Страница:
— Может, отведаешь кусочек пирога «овощная грядка», полковник?
— О, какой пирог, объедение! Только название, ей-ей, малость странное.
— Это самый любимый пирог кротов — с репой и свеклой.
— Вот как! О, вот эта красная подливка — пальчики оближешь! Такая остренькая, красота!
— Это соус из кореньев, выдры его обожают. Знаешь, как они про него говорят?
— Не могу знать!
Сестра Серена хихикнула и пробурчала, подражая грубоватому говору выдр:
— Самая выдрячья еда для хорошей выдры.
Полковник Клэри, аббат, матушка Меллус и Симеон негромко беседовали, сидя в сторонке.
— Не беспокойся, отец Бернар. Для нас, ей-ей, пустяк разобраться с крысами.
— Думаешь, они ушли навсегда? — спросила барсучиха. — Их нельзя догнать?
— Зачем они тебе сдались?
— Да мне бы их век не видеть. Только с ними ведь эти бедняги, невольники, вот о ком у меня душа изболелась.
Не могли бы мы, то есть твой достойный отряд, полковник, как-нибудь освободить их и доставить в Рэдволл?
— Прекрати сейчас же, Меллус! — перебил барсучиху аббат Бернар. — Полковник Клэри и его друзья и так много сделали для нас. К тому же, я уверен, в Саламандастроне их ждут важные дела.
— Вовсе нет, аббат. Старина Ронблейд, наш владыка-барсук, послал нас в Страну Цветущих Мхов, чтобы мы защищали здесь тех, кто попал в беду по милости крыс.
Так что выполнить вашу просьбу — прямой наш долг.
— Так вы спасете их, правда? — благодарно улыбнулась матушка Меллус.
— Пока не могу ручаться за успех. Сейчас перекинусь парой слов с ребятами и доложу, что мы решим.
Меллус видела, что полковника нет нужды уламывать, но все же продолжала сетовать:
— Сердце разрывается, как подумаю о них, — их ведь там десятка два, и все такие молоденькие, малыши совсем.
И дружок ваш, белка, тоже с ними — крысы и его сцапали.
— А, старина Паккатуг! Ей-ей, старый прохиндей наверняка сам виноват. Сколько раз ему говорено: жадность до добра не доведет. Свет, слышь, еще не видывал такого обжоры, мать родную продаст за пару лепешек. Надо хорошенько раскинуть мозгами, как половчее обделать это дело.
Барсучиха сокрушенно вздохнула:
— Надеюсь, вы что-нибудь сообразите. Мало того что из-за невольников вся извелась, так и от наших путешественников — Мэриел, Дандина, Тарквина и молодого Дарри — ни слуху ни духу. Ушли искать какой-то неведомый остров, мол, надо им громадный колокол освободить и злодея по имени Неистовый Габул убить, да словно в воду канули. Я уж иной раз думаю, лучше бы мышка и не вспоминала, кто она есть на самом деле. Пусть бы считала, что зовут ее Буря Чайкобой. Слишком уж много тревог нам всем выпало, как узнала она, что ее имя Мэриел.
Клэри, который лихо разделывался с фруктовой ватрушкой, при этих словах едва не поперхнулся.
— Ну и ну! Старая знакомая, Буря Чайкобой! Ишь ты, оказывается, ее зовут Мэриел — славное имя, куда больше подходит такой хорошенькой мышке. Слышь, зря ты изводишься попусту. Она за себя постоит. А если с ней трое надежных друзей, то им никто не страшен.
Под покровом недолгой летней ночи трое зайцев, вооруженных лишь копьями, бесшумно пробирались через лес, направляясь к лагерю крыс. Когда в темноте засветились вражеские костры, Клэри остановился:
— Пришли, ребята. Значит, так, работать надо чисто, иначе, слышь, крысы пустят нас в расход. Мы с Рози их малость отвлечем, а ты, Тим, действуй. Хватай пару невольников и жми в Рэдволл. Южные ворота не заперты, только приперты с той стороны веткой — толкни как следует, и готово. А мы тут с Рози чуток поиграем с крысяками — пусть половят себя за хвост. Ну и вернемся в аббатство к рассвету. А вы, слышь, встречайте нас на северной стене, луки держите наготове — вдруг эти шельмецы будут нам на пятки наступать. Все, Тим, ни пуха ни пера, старина! Идем, Рози. Двум смертям не бывать, одной не миновать! Нам ли с тобой бояться этих длиннохвостых!
В лагере крыс царило уныние. После того как пираты бежали под градом стрел, бросив затею с горящими снарядами, Кривоглаз словно с цепи сорвался. Всякого, кто к нему приближался, он пинал или кусал.
Крысы понимали, что капитан ждет повода сорвать злобу и тому, кто ему подвернется, не поздоровится. Вдруг в темноте, неподалеку от Кривоглаза, раздался насмешливый голос:
— Хохо, приятель! Славно ты давеча драпал!
Кривоглаз, зайдясь от ярости, выхватил меч и бросился туда, откуда донеслось оскорбление.
— Ты, лягушачий потрох, выходи на бой! Или сдрейфил?
На этот раз издевательский голос раздался с другого конца лагеря:
— Сам ты потрох вонючий! Ты нам больше не капитан, старая развалина!
Кривоглаз круто повернулся и кинулся на голос.
— Заглохни! — вопил он. — Я вырву твой поганый язык и порублю на кусочки!
Еще один голос прогремел с противоположной стороны:
— Кишка тонка! Тебе только капусту на кухне рубить!
Тогда Кривоглаз схватил Острозуба и в исступлении принялся его душить. Напрасно тот хрипел, умоляя о пощаде:
— Это не я! Да я и рта не раскрывал!
Фринк, закадычный друг Острозуба, увидев, что дело плохо, бросился на помощь. Но Клыкач выставил поперек дороги пику, и Фринк растянулся на земле.
— Две крысы дерутся, третья не мешай. Острозуб может сам за себя постоять!
Тут взорвался Рыбоед:
— А тебя, падаль, кто просил соваться?
Он выхватил меч и плашмя огрел Клыкача по голове.
Но в это время кто-то пнул его в зад.
— Не смей трогать Клыкача, вшивая шкура!
Рыбоед обернулся и, не долго думая, двинул Толстобрюху промеж глаз.
— Получай, жирный скот! Я тебе попинаюсь!
Заскрежетав зубами, Толстобрюх вытащил кинжал:
— Была охота тебя пинать, лапы пачкать! Но за это ты поплатишься, пакостная морда!
Минуту спустя крысы лупили друг друга чем попало.
Между ними шныряли неуловимые и быстрые, как тени, полковник Клэри и Рози. Они раздавали удары направо и налево и при этом истошно вопили, подражая крысиным голосам:
— Клыкача, Клыкача капитаном! Долой Кривоглаза, старого пустобреха!
— Нет, братва, это ему так не пройдет! Насмерть придушил беднягу Острозуба, стервец!
Рози кончиком копья ударила по затылку пробегавшего мимо пирата.
— Вот тебе гостинчик от Кайбо, паскуда! Ух, до чего ты мне опостылел, отвратная рожа!
Яростно крича, пират схватил острый крюк и налетел на Кайбо:
— Ах ты, мразь! А я-то дурак думал, мы с тобой кореша!
