Страница:
За окном вновь послышался стук колес и негромкое цоканье подков по мокрой мостовой. Экипаж подъехал к крыльцу, и по звуку Шайна догадалась, что он останавливается.
Йен? Нет, вряд ли. Ночь только начинается, и у него наверняка еще масса дел в потайном, страшном городе. И масса неотложных свиданий с милыми его сердцу повесами и плутами.
Шайна вышла в холл и увидела дворецкого по имени Йетс, который направлялся ко входной двери, в которую уже постучали.
– Если это его светлость, – предупредила Шайна слугу, – скажите ему, что я уже легла и просила не беспокоить.
– Слушаюсь, миледи, – бесстрастно ответил Йетс, и никакие чувства не отразились на его неподвижном лице.
Что и говорить, выдержка и невозмутимость английских слуг давно стали легендарными. Только между собой, оставшись в своей комнате, слуги позволяли себе обсуждать брак хозяев и особенности их жизни. И обсудить было что.
Шайна быстро поднялась наверх, в свою спальню, и заперла за собой дверь – на тот случай, если Йен опять напился и захочет еще раз попытаться сделать Шайну своей фактической женой. Ее передернуло от этой мысли. Такое с Йеном случалось время от времени. Нагрузившись ликером или какой-нибудь травяной настойкой, полученной от очередного шарлатана – «О, поверьте, лучшего средства для разжигания любовного огня не было и нет!» – Йен возвращался домой, чтобы сделать очередную попытку. И потерпеть очередную неудачу. Когда же он успокоится, смирится с судьбой и перестанет мучить ее? Когда же наконец их жизнь приобретет хоть какое-то подобие семейной?
Шайна вздрогнула, услышав стук в дверь, но тут же успокоилась, узнав голос Йетса.
– Миледи? – спросил он сквозь дверь. – Это не милорд. Это леди. Она называет себя вашей подругой.
– Подругой? – Шайна стремительно распахнула дверь. – А имя, ее имя? – нетерпеливо воскликнула она.
– Леди Саттон, – ответил Йетс. – Она говорит, что вы были подругами – тогда, прежде…
– Леди Саттон! – Шайна вспомнила это имя. Вспомнила и его обладательницу – молоденькую приятельницу ее матери, рыжеволосую веселую вдовушку. А сколько сплетен ходило по поводу любовников леди Саттон – бесчисленных и непременно слегка чокнутых!
– Проводите ее в салон, Йетс! Подайте вина!
Видя, как оживилась его хозяйка, Йетс с трудом сдержал улыбку и низко поклонился. Шайна посмотрела ему вслед, поправила волосы и поспешила к лестнице, ведущей вниз.
Сара Саттон ожидала Шайну внизу, в слабо освещенном холле, зябко кутаясь в коричневый плащ. Она неторопливо осматривала своими большими блестящими глазами окружавшую обстановку и не могла сказать, что ей здесь нравится. Сара Саттон любила яркий свет, шум и веселье. Этот дом был погружен в полумрак, обставлен скромно и неярко – конечно, чего можно ожидать от жилища, сдаваемого внаем! И все же она ожидала встретить новоиспеченную леди Шайну Лейтон несколько в другой обстановке.
Появилась Шайна – возбужденная, с румянцем на щеках, и бросилась навстречу гостье. Сердце ее радостно забилось, когда она увидела знакомую волну пылающих рыжих волос на голове Сары. «Она все так же хороша!» – успела подумать Шайна.
Сара происходила из простой семьи – ее отец был простым деревенским священником. Волею случая ее увидел, заметил и оценил лорд Саттон – будущий муж. Увидел – и был покорен этой буйной, пышной красотой. А познакомившись с девушкой поближе, понял, какое благородное и тонкое сердце бьется в этой прекрасной груди. Сара, в свою очередь, нашла лорда Саттона добрым и привлекательным и без долгого раздумья согласилась стать его женой. И была верной и заботливой спутницей до последнего дня его жизни. После смерти лорда Саттона она осталась по-прежнему молодой и красивой женщиной, но теперь у нее в руках был титул и было богатство. А еще была свобода, которой она стала распоряжаться по своему усмотрению.
После смерти мужа жизнь Сары заполнилась весельем и любовью. Правы были кумушки – любовникам Сары не было числа, но нужно отдать ей должное – она всегда проявляла осторожность в сердечных делах. Когда же случилась трагедия, унесшая жизни родителей Шайны, Сары не было в Англии – очередной любовник, эрцгерцог, увез ее в Вену, где они провели вдвоем целый год – весело и беззаботно.
Она протянула руки навстречу Шайне, и та нырнула в теплые, пахнущие тонкими духами объятия.
– Дорогая! – воскликнула леди Саттон, прижимая Шайну к груди. – Как я рада видеть тебя! Я давно хотела навестить вас, с тех пор, как узнала о вашем приезде, но…
Шайна высвободилась из объятий, отступила на шаг и нахмурила брови.
– Меня еще никто не навестил, – пожаловалась она лучшей подруге своей покойной матери. – Никто. Ни единого письма, ни единого приглашения, ни единого гостя. Почему? Я ума не приложу!
