Но Мэри наблюдала за тем, как Ардмор и мисс Эссекс танцуют вместе и как она смеется, глядя на него.
– Ma! – пискнула Мэри. – Посмотри на это! Ее маменька посмотрела.
– Что за манеры! – презрительно фыркнула она. – Отродясь не видела ничего подобного!
– Он поцеловал ее прямо на глазах у всех нас! – воскликнула Мэри, охваченная благоговейным ужасом.
В другом конце бального зала Имоджин притянула к себе свою маленькую сестренку и обняла ее.
– Ты видела это? – прошептала она. – Ты это видела?
– Конечно, видела, – ответила Джоузи. – Полагаю, это означает, что твой план сработал, а мой – нет. – Голос ее был немного сердитым.
– У меня не было никакого плана, – лучась счастьем, промолвила Имоджин. Эван все кружил и кружил Аннабел в танце, в то время как все остальные смотрели на них. Он являл собой яркий пример влюбленного мужчины. – План был у леди Ардмор.
– Правда? Отличная, должно быть, была стратегия. Я обязана выспросить у нее подробности, – сказала Джоузи. —Для моего исследования влюбленных мужчин.
Прошло много часов, прежде чем Эван смог остаться с Аннабел наедине. Похоже, ей пришлось перетанцевать с каждым приглашенным шотландцем. Он то и дело терял ее из виду, и ему приходилось искать ее, дабы удостовериться, что ее не лапает спьяну какой-нибудь чересчур восторженный представитель клана. В один из таких моментов, когда он стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за тем, как танцует Аннабел, его обнаружил отец Армальяк.
– Ты, похоже, подсчитываешь выпавшие на твою долю блага, – сказал он со своей мягкой улыбкой.
– Их так много, что сразу и не сосчитать, – ответил он. – Роузи сказала что-нибудь еще?
– Нет. Сомневаюсь, что она когда-нибудь станет очень разговорчивой. Но пока она довольствуется и теми немногими словами, какие употребляет, и думаю, что хоть молодому Крогану и не повезло, для Роузи та встреча в лесу была чудесным событием. Она постояла за себя (или так она считает) и вновь обрела дар речи. Вот уж воистину благо.
Эван снова наблюдал за Аннабел.
Отец Армальяк улыбнулся.
– Страшно любить кого-то после такой огромной утраты, какую понес ты, – промолвил он.
Эван повернул голову и удивленно посмотрел на него.
– Так… так сказала Аннабел.
Улыбка отца Армальяка превратилась в ухмылку.
– В таком случае разве я не мудрейший человек в Шотландии? Ведь это я послал тебя в Лондон.
Внезапно Эван притянул маленького монаха к себе и стиснул его в крепких объятиях.
– Да, – сказал он. – Конечно, мудрейший. Наконец… наконец Эван ухитрился увести Аннабел в свой личный кабинет и удобно расположил ее на диванчике перед камином.
Разумеется, первым делом он поцеловал ее. И она закрыла глаза и упала в его объятия в той восторженно-покорной манере, которую он так любил. Теперь это было ему очевидно. Он полюбил Аннабел в ту минуту, когда увидел, как она рассматривает те огромные статуи египетских богов с озадаченным, умным и совершенно обворожительным видом.
Поэтому он приподнял ее подбородок и едва заметно коснулся ее губ своими.
– Открой глаза, Аннабел.
Она открыла их, охваченная истомой от усталости, желания и любви к нему, которую теперь он так ясно читал на ее лице.
– Я люблю тебя, – сказал он охрипшим от волнения голосом.
Она улыбнулась ему, и совершенно неожиданно в глазах ее заблестели слезы.
– О, Эван, я совсем не понимала этого все то время, покуда волновалась о деньгах и планировала найти мужа, который будет меня желать…
Он открыл было рот, но она покачала головой.
– Именно к этому все и сводилось. Я полагала, что буду чувствовать себя в безопасности, если просто смогу каждый день носить шелк. – Она запечатлела на его щеке поцелуй. – Я понятия не имела, что единственная ценность, которая имеет значение, это любовь. Ты не целовал меня уже много часов, – прошептала она с болью в голосе. – Я не чувствую себя в безопасности.
