дю Террайль Понсон Пьер Алексис. Грешница

   — Положительно, — подумал он, — духи моего друга виконта совершенно не нужны, но раз уже они со мной, то нужно воспользоваться ими.
   И при этом он вынул из кармана пузырек с духами.
   — Что это? — спросила Баккара, невольно вздрогнув.
   — Это смиренный подарок, который я повергаю к вашим ножкам, — ответил Шерубен и подал ей герметически закупоренный флакон.
   Баккара взяла его и посмотрела на него на свет. — — Что в нем такое? — спросила она.
   — Индийская эссенция, — ответил Шерубен, голос которого невольно дрожал.
   — Для чего она?
   — Для туалета… она распространяет вокруг себя великолепный запах.
   Подозрение невольно промелькнуло в голове Баккара.
   — Это какое-нибудь наркотическое средство, — подумала она, и при этом перед ней встала тень сэра Вильямса.
   — Нужно посмотреть, — проговорила она и, сделав вид, что хочет открыть флакон и понюхать, неожиданно приостановилась и громко сказала: — Однако я положительно забываю свои дела с вами… погодите, я сейчас же вернусь.
   И сказав это, она улыбнулась и вошла в свою уборную.
   Там сидел граф Артов, перед которым лежали две пары пистолетов.
   — Тсс! — прошептала молодая женщина, указывая на флакон.
   Затем она нагнулась к дивану, где спала маленькая жидовочка, и, положив руку на ее голову, сказала:
   — Я тебе приказываю видеть.
   Ребенок пошевелился, вытянулся, но не открывал своих глаз. Он спал сном ясновидящих.
   — Смотри, — повторила Баккара настоятельным тоном, — туда, в ту комнату, — и при этом она указала на стену, за которой сидел Шерубен.
   Ребенок сделал испуганный жест.
   — Что ты видишь? — спрашивала молодая женщина.
   — Человека, который был в беседке, — ответила маленькая жидовочка.
   — Это верно, — прошептала Баккара, между тем как граф смотрел с немым изумлением на эту сцену.
   Затем Баккара сунула флакон в руки ребенка и спросила:
   — Кто мне дал это?
   — Он.
   — Что в нем находится?
   Ребенок крепко сжал его в своей руке и, казалось, сосредоточил на нем все свое внимание.
   — О! — прошептала, наконец, с ужасом девочка.
   — Говори… я требую этого, — настаивала Баккара.
   — Это ликер, который сводит с ума людей.
   — Когда его пьют?
   — Нет, когда нюхают, — ответила, нисколько не колеблясь, молодая жидовочка.
   — Итак, нюхая его, можно потерять рассудок?
   — То есть, — ответил ребенок, — от него делаются очень веселым и выдают все свои тайны.
   Баккара и граф были поражены.
   — Спи! — повторила она, кладя ребенка на диван. Затем она простилась жестом с графом и возвратилась в гостиную.
   И в это же время граф отворил потайной шкаф, чтобы слышать все, что будет происходить в будуаре.
   Баккара, войдя к Шерубену, села около него и сказала:
   — Итак, вы попались в ловушку, дорогой Верни!
   И, произнося эти слова, тон ее голоса сделался резок и насмешлив.
   Шерубен вздрогнул.
   — Да, — продолжала молодая женщина тем же насмешливым тоном, — если только судить по письму, которое вы только что показывали мне.
   — Но… — пробормотал было Шерубен.
   — Ну-с, продолжайте!..
   Замешательство Шерубена увеличивалось все больше и больше. Баккара засмеялась сардонически.
   — Неужели вы могли предполагать, — сказала она, — что довольно бросить два или три притворно чарующих взгляда на женщину, чтобы заставить ее мгновенно влюбиться в вас?
   — Но ведь, — пробормотал он, — вы все-таки дозволили же мне прийти сюда опять.
   — Вы хотите, чтобы я была откровенна? — заметила серьезно Баккара.
   — Да, — пробормотал Шерубен, начиная понимать, что над ним насмехаются.
