятина, – это скиберванал, но слово «скибер» мне показалось таким некрасивым – остался только «ванал». Так что в старину здесь был амбар, конечно.
– Но, – проговорила Марта Хаббард, продолжая записывать в блокнот, – если я не ошибаюсь, вы говорили, что в вашей комнате для гостей спал король Марк, а в алькове стояла брачная постель Изольды?
– Совершенно верно, но это было до того, как этот дом превратили в амбар. Когда я купила его двадцать лет назад, альков был набит мешками с зерном. Зерно было повсюду… А, ты здесь, дорогая…
Мад с вызовом посмотрела на внучку. Она, как и Эмма, знала, что леди из Бостона принимает ее откровения за чистую монету.
– Я верю и надеюсь, – сказала Марта Хаббард, пожимая руку хозяйке дома, – что мы установили полное взаимопонимание, и, если вам нужна дополнительная информация о нашей организации и ее работе в СШСК, непременно сообщите мне.
– Не забудьте привести мальчишек и Эмму на фейерверк! – напомнил лейтенант. – Не говоря уже о чучеле!
Мад улыбнулась, провожая их к джипу:
– О чучеле не забудем.
Как только машина скрылась из виду, Мад позвала:
– Терри! Где ты?
– Зачем тебе Терри? – с подозрением спросила Эмма. – Сейчас он должен на кухне помогать Джо.
– Пусть поможет мне, – ответила Мад, – и все остальные ребята тоже. Ты слышала, лейтенант Шермен просил принести чучело.
Она вдруг задумалась, глядя, как в холл вошел Бен, держа в руке пучок флажков и жуя остаток розового леденца. Похоже, что Марта Хаббард выдала ему немало подарков, так как в другой руке он сжимал бенгальский огонь, шипящий и разбрасывающий искры.
– Хм, – сказала Мад.
Эмма посмотрела на бабушку. За этими «хм» всегда стоял какой-то смысл. Иногда это означало, что она уносилась куда-то мыслями, была застигнута в середине воспоминаний, либо имело практический смысл – скажем, угаданное слово в кроссворде или отгадка к акростиху.
– О чем ты думаешь? – спросила Эмма.
Мад смотрела, как самый младший из ее выводка идет к ней с сияющим от радости лицом.
– Этого ребенка можно научить всему, что угодно, – сказала она.
Морские пехотинцы расчистили часть пустыря между болотом и проволочной оградой, окружавшей их лагерь на пляже. В центре площадки лежала куча плавника и хвороста. Уже целые толпы народа собрались посмотреть щедро обещанные военными развлечения. Родители с детьми, мальчишки и девчонки постарше, местные лавочники, рабочие с глиняных карьеров, докеры, жители ближних деревень и, конечно, сами морские пехотинцы – они приветливо улыбались, гладили детишек по голове, болтали с девушками, – всем своим видом, излучавшим добродушие, они показывали, как должно выглядеть «сотрудничество», хотя бы и не такое «культурное», как ассоциация Марты Хаббард. Повсюду мелькали флаги СШСК – мистер Либби, хозяин «Приюта моряка», водрузил такой флаг на мачту около паба, и в этот ясный, тихий и довольно теплый для ноября вечер он даже вынес на газон столы и стулья для клиентов, чтобы те могли, попивая пиво, наслаждаться фейерверком.
