Страница:
— Боже милосердный! — воскликнула леди Эла, вдруг выпрямившись и схватившись за сердце. — Прикуси язык! Никогда не говори так, даже мысли подобной не допускай!
Заметив, как заходил кадык Джеффри, леди Эла и сама прикусила язык. Не так уж часто она ошибалась относительно тех или иных людей, но чувство вины перед пасынком заставляло ее чрезмерно беспокоиться о его счастье и порой толкало на бестактность.
— Джеффри, — уже более спокойно продолжала говорить она, — ты не имеешь права обижать Джоанну или умалять ее достоинства. Но что должна чувствовать девушка, когда ей скажут, что муж выбрал ее только из чувства долга по отношению к ее отчиму?
— Джоанна может не опасаться за свои женские достоинства. Если она не слепа, то должна видеть, что все мужчины вокруг смотрят на нее с вожделением, как похотливые кобели, — хмуро вставил Джеффри.
— Джоанна и мысли себе подобной не допускает! — взревел граф Солсбери. — Я тебе уже говорил, что она — Порядочная, скромная девушка!
— Вильям! Мое сердце вот-вот выскочит из груди! Не кричи на Джеффри! А ты, Джеффри, совершенно не прав. Я не говорю, будто Джоанна не знает о своей красоте. Иэн, между прочим, про свою тоже знает. Много радости ему это доставляет?
Джеффри потупил глаза. Леди Эла удовлетворенно наблюдала за Джеффри. Она отлично знала, что женщины возлагают на свою внешность гораздо больше надежд, чем мужчины. Джоанна охотно воспользовалась бы своей красотой в случае необходимости. Однако Джеффри не понимает этого. К тому же он боится красивых женщин и не доверяет им. Леди Эла хотела быть уверенной, что он не станет порицать и делать пренебрежительные замечания такой гордой девушке, как Джоанна.
— Более того… — Леди Эла решила обратить внимание юноши на еще одну проблему. — Ты должен знать: Элинор твердила своей дочери с самой колыбели, что, даже если бы та родилась косоглазой горбуньей с козлиными ногами, ее желали бы не меньше из-за приданого и наследства. — Леди Эла снова покачала головой. — Понимаешь, чего я опасаюсь? Я толкую тебе, что у Джоанны сильный характер. Тебе как ее мужу, вынужденному разрываться между ревностью и необходимостью доказывать, что она — не просто средство завладеть ее богатствами, придется решать тяжелую задачу.
— Ради Бога, Эла, перестань! — не выдержал граф.
— Все это не важно, — решительно заявил Джеффри. — Я не передумаю. Миледи не сообщила мне ничего нового… ничего такого, чего я не знаю или чему не могу найти объяснения. Когда вы намереваетесь отбыть в Роузлинд, милорд?
Граф Солсбери мельком взглянул на жену, а потом сказал:
— Недели через две. А что такое?
— Я хотел бы уладить… кое-какие личные вопросы, если вы предоставите мне отсрочку. Если я пока не нужен, то предпочел бы присоединиться к вам в Роузлинде.
— Личные вопросы? Джеффри, ты не солгал мне? Ты…
— Нет, милорд. Я искренен как никогда… возможно, даже слишком, ибо вижу, что опечалил вас. Я просто подумал, что, если мне придется возглавить людей Иэна, у меня не останется времени для себя. Хочу заглянуть в свои замки.
— Сейчас это как раз кстати, — одобрительно заметил граф. — Иэн сделал прекрасный выбор… Полагаю, ни он, ни я и придумать ничего лучшего не могли. Поезжай, конечно же, но не опаздывай в Роузлинд.
Джеффри направился к выходу.
— Подожди! — окликнул его отец. — У тебя хватит денег?
— Хватит, чтобы добраться до Хемела, а там у меня денег больше чем достаточно.
Граф Солсбери открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но его опередил пронзительный крик леди Элы:
— В Роузлинд! Через две недели! Я ни за что не успею подготовиться! Ни за что!
Джеффри сжал губы. Вильям поднял глаза, закивал головой и махнул рукой сыну, чтобы тот уходил. Джеффри поклонился леди Эле и направился к двери. Он шел по огромному залу, сопровождаемый неутихающими жалобами мачехи, подробно излагавшей детали подготовки к поездке, сетовавшей, что она просто не в состоянии справиться со всем в такой ничтожно короткий срок.
Однако как только Джеффри достиг лестницы, он сразу предал все жалобы леди Элы забвению. Молодого человека тут же поглотили собственные заботы. С ним никогда не случалось ничего подобного — ни по важности, ни по степени опасности. Возглавить вассалов Иэна, Элинор и Адама!.. Глаза Джеффри расширились от гордости, смешанной, однако, со страхом: скоро он возглавит войско, не уступающее королевской армии, которой командует его отец. Но как управиться с такой массой людей? «Так, — успокоил он себя. — Надо собраться с мыслями и повторить все, что делал в таких случаях Иэн. Не стоит преждевременно впадать в панику». Он вспомнил, что лорд Иэн во время походов старался поговорить с каждым воином, и за несколько дней узнавал о своих людях все… по крайней мере, что касается их настроения: кто весел, кто чем недоволен, кто готов выполнить долг, а кто старается увильнуть. Таким образом он решал, проявить к недовольному внимание или забыть о нем, выяснял, чего можно ждать от того или иного человека в сражении. После этого Иэн до полуночи писал жене сердитые письма, требуя еще и еще денег, провианта и оружия, жалуясь на плохое качество уже полученных припасов, на их запоздалость или же доставку не в тот пункт назначения.
Тут Джеффри задумался. В его случае подобные письма станет получать Джоанна. После того как отец предложил ему роль заместителя Иэна, он впервые серьезно подумал о девушке. Он слушал леди Элу и отвечал на ее вопросы о Джоанне без всякого энтузиазма, полностью уже поглощенный грезами о славе побед и кошмарами поражений. Джеффри представлял себе обозы, доставляющие в лагерь бочонки с соленым мясом, пшеницу, рыбу и головки сыра. Почти все припасы, за исключением тех, что Иэн приобретал на месте, несли на себе печать забот леди Элинор. Счета тоже находились в ее ведении. А сколько лет Джоанне? Четырнадцать? Нет, пятнадцать. Неужели он будет зависеть от этой девочки?
