Страница:
Книга вторая
В неведомом лесу
19
Остатки ночной мглы еще таились в пышной зелени леса, но блеклое предрассветное небо с каждой минутой становилось ярче. Кривоглаз стряхнул с себя капли росы и затопал затекшими за ночь лапами; с непривычки спать в лесу он продрог до костей.
Тем временем почти все крысы уже проснулись и, зевая, протирали глаза.
— Ну и видок у вас, братва, — ухмыльнулся капитан. — Давайте-ка побыстрее разминайте кости, солнце уже встает. Денек выдался славный, как раз для новоселья. А теперь слушайте сюда. У меня тут созрел хорошенький план. Башка у старины Кривоглаза работает, и, коли вы не будете ему перечить, заживете как короли.
Верзила Флэгг, выдра, был покладистым малым, всегда готовым оказать услугу. Его-то матушка Меллус, которая сильно беспокоилась о сбежавших без спросу Дандине и Дарри, и послала вдогонку. Она не сомневалась, что такому здоровенному парню ничего не стоит поймать беглецов к привести их обратно. Флэгг решил отправиться в путь с утра пораньше. Проснувшись еще до рассвета, он забросил за плечо мешок с едой, проверил, на месте ли его праща, и потихоньку выскользнул через плетеную калитку в северной стене аббатства. Но, углубившись в лес, он заметил кое-что заставившее его насторожиться. Он замедлил шаг и притаился в ясеневой рощице — отсюда ему открылось жуткое зрелище.
Кривоглаз собрал всех гребцов-невольников — на «Темной королеве» это были в основном полевые мыши и землеройки. Отощавшие, изможденные, оборванные, они неровной шеренгой выстроились на тропе. А в придорожной канаве притаилось не меньше сотни крыс-пиратов, вооруженных до зубов.
— Слушайте, парни, — командовал крысиный капитан. — Вы останетесь здесь, в засаде. И смотрите не высовывайтесь и не треплитесь громко. А вы, грязный сброд, идите за мной. Чтоб никто не проронил ни звука, ясно? И старайтесь выглядеть этак… побезобиднее… Для вас, доходяг, это дело плевое. Если кто сделает хоть шаг в сторону, ребята в канаве в два счета разорвут его на куски. Как только здешние олухи откроют ворота, чтобы вынести нам еды, я подам знак. Тогда врывайтесь внутрь. Всех, кто будет рыпаться, прикончим. Остальных заставим нам служить.
Все это слышал Флэгг. Не разбирая дороги, он кинулся через лес, влетел в аббатство и крепко-накрепко запер за собой ворота.
Завидев Флэгга, матушка Меллус, которая стояла у недостроенной колокольни, поспешила ему навстречу:
— Флэгг, я-то думала, ты давно ушел…
Флэгг приложил лапу к губам барсучихи:
— Ш-ш-ш! Не так громко! Кажется, в наш дом пришла беда. Но сейчас некогда объяснять. Проверь побыстрее, все ли ворота закрыты. Задвинь хорошенько все засовы. И умоляю, никаких вопросов. Делай, что я сказал, иначе всем нам крышка.
По тону Флэгга мудрая барсучиха поняла, что дело нешуточное. Кивнув, она бросилась к воротам.
Солнце уже взошло. Легкая дымка клубилась над долинами и над тропой, по которой Кривоглаз подвел отряд обтрепанных невольников к главным воротам обители Рэдволл. Подняв голову, крысиный капитан увидел, что аббатские жители уже собрались на крепостной стене и не слишком приветливо посматривают на пришельцев. Такая встреча не предвещала ничего хорошего, но все же Кривоглаз растянул в улыбке зубастую пасть и жалобно затянул:
— Доброе утро, любезные друзья! Чудесная погода сегодня. Денек, похоже, будет жаркий. Скажите, не могу ли я поговорить с кем-нибудь, кто… э… за главного в этом восхитительном месте.
Аббат выступил вперед.
— Я аббат Бернар, настоятель обители Рэдволл, — спокойно и вежливо ответил он. — Чем могу служить тебе, сын мой?
Внизу, в канаве, Кайбо прыснул со смеху.
— Слыхал, приятель? — толкнул он Драноморда. — Оказывается, Кривоглаз его сыночек. Наконец-то бедняга нашел папочку. Ха-ха!
Драноморд прервал его крепкой затрещиной:
— Заткнись, кретин! Молчи и слушай.
— Ах, наконец и нам улыбнулась удача. К кому несчастным путникам обратиться с просьбой, как не к аббату, — вновь завел свою песню Кривоглаз, нащупывая спрятанный под одеждой кинжал. — Вы, верно, уже догадались, что мы — злополучные мореплаватели. Жестокая буря отправила наш корабль на дно, нам чудом удалось спастись. С тех пор лето успело сменить весну, а мы все скитаемся по лесам и долинам, не имея ни крова, ни приюта, ни пропитания, и оглашаем окрестности стонами, словно птицы, лишенные крыльев. Тела наши наги и покрыты ранами, одежда изорвана, и мы вожделеем корочки хлеба как манны небесной! Может, добрые жители аббатства не откажутся помочь нам, горемычным?
Аббат кивнул:
— Разумеется, друзья. В чем вы нуждаетесь? — И он чуть отступил, пропустив вперед Флэгга и Рафа Кисточку.
На этот раз Кривоглаз улыбнулся от души — еще бы, его хитрость удалась!
— Да протекут дни ваши в мире и счастье! Нам нужны лишь хлеб и вода, и ничего больше. Я знаю, вид наш наводит страх, но мы и мухи не обидим. Вам нечего бояться, мы…
На улыбку крысиного капитана Флэгг ответил еще более широкой улыбкой:
— А сколько вас здесь, бедолаг?
Кривоглаз пожал плечами:
— Да так, горстка, все перед вами, приятель. Может, вы откроете ворота и впустите нас внутрь? Мы малость передохнем, а вам не придется трудиться, тащить за ворота хлеб и воду. Поверите ли, мне ни разу в жизни не доводилось бывать в аббатстве.
— Да и на этот раз не доведется, не надейся, прохиндей, — тихо бормотал Раф Кисточка.
Флэгг расплылся в улыбке до ушей:
— Скажи, а что это за шайка притаилась в канаве у дороги?
С видом оскорбленной невинности Кривоглаз метнул взгляд в сторону канавы, все еще окутанной утренней дымкой.
— В какой канаве? — Его злодейская морда выражала крайнее недоумение. — В этой? Здесь нет никакой шайки.
Тебе померещилось, приятель!
Флэгг вытащил пращу.
— Хорек облезлый тебе приятель!
Камень, пущенный выдрой, со свистом рассек воздух и угодил точно в канаву.
— Охохохохо! — Из канавы высунулась голова Клыкача. Он зажимал нос, из которого вовсю хлестала кровь.
— Да убери башку, придурок! — громко прошипел Драноморд.
