Дюбэй Сандра. Неукротимый

   Габриель, он же Эдвард О'Мара, новый друг Демьена, наблюдал, как герцог уводит Шайну из зала. Рука его по-хозяйски лежит на ее талии, покрытая золотисто-каштановыми курчавыми волосами голова француза склонилась к голове Шайны. Со стороны они были очень похожи на парочку любовников, решивших ненадолго покинуть гостей, чтобы на скорую руку заняться любовью в одной из пустующих комнат.
   Габриель нашел глазами Йена. Тот удобно развалился на диване между молодым виконтом, о котором весь Лондон говорил как о человеке, безнадежно утонувшем в трясине разврата и страстей, и увядающей роковой красавицей, недавно проводившей в могилу своего третьего мужа. Вся троица оживленно и весело болтала.
   Брови Габриеля гневно нахмурились. Этот мерзавец еще глупее, чем показался с первого взгляда. Женился на Шайне, зная, что не может быть для нее нормальным мужем, а теперь вот сидит себе и хохочет, пока его жену ведет в постель этот француз!
   Габриель перевел взгляд на маленькую, тщательно скрытую в стене дверцу. Она манила его и отталкивала. Войти? Зачем? Чтобы убедиться, что Шайна занимается с герцогом любовью. Или убедиться в том, что он напрасно подозревает Шайну… Может быть, они вовсе и не любовники… Но что они в таком случае делают там?.. И все-таки нужно пойти. Даже если то, что он там обнаружит, убедит его в том, каким дураком он был, позволив себе влюбиться в такую девушку, как Шайна.
   Какая-то молодая, совершенно пьяная, со спутанными волосами женщина бросилась ему на грудь, предложила заплетающимся языком пойти поискать свободный диван. Габриель брезгливо оттолкнул ее, быстро пересек зал и проскользнул в спрятанную за расписной ширмой дверцу.
   Он очутился в длинном пустом коридоре, уходившем в темноту. Стоявший здесь полумрак казался еще более густым из-за бледного света горевших редко, кое-где, свечей. В коридоре было тихо, и в этой мертвой тишине на Габриеля смотрели двери – дюжины дверей, одинаковых, как одна – обшитых деревянными панелями, подвешенных на массивных железных петлях. Габриель понял, что прежде, когда Олдвич-Эбби был еще монастырем, здесь располагались монашеские кельи. Но только богу известно, что теперь скрывается за этими тяжелыми, одинаковыми дверями.
   Размышляя о том, как ему разыскать Шайну, Габриель осторожно, крадучись двинулся по темному коридору.
   Он и не заметил, что прошел мимо двери, за которой были Шайна и Демьен: слабый свет, горевший в комнате, не просочился наружу сквозь плотно прикрытую дверь. Да, двери здесь были сделаны на совесть – без зазоров и щелей.
   Голосов Габриель тоже не расслышал, да и не мог расслышать, ибо все происходившее в комнате совершалось почти беззвучно.
   А происходило в бывшей келье вот что.
   Демьен привел Шайну в комнату, закрыл за собой дверь и заботливо уложил молодую женщину на невысокую постель.
   – У меня так кружится голова, – едва слышно прошептала она, прикладывая ко лбу ладонь. – Не понимаю, что со мной.
   – Ничего страшного, – успокаивающе сказал Демьен. – Просто вино так подействовало. Вот и все. Скоро это пройдет.
   – Но я выпила-то всего один бокал, – возразила Шайна.
   – Дело не в количестве, – успокоил ее герцог. – Это было не чистое вино, а смесь, коктейль.
   – Смесь… – Шайна удивленно и непонимающе посмотрела на Демьена. – И что же было смешано с вином?
   – Ничего опасного или вредного, – успокоил он, стаскивая с головы Шайны чепец и любуясь рассыпавшимися по плечам серебристыми локонами. – Так, капелька успокоительного…
   Он нежно коснулся ладонью ее щек, шеи, потянулся к верхней пуговке скромного, закрытого платья. Шайна промолчала, и он удовлетворенно улыбнулся. Она выглядела удивленной, озадаченной, но не сопротивлялась – даже когда первая пуговка выскользнула из удерживающей ее петли.