Возможно, Джоанна лучше справится с делами, путешествуя от поместья к поместью, подгоняя людей, собирая провиант, производя осмотры. Леди Эла не выполняла подобных обязанностей, но она обучала управляющих хозяйствами и сенешалей, а во владениях леди Элинор таких людей мало. Бесспорно, каждое хозяйство имеет своего управляющего, но леди Элинор сама контролирует их службу. Джеффри знает, что, если у Джоанны ничего не получится, то у него и подавно, как бы он ни старался.
Он упорно пытался вспомнить все, что знал о Джоанне, но ничто из известного ему ни на йоту не приближало его к решению проблемы. Все, что он помнил, — лишь смех девушки, подшучивание над знакомыми ему напыщенными оруженосцами. Она вовлекала Джеффри в свои шутки, шумные игры в жмурки или горячие печки.
Было несколько и более серьезных воспоминаний: слезы на лице Джоанны, когда она замещала свою мать, выполняя роль главной плакальщицы на похоронах только что родившейся сестрички; нежность, с какой она приняла от Джеффри в подарок едва живого слепого щенка. Но эти смех, печаль и нежность не могли ответить на вопрос Джеффри: способна ли Джоанна оказать должную поддержку, если ему придется возглавить людей Иэна?
Джеффри постарался отогнать ненужные мысли, убеждая себя, что Иэн и Элинор никогда бы не взвалили все бремя ответственности на юные плечи девушки. Но он не смог долго обманывать себя подобным утешением. Если Иэн готов доверить Джеффри возглавить войско, то вряд ли ему могло прийти в голову, что Джоанна не подходит для новой роли. Возможно, Джеффри самому следует высказать эту мысль. Но, не успев сформулировать свою идею до конца, он содрогнулся. Сказать Иэну, что Джоанна совершенно не подходит для такой затеи, — значит, просто вызвать вспышку гнева.
Очевидно, Джеффри просто нужно самому поговорить с Джоанной и сделать это немедленно, еще до помолвки. Как только брачное соглашение будет подписано, Джеффри свяжет себя по рукам и ногам, а до того он может поставить условия, потребовать приставить к Джоанне опытного советника. Самое главное: Джеффри должен поговорить с девушкой наедине. Разговор в присутствии Иэна или Элинор не даст результата: Иэн либо разозлится, либо начнет давать Джоанне советы, а в присутствии Элинор она всегда оставалась в тени, полностью полагаясь на мать.
Поэтому заботы о саде взяла на себя Джоанна. Все здесь ей было любо: и свежий запах мокрой земли ранней весной, и пьянящий, душистый аромат цветов летом. Даже голая земля, обещавшая зимой новую жизнь, была очень дорога ей. Джоанна никогда не уставала от прогулок по саду, внимательно изучая плохие для будущего сезона приметы, уже с зимы планируя, что посадить весной, раздумывая о том, какой соберут осенью урожай.
Прошла уже неделя после того, как ей сообщили о предстоящей помолвке. Перспектива оказаться женой не пугала Джоанну. В конце концов, она знала Джеффри почти всю свою жизнь. Он часто и подолгу жил в Роузлинде. Когда он приедет вскоре, им придется делить супружеское ложе, а не расставаться по вечерам — вот и все.
Тем не менее день ото дня в ее душе нарастало смутное беспокойство. Джоанна корила себя, успокаивала, пыталась внушить себе, что помолвка не внесет в ее жизнь существенных изменений — ведь ей даже не придется покидать Роузлинд, однако обнаружила, что благоразумие не в силах справиться с неведомыми доселе эмоциями. Джоанна не могла сосредоточиться ни на своих повседневных делах, ни на обычных разговорах. Ее преследовало непреодолимое желание остаться одной и хорошенько обо всем подумать. Но размышления, похоже, ничего не проясняли. Она не раз пыталась спокойно все взвесить, но не могла сосредоточиться. Просто сидела, гуляла или каталась верхом. Чувства, беспокоившие ее, были непонятными, загадочными: иногда ей казалось, что перед нею разверзается бездна, и хотелось, как в детстве, спрятать лицо в широких складках маминого платья, иногда ее бросало в жар, словно было трудно дышать, иногда становилось почему-то нестерпимо стыдно глядеть в глаза отчиму и матери. Джоанне хотелось и расцеловать, и убить свою матушку за упрямую слепоту к страданиям дочери. Преследовавшее девушку неведомое желание становилось непреодолимым.
У калитки Джоанна повернулась и сказала твердым голосом:
— Стоять!
Брайан заскулил, но послушно прижался к земле. Осторожно отворив калитку, Джоанна медленно пошла по главной дорожке. Она не отрывала глаз от грядок, но начинало темнеть, и становилось трудно что-либо разглядеть на них. Вдруг внимание девушки привлек какой-то шорох справа. Джоанна невольно вскрикнула и ускорила шаг в направлении шума. В стенах замка количество вредителей, с которыми приходилось бороться садовнику, весьма ограничено: зайцы, сурки и кроты исключены, а вот коты и крысы любили полакомиться нежной и душистой молодой зеленью.
Джоанна бесшумно шла по тропинке. Кота можно и прогнать, но, если это крыса, придется ставить капканы. Глаза Джоанны бегло скользнули по вскопанным грядкам в поисках каких-нибудь следов, выдающих присутствие зверька, но ничего не обнаружили.
Впереди росли розы, которые вились по решеткам, окружавшим скамейку. Джоанна удивилась — здесь-то что могло привлечь внимание животного? А если вредитель нашел укрытие где-нибудь среди камышей или за ними? Уже почти стемнело, гоняться в темноте неизвестно за кем не имеет смысла. Джоанна, покружив немного, решила топнуть ногой, закричать и хотя бы спугнуть пришельца.
Но ей так и не удалось ничего сделать. Прежде чем она успела что-либо сообразить, чья-то твердая ладонь прикрыла ей рот, а сильная рука обвила талию.
— Тише, Джоанна, не кричи. Это я, Джеффри. — Готовое к сопротивлению тело девушки чуть расслабилось, но Джеффри не очень охотно отпустил ее: от девушки так приятно пахнет и так сладостно прижимать ее к себе… — Надеюсь, я не напугал тебя.
— Конечно, напугал, — ответила Джоанна абсолютно спокойно. — Что ты делаешь здесь, словно ночной воришка, Джеффри? Как ты проник сюда?
Джеффри ответил озорной улыбкой.
— Попасть в замок не составило для меня труда. Все ваши люди отлично знают меня. Мне только пришлось сказать им, что я хочу преподнести тебе сюрприз. Они уже все знают — одному Богу известно откуда — о нашей помолвке. Джоанна… Джоанна, я должен… поговорить с тобой. — Он произносил слова медленно, будто делая усилие.