Все шло как по-писаному, пока Хон Рози удавалось справляться с распирающим ее смехом. Наконец она не выдержала:
— Ухахаху! Получай, палубная шваль! Ухахахуха!
Умора с вами, парни! Почистите друг другу шкуры хорошенько, выбейте пыль!
Кое-кто из крыс опустил оружие и насторожился.
— Ну тебя и разбирает, Рози, старушка. Ей-ей, могла бы малость потерпеть, — раздался в наступившей тишине сдавленный шепот полковника Клэри.
Кривоглаз отпихнул полузадушенного Острозуба:
— Парни, нас вокруг когтя обвели! Это зайцы! Хватай их!
Но сделать это оказалось куда труднее, чем приказать.
Прежде чем крысы очухались и пустились в погоню, зайцы были уже далеко — огромными скачками неслись они по лесу, пронизанному ночными тенями. Что до Тима, он давно уже был в безопасности. Пропажу двух невольников, молодых землероек, крысы обнаружили только утром.
30
31
— О, какой пирог, объедение! Только название, ей-ей, малость странное.
— Это самый любимый пирог кротов — с репой и свеклой.
— Вот как! О, вот эта красная подливка — пальчики оближешь! Такая остренькая, красота!
— Это соус из кореньев, выдры его обожают. Знаешь, как они про него говорят?
— Не могу знать!
Сестра Серена хихикнула и пробурчала, подражая грубоватому говору выдр:
— Самая выдрячья еда для хорошей выдры.
Полковник Клэри, аббат, матушка Меллус и Симеон негромко беседовали, сидя в сторонке.
— Не беспокойся, отец Бернар. Для нас, ей-ей, пустяк разобраться с крысами.
— Думаешь, они ушли навсегда? — спросила барсучиха. — Их нельзя догнать?
— Зачем они тебе сдались?
— Да мне бы их век не видеть. Только с ними ведь эти бедняги, невольники, вот о ком у меня душа изболелась.
Не могли бы мы, то есть твой достойный отряд, полковник, как-нибудь освободить их и доставить в Рэдволл?
— Прекрати сейчас же, Меллус! — перебил барсучиху аббат Бернар. — Полковник Клэри и его друзья и так много сделали для нас. К тому же, я уверен, в Саламандастроне их ждут важные дела.
— Вовсе нет, аббат. Старина Ронблейд, наш владыка-барсук, послал нас в Страну Цветущих Мхов, чтобы мы защищали здесь тех, кто попал в беду по милости крыс.
Так что выполнить вашу просьбу — прямой наш долг.
— Так вы спасете их, правда? — благодарно улыбнулась матушка Меллус.
— Пока не могу ручаться за успех. Сейчас перекинусь парой слов с ребятами и доложу, что мы решим.
Меллус видела, что полковника нет нужды уламывать, но все же продолжала сетовать:
— Сердце разрывается, как подумаю о них, — их ведь там десятка два, и все такие молоденькие, малыши совсем.
И дружок ваш, белка, тоже с ними — крысы и его сцапали.
— А, старина Паккатуг! Ей-ей, старый прохиндей наверняка сам виноват. Сколько раз ему говорено: жадность до добра не доведет. Свет, слышь, еще не видывал такого обжоры, мать родную продаст за пару лепешек. Надо хорошенько раскинуть мозгами, как половчее обделать это дело.
Барсучиха сокрушенно вздохнула:
— Надеюсь, вы что-нибудь сообразите. Мало того что из-за невольников вся извелась, так и от наших путешественников — Мэриел, Дандина, Тарквина и молодого Дарри — ни слуху ни духу. Ушли искать какой-то неведомый остров, мол, надо им громадный колокол освободить и злодея по имени Неистовый Габул убить, да словно в воду канули. Я уж иной раз думаю, лучше бы мышка и не вспоминала, кто она есть на самом деле. Пусть бы считала, что зовут ее Буря Чайкобой. Слишком уж много тревог нам всем выпало, как узнала она, что ее имя Мэриел.
Клэри, который лихо разделывался с фруктовой ватрушкой, при этих словах едва не поперхнулся.
— Ну и ну! Старая знакомая, Буря Чайкобой! Ишь ты, оказывается, ее зовут Мэриел — славное имя, куда больше подходит такой хорошенькой мышке. Слышь, зря ты изводишься попусту. Она за себя постоит. А если с ней трое надежных друзей, то им никто не страшен.
Под покровом недолгой летней ночи трое зайцев, вооруженных лишь копьями, бесшумно пробирались через лес, направляясь к лагерю крыс. Когда в темноте засветились вражеские костры, Клэри остановился:
— Пришли, ребята. Значит, так, работать надо чисто, иначе, слышь, крысы пустят нас в расход. Мы с Рози их малость отвлечем, а ты, Тим, действуй. Хватай пару невольников и жми в Рэдволл. Южные ворота не заперты, только приперты с той стороны веткой — толкни как следует, и готово. А мы тут с Рози чуток поиграем с крысяками — пусть половят себя за хвост. Ну и вернемся в аббатство к рассвету. А вы, слышь, встречайте нас на северной стене, луки держите наготове — вдруг эти шельмецы будут нам на пятки наступать. Все, Тим, ни пуха ни пера, старина! Идем, Рози. Двум смертям не бывать, одной не миновать! Нам ли с тобой бояться этих длиннохвостых!
В лагере крыс царило уныние. После того как пираты бежали под градом стрел, бросив затею с горящими снарядами, Кривоглаз словно с цепи сорвался. Всякого, кто к нему приближался, он пинал или кусал.
Крысы понимали, что капитан ждет повода сорвать злобу и тому, кто ему подвернется, не поздоровится. Вдруг в темноте, неподалеку от Кривоглаза, раздался насмешливый голос:
— Хохо, приятель! Славно ты давеча драпал!
Кривоглаз, зайдясь от ярости, выхватил меч и бросился туда, откуда донеслось оскорбление.
— Ты, лягушачий потрох, выходи на бой! Или сдрейфил?
На этот раз издевательский голос раздался с другого конца лагеря:
— Сам ты потрох вонючий! Ты нам больше не капитан, старая развалина!
Кривоглаз круто повернулся и кинулся на голос.
— Заглохни! — вопил он. — Я вырву твой поганый язык и порублю на кусочки!
Еще один голос прогремел с противоположной стороны:
— Кишка тонка! Тебе только капусту на кухне рубить!
Тогда Кривоглаз схватил Острозуба и в исступлении принялся его душить. Напрасно тот хрипел, умоляя о пощаде:
— Это не я! Да я и рта не раскрывал!
Фринк, закадычный друг Острозуба, увидев, что дело плохо, бросился на помощь. Но Клыкач выставил поперек дороги пику, и Фринк растянулся на земле.
— Две крысы дерутся, третья не мешай. Острозуб может сам за себя постоять!
Тут взорвался Рыбоед:
— А тебя, падаль, кто просил соваться?
Он выхватил меч и плашмя огрел Клыкача по голове.
Но в это время кто-то пнул его в зад.
— Не смей трогать Клыкача, вшивая шкура!