Раф Кисточка подошел к самым крепостным зубцам и нацелил на Кривоглаза дротик.
— Убирайтесь лучше подобру-поздорову, вы, бандитский сброд!
Кривоглаз не стал дожидаться, пока дротик пробьет ему шкуру. Он отбежал по тропе на безопасное расстояние и заорал во все горло:
— Ко мне, парни! Зададим им жару! Пусть знают наших!
Крысы выбрались из канавы и стеной встали рядом со своим капитаном. Кривоглаз вырвал у Фринка меч и завизжал, размахивая клинком над головой:
— Мое имя Кривоглаз, запомните, недоумки. Я капитан пиратов, моря и океаны дрожат перед нами. А это моя команда, все как один отчаянные рубаки. Врагам нашим нет спасения ни на суше, ни на море. А теперь слушайте, пни деревенские. Лучше сразу сдавайтесь, иначе мы от вашего аббатства камня на камне не оставим. Где вам тягаться с настоящими бойцами? Ну что, дошло, с кем имеете дело?
Юный еж Коклебур, поваренок, не выдержал первым.
В нем вдруг взыграл воинственный дух. Используя свой фартук как пращу, он метнул в Кривоглаза твердую репку.
— Хватит языком молотить! На-ка лучше, перекуси!
Репка попала в единственный глаз крысиного капитана. Кривоглаз рухнул на землю как колода: теперь он окончательно ослеп, его окружала лишь тьма, в которой взрывались всполохи искр.
Драноморд быстро поднял своего капитана и истошно завопил:
— Ну, деревня, теперь пеняйте на себя! Сами напросились! Война так война!
Однако крысы поспешили ретироваться под прикрытие леса, тычками подгоняя невольников.
Рэдволльцы провожали их хохотом и улюлюканьем.
Все поздравляли друг друга с победой.
Коклебур сиял от гордости, чувствуя себя настоящим героем.
Вперед выступил Симеон:
— Они непременно вернутся. И хотя наша главная заповедь жить со всем в согласии, — защищать эти мирные стены долг каждого из нас. Трудные времена наступают, друзья мои, всех нас ждут испытания. Теперь мы должны все время быть начеку. Необходимо расставить по стенам часовых, и всем оставаться внутри аббатства — от крыс можно ждать всякого.
— Все военные приготовления я доверю вам, друзья мои, — обратился аббат к Флэггу и Рафу. — От меня, увы, тут мало проку. Вы оба молоды, отважны и решительны.
Подумайте, как нам лучше оборонять аббатство. Я всецело полагаюсь на вас. Что ты хочешь сказать, Меллус?
Барсучиха тряхнула своей огромной головой — материнская доброта боролась в ней с гневом:
— Вы видели этих горемык, невольников? Неужели мы оставим их в лапах этих дрянных тварей? Страх смотреть, какие они тощие, в чем только душа держится. Мы должны их спасти!
Флэгг мягко положил лапу на плечо матушки Меллус:
— Нам всем их жаль. И всем хотелось бы помочь беднягам. Но прежде всего надо думать о том, как спасти аббатство. Если Рэдволл окажется в лапах Кривоглаза и его шайки, тут уж невольникам никто не поможет.
С наступлением знойного летнего дня туман рассеялся без остатка. В лагере крыс клокотали страсти. Кривоглаз валялся в тени, прикладывая к ушибленному глазу лопух. Крысиный капитан по-прежнему ничего не видел — его глаз заволокла громадная опухоль. Кривоглазу очень хотелось хорошенько пропесочить Клыкача, который так некстати заорал и испортил все дело, но крысиный капитан понимал: сейчас он во власти своих пиратов и ему лучше не катить на них бочку. Прежде всего он решил немного взбодрить своих приунывших бойцов:
— Да уж, смех с этими деревенскими. О них и клинок-то пачкать неохота.
— Смех, говоришь? — Кайбо попытался изменить голос, чтобы капитан его не узнал. — А кое-кому от них крепко досталось. Кое-кто драпал впереди собственного визга. Уж лучше бы мы послушались Клыкача, налетели на них ночью и взяли тепленькими.
Однако капитан сразу раскусил его хитрость и про себя дал зарок поквитаться с Кайбо, как только заживет глаз.
— Взяли бы вы их, держи карман шире! — огрызнулся он.
Клыкач схватил сухую ветку и в бешенстве переломил ее надвое.
— Да уж, на черта мы толкли воду в ступе! Налетели бы как снег на голову — они б и пикнуть не успели!
Ворота надо было запалить, вот что, и никакой канители!
Ворвались бы внутрь, быстренько порубили всех на куски. Всего и делов! Но ты ведь у нас самый умный, да, Кривоглаз? Вот и выставил нас курам на смех. Мы, крысы-пираты, валялись в канаве, точно лягушки. А сам кувырком покатился от репки, которой его угостил какой-то ежишка. Ха-ха! Зато как он блеял там, под воротами: «Будьте так любезны, корочку хлеба и глоток воды несчастным, целую ваши пятки!» Тысяча чертей! Да он опозорил нас всех, вот что я вам скажу, парни!
Вокруг раздался одобрительный гул.
У Паккатуга, который был связан вместе с невольниками, душа ушла в пятки. Клыкач давно уже точил на него зубы. Если среди крыс вспыхнет мятеж и главарем станет этот горластый верзила, ему, Паккатугу, конец.
В порыве отчаяния Паккатуг попытался перекричать грозный крысиный ропот.
— Кривоглаз прав! — возвысил он дрожащий голос. — В аббатство лучше проникнуть хитростью, а не лезть напролом.
Рензо вскочил и кончиком пики толкнул Паккатуга, так что тот упал навзничь.
— Дожили, парни! Всякое отребье учит нас уму-разуму!
Клыкач опустил лапу ему на плечо:
— Золотые слова, кореш! В море, на своем корабле, мы были храбрыми и непобедимыми. А здесь скоро станем жалкими сусликами. На кой черт нам сдалось это аббатство! Лучше вернуться на корабль и заняться нашим старым добрым промыслом. Кто со мной?
Крысы ответили ему радостным ревом. Мигом они похватали оружие и все съестное, что нашлось в лагере. Не теряя времени, ватага с Клыкачом во главе устремилась по лесной тропе прочь от аббатства. На прощание Клыкач обернулся к своему побежденному сопернику:
— Не бойся, Кривоглаз! Убивать тебя я не буду — пачкать клинок неохота. Оставайся в этом проклятом лесу, повоюй здесь вслепую. Хо-хо, скоро ты подохнешь на радость мухам! Подохнешь, проклиная мое имя и тот день, когда посмел оскорбить Клыкача! Отныне я капитан, а ты падаль!
И крысы бодро зашагали через лес, хохоча и подпихивая друг друга: они были рады-радехоньки, что возвращаются к привольной пиратской жизни, к своей «Темной королеве».