С минуту девушка молчала, пытаясь разглядеть лицо Джеффри в вечерних семерках.
— О чем же? — тихо спросила она.
На протяжении всего пути от Хемела Джеффри строил в уме разные доводы и придумывал умные вопросы, которые объяснили бы его присутствие здесь и выявили знания Джоанны (либо отсутствие таковых) относительно сбора и отправки военных поставок. Однако теперь он только спросил:
— Ты действительно хочешь выйти за меня замуж, Джоанна?
Девушка пристально посмотрела на Джеффри, слегка подняв голову: он был выше ее ростом.
— Я не возражаю против этого, — несколько неуверенно ответила она.
— Не из страха ли перед матерью ты на это идешь?
— Я не боюсь своей матушки!
Тон голоса Джоанны поразил Джеффри.
— Ведь ты всегда так послушна…
На этот раз девушка широко улыбнулась:
— Не всегда. Однако, Джеффри, почему бы мне не проявлять послушание? Мы с матушкой почти всегда думаем одинаково. Ты полагаешь, что я пойду наперекор матери вопреки здравому смыслу, лишь бы позлить ее? Кроме того, я не люблю ссориться. Не так-то уж много вещей, из-за которых действительно стоит ссориться.
На мгновение изумленный Джеффри лишился дара речи, а затем резко и чуть обиженно выдохнул:
— Значит, по-твоему, замужество не стоит того, чтобы ради него пойти на ссору?
— Будь благоразумным, Джеффри. Я должна выйти замуж за кого-нибудь. — Теперь была удивлена Джоанна, хотя и не могла разглядеть в темноте ничего, кроме неясного пятна в том месте, где находилось лицо Джеффри. — О, мне все ясно: жениться не хочешь ты!
Голос Джоанны оставался бесстрастным, словно этот вопрос не имел для нее большого значения. На самом деле, несмотря на самообладание, Джоанну охватили противоречивые, не выразимые словами чувства. Сначала возникло сильное и непонятное ей до конца разочарование. Гордость девушки была уязвлена, и она попыталась компенсировать это презрением. Значит, Джеффри боится своего отца и хочет возложить всю вину за отказ от брачного соглашения на нее! Вслед за этим последовала злость и, самое любопытное, грустное чувство облегчения, будто Джоанна только что избежала огромной, не ясной до конца, но вместе с тем желанной опасности.
— Дурочка! Это не так! — воскликнул Джеффри, схватив Джоанну за руки.
Он в равной степени удивлялся и своим словам, и негодованию. Джеффри не знал, чего ожидать от Джоанны, но не мог и предположить, что она проявит такую невозмутимость и откровенное равнодушие. Значит, она просто должна выйти замуж, все равно за кого. Подойдет любая куча дерьма! Вне сомнения, не существовало мужчины, которого она считала бы равным себе!
— Ты думаешь, я идиот? — с сарказмом спросил Джеффри. — Где мне еще найти более достойную невесту? Ты очень красива, Джоанна, сказочно богата… и имеешь массу достоинств. Я только хотел убедиться, что не проглочу невинную жертву, которая этого совершенно не хочет. Но, вижу, ты знаешь, что тебя ждет.
К счастью, его сарказм опоздал на несколько ударов сердца. Вместо желания и дальше обвинять Джеффри, Джоанну вдруг захлестнула отчаянная радость. Однако тут же возникло смутное ощущение некоей ужасной опасности. Джоанна знала, что должна бежать от этой опасности, но в то же время жаждала ее.
— Так, значит, ты считал, что моя матушка способна принести меня в жертву нуждам Иэна? — Голос Джоанны несколько дрожал, видимо, от неуверенности. — Я так не думаю, — поспешила добавить она, не желая подробно останавливаться на этой теме. — Во всяком случае, такой вопрос даже не возникал… по крайней мере, в связи с тобой… По правде говоря, Джеффри, я была очень польщена, когда мне предложили тебя. Я знаю тебя давно и хорошо. Мне показалось, что ты — самая подходящая пара для меня.
— Едва ли я тебе ровня! — произнес подавленным голосом юноша, разгневанный безмятежной рассудительностью этой красавицы. Как выжечь хотя бы маленькую искорку из Джоанны?
— Зачем ты так говоришь? — Джоанна сказала это скорее с тем же насмешливым и намеренным практицизмом, нежели с искренним волнением. — С обеих сторон ты унаследовал отличную кровь. Как и я, ты владеешь прекрасными землями или будешь владеть. Ты — сын графа и приближенный короля. И у тебя, должно быть, отличные боевые качества, иначе Иэн не доверил бы тебе наших людей.
На мгновение Джеффри охватило неистовое желание оттолкнуть Джоанну, закричать, что он не желает этого брака, вернуться назад в Солсбери и убедить отца не заключать брачное соглашение, сказать ему, что женитьба на Джоанне для него невыносима. Как он сможет ужиться рядом с таким благоразумным совершенством, целовать его, ласкать, спать с ним… Кем он будет? Прекрасным жеребцом для размножения? Подходящей заменой для военных действий? Политической пешкой? Но, вспомнив о бесконечной доброте отца, о его безграничном чувстве долга, Джеффри только тяжело вздохнул: чего бы ему ни стоил брак с Джоанной, он не имеет права разочаровывать Иэна, которому обязан всем!
— Если ты уверена, что тебя все устраивает, Джоанна, тогда я тоже вполне доволен, — мягко и спокойно сказал он. — Давай присядем, если ты не очень замерзла. Я хочу обсудить с тобой некоторые практические вопросы.
3.
Заметив, как заходил кадык Джеффри, леди Эла и сама прикусила язык. Не так уж часто она ошибалась относительно тех или иных людей, но чувство вины перед пасынком заставляло ее чрезмерно беспокоиться о его счастье и порой толкало на бестактность.
— Джеффри, — уже более спокойно продолжала говорить она, — ты не имеешь права обижать Джоанну или умалять ее достоинства. Но что должна чувствовать девушка, когда ей скажут, что муж выбрал ее только из чувства долга по отношению к ее отчиму?
— Джоанна может не опасаться за свои женские достоинства. Если она не слепа, то должна видеть, что все мужчины вокруг смотрят на нее с вожделением, как похотливые кобели, — хмуро вставил Джеффри.
— Джоанна и мысли себе подобной не допускает! — взревел граф Солсбери. — Я тебе уже говорил, что она — Порядочная, скромная девушка!
— Вильям! Мое сердце вот-вот выскочит из груди! Не кричи на Джеффри! А ты, Джеффри, совершенно не прав. Я не говорю, будто Джоанна не знает о своей красоте. Иэн, между прочим, про свою тоже знает. Много радости ему это доставляет?
Джеффри потупил глаза. Леди Эла удовлетворенно наблюдала за Джеффри. Она отлично знала, что женщины возлагают на свою внешность гораздо больше надежд, чем мужчины. Джоанна охотно воспользовалась бы своей красотой в случае необходимости. Однако Джеффри не понимает этого. К тому же он боится красивых женщин и не доверяет им. Леди Эла хотела быть уверенной, что он не станет порицать и делать пренебрежительные замечания такой гордой девушке, как Джоанна.
— Более того… — Леди Эла решила обратить внимание юноши на еще одну проблему. — Ты должен знать: Элинор твердила своей дочери с самой колыбели, что, даже если бы та родилась косоглазой горбуньей с козлиными ногами, ее желали бы не меньше из-за приданого и наследства. — Леди Эла снова покачала головой. — Понимаешь, чего я опасаюсь? Я толкую тебе, что у Джоанны сильный характер. Тебе как ее мужу, вынужденному разрываться между ревностью и необходимостью доказывать, что она — не просто средство завладеть ее богатствами, придется решать тяжелую задачу.
— Ради Бога, Эла, перестань! — не выдержал граф.
— Все это не важно, — решительно заявил Джеффри. — Я не передумаю. Миледи не сообщила мне ничего нового… ничего такого, чего я не знаю или чему не могу найти объяснения. Когда вы намереваетесь отбыть в Роузлинд, милорд?
Граф Солсбери мельком взглянул на жену, а потом сказал:
— Недели через две. А что такое?
— Я хотел бы уладить… кое-какие личные вопросы, если вы предоставите мне отсрочку. Если я пока не нужен, то предпочел бы присоединиться к вам в Роузлинде.
— Личные вопросы? Джеффри, ты не солгал мне? Ты…
— Нет, милорд. Я искренен как никогда… возможно, даже слишком, ибо вижу, что опечалил вас. Я просто подумал, что, если мне придется возглавить людей Иэна, у меня не останется времени для себя. Хочу заглянуть в свои замки.
— Сейчас это как раз кстати, — одобрительно заметил граф. — Иэн сделал прекрасный выбор… Полагаю, ни он, ни я и придумать ничего лучшего не могли. Поезжай, конечно же, но не опаздывай в Роузлинд.
Джеффри направился к выходу.
— Подожди! — окликнул его отец. — У тебя хватит денег?
— Хватит, чтобы добраться до Хемела, а там у меня денег больше чем достаточно.
Граф Солсбери открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но его опередил пронзительный крик леди Элы:
— В Роузлинд! Через две недели! Я ни за что не успею подготовиться! Ни за что!
Джеффри сжал губы. Вильям поднял глаза, закивал головой и махнул рукой сыну, чтобы тот уходил. Джеффри поклонился леди Эле и направился к двери. Он шел по огромному залу, сопровождаемый неутихающими жалобами мачехи, подробно излагавшей детали подготовки к поездке, сетовавшей, что она просто не в состоянии справиться со всем в такой ничтожно короткий срок.
Однако как только Джеффри достиг лестницы, он сразу предал все жалобы леди Элы забвению. Молодого человека тут же поглотили собственные заботы. С ним никогда не случалось ничего подобного — ни по важности, ни по степени опасности. Возглавить вассалов Иэна, Элинор и Адама!.. Глаза Джеффри расширились от гордости, смешанной, однако, со страхом: скоро он возглавит войско, не уступающее королевской армии, которой командует его отец. Но как управиться с такой массой людей? «Так, — успокоил он себя. — Надо собраться с мыслями и повторить все, что делал в таких случаях Иэн. Не стоит преждевременно впадать в панику». Он вспомнил, что лорд Иэн во время походов старался поговорить с каждым воином, и за несколько дней узнавал о своих людях все… по крайней мере, что касается их настроения: кто весел, кто чем недоволен, кто готов выполнить долг, а кто старается увильнуть. Таким образом он решал, проявить к недовольному внимание или забыть о нем, выяснял, чего можно ждать от того или иного человека в сражении. После этого Иэн до полуночи писал жене сердитые письма, требуя еще и еще денег, провианта и оружия, жалуясь на плохое качество уже полученных припасов, на их запоздалость или же доставку не в тот пункт назначения.
Тут Джеффри задумался. В его случае подобные письма станет получать Джоанна. После того как отец предложил ему роль заместителя Иэна, он впервые серьезно подумал о девушке. Он слушал леди Элу и отвечал на ее вопросы о Джоанне без всякого энтузиазма, полностью уже поглощенный грезами о славе побед и кошмарами поражений. Джеффри представлял себе обозы, доставляющие в лагерь бочонки с соленым мясом, пшеницу, рыбу и головки сыра. Почти все припасы, за исключением тех, что Иэн приобретал на месте, несли на себе печать забот леди Элинор. Счета тоже находились в ее ведении. А сколько лет Джоанне? Четырнадцать? Нет, пятнадцать. Неужели он будет зависеть от этой девочки?
Возможно, Джоанна лучше справится с делами, путешествуя от поместья к поместью, подгоняя людей, собирая провиант, производя осмотры. Леди Эла не выполняла подобных обязанностей, но она обучала управляющих хозяйствами и сенешалей, а во владениях леди Элинор таких людей мало. Бесспорно, каждое хозяйство имеет своего управляющего, но леди Элинор сама контролирует их службу. Джеффри знает, что, если у Джоанны ничего не получится, то у него и подавно, как бы он ни старался.
Он упорно пытался вспомнить все, что знал о Джоанне, но ничто из известного ему ни на йоту не приближало его к решению проблемы. Все, что он помнил, — лишь смех девушки, подшучивание над знакомыми ему напыщенными оруженосцами. Она вовлекала Джеффри в свои шутки, шумные игры в жмурки или горячие печки.
Было несколько и более серьезных воспоминаний: слезы на лице Джоанны, когда она замещала свою мать, выполняя роль главной плакальщицы на похоронах только что родившейся сестрички; нежность, с какой она приняла от Джеффри в подарок едва живого слепого щенка. Но эти смех, печаль и нежность не могли ответить на вопрос Джеффри: способна ли Джоанна оказать должную поддержку, если ему придется возглавить людей Иэна?
Джеффри постарался отогнать ненужные мысли, убеждая себя, что Иэн и Элинор никогда бы не взвалили все бремя ответственности на юные плечи девушки. Но он не смог долго обманывать себя подобным утешением. Если Иэн готов доверить Джеффри возглавить войско, то вряд ли ему могло прийти в голову, что Джоанна не подходит для новой роли. Возможно, Джеффри самому следует высказать эту мысль. Но, не успев сформулировать свою идею до конца, он содрогнулся. Сказать Иэну, что Джоанна совершенно не подходит для такой затеи, — значит, просто вызвать вспышку гнева.
Очевидно, Джеффри просто нужно самому поговорить с Джоанной и сделать это немедленно, еще до помолвки. Как только брачное соглашение будет подписано, Джеффри свяжет себя по рукам и ногам, а до того он может поставить условия, потребовать приставить к Джоанне опытного советника. Самое главное: Джеффри должен поговорить с девушкой наедине. Разговор в присутствии Иэна или Элинор не даст результата: Иэн либо разозлится, либо начнет давать Джоанне советы, а в присутствии Элинор она всегда оставалась в тени, полностью полагаясь на мать.
* * *
Джоанна отложила в сторону вышивание, в котором почти совсем не продвинулась, и накинула мантию. Лютые февральские морозы прошли, но мартовскими вечерами все еще было довольно холодно, даже во внутреннем садике, где и намеревалась погулять Джоанна. Сад, где росли пряности, был ее любимым и заветным местом. Именно Джоанна ухаживала за этим садом, который леди Элинор, как хорошая хозяйка, сочла необходимым разбить во внутреннем дворе замка. Правда, сама Элинор обладала слишком нетерпеливым нравом, чтобы по-настоящему оценить растения. Чересчур уж медленно они реагировали на заботу о них: не виляли хвостиками, весело приветствуя вас, не терлись мягкими мордочками, не смотрели преданными глазами и не выказывали никакой благодарности за доброту.Поэтому заботы о саде взяла на себя Джоанна. Все здесь ей было любо: и свежий запах мокрой земли ранней весной, и пьянящий, душистый аромат цветов летом. Даже голая земля, обещавшая зимой новую жизнь, была очень дорога ей. Джоанна никогда не уставала от прогулок по саду, внимательно изучая плохие для будущего сезона приметы, уже с зимы планируя, что посадить весной, раздумывая о том, какой соберут осенью урожай.
Прошла уже неделя после того, как ей сообщили о предстоящей помолвке. Перспектива оказаться женой не пугала Джоанну. В конце концов, она знала Джеффри почти всю свою жизнь. Он часто и подолгу жил в Роузлинде. Когда он приедет вскоре, им придется делить супружеское ложе, а не расставаться по вечерам — вот и все.
Тем не менее день ото дня в ее душе нарастало смутное беспокойство. Джоанна корила себя, успокаивала, пыталась внушить себе, что помолвка не внесет в ее жизнь существенных изменений — ведь ей даже не придется покидать Роузлинд, однако обнаружила, что благоразумие не в силах справиться с неведомыми доселе эмоциями. Джоанна не могла сосредоточиться ни на своих повседневных делах, ни на обычных разговорах. Ее преследовало непреодолимое желание остаться одной и хорошенько обо всем подумать. Но размышления, похоже, ничего не проясняли. Она не раз пыталась спокойно все взвесить, но не могла сосредоточиться. Просто сидела, гуляла или каталась верхом. Чувства, беспокоившие ее, были непонятными, загадочными: иногда ей казалось, что перед нею разверзается бездна, и хотелось, как в детстве, спрятать лицо в широких складках маминого платья, иногда ее бросало в жар, словно было трудно дышать, иногда становилось почему-то нестерпимо стыдно глядеть в глаза отчиму и матери. Джоанне хотелось и расцеловать, и убить свою матушку за упрямую слепоту к страданиям дочери. Преследовавшее девушку неведомое желание становилось непреодолимым.
У калитки Джоанна повернулась и сказала твердым голосом:
— Стоять!
Брайан заскулил, но послушно прижался к земле. Осторожно отворив калитку, Джоанна медленно пошла по главной дорожке. Она не отрывала глаз от грядок, но начинало темнеть, и становилось трудно что-либо разглядеть на них. Вдруг внимание девушки привлек какой-то шорох справа. Джоанна невольно вскрикнула и ускорила шаг в направлении шума. В стенах замка количество вредителей, с которыми приходилось бороться садовнику, весьма ограничено: зайцы, сурки и кроты исключены, а вот коты и крысы любили полакомиться нежной и душистой молодой зеленью.
Джоанна бесшумно шла по тропинке. Кота можно и прогнать, но, если это крыса, придется ставить капканы. Глаза Джоанны бегло скользнули по вскопанным грядкам в поисках каких-нибудь следов, выдающих присутствие зверька, но ничего не обнаружили.
Впереди росли розы, которые вились по решеткам, окружавшим скамейку. Джоанна удивилась — здесь-то что могло привлечь внимание животного? А если вредитель нашел укрытие где-нибудь среди камышей или за ними? Уже почти стемнело, гоняться в темноте неизвестно за кем не имеет смысла. Джоанна, покружив немного, решила топнуть ногой, закричать и хотя бы спугнуть пришельца.
Но ей так и не удалось ничего сделать. Прежде чем она успела что-либо сообразить, чья-то твердая ладонь прикрыла ей рот, а сильная рука обвила талию.
— Тише, Джоанна, не кричи. Это я, Джеффри. — Готовое к сопротивлению тело девушки чуть расслабилось, но Джеффри не очень охотно отпустил ее: от девушки так приятно пахнет и так сладостно прижимать ее к себе… — Надеюсь, я не напугал тебя.
— Конечно, напугал, — ответила Джоанна абсолютно спокойно. — Что ты делаешь здесь, словно ночной воришка, Джеффри? Как ты проник сюда?
Джеффри ответил озорной улыбкой.
— Попасть в замок не составило для меня труда. Все ваши люди отлично знают меня. Мне только пришлось сказать им, что я хочу преподнести тебе сюрприз. Они уже все знают — одному Богу известно откуда — о нашей помолвке. Джоанна… Джоанна, я должен… поговорить с тобой. — Он произносил слова медленно, будто делая усилие.
С минуту девушка молчала, пытаясь разглядеть лицо Джеффри в вечерних семерках.
— О чем же? — тихо спросила она.