Зашуршав изумрудного цвета платьем, леди Саттон уселась на обитый шелком стул, стоящий возле дивана.
– Это все из-за Йена, моя дорогая, – пояснила она. – Ты же понимаешь, что никто не может пригласить тебя одну, без мужа, тем более что вы только что поженились. А Йен… Ну, как бы тебе сказать… Его никто не хочет ни приглашать, ни видеть в своем доме…
– Не понимаю, о чем идет речь, – удивленно посмотрела на нее Шайна.
– Так он не сказал тебе о… – Глаза леди Саттон потемнели. – Так он не сказал тебе? – выдохнула она.
– Не сказал – о чем? – упавшим голосом спросила Шайна.
– О своей семье. О том, что случилось?
Шайна пожала плечами и отрицательно качнула головой.
– Я почти ничего не знаю о его семье. Знаю только, что мать его умерла. Знаю, что у него есть старший брат – виконт Лейтон. Знаю, что его отец – граф Деннистон – постоянно живет в провинции. Ну и все, пожалуй…
Шайна снова пожала плечами.
– Несколько странно, – добавила она, – что за все это время мы не имели никаких известий ни от лорда Деннистона, ни от виконта.
– И не только вы, – многозначительно сказала Сара.
Она помолчала немного, словно раздумывая, стоит ли ей продолжать разговор, а затем добавила:
– Не знаю, право, должна ли я тебе об этом говорить… Впрочем, если бы твоя мать была жива… Да, я думаю, она захотела бы, чтобы ты узнала все…
– Узнала – что? – напряженно спросила Шайна. – Пожалуйста, не надо ничего скрывать от меня! Я хочу знать все!
– Ну хорошо, – согласилась леди Саттон. – Йен ничего не унаследует, Шайна. Он обесчестил себя. Он сам себя поставил вне общества, и никто не захочет подать ему руки. И я боюсь, что, выйдя замуж за него, ты тоже оказываешься вне приличного общества.
– Но как? Почему? – недоуменно воскликнула Шайна.
– Это случилось несколько лет тому назад. Йену тогда только-только исполнилось двадцать. Он был дикий, неуправляемый, как и многие молодые люди в его возрасте. Ну так вот. По Лондону разнеслась молва, что он соблазнил и обесчестил молодую девушку – из хорошей, но не знатной семьи. Она забеременела. Пошла к Йену и рассказала ему об этом в надежде, что он женится на ней. Он над ней посмеялся и прогнал прочь. Несчастная пошла к реке, протекающей через поместье графа Деннистона, и утопилась.
– Бедняжка, – на глазах Шайны появились слезы. – Теперь понятно, почему лорд Деннистон не хочет видеть Йена.
– И не только поэтому, – сокрушенно добавила леди Саттон. – Отец девушки поклялся отомстить за нее. Вместе со своим братом он подстерег Йена однажды ночью, когда тот возвращался в имение из Лондона. Они жестоко избили его и поклялись, что этот мерзавец никогда больше не сможет ни одну девушку сделать несчастной. Они попытались… – леди Саттон деликатно кашлянула. – Попытались кастрировать его. Ты понимаешь?
Щеки Шайны вспыхнули. «Они достигли своей цели», – подумала она.
Леди Саттон тем временем продолжала:
– Йен подал в суд на отца погубленной им девушки и на его брата. Он сделал это вопреки воле лорда Деннистона. Их судили и приговорили к повешению. У Йена была возможность спасти им жизнь. Он мог посчитаться с их горем и просить суд смягчить наказание, тем более что сам был всему виной. Но он не сделал этого. Их казнили, а лорд Деннистон отрекся от Йена.
Шайна в ужасе оцепенела, не в силах воспринять все услышанное. Словно сквозь туман до нее доносился дальнейший рассказ леди Саттон:
– Йена выгнали из семьи. Все, что он получил, это скромное наследство, полученное им от бабушки по материнской линии. Чтобы сводить концы с концами, он пошел учиться на врача…
Шайна кивнула с отсутствующим видом. Она знала, что Йен учился на врача. Не знала она только того, что предметом его медицинских исследований был поиск лекарства от импотенции. Да, Йен не захотел спасти жизнь своим обидчикам, но они все-таки добились своего, заставив Йена провести остаток жизни в аду.
– Отец так и не простил его? – спросила Шайна. – Так и не хочет ничего знать и слышать о нем?
Леди Саттон отрицательно покачала головой.
– Нет. Ни отец, ни брат. Никто не собирается его прощать. И никто не хочет его видеть у себя – никто во всем Лондоне.
– Я тоже не хочу видеть его, – прошептала Шайна, с ужасом вглядываясь в свое беспросветное будущее. Впереди – только мрак. Мрак и одиночество.
Леди Саттон наклонилась и взяла Шайну за руку.