Рыбоед обернулся и, не долго думая, двинул Толстобрюху промеж глаз.
— Получай, жирный скот! Я тебе попинаюсь!
Заскрежетав зубами, Толстобрюх вытащил кинжал:
— Была охота тебя пинать, лапы пачкать! Но за это ты поплатишься, пакостная морда!
Минуту спустя крысы лупили друг друга чем попало.
Между ними шныряли неуловимые и быстрые, как тени, полковник Клэри и Рози. Они раздавали удары направо и налево и при этом истошно вопили, подражая крысиным голосам:
— Клыкача, Клыкача капитаном! Долой Кривоглаза, старого пустобреха!
— Нет, братва, это ему так не пройдет! Насмерть придушил беднягу Острозуба, стервец!
Рози кончиком копья ударила по затылку пробегавшего мимо пирата.
— Вот тебе гостинчик от Кайбо, паскуда! Ух, до чего ты мне опостылел, отвратная рожа!
Яростно крича, пират схватил острый крюк и налетел на Кайбо:
— Ах ты, мразь! А я-то дурак думал, мы с тобой кореша!
Все шло как по-писаному, пока Хон Рози удавалось справляться с распирающим ее смехом. Наконец она не выдержала:
— Ухахаху! Получай, палубная шваль! Ухахахуха!
Умора с вами, парни! Почистите друг другу шкуры хорошенько, выбейте пыль!
Кое-кто из крыс опустил оружие и насторожился.
— Ну тебя и разбирает, Рози, старушка. Ей-ей, могла бы малость потерпеть, — раздался в наступившей тишине сдавленный шепот полковника Клэри.
Кривоглаз отпихнул полузадушенного Острозуба:
— Парни, нас вокруг когтя обвели! Это зайцы! Хватай их!
Но сделать это оказалось куда труднее, чем приказать.
Прежде чем крысы очухались и пустились в погоню, зайцы были уже далеко — огромными скачками неслись они по лесу, пронизанному ночными тенями. Что до Тима, он давно уже был в безопасности. Пропажу двух невольников, молодых землероек, крысы обнаружили только утром.
30
За долгие годы морских странствий Флогга, капитан «Крысиной головы», нави дался всякого и привык к опасностям.
Он служил Габулу верой и правдой, но нынче приходилось быть начеку. Флогга не собирался зря рисковать шкурой, поэтому, как только корабль его бросил якорь в бухте острова Терраморт, он приказал пиратам вооружиться и не отходить от него ни на шаг. Ватага крыс направилась прямиком в форт Блейдгирт и заполнила пиршественный зал. Флогга знал: никто его не тронет, пока он среди своих головорезов.
Увидев наконец Властелина морей и океанов, капитан глазам своим не поверил. Габула было не узнать. Он явно повредился в рассудке.
Вид его наводил страх: некогда роскошное шелковое одеяние было изорвано, кольца и браслеты потускнели, и лишь золотые клыки, украшенные изумрудами, по-прежнему грозно сверкали. Налитые кровью глаза Габула слезились от бессонных ночей.
У крысиного капитана душа ушла в пятки. От этого всклокоченного безумца можно было ожидать любой выходки; к тому же Флогга никак не мог понять, действительно ли Габул не в себе или устраивает очередное представление, смысл которого понятен лишь ему одному.
Габул всегда в мгновение ока переходил от обманчивого добродушия к вспышкам дикой ярости, и недавний друг мог оказаться его злейшим врагом. Неспроста все крысы — и простые пираты, и капитаны — трепетали перед ним.
Заговорив, Габул окончательно ошарашил Флоггу:
— Харахаха, здорово, Кривоглаз. Так и знал, рано или поздно ты заявишься. Вот радость-то — мой старый приятель Кривоглаз вновь в Блейдгирте, и вся команда с ним!
Флогга затряс головой:
— Ты что, Габул, белены объелся? Какой я тебе Кривоглаз? Я Флогга, капитан «Крысиной головы».
Хитрая улыбка блуждала на губах Габула. Он махнул когтистой лапой:
— Э, приятель, хочешь провести старину Габула? Не тебе меня морочить, Кривоглаз. Я тебя знаю как облупленного. Скажи-ка лучше, где мой корабль, где «Темная королева»?
— «Темная королева»? Эта чертова лоханка попортила нам много крови, разрази меня гром! До одури мы носились по морям, выискивали ее, все хотели тебе угодить. А она, похоже, пошла на дно. Я уж думал, ты решил над нами пошутить, вот и выдумал, что ее похитили. Наплел же ты какие-то небылицы про сокровища, которых у нее полны трюмы.
Габул склонил голову; глаза его бешено бегали.
— Сокровища! Что, приятель, говорил ты с Салтаром?
— С Салтаром? С каких это пор покойники говорят?
— Разве Салтар покойник? Вот это новость! И кто же его прикончил?
— Да ты, кто ж еще! Насадил его на кинжал. Вот здесь, в этом самом зале.
— Хараха, а я и забыл, Кривоглаз, приятель. Теперь слушай. Черт с ней, с «Темной королевой». Мы ведь с тобой старые кореша, что нам ссориться из-за какой-то посудины!
— Кончай ты дурака валять! Какой я тебе Кривоглаз?
Я Флогга, не видишь, что ли?
Габул коварно подмигнул:
— Не пытайся водить меня за нос. Слушай. Не было на корабле никаких сокровищ. Я это выдумал, чтобы поймать тебя.
Флогга тяжело вздохнул. Он понял, что перечить безумному Королю бесполезно.
Габул нагнулся к его уху и прошептал:
— Вот что, Кривоглаз. Сокровища здесь. В крепости.
Я один знаю, где они спрятаны. Хочешь покажу?
— Конечно хочу, приятель.
— Тогда вели своим парням остаться здесь, а сам иди за мной.
— Дудки, Габул! Хочешь затащить меня куда-нибудь и расправиться?
— Э, Кривоглаз, а я-то думал, башка у тебя соображает. Мы что, со всем этим сбродом будем делиться сокровищами?
Флогга подозревал, что Габул хочет заманить его в ловушку, и в то же время ему не терпелось запустить лапы в сундук с сокровищами. Жадность быстро одержала верх.
— Ты прав, Габул, лишние свидетели ни к чему. Поделим все поровну, как бывало раньше. Веди меня. Но знай: если ты меня надуешь — кинжал мой вонзится тебе в глотку.
— Зачем мне тебя надувать? — В голосе Габула звучала неподдельная обида. — Это ты надул меня, Кривоглаз. Но я на тебя зла не держу. Кто старое помянет — тому глаз вон. А теперь идем. И смотри, чтоб никто из твоих болванов за нами не увязался.
Флогга повернулся к крысам и приказал ждать его в пиршественном зале. Незаметно подмигнув пиратам, он двинулся вслед за Габулом.
Габул спустился вниз по винтовой лестнице, снял со стены копье, просунул его в железное кольцо, прикрепленное к здоровенному камню, и перевернул его. Флогга застыл в дверях, по-прежнему остерегаясь ловушки. Габул поманил его, указывая в темное отверстие, зияющее в полу:
— Сокровища там, приятель. Сокровища, каких ты в жизни не видывал. Иди же, Кривоглаз, возьми свою долю.