Но не все покинули Кривоглаза. Когда крысиный отряд скрылся из виду, Рыбоед, рулевой, тихонько опустился рядом со своим капитаном:
— Пусть их катятся, капитан. Попадут прямо в лапы Габулу. А если и нет, это трепло Клыкач быстренько проест им печенки и они вернутся к тебе как миленькие.
В башке у Клыкача ветер — наверняка доведет до погибели и себя, и команду.
Узнав, что он не один, Кривоглаз вздохнул с облегчением:
— Рыбоед, приятель. Я так и знал, ты не то, что эти подонки, ты меня не предашь. Ничего, через пару дней этот чертов глаз заживет, и тогда мы всем покажем, кто настоящий капитан «Темной королевы». И кто — самый лучший рулевой.
Обнаружив, что тайное пристанище Паккатуга опустело, Клэри и зайцы из дозорного отряда забеспокоились.
Все они были превосходными следопытами, и им не составило труда проследить путь белки из лесной чащи к песчаным холмам. На исходе утра зайцы дошли до того места, где река впадала в море. Тут они наткнулись на следы битвы с «Острым клыком». Осмотрев место схватки, зайцы отправились вверх по течению реки, в глубь леса.
После полудня они отыскали «Темную королеву», накрепко привязанную в маленькой бухте, скрытой от посторонних глаз густыми зарослями.
— Ухахахуха! — издала радостный клич Хон Рози. — Вот это находочка! Эй, кто со мной, поглядим, что за обстановка на этой посудине.
Бригадир Тим прыгнул на борт корабля:
— Вишь, нигде ни души. Куда же смылась вся эта длиннохвостая банда, а, Клэри?
— Понятия не имею, старина. Одно ясно как день — раз их лохань здесь, они не в море. Ей-ей, они больше и не выйдут в море — об этом мы позаботимся. Давайте-ка за работу.
И зайцы проворно сняли руль и штурвал, спрятали их в чаще леса, привязали к веслам камни и опустили их на дно, а потом перерубили канаты, которыми было привязано судно. «Темная королева» сдвинулась с места и тут же, неуклюже накренившись, села на мель. Затем зайцы выбросили за борт испорченную провизию, развязали собственные мешки и устроили на палубе обед.
В рундуке Клэри обнаружил целый склад луков и стрел.
— Неплохо, ребята. Слышь, Рози, ты пока будешь за караульного. Если покажется кто из этих хвостатых пройдох, дай знать, у нас для них есть славное угощение.
Тем временем почти все крысы уже проснулись и, зевая, протирали глаза.
— Ну и видок у вас, братва, — ухмыльнулся капитан. — Давайте-ка побыстрее разминайте кости, солнце уже встает. Денек выдался славный, как раз для новоселья. А теперь слушайте сюда. У меня тут созрел хорошенький план. Башка у старины Кривоглаза работает, и, коли вы не будете ему перечить, заживете как короли.
Верзила Флэгг, выдра, был покладистым малым, всегда готовым оказать услугу. Его-то матушка Меллус, которая сильно беспокоилась о сбежавших без спросу Дандине и Дарри, и послала вдогонку. Она не сомневалась, что такому здоровенному парню ничего не стоит поймать беглецов к привести их обратно. Флэгг решил отправиться в путь с утра пораньше. Проснувшись еще до рассвета, он забросил за плечо мешок с едой, проверил, на месте ли его праща, и потихоньку выскользнул через плетеную калитку в северной стене аббатства. Но, углубившись в лес, он заметил кое-что заставившее его насторожиться. Он замедлил шаг и притаился в ясеневой рощице — отсюда ему открылось жуткое зрелище.
Кривоглаз собрал всех гребцов-невольников — на «Темной королеве» это были в основном полевые мыши и землеройки. Отощавшие, изможденные, оборванные, они неровной шеренгой выстроились на тропе. А в придорожной канаве притаилось не меньше сотни крыс-пиратов, вооруженных до зубов.
— Слушайте, парни, — командовал крысиный капитан. — Вы останетесь здесь, в засаде. И смотрите не высовывайтесь и не треплитесь громко. А вы, грязный сброд, идите за мной. Чтоб никто не проронил ни звука, ясно? И старайтесь выглядеть этак… побезобиднее… Для вас, доходяг, это дело плевое. Если кто сделает хоть шаг в сторону, ребята в канаве в два счета разорвут его на куски. Как только здешние олухи откроют ворота, чтобы вынести нам еды, я подам знак. Тогда врывайтесь внутрь. Всех, кто будет рыпаться, прикончим. Остальных заставим нам служить.
Все это слышал Флэгг. Не разбирая дороги, он кинулся через лес, влетел в аббатство и крепко-накрепко запер за собой ворота.
Завидев Флэгга, матушка Меллус, которая стояла у недостроенной колокольни, поспешила ему навстречу:
— Флэгг, я-то думала, ты давно ушел…
Флэгг приложил лапу к губам барсучихи:
— Ш-ш-ш! Не так громко! Кажется, в наш дом пришла беда. Но сейчас некогда объяснять. Проверь побыстрее, все ли ворота закрыты. Задвинь хорошенько все засовы. И умоляю, никаких вопросов. Делай, что я сказал, иначе всем нам крышка.
По тону Флэгга мудрая барсучиха поняла, что дело нешуточное. Кивнув, она бросилась к воротам.
Солнце уже взошло. Легкая дымка клубилась над долинами и над тропой, по которой Кривоглаз подвел отряд обтрепанных невольников к главным воротам обители Рэдволл. Подняв голову, крысиный капитан увидел, что аббатские жители уже собрались на крепостной стене и не слишком приветливо посматривают на пришельцев. Такая встреча не предвещала ничего хорошего, но все же Кривоглаз растянул в улыбке зубастую пасть и жалобно затянул:
— Доброе утро, любезные друзья! Чудесная погода сегодня. Денек, похоже, будет жаркий. Скажите, не могу ли я поговорить с кем-нибудь, кто… э… за главного в этом восхитительном месте.
Аббат выступил вперед.
— Я аббат Бернар, настоятель обители Рэдволл, — спокойно и вежливо ответил он. — Чем могу служить тебе, сын мой?
Внизу, в канаве, Кайбо прыснул со смеху.
— Слыхал, приятель? — толкнул он Драноморда. — Оказывается, Кривоглаз его сыночек. Наконец-то бедняга нашел папочку. Ха-ха!
Драноморд прервал его крепкой затрещиной:
— Заткнись, кретин! Молчи и слушай.
— Ах, наконец и нам улыбнулась удача. К кому несчастным путникам обратиться с просьбой, как не к аббату, — вновь завел свою песню Кривоглаз, нащупывая спрятанный под одеждой кинжал. — Вы, верно, уже догадались, что мы — злополучные мореплаватели. Жестокая буря отправила наш корабль на дно, нам чудом удалось спастись. С тех пор лето успело сменить весну, а мы все скитаемся по лесам и долинам, не имея ни крова, ни приюта, ни пропитания, и оглашаем окрестности стонами, словно птицы, лишенные крыльев. Тела наши наги и покрыты ранами, одежда изорвана, и мы вожделеем корочки хлеба как манны небесной! Может, добрые жители аббатства не откажутся помочь нам, горемычным?
