Страница:
– Вы думали, что я наследница, – подчеркнула она.
– Нет, у меня и в мыслях такого не было. Мне просто понравилось ваше лицо. Ваши волосы и ваши глаза.
Аннабел подумала о том, что в тот вечер она была одета в платье, которое стоило больше, чем годовой доход батрака, а уши и шею ее украшал жемчуг – подарок Рейфа.
Но Эван заговорил первым:
– Я слышу разговоры о приданом с того самого дня, как очутился в этом городе. Поверьте, существуют вещи, которые значат для меня гораздо больше…
– Я знаю, – перебила его она. – Первое – это чтобы ваша жена была шотландкой.
– И второе – чтобы она была шотландкой, – сказал он, и глаза его снова заулыбались, отчего на зеленом фоне засияли золотистые искорки. – Но то была просто шутка. Если бы я твердо решил жениться на девушке из Шотландии, то я бы не приехал в эту страну. И если бы вы были англичанкой… – он приподнял ее подбородок кончиком пальца, – то я все равно стоял бы там, где стою.
Тут его голова склонилась к ней, и его теплые губы неожиданно приникли к ее устам.
Аннабел была несчастна. Она готова была кричать от разочарования и ярости из-за всего этого, разразиться слезами от несправедливости, рыдать из-за утраты всех своих мечтаний о будущей жизни… и тем не менее в нежном касании губ Эвана было что-то безмерно успокаивающее. Руки его обвили ее стан, и на мгновение она почувствовала себя так, словно… словно… ей не нужно было думать ни о чем другом. Губы его дурманили ее разум, ласкали ее, словно прося о чем-то.
Вздохнув, она прильнула к нему… всего на миг. Утешительный миг. И объятия его стали еще крепче, словно она действительно была укрыта от всего мира, спасенная рыцарем в блестящих доспехах, который сейчас подхватит ее на руки, посадит на своего коня и увезет в свой замок. Она снова вздохнула, вспомнив о своих давних грезах…
И он воспользовался ее вздохом, незаметно проникнув в ее рот, и внезапно поцелуй их превратился в нечто совершенно иного рода. Повинуясь порыву, Аннабел обвила рукой его шею. Руки Эвана еще крепче сомкнулись на ее спине, и внезапно она ощутила мощный напор его тела, прижимавшегося к ней.
Аннабел всем своим телом ощущала исходивший от него призыв. Она инстинктивно преодолела последнюю долю дюйма, разделявшую их тела, и почувствовала, как удивительно ощущать столь тесную близость с другим человеком. Словно он мог вкусить ее печаль, и страх, и нежелание и мысленно говорил ей, что он это поправит, что все решит – и все это без слов.
От этого ей хотелось только одного: прижаться к его груди и просто… отдаться на его волю. Но в то же время само великодушие его поступка пробудило ее совесть, и в то время как губы его снова и снова жадно припадали к ее устам, а тело ее дрожало в его объятиях, совесть продолжала взывать к ее душе, и ее слабый голос никакими силами нельзя было унять, покуда она наконец не оторвалась от его губ и не произнесла:
– Я не шучу, лорд Ардмор. У меня и впрямь нет приданого.
Он распростер свои ручищи на ее узкой спине, и теперь они медленно-медленно двинулись вверх к ее плечам. В глазах его играла спокойная улыбка, а большие пальцы его рук неспешно гладили ее плечи там, где заканчивались короткие рукава ее утреннего платья.
– У вас есть лошадь, – напомнил ей он.
– Всего лишь лошадь. – Она сглотнула. – Вы, несомненно, слыхали о завещании моего отца.
– До меня не дошел этот слух, но, с другой стороны, я не большой охотник до сплетен. Я с радостью приму ваше приданое в свои конюшни. Не могу сказать, что я такой же мастер своего дела, как ваш батюшка, но у меня действительно есть солидная программа тренировки лошадей. Для вас это будет все равно что вернуться домой.
Аннабел покачнулась на ногах, и все приятное тепло, которое она ощущала после их поцелуя, выветрилось из нее, словно ночной туман.
Она собиралась выйти замуж за тренера лошадей, человека, испытывавшего такую же страсть к лошадям, как и ее отец.
Она и впрямь возвращалась домой – во всех смыслах этого слова.
Глава 12
Глава 13
– Нет, у меня и в мыслях такого не было. Мне просто понравилось ваше лицо. Ваши волосы и ваши глаза.
Аннабел подумала о том, что в тот вечер она была одета в платье, которое стоило больше, чем годовой доход батрака, а уши и шею ее украшал жемчуг – подарок Рейфа.
Но Эван заговорил первым:
– Я слышу разговоры о приданом с того самого дня, как очутился в этом городе. Поверьте, существуют вещи, которые значат для меня гораздо больше…
– Я знаю, – перебила его она. – Первое – это чтобы ваша жена была шотландкой.
– И второе – чтобы она была шотландкой, – сказал он, и глаза его снова заулыбались, отчего на зеленом фоне засияли золотистые искорки. – Но то была просто шутка. Если бы я твердо решил жениться на девушке из Шотландии, то я бы не приехал в эту страну. И если бы вы были англичанкой… – он приподнял ее подбородок кончиком пальца, – то я все равно стоял бы там, где стою.
Тут его голова склонилась к ней, и его теплые губы неожиданно приникли к ее устам.
Аннабел была несчастна. Она готова была кричать от разочарования и ярости из-за всего этого, разразиться слезами от несправедливости, рыдать из-за утраты всех своих мечтаний о будущей жизни… и тем не менее в нежном касании губ Эвана было что-то безмерно успокаивающее. Руки его обвили ее стан, и на мгновение она почувствовала себя так, словно… словно… ей не нужно было думать ни о чем другом. Губы его дурманили ее разум, ласкали ее, словно прося о чем-то.
Вздохнув, она прильнула к нему… всего на миг. Утешительный миг. И объятия его стали еще крепче, словно она действительно была укрыта от всего мира, спасенная рыцарем в блестящих доспехах, который сейчас подхватит ее на руки, посадит на своего коня и увезет в свой замок. Она снова вздохнула, вспомнив о своих давних грезах…
И он воспользовался ее вздохом, незаметно проникнув в ее рот, и внезапно поцелуй их превратился в нечто совершенно иного рода. Повинуясь порыву, Аннабел обвила рукой его шею. Руки Эвана еще крепче сомкнулись на ее спине, и внезапно она ощутила мощный напор его тела, прижимавшегося к ней.
Аннабел всем своим телом ощущала исходивший от него призыв. Она инстинктивно преодолела последнюю долю дюйма, разделявшую их тела, и почувствовала, как удивительно ощущать столь тесную близость с другим человеком. Словно он мог вкусить ее печаль, и страх, и нежелание и мысленно говорил ей, что он это поправит, что все решит – и все это без слов.
От этого ей хотелось только одного: прижаться к его груди и просто… отдаться на его волю. Но в то же время само великодушие его поступка пробудило ее совесть, и в то время как губы его снова и снова жадно припадали к ее устам, а тело ее дрожало в его объятиях, совесть продолжала взывать к ее душе, и ее слабый голос никакими силами нельзя было унять, покуда она наконец не оторвалась от его губ и не произнесла:
– Я не шучу, лорд Ардмор. У меня и впрямь нет приданого.
Он распростер свои ручищи на ее узкой спине, и теперь они медленно-медленно двинулись вверх к ее плечам. В глазах его играла спокойная улыбка, а большие пальцы его рук неспешно гладили ее плечи там, где заканчивались короткие рукава ее утреннего платья.
– У вас есть лошадь, – напомнил ей он.
– Всего лишь лошадь. – Она сглотнула. – Вы, несомненно, слыхали о завещании моего отца.
– До меня не дошел этот слух, но, с другой стороны, я не большой охотник до сплетен. Я с радостью приму ваше приданое в свои конюшни. Не могу сказать, что я такой же мастер своего дела, как ваш батюшка, но у меня действительно есть солидная программа тренировки лошадей. Для вас это будет все равно что вернуться домой.
Аннабел покачнулась на ногах, и все приятное тепло, которое она ощущала после их поцелуя, выветрилось из нее, словно ночной туман.
Она собиралась выйти замуж за тренера лошадей, человека, испытывавшего такую же страсть к лошадям, как и ее отец.
Она и впрямь возвращалась домой – во всех смыслах этого слова.
Глава 12
Они снова были все вместе. Тесс сидела, прислонившись к одному из столбиков кровати в изножье: они с мужем коротали ночь у них, дабы проводить Аннабел в путь на рассвете. Джоузи, только что прибывшая из загородного имения Рейфа, свернулась калачиком, прислонившись к другому столбику, а Имоджин лежала подле Аннабел.
Аннабел старалась не допускать даже мысли о слезах. Она была бедной раньше и сможет быть бедной снова.
Вместо этого она пыталась ощутить счастье оттого, что сестры находятся рядом с ней. Но одновременно она испытывала цепенящее, эгоистическое чувство несправедливости всего этого. Имоджин с Джоузи останутся в Англии в комфортабельном доме Рейфа, а Тесс будет продолжать купаться в роскоши мужниного дома, тогда как ей придется вернуться в Шотландию. Ей, которая не любила Шотландию больше всех их.
Джоузи мигом согласилась бы занять ее место. Джоузи только что исполнилось шестнадцать, и она начинала превращаться в красавицу, перед которой через год-другой невозможно будет устоять. Сейчас же она страдала от прыщей, приступов ностальгии по Шотландии и вспышек раздражения. Раздражительность была чертой, которая вполне могла сохраниться на всю жизнь, вынуждена была признать Аннабел. Ну а чувство юмора определенно не покинет Джоузи до конца ее дней.
– Если ты желаешь провести с Аннабел беседу о первой брачной ночи, – сказала Джоузи Тесс, – то я с радостью поделилась бы советом.
Тесс презрительно фыркнула.
– Ты поделилась бы советом, козявка? И какой же совет ты можешь дать касательно супружеской жизни?
– Плутарх много что имеет сказать о супружеских отношениях, – с ухмылкой изрекла Джоузи.
– Плутарх! – воскликнула Тесс. – Я полагала, мисс Флекноу держала тебя на строгой диете из подобающих леди занятий.
– Ты забыла. Я послушно разучивала танцы и реверансы и наносила утренние визиты по утрам, после чего днем мне дозволялось читать все, что угодно. Библиотека Рейфа забита классикой. Мисс Флекноу считает эти книги чересчур старыми, чтобы быть опасными и неподобающими для леди. Ее чрезвычайно беспокоит то, что я каким-нибудь образом раздобуду экземпляр одного из романов, опубликованных «Минервой пресс»[5]. Мисс Флекноу, похоже, полагает, что «Минерва» печатает книги демонов-искусителей, полных решимости погубить девичью добродетель.
– Я дам тебе свои, – слабо улыбнувшись, сказала Аннабел. – Думаю, я скупила все книги, изданные «Минервой пресс», благодаря щедрости Рейфа.
– Тебе захочется взять их с собой, – возразила Тесс. – Оставь свои книги себе. Я пришлю Джоузи парочку романов.
– Мне они не понадобятся, – ответила Аннабел, сознавая, что говорит унылым тоном. У нее никогда не было времени читать романы, когда они росли, хотя сестры ее, наверное, не помнили об этом. Она обыкновенно смотрела, как Тесс идет к реке, чтобы попытаться поймать рыбу на обед: Джоузи виснет у нее на руке, а Имоджин плетется сзади… Но она никогда не могла пойти вместе с ними. У нее было слишком много дел.
Волна горечи захлестнула ее, и Аннабел пришлось прикусить губу, чтобы не заплакать.
– Я хочу сказать кое-что важное, – молвила Тесс. Тесс воспитывала их всех после смерти матери, и Аннабел побаивалась ее проницательности. Поэтому она выдавила из себя улыбку.
– Хорошо! – радостно изрекла Джоузи. – Так вот, Плутарх говорит, что новобрачная должна откусить кусочек айвы, прежде чем лечь в постель. – Она выжидающе посмотрела на Тесс. – Ты не знаешь, зачем? Я не люблю айву, потому что она такая кислая, но я готова…
– Довольно болтать вздор! – воскликнула Имоджин. Теперь она не лежала, свернувшись калачиком под одеялами, а сидела прямо. – Я первая должна кое-что сказать. – Она взяла Аннабел за руку, и та с чувством неимоверной усталости увидела, как слезы прокладывают дорожки по щекам сестры. – Я разрушила твою жизнь… жизнь моей собственной сестры, и я просто… я просто хочу сказать…
Но слезы душили ее, мешая выговориться, и поэтому Аннабел вскочила в кровати и заключила ее в объятия.
– Моя жизнь не разрушена, Имоджин, – сказала она, гладя ее по волосам. – Ну-ну, тише.
– Ты не сможешь… не сможешь выбрать мужа по велению сердца, —давясь слезами, вымолвила Имоджин. – Дрейвен был моим всего две недели, но я сама выбрала его, и пусть он ушел в мир иной, но я всегда буду знать, что я… что я отдала себя человеку, которого любила…
– Дорогая, подумай о том, – мягко молвила Аннабел, – что любовь никогда не значилась слишком высоко в списке моих предпочтений. Тебе это известно. Думаю, мне просто недостает той романтичности, которая имеется у тебя в таком избытке.
– Это… это просто потому, что ты не знаешь, какой удивительной может быть любовь, – заикаясь, произнесла Имоджин, ловя ртом воздух: столь сильны были ее рыдания.
– О чем человек не ведает, о том он и не тоскует, – подчеркнула Аннабел.
– Я просто хотела сказать, что мне очень жаль. Моя глупость привела к тому, что ты принуждена выйти замуж за Ардмора. Я хочу, чтобы ты знала это, – сказала Имоджин.
Она скатилась с кровати и в слезах выбежала вон.
– Имоджин вспыльчива, но замечательно умеет мириться, – произнесла Тесс.
– Она предостаточно упражнялась в последнем, – съязвила Джоузи. Поймав взгляд Аннабел, она подняла руку. – Знаю, знаю, она вдова, и она лишилась любви всей своей жизни, но, положа руку на сердце, Дрейвен был увальнем, настолько глупым, что сел на необъезженную лошадь, чтобы выручить лишнее пенни на скачках. Я просто не вижу здесь великой трагедии. Он не был Агамемноном!
– Что верно, то верно, – согласилась Тесс.
– Можно подумать, она героиня греческой трагедии – так она себя ведет, – сказала Джоузи. – Ну, так что, мы продолжим ту беседу, которую ты начала? Потому что все отсылали меня прочь, когда вы обсуждали все это перед свадьбой Тесс. Но теперь мне уже исполнилось шестнадцать.
– Говоря по правде, я не нуждаюсь ни в какого рода предсвадебных беседах, – заверила их Аннабел.
– Я не это хотела сказать, – молвила Тесс, поймав взгляд Аннабел и наклонившись вперед. – Тебе известно, что у Лусиуса очень много денег, Аннабел.
– Это явное преуменьшение, – сказала Аннабел. Все в Англии знали, что муж Тесс богаче Уильяма Бекфорда, хотя Бекфорд гордился тем, что он самый богатый человек в стране.
– У нас столько домов, что мы не знаем, что с ними делать. Ты не согласилась бы принять в подарок один из этих домов, а так же средства на его содержание, Аннабел? Ты жила бы там припеваючи, а когда весь этот переполох утихнет, ты сможешь вернуться в Лондон.
Теперь Аннабел и впрямь почувствовала, что сейчас заплачет.
Но Джоузи покачала головой.
– Ты в своем уме, Тесс? Если Аннабел покинет свет и будет жить в загородном доме, не выйдя замуж за графа, то резонно будет предположить, что граф заплатил ей за это. И у нее не будет иного будущего, кроме как стать чьей-нибудь любовницей.
– Боюсь, она права, – промолвила Аннабел, уловив уныние в своем голосе.
– Тебе это совсем не по душе? – спросила Тесс и, прочитав ответ у нее на лице, воскликнула: – О, дорогая, не уезжай! – Она протянула руки и заключила ее в свои объятия.
– Я… я… – вымолвила Аннабел, более не в силах сдерживать слезы.
– Все уладится, – твердо сказала Тесс. – Ты не поедешь в Шотландию. Мы все знаем, как сильно ты не хочешь возвращаться в эту страну. Мы что-нибудь придумаем.
– Мне придется поехать, – давясь от слез, вымолвила Аннабел. – Он был добр…
Джоузи перебила ее:
– Я придумала компромисс.
– Ты едешь, а я остаюсь? – Аннабел выдавила из себя жалкую улыбку. – Я не отказалась бы снова побыть шестнадцатилетней. Мне понравился мой первый выход в свет.
Джоузи пропустила этот вздор мимо ушей. Она наклонилась вперед.
– Выходи замуж за графа в Шотландии, как он того желает. Потерпи, покуда скандал не утихнет после того, как сезон подойдет к концу. А потом возвращайся в Лондон в качестве графини! Аннабел прикусила губу.
– Я не смогу так с ним поступить, – неуверенно молвила она. – Если бы не Ардмор, мне не миновать бы страшного позора.
– Однако если бы не Ардмор, то ни о каком позоре и речь бы не шла, – сказала Джоузи. – И в любом случае он, вероятно, будет рад избавиться от тебя. В литературе не так уж много счастливых пар, скажу я вам.
– Сурово, но по делу, – встряла Тесс. – Узнаю нашу Джо-узи. Что ты чувствуешь к графу? – спросила она Аннабел.
– Насколько я понимаю, – молвила Джоузи, – вопрос скорее был в том, что Имоджин чувствовала к графу.
– Твое понимание не имеет значения, Джоузи, – сказала Тесс. – Аннабел?
– Мне он нравится, – ответила Аннабел. – В нем нет ничего, что вызывало бы нарекания.
На самом деле, его поцелуи по-прежнему обитали в потайных уголках ее памяти, не давая ей покоя. Даже не столько поцелуи, сколько удовольствие, которое она ощутила… Это довольно-таки обескураживало ее. Аннабел никогда не чувствовала себя обескураженной, равно как и никогда не плакала.
Тесс прищурила глаза.
– Тебе он действительно нравится, не так ли?
– А кому бы он не понравился? Он оставил надежды на богатую невесту и принял меня без слова упрека, – сказала Аннабел, бросив носовой платок на ночной столик.
– По-моему, он размазня, – хладнокровно заявила Джоузи.
– Это потому, что ты пока еще с ним не знакома, маленькая ворчунья, – возразила ей Тесс. – Ардмор… ну же, Аннабел, как бы ты его описала?
– Он шотландец. Натура у него не такая сложная, как у англичан, и, однако же, более благородная. Он говорит то, что думает. Я склонна предположить, что он добр в обхождении со слугами и заботится о своих арендаторах.
– Но нравится ли тебе его внешность? – настаивала Тесс.
Аннабел пожала плечами, пытаясь отогнать видение лоснящихся мускулов графа, когда тот стоял без рубашки в номере отеля.
– Она не вызывает у меня возражений.
Внезапно ее старшая сестра ухмыльнулась, точно кот, получивший мисочку сливок.
– Я забираю назад свое предложение касательно дома, – сказала она. – Думаю, немного шотландского воздуха – это именно то, что тебе необходимо. Вернешься в Лондон, когда тебе будет угодно, и все мы будем довольны. Договорились?
– Договорились, – медленно произнесла Аннабел.
– Я всегда буду твоим убежищем! – воскликнула Тесс, сжав ее в своих объятиях так сильно, что на нее снизошло почти такое же спокойствие, какое она ощущала в кольце сильных рук Ардмора. – Ты знаешь это, дорогая.
– Тогда я отправлюсь в Шотландию завтра поутру, – молвила Аннабел, проглотив непослушные слезы. – И я очень скоро увижусь с вами… быть может, на Рождество!
Аннабел старалась не допускать даже мысли о слезах. Она была бедной раньше и сможет быть бедной снова.
Вместо этого она пыталась ощутить счастье оттого, что сестры находятся рядом с ней. Но одновременно она испытывала цепенящее, эгоистическое чувство несправедливости всего этого. Имоджин с Джоузи останутся в Англии в комфортабельном доме Рейфа, а Тесс будет продолжать купаться в роскоши мужниного дома, тогда как ей придется вернуться в Шотландию. Ей, которая не любила Шотландию больше всех их.
Джоузи мигом согласилась бы занять ее место. Джоузи только что исполнилось шестнадцать, и она начинала превращаться в красавицу, перед которой через год-другой невозможно будет устоять. Сейчас же она страдала от прыщей, приступов ностальгии по Шотландии и вспышек раздражения. Раздражительность была чертой, которая вполне могла сохраниться на всю жизнь, вынуждена была признать Аннабел. Ну а чувство юмора определенно не покинет Джоузи до конца ее дней.
– Если ты желаешь провести с Аннабел беседу о первой брачной ночи, – сказала Джоузи Тесс, – то я с радостью поделилась бы советом.
Тесс презрительно фыркнула.
– Ты поделилась бы советом, козявка? И какой же совет ты можешь дать касательно супружеской жизни?
– Плутарх много что имеет сказать о супружеских отношениях, – с ухмылкой изрекла Джоузи.
– Плутарх! – воскликнула Тесс. – Я полагала, мисс Флекноу держала тебя на строгой диете из подобающих леди занятий.
– Ты забыла. Я послушно разучивала танцы и реверансы и наносила утренние визиты по утрам, после чего днем мне дозволялось читать все, что угодно. Библиотека Рейфа забита классикой. Мисс Флекноу считает эти книги чересчур старыми, чтобы быть опасными и неподобающими для леди. Ее чрезвычайно беспокоит то, что я каким-нибудь образом раздобуду экземпляр одного из романов, опубликованных «Минервой пресс»[5]. Мисс Флекноу, похоже, полагает, что «Минерва» печатает книги демонов-искусителей, полных решимости погубить девичью добродетель.
– Я дам тебе свои, – слабо улыбнувшись, сказала Аннабел. – Думаю, я скупила все книги, изданные «Минервой пресс», благодаря щедрости Рейфа.
– Тебе захочется взять их с собой, – возразила Тесс. – Оставь свои книги себе. Я пришлю Джоузи парочку романов.
– Мне они не понадобятся, – ответила Аннабел, сознавая, что говорит унылым тоном. У нее никогда не было времени читать романы, когда они росли, хотя сестры ее, наверное, не помнили об этом. Она обыкновенно смотрела, как Тесс идет к реке, чтобы попытаться поймать рыбу на обед: Джоузи виснет у нее на руке, а Имоджин плетется сзади… Но она никогда не могла пойти вместе с ними. У нее было слишком много дел.
Волна горечи захлестнула ее, и Аннабел пришлось прикусить губу, чтобы не заплакать.
– Я хочу сказать кое-что важное, – молвила Тесс. Тесс воспитывала их всех после смерти матери, и Аннабел побаивалась ее проницательности. Поэтому она выдавила из себя улыбку.
– Хорошо! – радостно изрекла Джоузи. – Так вот, Плутарх говорит, что новобрачная должна откусить кусочек айвы, прежде чем лечь в постель. – Она выжидающе посмотрела на Тесс. – Ты не знаешь, зачем? Я не люблю айву, потому что она такая кислая, но я готова…
– Довольно болтать вздор! – воскликнула Имоджин. Теперь она не лежала, свернувшись калачиком под одеялами, а сидела прямо. – Я первая должна кое-что сказать. – Она взяла Аннабел за руку, и та с чувством неимоверной усталости увидела, как слезы прокладывают дорожки по щекам сестры. – Я разрушила твою жизнь… жизнь моей собственной сестры, и я просто… я просто хочу сказать…
Но слезы душили ее, мешая выговориться, и поэтому Аннабел вскочила в кровати и заключила ее в объятия.
– Моя жизнь не разрушена, Имоджин, – сказала она, гладя ее по волосам. – Ну-ну, тише.
– Ты не сможешь… не сможешь выбрать мужа по велению сердца, —давясь слезами, вымолвила Имоджин. – Дрейвен был моим всего две недели, но я сама выбрала его, и пусть он ушел в мир иной, но я всегда буду знать, что я… что я отдала себя человеку, которого любила…
– Дорогая, подумай о том, – мягко молвила Аннабел, – что любовь никогда не значилась слишком высоко в списке моих предпочтений. Тебе это известно. Думаю, мне просто недостает той романтичности, которая имеется у тебя в таком избытке.
– Это… это просто потому, что ты не знаешь, какой удивительной может быть любовь, – заикаясь, произнесла Имоджин, ловя ртом воздух: столь сильны были ее рыдания.
– О чем человек не ведает, о том он и не тоскует, – подчеркнула Аннабел.
– Я просто хотела сказать, что мне очень жаль. Моя глупость привела к тому, что ты принуждена выйти замуж за Ардмора. Я хочу, чтобы ты знала это, – сказала Имоджин.
Она скатилась с кровати и в слезах выбежала вон.
– Имоджин вспыльчива, но замечательно умеет мириться, – произнесла Тесс.
– Она предостаточно упражнялась в последнем, – съязвила Джоузи. Поймав взгляд Аннабел, она подняла руку. – Знаю, знаю, она вдова, и она лишилась любви всей своей жизни, но, положа руку на сердце, Дрейвен был увальнем, настолько глупым, что сел на необъезженную лошадь, чтобы выручить лишнее пенни на скачках. Я просто не вижу здесь великой трагедии. Он не был Агамемноном!
– Что верно, то верно, – согласилась Тесс.
– Можно подумать, она героиня греческой трагедии – так она себя ведет, – сказала Джоузи. – Ну, так что, мы продолжим ту беседу, которую ты начала? Потому что все отсылали меня прочь, когда вы обсуждали все это перед свадьбой Тесс. Но теперь мне уже исполнилось шестнадцать.
– Говоря по правде, я не нуждаюсь ни в какого рода предсвадебных беседах, – заверила их Аннабел.
– Я не это хотела сказать, – молвила Тесс, поймав взгляд Аннабел и наклонившись вперед. – Тебе известно, что у Лусиуса очень много денег, Аннабел.
– Это явное преуменьшение, – сказала Аннабел. Все в Англии знали, что муж Тесс богаче Уильяма Бекфорда, хотя Бекфорд гордился тем, что он самый богатый человек в стране.
– У нас столько домов, что мы не знаем, что с ними делать. Ты не согласилась бы принять в подарок один из этих домов, а так же средства на его содержание, Аннабел? Ты жила бы там припеваючи, а когда весь этот переполох утихнет, ты сможешь вернуться в Лондон.
Теперь Аннабел и впрямь почувствовала, что сейчас заплачет.
Но Джоузи покачала головой.
– Ты в своем уме, Тесс? Если Аннабел покинет свет и будет жить в загородном доме, не выйдя замуж за графа, то резонно будет предположить, что граф заплатил ей за это. И у нее не будет иного будущего, кроме как стать чьей-нибудь любовницей.
– Боюсь, она права, – промолвила Аннабел, уловив уныние в своем голосе.
– Тебе это совсем не по душе? – спросила Тесс и, прочитав ответ у нее на лице, воскликнула: – О, дорогая, не уезжай! – Она протянула руки и заключила ее в свои объятия.
– Я… я… – вымолвила Аннабел, более не в силах сдерживать слезы.
– Все уладится, – твердо сказала Тесс. – Ты не поедешь в Шотландию. Мы все знаем, как сильно ты не хочешь возвращаться в эту страну. Мы что-нибудь придумаем.
– Мне придется поехать, – давясь от слез, вымолвила Аннабел. – Он был добр…
Джоузи перебила ее:
– Я придумала компромисс.
– Ты едешь, а я остаюсь? – Аннабел выдавила из себя жалкую улыбку. – Я не отказалась бы снова побыть шестнадцатилетней. Мне понравился мой первый выход в свет.
Джоузи пропустила этот вздор мимо ушей. Она наклонилась вперед.
– Выходи замуж за графа в Шотландии, как он того желает. Потерпи, покуда скандал не утихнет после того, как сезон подойдет к концу. А потом возвращайся в Лондон в качестве графини! Аннабел прикусила губу.
– Я не смогу так с ним поступить, – неуверенно молвила она. – Если бы не Ардмор, мне не миновать бы страшного позора.
– Однако если бы не Ардмор, то ни о каком позоре и речь бы не шла, – сказала Джоузи. – И в любом случае он, вероятно, будет рад избавиться от тебя. В литературе не так уж много счастливых пар, скажу я вам.
– Сурово, но по делу, – встряла Тесс. – Узнаю нашу Джо-узи. Что ты чувствуешь к графу? – спросила она Аннабел.
– Насколько я понимаю, – молвила Джоузи, – вопрос скорее был в том, что Имоджин чувствовала к графу.
– Твое понимание не имеет значения, Джоузи, – сказала Тесс. – Аннабел?
– Мне он нравится, – ответила Аннабел. – В нем нет ничего, что вызывало бы нарекания.
На самом деле, его поцелуи по-прежнему обитали в потайных уголках ее памяти, не давая ей покоя. Даже не столько поцелуи, сколько удовольствие, которое она ощутила… Это довольно-таки обескураживало ее. Аннабел никогда не чувствовала себя обескураженной, равно как и никогда не плакала.
Тесс прищурила глаза.
– Тебе он действительно нравится, не так ли?
– А кому бы он не понравился? Он оставил надежды на богатую невесту и принял меня без слова упрека, – сказала Аннабел, бросив носовой платок на ночной столик.
– По-моему, он размазня, – хладнокровно заявила Джоузи.
– Это потому, что ты пока еще с ним не знакома, маленькая ворчунья, – возразила ей Тесс. – Ардмор… ну же, Аннабел, как бы ты его описала?
– Он шотландец. Натура у него не такая сложная, как у англичан, и, однако же, более благородная. Он говорит то, что думает. Я склонна предположить, что он добр в обхождении со слугами и заботится о своих арендаторах.
– Но нравится ли тебе его внешность? – настаивала Тесс.
Аннабел пожала плечами, пытаясь отогнать видение лоснящихся мускулов графа, когда тот стоял без рубашки в номере отеля.
– Она не вызывает у меня возражений.
Внезапно ее старшая сестра ухмыльнулась, точно кот, получивший мисочку сливок.
– Я забираю назад свое предложение касательно дома, – сказала она. – Думаю, немного шотландского воздуха – это именно то, что тебе необходимо. Вернешься в Лондон, когда тебе будет угодно, и все мы будем довольны. Договорились?
– Договорились, – медленно произнесла Аннабел.
– Я всегда буду твоим убежищем! – воскликнула Тесс, сжав ее в своих объятиях так сильно, что на нее снизошло почти такое же спокойствие, какое она ощущала в кольце сильных рук Ардмора. – Ты знаешь это, дорогая.
– Тогда я отправлюсь в Шотландию завтра поутру, – молвила Аннабел, проглотив непослушные слезы. – И я очень скоро увижусь с вами… быть может, на Рождество!
Глава 13
Только после того, как карета выкатила далеко за пределы Лондона, Аннабел подумала о проблеме.
– Мы еще не женаты, – отважилась сказать она. Ардмор сидел напротив нее.
– Так будем.
– Но в данный момент – нет. И тем не менее мы будем останавливаться в гостинице на ночь. Как… как мы там разместимся?
– Боюсь, вы правы, барышня. Нам придется делить комнату. Но во всем этом есть и хорошая сторона: ваша репутация не может быть погублена, потому что в глазах общества мы муж и жена.
Так, значит, это будет ее первая брачная ночь. Если можно так выразиться.
Но он наклонился вперед:
– Когда мы поженимся по-настоящему, Аннабел, ночь на супружеском ложе будет в корне отличаться от той, что мы проведем сегодня. Я обещаю вам это.
Нет, все-таки не первая брачная ночь. Она почувствовала, как румянец медленно заливает ее щеки.
– Что нам следует сделать, так это лучше узнать друг друга, – сказал он.
– Да, вы правы. Я тут спрашивала себя, есть ли у вас какие-нибудь родственники, милорд?
Ее ужасало то, как мало она знала о человеке, за которого собиралась замуж.
– Мне не нравятся церемонии, – сказал он, уклонившись от ответа. – Меня зовут Эван, и я надеюсь, ты будешь называть меня по имени.
– Эван, – кивнув, сказала она.
Услышав это, он наклонился вперед и поцеловал кончики ее пальцев.
– В первый раз моя будущая жена назвала меня по имени, – молвил он. Глаза его улыбались в этой свойственной ему манере… словно она была всем, что он когда-либо желал в жизни. По-прежнему глядя на нее, он повернул ее руку ладонью вверх и прильнул губами к ее ладони. – У тебя такие маленькие ручки, – сказал он. От прикосновения губ Ардмора к ее ладони дрожь молнией пронзила ее внутренности. – Рядом с тобой я ощущаю себя неуклюжим верзилой фермером.
Она рассмеялась, а он запечатлел еще один поцелуй на ее ладони. Прикосновения его были словно вино: пьянящим наслаждением.
– Так, значит, тебе уже приходило в голову, что я похож на батрака? – поддразнил ее он. И снова поцеловал ее.
Как могла ее ладонь быть столь невыносимо чувственной? За последние несколько месяцев сотни мужчин держали ее ладонь в своих руках и целовали ее пальцы, и тем не менее… Глаза его, не отрываясь, смотрели в ее глаза, в то время как он снова поднес ее руку к губам. И на сей раз она почувствовала, как язык его коснулся середины ее ладони, и потрясение было столь велико, что ноги ее обдало жаром до самых пят.
– Я буду трудиться ради тебя, Аннабел, – сказал он, пристально глядя на нее. – Может, переедем в маленький коттедж и заведем коз?
– Я не слишком хорошо разбираюсь в садоводстве, – ответила Аннабел. Внезапно она стала холодна, насколько это только было возможно, освободившись от чар его хриплого голоса. Она отняла руку.
Ардмор снова откинулся на сиденье, не обнаруживая никаких иных чувств, кроме благодушного согласия с ее отказом.
– Что тебе известно о садоводстве? Я склонен полагать, что юные леди едва ли делают что-то в саду, кроме как срезают розы, когда на то даст позволение садовник.
Что-то вроде того, – пробормотала Аннабел, стараясь не пускать в душу воспоминание о Джоузи, плачущей из-за того, что фасоль сгубила болезнь. Она была полна решимости не показывать графу свою печаль, равно как и не дать ему узнать, насколько велико ее нежелание выходить за него замуж. Он не был повинен ни в том, ни в другом. Предложив ей свое имя, он совершил поступок истинного джентльмена.
Выпрямившись на сиденье, она послала ему улыбку.
– А есть ли у тебя родственники, Эван? – Да.
Она подождала, и наконец он сказал:
– И да и нет. Моих ближайших родственников более нет в живых.
– Прости, – сказала она.
– Это трудно выразить словами. Моя бабуля никогда не преминет сказать что-то о том, как они ждут меня на небесах. Но я очень сильно сомневаюсь в том, что им более нечего делать на небесах, кроме как ждать моего прибытия, коли мне посчастливится окончить свой земной путь по этому адресу.
– Сколько членов твоей семьи ушло… ушло из жизни?
– Мать с отцом погибли в половодье, – ответил Ардмор, и впервые за все время глаза его не улыбались. – А мои брат с сестрой погибли вместе с ними.
Аннабел сглотнула, и он ответил на ее невысказанный вопрос:
– Мне было шесть лет. Наша карета попала в паводковые воды. Поначалу это не казалось опасным. Отец отнес меня на возвышенность, а сам вернулся за остальными, но…
К своему ужасу, Аннабел почувствовала, как к глазам ее подступили слезы. Она и впрямь сделалась чрезмерно чувствительной из-за событий последних дней.
– Мне очень жаль, – вымолвила она. К этому больше нечего было добавить.
– Так вот, когда погибли мои родители, у меня осталась бабушка, леди Ардмор, – поведал он. – Моя бабуля, как я ее называю, до сих пор жива. Она сварливая шотландка до мозга костей. Ты ей понравишься.
Аннабел подумала: покуда она не услышит об ее ржущем приданом.
– Есть еще дядя со стороны отца, – продолжил Эван. – Его зовут Тоубин. Большую часть времени он проводит на охоте. Боюсь, он несколько кровожаден по натуре. Благодаря Тоу-бину все домочадцы едят очень много дичи.
Аннабел мрачно улыбнулась. Что ж, это лучше, чем довольно сомнительные навыки рыбной ловли ее сестер.
– И еще у нас есть дядя Пирс, – сообщил Эван, – хотя, говоря по справедливости, он на самом деле мой двоюродный дедушка. Ему почти девяносто, но он сохранил ясный ум. Его любимое занятие – это жульничество в карты.
– Жульничество? – эхом повторила Аннабел.
– Да. И на деньги, – кивнув, сказал он. – Он отберет у тебя все до последнего пенни, если ты подпустишь его к картам.
– Ох. Спасибо за предупреждение. Кто-нибудь еще?
– Конечно, – ответил Эван. – Осталась еще причина, по которой я приехал в Лондон, чтобы найти невесту.
Аннабел моргнула.
– Я полагала, тебе нужна богатая наследница. Нахмурившись, он посмотрел на нее:
– Похоже, у тебя на уме одно только приданое. Нет, я приехал в Лондон не по столь неуважительной причине. Если бы мне была нужна богатая невеста, то я мог бы жениться на мисс Мэри Магуайр, чьи владения граничат с моими. Нет, я приехал в Лондон по совершенно иной причине. Вернее, по двум причинам, – сказал он.
Аннабел ждала.
– Ему одиннадцать лет, – поведал Эван. – Его зовут Грегори, и боюсь…
Казалось, он подбирал слова, но она опередила его:
– У тебя есть сын?
– Не совсем. Скажем так, он один из домочадцев.
Она бросила на него хмурый взгляд. У ее ах-какого-благо-родного мужа в доме живет внебрачный ребенок? Но внезапно она поняла, что ее это не так уж и волнует. Если бы он заделал ребенка на стороне и бросил бедного паренька на попечение прихода, тогда бы ей это точно не понравилось.
– И что Грегори собой представляет? – спросила она.
– Головную боль, – ответил Эван, снова взяв ее за руку. – В настоящее время он полон честолюбивых замыслов касательно своего будущего, и любые возражения принимает в штыки. Я думал, что, может статься, жене удастся смягчить упрямый характер паренька.
– Должно быть, это нелегко, – сочувственно сказала Аннабел. Она знала, что жизнь людей, рожденных вне брака, отличалась узостью перспектив, лишая их возможности занимать влиятельные и ответственные посты.
– Ты не представляешь, насколько, – с содроганием ответил Эван. – Он встает ни свет ни заря и принимается во всю мочь горланить хвалебные гимны. И поверь, хотя мне прекрасно известно о существовании хоров мальчиков, Грегори не станет счастливчиком, пополнившим ряды одного из них.
– И каковы же честолюбивые замыслы Грегори?
– Стать монахом.
– Монахом? Но у нас в Шотландии нет монахов!
– Нет, тут ты заблуждаешься, – сказал он. – В Шотландии сколько угодно монахов с тех пор, как Наполеон турнул их из Франции. В моих владениях их трое.
– У тебя есть монастырь?
– Нет-нет, только трое монахов. Они живут в моем доме, а не сами по себе.
– Погоди минутку, – слабым голосом вымолвила она. – Твои домочадцы – это бабушка, престарелый двоюродный дедушка, дядя, маленький мальчик и три монаха?
Он замялся в нерешительности.
– И?.. – спросила она, выгнув бровь.
– Есть еще Роузи Макенна, – сказал он. – Я не вполне уверен, как объяснить тебе, кто такая Роузи.
– Она твоя родственница?
– Нет. Она мать Грегори.
– Мать Грегори? – еле слышно повторила Аннабел. Он… он… – Так не годится, – сказала она. – Если ты собрался жениться, Ардмор, то должен отослать из дому прочих женщин. Если только ты не… – Ужасное подозрение пышным цветом расцвело в ее голове. Он выглядел таким невинным, но…
– Ну и кем же, ты думаешь, мне приходится Роузи? – вопросил он, обмениваясь с ней шутливыми репликами, словно подобная вещь была темой для званого чая.
Она не знала, что ответить. Слова, приходившие ей на ум, были сродни тем, что она слышала от мужчин, околачивавшихся возле конюшен, и неподобающими для того, чтобы их произносили вслух.
– Отнюдь не моя любовница, – молвил он, и эти зеленые глаза явно лучились смехом. – Я не стал бы привозить тебя домой, чтобы познакомить со своей любовницей. – Он снова завладел ее рукой, но она сделала вид, что не заметила этого.
– Так кто такая эта Роузи? – поспешно осведомилась она, пытаясь увести разговор от темы любовниц. – И Грегори?
– Роузи была моей нареченной, – ответил он.
Она вырвала у него руку, но секунду спустя он уже сидел подле нее на сиденье и, конечно же, снова смеялся над ней.
– Ах, до чего ж ты, однако, недоверчивая особа! – сказал он. – Ну и ну, неужто ты всерьез полагаешь, что я привез бы домой жену, если б там меня ждала моя собственная невеста?
– Тогда кто она такая?
– Мы должны были пожениться много лет назад, – ответил Эван. Теперь он завладел обеими ее руками. – То был брак, который мой отец и его закадычный друг Макенна замыслили, когда мы были еще совсем крохами. Так вот, когда подошло время, Роузи послали ко мне в карете. – Он умолк, и глаза его потемнели. – По пути карету остановили какие-то головорезы. Ее нашли только неделю спустя.
– О нет, – мягко молвила Аннабел.
– С тех пор у нее не все в порядке с головой. Приблизительно девять месяцев спустя родился Грегори. Я бы женился на ней, когда мы поняли, что она носит ребенка, но в то время она даже не могла внятно сказать «да» или «нет» в церкви. И видишь ли, я ей не понравился. Она даже не могла приблизиться ко мне без крика. Теперь ей легче, хотя незнакомые мужчины всегда выводят ее из равновесия.
– Мы еще не женаты, – отважилась сказать она. Ардмор сидел напротив нее.
– Так будем.
– Но в данный момент – нет. И тем не менее мы будем останавливаться в гостинице на ночь. Как… как мы там разместимся?
– Боюсь, вы правы, барышня. Нам придется делить комнату. Но во всем этом есть и хорошая сторона: ваша репутация не может быть погублена, потому что в глазах общества мы муж и жена.
Так, значит, это будет ее первая брачная ночь. Если можно так выразиться.
Но он наклонился вперед:
– Когда мы поженимся по-настоящему, Аннабел, ночь на супружеском ложе будет в корне отличаться от той, что мы проведем сегодня. Я обещаю вам это.
Нет, все-таки не первая брачная ночь. Она почувствовала, как румянец медленно заливает ее щеки.
– Что нам следует сделать, так это лучше узнать друг друга, – сказал он.
– Да, вы правы. Я тут спрашивала себя, есть ли у вас какие-нибудь родственники, милорд?
Ее ужасало то, как мало она знала о человеке, за которого собиралась замуж.
– Мне не нравятся церемонии, – сказал он, уклонившись от ответа. – Меня зовут Эван, и я надеюсь, ты будешь называть меня по имени.
– Эван, – кивнув, сказала она.
Услышав это, он наклонился вперед и поцеловал кончики ее пальцев.
– В первый раз моя будущая жена назвала меня по имени, – молвил он. Глаза его улыбались в этой свойственной ему манере… словно она была всем, что он когда-либо желал в жизни. По-прежнему глядя на нее, он повернул ее руку ладонью вверх и прильнул губами к ее ладони. – У тебя такие маленькие ручки, – сказал он. От прикосновения губ Ардмора к ее ладони дрожь молнией пронзила ее внутренности. – Рядом с тобой я ощущаю себя неуклюжим верзилой фермером.
Она рассмеялась, а он запечатлел еще один поцелуй на ее ладони. Прикосновения его были словно вино: пьянящим наслаждением.
– Так, значит, тебе уже приходило в голову, что я похож на батрака? – поддразнил ее он. И снова поцеловал ее.
Как могла ее ладонь быть столь невыносимо чувственной? За последние несколько месяцев сотни мужчин держали ее ладонь в своих руках и целовали ее пальцы, и тем не менее… Глаза его, не отрываясь, смотрели в ее глаза, в то время как он снова поднес ее руку к губам. И на сей раз она почувствовала, как язык его коснулся середины ее ладони, и потрясение было столь велико, что ноги ее обдало жаром до самых пят.
– Я буду трудиться ради тебя, Аннабел, – сказал он, пристально глядя на нее. – Может, переедем в маленький коттедж и заведем коз?
– Я не слишком хорошо разбираюсь в садоводстве, – ответила Аннабел. Внезапно она стала холодна, насколько это только было возможно, освободившись от чар его хриплого голоса. Она отняла руку.
Ардмор снова откинулся на сиденье, не обнаруживая никаких иных чувств, кроме благодушного согласия с ее отказом.
– Что тебе известно о садоводстве? Я склонен полагать, что юные леди едва ли делают что-то в саду, кроме как срезают розы, когда на то даст позволение садовник.
Что-то вроде того, – пробормотала Аннабел, стараясь не пускать в душу воспоминание о Джоузи, плачущей из-за того, что фасоль сгубила болезнь. Она была полна решимости не показывать графу свою печаль, равно как и не дать ему узнать, насколько велико ее нежелание выходить за него замуж. Он не был повинен ни в том, ни в другом. Предложив ей свое имя, он совершил поступок истинного джентльмена.
Выпрямившись на сиденье, она послала ему улыбку.
– А есть ли у тебя родственники, Эван? – Да.
Она подождала, и наконец он сказал:
– И да и нет. Моих ближайших родственников более нет в живых.
– Прости, – сказала она.
– Это трудно выразить словами. Моя бабуля никогда не преминет сказать что-то о том, как они ждут меня на небесах. Но я очень сильно сомневаюсь в том, что им более нечего делать на небесах, кроме как ждать моего прибытия, коли мне посчастливится окончить свой земной путь по этому адресу.
– Сколько членов твоей семьи ушло… ушло из жизни?
– Мать с отцом погибли в половодье, – ответил Ардмор, и впервые за все время глаза его не улыбались. – А мои брат с сестрой погибли вместе с ними.
Аннабел сглотнула, и он ответил на ее невысказанный вопрос:
– Мне было шесть лет. Наша карета попала в паводковые воды. Поначалу это не казалось опасным. Отец отнес меня на возвышенность, а сам вернулся за остальными, но…
К своему ужасу, Аннабел почувствовала, как к глазам ее подступили слезы. Она и впрямь сделалась чрезмерно чувствительной из-за событий последних дней.
– Мне очень жаль, – вымолвила она. К этому больше нечего было добавить.
– Так вот, когда погибли мои родители, у меня осталась бабушка, леди Ардмор, – поведал он. – Моя бабуля, как я ее называю, до сих пор жива. Она сварливая шотландка до мозга костей. Ты ей понравишься.
Аннабел подумала: покуда она не услышит об ее ржущем приданом.
– Есть еще дядя со стороны отца, – продолжил Эван. – Его зовут Тоубин. Большую часть времени он проводит на охоте. Боюсь, он несколько кровожаден по натуре. Благодаря Тоу-бину все домочадцы едят очень много дичи.
Аннабел мрачно улыбнулась. Что ж, это лучше, чем довольно сомнительные навыки рыбной ловли ее сестер.
– И еще у нас есть дядя Пирс, – сообщил Эван, – хотя, говоря по справедливости, он на самом деле мой двоюродный дедушка. Ему почти девяносто, но он сохранил ясный ум. Его любимое занятие – это жульничество в карты.
– Жульничество? – эхом повторила Аннабел.
– Да. И на деньги, – кивнув, сказал он. – Он отберет у тебя все до последнего пенни, если ты подпустишь его к картам.
– Ох. Спасибо за предупреждение. Кто-нибудь еще?
– Конечно, – ответил Эван. – Осталась еще причина, по которой я приехал в Лондон, чтобы найти невесту.
Аннабел моргнула.
– Я полагала, тебе нужна богатая наследница. Нахмурившись, он посмотрел на нее:
– Похоже, у тебя на уме одно только приданое. Нет, я приехал в Лондон не по столь неуважительной причине. Если бы мне была нужна богатая невеста, то я мог бы жениться на мисс Мэри Магуайр, чьи владения граничат с моими. Нет, я приехал в Лондон по совершенно иной причине. Вернее, по двум причинам, – сказал он.
Аннабел ждала.
– Ему одиннадцать лет, – поведал Эван. – Его зовут Грегори, и боюсь…
Казалось, он подбирал слова, но она опередила его:
– У тебя есть сын?
– Не совсем. Скажем так, он один из домочадцев.
Она бросила на него хмурый взгляд. У ее ах-какого-благо-родного мужа в доме живет внебрачный ребенок? Но внезапно она поняла, что ее это не так уж и волнует. Если бы он заделал ребенка на стороне и бросил бедного паренька на попечение прихода, тогда бы ей это точно не понравилось.
– И что Грегори собой представляет? – спросила она.
– Головную боль, – ответил Эван, снова взяв ее за руку. – В настоящее время он полон честолюбивых замыслов касательно своего будущего, и любые возражения принимает в штыки. Я думал, что, может статься, жене удастся смягчить упрямый характер паренька.
– Должно быть, это нелегко, – сочувственно сказала Аннабел. Она знала, что жизнь людей, рожденных вне брака, отличалась узостью перспектив, лишая их возможности занимать влиятельные и ответственные посты.
– Ты не представляешь, насколько, – с содроганием ответил Эван. – Он встает ни свет ни заря и принимается во всю мочь горланить хвалебные гимны. И поверь, хотя мне прекрасно известно о существовании хоров мальчиков, Грегори не станет счастливчиком, пополнившим ряды одного из них.
– И каковы же честолюбивые замыслы Грегори?
– Стать монахом.
– Монахом? Но у нас в Шотландии нет монахов!
– Нет, тут ты заблуждаешься, – сказал он. – В Шотландии сколько угодно монахов с тех пор, как Наполеон турнул их из Франции. В моих владениях их трое.
– У тебя есть монастырь?
– Нет-нет, только трое монахов. Они живут в моем доме, а не сами по себе.
– Погоди минутку, – слабым голосом вымолвила она. – Твои домочадцы – это бабушка, престарелый двоюродный дедушка, дядя, маленький мальчик и три монаха?
Он замялся в нерешительности.
– И?.. – спросила она, выгнув бровь.
– Есть еще Роузи Макенна, – сказал он. – Я не вполне уверен, как объяснить тебе, кто такая Роузи.
– Она твоя родственница?
– Нет. Она мать Грегори.
– Мать Грегори? – еле слышно повторила Аннабел. Он… он… – Так не годится, – сказала она. – Если ты собрался жениться, Ардмор, то должен отослать из дому прочих женщин. Если только ты не… – Ужасное подозрение пышным цветом расцвело в ее голове. Он выглядел таким невинным, но…
– Ну и кем же, ты думаешь, мне приходится Роузи? – вопросил он, обмениваясь с ней шутливыми репликами, словно подобная вещь была темой для званого чая.
Она не знала, что ответить. Слова, приходившие ей на ум, были сродни тем, что она слышала от мужчин, околачивавшихся возле конюшен, и неподобающими для того, чтобы их произносили вслух.
– Отнюдь не моя любовница, – молвил он, и эти зеленые глаза явно лучились смехом. – Я не стал бы привозить тебя домой, чтобы познакомить со своей любовницей. – Он снова завладел ее рукой, но она сделала вид, что не заметила этого.
– Так кто такая эта Роузи? – поспешно осведомилась она, пытаясь увести разговор от темы любовниц. – И Грегори?
– Роузи была моей нареченной, – ответил он.
Она вырвала у него руку, но секунду спустя он уже сидел подле нее на сиденье и, конечно же, снова смеялся над ней.
– Ах, до чего ж ты, однако, недоверчивая особа! – сказал он. – Ну и ну, неужто ты всерьез полагаешь, что я привез бы домой жену, если б там меня ждала моя собственная невеста?
– Тогда кто она такая?
– Мы должны были пожениться много лет назад, – ответил Эван. Теперь он завладел обеими ее руками. – То был брак, который мой отец и его закадычный друг Макенна замыслили, когда мы были еще совсем крохами. Так вот, когда подошло время, Роузи послали ко мне в карете. – Он умолк, и глаза его потемнели. – По пути карету остановили какие-то головорезы. Ее нашли только неделю спустя.
– О нет, – мягко молвила Аннабел.
– С тех пор у нее не все в порядке с головой. Приблизительно девять месяцев спустя родился Грегори. Я бы женился на ней, когда мы поняли, что она носит ребенка, но в то время она даже не могла внятно сказать «да» или «нет» в церкви. И видишь ли, я ей не понравился. Она даже не могла приблизиться ко мне без крика. Теперь ей легче, хотя незнакомые мужчины всегда выводят ее из равновесия.