Медленно, очень медленно он наклонился к ней, и их губы опять соприкоснулись. Этот поцелуй был похож на все их поцелуи: в нем была и сладость, и необузданность, и ощущение, что они только-только перестали целоваться, и теперь возобновили тот самый поцелуй, в котором их уста впервые слились в апреле. Двумя секундами позже он уже жадно терзал ее губы, вкладывая в этот поцелуй всю свою душу и любовь. И она целовала его в ответ… целовала, целовала.
Очнувшись, Эван поймал себя на том, что бормочет что-то невнятное.
– Ты становишься романтиком! – поддразнила его Аннабел, но в голосе ее слышалась радость.
– А ты – нет? – спросил он. – Ты любишь меня, Аннабел, – сказал он. – Ты уверяла меня в этом, и я намерен проследить, чтобы ты держала свое слово следующие семьдесят лет. Ты любишь меня. – Он поцеловал ее глаза. – Ты сходишь с ума от любви, – промолвил он, целуя кончик ее носа. – Ты вне себя от любви. – И он снова добрался до ее губ.
– Да, – ответила она, обвив руками его шею. – О да, Эван. Да.
– А я люблю тебя еще сильнее, – прошептал он.
Некоторое время спустя от огня, предоставленного самому себе, остались лишь тлеющие угли, время от времени выбрасывавшие дрожащую искорку в темный дымоход. Огромный, величественный замок затих, даже несмотря на то что все спальни и укромные уголки его были битком набиты шотландцами.
Эван подумывал о том, чтобы увести Аннабел наверх. В конце концов, там их ждала весьма удобная кровать, и хотя этот диванчик был очень славным, длина его все же была не совсем подходящей. Конечно, они пока еще были не совсем женаты, но утром первым делом…
– Эван, – промолвила Аннабел. Она снимала с него галстук, что и впрямь означало, что ему следует подхватить свою нареченную на руки и отправиться наверх, пока их не обнаружили и не разгорелся скандал, который посрамит тот, что случился в Англии. – Ты помнишь кроличий поцелуй? – прошептала она, уткнувшись ему в шею. Теперь ее руки пробирались ему под рубашку.
– Из нас двоих именно у тебя хорошая память. Полагаю, мне придется тебе его продемонстрировать.
– Помнишь, я как-то спросила тебя, есть ли у него пара? – Глаза ее сверкали в последних отблесках огня.
– Пара? – переспросил он, но руки ее уже лежали на его талии. – Нет!
– Мерка, применяемая к одному, должна применяться и к другому, – строго молвила она и начала поцелуями прокладывать дорожку вниз по его груди.
Эван глянул вниз на ее кудри и предпринял последнюю попытку повести себя как подобает джентльмену.
– Ты не обязана этого делать, – тяжело дыша, вымолвил он.
– Конечно, не обязана, – сказала она, на минуту подняв на него глаза. – Но я хочу это сделать. – Она улыбнулась. – Я заперла за нами дверь.
– Но…
– Ты хочешь, чтобы я это сделала?
Заморгав, он уставился на нее. Он не знал, как выразить это словами.
– Эван, – промолвила она, – ответь мне честно. Разве тебе бы этого не хотелось?
Иного ответа, кроме как честного, здесь быть не могло. Они выработали это правило за всеми своими играми в вопросы по пути сюда. Всякий раз, как кто-то из них заговаривал о честности, одновременно задавая вопрос…
– Да, – наконец ответил он. – Мне бы очень этого хотелось. Аннабел лучезарно улыбнулась ему.
– В таком случае…
Глава 36
– Ma! – пискнула Мэри. – Посмотри на это! Ее маменька посмотрела.
– Что за манеры! – презрительно фыркнула она. – Отродясь не видела ничего подобного!
– Он поцеловал ее прямо на глазах у всех нас! – воскликнула Мэри, охваченная благоговейным ужасом.
В другом конце бального зала Имоджин притянула к себе свою маленькую сестренку и обняла ее.
– Ты видела это? – прошептала она. – Ты это видела?
– Конечно, видела, – ответила Джоузи. – Полагаю, это означает, что твой план сработал, а мой – нет. – Голос ее был немного сердитым.
– У меня не было никакого плана, – лучась счастьем, промолвила Имоджин. Эван все кружил и кружил Аннабел в танце, в то время как все остальные смотрели на них. Он являл собой яркий пример влюбленного мужчины. – План был у леди Ардмор.