Аббат кивнул:
— Разумеется, друзья. В чем вы нуждаетесь? — И он чуть отступил, пропустив вперед Флэгга и Рафа Кисточку.
На этот раз Кривоглаз улыбнулся от души — еще бы, его хитрость удалась!
— Да протекут дни ваши в мире и счастье! Нам нужны лишь хлеб и вода, и ничего больше. Я знаю, вид наш наводит страх, но мы и мухи не обидим. Вам нечего бояться, мы…
На улыбку крысиного капитана Флэгг ответил еще более широкой улыбкой:
— А сколько вас здесь, бедолаг?
Кривоглаз пожал плечами:
— Да так, горстка, все перед вами, приятель. Может, вы откроете ворота и впустите нас внутрь? Мы малость передохнем, а вам не придется трудиться, тащить за ворота хлеб и воду. Поверите ли, мне ни разу в жизни не доводилось бывать в аббатстве.
— Да и на этот раз не доведется, не надейся, прохиндей, — тихо бормотал Раф Кисточка.
Флэгг расплылся в улыбке до ушей:
— Скажи, а что это за шайка притаилась в канаве у дороги?
С видом оскорбленной невинности Кривоглаз метнул взгляд в сторону канавы, все еще окутанной утренней дымкой.
— В какой канаве? — Его злодейская морда выражала крайнее недоумение. — В этой? Здесь нет никакой шайки.
Тебе померещилось, приятель!
Флэгг вытащил пращу.
— Хорек облезлый тебе приятель!
Камень, пущенный выдрой, со свистом рассек воздух и угодил точно в канаву.
— Охохохохо! — Из канавы высунулась голова Клыкача. Он зажимал нос, из которого вовсю хлестала кровь.
— Да убери башку, придурок! — громко прошипел Драноморд.
Раф Кисточка подошел к самым крепостным зубцам и нацелил на Кривоглаза дротик.
— Убирайтесь лучше подобру-поздорову, вы, бандитский сброд!
Кривоглаз не стал дожидаться, пока дротик пробьет ему шкуру. Он отбежал по тропе на безопасное расстояние и заорал во все горло:
— Ко мне, парни! Зададим им жару! Пусть знают наших!
Крысы выбрались из канавы и стеной встали рядом со своим капитаном. Кривоглаз вырвал у Фринка меч и завизжал, размахивая клинком над головой:
— Мое имя Кривоглаз, запомните, недоумки. Я капитан пиратов, моря и океаны дрожат перед нами. А это моя команда, все как один отчаянные рубаки. Врагам нашим нет спасения ни на суше, ни на море. А теперь слушайте, пни деревенские. Лучше сразу сдавайтесь, иначе мы от вашего аббатства камня на камне не оставим. Где вам тягаться с настоящими бойцами? Ну что, дошло, с кем имеете дело?
Юный еж Коклебур, поваренок, не выдержал первым.
В нем вдруг взыграл воинственный дух. Используя свой фартук как пращу, он метнул в Кривоглаза твердую репку.
— Хватит языком молотить! На-ка лучше, перекуси!
Репка попала в единственный глаз крысиного капитана. Кривоглаз рухнул на землю как колода: теперь он окончательно ослеп, его окружала лишь тьма, в которой взрывались всполохи искр.
Драноморд быстро поднял своего капитана и истошно завопил:
— Ну, деревня, теперь пеняйте на себя! Сами напросились! Война так война!
Однако крысы поспешили ретироваться под прикрытие леса, тычками подгоняя невольников.
Рэдволльцы провожали их хохотом и улюлюканьем.
Все поздравляли друг друга с победой.
Коклебур сиял от гордости, чувствуя себя настоящим героем.
Вперед выступил Симеон:
— Они непременно вернутся. И хотя наша главная заповедь жить со всем в согласии, — защищать эти мирные стены долг каждого из нас. Трудные времена наступают, друзья мои, всех нас ждут испытания. Теперь мы должны все время быть начеку. Необходимо расставить по стенам часовых, и всем оставаться внутри аббатства — от крыс можно ждать всякого.
— Все военные приготовления я доверю вам, друзья мои, — обратился аббат к Флэггу и Рафу. — От меня, увы, тут мало проку. Вы оба молоды, отважны и решительны.
Подумайте, как нам лучше оборонять аббатство. Я всецело полагаюсь на вас. Что ты хочешь сказать, Меллус?
Барсучиха тряхнула своей огромной головой — материнская доброта боролась в ней с гневом:
— Вы видели этих горемык, невольников? Неужели мы оставим их в лапах этих дрянных тварей? Страх смотреть, какие они тощие, в чем только душа держится. Мы должны их спасти!
Флэгг мягко положил лапу на плечо матушки Меллус:
— Нам всем их жаль. И всем хотелось бы помочь беднягам. Но прежде всего надо думать о том, как спасти аббатство. Если Рэдволл окажется в лапах Кривоглаза и его шайки, тут уж невольникам никто не поможет.
С наступлением знойного летнего дня туман рассеялся без остатка. В лагере крыс клокотали страсти. Кривоглаз валялся в тени, прикладывая к ушибленному глазу лопух. Крысиный капитан по-прежнему ничего не видел — его глаз заволокла громадная опухоль. Кривоглазу очень хотелось хорошенько пропесочить Клыкача, который так некстати заорал и испортил все дело, но крысиный капитан понимал: сейчас он во власти своих пиратов и ему лучше не катить на них бочку. Прежде всего он решил немного взбодрить своих приунывших бойцов:
— Да уж, смех с этими деревенскими. О них и клинок-то пачкать неохота.
— Смех, говоришь? — Кайбо попытался изменить голос, чтобы капитан его не узнал. — А кое-кому от них крепко досталось. Кое-кто драпал впереди собственного визга. Уж лучше бы мы послушались Клыкача, налетели на них ночью и взяли тепленькими.
Однако капитан сразу раскусил его хитрость и про себя дал зарок поквитаться с Кайбо, как только заживет глаз.
— Взяли бы вы их, держи карман шире! — огрызнулся он.
Клыкач схватил сухую ветку и в бешенстве переломил ее надвое.
— Да уж, на черта мы толкли воду в ступе! Налетели бы как снег на голову — они б и пикнуть не успели!
Ворота надо было запалить, вот что, и никакой канители!
Ворвались бы внутрь, быстренько порубили всех на куски. Всего и делов! Но ты ведь у нас самый умный, да, Кривоглаз? Вот и выставил нас курам на смех. Мы, крысы-пираты, валялись в канаве, точно лягушки. А сам кувырком покатился от репки, которой его угостил какой-то ежишка. Ха-ха! Зато как он блеял там, под воротами: «Будьте так любезны, корочку хлеба и глоток воды несчастным, целую ваши пятки!» Тысяча чертей! Да он опозорил нас всех, вот что я вам скажу, парни!