Флогга не двинулся с места.
— Вот еще…
Габул подошел к нему и вцепился в его лапу:
— Раз так, давай спустимся вместе. Прыгнем разом, и все. Подумай-ка, сейчас Габул и Кривоглаз будут купаться в сокровищах!
Флогга прикусил губу:
— Прыгнем разом, говоришь?
— Конечно. Как же иначе? Раз, два, три — и мы внизу.
Габул потащил капитана к краю дыры. Флогга не упирался, решив, что рядом с Королем ему бояться нечего. Как Габул и обещал, они прыгнули разом, но Флогга оказался на дне глубокой вонючей ямы, а Габул хохотал наверху:
— Хараха, Скраббаг, привет! Я тебе говорил, жди гостей. Вот он, Кривоглаз. Встречай!
Флогга взвизгнул от ужаса. В темноте совсем рядом с ним что-то шуршало и щелкало. Габул сорвал со стены факел и осветил яму. Флогга отчаянно застонал. К нему подкрадывался черный скорпион невероятных размеров; бежать было некуда. Шурша панцирем по каменному полу и пощелкивая лапами, чудовище приближалось. Ядовитое жало на его хвосте было воинственно вздернуто вверх и готово к смертельному удару. А наверху гремели раскаты безумного хохота.
— Эй, приятель, ну как, вспомнил Скраббага? Вы с ним старые знакомые!
Густой туман спустился на море; ветер стих, и водная гладь казалась почти недвижной. Стоя у румпеля, Мэриел не могла различить, что делается на другом конце судна.
Одно было ясно: скованные штилем и непроглядной влажной мглой, они не двигались с места.
Тарквин принес мышке перекусить.
— Противная штука этот туман, ей-ей! Ну да ладно, старушка, что толку дергаться понапрасну. Рано или поздно мы опять двинем и с курса не собьемся — у нас ведь есть наша ласточка.
— Конечно, Тарквин, волноваться ни к чему. А где Дарри и Дандин?
— На носу. Кажись, именно так говорят бывалые мореходы. Нашли леску, крючки и, вишь, изображают из себя рыбаков!
— На море туман куда гуще, чем на суше. Если долго всматриваться, из мглы выступают какие-то причудливые тени.
— Ей-ей, по шкуре мурашки бегают. Я и в Саламандастроне не слишком жаловал туман. Терпеть не могу эту липкую морось!
— Ш-ш, Тарквин. Слышишь?
— Да нет, все тихо. Может, те двое шебуршат спереди, то есть, я хотел сказать, на носу?
— Ой-ой-ой! Берегись!
Обгорелое судно содрогнулось от страшного толчка.
Это «Морской бродяга», корабль крыс-пиратов, протаранил его в тумане. Поврежденная огнем обшивка оглушительно затрещала, и «Острый клык», резко накренившись, развалился на две части. Мэриел, прежде чем ее швырнуло за борт, успела схватить ласточку. С глухим всплеском мышка упала в воду. Где-то поблизости раздавались хриплые выкрики:
— Капитан Кошкодер, мы врезались в какую-то посудину!
— Так возьмите ее на абордаж, бездельники! Может, найдем там что стоящее.
— Мы налетели на эту развалюху в тумане, и она сразу треснула пополам. В этом проклятом тумане ни черта не видать!
— А что «Морской бродяга», цел?
— Да, капитан. Целехонек! А эта лохань треснула, как скорлупка. Видать, это какой-то обломок, что носится по морю после крушения.
— Капитан Кошкодер, двое за бортом!
— Так что стоите, раззявив рты? Выловить их!
— Похоже, это мышонок и этот, колючий, как их там называют, еж, что ли?
— Поднять на борт, откачать и привести ко мне в каюту.
Мэриел, зажав ласточку в зубах, отчаянно работала всеми четырьмя лапами; Чайкобой, висевший у нее на шее, казался очень тяжелым и тянул мышку ко дну. Крики, доносившиеся с пиратского корабля, постепенно заглохли в тумане, и мышка осталась совершенно одна, окруженная водой и непроглядной пеленой тумана.
Вдруг кто-то схватил ее за задние лапы, увлекая под воду. Мышка яростно пиналась, пытаясь вырваться. Лапы ее ударялись о что-то твердое. Но кем бы ни был этот неведомый враг, ей удалось от него освободиться. Она всплыла на поверхность и обнаружила, что рядом, отплевываясь и фыркая, плещется Тарквин.
— Уф! Ей-ей, похоже, я побывал на самом дне. Слышь, старушка, я, часом, не в твои лапы вцепился?
От счастья Мэриел едва не захлебнулась.
— Тарквин, это ты?!
— А кто же еще? Ты, видно, приняла меня за рыбу с длинными ушами?
— Нас протаранил корабль крыс-пиратов. Я слышала, они называли его «Морской бродяга». Представляешь, они увидели Дандина и Дарри и втащили их на борт.
— Хорошенькое дело! Сцапали наших ребят. Вот шельмы! Слышь, нам-то как теперь быть?
— Ну а что мы, по-твоему, можем сделать?
— Ты, часом, не приметила, куда он пошел, этот «Морской бродяга»?
— В ту сторону, кажется. В тумане ничего толком не разглядишь.
— Поплывем за ними, что ж еще? Там посмотрим, как вызволить наших.
И Мэриел что есть мочи стала бить по воде лапами.
Через некоторое время Тарквин остановился и распластался на спине, тихонько покачиваясь.
— Ох, погоди, старушка. Дай дух перевести.
— Я тоже запыхалась. Наверняка мы плаваем кругами, ничего ж не видать.
— Ей-ей, лучше погодить, пока этот проклятый туман не развеется. Слышь, возьми-ка мою харолину. Она ведь как поплавок, не тонет. Ее нам обоим хватит.
Мышка и заяц оперлись на инструмент. Он слегка колыхался, а они тихонько шевелили задними лапами, чтобы остаться на плаву.
Казалось, время тянется бесконечно. Тарквин и Мэриел уже совершенно не представляли, сколько они проплыли и сдвинулись ли вообще с места. Постепенно туман рассеялся, сменившись легкой дымкой; ветер с каждой минутой крепчал. Теперь друзья могли оглядеться вокруг, но это их отнюдь не утешило. Корабля крыс-пиратов и след простыл, берега тоже было не видать. Их окружали лишь разыгравшиеся волны. Мэриел подняла глаза к небу; близились сумерки.
— В море ночью, наверное, страшно холодно.
— Понятное дело. Ей-ей, у меня и сейчас зуб на зуб не попадает.
— У меня тоже. Тарквин, я хотела тебе сказать — мне очень жаль, что я втянула тебя в такую передрягу.
Я должна была идти одна, а теперь видишь, что получилось, — Дандин и Дарри в плену у крыс, а мы…
— Что за чушь ты говоришь? Слишком ты о себе воображаешь, так вот! Стали бы мы у тебя разрешения спрашивать.
— Ты настоящий друг, Тарквин. Никогда не забуду, как ты меня поддерживал.
— Спасибо, старушка. Я тронут. Хон Рози, слышь, тоже наверняка меня не забудет. Вспомнит иногда старину Тарквина, что пошел на корм рыбам, и смахнет слезу лапой. Ах, Рози, Рози, не сыскать тебе больше такого красавца и умницы, ни в жисть не сыскать!