– Правда? Отличная, должно быть, была стратегия. Я обязана выспросить у нее подробности, – сказала Джоузи. —Для моего исследования влюбленных мужчин.
Прошло много часов, прежде чем Эван смог остаться с Аннабел наедине. Похоже, ей пришлось перетанцевать с каждым приглашенным шотландцем. Он то и дело терял ее из виду, и ему приходилось искать ее, дабы удостовериться, что ее не лапает спьяну какой-нибудь чересчур восторженный представитель клана. В один из таких моментов, когда он стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за тем, как танцует Аннабел, его обнаружил отец Армальяк.
– Ты, похоже, подсчитываешь выпавшие на твою долю блага, – сказал он со своей мягкой улыбкой.
– Их так много, что сразу и не сосчитать, – ответил он. – Роузи сказала что-нибудь еще?
– Нет. Сомневаюсь, что она когда-нибудь станет очень разговорчивой. Но пока она довольствуется и теми немногими словами, какие употребляет, и думаю, что хоть молодому Крогану и не повезло, для Роузи та встреча в лесу была чудесным событием. Она постояла за себя (или так она считает) и вновь обрела дар речи. Вот уж воистину благо.
Эван снова наблюдал за Аннабел.
Отец Армальяк улыбнулся.
– Страшно любить кого-то после такой огромной утраты, какую понес ты, – промолвил он.
Эван повернул голову и удивленно посмотрел на него.
– Так… так сказала Аннабел.
Улыбка отца Армальяка превратилась в ухмылку.
– В таком случае разве я не мудрейший человек в Шотландии? Ведь это я послал тебя в Лондон.
Внезапно Эван притянул маленького монаха к себе и стиснул его в крепких объятиях.
– Да, – сказал он. – Конечно, мудрейший. Наконец… наконец Эван ухитрился увести Аннабел в свой личный кабинет и удобно расположил ее на диванчике перед камином.
Разумеется, первым делом он поцеловал ее. И она закрыла глаза и упала в его объятия в той восторженно-покорной манере, которую он так любил. Теперь это было ему очевидно. Он полюбил Аннабел в ту минуту, когда увидел, как она рассматривает те огромные статуи египетских богов с озадаченным, умным и совершенно обворожительным видом.
Поэтому он приподнял ее подбородок и едва заметно коснулся ее губ своими.
– Открой глаза, Аннабел.
Она открыла их, охваченная истомой от усталости, желания и любви к нему, которую теперь он так ясно читал на ее лице.
– Я люблю тебя, – сказал он охрипшим от волнения голосом.
Она улыбнулась ему, и совершенно неожиданно в глазах ее заблестели слезы.
– О, Эван, я совсем не понимала этого все то время, покуда волновалась о деньгах и планировала найти мужа, который будет меня желать…
Он открыл было рот, но она покачала головой.
– Именно к этому все и сводилось. Я полагала, что буду чувствовать себя в безопасности, если просто смогу каждый день носить шелк. – Она запечатлела на его щеке поцелуй. – Я понятия не имела, что единственная ценность, которая имеет значение, это любовь. Ты не целовал меня уже много часов, – прошептала она с болью в голосе. – Я не чувствую себя в безопасности.
Медленно, очень медленно он наклонился к ней, и их губы опять соприкоснулись. Этот поцелуй был похож на все их поцелуи: в нем была и сладость, и необузданность, и ощущение, что они только-только перестали целоваться, и теперь возобновили тот самый поцелуй, в котором их уста впервые слились в апреле. Двумя секундами позже он уже жадно терзал ее губы, вкладывая в этот поцелуй всю свою душу и любовь. И она целовала его в ответ… целовала, целовала.
Очнувшись, Эван поймал себя на том, что бормочет что-то невнятное.
– Ты становишься романтиком! – поддразнила его Аннабел, но в голосе ее слышалась радость.
– А ты – нет? – спросил он. – Ты любишь меня, Аннабел, – сказал он. – Ты уверяла меня в этом, и я намерен проследить, чтобы ты держала свое слово следующие семьдесят лет. Ты любишь меня. – Он поцеловал ее глаза. – Ты сходишь с ума от любви, – промолвил он, целуя кончик ее носа. – Ты вне себя от любви. – И он снова добрался до ее губ.