– В Лондоне многие, очень многие хорошо помнят твоих родителей, дорогая. И многие хотели бы видеть тебя. Но они не могут приглашать тебя одну, без мужа, и не могут прийти сюда. – Она неожиданно улыбнулась. – А я решила, что могу. И ты – приходи ко мне, а я постараюсь в этот день собрать у себя твоих прежних друзей.
– Но я не хочу, чтобы вы рисковали из-за меня своей репутацией, – возразила Шайна.
– О моей репутации не беспокойся, – ответила леди Саттон, вставая со стула. Она еще раз улыбнулась, накидывая на плечи плащ. – Ну, мне пора идти.
Шайна проводила гостью до двери, и леди Саттон на прощание нежно прижала ладонь к щеке Шайны.
– Мы вскоре увидимся.
Она поцеловала Шайну, взметнула буйной гривой огненных волос и исчезла за дверью, в туманной и слякотной лондонской ночи.
Застучали, удаляясь, колеса экипажа. Послушав немного их исчезающий, тающий звук, Шайна вернулась в дом. Прошла в гостиную и присела на стул – тот самый, на котором сидела леди Саттон.
Еще недавно она думала, что попала в ситуацию, хуже которой не бывает. Как бы не так! Еще как бывает! Йен оказался изгоем, паршивой овцой, и, выйдя за него замуж, она и сама стала такой же: неприкасаемой.
– Миледи? – Перед нею возник Йетс с серебряным подносом в руке. – На ваше имя пришло письмо.
– Благодарю вас, – ответила Шайна, протягивая руку к конверту. – Если еще кто-нибудь придет, – она имела в виду мужа, – скажите, что я уже легла.
Йетс молча поклонился.
Шайна поднялась наверх, в свою спальню, где неяркое пламя камина безуспешно боролось с темнотой и сыростью ночи, плотным плащом окутавшей Лондон.
По надписи на конверте Шайна поняла, что письмо – от Ребекки. Она вздохнула и сломала сургучную печать. Сердце ее бешено забилось, как только она развернула лист бумаги: первым словом, которое выхватили ее глаза, было «Габриель».
Шайна тут же, не читая, сложила исписанный лист. Ей не хотелось ничего знать о Габриеле. Ей не хотелось читать жалобы и извинения Ребекки. Ребекка лишилась своего жениха. Ничего! Бог даст, найдет другого! Что она может знать об истинном несчастье? Что она понимает в рухнувших надеждах? Помолвка расстроилась – тоже мне трагедия! А что бы сказала ее кузина по поводу брака с человеком, которого не любишь? С человеком, которого, как выясняется, ни один порядочный горожанин и на порог к себе не пустит? И что бы сказала Ребекка по поводу одиночества, когда ты чувствуешь себя узницей в собственном доме и знаешь, что никто не придет, не позвонит в дверной колокольчик? И только слуги – твои собеседники и слушатели, потому что тебя угораздило стать женой человека, повинного во многих смертях: в смерти юной девушки… ее нерожденного ребенка… ее отца… ее дяди…
Шайна выдвинула ящик туалетного столика и бросила в него письмо. Может быть, она и прочитает его, но после… после…
А может быть, не станет его читать никогда.
Ребекка, Габриель, Виргиния – все это осталось далеко позади, в прошлом. Зачем вспоминать его, зачем ворошить, зачем бередить старые раны?
И свежих хватает.
В висках запульсировала, забилась боль.
Она росла, ширилась, разливалась по всему телу.
Шайна позвонила горничной, разделась с ее помощью и забралась в огромную, холодную, пустую постель.
14
Три недели миновало с той ночи, когда леди Саттон навестила Шайну и открыла ей ужасную, горькую правду. Она приглашала навестить ее, повидаться со старыми друзьями, но Шайне нелегко было пойти на этот шаг. Да, они не стали бы обсуждать с нею поведение Йена, не стали бы ни в чем упрекать ее, но Шайна прекрасно понимала, в каком затруднении они оказались бы. Ведь как бы то ни было, никто из них не смог бы пригласить Шайну к себе в дом без мужа. И навестить ее в доме на Джермин-стрит тоже не смог бы…
Поначалу она сильно переживала из-за этого, постоянно думала об этом. В глазах света Йен был навсегда опозорен и имя его было проклято. Бесчестный, безжалостный убийца.
И лишь немногие могли догадаться, чем на деле обернулась для Йена месть родственников погибшей девушки.
Шайна вздохнула. Выйдя замуж за Йена, она приняла на себя его бесчестие. Стала, как и он, презираемой обществом, отвергнутой.
Шайна была очень признательна леди Саттон за попытку вернуть ее в привычный круг знакомств, но – увы! – это было так трудно, почти невозможно. Спасибо леди Саттон за ее добрые намерения – но не всегда такие намерения увенчиваются успехом, и ничего с этим не поделаешь!
И не только это беспокоило Шайну. Ее мучила невозможность поделиться с кем-нибудь своими тайнами. Все приходилось переживать внутри себя, и от этого она чувствовала себя совершенно опустошенной.