Вода попала мышке в рот, и она закашлялась.
— Слышь, старушка, ей-ей, будет удобнее, если ты вынешь пичугу изо рта и привяжешь на шею.
Они покачивались на воде, тесно прижавшись друг к другу; вечернее солнце расцветило небо и море самыми причудливыми оттенками, но мышка и заяц не замечали красоты заката. Вскоре на море опустилась тьма. Вдруг две исполинские лапы мелькнули над водой, сгребли Мэриел и Тарквина и с легкостью подняли их на палубу корабля.
— Тарквин, это ты, бродяга!
Дрожащий заяц, чуть не теряя сознание, оторопело уставился в полосатую морду владыки Ронблейда:
— Мм… милорд! А я и не знал, что ты тоже пустился в плавание!
— Бьюсь об заклад, повеса, ты решил довести бедную мышку до погибели. Потому и потащил ее в море!
— Вовсе нет… наоборот!
— Ладно, мы все обсудим потом, когда вы оба немного очухаетесь.
Мэриел пришла в себя в одной из кают «Стального клинка». В маленьком очаге уютно горели угли. Мышка с удивлением обнаружила, что на ней надеты пестрые обноски крыс-пиратов. Ронблейд, увидев, что она открыла глаза, заставил ее глотнуть крепкого вина и съесть немного сушеных фруктов.
Тарквин уже совершенно оправился. Мэриел так и прыснула со смеху, увидев, что тот вырядился в шелковое тряпье крыс и накинул желтый пиратский плащ. Мечи и кинжалы всегда были настоящей страстью зайца, и он уже успел заткнуть с полдюжины за широкий атласный пояс; стоило ему пошевелиться, бесчисленные серьги и браслеты, которые он нацепил, принимались дребезжать.
— Харахаха, что, испугалась?! — дурашливо завопил заяц. — Это я, Тарквин Грозный!
Ронблейд фыркнул, пытаясь скрыть улыбку:
— На мой взгляд, скорее Жуткий, чем Грозный. — Барсук повернулся к Мэриел: — Расскажи мне, мышка, куда ты направлялась по морю на какой-то бандуре вместо корабля, да еще и в компании с этим пустоголовым малым?
— Это длинная история, и я начну издалека…
Снаружи ветер рыскал по морю, ревел и стонал в кромешной тьме. Косые струи дождя яростно молотили по палубе, а «Стальной клинок», рассекая волны, шел на север, туда, куда указывала металлическая ласточка; к румпелю корабля был привязан Чайкобой.
Он служил Габулу верой и правдой, но нынче приходилось быть начеку. Флогга не собирался зря рисковать шкурой, поэтому, как только корабль его бросил якорь в бухте острова Терраморт, он приказал пиратам вооружиться и не отходить от него ни на шаг. Ватага крыс направилась прямиком в форт Блейдгирт и заполнила пиршественный зал. Флогга знал: никто его не тронет, пока он среди своих головорезов.
Увидев наконец Властелина морей и океанов, капитан глазам своим не поверил. Габула было не узнать. Он явно повредился в рассудке.
Вид его наводил страх: некогда роскошное шелковое одеяние было изорвано, кольца и браслеты потускнели, и лишь золотые клыки, украшенные изумрудами, по-прежнему грозно сверкали. Налитые кровью глаза Габула слезились от бессонных ночей.
У крысиного капитана душа ушла в пятки. От этого всклокоченного безумца можно было ожидать любой выходки; к тому же Флогга никак не мог понять, действительно ли Габул не в себе или устраивает очередное представление, смысл которого понятен лишь ему одному.
Габул всегда в мгновение ока переходил от обманчивого добродушия к вспышкам дикой ярости, и недавний друг мог оказаться его злейшим врагом. Неспроста все крысы — и простые пираты, и капитаны — трепетали перед ним.
Заговорив, Габул окончательно ошарашил Флоггу:
— Харахаха, здорово, Кривоглаз. Так и знал, рано или поздно ты заявишься. Вот радость-то — мой старый приятель Кривоглаз вновь в Блейдгирте, и вся команда с ним!
Флогга затряс головой:
— Ты что, Габул, белены объелся? Какой я тебе Кривоглаз? Я Флогга, капитан «Крысиной головы».
Хитрая улыбка блуждала на губах Габула. Он махнул когтистой лапой:
— Э, приятель, хочешь провести старину Габула? Не тебе меня морочить, Кривоглаз. Я тебя знаю как облупленного. Скажи-ка лучше, где мой корабль, где «Темная королева»?
— «Темная королева»? Эта чертова лоханка попортила нам много крови, разрази меня гром! До одури мы носились по морям, выискивали ее, все хотели тебе угодить. А она, похоже, пошла на дно. Я уж думал, ты решил над нами пошутить, вот и выдумал, что ее похитили. Наплел же ты какие-то небылицы про сокровища, которых у нее полны трюмы.
Габул склонил голову; глаза его бешено бегали.
— Сокровища! Что, приятель, говорил ты с Салтаром?
— С Салтаром? С каких это пор покойники говорят?
— Разве Салтар покойник? Вот это новость! И кто же его прикончил?
— Да ты, кто ж еще! Насадил его на кинжал. Вот здесь, в этом самом зале.
— Хараха, а я и забыл, Кривоглаз, приятель. Теперь слушай. Черт с ней, с «Темной королевой». Мы ведь с тобой старые кореша, что нам ссориться из-за какой-то посудины!
— Кончай ты дурака валять! Какой я тебе Кривоглаз?
Я Флогга, не видишь, что ли?
Габул коварно подмигнул:
— Не пытайся водить меня за нос. Слушай. Не было на корабле никаких сокровищ. Я это выдумал, чтобы поймать тебя.
Флогга тяжело вздохнул. Он понял, что перечить безумному Королю бесполезно.
Габул нагнулся к его уху и прошептал:
— Вот что, Кривоглаз. Сокровища здесь. В крепости.
Я один знаю, где они спрятаны. Хочешь покажу?
— Конечно хочу, приятель.
— Тогда вели своим парням остаться здесь, а сам иди за мной.
— Дудки, Габул! Хочешь затащить меня куда-нибудь и расправиться?
— Э, Кривоглаз, а я-то думал, башка у тебя соображает. Мы что, со всем этим сбродом будем делиться сокровищами?
Флогга подозревал, что Габул хочет заманить его в ловушку, и в то же время ему не терпелось запустить лапы в сундук с сокровищами. Жадность быстро одержала верх.
— Ты прав, Габул, лишние свидетели ни к чему. Поделим все поровну, как бывало раньше. Веди меня. Но знай: если ты меня надуешь — кинжал мой вонзится тебе в глотку.
— Зачем мне тебя надувать? — В голосе Габула звучала неподдельная обида. — Это ты надул меня, Кривоглаз. Но я на тебя зла не держу. Кто старое помянет — тому глаз вон. А теперь идем. И смотри, чтоб никто из твоих болванов за нами не увязался.
Флогга повернулся к крысам и приказал ждать его в пиршественном зале. Незаметно подмигнув пиратам, он двинулся вслед за Габулом.