– Да, – ответила она, обвив руками его шею. – О да, Эван. Да.
– А я люблю тебя еще сильнее, – прошептал он.
Некоторое время спустя от огня, предоставленного самому себе, остались лишь тлеющие угли, время от времени выбрасывавшие дрожащую искорку в темный дымоход. Огромный, величественный замок затих, даже несмотря на то что все спальни и укромные уголки его были битком набиты шотландцами.
Эван подумывал о том, чтобы увести Аннабел наверх. В конце концов, там их ждала весьма удобная кровать, и хотя этот диванчик был очень славным, длина его все же была не совсем подходящей. Конечно, они пока еще были не совсем женаты, но утром первым делом…
– Эван, – промолвила Аннабел. Она снимала с него галстук, что и впрямь означало, что ему следует подхватить свою нареченную на руки и отправиться наверх, пока их не обнаружили и не разгорелся скандал, который посрамит тот, что случился в Англии. – Ты помнишь кроличий поцелуй? – прошептала она, уткнувшись ему в шею. Теперь ее руки пробирались ему под рубашку.
– Из нас двоих именно у тебя хорошая память. Полагаю, мне придется тебе его продемонстрировать.
– Помнишь, я как-то спросила тебя, есть ли у него пара? – Глаза ее сверкали в последних отблесках огня.
– Пара? – переспросил он, но руки ее уже лежали на его талии. – Нет!
– Мерка, применяемая к одному, должна применяться и к другому, – строго молвила она и начала поцелуями прокладывать дорожку вниз по его груди.
Эван глянул вниз на ее кудри и предпринял последнюю попытку повести себя как подобает джентльмену.
– Ты не обязана этого делать, – тяжело дыша, вымолвил он.
– Конечно, не обязана, – сказала она, на минуту подняв на него глаза. – Но я хочу это сделать. – Она улыбнулась. – Я заперла за нами дверь.
– Но…
– Ты хочешь, чтобы я это сделала?
Заморгав, он уставился на нее. Он не знал, как выразить это словами.
– Эван, – промолвила она, – ответь мне честно. Разве тебе бы этого не хотелось?
Иного ответа, кроме как честного, здесь быть не могло. Они выработали это правило за всеми своими играми в вопросы по пути сюда. Всякий раз, как кто-то из них заговаривал о честности, одновременно задавая вопрос…
– Да, – наконец ответил он. – Мне бы очень этого хотелось. Аннабел лучезарно улыбнулась ему.
– В таком случае…
Глава 36
Несколько месяцев спустя
– Как сегодня прошли занятия? – осведомилась Аннабел.
– Это ужасная докука! – ответила Джоузи с готовностью шестнадцатилетней девицы обсуждать все, что связано с ее персоной, в любое время дня и ночи. – Я просто не умею танцевать. Я не понимаю этого! – Вид у нее был потрясенный.
Аннабел рассмеялась.
– Что значит не умеешь танцевать? Я полагала, тебе просто трудно считать в уме такты.
– Я чудовищно танцую, – объявила Джоузи. – Месье Жомо махнул на меня рукой. И что хуже всего, Грегори безупречен!
– Это жестокая превратность судьбы, – сказала Аннабел, улыбаясь во весь рот. Джоузи решила провести зиму вместе с ними в Шотландии. У них с Грегори была как раз такая разница в возрасте, что Джоузи хотела верховодить им во всем, а он хотел того же самого от нее.
– Он скользит по полу так, словно чутье подсказывает ему, что делать дальше, – поведала Джоузи, и уголки ее губ опустились. – Тогда как я пытаюсь вспомнить, что следует дальше, путаюсь и начинаю паниковать – а потом все заканчивается, и месье Жомо снова принимается кричать. – Она вздохнула. – Лучше я вернусь в классную комнату. Мисс Флекноу вся извелась из-за снега, и от этого у нее ужасное расположение духа. Мы должны были навестить Роузи, но выпало слишком много снега.
Роузи жила, не ведая забот, в сиротском приюте всего в часе езды от них вниз по дороге. Эван распорядился построить для нее небольшой домик на территории приюта, и они с сиделкой проводили дни, играя с детишками. Дети не имели ничего против того, что Роузи произносила всего немного слов, и, поскольку мужчины редко отваживались посетить их владения, она была вполне счастлива.