Вокруг раздался одобрительный гул.
У Паккатуга, который был связан вместе с невольниками, душа ушла в пятки. Клыкач давно уже точил на него зубы. Если среди крыс вспыхнет мятеж и главарем станет этот горластый верзила, ему, Паккатугу, конец.
В порыве отчаяния Паккатуг попытался перекричать грозный крысиный ропот.
— Кривоглаз прав! — возвысил он дрожащий голос. — В аббатство лучше проникнуть хитростью, а не лезть напролом.
Рензо вскочил и кончиком пики толкнул Паккатуга, так что тот упал навзничь.
— Дожили, парни! Всякое отребье учит нас уму-разуму!
Клыкач опустил лапу ему на плечо:
— Золотые слова, кореш! В море, на своем корабле, мы были храбрыми и непобедимыми. А здесь скоро станем жалкими сусликами. На кой черт нам сдалось это аббатство! Лучше вернуться на корабль и заняться нашим старым добрым промыслом. Кто со мной?
Крысы ответили ему радостным ревом. Мигом они похватали оружие и все съестное, что нашлось в лагере. Не теряя времени, ватага с Клыкачом во главе устремилась по лесной тропе прочь от аббатства. На прощание Клыкач обернулся к своему побежденному сопернику:
— Не бойся, Кривоглаз! Убивать тебя я не буду — пачкать клинок неохота. Оставайся в этом проклятом лесу, повоюй здесь вслепую. Хо-хо, скоро ты подохнешь на радость мухам! Подохнешь, проклиная мое имя и тот день, когда посмел оскорбить Клыкача! Отныне я капитан, а ты падаль!
И крысы бодро зашагали через лес, хохоча и подпихивая друг друга: они были рады-радехоньки, что возвращаются к привольной пиратской жизни, к своей «Темной королеве».
Но не все покинули Кривоглаза. Когда крысиный отряд скрылся из виду, Рыбоед, рулевой, тихонько опустился рядом со своим капитаном:
— Пусть их катятся, капитан. Попадут прямо в лапы Габулу. А если и нет, это трепло Клыкач быстренько проест им печенки и они вернутся к тебе как миленькие.
В башке у Клыкача ветер — наверняка доведет до погибели и себя, и команду.
Узнав, что он не один, Кривоглаз вздохнул с облегчением:
— Рыбоед, приятель. Я так и знал, ты не то, что эти подонки, ты меня не предашь. Ничего, через пару дней этот чертов глаз заживет, и тогда мы всем покажем, кто настоящий капитан «Темной королевы». И кто — самый лучший рулевой.
Обнаружив, что тайное пристанище Паккатуга опустело, Клэри и зайцы из дозорного отряда забеспокоились.
Все они были превосходными следопытами, и им не составило труда проследить путь белки из лесной чащи к песчаным холмам. На исходе утра зайцы дошли до того места, где река впадала в море. Тут они наткнулись на следы битвы с «Острым клыком». Осмотрев место схватки, зайцы отправились вверх по течению реки, в глубь леса.
После полудня они отыскали «Темную королеву», накрепко привязанную в маленькой бухте, скрытой от посторонних глаз густыми зарослями.
— Ухахахуха! — издала радостный клич Хон Рози. — Вот это находочка! Эй, кто со мной, поглядим, что за обстановка на этой посудине.
Бригадир Тим прыгнул на борт корабля:
— Вишь, нигде ни души. Куда же смылась вся эта длиннохвостая банда, а, Клэри?
— Понятия не имею, старина. Одно ясно как день — раз их лохань здесь, они не в море. Ей-ей, они больше и не выйдут в море — об этом мы позаботимся. Давайте-ка за работу.
И зайцы проворно сняли руль и штурвал, спрятали их в чаще леса, привязали к веслам камни и опустили их на дно, а потом перерубили канаты, которыми было привязано судно. «Темная королева» сдвинулась с места и тут же, неуклюже накренившись, села на мель. Затем зайцы выбросили за борт испорченную провизию, развязали собственные мешки и устроили на палубе обед.
В рундуке Клэри обнаружил целый склад луков и стрел.
— Неплохо, ребята. Слышь, Рози, ты пока будешь за караульного. Если покажется кто из этих хвостатых пройдох, дай знать, у нас для них есть славное угощение.
20
Лес тонул в густом тумане, теперь Мэриел и ее друзья двигались на запад, по чужим, неведомым краям. Дарри Дикобраз беспрестанно твердил несколько строк из путеводного стихотворения:
Где лишаями лес зарос И аромат застыл, Коль усыпит тебя твой нос — Восстанут из могил.
— Слышь, Дарри, старина, уж я не знаю, усыпит ли тебя твоя сопелка, — фыркнул Тарквин. — А вот твой милый голосок на кого хошь сон нагонит. Ей-ей, зря в вашем Рэдволле не учат молодежь петь.
— Длинноухий, к твоему сведению, я и не думал петь.
Это по твоей части. А я припоминал стихи. Понял?
Дандину, возглавлявшему маленький отряд, приходилось то и дело раздвигать нависающие над тропой ветки и продираться через заросли папоротника. В этом лесу ему было как-то не по себе. Солнце почти не проникало сквозь густые кроны деревьев, все вокруг дышало сыростью, влажная земля хлюпала при каждом шаге.
Делать в таком мрачном месте привал ни у кого не было охоты. Они перекусили на ходу. Все притихли, и каждый думал о своем.
Дандин вспоминал Рэдволл и матушку Меллус. Добрая барсучиха вечно ворчала на своего непоседливого питомца, но он уже скучал по ней.
Мэриел грызла тревога об отце: жив ли он, здоров ли?
Как бы ей хотелось, чтобы он был рядом, такой сильный и надежный.
Дарри вспоминал о своем дядюшке Гейбе, о закадычных своих друзьях, близнецах Бэгге и Ранне, о веселых, неунывающих кротах. Ему немного взгрустнулось, когда на память пришли теплые летние вечера в саду, холодный яблочный сидр и сладкие пирожки.
А Тарквин мечтал, как на ежегодном балу в Саламандастроне он будет до упаду отплясывать с Хон Рози. Спору нет, она вечно поднимает его на смех, но такой уж у нее нрав. Он-то знает, перед таким красивым, умным и отважным зайцем невозможно устоять. И неунывающий Тарквин затянул новую песенку в честь своей любимой:
— Слышь, этот чудный аромат напомнил мне Хон Рози. Аккурат такими духами она надушилась на прошлом балу.
Дарри повел носом:
— Вот, значит, как пахнут духи! Я парень простой, мне и нюхнуть их не доводилось. Апчхи!
Мэриел хотела шикнуть на Дарри, как вдруг зевнула во весь рот.
Дандин остановился, привалился к стволу ивы и тоже громко зевнул, потирая глаза, которые неизвестно почему вдруг начали слипаться.