Вокруг царила атмосфера ожидания. Даже Эмма перед выходом из дома ощутила себя слишком взрослой и, чуть было не оставшаяся с Джо и Дотти, которые твердо отказались идти, почувствовала необычность происходящего, словно она внезапно перенеслась куда-нибудь в Италию или Францию. В лицах, одежде и поведении морских пехотинцев, сновавших в толпе местных, было что-то иностранное – нет, тут уже не итальянское или испанское, скорее из старого кинофильма, вестерна, в котором говорится о пограничных фортах, о переселенцах, а «Приют моряка» превратился в салун с вращающейся дверью. Казалось, что в любую секунду оттуда выйдет кто-нибудь в ковбойской шляпе, с двумя пистолетами и кобурах на поясе. Местные ребята, приятели Джо и Терри, проходя мимо, говорили ей: «Привет!» – и она отвечала им: «Привет!», к ним она привыкла, это всего лишь местная молодежь, а вот морские пехотинцы – эти оглядывали ее, в их взгляде чувствовалась какая-то уверенность, и взгляд, и небрежная походка, смешки и подталкивание друг друга локтями, странный акцент – все это было непривычно, не похоже на поведение туристов, приехавших посмотреть Корнуолл, это была уверенная поступь завоевателей, оккупантов. И как это ни странно, в этом было что-то привлекательное.
– Вот, – восторженно сказала Мад, – в середине второго листа. «Известная актриса берет слово на собрании местных жителей. Задан дерзкий вопрос. Не продана ли страна более богатому владельцу?» Кое-что мне удалось, и это просто здорово.
Она победно откинулась на подушки. Эмме вспомнились детские годы в Лондоне, когда она заходила в бабушкину спальню и заставала ее ликующей над рецензиями о новом спектакле, в котором она играла предыдущим вечером. На рубеже восьмидесятилетия подобным же триумфом стала известность в Полдри.
– Что еще пишут? – спросила Эмма, заглядывая в газету.
– Почитай, а я пока приму ванну. Но про наше участие больше ничего не пишут – в конце концов, мы люди маленькие, да и Полдри невелик, – но прочитай передовицу о состоянии страны в целом и что может произойти в ближайшем будущем. Свобода слова, держи карман шире. Редактор продался.
Бабушка ушла в ванную, и Эмма устроилась на кровати. Действительно, о собрании в ратуше рассказывалось в крохотном абзаце, но заголовок бросался в глаза: «Сенсационное заявление известной актрисы». Если каким-нибудь образом это попадет в центральную прессу, то опять будет сюда звонить Папа. Эмма перевернула страницу и обратилась к передовице. О Мад здесь, конечно, ни слова, только восторженные славословия СШСК, которые, как утверждал автор, спасут нашу страну, потерпевшую фиаско в Европейском экономическом сообществе. «Наконец мы сможем поднять голову… не крохотный остров у континента, а часть мощного союза англоязычных народов». И так далее, и так далее. Эмма очень быстро просмотрела передовицу, и ей показалось, что такие статьи ей приходится видеть все время, с тех пор как она начала читать газеты в тринадцать лет, – и это все такая скука.
Эмма перешла к разделу новостей и обнаружила, что вести о СШСК заполнили все; очевидно, что войска США несут вахту повсеместно: у электростанций, телефонных станций, телевизионных вышек – а английская армия и полиция им помогают, на случай, как было написано, беспорядков, вызванных некими таинственными подрывными элементами, о которых предупреждали все. При этом во всех слоях населения радостно приветствовали перемены. «Наконец, наконец…» – говорил народ, от финансистов Сити (Папа, подумала Эмма) до пожилых пенсионеров (не Мад). Много писали о свободе передвижения между странами, единой нации, о рабочих местах для молодежи, об общей культуре; в газете давалось понять, что Австралия, Новая Зеландия и Южная Африка тоже кровно заинтересованы в СШСК, – не пояснялось только почему, – хотя имелся довольно мрачный намек на ядерное сдерживание и описывалось, как СШСК смогут целиком контролировать ситуацию. В таком случае Австралия, Южная и Центральная Африка, США и Великобритания будут иметь ядерное превосходство от Атлантики до Индийского океана.
– Что-то я не поняла, что здесь пишут про ядерное оружие, – крикнула Эмма бабушке. – А ты?