Но конечно, в горах уже воцарилась зима, и теперь они не смогут навещать Роузи так же часто, как осенью. Шла середина октября, и на улице разыгралась снежная буря, хотя для снега было еще рановато. Аннабел лежала на кушетке в своей спальне и лениво смотрела в окно. Вначале снежинки, танцуя, падали с неба, но теперь снег повалил тяжелыми хлопьями, пригибая к земле виноградные плети, обвивавшие окно спальни, и за окном потемнело.
Пожалуй, самое время немного вздремнуть… Она повернулась на бок и свернулась калачиком, поглаживая живот. Ребенок шевелился в ее чреве, как говорят, пробуждаясь к жизни. В этот миг ей показалось, что он танцует вместе со снежинками. Улыбнувшись, Аннабел натянула на себя легкое одеяло и незаметно погрузилась в сон.
Минуло долгих две недели с тех пор, как Эван в последний раз видел свою жену. Он отбыл в Глазго по делам, но договор, который предполагалось заключить в краткие сроки, затянулся , превратившись в долгое и утомительное дело, усугублявшееся тем, что он не находил себе места вдали от дома.
Эван повернул дверную ручку и открыл дверь. Аннабел лежала на боку, лицом к нему, и щека ее мирно покоилась на руке. Волосы ее были собраны на макушке в копну блестящих кудрей. Он разбудил ее поцелуем.
Даже полусонная, она обвила его шею руками, и губы его припали к ее губам в крепком поцелуе.
– Стоит мне ощутить твой вкус, и я уже безнадежно пьян, – наконец прошептал он, поцеловав ее закрытые глаза.
Аннабел улыбнулась, но между бровями ее снова залегла маленькая складка.
– Что такое, дорогая? – спросил он, целуя ее брови.
– Ты точно желаешь меня?
Удивленный, он отстранился и поглядел на нее. Лицо его жены напоминало изящный треугольник, на котором были вырисованы изящные дуги бровей, глаза с вздернутыми уголками, губы, видом своим располагавшие к поцелуям, даже когда она, нахмурившись, смотрела на него. Она была самой желанной, самой прекрасной женщиной в мире.
– Конечно, да, – ответил он, слегка запрокинув ее голову, чтобы коснуться губами ее уст. – Как ты можешь в этом сомневаться?
Аннабел заколебалась, но она должна была это сказать:
– Я такая толстая! Я теперь вовсе не соблазнительная! Услышав это, Ардмор ухмыльнулся.
– Ты ослепла, дорогая.
– Но что, если ты перестанешь желать меня, оттого что я стану слишком неуклюжей? И я хочу получить честный ответ, – прибавила она. – Что, если я много месяцев буду прикована к постели? Или вся покроюсь прыщами? Или мои лодыжки сделаются похожими на две горы? Бабуля говорит, что иногда женщины не хотят иметь близких отношений, пока не родится ребенок, и еще долгое время после этого.
– В отъезде я скучал, и мне недоставало нашей любовной близости, – нежно промолвил он. – Но то, по чему я скучал, едва ли имеет отношение к соитию наших тел. Среди ночи меня заставляло пробуждаться, изнывая от боли, сердце, а не какой-либо другой орган моего тела.
– Ты точно уверен? – прошептала она.
В ответ Эван просто кивнул. Глаза его смеялись.
– Точнее некуда.
Тут она опустила одеяло и положила его руку на свой огромный, твердый живот. Он едва не отшатнулся.
– Боже всемогущий! Ну и вымахал наш малыш за эти две недели! – воскликнул Эван, осторожно положив свои ручищи поверх ее живота.
– Отец Армальяк был бы недоволен, услышь он, что ты поминаешь имя Божье всуе, – рассмеялась Аннабел. И прибавила: – Два дня назад приходил доктор. Думаю, мы зачали этого ребенка в самую первую ночь, которую мы провели вместе, Эван.
Лицо его медленно расплылось в улыбке.
– В хижине Кеттлов? То была восхитительная ночь. Она накрыла его руки своими.
– Как сказал бы отец, это бесценный дар, ниспосланный нам свыше.
В глазах Эвана блестели слезы, и он нисколько не стыдился этого.
– Для меня этот дар – ты. – Он поцеловал ее. – Моя жена. Моя душа. Моя возлюбленная.