— Странный какой-то запах. Неужто так пахнут духи? На мой вкус, слишком сладко…
Тарквин, сонно моргая, уселся посреди тропы, харолина выскользнула у него из лап.
— Ухаха… Хвостом клянусь, ребята, духи пахнут точь-в-точь так… Хорошенькое дело… что-то меня тянет соснуть…
Мэриел медленно улеглась на земле и, словно маленький мышонок, который и во сне не расстается с любимой игрушкой, прижала к себе Чайкобой.
Из-под полуопущенных век она разглядела какие-то тени. Выскочив как из-под земли, они окружили путников.
Голова Мэриел раскалывалась от боли. В глазах было темно, но постепенно темнота рассеялась, и мышка разобрала какие-то мутные пятна, коричневые и зеленые. До нее донесся уже знакомый сладкий запах, и чья-то голова в маске из древесной коры приблизилась почти вплотную.
— Хи-хи-хи, кжись, раззявила зенки.
— Кжись, очухнулась.
— Поди сюда, Снайджер!
Тут Мэриел поняла, что крепко-накрепко привязана к дереву, и сон сразу слетел с нее. Мышка дернулась, но тщетно — лапы ее были опутаны веревками. Прямо к ней ковыляло какое-то существо. Оно было обвешано зелеными ветками, которые развевались вокруг, как балахон, а голову его скрывала маска из древесной коры. Вокруг сновало множество таких же чудищ. Существо, распространяя тяжелый, приторный запах, пронзительно завизжало:
— Это я, Снайджер, трепыхайся, мышака!
Тут очнулся Тарквин. Путники были привязаны к одному толстому дереву.
— Охо-хо, бедная моя головушка сейчас треснет. А это что еще за миляга? Ты что, под пугало огородное работаешь?
Существо в маске ткнуло зайца длинной колючей веткой:
— Пасть разевать нельзя. Снайджер говорит. Откуда шли?
Проснулся и Дандин.
— По-моему, его имя Снайджер, он хочет знать, откуда мы.
Последним очухался Дарри. Он потянулся, пытаясь потереть глаза связанными лапами.
— Ох! Что это с моей черепушкой? Это все тот запах — он-то нас и сморил.
С довольным хихиканьем Снайджер и его ватага пустились в пляс около своих пленников. Дандин не сводил с них глаз, пытаясь понять, кто же скрывается под масками и нарядами из веток.
— Тарквин, что это за бестии на нашу голову? Ты когда-нибудь таких встречал?
— Нет, старина, судьба миловала. Вот олухи — говорить и то толком не умеют. Каша у них во рту, что ли?
Снайджер тем временем подскочил к зайцу и сунул ему под нос какое-то дымящееся растение. Тарквину, разумеется, эта выходка пришлась не по вкусу.
— Слышь, балбес, убери эту гадость. Меня от этого запаха уже воротит.
Снайджер знай себе хихикал.
— Спати-спати-спати, — приговаривал он.
Мэриел громко охнула:
— Так вот о чем там говорилось, в стихотворении. Ну насчет того, что, мол, нос на меня нагонит сон или как бишь там. Эти травяные факелы! Наверняка их дым нас и усыпил. А еще, помните, похороненные встанут… Прежде чем я уснула, мне показалось, что эти твари вылезают прямо из-под земли… Уж не знаю, как они ухитряются. Как назло, Чайкобой куда-то запропастился! И голова трещит.
Снайджер, услышав это, так и запрыгал от удовольствия. Ветки, которыми он был обвешан, затряслись и затрепетали.
— Хошь знать, как мы вылазим, умняка-мышка? Хошь знать? Сальнорыла тоже умняки. Умняки-разумняки.
Диковинное создание несколько раз топнуло по земле.
И началось такое, что у Мэриел и ее друзей глаза на лоб полезли. Тут и там кочки приподнимались, словно мохнатые крышки, и из подземных укрытий вылезали загадочные чудища. Вскоре вокруг пленников собралась целая толпа таких чучел — все как один в масках из коры и балахонах из веток. Они скакали туда-сюда и визгливо распевали:
— Мы сальнорыла, сальнорыла, сальнорыла!
Дандин дернулся и завопил благим матом:
— Эй, вы, оставьте наши вещи, по-хорошему говорю!
Кладите, откуда взяли, а не то хуже будет!
Но Снайджер уже размахивал мечом Мартина, а его ватага вытряхивала на землю содержимое походных мешков. Некоторые из удивительных существ сцепились, вырывая друг у друга еду. Один из сальнорыл взмахнул Чайкобоем у самой головы Дандина:
— Пасть закрывать. А то бум бить-убивать.
Тарквин горестно вздохнул:
— Слышь, старина, не связывайся ты с этими придурками. Сейчас нам лучше не хорохориться: хорошенькое дело, на каждого из нас приходится с добрый десяток этих чертей. А ты, часом, не помнишь, как там дальше, в этом стишке? На него вся надежда, так вот!
Дандин на одном дыхании протараторил несколько строк:
К этому времени наглая шайка уже успела покончить с припасами путников — что-то они съели, что-то разбили и раздавили. Парочка чучел все еще дралась из-за фляги с настойкой. Снайджер замахнулся мечом, пытаясь срубить сук. Но из этой затеи ничего не вышло, и главарь сальнорыл растянулся на земле. Неудача, однако, вызвала у него новый приступ довольного хихиканья. Трое чудищ поменьше обнаружили харолину и дико забренчали на столь дорогом сердцу Тарквина инструменте. Увидев подобное варварство, заяц отчаянно забился, пытаясь вырваться из веревок, и истошно завопил:
— Не трожь инструмент, пакостники! Да я вас в порошок сотру, невежи, лесная погань, головы деревянные!
Поднялся такой гам, что Мэриел ухитрилась незаметно шепнуть Дандину:
— Я почти развязала узел. Сейчас лапы освобожу. Потом развяжу вас, похватаем оружие, отпугнем этих обормотов и найдем полый дуб.
— Слышь, старушка, — усмехнулся Тарквин. — Искать-то ни к чему, ей-ей, мы привязаны аккурат к этому треклятому дереву.
— А я-то, горемыка, высматриваю, верчу, верчу своей несчастной головушкой, — обиженно потянул Дарри. — Зря, выходит, стараюсь.
Дандин поднял глаза вверх.
— Конечно, это тот самый дуб, — прошептал он. — Значит, сначала освободится Мэриел, а потом мы потихоньку развяжем друг друга. Ухитримся схватить оружие — наше счастье. Нет — станем вокруг Тарквина стеной, и пусть он колотит по дубу. Мы постараемся, чтобы эти твари ему не мешали. Тарквин, дружище, лапы у тебя длинные, ты должен справиться с этой работенкой. Дарри, ты помнишь, что надо кричать?
— «Мне Рэдволл — дом родной». Уж я так крикну, деревья закачаются.