– Помнишь, – ответила из ванной бабушка, – что хотели сделать в Европе? Создать третью силу и так далее. Идея провалилась, кто обвинял правых, кто левых. Но, в конце концов, сами европейцы были против. Теперь же между строк проскальзывает, что ядерное сдерживание у нас обеспечено, вместе с США, ЮАР и Австралией. Разрушительные силы на четырех сторонах света. Прекрасно.
Эмма пожала плечами и принялась убирать постель Мад. Слова «ядерное сдерживание» были знакомы Эмме с самого детства – это те устройства, что запускают из шахт ракеты на многие тысячи миль, ракеты, способные стереть с лица земли целые области вместе с жителями. Бороться с этим невозможно, разве что изобрести антиракеты, правда, тогда кто-нибудь еще должен придумать анти-антиракеты. И так без конца. Может, американцы огородили пляж в Полдри, чтобы там установить анти-анти-антиракеты…
Мад появилась из ванной, сегодня одетая как дореволюционный сибирский крестьянин. Мешковатые шаровары она похитила много лет назад – они входили в гардероб для провинциальных гастролей с «Вишневым садом». Мад с удовлетворением оценила свое отражение в зеркале. Как завершающий штрих крепостного обличия, вокруг талии была повязана тяжелая цепь. (Когда-то Мад разрешила Джо держать коз, оттуда и цепь, но однажды самая большая коза забралась к ней в кровать, – и Мад их всех раздала.) Алексей Владавич готов к сражению.
– Мадам?
В дверях спальни появилась Дотти, как всегда после завтрака, измотанная и издерганная.
– Что, Дотти?
– Неожиданно объявился лейтенант Шермен, с ним дама-американка, он представил ее как миссис Хаббард. Пришлось проводить их в музыкальную комнату, но я сказала, что пойду узнаю, проснулись ли вы. Могу передать, что вы еще в постели.
– Давайте я спущусь к ним, – быстро сказала Эмма. – Я разберусь.
– Ерунда, пойдем вместе, – ответила Мад. – Миссис Хаббард… Не та ли это женщина, что на вчерашнем собрании сидела между полковником Чизрингом и депутатом?
– Да, – сказала Эмма, – по-моему, ее так звали.
– Хм… – произнесла Мад, покручивая цепь. – От нее мы быстро избавимся.
Мад решительно направилась вниз и в сопровождении Эммы вошла в музыкальную комнату. Лейтенант Шермен при ее появлении принял стойку «смирно». Миссис Хаббард, симпатичная женщина лет сорока пяти, с широкой улыбкой была занята восторженным рассматриванием сухих цветов гортензии, стоявших во всех вазах. Она повернулась к вошедшему русскому крепостному и протянула Мад обе руки.
– Марта Хаббард, – провозгласила она, как делают люди, обедающие за капитанским столиком на туристском теплоходе. – Мне так неудобно, что я вторглась в ваш дом, примите, пожалуйста, извинения еще и еще раз. Я очарована вашими сухими букетами. Боже, какой у вас прекрасный дом! А эта милая пятнистая собачка, наверное, ваша любимица?
Из библиотеки в комнату прихромала Фолли и, приблизившись к незнакомке, обнюхала ее чулки. Судя по всему, при этом Фолли постигло разочарование, так как она опустила хвост и отошла в сторону, намереваясь занять ближайшее кресло.
– Ей пятнадцать лет, – сказала Мад, – слепа и глуха, я, наверное, тоже стану такой через несколько лет. А это моя внучка – Эмма.
– Как поживаете, милая? – улыбнулась Марта Хаббард. Она вновь повернулась к Мад. – Не хочу отнимать у вас время понапрасну, но скажу, что мне очень, очень жаль, что вы не остались на вчерашнем собрании до конца. Я понимаю ваши чувства и всем сердцем сочувствую вам. Вы тот человек, которым, если позволите сказать, я восхищаюсь много лет, и сейчас я только хочу попробовать завоевать ваше расположение и объяснить нашу программу.
– Программу? – спросила Мад, принимая озадаченный вид. – Вооруженные силы приготовили нам какие-то развлечения?
Боже мой, подумала Эмма, она начала уклоняться от прямого разговора, намеренно неправильно истолковывая слова американки! Эмма взглянула на лейтенанта Шермена, который, слегка покраснев, продолжал стоять по стойке «смирно».
– Садитесь, пожалуйста, – торопливо предложила она. В конце концов, нужно быть гостеприимными.
Марта Хаббард улыбнулась до ушей, обнажив целый частокол зубов.
– Не знаю, что готовят вооруженные силы, – сказала она, слегка кивнув в сторону лейтенанта Шермена. – Я не представляю какие-либо их службы или политическую партию. Я только член КСН, ассоциации, имеющей в Великобритании особые задачи. Мы хотим открыть отделения по всей стране, и тут вы можете нам помочь.
– КСН? – повторила Мад, на сей раз действительно озадаченная. – Знакомое сочетание, но только как-то не так оно звучит. Несколько лет тому назад у нас, по-моему, были НКС. Народные команды скаутов? Не помню, чем они занимались, что-то связанное с лесными лагерями для девочек?
Марта Хаббард не прекратила улыбаться. По крайней мере, ее рот продолжал изображать нечто, напоминающее лицо актера из французского фильма «Человек, который смеется».
– Нет, милочка, – сказала она, и Эмма почувствовала, что «милочка» звучит не совсем уместно, хотя люди часто обращаются так к пожилым, – нет, милочка, не НКС, а КСН, нечто совершенно иное. Расшифровывается как «культурное сотрудничество народов». Народов США и Соединенного Королевства. Ассоциация создана для того, чтобы все мы вместе и каждый в отдельности жили в гармоничном и полном сотрудничестве.
Она перевела дух.
– Культурное сотрудничество народов, – задумчиво произнесла Мад. – Что ж, звучит привлекательно. Похоже, наверное, на Женский институт? Обмен кулинарными рецептами и просмотр слайдов? В шкафу на кухне хранятся очень интересные рецепты, а от мужа остались какие-то слайды.
– Нет, нет, – поспешила объяснить Марта Хаббард. – Конечно, подобные вещи, как мне кажется, тоже будут интересны членам Ассоциации, но я намечаю более интеллектуальный подход. Чтение пьес, книг, стихов, драматические постановки, философские дискуссии, совместное обсуждение важнейших проблем, которые занимают наши умы и мотивируют нашу жизнь.
– Мотивируют, мотивируют, – прошептала Мад и затем сказала: – А, вы хотите сказать, определяют? Проблемы, которые определяют нашу жизнь? – Озадаченное выражение не сходило с ее лица.
– Ваш великий драматический талант и ваше знание театра, – продолжала Марта Хаббард, – могли бы очень помочь нашему движению. Плюс проблема досуга. Не знаю, известно ли уже, что наши правительства, действуя совместно, готовятся к созданию министерства досуга, очень важного для жителей запада Англии.
– Да? – сказала Мад. – Это потому, что у нас высокая безработица? То есть безработные не знают, как провести время? Я бы не стала называть это проблемой досуга.
– Для вас подготовлены замечательные планы, – улыбнулась Марта Хаббард. – Нам известно, что вы все больше и больше зависите от объема туризма, и КСН хочет помочь и в этом вопросе. Вот этот небольшой район в Корнуолле – вы еще не начали использовать его исторический потенциал. У нас многие загорелись идеей посмотреть эти места, узнав, что они связаны с Тристаном и Изольдой, ну и, конечно, королем Артуром. Живые картины, шествия, местные жители в костюмах тех времен, – а вы могли бы поставить сцену прибытия Тристана из Ирландии с невестой своего дяди прямо здесь, на пляже в Полдри.
Мад выглядела все такой же задумчивой, и Марта Хаббард приняла это за знак одобрения. Похоже, что ее рассказ произвел впечатление на престарелую актрису.