Днем Шайна пыталась отбросить свои тревоги и переживания, забыть о них. Но наступала ночь, и они набрасывались на нее с новой силой. День сменялся днем, и тревога все сильнее мучила Шайну. Наконец она стала опасаться за свой рассудок. Нет, так больше продолжаться не может. Она должна для начала поговорить с Йеном – пусть он знает, что ей все известно. А откуда известно – это она ему не скажет.
Не успела Шайна прийти к этому решению, как на пороге ее комнаты, словно по мановению волшебной палочки, возник Йен. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, как он сдал, постарел. Словно не два месяца прошло со дня их свадьбы, а несколько лет. Глубокие складки залегли у него на щеках. Глаза – припухшие, воспаленные – были прикрыты. В волосах, прежде таких темных, появилась седина, отчего они стали серыми, тусклыми. Волосы старика, а не молодого мужчины, которому нет еще и тридцати.
При появлении Йена Шайна встревожилась. Что привело мужа в ее спальню? Надо думать, что не желание еще раз попробовать себя на супружеском ложе – эти попытки, слава богу, с некоторого времени прекратились. Но тогда – что? Шайне хотелось надеяться, что Йен наконец смирился с судьбой, но она посмотрела в его глаза – напряженные, неестественно блестящие – и с неприязнью подумала, что он наглотался очередного зелья и станет сейчас испытывать его силу.
– Добрый вечер, мадам, – пробормотал он, снимая свой элегантный легкий плащ и пристраивая его на стуле так, чтобы не помять висевших на нем юбок Шайны.
– Милорд, – вежливо ответила она. – Вы ужинаете сегодня дома?
– Да, – к удивлению Шайны, ответил он.
Странно. Обычно ее супруг отправлялся в свой потайной Лондон задолго до ужина.
– Рада слышать это, – негромко сказала Шайна и поняла, что нельзя больше откладывать их объяснение. – Я хочу вам кое-что сказать.
– Что-нибудь действительно важное? – равнодушно спросил он, полагая, что речь пойдет о каких-нибудь домашних делах.
– Очень, – подтвердила Шайна.
Йен протянул руку и стал небрежно перебирать пальцами кружева юбки, висевшей на стуле рядом с ним. За последние недели в нем прорезались повадки денди. Шайна заметила перемены в муже, но не задавала ему вопросов. Его поведение мало волновало ее.
– Боюсь, что нам придется отложить разговор до более подходящего времени, дорогая, – сказал он. – Нам нужно подготовиться: к ужину у нас будет гость.
– Гость? – изумилась Шайна. – И кто же это?
– Француз, – небрежно ответил Йен. – Его зовут Демьен Дюбессон. Герцог де Фонвилль.
Он оглядел Шайну – скромное платье с вышивкой, волосы уложены в простой пучок.
– Я надеюсь, вы приведете себя в порядок к приходу герцога, – сказал Йен. – Он приедет в восемь. Повар, я надеюсь, не подведет?
Шайна бросила быстрый взгляд на часы, стоявшие возле стены на маленьком столике. Около шести.
– Я дам распоряжения повару, – успокоила она. – Надеюсь, что все будет в порядке и вы не ударите в грязь лицом перед своим другом, сэр.
Йен поднялся и окинул Шайну долгим взглядом. Что бы он ни думал о ней – хорошее ли, плохое ли, – он всегда умел тщательно скрывать свои чувства. Слегка поклонившись, он вышел из комнаты – заниматься собственными приготовлениями к приезду гостя.
– Йен! – окликнула Шайна мужа, но было поздно. Дверь уже закрылась за ним. Он ушел. Ему было не важно, что хотела сказать ему Шайна. Не к спеху. Подождет до лучших времен.
Ну что ж! Шайна вздохнула и направилась вниз, давать распоряжения на кухне. Как бы то ни было, она должна исполнять свою роль – роль хозяйки дома. По крайней мере, перед гостем.
Герцог де Фонвилль не понравился Шайне с первого взгляда. Нет, нет, он не был человеком неприятным, напротив – милый, изящный, с тонкими манерами, герцог много шутил и смеялся, не уставал нахваливать и дом, и обед, и очаровательную хозяйку… Но чувствовалось в нем нечто настораживающее, отталкивающее Шайну. И спрятано это нечто было очень глубоко.
Выглядел герцог элегантно – в простом, но дорогом наряде, с пышной копной золотисто-каштановых волос, с глазами цвета старого янтаря, которыми он неотступно следил за Шайной. Он рассматривал ее внимательно и заинтересованно, словно перед ним была не женщина из плоти и крови, а произведение искусства. Одет он был дорого, стильно, но неброско. На нем были и драгоценности: бриллиантовые перстни на пальцах; золотые, тонкой работы, пуговицы и застежки – но они не бросались в глаза. Герцог явно носил их в силу привычки, а не для того, чтобы кичиться ими.
Итак, на первый взгляд де Фонвилль выглядел безупречно.
Но с первого же взгляда он внушил Шайне опасение и тревогу. Пока – неясную, инстинктивную, необъяснимую.
