Страница:
Бог свидетель, он не хотел становиться слепым орудием в руках короля, однако сделанного не воротишь. Если он не хотел навлечь на себя беду или пойти на открытое столкновение с королем, никакого другого выбора у него не оставалось. Правда, теперь Гарет вынужден был подчиняться всем требованиям Иоанна, однако тут он попался в свою же ловушку. Ему было крайне неприятно мириться с присутствием двух людей короля – Стивен и Александр сидели тут же, рядом с очагом, – но и это было его собственным выбором. Однако ему следовало соблюдать крайнюю осторожность, так как со стороны короля всегда можно было ожидать новых уловок. То, что Иоанн обманом пытался выманить у него деньги, привело его в неописуемую ярость!
Однако ему все же удалось на время обезопасить Джиллиан, оставив ее при себе. Гарет горячо молил Бога о том, чтобы этот день положил конец мести короля.
И кроме того, ему удалось вернуть сына. Гарет не мог передать словами, что он почувствовал в тот миг, когда после долгой разлуки впервые увидел Робби. Ему показалось, словно внутри его все превратилось в мягкую массу… словно кто-то проник ему в душу, ухватившись за самое сердце. Он не мог ни говорить, ни двигаться, ни даже дышать, не чувствуя ничего, кроме этого маленького тельца, прижатого к груди, не видя ничего, кроме сияния зеленых глаз, которые были лишь отражением его собственных. Чувство вины вспыхнуло в нем, подобно лесному пожару. Никогда он не забудет угрызений совести, которые терзали в тот миг все его существо, – угрызений совести, вызванных тем, что он провел несколько последних недель, совершенно забыв о своем сыне. Но было еще и другое чувство – чувство стыда, не менее глубокое, чем то, которое он испытывал в присутствии сына, ибо его мысли по пути сюда, в замок, часто обращались к Селесте. К его крайней досаде, он ничего не мог о ней вспомнить – даже когда увидел перед собой Робби.
Может быть, это объяснялось тем, что она умерла? По словам короля, он был ожесточен и подавлен после кончины жены. Значит, он любил ее и горько оплакивал свою утрату. Почему же тогда он ничего о ней не помнил? Гарет бранил себя последними словами, ибо не имел понятия даже о том, как и отчего умерла Селеста, а спросить у кого-нибудь из домашних ему мешала гордость. И все же ему было совестно оттого, что он не чувствовал никакой печали. Никакой боли. Вероятно, теперь, когда он снова оказался дома, воспоминания со временем вернутся к нему…
Впрочем, независимо от того, что именно он помнил о своем прошлом, он не мог слишком долго на нем задерживаться. Ему следовало думать о будущем. А это означало, что ему придется позаботиться о безопасности Джиллиан и Робби. С этой мыслью он снова взглянул на жену.
Как только они заняли свои места, с кухни в зал хлынули толпы слуг. Обед в тот вечер оказался особенно роскошным: жареный каплун, приправленный тмином, огромные блюда с рыбой, свежеиспеченный хлеб и богатый выбор сыров. Гарет ел и пил с удовольствием, поскольку недавние злоключения лишь обострили его аппетит. День, бесспорно, начался не слишком удачно, однако закончился не так уж плохо, и ничто не мешало Гарету насладиться им сполна.
Служанка предложила ему еще пирога с голубями, однако Гарет отказался. Сытый и довольный, он откинулся на спинку кресла. То, что его взгляд то и дело обращался в сторону жены, отнюдь не являлось простой случайностью. Бледная и спокойная, она сидела неподвижно, не удостоив его ни словом, ни взглядом. Джиллиан почти не притронулась к еде.
Гарет слегка наклонил голову в ее сторону:
– Неужели еда пришлась тебе не по вкусу, жена?
Жена. Тон, которым было произнесено это слово, граничил с насмешкой, и его колкость достигла цели. Джиллиан хотела резко возразить, что ей не по вкусу вовсе не еда, а муж, к которому она была прикована против воли!