На протяжении всего пути от Хемела Джеффри строил в уме разные доводы и придумывал умные вопросы, которые объяснили бы его присутствие здесь и выявили знания Джоанны (либо отсутствие таковых) относительно сбора и отправки военных поставок. Однако теперь он только спросил:
— Ты действительно хочешь выйти за меня замуж, Джоанна?
Девушка пристально посмотрела на Джеффри, слегка подняв голову: он был выше ее ростом.
— Я не возражаю против этого, — несколько неуверенно ответила она.
— Не из страха ли перед матерью ты на это идешь?
— Я не боюсь своей матушки!
Тон голоса Джоанны поразил Джеффри.
— Ведь ты всегда так послушна…
На этот раз девушка широко улыбнулась:
— Не всегда. Однако, Джеффри, почему бы мне не проявлять послушание? Мы с матушкой почти всегда думаем одинаково. Ты полагаешь, что я пойду наперекор матери вопреки здравому смыслу, лишь бы позлить ее? Кроме того, я не люблю ссориться. Не так-то уж много вещей, из-за которых действительно стоит ссориться.
На мгновение изумленный Джеффри лишился дара речи, а затем резко и чуть обиженно выдохнул:
— Значит, по-твоему, замужество не стоит того, чтобы ради него пойти на ссору?
— Будь благоразумным, Джеффри. Я должна выйти замуж за кого-нибудь. — Теперь была удивлена Джоанна, хотя и не могла разглядеть в темноте ничего, кроме неясного пятна в том месте, где находилось лицо Джеффри. — О, мне все ясно: жениться не хочешь ты!
Голос Джоанны оставался бесстрастным, словно этот вопрос не имел для нее большого значения. На самом деле, несмотря на самообладание, Джоанну охватили противоречивые, не выразимые словами чувства. Сначала возникло сильное и непонятное ей до конца разочарование. Гордость девушки была уязвлена, и она попыталась компенсировать это презрением. Значит, Джеффри боится своего отца и хочет возложить всю вину за отказ от брачного соглашения на нее! Вслед за этим последовала злость и, самое любопытное, грустное чувство облегчения, будто Джоанна только что избежала огромной, не ясной до конца, но вместе с тем желанной опасности.
— Дурочка! Это не так! — воскликнул Джеффри, схватив Джоанну за руки.
Он в равной степени удивлялся и своим словам, и негодованию. Джеффри не знал, чего ожидать от Джоанны, но не мог и предположить, что она проявит такую невозмутимость и откровенное равнодушие. Значит, она просто должна выйти замуж, все равно за кого. Подойдет любая куча дерьма! Вне сомнения, не существовало мужчины, которого она считала бы равным себе!
— Ты думаешь, я идиот? — с сарказмом спросил Джеффри. — Где мне еще найти более достойную невесту? Ты очень красива, Джоанна, сказочно богата… и имеешь массу достоинств. Я только хотел убедиться, что не проглочу невинную жертву, которая этого совершенно не хочет. Но, вижу, ты знаешь, что тебя ждет.
К счастью, его сарказм опоздал на несколько ударов сердца. Вместо желания и дальше обвинять Джеффри, Джоанну вдруг захлестнула отчаянная радость. Однако тут же возникло смутное ощущение некоей ужасной опасности. Джоанна знала, что должна бежать от этой опасности, но в то же время жаждала ее.
— Так, значит, ты считал, что моя матушка способна принести меня в жертву нуждам Иэна? — Голос Джоанны несколько дрожал, видимо, от неуверенности. — Я так не думаю, — поспешила добавить она, не желая подробно останавливаться на этой теме. — Во всяком случае, такой вопрос даже не возникал… по крайней мере, в связи с тобой… По правде говоря, Джеффри, я была очень польщена, когда мне предложили тебя. Я знаю тебя давно и хорошо. Мне показалось, что ты — самая подходящая пара для меня.
— Едва ли я тебе ровня! — произнес подавленным голосом юноша, разгневанный безмятежной рассудительностью этой красавицы. Как выжечь хотя бы маленькую искорку из Джоанны?
— Зачем ты так говоришь? — Джоанна сказала это скорее с тем же насмешливым и намеренным практицизмом, нежели с искренним волнением. — С обеих сторон ты унаследовал отличную кровь. Как и я, ты владеешь прекрасными землями или будешь владеть. Ты — сын графа и приближенный короля. И у тебя, должно быть, отличные боевые качества, иначе Иэн не доверил бы тебе наших людей.
На мгновение Джеффри охватило неистовое желание оттолкнуть Джоанну, закричать, что он не желает этого брака, вернуться назад в Солсбери и убедить отца не заключать брачное соглашение, сказать ему, что женитьба на Джоанне для него невыносима. Как он сможет ужиться рядом с таким благоразумным совершенством, целовать его, ласкать, спать с ним… Кем он будет? Прекрасным жеребцом для размножения? Подходящей заменой для военных действий? Политической пешкой? Но, вспомнив о бесконечной доброте отца, о его безграничном чувстве долга, Джеффри только тяжело вздохнул: чего бы ему ни стоил брак с Джоанной, он не имеет права разочаровывать Иэна, которому обязан всем!
— Если ты уверена, что тебя все устраивает, Джоанна, тогда я тоже вполне доволен, — мягко и спокойно сказал он. — Давай присядем, если ты не очень замерзла. Я хочу обсудить с тобой некоторые практические вопросы.
3.
Даже в полдень в большом зале замка Роузлинд царил полумрак. Свет, проникавший через западные окна, терялся в огромном пространстве, образуя лишь матовые блики. Его вполне хватало, чтобы видеть, но все казалось тусклым, с неясными мерцающими формами. Вокруг неторопливо суетились слуги, убирая со стола остатки обеда. Лучшие куски клали в корзины, чтобы отдать у ворот нищим, небольшие объедки сбрасывали прямо на пол, где их украдкой таскали коты, собаки, мыши и крысы.
Когда поднимали огромные столы на козлах и сваливали их в кучу у стены, был слышен шум, но не слишком сильный. По правде говоря, слуги изо всех сил старались поддерживать тишину, ибо хотели послушать, как поет и играет лорд Джеффри, которого считали искуснее любого менестреля. Чистое, хотя и негромкое, звучание голоса, наполненное самой жизнью, необычайной прелестью разливалось по замку.
Джеффри Фиц-Вильям смотрел в зал, словно следя глазами за полетом своих звуков.
Та, что так прекрасна и светла, velud mans stella,
Светлее солнечного дня, parens et puella!
Взываю я к тебе: скажи,
Читает ли твой сын молитвы за меня tarn pia
И чтобы я к тебе вернулся, Maria.