– Что вам еще предложить, мой дорогой Демьен? – спросил гостя Йен, когда они втроем перешли после обеда в гостиную. В ней горели свечи и уютно трещал камин, разгоняя холод и тьму, глядевшую в комнату сквозь черные ночные окна. – Может быть, вина? Или ликера?
– Пожалуй, немного абсента, – ответил Демьен с сильным французским акцентом.
– С удовольствием. – Йен разлил изумрудную жидкость в маленькие хрустальные рюмки. Поднес одну из них гостю, сам взял другую.
– А вы не присоединитесь к нам, мадам? – спросил герцог. Серебряные нити шитья на его тонком шелковом сюртуке сверкнули в лучах свечи.
– Нет, я еще не допила шампанское, – ответила Шайна, поднимая в руке недопитый бокал.
– Не любите абсент?
Шайна отвела глаза от Йена. Она прекрасно знала, что это любимый напиток ее мужа и ему было бы приятно, если бы она присоединилась к ним. Но она не хотела. Не могла – даже ради их гостя.
– Нет, – ответила она. – Не люблю. К тому же я слышала… Мне говорили, что он… очень вреден для мозга…
– Кто? Кто это говорит? – недовольно поморщился Йен.
Демьен тут же включился в разговор, спеша сгладить возникшую размолвку.
– Ну, мадам, вы еще и не такую ложь услышите. Мало ли на свете противников этого прекрасного напитка? – Он поднял рюмку и улыбнулся Шайне. – Есть люди, миледи, которые поносят алкоголь, считают его сильным наркотиком. И осуждают всех, кто его употребляет. Но на самом деле абсент безопасен – такой же напиток, как и многие другие. Правда, за ним укрепилась слава как за сильным афродизиаком…
Шайна покраснела, а Демьен негромко рассмеялся, блеснув глазами.
– Но лично я считаю, что самый сильный на свете афродизиак – это красивая женщина!
Шайна внимательно посмотрела на герцога. Она уловила какую-то фальшь в этом бархатном голосе и затаенную опасность в глубине его потемневших глаз. Демьен не отвел взгляда. Он продолжал смотреть на Шайну, и в глазах его было искреннее восхищение… И что-то еще… Желание?
Шайна отвела взгляд первой и отпила немного шампанского. Кого это привел Йен в их дом? Где он откопал этого дружка, который готов увести жену прямо из-под носа у мужа?
А Йен тем временем молчал. Ему вовсе не хотелось продолжать обсуждение возбуждающих желание и плотское влечение свойств алкоголя. Не хотелось ему и смотреть на то, как герцог пожирает, раздевает глазами и мысленно укладывает в постель его жену. Демьен произвел на него впечатление человека сильного, умеющего добиться всего, чего он хочет. И способного помочь другу добиться того, чего тот хочет, но не может добиться сам.
В голове Йена сложился план, но ему одному было не под силу справиться с тем, что он задумал. Тогда-то он и решил привлечь на помощь Демьена. Это и была та истинная и единственная причина, по которой он позвал на ужин этого французика. Нужно было пустить ему пыль в глаза. Пусть увидит, в каком дорогом и престижном доме живет Йен, пусть увидит, какая здесь обстановка, пусть оценит сервировку стола и вышколенность слуг. Пусть, наконец, увидит, какая красавица жена Йена. Пусть он все это увидит, а затем уже не составит большого труда привлечь его к тому, что задумал Йен. Будет странно, если на Демьена не произведет должного впечатления сегодняшний вечер в доме на Джермин-стрит.
Осторожно, издалека, он начал разговор об Америке, о своей недавней поездке в эту удивительную далекую страну. Когда же Йен рассказал гостю о Виргинии и о том, как встретил там Шайну, в глазах герцога появился неподдельный интерес.
– Так вы из Виргинии, мадам? – спросил он.
– Нет, что вы, – отвечала она. – Родилась я в Дербишире. Просто мне пришлось перебраться в Виргинию к моим родственникам после смерти родителей.
– И вы нашли там своего будущего мужа. – Демьен наградил Йена короткой улыбочкой. – Что ж, остается только позавидовать ему: разыскать такое сокровище в далекой дикой стране!
– Виргиния вовсе не дикая страна, – возразила Шайна. – Это весьма развитый край, сэр, и там живут достойные уважения люди.
– И все равно ей далеко до Европы, – стоял на своем Демьен.
Он скрестил ноги, допил абсент и поставил опустевшую рюмку на стол. После этого неторопливо продолжил:
– Недавно я прочитал в журнале большую статью о Виргинии. Так вот, там описываются страшные, дикие вещи. Скажем, совсем недавно губернатор штата распорядился арестовать шайку пиратов, которые безнаказанно жили под самым его носом!
– Пиратов? – Шайна первым делом подумала о Габриеле. Впрочем, что он, был единственным пиратом на побережье, что ли? И все же…
– Как, вы сказали, называется статья, о которой шла речь?
