Джеймс Саманта. Тот первый поцелуй

   У Элизабет замерло сердце. Нет, это было невозможно. Он не посмеет…
   Она ощутила его горячее дыхание и влажное прикосновение теплого языка, который щекотал, ласкал, кружился водоворотом. Пальцами она вцепилась в ковер, отдаваясь нараставшему с каждой секундой безумному удовольствию.
   Наслаждение достигло предела, и она, не сдержавшись, громко вскрикнула. Мгновенно Морган перевернулся на спину и посадил ее верхом на себя. Придерживая ее за талию, он молча начал свой урок, и она вздрогнула, почувствовав его ладони на своих ягодицах. Одно ловкое плавное движение, и он оказался внутри целиком, растягивая, наполняя ее до краев, так что она задохнулась.
   Ничто не могло сравниться с подобным ощущением, и никогда в жизни Элизабет не представляла, что женщина может вот так оседлать мужчину. И эта женщина была она сама! Он положил ее руки к себе на грудь, и, как прилежная ученица, она подчинилась и зарылась пальцами в густые темные волосы. Ее мягкий живот касался его жесткого и твердого, кончиками больших пальцев он играл ее сосками, пока она не застонала.
   Их бедра встречались и расходились в одном ритме. Склонив голову, Элизабет следила, как он раз за разом входит внутрь, нанося сильные удары. Она часто задышала и, корчась и извиваясь, задрожала в последнем порыве; истома теплом разлилась по ее жилам. С хриплым стоном Морган изверг в нее свое горячее семя, туда, где находились врата рая.
   Только когда дуновение прохладного вечернего ветерка охладило ее пылающие щеки, Элизабет очнулась и поняла, что они с Морганом совершили, да еще в библиотеке! От стыда она спрятала лицо у него на шее. Невольный смешок вырвался из ее груди при воспоминании о том, как некогда она воображала себе подобную сцену.
   В самом безумном сне Элизабет не могла представить, что это свершится, более того, таким вот образом. Она зевнула и потерлась щекой о гладкое крепкое плечо Моргана.
   Ночь уже спустилась на землю, когда Морган наконец оторвался от нее. Закутав Элизабет в шаль, он отнес ее в спальню и положил на кровать; она сонно пошевелилась и открыла глаза. Высокий, великолепный в своей наготе, Морган стоял у кровати. Элизабет окончательно проснулась и протянула к нему руку. Морган лег рядом, и скоро они вновь оказались на вершине блаженства.

Глава 20

   Прошло немало времени, прежде чем ее голос нарушил тишину ночи.
   — Морган, ты спишь?
   — Нет.
   Он лежал на спине, прижимая ее к себе одной рукой.
   — А кто же все-таки убил Амелию?
   В один миг все переменилось. Только что он лениво и умиротворенно лежал рядом, и вдруг напрягся каждым мускулом. Элизабет чуть не вскрикнула, когда он внезапно отбросил в сторону одеяло, спустил ноги на пол и встал, натянутый, как струна, и уже далекий.
   Элизабет села на кровати, прижимая к груди простыню.
   — Морган, пожалуйста! Что я такое сказала? Я забыла тебя спросить, нашли ли убийцу Амелии…
   — Не нашли.
   — Но ты ведь пытался…
   — Довольно, Элизабет, давай больше никогда не будем возвращаться к этой теме.
   — Как, ты хочешь сказать, что вопрос закрыт? Она застыла от удивления.
   — Совершенно верно. — Он натягивал брюки. — Закрыт и забыт. Амелия мертва, и ничто не может вернуть ее к жизни.
   Она в растерянности смотрела на него, не понимая причины его внезапного отчуждения и холодности.
   — Похоже, ты и не хочешь ничего знать.
   — Не хочу, — коротко и резко оборвал он.
   — Господи, ведь она была твоей женой!