Песня заканчивалась повторением первой строфы, потом наступила тишина.
— Я и не знала, что ты умеешь петь на английском.
Медленно, словно нехотя, Джеффри перевел взгляд от тусклого полумрака зала на силуэт Джоанны, сидевшей у окна. Май выдался исключительно теплым. Солнечные лучи врывались в открытые ставни, вспыхивая яркими бусинками на верхней губке Джоанны и язычками пламени на ее роскошных косах. Вообще-то говоря, согласно правилам, Джеффри не должен был их видеть — волосы скромной девушке следовало собирать в узел и прятать под скромным апостольником. Но после возвращения с судебного заседания Джоанна решительно заявила, что просто устала париться из-за каких-то дурацких приличий: находишься дома — надевай апостольник, выходишь — не забудь золотые булавки… Расправишь косы — и тебя съедят заживо!
Поначалу Джеффри откровенно любовался Джоанной. Обычно девушка была просто образцом пристойности. Но уж если она хотела выйти за рамки привычных норм, то делала это с такой уверенностью, что необычное казалось единственно разумным и целесообразным из всех возможных поступком. Естественно, в поведении Джоанны не было ничего вызывающего. Если бы Джеффри избавился от доспехов, оставшись лишь в рубахе и штанах, на нем оказалось бы одежды гораздо меньше, чем на Джоанне.
Охлажденное вино утолило первый приступ жажды, но теперь, похоже, начинался второй. Во время всего своего пения Джеффри настолько сильно ощущал близость Джоанны, словно она прижималась к нему. Странное, томительное и сладостное ощущение волнами накатывало на юношу.
Когда вчера Джеффри прибыл в Роузлинд, он чувствовал себя явно неловко. Он не виделся с Джоанной с тех пор, как они обручились первого апреля. После церемонии гости разъехались, а Джеффри с Иэном совершили изнурительный шестимесячный объезд поместий, призывая всех вассалов и смотрителей замков собраться в Уайтчерче и присягнуть на верность новому господину. Все прошло гораздо спокойнее, чем ожидал Джеффри. Его знали и любили в землях Элинор.
Теперь же, когда леди Элинор и лорд Иэн отправились в Ирландию, Джеффри ничего не оставалось, как вернуться в замок Роузлинд. Если бы Джеффри приехал в Солсбери, отец решил бы, что сын избегает общества будущей жены. К тому же Джеффри должен был уладить с Джоанной немало дел. Это можно, конечно, осуществить и посредством переписки, но он счел необходимым лично доставить своей невесте известие о благополучном прибытии ее родителей в Ирландию.
Этот здравый довод владел Джеффри лишь до тех пор, пока он не оказался в часе езды от Роузлинда. Тут он начал гадать, что сказать Джоанне, как объяснить, почему он оказался в двухстах милях от места, где армия должна встретиться с королем. По существу, Джеффри уже начал сомневаться в оправданности своего приезда в Роузлинд.
Однако по прибытии он не испытал ни малейших неудобств. Джоанна явно обрадовалась встрече с ним. Она спустилась во двор замка, чтобы приветствовать его, и приняла известие о благополучном путешествии матери и отчима с благодарностью и удовольствием. Роузлинд теперь будет домом Джеффри, его приезд сюда и услужливость девушки по отношению к жениху совершенно естественны. Джоанна не ощущала абсолютно никаких затруднений. Она даже выкупала Джеффри, совершенно голого, сама, а не перепоручив служанкам, и это казалось ей вполне нормальным. Хотя подобное случилось впервые, не возникло, как ни странно, никакого ощущения новизны. Ничто в обычно румяном лице Джоанны не свидетельствовало о ее смущении, ни словом она не намекнула, что стесняется. Почему же теперь, сидя в пяти футах от нее, Джеффри вдруг так остро ощущает ее физически, словно она танцует перед ним обнаженной?
Ему и в голову не приходило, что Джоанна испытывает те же чувства. Когда вчера она так радушно приняла его, Джеффри увидел в ней верную подругу, на которую можно положиться в трудной ситуации. Казалось, будто Джоанну беспокоит лишь предстоящий суд, который ей надлежало впервые вершить в одиночку, без советчиков.
В пределах Роузлинда Джоанна не сомневалась в своей власти и правах. Она хорошо знала всех мужчин, женщин в поместье и даже крепостных, если и не как людей, то по крайней мере как примерных или беспокойных слуг. Однако сейчас потребовалось разрешить один спор в поселении недалеко от Роузлинда. Здесь она была гораздо менее спокойна. Обычно муниципалитет правил городком без излишнего вмешательства со стороны хозяйки Роузлинда, но на этот раз спор возник в самой достопочтенной городской верхушке, почему им и пришлось обратиться за помощью в замок. Дату заседания назначили еще до того, как был решен вопрос об отъезде леди Элинор, а потом за другими срочными делами и вовсе забыли о нем. Теперь Джоанне пришлось взять на себя незавидную роль вершительницы правосудия.
Приезд Джеффри оказался просто манной небесной. Его внушительная вооруженная свита послужила бы действенным стимулом подчиниться решению Джоанны, если оно не получит признания, а присутствие самого будущего хозяина земель стало бы гарантией укрепления авторитета молодой леди. Джеффри не принимал участия в разбирательствах: просто молча стоял в своих доспехах справа от кресла Джоанны, являя собой ощутимый символ абсолютной власти судьи, несмотря на ее молодость и очарование.
Вообще говоря, вопрос не стоил ни сомнений Джоанны в своей правоте, ни присутствия Джеффри. Будь девушка постарше, она сразу поняла бы, что предстоит обычное, хотя и неприятное разбирательство. Как только Джоанна спокойно уселась, опустив глаза, и прикусила губу, чтобы сдержать приступ смеха, оказалось, что ее темперамент гораздо лучше подходит для решения этой проблемы, нежели темперамент леди Элинор. Она проявила исключительное терпение, слушая чванливые пререкания противников (и отнюдь не называла их при этом публично идиотами, как не преминула бы леди Элинор), тем самым Джоанне удалось удовлетворить уязвленную гордость одной стороны, не оскорбляя при этом другую.
Когда поднимали огромные столы на козлах и сваливали их в кучу у стены, был слышен шум, но не слишком сильный. По правде говоря, слуги изо всех сил старались поддерживать тишину, ибо хотели послушать, как поет и играет лорд Джеффри, которого считали искуснее любого менестреля. Чистое, хотя и негромкое, звучание голоса, наполненное самой жизнью, необычайной прелестью разливалось по замку.