Тут к ним подскочил Снайджер и еще одно чучело с Чайкобоем в лапах. Снайджер тащил с собой меч и дымящийся факел. Он с подозрением взглянул на пленников сквозь прорези маски:
— Че говорите? Че говорите?
Тарквин фыркнул:
— Слышь, любезный, я как раз говорю: кто бы мог подумать, что в здешнем лесу водятся такие противные веники. Да еще и вонючие вдобавок!
Глаза Снайджера злобно сверкнули, и он принялся размахивать факелом:
— Пасть закрывать. А то сальнорыла заставят спатиспати-спати! — И главарь сальнорыл поднес дымящуюся ветку к самому носу зайца. Тарквин закашлялся, на глазах у него выступили слезы. Внезапно он выбросил вперед свои длинные лапы. Хотя они были связаны, заяц изловчился так толкнуть Снайджера, что тот повалился вверх тормашками.
Тут наконец Мэриел развязала веревку, освободила лапы и помогла освободиться Дандину. Затем она развязала Дарри, а тот — Тарквина. Встав к сухому дубу спинами, четверо друзей заняли оборону против ватаги сальнорыл, которые с оглушительным визгом и воем носились вокруг.
Снайджер, дрожа от злости, подскочил к путникам и грозно замахнулся мечом:
— Ниче, умняки-зверяки, бум вас бить-убивать! Бить-убивать! Бить-убивать!
Мэриел вспомнила, как на нее надвигался разъяренный Габул, — в тот миг жизнь ее тоже висела на волоске. Но в этот раз опасность угрожала не только ей, но и ее верным друзьям.
И тогда мышка почувствовала, что в ней вновь просыпается воинственная Буря Чайкобой. Схватив веревки, она быстро завязала их узлом и протянула Дандину и Дарри:
— Жаль, они утащили мой Чайкобой. Но ничего, эти тоже сослужат нам службу, давай, Тарквин, колоти в дерево.
Зайца не пришлось просить дважды. Длинными задними лапами он забарабанил по дереву, и все четверо завопили что есть мочи:
Где лишаями лес зарос И аромат застыл, Коль усыпит тебя твой нос — Восстанут из могил.
— Слышь, Дарри, старина, уж я не знаю, усыпит ли тебя твоя сопелка, — фыркнул Тарквин. — А вот твой милый голосок на кого хошь сон нагонит. Ей-ей, зря в вашем Рэдволле не учат молодежь петь.
— Длинноухий, к твоему сведению, я и не думал петь.
Это по твоей части. А я припоминал стихи. Понял?
Дандину, возглавлявшему маленький отряд, приходилось то и дело раздвигать нависающие над тропой ветки и продираться через заросли папоротника. В этом лесу ему было как-то не по себе. Солнце почти не проникало сквозь густые кроны деревьев, все вокруг дышало сыростью, влажная земля хлюпала при каждом шаге.
Делать в таком мрачном месте привал ни у кого не было охоты. Они перекусили на ходу. Все притихли, и каждый думал о своем.
Дандин вспоминал Рэдволл и матушку Меллус. Добрая барсучиха вечно ворчала на своего непоседливого питомца, но он уже скучал по ней.
Мэриел грызла тревога об отце: жив ли он, здоров ли?
Как бы ей хотелось, чтобы он был рядом, такой сильный и надежный.
Дарри вспоминал о своем дядюшке Гейбе, о закадычных своих друзьях, близнецах Бэгге и Ранне, о веселых, неунывающих кротах. Ему немного взгрустнулось, когда на память пришли теплые летние вечера в саду, холодный яблочный сидр и сладкие пирожки.
А Тарквин мечтал, как на ежегодном балу в Саламандастроне он будет до упаду отплясывать с Хон Рози. Спору нет, она вечно поднимает его на смех, но такой уж у нее нрав. Он-то знает, перед таким красивым, умным и отважным зайцем невозможно устоять. И неунывающий Тарквин затянул новую песенку в честь своей любимой:
— Тарквин! Заткни фонтан!
Ах, если б поджаристым я пирожком
На блюде огромном лежал,
Ты б, Рози, меня откусила тишком —
И я бы тогда закричал:
«Ах, Рози, динь-динь, тири-бом!»
— Слышь, этот чудный аромат напомнил мне Хон Рози. Аккурат такими духами она надушилась на прошлом балу.
Дарри повел носом:
— Вот, значит, как пахнут духи! Я парень простой, мне и нюхнуть их не доводилось. Апчхи!
Мэриел хотела шикнуть на Дарри, как вдруг зевнула во весь рот.
Дандин остановился, привалился к стволу ивы и тоже громко зевнул, потирая глаза, которые неизвестно почему вдруг начали слипаться.
— Странный какой-то запах. Неужто так пахнут духи? На мой вкус, слишком сладко…
Тарквин, сонно моргая, уселся посреди тропы, харолина выскользнула у него из лап.
— Ухаха… Хвостом клянусь, ребята, духи пахнут точь-в-точь так… Хорошенькое дело… что-то меня тянет соснуть…
Мэриел медленно улеглась на земле и, словно маленький мышонок, который и во сне не расстается с любимой игрушкой, прижала к себе Чайкобой.
Из-под полуопущенных век она разглядела какие-то тени. Выскочив как из-под земли, они окружили путников.
Голова Мэриел раскалывалась от боли. В глазах было темно, но постепенно темнота рассеялась, и мышка разобрала какие-то мутные пятна, коричневые и зеленые. До нее донесся уже знакомый сладкий запах, и чья-то голова в маске из древесной коры приблизилась почти вплотную.
— Хи-хи-хи, кжись, раззявила зенки.
— Кжись, очухнулась.
— Поди сюда, Снайджер!
Тут Мэриел поняла, что крепко-накрепко привязана к дереву, и сон сразу слетел с нее. Мышка дернулась, но тщетно — лапы ее были опутаны веревками. Прямо к ней ковыляло какое-то существо. Оно было обвешано зелеными ветками, которые развевались вокруг, как балахон, а голову его скрывала маска из древесной коры. Вокруг сновало множество таких же чудищ. Существо, распространяя тяжелый, приторный запах, пронзительно завизжало:
— Это я, Снайджер, трепыхайся, мышака!
Тут очнулся Тарквин. Путники были привязаны к одному толстому дереву.
— Охо-хо, бедная моя головушка сейчас треснет. А это что еще за миляга? Ты что, под пугало огородное работаешь?
Существо в маске ткнуло зайца длинной колючей веткой:
— Пасть разевать нельзя. Снайджер говорит. Откуда шли?
Проснулся и Дандин.
— По-моему, его имя Снайджер, он хочет знать, откуда мы.
Последним очухался Дарри. Он потянулся, пытаясь потереть глаза связанными лапами.
— Ох! Что это с моей черепушкой? Это все тот запах — он-то нас и сморил.
С довольным хихиканьем Снайджер и его ватага пустились в пляс около своих пленников. Дандин не сводил с них глаз, пытаясь понять, кто же скрывается под масками и нарядами из веток.