Габул спустился вниз по винтовой лестнице, снял со стены копье, просунул его в железное кольцо, прикрепленное к здоровенному камню, и перевернул его. Флогга застыл в дверях, по-прежнему остерегаясь ловушки. Габул поманил его, указывая в темное отверстие, зияющее в полу:
— Сокровища там, приятель. Сокровища, каких ты в жизни не видывал. Иди же, Кривоглаз, возьми свою долю.
Флогга не двинулся с места.
— Вот еще…
Габул подошел к нему и вцепился в его лапу:
— Раз так, давай спустимся вместе. Прыгнем разом, и все. Подумай-ка, сейчас Габул и Кривоглаз будут купаться в сокровищах!
Флогга прикусил губу:
— Прыгнем разом, говоришь?
— Конечно. Как же иначе? Раз, два, три — и мы внизу.
Габул потащил капитана к краю дыры. Флогга не упирался, решив, что рядом с Королем ему бояться нечего. Как Габул и обещал, они прыгнули разом, но Флогга оказался на дне глубокой вонючей ямы, а Габул хохотал наверху:
— Хараха, Скраббаг, привет! Я тебе говорил, жди гостей. Вот он, Кривоглаз. Встречай!
Флогга взвизгнул от ужаса. В темноте совсем рядом с ним что-то шуршало и щелкало. Габул сорвал со стены факел и осветил яму. Флогга отчаянно застонал. К нему подкрадывался черный скорпион невероятных размеров; бежать было некуда. Шурша панцирем по каменному полу и пощелкивая лапами, чудовище приближалось. Ядовитое жало на его хвосте было воинственно вздернуто вверх и готово к смертельному удару. А наверху гремели раскаты безумного хохота.
— Эй, приятель, ну как, вспомнил Скраббага? Вы с ним старые знакомые!
Густой туман спустился на море; ветер стих, и водная гладь казалась почти недвижной. Стоя у румпеля, Мэриел не могла различить, что делается на другом конце судна.
Одно было ясно: скованные штилем и непроглядной влажной мглой, они не двигались с места.
Тарквин принес мышке перекусить.
— Противная штука этот туман, ей-ей! Ну да ладно, старушка, что толку дергаться понапрасну. Рано или поздно мы опять двинем и с курса не собьемся — у нас ведь есть наша ласточка.
— Конечно, Тарквин, волноваться ни к чему. А где Дарри и Дандин?
— На носу. Кажись, именно так говорят бывалые мореходы. Нашли леску, крючки и, вишь, изображают из себя рыбаков!
— На море туман куда гуще, чем на суше. Если долго всматриваться, из мглы выступают какие-то причудливые тени.
— Ей-ей, по шкуре мурашки бегают. Я и в Саламандастроне не слишком жаловал туман. Терпеть не могу эту липкую морось!
— Ш-ш, Тарквин. Слышишь?
— Да нет, все тихо. Может, те двое шебуршат спереди, то есть, я хотел сказать, на носу?
— Ой-ой-ой! Берегись!
Обгорелое судно содрогнулось от страшного толчка.
Это «Морской бродяга», корабль крыс-пиратов, протаранил его в тумане. Поврежденная огнем обшивка оглушительно затрещала, и «Острый клык», резко накренившись, развалился на две части. Мэриел, прежде чем ее швырнуло за борт, успела схватить ласточку. С глухим всплеском мышка упала в воду. Где-то поблизости раздавались хриплые выкрики:
— Капитан Кошкодер, мы врезались в какую-то посудину!
— Так возьмите ее на абордаж, бездельники! Может, найдем там что стоящее.
— Мы налетели на эту развалюху в тумане, и она сразу треснула пополам. В этом проклятом тумане ни черта не видать!
— А что «Морской бродяга», цел?
— Да, капитан. Целехонек! А эта лохань треснула, как скорлупка. Видать, это какой-то обломок, что носится по морю после крушения.
— Капитан Кошкодер, двое за бортом!
— Так что стоите, раззявив рты? Выловить их!
— Похоже, это мышонок и этот, колючий, как их там называют, еж, что ли?
— Поднять на борт, откачать и привести ко мне в каюту.
Мэриел, зажав ласточку в зубах, отчаянно работала всеми четырьмя лапами; Чайкобой, висевший у нее на шее, казался очень тяжелым и тянул мышку ко дну. Крики, доносившиеся с пиратского корабля, постепенно заглохли в тумане, и мышка осталась совершенно одна, окруженная водой и непроглядной пеленой тумана.
Вдруг кто-то схватил ее за задние лапы, увлекая под воду. Мышка яростно пиналась, пытаясь вырваться. Лапы ее ударялись о что-то твердое. Но кем бы ни был этот неведомый враг, ей удалось от него освободиться. Она всплыла на поверхность и обнаружила, что рядом, отплевываясь и фыркая, плещется Тарквин.
— Уф! Ей-ей, похоже, я побывал на самом дне. Слышь, старушка, я, часом, не в твои лапы вцепился?
От счастья Мэриел едва не захлебнулась.
— Тарквин, это ты?!
— А кто же еще? Ты, видно, приняла меня за рыбу с длинными ушами?
— Нас протаранил корабль крыс-пиратов. Я слышала, они называли его «Морской бродяга». Представляешь, они увидели Дандина и Дарри и втащили их на борт.
— Хорошенькое дело! Сцапали наших ребят. Вот шельмы! Слышь, нам-то как теперь быть?
— Ну а что мы, по-твоему, можем сделать?
— Ты, часом, не приметила, куда он пошел, этот «Морской бродяга»?
— В ту сторону, кажется. В тумане ничего толком не разглядишь.
— Поплывем за ними, что ж еще? Там посмотрим, как вызволить наших.
И Мэриел что есть мочи стала бить по воде лапами.
Через некоторое время Тарквин остановился и распластался на спине, тихонько покачиваясь.
— Ох, погоди, старушка. Дай дух перевести.
— Я тоже запыхалась. Наверняка мы плаваем кругами, ничего ж не видать.
— Ей-ей, лучше погодить, пока этот проклятый туман не развеется. Слышь, возьми-ка мою харолину. Она ведь как поплавок, не тонет. Ее нам обоим хватит.
Мышка и заяц оперлись на инструмент. Он слегка колыхался, а они тихонько шевелили задними лапами, чтобы остаться на плаву.
Казалось, время тянется бесконечно. Тарквин и Мэриел уже совершенно не представляли, сколько они проплыли и сдвинулись ли вообще с места. Постепенно туман рассеялся, сменившись легкой дымкой; ветер с каждой минутой крепчал. Теперь друзья могли оглядеться вокруг, но это их отнюдь не утешило. Корабля крыс-пиратов и след простыл, берега тоже было не видать. Их окружали лишь разыгравшиеся волны. Мэриел подняла глаза к небу; близились сумерки.
— В море ночью, наверное, страшно холодно.
— Понятное дело. Ей-ей, у меня и сейчас зуб на зуб не попадает.
— У меня тоже. Тарквин, я хотела тебе сказать — мне очень жаль, что я втянула тебя в такую передрягу.