   — Моей женой. — Усмешка искривила его губы. — Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе причину, Элизабет? Прекрасно. Тогда слушай. Я расскажу тебе о моей горячо любимой супруге. Все годы нашей совместной жизни, за исключением, пожалуй, первого, любовники не вылезали из ее постели. После ее смерти я решил во что бы то ни стало забыть о том аде, который она мне устроила. Кстати, ты меня очень обяжешь, если не станешь больше допрашивать об Амелии Стивена или кого другого. Злые слезы обожгли ей глаза.
   — Но я пошла к нему только потому, что беспокоилась…
   — О чем, Элизабет? О том, что я могу убить тебя во сне?
   — Но я… до разговора со Стивеном я даже не знала, что Амелию убили!
   Морган пропустил мимо ушей ее слова.
   — Скажи, Элизабет, ты вышла бы за меня замуж, если бы знала, что меня обвиняли в убийстве, да еще собственной жены? Благородная английская леди замужем за обыкновенным преступником.
   — Ты не преступник.
   — Кто докажет обратное? — Его голос был полон презрения и обиды. — Можешь не сомневаться, добропорядочные бостонцы ничего не забыли. Что же говорить о моей знатной английской жене?
   — Ты сказал» знатная «? А помнишь ли ты, что я приехала сюда совсем без денег?
   — Это зависело только от тебя, Элизабет. Стоило лишь остаться в Англии и выйти замуж, и ты получила бы свою долю отцовского наследства. Если таково твое желание, я не буду тебе препятствовать. Возвращайся в Англию, я тебя не держу.
   Элизабет сжала кулаки.
   — Что ж, нельзя сказать яснее, — с трудом выговорила она; в ней вспыхнула ответная ярость. — Ты ничего мне не говоришь. Ты ничего не чувствуешь. А теперь слушай, что я тебе скажу, Морган О'Коннор. Я чувствую себя не только одураченной, я чувствую себя обманутой.
   Ее голос дрожал от бешенства.
   — Тогда в доме на берегу мне казалось, что нас связывает нечто особенное. А теперь я вижу, что для тебя я не более чем любовница! Как ты сказал о той женщине?» Мы просто дарили друг другу наслаждение «. — Широким пренебрежительным жестом Элизабет показала на смятую кровать. — Вот это нас и связывало? Так ты представляешь себе наш брак?
   Ответом ей послужило гнетущее молчание. Он не сказал ни слова… И этим сказал все. Элизабет тихо жалобно вскрикнула.
   — Это не супружество, — произнесла она огорченно. — Это тюрьма и для тебя, и для меня.
   Элизабет казалось, что предел достигнут и хуже уже не может быть.
   Сидя в гостиной, она составляла меню на следующую неделю, когда Симмонс доложил, что пришел Натаниель и ждет в передней.
   Элизабет растерялась, грозное предупреждение Моргана, сделанное брату в день их возвращения с побережья, звучало у нее в голове:
   « Не вздумай являться без приглашения «.
   Мгновение Элизабет кусала губы, затем приняла решение. Она отложила в сторону меню.
   Пригласите его войти, Симмонс.
   Через секунду в гостиной появился Натаниель, как всегда безупречно одетый, но с темными кругами под глазами. Он выглядел больным.
   — Здравствуйте, Натаниель, — сказала она, неуверенно улыбаясь. — Пожалуйста, садитесь.
   Натаниель осторожно оглянулся вокруг.
   — Морган в конторе?
   Элизабет кивнула, наблюдая, как он усаживается в кресле напротив, и лицо Натаниеля выразило облегчение.
   — У него сегодня дела за городом, он возвратится только к вечеру.
   Она не сказала Натаниелю, что Морган уведомил ее об этом через Симмонса, а не лично.
   — Хотите кофе или чаю?
   — Нет. Я зашел, чтобы принести вам свои извинения, — начал он с несвойственным ему смущенным видом.
   — Вы имеете в виду то, что случилось позавчера?
   — Да.
   Элизабет сложила руки на коленях.
   — Вы не должны извиняться передо мной, Натаниель. — Последовала полная значения пауза. — Но, мне кажется, вы должны извиниться перед Морганом.