   — Господин де Верни, знаете ли вы, почему я не велела моим лакеям выкинуть вас прямо в окно, как бы следовало это сделать с человеком, который осмеливается держать пари о женщине, с дураком и фатом, который, одержав несколько успехов у гризеток, вообразил себе, что у него такой чарующий взгляд, что он сразу обольщает всех?
   Обольститель затрепетал.
   Баккара уже не смеялась больше, а, наоборот, смотрела на него самым презрительным образом.
   Он почувствовал, что его постыдное пари проиграно.
   — Я, — продолжала Баккара, — вместо этого подала вам свою руку и сделала это единственно потому, что я предполагала, что вы раскаетесь… Вы не знаете графа Артова, иначе вы бы никогда не осмелились держать это сумасшедшее пари… Так как, — продолжала Баккара, — он бы вас убил как бешеную собаку, без жалости и без угрызений совести, как какого-нибудь негодяя, который бросает грязью в такую женщину, у которой нет ни брата, ни отца, ни мужа, кто бы мог защитить ее!..
   У Шерубена кружилась голова.
   — Итак! — вскрикнул он. — Вы меня не любите? Громкий смех Баккара был ему ответом на этот вопрос.
   И затем она презрительно посмотрела на него.
   — Полноте… я… любить вас? Но вы сумасшедший… положительно сумасшедший.
   Шерубен сделался чем-то вроде статуи. И тогда-то из уборной отворилась дверь, и в ней показался граф Артов.
   При виде его Шерубен громко вскрикнул и попятился к двери будуара.
   Но Баккара мгновенно загородила ему дорогу.
   — А, а! — проговорила она, — ведь пари все-таки держалось… вы даже более подлы, чем я думала, вы сделали из своей любви ремесло и позволили себе оценить меня в пятьсот тысяч франков!..
   У графа в руках был пистолет… он молча подошел к Шерубену, холодно посмотрел на него и сказал ему таким тоном, который ясно показал Шерубену, что его ожидает.
   — Милостивый государь, я принес с собой пятьсот тысяч франков, которые я бы заплатил вам. Вы проиграли ваше пари и, конечно, найдете весьма естественным, если я потребую от вас буквального исполнения нашего контракта. Я вас сейчас убью…
   За час перед этим элегантный виконт де Камбольх отправился к Дай Натха Ван-Гоп.
   Улица, в которой жила мисс Ван-Гоп, была совершенно пустынна, так что когда он остановился у калитки отеля, можно было подумать, что он необитаем.
   Лакей, ехавший с виконтом, проворно соскочил с своего места. Виконт позвонил.
   Калитка сейчас же отворилась, и Рокамболь спросил по-английски: «Дома барыня?»
   Как и при первом свидании, Дай Натха приняла его, лежа на подушках, — ее голые руки и ноги были убраны браслетами, а в волосах красовались большие кораллы.
   Мисс Дай Натха Ван-Гоп была внучкою старых набобов и решалась одеваться по-европейски только в самых редких случаях.
   Рокамболь заметил, что она была необыкновенно бледна и слаба.
   Только одни ее глаза горели огнем, почти что лихорадочным. Она немного привстала и подала ему руку.
   — Ах, мой друг, — сказала она, — я уже думала, что вы оставите меня умирать.
   На губах молодого человека показалась улыбка.
   — Что за вздор! — заметил он.
   — Ведь сегодня пятый день, — продолжала она, — еще сорок восемь часов, и меня не будет на этом свете, если я не приму настоя голубого камня.
   — Вы примете его.
   — Когда?
   — Завтра.
   — Так это случится завтра?
   — Да, — сказал Рокамболь, кивая утвердительно головой.
   — Боже, как я боялась все это время! — продолжала Дай Натха. — Я думала, что вы слишком преувеличиваете силу и могущество вашего друга.
   Под этим последним она подразумевала сэра Вильямса.