Ее суровый взгляд был устремлен прямо на него. Должно быть, ее недовольство отразилось и на лице, потому что он наклонился к ней, опираясь о подлокотник кресла, украшенный резными львами, и произнес так, что лишь она одна могла его слышать:
– Можешь дуться, сколько тебе угодно, Джиллиан, но только когда останешься одна. Нельзя, чтобы твое дурное настроение передалось и моим людям. Они полагают, что у них есть причина для радости, и ты должна сделать им одолжение.
Их взгляды сошлись в безмолвном поединке. – И ты тоже?
– Да, и я тоже, – подтвердил он коротко.
– Понимаю, – произнесла Джиллиан медоточивым голоском. – Ты хочешь, чтобы я выглядела счастливой и беззаботной?
– Да, – отрезал он. – До сих пор ты сидела тут рядом, словно каменная статуя. Полагаю, танец был бы как нельзя более к месту…
– Что ж, пожалуй, ты прав.
Улыбка на лице Гарета отражала его удовлетворение. Возможно, она понемногу смягчится. Возможно, ее холодность на самом деле вовсе не была холодностью, а просто самой обычной робостью. И кто знает, быть может, этой ночью его ждет не такой враждебный прием, какой он с полным основанием ожидал встретить. Но она неожиданно вскочила с кресла.
По правде говоря, Джиллиан презирала его в тот миг за высокомерие… и за кажущееся спокойствие, ибо у нее самой неприятно сосало под ложечкой при одной мысли о том, что предстояло ей этой ночью. Сама она предпочитала не думать об этом. Тут ее взгляд упал на Маркуса. Он был очень добр к ней, и Джиллиан понравились его мягкие манеры. Она остановилась перед ним, гнев на Гарета придал ей смелости.
– Прошу вас простить меня за дерзость, сэр Маркус, но не согласились бы вы потанцевать со мной?
От ее внимания не ускользнуло выражение изумления, промелькнувшее на красивом лице Маркуса, однако он тотчас отставил свою кружку с элем в сторону.
– Вы оказываете мне честь, миледи. Я буду только рад вас сопровождать.
С чарующей улыбкой Маркус подал ей руку. Джиллиан вложила в нее свою, и молодой рыцарь увлек ее за собой туда, где уже кружились в танце несколько других пар. Однако вскоре его лицо стало хмурым.
– В чем дело, сэр Маркус? Скажите мне прямо, прошу вас, – предложила она ободряющим тоном. – Вы же знаете, я не кусаюсь.
От его хозяина вполне можно было этого ожидать, не без сарказма решила про себя Джиллиан, но только не от нее.
– Миледи, – ответил Маркус со всей искренностью, – я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши личные дела или в дела моего господина, однако, зная, что вы приходитесь дочерью Эллису из Уэстербрука, хочу вас заверить, что мы все рады приветствовать вас здесь.
Ею овладел испуг. Джиллиан едва могла найти в себе силы, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Стало быть, всем уже известно о том, что мой отец собирался убить короля.
– Да, миледи.
Джиллиан почувствовала внезапную острую боль в груди. Если даже ей когда-нибудь удастся покинуть Соммерфилд, не превратится ли она после этого в изгоя?
– Нет, это вовсе не то, о чем вы подумали, миледи, – добавил Маркус поспешно. – Милорд уже сообщил рыцарям о некоторых обстоятельствах вашей жизни – о том, как вы бежали из дома, опасаясь мщения короля. Я просто хочу заверить вас, миледи, в том, что вы можете на меня положиться. Я предан Гарету – и вам тоже. Я поклялся защищать своего лорда и точно так же готов защищать и вас. То же можно сказать и об остальных рыцарях.
Джиллиан была тронута до глубины души.
– Благодарю вас, Маркус, – произнесла она мягко. – Ваши слова очень много для меня значат. – Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх в знак признательности. Маркус тоже улыбнулся в ответ, отчего на его щеках появились симпатичные ямочки.