   — Перед Морганом? — изумился Натаниель и красноречиво хмыкнул. — Зачем мне извиняться перед ним?
   Он смотрел на нее с враждебным вызовом, но Элизабет не отступила, упрямо подняв подбородок.
   — Ваше поведение было грубым и нечутким, не говоря уж о том, что оно было неоправданным, — заметила она, не повышая голоса. — Вы хотели вызвать скандал, вы хотели унизить Моргана перед его женой.
   — Ну и что из этого? Он отнял вас у меня, он вас украл!
   — Нет, Натаниель, я сама сделала выбор. Какой считала правильным для себя. Я по доброй воле вышла замуж за Моргана, и вы должны это понять.
   — Но вы не любите его, Элизабет!
   У нее сжалось сердце, и она быстро отвела взгляд.
   « Тогда не любила, — подумала она с болью, — но теперь, к несчастью, люблю «.
   Но разве скажешь об этом Натаниелю? Разве признаешься ему, что она никогда не любила его так, как теперь любит Моргана? Тогда ее увлекли блеск лондонской жизни, мишура и суета праздников и балов, обаяние и веселый смех Натаниеля.
   Нет, ни за что. Она не посмеет нанести ему такую рану, не в ее характере намеренно обижать людей.
   Элизабет и не подумала, что Натаниель может превратно истолковать ее печальный взгляд.
   — Вот видите, я был прав. Вы будете с ним несчастны. Вы уже несчастны, хотя пытаетесь это скрыть! Элизабет, он поступит с вами так же, как с Амелией. Он разрушит вашу жизнь…
   — Довольно! — Слово прозвучало резко, как удар хлыста; в ее глазах вспыхнул гнев. — Еще одно слово против Моргана, и я попрошу вас уйти, Натаниель.
   Он насупился, но замолчал. Потом встал и, засунув руки в карманы, начал взад-вперед ходить по гостиной. Когда он совершал путешествие по комнате в третий раз, Элизабет своим тонким обонянием уловила запах спиртного и вскочила на ноги.
   — Натаниель! — воскликнула она в отчаянии. — Вы опять пьете!
   Он остановился как вкопанный, и тут Элизабет впервые заметила, что у него покрасневшие, воспаленные глаза. Он саркастически улыбнулся.
   — К вашему сведению, Элизабет, теперь редко выпадает день, чтобы я не пил.
   — На мой взгляд, Натаниель, этим вряд ли стоит гордиться!
   — Почему бы и нет? — Он помрачнел. — Чем мне еще заниматься? Виски помогает убивать время.
   Элизабет пришла в ужас:
   — Так вот почему вы пьете? Чтобы убить время?
   Натаниель пожал плечами.
   — Но есть множество вещей, которыми вы могли бы заняться!
   — Какими, к примеру? — угрюмо поинтересовался он.
   — Чем-то полезным, созидательным, — объявила она.
   — Вы сказали, созидательным? Разве Морган не говорил вам, что я никчемный человек? Он любит это повторять.
   Чувство безысходности овладело Элизабет. Отчего двое братьев беспрестанно ведут борьбу? Отчего? С каждым днем росла ее уверенность, что есть что-то, о чем она не знает, что-то очень важное.
   — Тогда, Натаниель, докажите, что он ошибается! Не ему назло, а для себя самого, ради своей собственной гордости! Наверное, вы на что-то способны. Займите чем-нибудь ваши ум и время!
   — Не перестаю удивляться, что Морган вам ничего не сказал. К примеру, что прекрасное образование, которое он мне дал, оказалось пустой тратой денег. Что меня прогоняли с каждого места, на которое я поступал.
   Элизабет упрямо потрясла головой.
   — И все же вам необходимо трудиться, Натаниель. Постойте! — воскликнула она. — У меня есть отличная мысль. Что, если я поговорю с Морганом насчет места в конторе?
   — Элизабет…
   Она отмахнулась от его протеста.
   — Должны же вы уметь что-то делать, — размышляла она вслух. — Как у вас обстоят дела с арифметикой?