   Взгляд его хищных глаз завораживал, околдовывал. В первую минуту Шайна даже не поняла, не догадалась, не могла поверить, что Демьен намерен соблазнить ее… Что специально напоил ее опийным вином… Все рассчитал, чтобы усыпить ее бдительность, сломить ее волю и добиться… Добиться своего.
   Только когда он прижался нетерпеливыми губами к ее шее, только когда его дрожащая от желания рука нырнула в складки платья и принялась ласкать грудь, Шайна сделала первую попытку оттолкнуть пылкого француза.
   – Вы с ума сошли! Безумец! – бешено прошипела она, пытаясь освободиться от его объятий и подняться с постели. – Пустите меня!
   К ее великому удивлению, Демьен услышал ее. Более того – отпустил. С усмешкой он наблюдал, как Шайна поправляет платье, спешит к двери…
   – Вы все равно будете моей, – негромко пообещал он ей вслед. – Ваш муж подарил вас мне…
   Испуганная, взбешенная, Шайна рывком распахнула дверь. Коридор – безмолвный, пустынный – тянулся в обе стороны, теряясь во мраке. Шайна замерла в нерешительности, не зная, в какой стороне находится большой зал, где были остальные гости.
   Ее охватила паника. Необходимо было бежать, поскорее бежать – прочь от Демьена, прочь из этого проклятого замка. Да, но куда бежать?
   Шайна толкнула одну дверь, вторую… Бесполезно, ни одна из них не поддалась. Коридор показался ей бесконечным. Снова закружилась голова. Там, впереди, мрак сгущался, становился непроницаемым, словно сам ад смотрел в лицо Шайне из глубины пустого пространства. Было страшно, но Шайна решительно сделала первый шаг: ведь то, что она оставляла у себя за спиной, наверняка было ужаснее того, что могло ожидать ее в этой черной пустоте.
   И тут…
   Словно возникнув из окружающей тьмы, словно вынырнув из вязкой черноты кошмара, перед нею возникла мужская фигура, затянутая в черную кожу. Мокрым антрацитом блеснула в рассеянном свете далекой свечи черная накидка с низко надвинутым на небритое лицо капюшоном.
   Шайна взвизгнула от ужаса. Рванулась. Запуталась в своей длинной юбке и вытянула руку, чтобы опереться на стену, не упасть.
   Рука провалилась в пустоту.
   Габриель рванулся к ней в стремлении удержать, уберечь.
   Но он не успел.
   – Шайна! – отчаянно крикнул он.
   В слабом призрачном свете, который не мог разогнать мрака, царящего в коридоре, в последний раз мелькнуло ее искаженное страхом лицо.
   Шайна испуганно вскрикнула и покатилась вниз по крутым каменным ступеням.

17

   Обессиленная, опустошенная, Шайна лежала, уставившись невидящим взором в потолок своей спальни на Джермин-стрит. Все тело ее разламывалось от ноющей, нестерпимой боли, но что значила эта боль по сравнению с той, что терзала сердце Шайны! Ведь она потеряла своего ребенка! Потеряла последнюю надежду! Оборвалась тоненькая ниточка, которая связывала ее с Габриелем, с Виргинией, со всем ее прошлым…
   Она плохо помнила ту ночь в замке Олдвич-Эбби. Смутно припоминались, неясными облаками проплывали то неразборчивые слова Демьена, то его взгляд – гипнотизирующий, страшный, лишающий воли. Шайна с усилием восстанавливала события той ночи – свое освобождение из жадных рук Демьена, пугающий пустынный мрак коридора… Дрожа от пережитого ужаса, она вспомнила появившегося из этого мрака человека в черной кожаной одежде инквизитора.
   А затем было бесконечное падение в темноту и боль, боль, боль…
   Шайна нахмурилась. Нет. Было еще что-то. Только вот что? Она напрягла память.
   Черный человек… Мужчина… Инквизитор…
   Когда сознание покидало ее, он был рядом, руки их встретились, и он пытался задержать ее падение. И еще – он назвал ее по имени! Он знал ее имя!
   Да, и еще что-то… Еще что-то…
   Его глаза!
   Она успела увидеть, запомнить его глаза.
   Зеленые, словно молодая листва, словно весенняя трава… Подобные удивительные глаза она видела только у одного человека, и это был…
   Шайна вздрогнула. Ну нельзя же быть такой дурой, такой психопаткой! Хватит придумывать глупости. Ей просто почудилось. Демьен намешал в вино своего дьявольского зелья, и все остальное ей только почудилось. Вот и все.
   Поморщившись от боли, Шайна повернулась, удобнее устраиваясь на кровати. Ее не оставляли мысли о Демьене и о бале в Олдвич-Эбби – странном, пугающем, тревожной занозой сидящем в памяти, – и о событиях той роковой ночи. И о потерянном после той ночи ребенке – последней памяти о Габриеле.
   Проклятый Йен, чтоб ему сгореть в аду! Если бы он не настоял тогда на том, чтобы она ехала с ним, если бы у нее хватило тогда сил не уступить мужу…
   Как получилось, что Йен оказался в злой власти Демьена де Фонвилля? И что сказал ей в ту ночь сам Демьен? Шайна снова заставила свою память напрячься.
   «Ваш муж подарил вас мне!»
   – Подарил меня ему? – шепотом повторила Шайна.
   Но как он смел? И что он о себе воображает? Подарил!
   И все же она вынуждена была признать: Йен имел несомненную власть над нею. Вся ее жизнь с этим человеком была пропитана опасностью и страхом. И останется такой, пока будет находиться рядом с Йеном.
   А сам Йен – живущий за гранью реальности, безраздельно подчиненный власти Демьена…
   Алкоголь и наркотики окончательно поймали его в свою сеть. А Демьен поддерживает в Йене эту страсть, толкает его все дальше и дальше по скользкой тропе, и одному богу известно, какими сатанинскими зельями он пичкает ее мужа!
   Слеза скатилась из глаза Шайны, скользнула по щеке, упала на подушку и расплылась на ней темным пятном. А сама она разве не попала в ловушку, став женою Йена?
   Ну да, она сделала это, чтобы спасти жизнь Габриеля. И что в итоге? Габриель мертв, а сама она не только несчастна в браке, но и потеряла по милости адского дружка мужа свою последнюю радость – неродившегося ребенка. Прощальный дар Габриеля.
   Глаза Шайны высохли. Неожиданная мысль поразила ее. Ведь она вышла замуж за Йена с единственной целью: сохранить жизнь Габриеля. Это, и только это было причиной ее согласия! Но Габриель покинул этот мир, и теперь он недоступен мести Йена. А значит, у Йена не осталось на руках ни одного козыря, ни одного довода, чтобы держать ее по-прежнему рядом с собой, заставляя жить в его мрачном, отвергнутом нормальным обществом мире. Так почему же, черт побери, она должна продолжать эту комедию! Послать Йена ко всем чертям и бежать! Уехать из Англии, вернуться в Виргинию…
   Слабая улыбка появилась на губах Шайны. Во тьме туннеля для нее забрезжил свет. Появилась надежда – пусть еще слабая, но это лучше, чем полное отчаяние. Теперь главное – побыстрее оправиться и прийти в себя. А как только она окрепнет настолько, чтобы покинуть опостылевший дом на Джермин-стрит, она покинет его, и Йена покинет, и Англию… О, с каким наслаждением она отряхнет английскую пыль со своих дорожных туфель!
 
   – Но ты же обещал! – протестующе закричал Йен.
   Взъерошенный, похожий на обиженного ребенка, он стоял в гостиной дома, который снимал в Лондоне его приятель – герцог де Фонвилль. Демьен спокойно наблюдал за ним, сидя на стуле, покачивая ногой.
   – Ты сказал, что поможешь! И я сделал все, о чем мы уговаривались! Тебе нужна была Шайна – я согласился. И моей вины нет в том, что она убежала! И вины в том, что с нею дальше случилось, тоже нет! Это не моя…
   – Хватит, – оборвал его Демьен. – Довольно перечислять, в чем нет твоей вины. Остановись. Присядь.
   Йен испуганно замолчал и опустился на диван. Он смотрел на Демьена, словно маленький нашаливший мальчишка на своего строгого наставника. Герцог внушал ему страх и благоговение. Йен трепетал перед Демьеном, перед той силой, которой владел этот загадочный человек, перед той магической властью над стихиями, которой тот обладал. Он знал, какая участь ожидает любого, кто посмеет перейти дорогу герцогу де Фонвиллю – волшебнику, магу, колдуну.
   Демьен нарочно затягивал паузу. Он прекрасно знал силу молчания. В тишине раздавалось только тиканье стоявших на столе часов, и с каждым щелчком секундной стрелки душа Йена все глубже и глубже погружалась в пучину страха и безысходности.
   Поначалу Демьен полагал, что Йен будет полезен ему. Позже он надеялся насладиться красотой его жены – не без помощи безвольного мужа. Но настало время – и Демьена стала тяготить рабская привязанность к нему Йена, его вечное нытье… В конце концов он добьется Шайны и без помощи ее мужа. Пожалуй, он достигнет своей цели быстрее и надежнее, если Йен вовсе выйдет из игры.
   Он окинул приятеля холодным, безразличным взглядом.
   – Как твоя жена? – спросил он. – Уже поправилась?
   Йен утвердительно кивнул.
   – Доктор, которого ты рекомендовал, осмотрел ее. Здоровье Шайны вне опасности. Но ребенка она потеряла.
   – Я знаю. – Демьен знал, что больно ударил по самолюбию Йена, когда не доверился его собственному врачебному опыту и послал на помощь Шайне своего врача.
   Уголки его рта тронула тонкая, змеиная улыбка.
   – У нее будет другой ребенок.
   Губы Йена нервно дрогнули, и Демьен понял, что стрела попала точно в цель. Да, у Шайны будет ребенок. На этот раз – от герцога де Фонвилля.
   Дьявольский огонек вспыхнул в глазах Йена, но тут же угас. Он слишком сильно зависел от Демьена и не решался ему возражать. Если француз намерен стать любовником Шайны, он все равно добьется своего. Но и Йен должен получить за это свою плату.
   – Ты обещал помочь мне, – еще раз напомнил Йен, но на сей раз – плачущим, просительным тоном.
   – Обещал, – согласился Демьен, – но теперь сомневаюсь, разумно ли будет помогать тебе.
   Он помолчал, полюбовался игрой света на крупном бриллианте, украшавшем его палец. Потом холодно обратился к собеседнику:
   – Я слышал, что ты уже намекал кое-кому о том, что твои обстоятельства вскоре должны измениться к лучшему. Что ты станешь очень богат и займешь видное место в обществе. Это так?
   Йен обмяк на диване. Да, это была правда – он не смог удержаться от того, чтобы не разболтать о том, что в нынешнем положении ему осталось пребывать недолго. Но при этом он не заявлял прямо, что вскоре станет графом Деннистоном. Так, намекнул кое-кому из знакомых, что скоро и у него будет титул и приличное состояние.
   – Не думаю, что эти разговоры кто-нибудь мог принять всерьез, – возразил он. – Тебе беспокоиться не о чем, ведь твое имя я никогда и никому не упоминал. – Но наши имена тесно связаны, – разбил его доводы Демьен. – Если твоего отца и старшего брата постигнет неожиданная смерть и исчезнут два человека, стоящие между тобой и богатством, – как ты думаешь, что начнут говорить на каждом углу? С чем – точнее, с кем – свяжут твою неожиданную удачу? И тогда молва припомнит все – каждое твое слово! Или ты надеешься, что все будет списано на простое стечение обстоятельств?
   – Но может… – запинаясь, начал Йен.
   – Что – может? – перебил его Демьен. – Ты дурак, Лейтон, а я не желаю иметь дело с дураком. Не хватало еще быть высланным из Англии из-за такого, как ты!
   – Я никогда не предполагал… – залепетал Йен. – Прости меня.
   – Ну довольно, я полагаю! – Демьен встал и направился к двери.
   Он опасался, что молва назовет его алхимиком, колдуном, насылающим болезни, способным разрушить чью-то жизнь или привести к смерти своего заклятого врага. Разумеется, все это чушь, ерунда. На самом деле он способен причинить настоящее зло лишь тем, кто искренне верит в его силу. Эти, можно сказать, сами себя наказывают, но такова уж сила внушения. Вот прикажи он сейчас этому несчастному идиоту, сидящему напротив, умереть, и тот беспрекословно выполнит его волю. Сам себя заставит умереть – от страха, от веры в неизбежное…
   У Демьена никогда и в мыслях не было самому причинить какой-либо вред графу Деннистону или виконту Лейтону. Но он знал, что может воздействовать на Йена, держать его под контролем, стоит только зародить в нем надежду. И использовать его для своих целей – ведь богатство и отцовский титул настолько помрачили ум Йена, что для достижения своей мечты он готов принести в жертву что угодно. И кого угодно. Даже Шайну, свое единственное сокровище.
   Почувствовав однажды эту женщину в своих объятиях, Демьен твердо решил избавиться от Йена Лейтона. Да, это будет самым правильным и мудрым – избавиться от Йена, который становится опасным, а затем добиться обладания прекрасной леди Шайной Лейтон. Для начала нужно услать Йена куда-нибудь подальше. А к тому времени, когда он вернется, Демьен придумает, как окончательно избавиться от этого болтуна.
   Ну что ж, тогда пора приступать к первой части плана.
   Демьен изобразил вежливую улыбку на губах и обернулся к своему гостю.
   – Да, это было неразумно, друг мой. В высшей степени неразумно, – мягко сказал он. – Ну да что ж! Все мы совершаем ошибки, ничего не поделаешь! А сейчас я хочу, чтобы ты отправился домой, к своей жене. Успокой ее, ободри. Когда настанет время, я приведу в действие свой план.
   Окрыленный, Йен вскочил на ноги.
   – А ты скажешь мне, когда оно придет – это время? – взволнованно спросил он.
   – Тебе – первому, – усмехнулся Демьен.
   Сияющий, довольный, Йен поспешил домой, на Джермин-стрит. Уже много недель он не был в таком приподнятом расположении духа, как сейчас.
   Дома Йена ждал сюрприз – его жена тоже оказалась в прекрасном настроении.
 
   Как только Шайна почувствовала себя достаточно окрепшей, она поспешила навестить леди Саттон на Сент-Мартин-стрит.
   Цветущая, благоухающая дорогими духами леди Саттон пригласила Шайну в свой будуар, где никто не мог помешать их интимному разговору. Горничная принесла чай, и подруги остались вдвоем.
   – Должна сказать тебе, – леди Саттон поднесла ко рту чашечку с дымящимся ароматным чаем, – что Лондон полон слухов. О тебе, о Йене, о Демьене и о том, что произошло в Олдвич-Эбби.
   Шайна пожала плечами. Румянец появился на ее бледных щеках.
   – Я почувствовала себя дурно и упала со ступенек лестницы. И в результате потеряла ребенка, – негромко и грустно сказала Шайна.
   – Но говорят, что… – Леди Саттон запнулась, не закончив фразу.
   – Так что говорят? – настойчиво спросила Шайна.
   Леди Саттон вздохнула.
   – Говорят, что ребенок, которого ты потеряла, был вовсе не ребенком от Йена.
   – И правильно говорят, – призналась Шайна, немало удивив своим признанием подругу.
   – Так, значит… – Сара Саттон выглядела ошеломленной. – Так, значит, это на самом деле правда? Ты – любовница Демьена де Фонвилля?
   – Демьена? – Теперь уже Шайна была ошеломлена. – О нет! Конечно же, нет! Мой несчастный ребенок не был ребенком Йена, но и де Фонвилль здесь ни при чем!
   – Так от кого же у тебя должен был быть ребенок? – озадаченно спросила леди Саттон, даже не подумав, насколько нескромен ее вопрос.
   Шайна с печальной улыбкой посмотрела на сидящую в растерянности подругу.
   – Был один человек, – негромко сказала она. – В Виргинии. Ребенок – от него.
   – Но почему в таком случае ты вышла за Йена?
   Шайна какое-то время молча рассматривала изящные фарфоровые статуэтки, расставленные на столике.
   – На то были свои причины, – мрачно заметила она. – Только не стоит говорить об этом. Теперь это не важно.
   Она тряхнула головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания о Габриеле и о той лунной ночи в цветущем саду. Все, довольно. То время ушло, и ушло безвозвратно. Ни к чему снова и снова бередить в памяти старые раны. У нее достаточно новых проблем.
   Шайна улыбнулась, пытаясь разрядить тяжелое молчание, повисшее в комнате.
   – Давайте лучше поговорим о другом. Я решила расстаться с Йеном. Наш брак – сплошной обман, фикция. Я не могу больше оставаться с этим безумцем. И еще – я очень боюсь Демьена де Фонвилля. Уверена – он убедил Йена в том, что имеет власть над тайными силами и готов использовать их в интересах Йена. А за свою помощь он заставил Йена отдать меня ему. И Йен согласился, представляете? Нет, я не могу больше оставаться с этим безумцем! Но мне нужно укрытие, место, где я могла бы укрыться. И я подумала, что, может быть, вы… Может быть, у вас найдется свободное место, и я…
   – Свободное место! – с энтузиазмом воскликнула леди Саттон. – Когда ты переезжаешь? Может, останешься сейчас? Пошлем слуг, чтобы привезли твои вещи, и делу конец!
   Шайна рассмеялась, видя, с каким пылом взялась подруга устраивать ее дела. Как быстро и просто все разрешилось!
   – Нет, – покачала головой она, – мне нужно вернуться. Но я буду у вас – и очень скоро. Поверьте, с меня уже достаточно. И Йена, и Демьена де Фонвилля. Этого, второго, с меня уже более чем достаточно!
   На том они и расстались, договорившись, что в самые ближайшие дни Шайна переберется к леди Саттон. Затем Шайна поехала на Джермин-стрит, успокоенная и полная надежд на лучшее будущее.
 
   Дома ее встретила странная тишина. Молчаливые слуги сновали мимо с озабоченными, напряженными лицами. Они прятали от Шайны глаза и исчезали прежде, чем она успевала заговорить с ними.
   Наконец ей удалось найти дворецкого, который сидел в библиотеке. Йетс, как и все остальные слуги, выглядел обеспокоенным, но в то же время обрадованным, что она вернулась домой.
   – Что происходит? – спросила Шайна. – Что случилось? Все какие-то перепуганные.
   – Что-то странное происходит с хозяином, миледи. Он получил письмо – я не знаю, от кого. Прочитал, сжег его в камине, а затем заперся в вашей спальне.
   – Боже мой! – Шайна была поражена. Йен уже давно ни под каким предлогом не заходил в ее спальню. – И он до сих пор там?
   – Да, миледи. Дверь заперта изнутри на ключ. И из комнаты не доносится ни звука.
   Тревога охватила Шайну. В последнее время Йен был тихим, погруженным в себя, озабоченным. Почти не выходил из дома, и никто, даже Демьен, не посещал его. Было ощущение, что он напряженно ждет чего-то, но чего – об этом Шайна не спрашивала. Йен с его проблемами был теперь далек от нее, чужд, неинтересен.
   Но теперь ей захотелось понять, что же так беспокоит, так мучает его. Она была уверена, что дело тут не обошлось без Демьена – герцог очень глубоко запустил свои когти в жизнь Йена. Что-то француз устроил на сей раз? Что задумал? Во что втянул ее бесхарактерного мужа? Надо думать, что-то связанное с ней, с Шайной, иначе к чему бы Йену запираться в ее спальне? Итак, он ждет ее там?
   Шайна посмотрела на молчаливого, ждущего ее приказаний Йетса.
   – Я полагаю, что лучше всего просто пойти и взглянуть, что там происходит, – пожала плечами она.
   Оставив Йетса в библиотеке, Шайна поднялась по ступеням и подошла к двери своей спальни. Нажала на ручку, но та не поддалась: замок был заперт. Тогда Шайна принялась стучать в дверь и громко звать Йена.
   Ни звука в ответ. За дверью царило гробовое молчание.
   В коридоре появился Йетс и с ним один из слуг. Шайна отступила от двери на шаг и коротко приказала им:
   – Ломайте!
   Слуги навалились на дверь, но та была сделана на совесть и не желала сдаваться. Грохот заполнил весь дом, гулко отдаваясь в пустынных коридорах. Дверь все еще держалась. Еще попытка, еще одна, еще…
   С пушечным громом дверь сорвалась с петель и грохнулась в спальню, сбив придвинутый к ней с внутренней стороны небольшой столик. Он разлетелся вдребезги – только брызнули дождем лакированные щепки.
   Слуги вошли в спальню первыми. Остановились, нерешительно обернулись к Шайне. Поколебавшись мгновение, она перешагнула порог.
   Шайна уже знала, что ждет ее внутри.
   Йен лежал навзничь на постели, уставившись в пространство невидящим взглядом. Рот его был приоткрыт, рука безвольно откинута в сторону. На полу рядом с кроватью валялся пустой хрустальный флакон. Золотая крышечка, навинчивающаяся на его горлышко, блестела в складках смятого покрывала.
   Шайна вздохнула и отвела глаза. Что заставило Йена совершить этот чудовищный поступок? Что привело его к той черте, за которой жизнь теряет всякий смысл?
   – Взгляните! – прервал молчание Йетс.
   Шайна обернулась и увидела у него в руках белый лист бумаги. Йетс бросил на записку короткий взгляд и без слов протянул ее Шайне.
   Она взяла листок, на котором было несколько неровных торопливых строк, написанных дрожащей рукой.
    «Я знаю, что ты хочешь уйти от меня к Демьену де Фонвиллю.
    Я не могу жить без тебя».
   И все. Ни имени адресата, ни подписи.
   Шайна заметила многозначительные взгляды, которыми обменялись слуги. Несомненно, они поверили в то, о чем написал Йен.
   «Почему письмо не запечатано и даже не сложено?» – мелькнула мысль в голове Шайны. Выходит, Йен хотел, чтобы его предсмертную записку увидел каждый, вошедший в спальню? Непонятно. И при чем тут Демьен? Она никак не собиралась уходить от Йена к этому французу. И сам Йен прекрасно знал это. Ему было легче умереть, чем пережить ее уход к герцогу? Да, но разве он не был готов уступить Шайну Демьену в обмен на его магические услуги? Тоже непонятно.
   Похоже, что Йен хотел после своей смерти устроить грандиозный скандал, уничтожить Шайну своим посмертным посланием, посеять слух, который навсегда отлучит ее от приличного общества, сделает Шайну таким же изгоем, каким сам Йен был всю жизнь.
   – Йетс! – подозвала она дворецкого. – Необходимо заняться приготовлениями к похоронам милорда!
   – Но это самоубийство, миледи… – осмелился произнести дворецкий.
   Он, как и Шайна, прекрасно знал, что по правилам самоубийц хоронят вне церковной ограды, на специально отведенном клочке земли на краю кладбища и не огораживают их могил, чтобы любой прохожий мог попирать прах безумца ногами. И об отпевании самоубийцы не могло даже быть и речи. Уходя самовольно из жизни, эти люди добровольно отрекаются от бога и предают свою душу дьяволу. Вечные адские муки – вот печальный удел этих несчастных.