Я должна была идти одна, а теперь видишь, что получилось, — Дандин и Дарри в плену у крыс, а мы…
— Что за чушь ты говоришь? Слишком ты о себе воображаешь, так вот! Стали бы мы у тебя разрешения спрашивать.
— Ты настоящий друг, Тарквин. Никогда не забуду, как ты меня поддерживал.
— Спасибо, старушка. Я тронут. Хон Рози, слышь, тоже наверняка меня не забудет. Вспомнит иногда старину Тарквина, что пошел на корм рыбам, и смахнет слезу лапой. Ах, Рози, Рози, не сыскать тебе больше такого красавца и умницы, ни в жисть не сыскать!
Вода попала мышке в рот, и она закашлялась.
— Слышь, старушка, ей-ей, будет удобнее, если ты вынешь пичугу изо рта и привяжешь на шею.
Они покачивались на воде, тесно прижавшись друг к другу; вечернее солнце расцветило небо и море самыми причудливыми оттенками, но мышка и заяц не замечали красоты заката. Вскоре на море опустилась тьма. Вдруг две исполинские лапы мелькнули над водой, сгребли Мэриел и Тарквина и с легкостью подняли их на палубу корабля.
— Тарквин, это ты, бродяга!
Дрожащий заяц, чуть не теряя сознание, оторопело уставился в полосатую морду владыки Ронблейда:
— Мм… милорд! А я и не знал, что ты тоже пустился в плавание!
— Бьюсь об заклад, повеса, ты решил довести бедную мышку до погибели. Потому и потащил ее в море!
— Вовсе нет… наоборот!
— Ладно, мы все обсудим потом, когда вы оба немного очухаетесь.
Мэриел пришла в себя в одной из кают «Стального клинка». В маленьком очаге уютно горели угли. Мышка с удивлением обнаружила, что на ней надеты пестрые обноски крыс-пиратов. Ронблейд, увидев, что она открыла глаза, заставил ее глотнуть крепкого вина и съесть немного сушеных фруктов.
Тарквин уже совершенно оправился. Мэриел так и прыснула со смеху, увидев, что тот вырядился в шелковое тряпье крыс и накинул желтый пиратский плащ. Мечи и кинжалы всегда были настоящей страстью зайца, и он уже успел заткнуть с полдюжины за широкий атласный пояс; стоило ему пошевелиться, бесчисленные серьги и браслеты, которые он нацепил, принимались дребезжать.
— Харахаха, что, испугалась?! — дурашливо завопил заяц. — Это я, Тарквин Грозный!
Ронблейд фыркнул, пытаясь скрыть улыбку:
— На мой взгляд, скорее Жуткий, чем Грозный. — Барсук повернулся к Мэриел: — Расскажи мне, мышка, куда ты направлялась по морю на какой-то бандуре вместо корабля, да еще и в компании с этим пустоголовым малым?
— Это длинная история, и я начну издалека…
Снаружи ветер рыскал по морю, ревел и стонал в кромешной тьме. Косые струи дождя яростно молотили по палубе, а «Стальной клинок», рассекая волны, шел на север, туда, куда указывала металлическая ласточка; к румпелю корабля был привязан Чайкобой.
31
Аббат Бернар не сводил глаз с бывших невольников. Молодые землеройки накинулись на еду, словно изголодавшиеся волки, — они набивали рты сливовыми тарталетками и тут же хватали горячие лепешки, захлебывались настойкой и жадно слизывали с лап мед.
— Ох, матушка Меллус, эти двое, того и гляди, съедят и миски, и ложки, да и стол в придачу.
— Подумай только, отец Бернар, бедняги наверняка сами не помнят, когда в последний раз ели досыта.
Один из невольников принялся собирать со стола крошки. Симеон взял его за лапу:
— Оставь. Скажи лучше, сколько вас там, в плену у крыс?
— Семнадцать. Или нет, восемнадцать. Конечно восемнадцать, вместе с белкой.
Брат Олдер возвел глаза к небу и легонько подтолкнул юного Коклебура:
— Представляешь, сколько ж надо наготовить на восемнадцать таких едоков!
— Пожалуй, они бы все в нашей кухне смели подчистую, хотя не нам жаловаться на нехватку припасов.
Полковник Клэри в компании с Кротоначальником сидел в погребе. Гейб Дикобраз потчевал их лимонадом из лепестков роз и острым сыром, — как известно, это лучшая закуска для сладкого напитка.
— Урр, так ты говоришь, ночью тебе нужны четверо нашенских ребят?
— Да, четверо кротов, да, слышь, покрепче и посильней. А главное дело, чтобы рыть были мастаки.
— Урр, рыть-то для нас ерунда. Пожалуй, Данти, Бакстон и Топотун будут в самый раз, а к ним в придачу я сам.
— Высший класс! Слышь, Кротоначальник, встречаемся через два часа после заката, у ворот.
— Заметано! Уж мы, кроты, не подкачаем.
— Прости за любопытство, полковник, но почему прошлой ночью вы освободили только двоих невольников? — спросил Гейб.
Клэри отхлебнул настойки и одобрительно вздернул бровь:
— Это и ежу ясно, то есть, тыща извинений, я хотел сказать, ясно как день. Они ведь еле лапами передвигают — с целой оравой мы бы завязли. Да и цепи мешают, бедолаги ведь скованы по двое. Может, этой ночью подфартит — приведем побольше. А теперь, Кротоначальник, слушай внимательно. Вот у меня какой план…
Крысы Кривоглаза потратили целый день, чтобы подготовить свой лагерь на случай вражеского вторжения. Капитан, сидя на поваленном дереве, слушал отчет Рыбоеда.
— Все сделали, как я велел, — и капканы, и веревочные ловушки?
— Так точно, капитан. Я сам постарался, ну и Кайбо с Фринком помогли. Теперь попробуй кто-нибудь сунься — повиснет на дереве башкой вниз. Да и капканы не подведут.
— Молодцом, парни! Теперь насчет невольников. Загоним их в самую середину. Чтоб ни один черт к ним не подобрался.
Наступил вечер, и крысы развели костры. Усевшись у огня, они принялись готовить ужин. Клыкач с Толстобрюхом набрели на дикую яблоню и теперь запекали мелкие жесткие яблоки да корни одуванчика. Клыкач пожирал глазами жирного лесного голубя, которого поджаривал Кайбо, и громко ворчал:
— Фу, какие-то жалкие корешки да пригоршня яблок!
Разве это крысиная еда?! Да, братва, с такой жратвы и лапы недолго протянуть, скажу я вам. Эй, Кайбо, кореш, не будь жмотом, поделись этой жирной пичугой со старым приятелем.
Кайбо, крепче сжав добычу, нашарил лапой кинжал, с которым никогда не расставался:
— Накося выкуси! Пусть каждый жрет то, что сумел добыть, так-то, Клыкач! Мы с Рыбоедом и Кривоглазом целый день возились с ловушками, а ты валялся на траве и храпел, как боров. Хочешь мяса — иди на охоту, вот что я тебе скажу.
Толстобрюх, не сводя с голубя голодных глаз, сунулся в костер за яблоком и обжег лапу. Скорчившись от боли, он злобно отшвырнул яблоко:
— Тьфу! Пропади ты пропадом!