   — Когда-то я знал ее неплохо, — признался он.
   — Вот и прекрасно! Возможно, вы могли бы вести бухгалтерские книги. Я знаю, что Морган с удовольствием передал бы вам часть работы.
   Элизабет твердо стояла на своем. Вот он, выход из положения!
   Не один раз в течение дня она радостно смеялась про себя. Как только Морган убедится, что брат что-то делает, Натаниель обязательно поднимется в его глазах. Возможно, это будет первым шагом к их примирению.
   Морган вернулся домой очень поздно, но Элизабет бодрствовала, поджидая его. Она услыхала шаги внизу; затем открылась дверь кабинета. Все складывалось удачно: Морган пропустил ужин, и она попросила повара приготовить для него что-нибудь холодное. Элизабет взяла поднос, где стояли тарелки с холодной свининой, бобами и хлебом, и спустилась вниз.
   В мягких туфлях она бесшумно вошла в кабинет. Желтый свет лампы освещал угол комнаты. Морган стоял у окна и смотрел на луну и звездное небо. Секунду она позволила себе полюбоваться его четким профилем. Он был задумчив, и морщины у рта казались особенно глубокими. Вся его фигура выражала огромную усталость и подавленность, и сердце Элизабет исполнилось жалостью к нему.
   Он услышал шелест ее одежды и обернулся. Сдерживая дыхание, она протянула ему поднос.
   — Ты не ужинал, — сказала она волнуясь. — Наверное, ты проголодался.
   Секунду Морган был неподвижен, и ей почудилось, что он удивлен. Затем он подошел к ней и взял из ее рук поднос. Их пальцы лишь слегка соприкоснулись, но по ее телу пробежал жар.
   — Действительно, я умираю от голода, — признался он.
   Элизабет улыбнулась в ответ. Ее охватило чувство величайшего облегчения, она страшилась, что после ее вчерашнего взрыва он будет далеким и непримиримым. Морган сел за стол, а она устроилась на стуле напротив. Пока он ел, она болтала обо всем и ни о чем: о теплой погоде, ревматизме Симмонса и приглашении на обед к Портерам на следующей неделе.
   Морган кончил есть, отодвинул тарелку и встал. Он подошел к ней и, прежде чем Элизабет сообразила, взял ее за плечи и заставил подняться со стула. Ее маленькие ступни оказались прямо между его большими. Он держал ее за руки.
   — Спасибо, — пробормотал он. — Мне дорог этот знак внимания.
   Она улыбалась, глядя вверх ему в лицо, охваченная внезапным непонятным чувством счастья.
   — Я хотела сделать тебе приятное, надеюсь, ты доволен.
   Очень.
   Его взгляд скользил по прекрасным чертам ее лица-Зеленые глаза Элизабет блестели, румяные щеки еще больше порозовели от волнения, что усиливало ее прелесть; волосы золотым водопадом рассыпались по спине. Край ночной рубашки чуть выглядывал из-под пеньюара, тонкие кружева покрывали округлости ее груди и вздымались при каждом вздохе, что было куда соблазнительней, чем полная нагота.
   Проснувшееся желание отяготило чресла. Он хотел только одного: сорвать с нее и с себя одежду, положить ее на спину и как можно глубже проникнуть внутрь ее нежного тела.
   Морган еще крепче сжал ее руки и хотел было заговорить, но она его опередила.
   — Как я рада, что ты на меня не сердишься за прошлую ночь.
   Прошлая ночь, что там случилось? Он не мог ясно мыслить, тем более помнить о какой-то прошлой ночи. Кровь стучала у него в висках, кипела в жилах.
   — Надеюсь, ты не рассердишься, но у меня есть к тебе просьба.
   Господи, какая она милая. Она могла попросить луну, солнце и звезды, и он бы отдал все на свете, чтобы она их получила.
   — Морган, это о Натаниеле… Его надо чем-то занять. Я уверена, если он постарается, из него что-нибудь выйдет. Я подумала, что, если ты возьмешь его к себе в контору…
   Морган не сразу понял, что она имеет в виду. Когда же до него дошел смысл ее слов, его словно окатили ледяной водой.