– Видите ли, – продолжала она развивать тему, – здесь, в Британии, лучше предлагать не солнце или пляжи, а историческое наследие. Более того, – она обернулась к Эмме и лейтенанту, – все западное побережье от северного Уэльса до Корнуолла можно превратить в огромный курортный массив. Когда старые добрые валлийцы, одетые в старинные наряды, высокие шляпы и плащи, будут встречать туристов из Штатов картофельными пирожками, мы забудем о безработице.
Так же будет и в Корнуолле. Тогда Штатам не нужно будет покупать вашу глину, мы лучше поможем создать в ваших белоснежных горах маленькую Швейцарию, обучим безработных профессиям инструкторов по горным лыжам и бобслею…
– Извините, пожалуйста, – прервала ее Мад, – что это вы такое сказали?
– Бобслей, милочка, это такие сани на коньках, очень зрелищный спорт. Короче говоря, я полна идеями относительно «культурного сотрудничества народов» СШСК, и с вашей помощью как президента здешнего отделения…
Она остановилась посреди фразы, так как дверь распахнулась и в комнату ворвались Колин и Бен.
– Бен выучил новое слово, – заорал Колин.
– Нет, нет, – быстро проговорила Эмма, – не сейчас. Пойдемте, ребята, я отведу вас в игровую комнату. Мадам занята, так что не мешайте ей здесь.
При виде златовласого херувима, держащего за руку маленького негритенка, Марта Хаббард замерла, очарованная, затем привстала из кресла и позвала их к себе.
– Что, мои милые крошки, – сказала она, – хотите леденец? Разрешает вам бабушка кушать леденцы?
Колин нахмурился. Ни разу в жизни он не слышал слово «леденец». Может, тетя с большими зубами говорит про лед? Он глянул на Эмму, явно засмущавшуюся, затем на Мадам, которая, подмигнув, подбодрила его кивком головы.
– Мадам бабушка Эмме, а не мне, – сказал он. – Лед есть у нас в холодильнике, но я никогда не пробовал его кушать.
Марта Хаббард засмеялась, запрокинув голову.
– Лед! – воскликнула она. – Какая прелесть. Леденец – это сладкая конфета на палочке. Смотри, – она достала из сумочки два бело-розовых леденца. – Я знала, что встречу здесь мальчишек, и подготовилась.
Она протянула Колину и Бену по леденцу, затем опять полезла в свою вместительную сумку.
– У меня для вас еще кое-что есть. Честно говоря, у меня припасена целая коллекция, их можно прикрепить на машину или взять на прогулку. Я их дарю всем детишкам в округе.
Она вытащила целый пук флажков и помахала им перед носом у Колина. Сначала Эмма подумала, что это набор из «Звезд и полос» и «Юниор Джеков», но, когда Марта Хаббард развернула их, Эмма поняла, что флажки какие-то новомодные: «Юнион Джек» и «Звезды и полосы» на одном флаге рядышком. Зрелище потрясающее, хотя далеко не гармоничное.
– Доставлены вчера вечером из Штатов, – гордо объявила Хаббард, – их целые тысячи. Такие же флаги, но побольше размером, взовьются на всех общественных зданиях и у вас, и у нас.
– Боже милостивый! – сказала Мад.
К счастью, это было сказано шепотом, а Марта Хаббард увлеченно пыталась всучить мальчишкам флаги и не услышала восклицания. Услышал его лейтенант Шермен. Он почувствовал себя неловко и поднялся.
– Не буду вас задерживать, – сказал он. – Знаю, у вас много дел. Передаю наилучшие пожелания от полковника Чизмена. Он просил еще передать, что ему очень жаль, что местные детишки из-за чрезвычайного положения лишились очередного праздника Гая Фокса[7] и торжественного костра. Он выражает по этому поводу сожаление и приглашает всех местных ребятишек на костер, который мы устраиваем сегодня вечером. Обещаем еще и фейерверк.
– Большое спасибо полковнику Чизмену, – ответила Эмма. – Уверена, что бабушка…
Она с тревогой взглянула на Мад, не имея ни малейшего представления, как она отреагирует на это предложение. К ее удивлению, а также и облегчению, Мад улыбнулась лейтенанту:
– Весьма предусмотрительно, спасибо полковнику Чизрингу. Так как вы обеспечиваете фейерверк, то я и мои ребята позаботимся о чучеле.
Боже, подумала Эмма, что еще она придумала, но лейтенант Шермен остался доволен ответом и принялся тепло благодарить Мад.
Марта Хаббард все еще возилась с Беном, который уставился на нее поверх бело-розового леденца. Ей хотелось показать, что она, родившаяся в Бостоне Марта Хаббард, чужда расовых предрассудков, что бы ни думали британцы.
– Детка, ты не сказал мне спасибо за леденец, – обратилась она к Бену, – но сначала обними меня вот так, обними меня ручками за шею…
Бен закатил глаза и набрал в легкие воздуху.
– Ж… – начал он, – ж…
Эмма рванулась вперед и схватила его на руки.
– Он очень застенчивый мальчик, – быстро произнесла она, – я вам скажу спасибо вместо него.
Пока Бен не успел что-нибудь выговорить, она вынесла его из комнаты на кухню, где поджидали Энди и Терри.
– Он сказал слово? – смеясь, спросил Терри.
– Нет, – крикнула Эмма, – не сказал. И будешь себя так вести, я пойду и расскажу Мадам, чему вы учите Бена, как только уйдут гости.
– Не беспокойся, – улыбнулся Терри. – Она знает. Эмма с шумом захлопнула дверь на кухню и увидела, что лейтенант Шермен ждет ее в вестибюле.
– Ваша бабушка очень гостеприимна и решила показать миссис Хаббард дом и представить ей остальных ребят.
«Что я могу сделать, – подумала Эмма. – Ни одна из кроватей не убрана. Дотти опять не в духе, ну а если самые маленькие не скажут что-нибудь ужасное, так это сделают средние».
– В таком случае, – сказала она, – я ей не нужна. Хотите посмотреть сад?
– С удовольствием, – ответил лейтенант, так же как и Эмма, с великим облегчением покинувший компанию женщин в музыкальной комнате. Как только они удалились на достаточное расстояние, он добавил: – Называйте меня Уолли. Это звучит приветливее, чем лейтенант Шермен.
– Хорошо, – сказала Эмма, открывая боковую дверь, ведущую к кустарнику. В этот момент они буквально столкнулись с Джо, катившим полную поленьев тележку.
– Здорово, – сказал лейтенант.
– Здрассте, – кивнул Джо.
«Он не одобряет, – подумала Эмма, – можно подумать, я виновата в том, что в доме морские пехотинцы».
– Хочу показать лейтенанту вид, открывающийся из нашего сада, – стала зачем-то объяснять она.
Глупо, ведь он сто раз наблюдал окрестности с вертолета. Джон ничего не ответил и направил тележку к огороду.
– Что-нибудь случилось? – спросил лейтенант. – Он выглядит огорченным.
– Джо всегда необщительный, – ответила Эмма, – совсем не такой, как Терри.
– Может быть, – лукаво предположил лейтенант, – ему не по душе, что вы пошли гулять со мной?
– Джо? – Эмма посмотрела на Шермена, затем засмеялась. – Послушайте, мы выросли вместе. Вы уже, наверное, заметили, что у нас необычная семья.
Они вышли на тропинку, открывавшую глазу вспаханное поле, связанное с такими неприятными воспоминаниями. В бухте, у военного корабля, продолжалось какое-то движение.
– Я заметил также, – сказал Уолли, – что ваша бабушка не слишком рада нашему появлению. Она очень ясно дала всем это понять вчера вечером в Полдри.
– О, это не так уж серьезно, – торопливо сказала Эмма. – Вы ведь знаете, какими становятся люди в старости, они уже не способны менять привычки, а вы ведь сами понимаете, насколько все было внезапно и как тревожна вся эта история с СШСК. Не стоит ее винить.
– Я ее и не виню. Мне жаль, что она так к нам относится. Ведь мы прибыли сюда помочь союзу, чтобы все шло гладко. А ваша бабушка в этом районе человек очень известный, ее доброжелательность помогла бы нам в работе. Люди здесь прислушиваются к ее мнению.
Эмма задумалась.
– Не знаю, не знаю. То есть, на самом деле, она не такой человек, к которому прислушиваются. Последнее время ее жизнь посвящена исключительно мальчикам.
– И вам?
– И мне. Лейтенант улыбнулся.
– Наверное, ваша бабушка в молодости была очень похожа на вас.
– Спасибо. Для меня это самый большой комплимент.
Они повернули обратно к парадному входу и остановились там, ожидая окончания обхода дома.
– Скажите, – сказала Эмма, – не выдавая никаких секретов или чего-то такого, так ли уж нужны все эти посты на дорогах, пропуска и этот корабль, ревущие вертолеты и столько ваших военных повсюду? Я хочу сказать, если мы объединились, зачем все это?
Лейтенант Шермен принял серьезный вид.
– Только для того, чтобы обеспечить с самого начала прочность союза. Мы не можем допустить, чтобы было иначе. За последние пять лет в отношениях между странами было принято слишком много полумер. Посмотрите, что творится в Европе, сплошной разлад, – хорошо, что до войны еще не дошло.
– Разлад у них только в экономике, – сказала Эмма, – вот почему, думаю, мы и сбежали от них.
– Я бы не сказал, что вы от них сбежали, если вы уж так это называете, только из-за экономики. У вас были опасения стратегического характера, точнее, у вашего правительства. Насколько я понимаю, у вас одна надежда на СШСК. Мы можем прожить самостоятельно, а вот вы не можете.
Эмма замолчала. Он говорил, как будто читал вслух сегодняшнюю газету. Она внезапно почувствовала себя абсолютно сбитой с толку, ни в чем не уверенной. Как его слова напомнили сказанное вчера в Полдри мистером Трембатом: «Мы должны вести себя как полагается, а иначе…»
– Как бы то ни было, – сказал с улыбкой лейтенант Шермен, – вы слишком молоды и красивы, чтобы задумываться о таких неприятных вещах, тем более, ничего плохого еще не случилось. Вы придете на фейерверк на пляже? Обещаю, будет очень красиво.
– Да, – ответила Эмма, – я приду. Хотя бы для того, чтобы присмотреть за бабушкой.
Из дома на дорожку вышли Мад и леди из Бостона, и Эмме показалось, что после инспекции миссис Хаббард улыбается уже не так широко, как раньше. Она выглядела уставшей и что-то записывала в блокнот.
– Последний вопрос, – сказала она Мад. – Ваш дом называется Треванал. Вы сказали, что «тре» означает дом, что же тогда значит «ванал»?
– Церковная десятина[8], – с готовностью объяснила Мад, – амбар, где хранится церковная десятина, – это скиберванал, но слово «скибер» мне показалось таким некрасивым – остался только «ванал». Так что в старину здесь был амбар, конечно.
– Но, – проговорила Марта Хаббард, продолжая записывать в блокнот, – если я не ошибаюсь, вы говорили, что в вашей комнате для гостей спал король Марк, а в алькове стояла брачная постель Изольды?
– Совершенно верно, но это было до того, как этот дом превратили в амбар. Когда я купила его двадцать лет назад, альков был набит мешками с зерном. Зерно было повсюду… А, ты здесь, дорогая…
Мад с вызовом посмотрела на внучку. Она, как и Эмма, знала, что леди из Бостона принимает ее откровения за чистую монету.
– Я верю и надеюсь, – сказала Марта Хаббард, пожимая руку хозяйке дома, – что мы установили полное взаимопонимание, и, если вам нужна дополнительная информация о нашей организации и ее работе в СШСК, непременно сообщите мне.
– Не забудьте привести мальчишек и Эмму на фейерверк! – напомнил лейтенант. – Не говоря уже о чучеле!
Мад улыбнулась, провожая их к джипу:
– О чучеле не забудем.
Как только машина скрылась из виду, Мад позвала:
– Терри! Где ты?
– Зачем тебе Терри? – с подозрением спросила Эмма. – Сейчас он должен на кухне помогать Джо.
– Пусть поможет мне, – ответила Мад, – и все остальные ребята тоже. Ты слышала, лейтенант Шермен просил принести чучело.
Она вдруг задумалась, глядя, как в холл вошел Бен, держа в руке пучок флажков и жуя остаток розового леденца. Похоже, что Марта Хаббард выдала ему немало подарков, так как в другой руке он сжимал бенгальский огонь, шипящий и разбрасывающий искры.
– Хм, – сказала Мад.
Эмма посмотрела на бабушку. За этими «хм» всегда стоял какой-то смысл. Иногда это означало, что она уносилась куда-то мыслями, была застигнута в середине воспоминаний, либо имело практический смысл – скажем, угаданное слово в кроссворде или отгадка к акростиху.
– О чем ты думаешь? – спросила Эмма.
Мад смотрела, как самый младший из ее выводка идет к ней с сияющим от радости лицом.
– Этого ребенка можно научить всему, что угодно, – сказала она.
Морские пехотинцы расчистили часть пустыря между болотом и проволочной оградой, окружавшей их лагерь на пляже. В центре площадки лежала куча плавника и хвороста. Уже целые толпы народа собрались посмотреть щедро обещанные военными развлечения. Родители с детьми, мальчишки и девчонки постарше, местные лавочники, рабочие с глиняных карьеров, докеры, жители ближних деревень и, конечно, сами морские пехотинцы – они приветливо улыбались, гладили детишек по голове, болтали с девушками, – всем своим видом, излучавшим добродушие, они показывали, как должно выглядеть «сотрудничество», хотя бы и не такое «культурное», как ассоциация Марты Хаббард. Повсюду мелькали флаги СШСК – мистер Либби, хозяин «Приюта моряка», водрузил такой флаг на мачту около паба, и в этот ясный, тихий и довольно теплый для ноября вечер он даже вынес на газон столы и стулья для клиентов, чтобы те могли, попивая пиво, наслаждаться фейерверком.
Вокруг царила атмосфера ожидания. Даже Эмма перед выходом из дома ощутила себя слишком взрослой и, чуть было не оставшаяся с Джо и Дотти, которые твердо отказались идти, почувствовала необычность происходящего, словно она внезапно перенеслась куда-нибудь в Италию или Францию. В лицах, одежде и поведении морских пехотинцев, сновавших в толпе местных, было что-то иностранное – нет, тут уже не итальянское или испанское, скорее из старого кинофильма, вестерна, в котором говорится о пограничных фортах, о переселенцах, а «Приют моряка» превратился в салун с вращающейся дверью. Казалось, что в любую секунду оттуда выйдет кто-нибудь в ковбойской шляпе, с двумя пистолетами и кобурах на поясе. Местные ребята, приятели Джо и Терри, проходя мимо, говорили ей: «Привет!» – и она отвечала им: «Привет!», к ним она привыкла, это всего лишь местная молодежь, а вот морские пехотинцы – эти оглядывали ее, в их взгляде чувствовалась какая-то уверенность, и взгляд, и небрежная походка, смешки и подталкивание друг друга локтями, странный акцент – все это было непривычно, не похоже на поведение туристов, приехавших посмотреть Корнуолл, это была уверенная поступь завоевателей, оккупантов. И как это ни странно, в этом было что-то привлекательное.