– Что ж, превосходно, – пробормотал он, и глаза его блеснули. – Ну а теперь, чтобы вы не выглядели такой грустной, миледи…
Он опустил ее так низко к полу, что ее глаза широко раскрылись и она вынуждена была ухватиться за его плечи, а спустя мгновение она неожиданно для себя рассмеялась…
Гарет, наблюдавший за парой с противоположного конца зала, выпрямился в своем кресле. Ну и плутовка! Ему хотелось стиснуть зубы от досады, направиться прямо к ним и с силой оторвать пальцы Маркуса от ее тонкой талии. Кровь Господня! Эту сторону ее натуры он предвидеть никак не мог – да что там, даже не подозревал о ее существовании! И вот теперь эта девица вовсю кокетничала с Маркусом, и Маркус, судя по всему, оказался покорен ее чарами, более того, открыто восторгался ею!
Впрочем, он не мог осуждать его за это. Высокая прическа открывала взору ее длинную стройную шею и изящную линию затылка. Пока Джиллиан сидела рядом с ним, он не раз порывался протянуть руку и погладить тонкие и мягкие, как у младенца, локоны, выбившиеся у нее на затылке. Однако хотя эта прическа, по форме напоминавшая королевскую корону, чрезвычайно шла ей, в глубине души Гарет предпочитал видеть ее волосы распущенными – как в то памятное утро, когда они ошеломленно смотрели друг на друга и черные как смоль пряди падали в беспорядке ей на плечи. Ему не терпелось запустить пальцы в их шелковистую массу, привлечь жену к себе и впиться в ее губы поцелуем.
На какой-то миг ее юбки приподнялись, и под ними промелькнули соблазнительные очертания стройных ножек. Даже на расстоянии Гарет мог заметить, что подол ее платья обтрепался, а само оно выглядело поношенным. Он нахмурился. Увы, ее гардероб оказался на удивление скудным. Ему придется позаботиться о его пополнении, так как он не хотел, чтобы его жена выглядела, как какая-нибудь бродяжка. И еще не мешало бы немного ее откормить…
Танец закончился, однако не успел Маркус отступить в сторону, как его место занял еще один кавалер, потом другой, третий… Гарет почувствовал, как в нем закипает негодование. Все они негодяи – все до единого! Тлевший подспудно гнев снова дал о себе знать – гнев, вызванный ее вниманием к его людям при полном безразличии к нему самому!
Однако теперь она принадлежала ему одному. Он был единственным мужчиной, имевшим законное право обладать несравненной красавицей. И он предъявит свои права – теперь уже совсем скоро!
Ее девственность могла оказаться препятствием, однако ему это обстоятельство доставляло огромное удовольствие. Он позаботится о том, чтобы боль была не слишком сильной. Он облегчит себе путь нежными поцелуями и пламенными ласками. Сознание того, что до него она не принадлежала ни одному мужчине, опьяняло Гарета. Он сам нащупал пальцами хрупкую преграду, оберегавшую ее целомудрие, а за последнее время они не расставались ни на миг, если не считать последней ночи. Хотя сама Джиллиан об этом не подозревала, он приказал поставить часового у дверей ее спальни. О да, от одной мысли, что он будет в ее жизни первым мужчиной, кровь закипала в его жилах, отдаваясь приливом жара в чреслах.
Ему не терпелось снова ощутить рядом с собой ее тело – такое маленькое, мягкое и хрупкое, упругое и податливое одновременно. Ночь, проведенная в разлуке с ней, только многократно усилила в нем это желание. Чувственные образы один за другим проплывали в его сознании. Этой ночью она будет полностью обнаженной, как и он сам… Однако уголки губ Гарета тотчас поползли вниз, когда он обнаружил, что предмет его грез одаривает чарующими улыбками сэра Бентли и даже шута – хотя никто из них не был и вполовину так хорош собой, как сэр Маркус.
– Похоже, общество моих рыцарей доставляет тебе удовольствие, – заметил он любезным тоном, как только она вернулась на место.
– Ты хотел, чтобы я веселилась вместе с твои ми людьми, вот я и исполнила твою просьбу.
– На губах Джиллиан играла слабая улыбка. – Впрочем, я должна признать, что их общество действительно доставило мне удовольствие – без сомнения, только потому, что мне столько времени почти не с кем было общаться.
Гарет выругался себе под нос. Она умышленно пренебрегала им, делая вид, будто тех недель, что они провели вместе, вовсе не существовало. Он ехидно приподнял бровь.
– Вы обижаете меня, миледи, – произнес он мягко. – Неужто ты забыла, как мы провели вместе многие недели, не расставаясь ни днем, ни ночью? Ты плакала у меня на груди. Ты засыпала бок о бок со мной, положив щеку мне на плечо. – Он покачал головой. – Жаль, но мне кажется, что теперь твоя память подводит тебя. То, что я сказал королю, было чистой правдой. Ты действительно приходила каждую ночь в мои объятия, пока я выздоравливал. – Он не сводил с нее глаз. – Или я ошибаюсь?
Джиллиан метнула на него суровый взгляд. О да, он выглядел до крайности самодовольным. А почему бы и нет? Он вернулся домой и снова рядом с сыном… тогда как ее собственный дом сровняли с землей. Больше всего ей сейчас хотелось схватить со стола кувшин с вином и выплеснуть ему на колени, чтобы немного охладить его пыл. Может быть, тогда он наконец упадет со своего высокого пьедестала! Она спокойно произнесла:
– Я сделала то, о чем ты меня просил. А теперь не могу ли я удалиться?
Джиллиан уже хотела было встать из-за стола, но тут стальная рука сомкнулась вокруг ее талии.
– Нет, нельзя.
Судя по холодному выражению лица, его недавняя любезность была обманчивой.
Она снова уселась на место, так резко, что почувствовала боль в зубах. Гарет тем временем откинулся на спинку кресла. Поза его казалась небрежной, почти ленивой, он окинул неспешным взглядом толпу в зале.
Ее снова охватил прилив ярости. О да, он был настоящим хозяином замка!
– Похоже, ты чрезвычайно горд собой.
– А почему бы и нет? Я снова дома и даже сумел вернуть себе сына.
– И кроме того, у тебя теперь есть жена.
Его рука тут же накрыла руку Джиллиан, покоившуюся на подлокотнике кресла. Он погладил ей пальцы.
– Не бойся, Джиллиан. Тобой не будут пренебрегать. Это было похоже на скрытую угрозу. Для любого, кто случайно взглянул бы в их сторону, его жест мог показаться обычной нежной лаской между влюбленными. Однако Джиллиан знала его достаточно хорошо, чтобы понять: для него это являлось всего лишь способом лишний раз ее поддразнить. Это не было добродушным подшучиванием, но самой настоящей войной – и он вел свою игру куда успешнее и с куда большим искусством, чем она! Джиллиан вырвала у него руку.
– Наш брак не более чем фикция! – прошипела она.
– Тем не менее это вполне законный брак, – возразил он холодно. – Теперь мы связаны друг с другом как одно существо, и я с нетерпением жду появления на свет нашего первого ребенка. Кстати, хорошо, что ты мне напомнила… у меня есть кое-какие обязанности, которые мне предстоит выполнить сегодня ночью, если мы хотим зачать этого ребенка.
Вот грубая деревенщина!
– Тебе не следовало лгать королю, – отрезала она.
– Если бы я ему не солгал, тебя бы уже не было в живых. По правде говоря, глубина твоей признательности меня просто поражает. – Он скривил губы, глаза его превратились в две зеленые льдинки. – И полагаю, нам сейчас самая пора приступить к делу.
У нее не было времени обдумать его слова, не было времени возобновить борьбу. Одним стремительным движением он поставил ее на ноги и перекинул через плечо, словно мешок с мукой. Джиллиан так и ахнула, когда весь мир вокруг нее перевернулся с ног на голову. Громкий хохот и непристойные жесты сопровождали их на пути. Гарет передвигался с преувеличенным трудом, словно и впрямь не мог выдержать легкий вес жены.