Клыкач огляделся вокруг. Почти никому из крыс не посчастливилось добыть мяса. Корешки да ягоды — вот и все, чем им удалось поживиться. С досады Клыкач плюнул в огонь:
— Да, нагуляем мы тут жирку, не зря капитан обещал!
Как бы последний не спустить, сено-то жевавши! Старый брехун посулил с три короба, а на деле вышел шиш!
Дьявольщина, почему только мы удрали прочь от аббатства! Надо было взять его с боем, провались оно совсем!
А то сидим здесь, сторожим эту падаль, невольников, — тоже сокровище нашли! Того и гляди, глотку друг другу перегрызем из-за корешков поганых. Нет, братва, позор это, вот что я скажу.
Одобрительный ропот пронесся по лагерю. Меж тем Кривоглаз, волоча за собой увесистый дубовый сук, подошел поближе. Раз — и сук полетел в огонь. Клыкач и Толстобрюх едва успели отскочить. Целый град искр посыпался на них, а от жалкого ужина не осталось и угольков. Крысиный капитан выхватил меч и ткнул Клыкача под ребра:
— Опять за свое, стервец! Опять воду мутишь? Почему я до сих пор не вышиб твои мозги, сам не знаю! Верно, потому, что у тебя их нет. Пока ты здесь разоряешься, я ночей не сплю, думаю о вас, болванах! Вот и дотумкался кой до чего! Этим рэдволльцам загорелось освободить невольников. Раз так, они верняк снова к нам сунутся. А зацапай мы парочку ихних, аббатских, тут уж они просто с ума сойдут. Разговор у нас тогда пойдет по-другому. Поняли, к чему я клоню? Нам надо заполучить заложников. Это все равно что ключ от аббатских порот.
— Ох, матушка Меллус, эти двое, того и гляди, съедят и миски, и ложки, да и стол в придачу.
— Подумай только, отец Бернар, бедняги наверняка сами не помнят, когда в последний раз ели досыта.
Один из невольников принялся собирать со стола крошки. Симеон взял его за лапу:
— Оставь. Скажи лучше, сколько вас там, в плену у крыс?
— Семнадцать. Или нет, восемнадцать. Конечно восемнадцать, вместе с белкой.
Брат Олдер возвел глаза к небу и легонько подтолкнул юного Коклебура:
— Представляешь, сколько ж надо наготовить на восемнадцать таких едоков!
— Пожалуй, они бы все в нашей кухне смели подчистую, хотя не нам жаловаться на нехватку припасов.
Полковник Клэри в компании с Кротоначальником сидел в погребе. Гейб Дикобраз потчевал их лимонадом из лепестков роз и острым сыром, — как известно, это лучшая закуска для сладкого напитка.
— Урр, так ты говоришь, ночью тебе нужны четверо нашенских ребят?
— Да, четверо кротов, да, слышь, покрепче и посильней. А главное дело, чтобы рыть были мастаки.
— Урр, рыть-то для нас ерунда. Пожалуй, Данти, Бакстон и Топотун будут в самый раз, а к ним в придачу я сам.
— Высший класс! Слышь, Кротоначальник, встречаемся через два часа после заката, у ворот.
— Заметано! Уж мы, кроты, не подкачаем.
— Прости за любопытство, полковник, но почему прошлой ночью вы освободили только двоих невольников? — спросил Гейб.
Клэри отхлебнул настойки и одобрительно вздернул бровь:
— Это и ежу ясно, то есть, тыща извинений, я хотел сказать, ясно как день. Они ведь еле лапами передвигают — с целой оравой мы бы завязли. Да и цепи мешают, бедолаги ведь скованы по двое. Может, этой ночью подфартит — приведем побольше. А теперь, Кротоначальник, слушай внимательно. Вот у меня какой план…
Крысы Кривоглаза потратили целый день, чтобы подготовить свой лагерь на случай вражеского вторжения. Капитан, сидя на поваленном дереве, слушал отчет Рыбоеда.
— Все сделали, как я велел, — и капканы, и веревочные ловушки?
— Так точно, капитан. Я сам постарался, ну и Кайбо с Фринком помогли. Теперь попробуй кто-нибудь сунься — повиснет на дереве башкой вниз. Да и капканы не подведут.
— Молодцом, парни! Теперь насчет невольников. Загоним их в самую середину. Чтоб ни один черт к ним не подобрался.
Наступил вечер, и крысы развели костры. Усевшись у огня, они принялись готовить ужин. Клыкач с Толстобрюхом набрели на дикую яблоню и теперь запекали мелкие жесткие яблоки да корни одуванчика. Клыкач пожирал глазами жирного лесного голубя, которого поджаривал Кайбо, и громко ворчал:
— Фу, какие-то жалкие корешки да пригоршня яблок!
Разве это крысиная еда?! Да, братва, с такой жратвы и лапы недолго протянуть, скажу я вам. Эй, Кайбо, кореш, не будь жмотом, поделись этой жирной пичугой со старым приятелем.
Кайбо, крепче сжав добычу, нашарил лапой кинжал, с которым никогда не расставался:
— Накося выкуси! Пусть каждый жрет то, что сумел добыть, так-то, Клыкач! Мы с Рыбоедом и Кривоглазом целый день возились с ловушками, а ты валялся на траве и храпел, как боров. Хочешь мяса — иди на охоту, вот что я тебе скажу.
Толстобрюх, не сводя с голубя голодных глаз, сунулся в костер за яблоком и обжег лапу. Скорчившись от боли, он злобно отшвырнул яблоко:
— Тьфу! Пропади ты пропадом!
Клыкач огляделся вокруг. Почти никому из крыс не посчастливилось добыть мяса. Корешки да ягоды — вот и все, чем им удалось поживиться. С досады Клыкач плюнул в огонь:
— Да, нагуляем мы тут жирку, не зря капитан обещал!
Как бы последний не спустить, сено-то жевавши! Старый брехун посулил с три короба, а на деле вышел шиш!
Дьявольщина, почему только мы удрали прочь от аббатства! Надо было взять его с боем, провались оно совсем!
А то сидим здесь, сторожим эту падаль, невольников, — тоже сокровище нашли! Того и гляди, глотку друг другу перегрызем из-за корешков поганых. Нет, братва, позор это, вот что я скажу.
Одобрительный ропот пронесся по лагерю. Меж тем Кривоглаз, волоча за собой увесистый дубовый сук, подошел поближе. Раз — и сук полетел в огонь. Клыкач и Толстобрюх едва успели отскочить. Целый град искр посыпался на них, а от жалкого ужина не осталось и угольков. Крысиный капитан выхватил меч и ткнул Клыкача под ребра:
— Опять за свое, стервец! Опять воду мутишь? Почему я до сих пор не вышиб твои мозги, сам не знаю! Верно, потому, что у тебя их нет. Пока ты здесь разоряешься, я ночей не сплю, думаю о вас, болванах! Вот и дотумкался кой до чего! Этим рэдволльцам загорелось освободить невольников. Раз так, они верняк снова к нам сунутся. А зацапай мы парочку ихних, аббатских, тут уж они просто с ума сойдут. Разговор у нас тогда пойдет по-другому. Поняли, к чему я клоню? Нам надо заполучить заложников. Это все равно что ключ от аббатских порот.