— Тарквин, что это за бестии на нашу голову? Ты когда-нибудь таких встречал?
— Нет, старина, судьба миловала. Вот олухи — говорить и то толком не умеют. Каша у них во рту, что ли?
Снайджер тем временем подскочил к зайцу и сунул ему под нос какое-то дымящееся растение. Тарквину, разумеется, эта выходка пришлась не по вкусу.
— Слышь, балбес, убери эту гадость. Меня от этого запаха уже воротит.
Снайджер знай себе хихикал.
— Спати-спати-спати, — приговаривал он.
Мэриел громко охнула:
— Так вот о чем там говорилось, в стихотворении. Ну насчет того, что, мол, нос на меня нагонит сон или как бишь там. Эти травяные факелы! Наверняка их дым нас и усыпил. А еще, помните, похороненные встанут… Прежде чем я уснула, мне показалось, что эти твари вылезают прямо из-под земли… Уж не знаю, как они ухитряются. Как назло, Чайкобой куда-то запропастился! И голова трещит.
Снайджер, услышав это, так и запрыгал от удовольствия. Ветки, которыми он был обвешан, затряслись и затрепетали.
— Хошь знать, как мы вылазим, умняка-мышка? Хошь знать? Сальнорыла тоже умняки. Умняки-разумняки.
Диковинное создание несколько раз топнуло по земле.
И началось такое, что у Мэриел и ее друзей глаза на лоб полезли. Тут и там кочки приподнимались, словно мохнатые крышки, и из подземных укрытий вылезали загадочные чудища. Вскоре вокруг пленников собралась целая толпа таких чучел — все как один в масках из коры и балахонах из веток. Они скакали туда-сюда и визгливо распевали:
— Мы сальнорыла, сальнорыла, сальнорыла!
Дандин дернулся и завопил благим матом:
— Эй, вы, оставьте наши вещи, по-хорошему говорю!
Кладите, откуда взяли, а не то хуже будет!
Но Снайджер уже размахивал мечом Мартина, а его ватага вытряхивала на землю содержимое походных мешков. Некоторые из удивительных существ сцепились, вырывая друг у друга еду. Один из сальнорыл взмахнул Чайкобоем у самой головы Дандина:
— Пасть закрывать. А то бум бить-убивать.
Тарквин горестно вздохнул:
— Слышь, старина, не связывайся ты с этими придурками. Сейчас нам лучше не хорохориться: хорошенькое дело, на каждого из нас приходится с добрый десяток этих чертей. А ты, часом, не помнишь, как там дальше, в этом стишке? На него вся надежда, так вот!
Дандин на одном дыхании протараторил несколько строк:
— Если только в голове у меня ничего не перепуталось от этого проклятого дыма. Давай-ка осмотримся хорошенько, нет ли где поблизости полого дуба меж трех сосен, в который нам нужно стучать. Как только увидим, заорем во всю глотку.
Ты сразу в полый дуб стучи,
Ищи меж трех сосен.
«Мне Рэдволл — дом родной!» — кричи,
И ты тогда спасен.
К этому времени наглая шайка уже успела покончить с припасами путников — что-то они съели, что-то разбили и раздавили. Парочка чучел все еще дралась из-за фляги с настойкой. Снайджер замахнулся мечом, пытаясь срубить сук. Но из этой затеи ничего не вышло, и главарь сальнорыл растянулся на земле. Неудача, однако, вызвала у него новый приступ довольного хихиканья. Трое чудищ поменьше обнаружили харолину и дико забренчали на столь дорогом сердцу Тарквина инструменте. Увидев подобное варварство, заяц отчаянно забился, пытаясь вырваться из веревок, и истошно завопил:
— Не трожь инструмент, пакостники! Да я вас в порошок сотру, невежи, лесная погань, головы деревянные!
Поднялся такой гам, что Мэриел ухитрилась незаметно шепнуть Дандину:
— Я почти развязала узел. Сейчас лапы освобожу. Потом развяжу вас, похватаем оружие, отпугнем этих обормотов и найдем полый дуб.
— Слышь, старушка, — усмехнулся Тарквин. — Искать-то ни к чему, ей-ей, мы привязаны аккурат к этому треклятому дереву.
— А я-то, горемыка, высматриваю, верчу, верчу своей несчастной головушкой, — обиженно потянул Дарри. — Зря, выходит, стараюсь.
Дандин поднял глаза вверх.
— Конечно, это тот самый дуб, — прошептал он. — Значит, сначала освободится Мэриел, а потом мы потихоньку развяжем друг друга. Ухитримся схватить оружие — наше счастье. Нет — станем вокруг Тарквина стеной, и пусть он колотит по дубу. Мы постараемся, чтобы эти твари ему не мешали. Тарквин, дружище, лапы у тебя длинные, ты должен справиться с этой работенкой. Дарри, ты помнишь, что надо кричать?
— «Мне Рэдволл — дом родной». Уж я так крикну, деревья закачаются.
Тут к ним подскочил Снайджер и еще одно чучело с Чайкобоем в лапах. Снайджер тащил с собой меч и дымящийся факел. Он с подозрением взглянул на пленников сквозь прорези маски:
— Че говорите? Че говорите?
Тарквин фыркнул:
— Слышь, любезный, я как раз говорю: кто бы мог подумать, что в здешнем лесу водятся такие противные веники. Да еще и вонючие вдобавок!
Глаза Снайджера злобно сверкнули, и он принялся размахивать факелом:
— Пасть закрывать. А то сальнорыла заставят спатиспати-спати! — И главарь сальнорыл поднес дымящуюся ветку к самому носу зайца. Тарквин закашлялся, на глазах у него выступили слезы. Внезапно он выбросил вперед свои длинные лапы. Хотя они были связаны, заяц изловчился так толкнуть Снайджера, что тот повалился вверх тормашками.
Тут наконец Мэриел развязала веревку, освободила лапы и помогла освободиться Дандину. Затем она развязала Дарри, а тот — Тарквина. Встав к сухому дубу спинами, четверо друзей заняли оборону против ватаги сальнорыл, которые с оглушительным визгом и воем носились вокруг.
Снайджер, дрожа от злости, подскочил к путникам и грозно замахнулся мечом:
— Ниче, умняки-зверяки, бум вас бить-убивать! Бить-убивать! Бить-убивать!
Мэриел вспомнила, как на нее надвигался разъяренный Габул, — в тот миг жизнь ее тоже висела на волоске. Но в этот раз опасность угрожала не только ей, но и ее верным друзьям.
И тогда мышка почувствовала, что в ней вновь просыпается воинственная Буря Чайкобой. Схватив веревки, она быстро завязала их узлом и протянула Дандину и Дарри:
— Жаль, они утащили мой Чайкобой. Но ничего, эти тоже сослужат нам службу, давай, Тарквин, колоти в дерево.
Зайца не пришлось просить дважды. Длинными задними лапами он забарабанил по дереву, и все четверо завопили что есть мочи: