Джеймс Элоиза. Укрощение герцога

   – Счастливец. – Голос Рейфа звучал почти сонно. – Думаю, поэтому ты так любишь поговорить об интимных вещах. Может, мне следует жениться? Об этой стороне брака я никогда не слышал.
   Потому что ее не существовало, подумала Имоджин. Во всяком случае, ее опыт не включал таких моментов, когда бы мужья и жены оказывались одни в роскошных облицованных мрамором ванных дворцов, освещаемых свечами. У них с Дрейвеном этого не было. Ее рассердила эта мысль, и она налила в таз далеко не такую теплую воду, как собиралась.
   – У-уф! – сказал Рейф, отряхиваясь по-собачьи. Имоджин стояла над ним, улыбаясь и глядя, как он пытался расчесать волосы пятерней.
   И тут она заметила. Полотенце, обвивавшее его чресла, развязалось и плавало на поверхности ванны. Конечно, у него был небольшой животик, но ноги были сильными и мускулистыми – должно быть, от верховой езды, догадалась она.
   А между ног… Она повернулась набрать еще воды, чтобы полить ему на голову. Теперь он был не таким зеленым.
   Глаза его были закрыты, и она отважилась посмотреть. Определенно его интимные части были много больше, чем у Дрейвена.
   И это было интересно.

Глава 11
Соседи могут быть ближайшими, но не дражайшими

   1 октября 1817года,
   Ардмор-Касл, Шотландия
   Графиня Ардмор была недовольна.
   – Каждый раз, когда я смотрю на Крогана, вспоминаю, как он хотел вывалять меня в дегте и перьях, – сказала она мужу. – Зачем ты пригласил его на ужин?
   Эван привлек жену к себе.
   – Кроганы всегда обедали с нами после праздника урожая. Изменить традиции значило бы открыто объявить войну. Кроганы и Ардморы уже добрую сотню лет идут бок о бок. А теперешний дедушка Кроган и в самом деле ухитрился вывалять в перьях мою бабушку.
   – С трудом могу в это поверить, – сказала Аннабел, вспоминая свирепую бабушку Эвана. – Есть еще какие-нибудь неприятные семейные традиции, которые мне следовало бы знать?
   – Ну, одна есть, – сказал Эван, задумчиво потирая живот жены.
   – Она брыкается. Чувствуешь? – прошептала Аннабел, склоняясь к нему на плечо.
   – Как я могу не чувствовать? – Он громко рассмеялся. – Как бы ты ни мечтала о девочке, дорогая, но эти мощные удары говорят в пользу того, что это сын.
   – Чепуха, – возразила Аннабел. – Это просто своенравная шотландка. Так что это еще за традиция, которую мне не мешает знать?
   – Ну, существует древнее соглашение между Кроганами и нами, что когда дочь этой семьи выходит замуж за сына той, то в казну Кроганов перекочевывает изрядная сумма денег.
   – Господи! Как ты должен быть счастлив, что женился на мне. Твоя кровь и наследственность, похоже, сильно ослаблены этим маленьким соглашением. – Аннабел широко раскрыла глаза. – Если ты думаешь, что моя дочь когда-нибудь…
   Эван склонился к жене и поцеловал ее в круглый животик.
   – Это древняя традиция, но и поныне ни одному Крогану не удалось уговорить ни одну женщину из нашей семьи выйти за него. Кроганы склонны к длительной осаде, и нашей дочери надо быть готовой к этому.
   – Она даст им такого пинка, что они окажутся в соседнем графстве, – не колеблясь заявила Аннабел.
   В этот момент в комнату вошла Джози и приблизилась к ним.
   – Сегодня ты очень красива, – сказала Аннабел, улыбаясь младшей сестре. – Этот бархат прелестно оттеняет твою кожу. Она выглядит восхитительно.
   Джози оправила юбку вечернего платья цвета персиковых бутонов.
   – Имоджин соорудила это для меня прошлой весной. – Она скорчила рожицу. – Пришлось выпустить швы на спине, чтобы я смогла надеть его сегодня. Надо мне снова садиться на диету. На обед я буду есть одну капусту.
   Аннабел посмотрела на нее осуждающе.
   – Не думаю, что капуста тебе полезна. И посмотри на себя, Джози! Зачем тебе стройнеть? Ты одна из самых симпатичных девушек в Хайленде.
   – Я согласен с женой, – сказал Эван, улыбаясь свояченице. – Ты очень хорошенькая, и уверен, что все мужчины в «Олмаке» следующей весной будут такого же мнения.
   – Я в этом сомневаюсь, – ответствовала Джози. – Список моих прелестей таков: две не особенно яркие губы, два серых глаза и одно лицо, круглое, как тыква.
   – Не надо перевирать Шекспира, – укорила сестру Аннабел.
   В этот момент в комнату вошел дворецкий Эвана Уорсоп.
   – Мистер Кроган и мистер Хью Кроган, – объявил он.
   – Вот радость-то. Оба! – застонала Аннабел едва слышно и позволила мужу чуть не силком поднять себя с кресла.
   Одной из удивительных черт Кроганов было то, что, похоже, они не испытывали ни малейшего затруднения от встречи с ней, женщиной, которую пытались вымазать дегтем и вывалять в перьях, до того как она вышла замуж за Эвана.
   – Мы видим, чем вы недавно занимались, леди Ардмор, – сказал старший Кроган, издавая смех, похожий на волчий вой.
   Аннабел смотрела, не понимая, и удивленно моргала.
   – Разглаживали простыни, – сказал он весело. – Как и полагается графине. Из вас получится отличная плодовитая мать семейства. – Он вытолкнул вперед младшего брата. – А теперь поразмысли-ка, юный Кроган, леди Ардмор всего-то ничего замужем, но уже показывает миру, что готова подарить мужу наследника. Хорошая плодовитая порода.
   Аннабел была так ошеломлена этой прискорбной свободой обращения Крогана, что и осталась бы стоять с раскрытым ртом, если бы Эван не уловил конец речи Крогана и не вмешался.
   – Я счастливый человек, – сказал он улыбаясь, но глядя на них глазами, острыми, как сталь.
   – Я думаю о будущем, – сказал Кроган. – Не сомневаюсь в том, что ваша прелестная жена родит вам целый выводок хорошеньких девчушек, а, как вам известно, мы издавна лелеем надежду на то, чтобы связать прочными узами наши два дома. У меня, как вы знаете, подрастают четверо ладных парнишек. И, если бы младшему не было всего недели от роду, моя женушка была бы здесь со своими поздравлениями. Наш барашек, ваша ярочка. Ну чем не парочка?
   – Хотелось бы мне иметь ваши подтяжки, чтобы поддерживать живот, – сказала Аннабел, что вовсе не подобало говорить леди, но она тотчас же извинилась, пожаловалась на боль в спине и упала в кресло.
   – А кто эта прелестная молодая девушка? – спросил Кроган, оглядывая Джози с головы до ног.
   Эван объяснил, кто она, пока Джози приседала в реверансе перед Кроганами.
   – Это моя младшая свояченица, мисс Джозефина Эссекс. Ее отцом был Чарлз Эссекс, виконт Брайдон.
   – А! Так не он ли счел меня таким простаком, что продал мне лошадь со стертыми коленями? – воскликнул Кроган.
   Но похоже было, что он не таит зла, потому что лучезарно улыбнулся Джози.
   – Не была ли это Истинная Вера? – спросила Джози.
   – Именно она и была!
   – Я ее помню, – сказала Джози, кивая. – И у нее был не только этот недостаток, но еще и веки все время опускались, закрывая глаза. Так?
   – Верно, верно, юная леди, – сказал Кроган, и улыбка его несколько потускнела. – Эту деталь я запамятовал. – Он пожал плечами. – Ах да, я отдал ее в уплату за заем, который вообще-то и не собирался возвращать. Поэтому все вроде остались при своих интересах.
   Оба Крогана были похожи, как близнецы: мясистые, рыжеволосые и красношеие. И похоже было, что они склонны щипать леди куда попало, если дотянется рука.
   – А теперь, если бы я взял кобылку, похожую на вас, – сказал Кроган, – все было бы иначе.
   Он повернулся и потянул брата поближе к себе.
   – Встречали вы молодого Крогана по имени Хью?
   Джози снова присела в реверансе. У молодого Крогана нижняя челюсть была несколько мощнее и сильнее выдавалась вперед. Было чудом, что его верхние зубы сходились с нижними, когда ему случалось жевать мясо.
   – Это мисс Эссекс, – гаркнул Кроган, обращаясь к брату. – Она младшая дочь виконта Брайдона. Помнишь его? А теперь скажите, мисс Эссекс, кому теперь принадлежит конюшня вашего отца?
   – Имение моего отца унаследовал его кузен, – отвечала Джози.
   – Так и есть. И я с этим согласен. Не нравится мне мысль, что собственность могла бы перейти к женщине, и, полагаю, ваш отец согласился бы со мной. Ваше состояние, девушка, – ваше личико!
   Кроган разразился хохотом.
   Джози бросила отчаянный взгляд на Аннабел, но, похоже, ее сестра впала в кратковременный сон. Опыт сестры показывал, что женщина способна провести во сне всю беременность.
   К счастью, на помощь ей пришел Эван.
   – Состояние Джози не только в ее личике. Оно гораздо больше, – сказал он Крогану. – Отец оставил ей в качестве приданого часть кровных лошадей, а мужья ее сестер, включая меня самого, отстегнули ей такое приданое, которым могла бы гордиться любая молодая женщина.
   Джози улыбнулась ему с довольно мрачным видом. Ей было совершенно ясно, когда речь зашла о приданом, что ее сестры сговорились осчастливить ее подобным образом, потому что она сама была слишком крупной и неуклюжей, чтобы иметь успех на ярмарке невест. В конце концов, Аннабел ведь обошлась в прошлом сезоне без помощи мужа Тесс, не вложившего в ее приданое ни пенни. И ни одному мужчине не пришлось бы давать взятку, чтобы он женился на Аннабел.
   Кроган весь подобрался, как гончая, напавшая на след.
   – Ваша светлость, вы хотите сказать, что мисс Эссекс – дочь вашей семьи? – спросил он.
   В его тоне Джози расслышала вызов, смысла которого не поняла.
   Но Эван только улыбнулся.
   – Это и в самом деле так. Она дочь нашей семьи, – сказал он, отворачиваясь и увлекая за собой Джози. – Поглядите только, моя бедная жена снова пренебрегла обязанностями хозяйки.
   Джози услышала, как за ее спиной Кроган вполголоса что-то втолковывает своему брату.
   – О чем, собственно, речь? – спросила Джози.
   – Да ничего особенного, – ответил Эван. – Я только отнесу Аннабел наверх, и она сможет поужинать в своих комнатах, когда проснется.
   У Джози не было времени выразить согласие. Эван уже обнял Аннабел и поднимал ее из кресла. Видеть это было удивительно: Аннабел за время беременности набрала не менее двух стоунов веса, а он поднял и понес ее, как перышко.
   Она обернулась и заметила, что старший из Кроганов смотрит на нее с ухмылкой и при этом многозначительно сжимает руку младшего брата.
   – Расскажите-ка нам о себе, девушка, – обратился он к ней вкрадчиво. – Мы сможем скоротать время, пока Ардмор отнесет жену наверх чуток отдохнуть. Уверяю вас, что с моей женой было то же самое. Я каждый вечер относил ее в постель!
   Джози испытала некое чувство дружеской солидарности с младшим Кроганом, потому что они оба недоверчиво посмотрели на него.
   – Так какую кровную лошадь оставил вам отец, мисс Эссекс? – спросил Кроган.
   – Ее зовут Норовистая Леди, – ответила Джози. – Кажется, мой опекун, герцог Холбрук, ждет от нее приплода в этом сезоне.
   Она так и не могла понять, какой областью жизни интересуется Кроган. Эван вернулся, когда она объясняла Кроганам, что по условиям отцовского завещания не имеет права продать эту лошадь.
   Позже, тем же вечером, ей удалось выяснить сферу интересов Крогана. Она выбежала в боковую дверь, чтобы проверить состояние кобылы, у которой образовался нарыв под коленкой, и возвращалась по тропинке, когда услышала, как во весь голос спорят братья Кроганы. Похоже, они приближались к ней. Возможно, они хотели забрать своих лошадей из конюшни, не дожидаясь, пока их приведут грумы.
   Луна светила ярко, и лес выделялся отчетливо, как днем. Поэтому Джози, не колеблясь ни минуты, скользнула за большой дуб на краю дороги и плотно к нему прижалась. Только очень глупая женщина подвергла бы себя риску повстречаться один на один с братьями Кроганами, после того как за обедом они влили в себя по ведру виски. Самое меньшее, что могло ей грозить, – это поцелуй, и с ее стороны было глупо не прихватить с собой горничную, чтобы та сопровождала ее до конюшни. Она не принимала таких мер предосторожности каждый вечер, но не стоило разгуливать по землям Ардмора, когда там гостили Кроганы.
   Они трусили не спеша по дороге и спорили. Голоса их эхом отдавались от окружающих деревьев.
   – Ты, осел, она дочь этой семьи, – увещевал один из них другого. – Дочь этого дома.
   Она напрягла слух. Неужели речь шла о ней? Ведь именно такое выражение Эван употребил в разговоре о ней.
   – Скорее, свиноматка этого дома, – хмуро возразил другой.
   Сердце Джози упало. Они, несомненно, говорили о ней. И по мрачному тону она угадала младшего Крогана. Должно быть, худо быть младшим, когда имение не слишком велико, и, похоже, Кроганы неумело им управляли и были далеки от процветания.
   – Да я и задней ноги дьявола не дам за то, что ты думаешь. Пусть даже ты находишь девицу похожей на курносого поросенка! – взревел Кроган-старший, и его слова зазвенели в ушах у Джози. – Пусть она немного круглолица, но настоящий мужчина ценит женщину, у которой на костях есть мясо.
   Младший Кроган пробормотал что-то, чего Джози не расслышала. У нее возникло ощущение удушья. Она прижималась к дереву, моля Бога, чтобы ее не заметили, и вцепилась пальцами в шершавую кору так сильно, что чувствовала каждый ее узловатый выступ.
   – Нет, и дело не в том, что ты слишком сильно набрался, – сказал старший брат.
   К ужасу Джози, они остановились совсем рядом с ней.
   – Да она стоуна на три весит больше меня, – решительно возразил младший Кроган. – Я нипочем не женюсь на женщине, способной раздавить меня во сне.
   – Ты дурак, вот ты кто. Возможно, она и крепкого сложения, но зато хорошенькая.
   – И у нее к тому же острый язычок!
   – Но посмотри, как хорошо она сложена, – продолжал старший.
   Его брат сплюнул на землю.
   – Можешь с таким же успехом посоветовать мне приласкать бочонок с салом.
   «Я бы не раздавила, я бы убила тебя, прежде чем дело дойдет до постели», – подумала Джози.
   – Ну, может быть, она немножечко пышновата, – согласился старший. – Но Боже всемогущий! Где ты еще найдешь женщину с таким славным приданым? У нее кровная лошадка, унаследованная от отца, да куча гиней от сестер, и если Ардмор называет ее «дочерью этого дома», то есть смысл вспомнить о древних соглашениях. А все вместе дает тебе весьма соблазнительную перспективу, юный Кроган. Не будь дураком. Лопни, но не упусти такой случай.
   Юный Кроган пробормотал что-то, чего Джози не разобрала, потому что кровь слишком громко стучала у нее в ушах.
   – Да мне плевать на то, что ты ее не хочешь! – снова взревел Кроган-старший, и голос его эхом отразился от камней пустынной дороги. – Она первосортная шотландская свинка. Я бы и сам не прочь как-нибудь потолкаться возле нее и обнюхать ее юбки. Ты должен быть благодарен судьбе за жену, которая никогда не наставит тебе рогов. Давай так и порешим, ты, пустоголовый тупица. А теперь или ты начнешь за девицей ухаживать прямо с завтрашнего утра, или тебе придется сидеть на своей пудингообразной заднице и молить об ужине.
   Юный Кроган употребил несколько слов, каких до сих пор Джози не приходилось слышать, но слово «боров» прозвучало вполне отчетливо, как звон колокола.
   – Захлопни пасть, – посоветовал его брат. – Тебе будет легко справиться с женщиной, потому что она будет счастлива, если ты будешь вволю кормить ее беконом, и не станет причинять тебе неприятностей. А в свободное время будешь делать что захочешь, и, главное, тебе не придется беспокоиться насчет того, твои ли это детки. Что может быть лучше?
   Наконец она услышала, что шаги удаляются. Сапоги зачавкали по грязи – это шел старший Кроган, а за ним последовал и его юный брат.
   Джози стояла, прижимаясь к дубу, будто срослась с его корой.
   Последнее, что донеслось до ее слуха, – они повернули на изгибе дороги, и вслед за этим раздался возмущенный выкрик Крогана-старшего:
   – Ты безмозглый болван!

Глава 12
О вульгарности греческих пьес

   Через две недели после последнего запоя Рейф был сух, как Сахара, а в доме было, как в кроличьей норе в апреле. К ужину ожидали приезда мисс Питен-Адамс.
   Во всем доме слышался стук молотков, доносившийся из достраивавшегося театра. Бальный зал был полон женщин, занимавшихся шитьем красного бархатного занавеса. Огромный салон был заставлен тонконогими стульями, которые чинили и заново обтягивали тканью. И не важно было, что герцог чувствовал себя как обитатель могилы, а не кроличьего садка.
   – Все хотят побывать на нашем представлении, – сказала Гризелда, показывая ему знаком, что прибыло новое послание. – Я получаю письма от людей, которых не приглашала. Хотя едва ли я могу приписать это своему статусу. Твой мистер Спенсер – гвоздь сегодняшней программы. Только о нем и говорят. Ты знал, что его считают самым блестящим человеком, получившим степень в Кембридже, за все время существования университета?
   Рейф хмыкнул.
   Ему было трудно изображать энтузиазм, что объяснялось непрекращающейся головной болью, жить с которой он пытался научиться.
   – Твои подруги будут тянуть жребий, чтобы узнать, кто выйдет за него замуж? – процедил Рейф сквозь зубы, стараясь показать, что его это ничуть не интересует.
   – Вовсе нет!
   – Почему это? – спросил Рейф, запрокидывая голову на спинку дивана.
   – Возможно, ты действуешь из самых лучших побуждений, когда проявляешь такое радушие по отношению к брату, но высший свет не настолько снисходителен. Его происхождение не слишком благородно.
   В эту минуту тот, о ком шла речь, прошествовал в гостиную. На сгибе локтя он держал рыжеволосую кроху, демонстрирующую беззубый рот в широкой улыбке.
   Рейф видел брата не совсем ясно. По правде сказать, трезвый он чувствовал себя много хуже, чем в самое жестокое утро похмелья. Когда он выпивал стаканчик-другой виски, он спал всю ночь. Теперь же не спал вовсе. Обычно он съедал за завтраком одно-два сытных блюда. Теперь его желудок бунтовал против любой пищи при одной только мысли о ней. Вчера ему удалось, давясь, протолкнуть в себя несколько кусочков хлеба.
   Единственное, что стояло между ним и прекрасной дымкой, вызываемой бренди, была эта самая малявка, делавшая ему приветственные знаки ручкой и что-то лепетавшая.
   Да, этот ребенок и его брат. И презрение, которое Имоджин, вне всякого сомнения, обрушила бы на его голову. И возможно, самым последним, но не менее важным было желание показать миру, что он способен победить свою привычку.
   Между тем он притворялся, что все прекрасно. Он сидел за столом, хотя не ел ничего, а когда наступало время ложиться спать, удалялся в свою комнату мечтать о сне. Время от времени он даже вступал в беседу.
   – Где ее няня? – спросил он Гейба, делая попытку завести разговор. Как он ни старался, не мог вспомнить имени племянницы.
   – Я дал ей отставку, – ответил брат. – Она оказалась некомпетентной и недоброй.
   – Ладно, – согласился Рейф. И тотчас же сообразил, что, вероятно, требуются еще какие-то слова. – А что она сделала?
   – Сегодня я снова застал Мэри плачущей, – ответил Гейб.
   Рейф сознавал, что сейчас его мозги работают крайне медленно, но все же счел, что в поведении Гейба было нечто странное.
   – В таком случае, – спросил он, изо всех сил стараясь сформулировать свой вопрос, несмотря на то что в виски его будто били молотом, – кто будет заботиться о ребенке?
   – У нее есть еще кормилица, – сказал Гейб. – И одна из горничных умеет обращаться с детьми.
   – А-а…
   Сама мысль о кормилице была отвратительной, и от нее в желудке Рейфа началось брожение. Поэтому он решил положить конец разговору.
   Бринкли отворил дверь с грохотом, который, должно быть, был слышен в соседнем графстве.
   – Леди Ансилла Питен-Адамс, – объявил он. – И мисс Питен-Адамс.
   Рейфа слегка качнуло. Мать мисс Питен-Адамс, леди Ансилла, имела вид женщины, сознающей, что она еще красива, и потому принимала свой средний возраст с юмором. С первого взгляда было видно, что она иронически относилась к собственной личности и могла вести себя непринужденно и обыденно, не будучи при этом скучной.
   Ее дочь была совсем иного сорта. Рейф очень хорошо помнил ее как молодую женщину, отнюдь не скучную, но весьма необычную. Только чрезвычайно глупый человек за изящными чертами мисс Питен-Адамс и ее ротиком в форме лука Купидона не разглядел бы ее эксцентричности.
   Конечно, Гризелда бросилась навстречу леди Ансилле, и потому Рейфу оставалось поклониться мисс Питен-Адамс. К счастью, голова у него не отвалилась и не покатилась по полу.
   И тут в комнату вошла Имоджин. Эта встреча обещала стать забавной: бывшая невеста встречается с вдовой. Мисс Питен-Адамс была хороша в своем роде, но не было в свете женщины, которая годилась бы в подметки Имоджин. Ее волосы были убраны в высокую прическу и заколоты на темени. И только несколько локонов спускалось на плечи. Рейф не смог бы достойно описать ее туалет – пожалуй, это было утреннее платье, но на ней оно выглядело иначе, чем на других женщинах.
   Его подопечная могла бы напялить и мешок из-под картофеля, и на ней он смотрелся бы как модное шелковое платье.
   Женщины почтили друг друга реверансами, как если бы между ними и не стоял Дрейвен Мейтленд, которого Имоджин соблазнила и увела, оставив Джиллиан Питен-Адамс без мужа.
   На лбу Рейфа выступил пот при одном взгляде на них. Ну как только люди могут коротать дни без выпивки? И почему, собственно говоря?
 
   Гейбриел Спенсер еще мальчиком усвоил одну вещь: в мире много такого, что он желал бы иметь, но никогда не получит. Как и любой незаконнорожденный ребенок, он, еще сидя на коленях матери, заучил этот урок. К счастью, ему никогда не приходилось думать о пище. Старый герцог Холбрук в своей упорной и непонятной привязанности к матери Гейбриела всегда заботился об их материальном благополучии. Но с юных лет он сознавал, что визиты герцога к ним были событием.
   Прибывал посланец и объявлял о предстоящем визите герцога, иногда за пять дней до его появления. И глаза его матери начинали сиять. Вскоре и весь дом светился тоже. Прошло много лет, прежде чем он стал замечать признаки этого приближающегося визита – приход парикмахера, новые чулки и цветы в ее спальне.
   Ему было шесть лет, когда Гарри Ханкс объявил об очевидном на школьном дворе. Гейб немедленно поверг Гарри на землю ударом кулака. Он стоял над ним, сжимая кулаки, которые саднило от силы удара, и правое его колено кровоточило, но он ощущал свой триумф, потому что Гарри был по крайней мере на один стоун тяжелее его. Потом Гарри поднял взгляд, посмотрел на него заплывающим правым глазом и сказал:
   – Мне плевать. Все равно твоя мать не более чем потаскуха. Так сказал мой отец. – Гейб не знал, что такое потаскуха, но мог догадаться. – Моя мать говорит, что даже ее семья не хочет с ней знаться, – добавил Гарри. – И у тебя нет дедушки.
   Гейб поднял Гарри на ноги и двинул его так сильно, что вышиб один из его передних зубов.
   Но это ничего не изменило. Гарри мог быть беззубым, обладать пронзительным голосом, но его мать была женой мясника и его родители состояли в браке. Мать Гейба была красива и хорошего происхождения (третья дочь сельского сквайра), но она была потаскухой. По мнению Гейба, отсутствие переднего зуба у Гарри было вызвано его собственной ошибкой, потому что из чистой глупости он вздумал дразнить Гейба и попрекать положением его матери.
   До этого Гейб никогда не замечал, что у него нет бабушки и дедушки. Он знал, что его мать была дочерью сквайра, хотя никогда не задумывался, куда тот подевался. Конечно, он знал, что его отец герцог и что у него есть еще одна жена, но он не думал, чем чревато такое положение дел.
   Пока Гарри не просветил его.
   Жизненная философия Гейба сформировалась в одно мгновение, когда в пылу борьбы он задыхался на пыльном школьном дворе. Он мог бы пожелать, чтобы его мать была замужем (и желал этого), но это ничего не меняло. Он принял наказание учителя с должным стоицизмом (тот его оттузил) и отрешенностью, потому что заслужил его.
   И не оттого, что поколотил Гарри, но потому, что дрался за то, чего у него не могло быть никогда. Это было так же глупо, как и то, что Гарри поплатился зубом из-за чьей-то матери. Хуже быть глупым, чем считаться сыном потаскухи. Неумно было затевать драку, но только полный болван мог желать того, что не в силах получить.
   И на этой почве он никогда больше драк не устраивал. Иногда мальчишки обзывали его мать дамой легкого нрава или чем похуже – девкой или шлюхой. Но он только косился на них и уходил. В его взгляде появлялось что-то настолько неприятное, что ему даже не приходилось пускать в ход кулаки. Обычно слова замирали у них на губах.
   И Гейб привык принимать решения мгновенно. Если бывало что-нибудь или кто-нибудь, чего или кого он желал, он тотчас же решал, возможно ли это. Если это было за пределами его возможностей, он больше ни одной минуты не думал об этом. Если достижимо, он дрался зажелаемое зубами и когтями, пока считал цель разумной.
   Его философия позволяла ему жить милостью Божьей в покое и равновесии до 1817 года, а точнее, до октябрьского утра, когда он поднял глаза и встретил взгляд некой мисс Питен-Адамс. И не только сладостное томление охватило все его тело, это было чистым и ничем не замутненным желанием, стремлением заполучить эту элегантную, сдержанную, умную, восхитительную особу. Всю целиком.
   Ему не следовало смотреть на нее. Но он не мог оторвать от нее глаз. А это шло вразрез с его глубоко укоренившимися принципами. Она была недостижима, и мысли о ней надо выбросить из головы.