– Не помню, право. Не обратил внимания, – ответил Демьен. – Помню только, что там писалось о том, что главаря пиратов арестовали в Виргинии. А затем и других – они были членами его экипажа. Их всех приговорили к повешению. Впрочем, уже повесили, должно быть. Ведь, сами знаете, пока новость докатится сюда через океан – столько времени пройдет…
Йен заметил, как отхлынула кровь от щек Шайны, и понял, о чем – точнее, о ком – она сейчас думает. Не желая, чтобы Демьен что-либо заметил и заподозрил, он поспешил вступить в разговор:
– Жена говорила мне, что получила недавно письмо из Америки. Там наверняка есть что-нибудь интересное. Ты не поделишься с нами этими известиями, дорогая?
Шайна изумленно уставилась на мужа. Затем с усилием взяла себя в руки. Покачала головой.
– Я думаю, сейчас не время, Йен. Вряд ли герцога могут заинтересовать наши домашние дела и сплетни о соседях.
– Напротив, – настойчиво продолжал Йен. – Я уверен, что в письме есть по-настоящему важные для вас новости, моя дорогая! А то, что важно для вас, вдвойне важно для меня!
Шайна стиснула зубы. Треклятый Йен! Будь они одни, она бы не постеснялась сказать ему это вслух. Но сейчас, в присутствии этого французского гостя…
– Идите же, дорогая, – мягко, но настойчиво повторил Йен. – Мы с нетерпением ожидаем ваших известий!
Шайна пристально всмотрелась в лицо мужа, пытаясь угадать, что он задумал. «Очевидно, он видел, с какой страстью смотрел на меня герцог, и теперь хочет ему отомстить, а для этого пытается меня выставить в глазах гостя последней идиоткой. Ну что ж! Понять его можно!» – подумала Шайна. А что еще прикажете думать? Ведь не принимать же всерьез слова Йена о важных известиях, содержащихся в брошенном в ящик стола непрочитанном письме. Что важного можно узнать из письма, пришедшего из далекой страны, – разве что новый рецепт яблочного рулета!
Шайна улыбнулась, но при этом бросила на мужа испепеляющий взгляд. Ну ладно! Если ему так хочется узнать последние новости – что ж, за этим дело не станет.
Поначалу она сильно переживала из-за этого, постоянно думала об этом. В глазах света Йен был навсегда опозорен и имя его было проклято. Бесчестный, безжалостный убийца.
И лишь немногие могли догадаться, чем на деле обернулась для Йена месть родственников погибшей девушки.
Шайна вздохнула. Выйдя замуж за Йена, она приняла на себя его бесчестие. Стала, как и он, презираемой обществом, отвергнутой.
Шайна была очень признательна леди Саттон за попытку вернуть ее в привычный круг знакомств, но – увы! – это было так трудно, почти невозможно. Спасибо леди Саттон за ее добрые намерения – но не всегда такие намерения увенчиваются успехом, и ничего с этим не поделаешь!
И не только это беспокоило Шайну. Ее мучила невозможность поделиться с кем-нибудь своими тайнами. Все приходилось переживать внутри себя, и от этого она чувствовала себя совершенно опустошенной.
Днем Шайна пыталась отбросить свои тревоги и переживания, забыть о них. Но наступала ночь, и они набрасывались на нее с новой силой. День сменялся днем, и тревога все сильнее мучила Шайну. Наконец она стала опасаться за свой рассудок. Нет, так больше продолжаться не может. Она должна для начала поговорить с Йеном – пусть он знает, что ей все известно. А откуда известно – это она ему не скажет.
Не успела Шайна прийти к этому решению, как на пороге ее комнаты, словно по мановению волшебной палочки, возник Йен. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, как он сдал, постарел. Словно не два месяца прошло со дня их свадьбы, а несколько лет. Глубокие складки залегли у него на щеках. Глаза – припухшие, воспаленные – были прикрыты. В волосах, прежде таких темных, появилась седина, отчего они стали серыми, тусклыми. Волосы старика, а не молодого мужчины, которому нет еще и тридцати.
При появлении Йена Шайна встревожилась. Что привело мужа в ее спальню? Надо думать, что не желание еще раз попробовать себя на супружеском ложе – эти попытки, слава богу, с некоторого времени прекратились. Но тогда – что? Шайне хотелось надеяться, что Йен наконец смирился с судьбой, но она посмотрела в его глаза – напряженные, неестественно блестящие – и с неприязнью подумала, что он наглотался очередного зелья и станет сейчас испытывать его силу.
– Добрый вечер, мадам, – пробормотал он, снимая свой элегантный легкий плащ и пристраивая его на стуле так, чтобы не помять висевших на нем юбок Шайны.
– Милорд, – вежливо ответила она. – Вы ужинаете сегодня дома?
– Да, – к удивлению Шайны, ответил он.
Странно. Обычно ее супруг отправлялся в свой потайной Лондон задолго до ужина.
– Рада слышать это, – негромко сказала Шайна и поняла, что нельзя больше откладывать их объяснение. – Я хочу вам кое-что сказать.
– Что-нибудь действительно важное? – равнодушно спросил он, полагая, что речь пойдет о каких-нибудь домашних делах.
– Очень, – подтвердила Шайна.