Он стер ее слезы поцелуями.
– Ты такая красивая! – выдохнул он. – Посмотри на свои груди, Аннабел. – Руки его в нерешительности застыли в воздухе. – Сдается мне, они тоже подросли!
Минуту спустя голова ее откинулась на спинку кушетки. Сердце ее колотилось так, что его удары отдавались у нее в ушах; руки его обращали ее плоть в пламя. Она разомкнула веки и увидела, что глаза Эвана сделались черными как смоль.
– Кто знал, что женщины делаются столь прекрасными в эту пору своей жизни? – хрипло промолвил он. – Нам придется спать в разных комнатах, Аннабел, если ты не хочешь, чтоб я к тебе прикасался.
Он потер пальцем ее сосок – она застонала, и бедра ее невольно выгнулись. Эван отдернул руки и, практически споткнувшись, поднялся на ноги.
– Это будет испытанием, – сказал он, медленным движением руки убрав волосы со лба.
Аннабел потянулась. Она уже много месяцев не чувствовала себя так хорошо. Равно как и такой… такой красивой. И определенно давно не чувствовала себя столь желанной.
– Это будет похоже на наше первое совместное путешествие в Шотландию, – предположила она. – Пожалуй, мы снова могли бы поиграть в игру на поцелуи.
– Нет, – промолвил он, и на лице его отразилась мука. – Нет. Никаких поцелуев.
Она поднялась на ноги и снова потянулась. Эван резко отвел взгляд.
– Да, испытание, – пробормотал он себе под нос.
Аннабел широко улыбнулась. Никогда в жизни она не чувствовала себя более соблазнительной, более всесильной, более… более любимой. Она неспешно подошла к кровати и села на нее, вытянув руки назад, так что ее груди предстали в самом выгодном свете.
– Барышня, тебе придется мне помочь, – серьезно сказал ее супруг. – Не надо на меня так смотреть.
Она подавила улыбку, скрыв свою радость, и надула губки.
– Но мне нужна помощь. А ты здесь для того, чтобы мне помогать.
– Проси что угодно, – сказал он. – Я сделаю все, что твоя душа пожелает, Аннабел.
– В таком случае, – нежно промолвила она, – мне бы хотелось, чтобы ты снял с меня это платье.
Он остался стоять посреди комнаты совершенно недвижим.
– А потом, – сказала она томным от желания голосом, – мне бы хотелось, чтобы ты поцеловал меня здесь. – Она дотронулась до своей груди. – И здесь. – Она коснулась своего огромного живота. – А потом…
Но он уже был рядом, одним махом оказавшись в постели и стиснув ее в объятиях, так что она даже не успела заметить, как это произошло.
– Я люблю тебя, Аннабел, – сказал Эван, и голос его был проникнут обещанием, искренностью и правдивостью.
– Спроси меня, как сильно я тебя люблю, – попросила она, обхватив его лицо ладонями. – Обещаю, я отвечу тебе честно.
– Как сильно ты меня любишь? – прошептал он.
– Очень сильно, – прошептала она в ответ. – Так сильно, что моя любовь не угаснет даже за порогом смерти. А теперь ты должен мне поцелуй.
Мгновение спустя они уже лежали в кровати, и между ними не было никаких преград, кроме растущего в ее чреве ребенка.
И, по обыкновению, Сэмюэль Рафаэль Поули, будущий граф Ардмор, уснул крепким сном.
– Как сегодня прошли занятия? – осведомилась Аннабел.
– Это ужасная докука! – ответила Джоузи с готовностью шестнадцатилетней девицы обсуждать все, что связано с ее персоной, в любое время дня и ночи. – Я просто не умею танцевать. Я не понимаю этого! – Вид у нее был потрясенный.
Аннабел рассмеялась.
– Что значит не умеешь танцевать? Я полагала, тебе просто трудно считать в уме такты.
– Я чудовищно танцую, – объявила Джоузи. – Месье Жомо махнул на меня рукой. И что хуже всего, Грегори безупречен!
– Это жестокая превратность судьбы, – сказала Аннабел, улыбаясь во весь рот. Джоузи решила провести зиму вместе с ними в Шотландии. У них с Грегори была как раз такая разница в возрасте, что Джоузи хотела верховодить им во всем, а он хотел того же самого от нее.