Джеффри Фиц-Вильям смотрел в зал, словно следя глазами за полетом своих звуков.
Та, что так прекрасна и светла, velud mans stella,
Светлее солнечного дня, parens et puella!
Взываю я к тебе: скажи,
Читает ли твой сын молитвы за меня tarn pia
И чтобы я к тебе вернулся, Maria.
Песня заканчивалась повторением первой строфы, потом наступила тишина.
— Я и не знала, что ты умеешь петь на английском.
Медленно, словно нехотя, Джеффри перевел взгляд от тусклого полумрака зала на силуэт Джоанны, сидевшей у окна. Май выдался исключительно теплым. Солнечные лучи врывались в открытые ставни, вспыхивая яркими бусинками на верхней губке Джоанны и язычками пламени на ее роскошных косах. Вообще-то говоря, согласно правилам, Джеффри не должен был их видеть — волосы скромной девушке следовало собирать в узел и прятать под скромным апостольником. Но после возвращения с судебного заседания Джоанна решительно заявила, что просто устала париться из-за каких-то дурацких приличий: находишься дома — надевай апостольник, выходишь — не забудь золотые булавки… Расправишь косы — и тебя съедят заживо!
Поначалу Джеффри откровенно любовался Джоанной. Обычно девушка была просто образцом пристойности. Но уж если она хотела выйти за рамки привычных норм, то делала это с такой уверенностью, что необычное казалось единственно разумным и целесообразным из всех возможных поступком. Естественно, в поведении Джоанны не было ничего вызывающего. Если бы Джеффри избавился от доспехов, оставшись лишь в рубахе и штанах, на нем оказалось бы одежды гораздо меньше, чем на Джоанне.
Охлажденное вино утолило первый приступ жажды, но теперь, похоже, начинался второй. Во время всего своего пения Джеффри настолько сильно ощущал близость Джоанны, словно она прижималась к нему. Странное, томительное и сладостное ощущение волнами накатывало на юношу.
Когда вчера Джеффри прибыл в Роузлинд, он чувствовал себя явно неловко. Он не виделся с Джоанной с тех пор, как они обручились первого апреля. После церемонии гости разъехались, а Джеффри с Иэном совершили изнурительный шестимесячный объезд поместий, призывая всех вассалов и смотрителей замков собраться в Уайтчерче и присягнуть на верность новому господину. Все прошло гораздо спокойнее, чем ожидал Джеффри. Его знали и любили в землях Элинор.
Теперь же, когда леди Элинор и лорд Иэн отправились в Ирландию, Джеффри ничего не оставалось, как вернуться в замок Роузлинд. Если бы Джеффри приехал в Солсбери, отец решил бы, что сын избегает общества будущей жены. К тому же Джеффри должен был уладить с Джоанной немало дел. Это можно, конечно, осуществить и посредством переписки, но он счел необходимым лично доставить своей невесте известие о благополучном прибытии ее родителей в Ирландию.
Этот здравый довод владел Джеффри лишь до тех пор, пока он не оказался в часе езды от Роузлинда. Тут он начал гадать, что сказать Джоанне, как объяснить, почему он оказался в двухстах милях от места, где армия должна встретиться с королем. По существу, Джеффри уже начал сомневаться в оправданности своего приезда в Роузлинд.
Однако по прибытии он не испытал ни малейших неудобств. Джоанна явно обрадовалась встрече с ним. Она спустилась во двор замка, чтобы приветствовать его, и приняла известие о благополучном путешествии матери и отчима с благодарностью и удовольствием. Роузлинд теперь будет домом Джеффри, его приезд сюда и услужливость девушки по отношению к жениху совершенно естественны. Джоанна не ощущала абсолютно никаких затруднений. Она даже выкупала Джеффри, совершенно голого, сама, а не перепоручив служанкам, и это казалось ей вполне нормальным. Хотя подобное случилось впервые, не возникло, как ни странно, никакого ощущения новизны. Ничто в обычно румяном лице Джоанны не свидетельствовало о ее смущении, ни словом она не намекнула, что стесняется. Почему же теперь, сидя в пяти футах от нее, Джеффри вдруг так остро ощущает ее физически, словно она танцует перед ним обнаженной?
Ему и в голову не приходило, что Джоанна испытывает те же чувства. Когда вчера она так радушно приняла его, Джеффри увидел в ней верную подругу, на которую можно положиться в трудной ситуации. Казалось, будто Джоанну беспокоит лишь предстоящий суд, который ей надлежало впервые вершить в одиночку, без советчиков.
В пределах Роузлинда Джоанна не сомневалась в своей власти и правах. Она хорошо знала всех мужчин, женщин в поместье и даже крепостных, если и не как людей, то по крайней мере как примерных или беспокойных слуг. Однако сейчас потребовалось разрешить один спор в поселении недалеко от Роузлинда. Здесь она была гораздо менее спокойна. Обычно муниципалитет правил городком без излишнего вмешательства со стороны хозяйки Роузлинда, но на этот раз спор возник в самой достопочтенной городской верхушке, почему им и пришлось обратиться за помощью в замок. Дату заседания назначили еще до того, как был решен вопрос об отъезде леди Элинор, а потом за другими срочными делами и вовсе забыли о нем. Теперь Джоанне пришлось взять на себя незавидную роль вершительницы правосудия.
Приезд Джеффри оказался просто манной небесной. Его внушительная вооруженная свита послужила бы действенным стимулом подчиниться решению Джоанны, если оно не получит признания, а присутствие самого будущего хозяина земель стало бы гарантией укрепления авторитета молодой леди. Джеффри не принимал участия в разбирательствах: просто молча стоял в своих доспехах справа от кресла Джоанны, являя собой ощутимый символ абсолютной власти судьи, несмотря на ее молодость и очарование.
Вообще говоря, вопрос не стоил ни сомнений Джоанны в своей правоте, ни присутствия Джеффри. Будь девушка постарше, она сразу поняла бы, что предстоит обычное, хотя и неприятное разбирательство. Как только Джоанна спокойно уселась, опустив глаза, и прикусила губу, чтобы сдержать приступ смеха, оказалось, что ее темперамент гораздо лучше подходит для решения этой проблемы, нежели темперамент леди Элинор. Она проявила исключительное терпение, слушая чванливые пререкания противников (и отнюдь не называла их при этом публично идиотами, как не преминула бы леди Элинор), тем самым Джоанне удалось удовлетворить уязвленную гордость одной стороны, не оскорбляя при этом другую.