   — Ты говоришь, Натаниель? Значит, он приходил?
   В воздухе запахло грозой.
   — Да, он был здесь. Я помню, что ты запретил ему являться без приглашения, — торопливо подчеркнула она. — Но он приходил, чтобы извиниться.
   Элизабет не стала уточнять, перед кем хотел извиниться Натаниель, перед ней или Морганом. Морган застыл на месте.
   — Ты просишь, чтобы я его взял на работу? Дал ему место?
   — Да. Видишь ли…
   Он с такой силой сжал ей руки, что Элизабет чуть не вскрикнула. Затем оттолкнул ее от себя.
   — Нет.
   — Морган, — умоляюще начала Элизабет в надежде его урезонить, — конечно же, он не рассчитывает стать твоим партнером…
   — Он не будет работать со мной, Элизабет. Он не будет работать на меня. Тебе все ясно?
   — Но…
   — Никаких» но»и никаких споров, Элизабет. — Его тон свидетельствовал, что об уступках не может быть и речи. — Он не будет у меня работать. Давай прекратим этот разговор.
   Ее глаза были прикованы к его мрачному, грозному лицу. Казалось, по комнате ходили штормовые волны, готовые смести все на своем пути. Морган указал на пустые тарелки на столе.
   — И все эти старания ради бедняжки Натаниеля, верно? Ты надеялась, что я размякну и соглашусь?
   Элизабет ужаснулась оттого, что он считает ее способной на такую низость.
   — Нет, нет, ты ошибаешься!
   С усмешкой он медленно оглядел ее с головы до ног, и Элизабет почувствовала себя голой и беззащитной.
   — Ты меня поражаешь, Элизабет. Я все-таки думал, что ты леди. — Последнее слово прозвучало как ругательство. — Открой мне, ведь ты намеренно меня соблазнила? Интересно, как далеко ты способна пойти ради возлюбленного Натаниеля? Может, для него ты согласна продавать свое тело?
   Голова Элизабет затуманилась от гнева и, не раздумывая, она подняла руку и отвесила Моргану увесистую пощечину. Раздался звонкий шлепок.
   Реакция Моргана была мгновенной. Он грубо схватил ее и прижал к себе так близко, что она почти задохнулась в его железных объятиях; его пальцы, словно кандалы, сомкнулись на ее тонких запястьях. Бешеный взгляд прожигал ее насквозь.
   — На твоем месте, — произнес он сквозь зубы, — я бы дважды подумал, прежде чем вновь решиться на такой поступок. Обещаю тебе, дорогая женушка, что в следующий раз ты мне за это заплатишь.
   С трудом Элизабет вырвалась из его рук, она задыхалась от обиды.
   — Как ты можешь! — выкрикнула она. — Ведь Натаниель твой брат! Ты обязан дать ему шанс.
   Лицо Моргана оставалось все той же жесткой маской.
   — Хватит! — объявил он. — С меня довольно, я уже надавал ему этих шансов!
   Элизабет заговорила, и ее голос дрожал от волнения:
   — В таком случае ты лишен души и сердца! Будь у меня брат или сестра, ничто на свете не могло бы разорвать связывающие нас узы. Я готова на все, чтобы помочь Натаниелю, а ты … ты готов на все, чтобы от него избавиться! Как ты можешь ненавидеть своего собственного брата, свою плоть и кровь? Ответь мне!
   Вопрос повис в воздухе без ответа, и Элизабет с печальным криком выбежала из комнаты.
   Морган остался на месте, и хотя его лицо ничего не выражало, невидимая рука сжала его сердце, боль охватила неподвижное тело.
   «У меня нет ненависти к Натаниелю, — наконец нашел он ответ, — он мой брат. Мой брат».
   Словно острый нож, горечь пронзила его насквозь, потому что в двух этих словах был заключен целый мир мук и страданий.
   Он сгорбился и усталым, покорным жестом провел рукой по лицу. Нет, он любит, а не ненавидит брата, даже после грязи, запятнавшей прошлое, он все еще его любит.
   В этом-то и заключался весь ужас положения.

Глава 21

   В Бостоне существовал еще один человек, недовольный Натаниелем О'Коннором. Только его намерения были куда более зловещими и хитроумными.
   Даже смертельно опасными.
   Его звали Иона Морленд. Месяц назад он приехал из Лондона, сначала в Нью-Йорк, а потом в Бостон. За короткий период своего пребывания в стране он уже сделал вывод, что янки наглые и нахальные типы и, несомненно, самый варварский народ на земле.
   Человек, которого он здесь выслеживал, не отличался особым умом, и это огорчало Иону.
   Дело в том, что простые и легкие пути были не для него, Иона слишком любил свое занятие. Он предпочитал азарт погони, противоборство ума и воли и торжество победы. Вот что привлекало Иону в его профессии. Как бы там ни было, он гордился своей непредвзятостью и проницательностью.
   Бесспорно, Натаниель О'Коннор будет поставлен перед необходимостью заплатить давно просроченный долг. Если же Иона почувствует, что может позволить себе быть великодушным, то он даст Натаниелю О'Коннору еще один дополнительный шанс.
   Но не более того.
   В данном случае его нанял виконт Филипп Хэдли. Иона уже не первый раз работал на него, и надо признать, что лишь немногие смельчаки или глупцы пытались обмануть виконта.
   Натаниель О'Коннор пытался, и это была его первая ошибка. Вторая состояла в том, что он не вернул долг. Третья — что он не предполагал возмездия.
   Иона совсем не случайно выбрал одно из питейных заведений города. Действительно, объект его внимания был частым посетителем «Вороньего гнезда». Вот и теперь Натаниель О'Коннор сидел в углу, обняв шлюху, с которой провел вечер, и, как воду, хлестал спиртное.
   Бесцветные глаза Ионы сузились до щелочек, он рассеянно почесывал шрам на щеке. Видно, Натаниель О'Коннор считал себя большим умником, когда несколько месяцев назад решил скрыться из Лондона. Но на взгляд Ионы, несчастный был безнадежно глуп. Он также был удивительно предсказуем.
   Иона взглянул на карманные часы. Если он не ошибается, О'Коннор скоро поднимется и отправится домой, где будет отсыпаться и приходить в себя. Завтра после обеда он снова повторит всю процедуру предыдущего дня. Он проведет вечер в карточной игре и пьянстве, в компании дорогой проститутки. Короче говоря, в жизни Натаниеля О'Коннора существовало всего три интереса: азартные игры, пьянство и женщины.
   Как раз в этот момент О'Коннор с трудом поднялся, попрощался с подругой и, шатаясь, направился к дверям.
   Иона Морленд допил вино, аккуратно промокнул салфеткой рот и щелкнул крышкой часов. Он вышел следом за О'Коннором и на расстоянии нескольких шагов проследовал за ним в ночь.
   О'Коннор ничего не заметил.
   Морленд объявился только тогда, когда они приблизились к дому О'Коннора. С ловкостью, которой он был знаменит, Морленд схватил молодого человека за шиворот и затащил его в проход между домами.
   Он приставил к его горлу свое любимое оружие, острое и блестящее.
   — Должен признать, О'Коннор, вы заставили меня побегать с тех самых пор, как скрылись из Лондона.
   — Кто вы такой? — заикаясь пролепетал Натаниель.
   — Считайте меня посланником виконта Хэдли. Вам известно, что виконт терпеть не может грабителей? Как видно, неизвестно, раз мы встретились так далеко от Лондона. Тогда позвольте мне освежить вашу память. Виконт щедро одолжил вам весьма значительную сумму, скажем прямо, половину своего состояния! Вы поймете, сколь он был огорчен, когда вы покинули Лондон, не вернув ему ни гроша!
   Морленд ослабил пальцы на горле Натаниеля и медленно повернул его к себе лицом; кинжал теперь упирался ему прямо в сердце. При виде нападающего Натаниель невольно проглотил слюну. Он не мог оторвать взгляда от узкого белого шрама, рассекавшего щеку Ионы от уха до рта, и его угрожающей улыбки.
   — Вы, конечно, понимаете, зачем я сюда приехал. Виконт Хэдли любит доводить дело до конца.
   Голос О'Коннора охрип от страха.
   — Что вам от меня надо?
   — Только то, что причитается виконту, дружище, и ничего больше.
   — Когда? Мне необходимо время, чтобы…
   — Три дня, — прервал Иона. — Даю вам три дня. Буду ждать вас с деньгами в том самом баре, где вы только что были. Вам понятно?
   О'Коннор кивнул. Он не мог выговорить ни слова.
   — Прекрасно. — Иона водил пальцами по острию кинжала. — А теперь убирайтесь, пока я не передумал.
   Натаниель повернулся и бегом пустился к дому. Иона улыбнулся, отряхнул сюртук и пошел прочь.
   Элизабет страдала.
   Ее брак всегда был непрочным, но теперь он рассыпался на куски. Они с Морганом вели себя как совершенно чужие люди. И хотя она жаждала положить конец ссоре, ни он, ни она не могли забыть обиды. Несколько раз Элизабет пыталась втянуть Моргана в простой разговор, но он отвечал короткими, односложными фразами. Он не шел на примирение, что еще больше выводило ее из себя. Невозможно было притворяться, будто ничего не случилось, когда мир рушился вокруг тебя.
   Она не знала покоя, особенно после того, как месячные не пришли в положенный срок, чего раньше никогда не было. Боже мой, неужели она беременна? Только не сейчас! Она вспомнила предсказание Стивена: «Раньше или позже это все равно случится. И скорее раньше, чем позже».
   Она испытывала то радость, то отчаяние. Ее дитя… Дитя Моргана. На кого оно будет похоже? Девочка или мальчик? Пусть будет девочка, мечтала она. Ей так хотелось иметь крошечную дочь.
   А что Морган? Надо ли ему сказать? Она пока еще сомневалась насчет своего состояния, к тому же сейчас было неподходящее время. «А если подходящее время вообще никогда не наступит?»— спрашивала она себя почти в истерике.
   Пришел день обеда у Портеров, и подтвердились самые плохие предчувствия Элизабет. Недаром она так страшилась этого дня, он стал для нее настоящим испытанием.
   По пути в экипаже стояло тяжелое молчание. Элизабет надела жемчуг в слабой надежде, что Морган похвалит красоту ожерелья. Или то, как выглядит она сама.
   Ее надежда не оправдалась.
   В доме Портеров их тут же разлучили. Морган сидел на дальнем конце стола, а Элизабет рядом с хозяйкой. Он ни разу не улыбнулся и не посмотрел в сторону той, с кем был обвенчан.
   После обеда в гостиной был небольшой концерт. Элизабет улыбалась и болтала, пока у нее не разболелась голова и она уже не различала лиц. Она искала глазами Моргана и не находила. Она уже давно его не видела…
   Зато она увидела ту самую женщину, опять в красном. Все тот же прелестный, безупречный профиль. Элизабет не могла отвести от нее взгляда.
   Вот она, та женщина в опере. Его любовница. Любовница Моргана.
   Кто-то в толпе отошел и сторону, и Элизабет увидела ее собеседника.
   Это был Морган.
   Резкая и жестокая боль сжала ее сердце. Мир, вдруг лишившийся красок, черный и мрачный, закружился вокруг. Она еле удержалась на ногах.
   Когда Элизабет снова посмотрела в их сторону, они все еще беседовали. Женщина подняла лицо к Моргану, ее губы были совсем близко, она с видом собственницы взяла его под руку.
   Элизабет чуть не закричала от терзавшей ее • муки. Неужели она сама вернула Моргана в объятия любовницы? «Перестань, — урезонивал ее внутренний голос. — Все ночи он проводит дома. В комнате рядом с тобой».