Йен протянул руку и стал небрежно перебирать пальцами кружева юбки, висевшей на стуле рядом с ним. За последние недели в нем прорезались повадки денди. Шайна заметила перемены в муже, но не задавала ему вопросов. Его поведение мало волновало ее.
– Боюсь, что нам придется отложить разговор до более подходящего времени, дорогая, – сказал он. – Нам нужно подготовиться: к ужину у нас будет гость.
– Гость? – изумилась Шайна. – И кто же это?
– Француз, – небрежно ответил Йен. – Его зовут Демьен Дюбессон. Герцог де Фонвилль.
Он оглядел Шайну – скромное платье с вышивкой, волосы уложены в простой пучок.
– Я надеюсь, вы приведете себя в порядок к приходу герцога, – сказал Йен. – Он приедет в восемь. Повар, я надеюсь, не подведет?
Шайна бросила быстрый взгляд на часы, стоявшие возле стены на маленьком столике. Около шести.
– Я дам распоряжения повару, – успокоила она. – Надеюсь, что все будет в порядке и вы не ударите в грязь лицом перед своим другом, сэр.
Йен поднялся и окинул Шайну долгим взглядом. Что бы он ни думал о ней – хорошее ли, плохое ли, – он всегда умел тщательно скрывать свои чувства. Слегка поклонившись, он вышел из комнаты – заниматься собственными приготовлениями к приезду гостя.
– Йен! – окликнула Шайна мужа, но было поздно. Дверь уже закрылась за ним. Он ушел. Ему было не важно, что хотела сказать ему Шайна. Не к спеху. Подождет до лучших времен.
Ну что ж! Шайна вздохнула и направилась вниз, давать распоряжения на кухне. Как бы то ни было, она должна исполнять свою роль – роль хозяйки дома. По крайней мере, перед гостем.
Герцог де Фонвилль не понравился Шайне с первого взгляда. Нет, нет, он не был человеком неприятным, напротив – милый, изящный, с тонкими манерами, герцог много шутил и смеялся, не уставал нахваливать и дом, и обед, и очаровательную хозяйку… Но чувствовалось в нем нечто настораживающее, отталкивающее Шайну. И спрятано это нечто было очень глубоко.
Выглядел герцог элегантно – в простом, но дорогом наряде, с пышной копной золотисто-каштановых волос, с глазами цвета старого янтаря, которыми он неотступно следил за Шайной. Он рассматривал ее внимательно и заинтересованно, словно перед ним была не женщина из плоти и крови, а произведение искусства. Одет он был дорого, стильно, но неброско. На нем были и драгоценности: бриллиантовые перстни на пальцах; золотые, тонкой работы, пуговицы и застежки – но они не бросались в глаза. Герцог явно носил их в силу привычки, а не для того, чтобы кичиться ими.
Итак, на первый взгляд де Фонвилль выглядел безупречно.
Но с первого же взгляда он внушил Шайне опасение и тревогу. Пока – неясную, инстинктивную, необъяснимую.
– Что вам еще предложить, мой дорогой Демьен? – спросил гостя Йен, когда они втроем перешли после обеда в гостиную. В ней горели свечи и уютно трещал камин, разгоняя холод и тьму, глядевшую в комнату сквозь черные ночные окна. – Может быть, вина? Или ликера?
– Пожалуй, немного абсента, – ответил Демьен с сильным французским акцентом.
– С удовольствием. – Йен разлил изумрудную жидкость в маленькие хрустальные рюмки. Поднес одну из них гостю, сам взял другую.
– А вы не присоединитесь к нам, мадам? – спросил герцог. Серебряные нити шитья на его тонком шелковом сюртуке сверкнули в лучах свечи.
– Нет, я еще не допила шампанское, – ответила Шайна, поднимая в руке недопитый бокал.
– Не любите абсент?
Шайна отвела глаза от Йена. Она прекрасно знала, что это любимый напиток ее мужа и ему было бы приятно, если бы она присоединилась к ним. Но она не хотела. Не могла – даже ради их гостя.
– Нет, – ответила она. – Не люблю. К тому же я слышала… Мне говорили, что он… очень вреден для мозга…
– Кто? Кто это говорит? – недовольно поморщился Йен.
Демьен тут же включился в разговор, спеша сгладить возникшую размолвку.
– Ну, мадам, вы еще и не такую ложь услышите. Мало ли на свете противников этого прекрасного напитка? – Он поднял рюмку и улыбнулся Шайне. – Есть люди, миледи, которые поносят алкоголь, считают его сильным наркотиком. И осуждают всех, кто его употребляет. Но на самом деле абсент безопасен – такой же напиток, как и многие другие. Правда, за ним укрепилась слава как за сильным афродизиаком…
Шайна покраснела, а Демьен негромко рассмеялся, блеснув глазами.
– Но лично я считаю, что самый сильный на свете афродизиак – это красивая женщина!
Шайна внимательно посмотрела на герцога. Она уловила какую-то фальшь в этом бархатном голосе и затаенную опасность в глубине его потемневших глаз. Демьен не отвел взгляда. Он продолжал смотреть на Шайну, и в глазах его было искреннее восхищение… И что-то еще… Желание?