   Рокамболь взглянул на нее и увидел, что во всей ее фигуре проглядывает полное утомление, выказывающее вполне ясно первые симптомы отравления.
   — Гм, — подумал он, — если мы еще промедлим хоть несколько часов, то может случиться, что мы совсем лишимся этого индийского перла и пяти миллионов.
   Затем он уже громко добавил:
   — Право, будьте спокойны, все уже готово, и маркиза погибнет безвозвратно.
   Ревность несколько воспламенила Дай Натха.
   — Я хочу знать, — сказала она, — как все это сделается.
   — Да вы это и узнаете, тем более что мы не можем обойтись без вас.
   — Говорите, я вас слушаю.
   — Во-первых, — начал Рокамболь, — вы напишете маркизу Ван-Гоп.
   Дай Натха встала и позвонила.
   — Перо! — приказала она вошедшему слуге.
   — Я жду, — заметила она, садясь за письменный стол. Рокамболь продиктовал: «Друг мой, приезжайте ко мне сегодня вечером… к сожалению, вы убедитесь, что я умею держать свои обещания».
   — Это все?
   — Да!
   Дай Натха подписалась.
   Рокамболь взял от нее эту записку.
   — Она будет завтра утром у маркиза Ван-Гопа, — сказал он. — Завтра в половине седьмого я буду здесь с человеком, который должен играть главную роль в вашем салоне.
   — А больше вы ничего мне не скажете?
   — Ничего, — ответил сухо Рокамболь, прощаясь с индианкой.
   — Прощайте, — проговорила она, — и не забывайте, что теперь моя жизнь находится в ваших руках.
   — Милейшая особа, — подумал между тем Рокамболь, уходя от нее, — если бы дело шло только о твоей жизни, то это не очень беспокоило бы меня, но твои пять миллионов стоят вполне того, чтобы мы спасли тебя.
   От Дай Натха виконт де Камбольх проехал к госпоже Маласси, которую Вантюр еще утром предупредил, что вечером у нее будет гость.
   — Вот, — сказал Вантюр, вводя к ней Рокамболя, — то лицо, которое вы ждете.
   Вдова вспомнила, что она уже видела виконта у маркизы.
   Рокамболь раскланялся с ней и выслал Вантюра. Вантюр немедленно исполнил его приказание, а Рокамболь преспокойно сел себе в кресло.
   — Мне нужно, — сказал он, — сообщить вам несколько слов.
   Маласси молча поклонилась.
   — Я приехал, — продолжал Рокамболь, — потребовать от вас услуги, платой за которую будет ваш брак с герцогом де Шато-Мальи.
   Мадам Маласси задрожала и вообразила, что, вероятно, за такую высокую плату от нее потребуют чего-нибудь невероятного.
   — Я вас слушаю, — сказала она покорно.
   — В таком случае будьте добры и напишите то, что я вам сейчас продиктую.
   Вдова встала и села за письменный стол.
   «Милая моя, — диктовал Рокамболь, — Шерубен непременно хочет видеть вас сегодня вечером, так приезжайте в восемь часов ко мне, чтобы утешить этого ревнивца, который только и мечтает о дуэли, чтобы иметь возможность убить вашего мужа».
   Мадам Маласси подняла голову.
   — Но, — заметила она, — ведь, право, это глупо!..
   — Только пишите — остальное вы поймете потом, — заметил Рокамболь и продолжал диктовать.

   «Я в семь часов не буду дома и отпущу Вантюра. Приезжайте ровно в восемь, но не забудьте закрыться хорошенько. Фанни примет вас и сходит за противным американцем… Видите, как я люблю вас».

   Мадам Маласси покорно писала.
   — А теперь. — продолжал виконт, — потрудитесь подписаться.
   Она подписалась.
   Рокамболь взял записку и положил ее к себе в бумажник.
   — Милостивая государыня, — сказал он, — тогда, несколько дней тому назад, вы могли еще отказаться от услуг вашего управляющего, но теперь это уже поздно… тут дело идет не только о вашем браке, но и о вашей жизни.
   — Жизни!
   — Да, — ответил Рокамболь и сказал ей, что она должна будет умереть, если только не будет исполнять того, что от нее потребуют.
   Результатом совещания с ней было то, что Маласси немедленно поехала к маркизе Ван-Гоп и упросила ее приехать к ней завтра в восемь часов вечера.
   На другой день после этого маркиз Ван-Гоп получил от индианки письмо, в котором она уведомляла его, что доказательства находятся в ее руках и что она просит маркиза приехать к ней за получением их в семь часов вечера.
   Маркиз сделал духовное завещание, которым завещал все свое имущество, в случае его смерти, городу Амстердаму, и отправился к Дай Натха.
   Индианка приняла его и рассказала ему, что будто бы его жена влюблена в известного обольстителя всех красавиц легкого поведения — по имени Оскар де Верни, носящего также имя Шерубена-очарователя, и что она изменяет своему мужу при помощи госпожи Маласси, в доме которой и живет Шерубен. В доказательство своих слов она позвала Вантюра, который подтвердил ее слова, и показала уже известное нам письмо Маласси. написанное этой последней под диктовку виконта де Камбольха.
   — Ну. а теперь, — сказала она, — вы все еще будете сомневаться?
   — Я хочу видеть… видеть их обоих! — вскричал маркиз.
   — Идите за этим человеком… вы увидите этого Шерубена на коленях перед вашей женой.
   — Хорошо, — сказал маркиз, — я иду — час наказания наступил.
   — О! яд… яд действует… торопитесь, Эркюль… мне кажется, что я умру.
   — Вот голубой камень, — проговорил маркиз, бросив к ногам индианки кольцо. — Я всегда успею убить тебя, если ты солгала.
   Маркиз все еще сомневался, не допуская мысли, чтобы его жена обманывала его.
   — Ну, идем, негодяй, — сказал он, следуя за Вантюром, — и читай свою предсмертную молитву, потому что я убью тебя, если ты только солгал.
   И маркиз вышел, между тем как Дай Натха собирала свои последние силы, чтобы достать кольцо, камень которого должен был возвратить ей жизнь.
   Вантюр привез его к дому Маласси и спрятал его в уборной вдовы.
   — Барыни нет дома, — сказал он, — и она не воротится раньше ночи… Теперь я вам более не нужен?
   Маркиз молчал.
   Он сел в уборной и положил перед собою заряженные пистолеты и стал ждать прибытия маркизы Ван-Гоп, решив убить ее и ее соблазнителя.
   — Надо ускользнуть, — подумал Вантюр, уходя, — а этот бедняга Шерубен и не подозревает того, что ему придется отправиться вслед за маркизой!.. Одним червонным валетом будет меньше и одной частью больше в нашем дивиденде в сумме пяти миллионов.
   На пороге калитки Фанни ждала маркизу, чтобы вести ее на смерть.
   Возвратимся теперь опять назад.
   Шерубен задрожал всеми членами, когда к нему подошел граф Артов, и бросил на него умоляющий взгляд.
   — Милостивый государь, — продолжал граф, — вы фат и подлец, и вы будете наказаны за это.
   Граф медленно поднял пистолет и хотел уже спустить курок, как Шерубен бросился в ноги к нему и, ползая на коленях, умолил о прощении.
   — Хорошо, — сказала Баккара, — ты будешь прощен, но только с условием, что ты расскажешь нам всю правду о том, что есть общего между тобой и маркизой Ван-Гоп?
   — О! — прошептал радостно он. — Я сделаю все, что вы только прикажете, но только пощадите меня.
   Баккара сделала знак графу, который тотчас же опустил свой пистолет.
   — Да… да, — бормотал Шерубен, — — я расскажу все, но вы защитите меня от них, иначе они убьют меня!..
   — Кто они?
   — Червонные валеты.
   — Я не ошиблась, — вскричала Баккара, — — берегись, если ты только утаишь хоть одно слово, то ты ничем тогда не спасешь своей жизни.
   — Я все скажу, — пробормотал Шерубен.
   И рассказал все, что знал: о червонных валетах и о том, что они делают, и какую он играл роль в деле с маркизой Ван-Гоп, и о пятимиллионном вознаграждении индианки…
   — Но кто же начальник этого общества? — настаивала Баккара.
   — Не знаю, — ответил Шерубен, — об этом знает только виконт де Камбольх.
   — Хорошо, — проговорила молодая женщина, — мы проверим твои слова.
   Шерубен встал тогда, думая, что он уже спасен.
   — Ты исполнил одно, — заметила Баккара, — исполни же и другое.
   — Все, что вы хотите!..
   — Что это? — спросила она, показывая на флакон.
   — Одуряющее вещество!..
   — Не яд ли это?
   — Нет, — ответил с полным убеждением Шерубен.
   — В таком случае мы это узнаем сейчас же… Я сделаю опыт над тобою.
   Шерубен, не предполагавший никогда, что Рокамболь подсунул ему яду, с радостью согласился испытать на себе эти духи и таким образом спасти свою жизнь.
   — Если бы это был яд, — думала Баккара, — то Сара, вероятно, сказала бы мне об этом, а она только говорила, что эта жидкость лишает рассудка, так пусть же этот человек будет хоть этим наказан. Она подала флакон Шерубену и сказала:
   — Откупорь его и понюхай несколько минут. Шерубен молча повиновался, предполагая, что в флаконе находится одуряющая наркотическая жидкость.
   Он и не подозревал, что вдыхает смерть.
   Затем Баккара оделась и, оставив его под надзором графа Артова, велела подать карету и поехала к маркизе Ван-Гоп.
   Когда она приехала туда, то маркиза уже давно спала.
   Баккара позвонила и передала лакею, который отворил ей дверь, что она просит разбудить маркизу, так как ей нужно сообщить маркизе одно очень серьезное дело.
   Маркиза приняла Баккара, которая передала ей о всех кознях, которых она была жертвой, и, посвятив ее во все подробности дела, увезла ее к себе.
   Когда маркиза Ван-Гоп и Баккара вернулись в отель на Монсейскую улицу, то Шерубен лежал, растянувшись на полу, лицом к земле.
   Баккара предположила, что граф убил его, и громко вскрикнула.
   Граф сразу понял ее и сказал:
   — Это не я, а сам Бог!
   И при этом он рассказал, что после ее ухода и под влиянием яда Шерубен предался особенной неудержимой бешеной веселости, вслед за которой наступило полное изнеможение. Стих прекратился, и Шерубен впал в какое-то ужасное оцепенение.
   — Так он умер? — спросила Баккара.
   — Умрет через несколько часов.
   Тогда Баккара обернулась к маркизе, онемевшей от ужаса и отвращения.
   — Маркиза, — сказала она ей, — человек этот оскорбил нас обеих, но он умирает… помолимся за его душу.
   Обе женщины стали на колени и начали читать отходную, и дневной свет застал их все в том же положении около тела Шерубена-очарователя, который умер, не придя в разум.
   Наказание червонных валетов уже начиналось.
   Мы оставили маркиза Ван-Гопа в комнате, куда его спрятал Вантюр.
   Преступник, ожидающий, что за ним придут, чтобы везти его на эшафот, вероятно, не испытывал таких страшных мук, какие испытывал теперь маркиз, оставшись один с пистолетом в руках.
   Он пришел сюда, чтобы убить… убить женщину, которую он так любил в продолжение двенадцати лет.
   У маркиза на лбу выступил холодный пот.
   Между тем в его душе все еще оставалась надежда на то, что она, может быть, еще не придет.
   Каждый шум на улице вызывал у него нервную дрожь.
   Вдруг раздались на лестнице чьи-то шаги.
   Маркиз судорожно сжал пистолет.
   Дверь отворилась, и вошла — женщина… но это не была маркиза.
   Это была Фанни, бывшая горничная Баккара, преданная всей душой и телом сэру Вильямсу и которую червонные валеты поместили у мадам Маласси.
   Она села к камину и развалилась на кушетке с непринужденностью герцогини.
   Вероятно, она знала, что маркиз видит ее.
   — Что за мучение! — ворчала она довольно громко, — ждать ежедневно, как барынина приятельница является на свидание со своим милым дружком… Признаюсь, что со стороны моей барыни крайне глупо и позорно уступать свой дом для подобных свиданий. Пусть она сегодня придет сюда одна… на дворе настоящий собачий холод.
   Маркиз пришел в необыкновенную ярость, услышав этот циничный разговор: итак, тайна его позора была в руках горничной, как уже была в руках лакея… и в его душе разбилось и исчезло последнее чувство жалости, которое он все еще питал к той, которую он так любил в продолжение целых двенадцати лет.
   Спустя четверть часа после этого на лестнице снова раздались шаги.
   — Ну, — громко сказала горничная, — вот и маркиза. И при этом она встала и приняла почтительное положение, но, обернувшись назад, Фанни невольно вздрогнула и отступила назад как бы перед каким-нибудь привидением. Это была не маркиза!
   Вошедшая женщина была высокого роста, закутанная в большой плащ.
   Маркиз никогда не видал ее.
   Это была Баккара.
   Она сняла с себя плащ и явилась во всей прелести своего роскошного стана.
   — Здравствуй, Фанни! — проговорила она спокойно. Фанни поклонилась и отступила еще дальше от нее.
   — Гм, кажется, ты боишься меня, крошка! — заметила, смеясь, Баккара.
   — Нет… — пробормотала она.
   — Ты, как я вижу, не ждала меня?
   — Я думала, что вы уже умерли.
   — Это все может быть.
   Фанни вздрогнула.
   — Но ведь и мертвые возвращаются… и кулаки у них здоровее живых. (И при этом она дернула так за руку Фанни, что та невольно вскрикнула от боли. Баккара опять рассмеялась.)
   — Ты из этого можешь заключить, что я хотя и привидение, но, однако, все еще сильна по-старому… Садись, мне надо поговорить с тобой.
   Фанни дрожала всем телом и не садилась.
   — Ну, — повторила Баккара, — садись и поговорим. Сказав это, она толкнула ее в кресло.
   — Что вам угодно от меня? — шептала испуганная горничная, вспомнив с ужасом о той страшной ночи в сумасшедшем доме, когда Баккара чуть не убила ее.
   — Мне нужно поговорить с тобой, — сказала Баккара и пристально посмотрела ей прямо в лицо.
   — Что ты тут делаешь?
   — Жду барыню.
   — Врешь.
   Баккара произнесла это слово твердо и холодно.
   — Врешь! — продолжала она. — Твоя барыня уехала и воротится только ночью.
   Фанни хотела отделаться наглостью.
   — Я жду барынину приятельницу, — сказала она.
   — Что же это за приятельница? Фанни колебалась.
   Баккара расстегнула лиф своего платья и вынула оттуда кинжал с резною ручкою.
   — Узнаешь его или нет? — сказала она. Фанни приподнялась и хотела бежать, но сильная рука
   Баккара удержала ее на месте.
   — Ну, отвечай же.
   — Маркиза Ван-Гоп.
   — А!.. Помни, что если ты солжешь хоть одно слово, то тебя ожидает смерть.
   — Черт побери! — подумала горничная. — Не умирать t же мне в самом деле из-за них… я лучше скажу все!..
   И она рассказала тогда все, что устраивал сэр Вильямс, чтобы доказать виновность и измену маркизы Ван-Гоп.
   Фанни не колебалась и созналась во всем, не упустив ни одной из подробностей плана презренного Андреа.
   Наконец, она протянула руку к уборной и. добавила:
   — Маркиз, ее муж, — там.
   Баккара встала, чтобы отворить дверь в уборную, но она отворилась сама, и на пороге ее появился маркиз Ван-Гоп.
   Баккара подошла к нему.
   — Милостивый государь, — сказала она, — довольны ли вы подобным оправданием маркизы в ваших глазах или вы хотите еще доказательств?
   Маркиз молчал — на его глазах видны были слезы.
   — Едемте со мной, — проговорила тогда Баккара, — и вы будете вполне удовлетворены…
   В то время как все это происходило у госпожи Маласси, в отеле Дай Натха совершалась ужасная драма.
   Когда маркиз отправился от нее к Маласси, то индианка, ужасно страдавшая от действия яда, с трудом дотащилась до кольца, брошенного к ее ногам маркизом, и, подняв его, опустила в стакан с водой.
   Хотя она невыразимо страдала, но уверенность в целебную силу синего камня придавала ей силу и твердость.
   Прошло около десяти минут, а вода все не окрашивалась синим цветом.
   Дай Натха сделалось страшно… Она боялась умереть, прежде чем вода получит целебную силу противоядия.
   С отъезда маркиза прошло уже три часа… она страдала невыносимо.
   Но вдруг в гостиной раздались шаги…
   — Это он, — подумала она.
   Но портьера приподнялась, и в комнату вошел человек, которого она прежде никогда не видала. Это был граф Артов.
   — Сударыня! — сказал граф. — Вы напрасно ожидаете, что этот камень разойдется… это простая бирюза!
   Дай Натха дико вскрикнула.
   — Этой бирюзой был заменен настоящий голубой камень без ведома маркиза Ван-Гопа, — добавил он. — Как это совершилось, вы можете узнать вот от этой дамы, — сказал граф, указывая на вошедшую в это время маркизу Ван-Гоп.
   Маркиза предложила спасти ее от смерти. Но Дай Натха сперва долго отказывалась и только тогда согласилась, когда в комнату к ней вошли маркиз и Баккара.
   — Проси прощенья, — сказал ей маркиз, — и ты будешь спасена.
   — Простите! — прошептала побежденная индианка. Маркиз взял стакан и уже хотел поднести его к губам умирающей, но Баккара остановила его.
   — Нет, — сказала она, — погодите!.. Если эта женщина хочет жить, то пусть она укажет нам людей, которым она обещала эти пять миллионов.
   — Их двое, — прошептала Дай Натха.
   — Как их зовут? — настаивала Баккара.
   — Одного из них — де Камбольхом.
   — О, я убью его, — прошептал маркиз.
   — Другого… другого! — повторяла Баккара, надеясь хоть теперь услышать проклятое имя — сэра Вильямса. — Скорей… другого, начальника!
   — Он из Нью-Йорка!..
   — Имя… имя его?
   Дай Натха открыла рот и, вероятно, хотела произнести имя этого недосягаемого демона, но голос ее прервался, и она протянула руку к питью…
   — Имя его… имя его? — все еще спрашивала Баккара. Дай Натха сделала последнее усилие, чтобы взять стакан, потом громко вскрикнула и упала мертвою…
   Баккара ждала слишком долго, яд действовал быстрее ее, и Дай Натха унесла в могилу разгадку этой страшной загадки — имя этого человека, которому, казалось, покровительствовал сам адский гений — дух зла.
   В то время как происходили эти события, два человека сторожили в ночной темноте результаты своих преступных планов. Один из них — сэр Вильямс, главный двигатель всей этой драмы, завернувшись в плащ и тщательно закрыв свое лицо, стоял в восемь часов вечера в маленьком темном и вечно пустынном переулке, куда выходил сад госпожи Маласси.
   Незадолго перед этим мимо него прошел Вантюр, который, конечно, не заметил его.
   Из этого сэр Вильямс заключил, что маркиз Ван-Гоп находится уже в предназначенном ему месте.
   Пробило восемь часов… потом половина девятого…
   — Этот выстрел, которого приходится что-то долго ждать, — думал сэр Вильямс, — это правда, что он стоит пять миллионов.
   Прошло еще полчаса.