– Он скользит по полу так, словно чутье подсказывает ему, что делать дальше, – поведала Джоузи, и уголки ее губ опустились. – Тогда как я пытаюсь вспомнить, что следует дальше, путаюсь и начинаю паниковать – а потом все заканчивается, и месье Жомо снова принимается кричать. – Она вздохнула. – Лучше я вернусь в классную комнату. Мисс Флекноу вся извелась из-за снега, и от этого у нее ужасное расположение духа. Мы должны были навестить Роузи, но выпало слишком много снега.
Роузи жила, не ведая забот, в сиротском приюте всего в часе езды от них вниз по дороге. Эван распорядился построить для нее небольшой домик на территории приюта, и они с сиделкой проводили дни, играя с детишками. Дети не имели ничего против того, что Роузи произносила всего немного слов, и, поскольку мужчины редко отваживались посетить их владения, она была вполне счастлива.
Но конечно, в горах уже воцарилась зима, и теперь они не смогут навещать Роузи так же часто, как осенью. Шла середина октября, и на улице разыгралась снежная буря, хотя для снега было еще рановато. Аннабел лежала на кушетке в своей спальне и лениво смотрела в окно. Вначале снежинки, танцуя, падали с неба, но теперь снег повалил тяжелыми хлопьями, пригибая к земле виноградные плети, обвивавшие окно спальни, и за окном потемнело.
Пожалуй, самое время немного вздремнуть… Она повернулась на бок и свернулась калачиком, поглаживая живот. Ребенок шевелился в ее чреве, как говорят, пробуждаясь к жизни. В этот миг ей показалось, что он танцует вместе со снежинками. Улыбнувшись, Аннабел натянула на себя легкое одеяло и незаметно погрузилась в сон.
Минуло долгих две недели с тех пор, как Эван в последний раз видел свою жену. Он отбыл в Глазго по делам, но договор, который предполагалось заключить в краткие сроки, затянулся , превратившись в долгое и утомительное дело, усугублявшееся тем, что он не находил себе места вдали от дома.
Эван повернул дверную ручку и открыл дверь. Аннабел лежала на боку, лицом к нему, и щека ее мирно покоилась на руке. Волосы ее были собраны на макушке в копну блестящих кудрей. Он разбудил ее поцелуем.
Даже полусонная, она обвила его шею руками, и губы его припали к ее губам в крепком поцелуе.
– Стоит мне ощутить твой вкус, и я уже безнадежно пьян, – наконец прошептал он, поцеловав ее закрытые глаза.
Аннабел улыбнулась, но между бровями ее снова залегла маленькая складка.
– Что такое, дорогая? – спросил он, целуя ее брови.
– Ты точно желаешь меня?
Удивленный, он отстранился и поглядел на нее. Лицо его жены напоминало изящный треугольник, на котором были вырисованы изящные дуги бровей, глаза с вздернутыми уголками, губы, видом своим располагавшие к поцелуям, даже когда она, нахмурившись, смотрела на него. Она была самой желанной, самой прекрасной женщиной в мире.
– Конечно, да, – ответил он, слегка запрокинув ее голову, чтобы коснуться губами ее уст. – Как ты можешь в этом сомневаться?
Аннабел заколебалась, но она должна была это сказать:
– Я такая толстая! Я теперь вовсе не соблазнительная! Услышав это, Ардмор ухмыльнулся.
– Ты ослепла, дорогая.
– Но что, если ты перестанешь желать меня, оттого что я стану слишком неуклюжей? И я хочу получить честный ответ, – прибавила она. – Что, если я много месяцев буду прикована к постели? Или вся покроюсь прыщами? Или мои лодыжки сделаются похожими на две горы? Бабуля говорит, что иногда женщины не хотят иметь близких отношений, пока не родится ребенок, и еще долгое время после этого.
– В отъезде я скучал, и мне недоставало нашей любовной близости, – нежно промолвил он. – Но то, по чему я скучал, едва ли имеет отношение к соитию наших тел. Среди ночи меня заставляло пробуждаться, изнывая от боли, сердце, а не какой-либо другой орган моего тела.
– Ты точно уверен? – прошептала она.
В ответ Эван просто кивнул. Глаза его смеялись.
– Точнее некуда.
Тут она опустила одеяло и положила его руку на свой огромный, твердый живот. Он едва не отшатнулся.
– Боже всемогущий! Ну и вымахал наш малыш за эти две недели! – воскликнул Эван, осторожно положив свои ручищи поверх ее живота.
– Отец Армальяк был бы недоволен, услышь он, что ты поминаешь имя Божье всуе, – рассмеялась Аннабел. И прибавила: – Два дня назад приходил доктор. Думаю, мы зачали этого ребенка в самую первую ночь, которую мы провели вместе, Эван.
Лицо его медленно расплылось в улыбке.
– В хижине Кеттлов? То была восхитительная ночь. Она накрыла его руки своими.
– Как сказал бы отец, это бесценный дар, ниспосланный нам свыше.
В глазах Эвана блестели слезы, и он нисколько не стыдился этого.
– Для меня этот дар – ты. – Он поцеловал ее. – Моя жена. Моя душа. Моя возлюбленная.
Он стер ее слезы поцелуями.
– Ты такая красивая! – выдохнул он. – Посмотри на свои груди, Аннабел. – Руки его в нерешительности застыли в воздухе. – Сдается мне, они тоже подросли!
Минуту спустя голова ее откинулась на спинку кушетки. Сердце ее колотилось так, что его удары отдавались у нее в ушах; руки его обращали ее плоть в пламя. Она разомкнула веки и увидела, что глаза Эвана сделались черными как смоль.
– Кто знал, что женщины делаются столь прекрасными в эту пору своей жизни? – хрипло промолвил он. – Нам придется спать в разных комнатах, Аннабел, если ты не хочешь, чтоб я к тебе прикасался.
Он потер пальцем ее сосок – она застонала, и бедра ее невольно выгнулись. Эван отдернул руки и, практически споткнувшись, поднялся на ноги.
– Это будет испытанием, – сказал он, медленным движением руки убрав волосы со лба.
Аннабел потянулась. Она уже много месяцев не чувствовала себя так хорошо. Равно как и такой… такой красивой. И определенно давно не чувствовала себя столь желанной.
– Это будет похоже на наше первое совместное путешествие в Шотландию, – предположила она. – Пожалуй, мы снова могли бы поиграть в игру на поцелуи.
– Нет, – промолвил он, и на лице его отразилась мука. – Нет. Никаких поцелуев.
Она поднялась на ноги и снова потянулась. Эван резко отвел взгляд.
– Да, испытание, – пробормотал он себе под нос.
Аннабел широко улыбнулась. Никогда в жизни она не чувствовала себя более соблазнительной, более всесильной, более… более любимой. Она неспешно подошла к кровати и села на нее, вытянув руки назад, так что ее груди предстали в самом выгодном свете.
– Барышня, тебе придется мне помочь, – серьезно сказал ее супруг. – Не надо на меня так смотреть.
Она подавила улыбку, скрыв свою радость, и надула губки.
– Но мне нужна помощь. А ты здесь для того, чтобы мне помогать.
– Проси что угодно, – сказал он. – Я сделаю все, что твоя душа пожелает, Аннабел.
– В таком случае, – нежно промолвила она, – мне бы хотелось, чтобы ты снял с меня это платье.
Он остался стоять посреди комнаты совершенно недвижим.
– А потом, – сказала она томным от желания голосом, – мне бы хотелось, чтобы ты поцеловал меня здесь. – Она дотронулась до своей груди. – И здесь. – Она коснулась своего огромного живота. – А потом…
Но он уже был рядом, одним махом оказавшись в постели и стиснув ее в объятиях, так что она даже не успела заметить, как это произошло.
– Я люблю тебя, Аннабел, – сказал Эван, и голос его был проникнут обещанием, искренностью и правдивостью.
– Спроси меня, как сильно я тебя люблю, – попросила она, обхватив его лицо ладонями. – Обещаю, я отвечу тебе честно.
– Как сильно ты меня любишь? – прошептал он.
– Очень сильно, – прошептала она в ответ. – Так сильно, что моя любовь не угаснет даже за порогом смерти. А теперь ты должен мне поцелуй.
Мгновение спустя они уже лежали в кровати, и между ними не было никаких преград, кроме растущего в ее чреве ребенка.
И, по обыкновению, Сэмюэль Рафаэль Поули, будущий граф Ардмор, уснул крепким сном.