Шайна отвела взгляд первой и отпила немного шампанского. Кого это привел Йен в их дом? Где он откопал этого дружка, который готов увести жену прямо из-под носа у мужа?
А Йен тем временем молчал. Ему вовсе не хотелось продолжать обсуждение возбуждающих желание и плотское влечение свойств алкоголя. Не хотелось ему и смотреть на то, как герцог пожирает, раздевает глазами и мысленно укладывает в постель его жену. Демьен произвел на него впечатление человека сильного, умеющего добиться всего, чего он хочет. И способного помочь другу добиться того, чего тот хочет, но не может добиться сам.
В голове Йена сложился план, но ему одному было не под силу справиться с тем, что он задумал. Тогда-то он и решил привлечь на помощь Демьена. Это и была та истинная и единственная причина, по которой он позвал на ужин этого французика. Нужно было пустить ему пыль в глаза. Пусть увидит, в каком дорогом и престижном доме живет Йен, пусть увидит, какая здесь обстановка, пусть оценит сервировку стола и вышколенность слуг. Пусть, наконец, увидит, какая красавица жена Йена. Пусть он все это увидит, а затем уже не составит большого труда привлечь его к тому, что задумал Йен. Будет странно, если на Демьена не произведет должного впечатления сегодняшний вечер в доме на Джермин-стрит.
Осторожно, издалека, он начал разговор об Америке, о своей недавней поездке в эту удивительную далекую страну. Когда же Йен рассказал гостю о Виргинии и о том, как встретил там Шайну, в глазах герцога появился неподдельный интерес.
– Так вы из Виргинии, мадам? – спросил он.
– Нет, что вы, – отвечала она. – Родилась я в Дербишире. Просто мне пришлось перебраться в Виргинию к моим родственникам после смерти родителей.
– И вы нашли там своего будущего мужа. – Демьен наградил Йена короткой улыбочкой. – Что ж, остается только позавидовать ему: разыскать такое сокровище в далекой дикой стране!
– Виргиния вовсе не дикая страна, – возразила Шайна. – Это весьма развитый край, сэр, и там живут достойные уважения люди.
– И все равно ей далеко до Европы, – стоял на своем Демьен.
Он скрестил ноги, допил абсент и поставил опустевшую рюмку на стол. После этого неторопливо продолжил:
– Недавно я прочитал в журнале большую статью о Виргинии. Так вот, там описываются страшные, дикие вещи. Скажем, совсем недавно губернатор штата распорядился арестовать шайку пиратов, которые безнаказанно жили под самым его носом!
– Пиратов? – Шайна первым делом подумала о Габриеле. Впрочем, что он, был единственным пиратом на побережье, что ли? И все же…
– Как, вы сказали, называется статья, о которой шла речь?
– Не помню, право. Не обратил внимания, – ответил Демьен. – Помню только, что там писалось о том, что главаря пиратов арестовали в Виргинии. А затем и других – они были членами его экипажа. Их всех приговорили к повешению. Впрочем, уже повесили, должно быть. Ведь, сами знаете, пока новость докатится сюда через океан – столько времени пройдет…
Йен заметил, как отхлынула кровь от щек Шайны, и понял, о чем – точнее, о ком – она сейчас думает. Не желая, чтобы Демьен что-либо заметил и заподозрил, он поспешил вступить в разговор:
– Жена говорила мне, что получила недавно письмо из Америки. Там наверняка есть что-нибудь интересное. Ты не поделишься с нами этими известиями, дорогая?
Шайна изумленно уставилась на мужа. Затем с усилием взяла себя в руки. Покачала головой.
– Я думаю, сейчас не время, Йен. Вряд ли герцога могут заинтересовать наши домашние дела и сплетни о соседях.
– Напротив, – настойчиво продолжал Йен. – Я уверен, что в письме есть по-настоящему важные для вас новости, моя дорогая! А то, что важно для вас, вдвойне важно для меня!
Шайна стиснула зубы. Треклятый Йен! Будь они одни, она бы не постеснялась сказать ему это вслух. Но сейчас, в присутствии этого французского гостя…
– Идите же, дорогая, – мягко, но настойчиво повторил Йен. – Мы с нетерпением ожидаем ваших известий!
Шайна пристально всмотрелась в лицо мужа, пытаясь угадать, что он задумал. «Очевидно, он видел, с какой страстью смотрел на меня герцог, и теперь хочет ему отомстить, а для этого пытается меня выставить в глазах гостя последней идиоткой. Ну что ж! Понять его можно!» – подумала Шайна. А что еще прикажете думать? Ведь не принимать же всерьез слова Йена о важных известиях, содержащихся в брошенном в ящик стола непрочитанном письме. Что важного можно узнать из письма, пришедшего из далекой страны, – разве что новый рецепт яблочного рулета!
Шайна улыбнулась, но при этом бросила на мужа испепеляющий взгляд. Ну ладно! Если ему так хочется узнать последние новости – что ж, за этим дело не станет.