Ну и скотина! Джиллиан протестующе закричала, требуя, чтобы он немедленно ее отпустил, однако его мускулистая рука удерживала ее стальной хваткой. С нагловатой ухмылкой на губах Гарет вместе с ней покинул зал, а затем уверенной походкой поднялся вверх по длинной узкой лестнице в свою комнату.
Джиллиан все еще кипела негодованием, когда он ногой захлопнул дверь и опустил ее на пол. Она инстинктивно попятилась от него, не останавливаясь до тех пор, пока не наткнулась на что-то, оказавшееся сундуком у изножья кровати. Взгляд ее переметнулся на дверь в форме арки за его спиной, после чего она осмотрела каждый угол комнаты в поисках пути к бегству. От дюжины свечей в подсвечниках, горевших на столе, спальня казалась еще больше, но спрятаться здесь было негде. По правде говоря, с горечью подумала про себя Джиллиан, во всем королевстве не осталось места, где бы она могла спрятаться от него!
Гарет неторопливо прошел к камину. Там стоял маленький круглый стел с подносом, на котором были искусно разложены фрукты, стояли графин с вином и два кубка. А Джиллиан чувствовала себя так, словно весь мир уплывал у нее из-под ног.
Гарет разглядывал ее, слегка приподняв черные брови.
– Хочешь что-нибудь поесть? – осведомился он вежливо. Джиллиан покачала головой. – Тогда, быть может, выпьешь немного вина?
И снова получил в ответ все тот же безмолвный отказ. Гарет пожал плечами.
– Ну как угодно. – Он налил себе щедрую порцию вина и поднес кубок к губам. Кадык задвигался на его шее, когда он проглотил вино. Однако в тот миг все ее внимание было приковано к его рукам, небрежно державшим кубок.
Для нее они всегда таили в себе какое-то особое, почти запретное очарование – сейчас же более чем когда-либо. У него были длинные гибкие пальцы, покрытые бронзовым загаром, – пальцы настоящего мужчины. Мысли Джиллиан пришли в полное смятение. Будут ли эти руки нежными или, напротив, причинят ей боль? Ее охватил страх. Сознает ли он, что для нее эта ночь будет первой? Или его это совсем не заботит? Быть может, все закончится быстро? Нет, подумала она про себя с дрожью, ибо Гарет был из тех людей, которые привыкли наслаждаться своими победами. Эти же самые руки едва не лишили ее жизни… не говоря уже о многом другом. Джиллиан не могла забыть того, что он мог убить ее, даже не задумываясь.
Глаза девушки были плотно зажмурены. Боже, она не в силах этого вынести!
– Джиллиан!
Она открыла глаза. Уголки его губ приподнялись в улыбке – улыбке, от которой ей стало не по себе. Глаза Гарета были прикованы к ней. Чувствуя себя неловко под его пристальным взором, она облизнула губы.
– Что? В чем дело?
С намеренной неспешностью он отставил в сторону кубок. Высокомерная улыбка на его лице сделалась еще шире.
– Просто мне только что пришло в голову, – произнес он мягко, – что день нашей свадьбы почти на исходе… а я еще ни разу не поцеловал свою жену.
Глава 14
Однако ему все же удалось на время обезопасить Джиллиан, оставив ее при себе. Гарет горячо молил Бога о том, чтобы этот день положил конец мести короля.
И кроме того, ему удалось вернуть сына. Гарет не мог передать словами, что он почувствовал в тот миг, когда после долгой разлуки впервые увидел Робби. Ему показалось, словно внутри его все превратилось в мягкую массу… словно кто-то проник ему в душу, ухватившись за самое сердце. Он не мог ни говорить, ни двигаться, ни даже дышать, не чувствуя ничего, кроме этого маленького тельца, прижатого к груди, не видя ничего, кроме сияния зеленых глаз, которые были лишь отражением его собственных. Чувство вины вспыхнуло в нем, подобно лесному пожару. Никогда он не забудет угрызений совести, которые терзали в тот миг все его существо, – угрызений совести, вызванных тем, что он провел несколько последних недель, совершенно забыв о своем сыне. Но было еще и другое чувство – чувство стыда, не менее глубокое, чем то, которое он испытывал в присутствии сына, ибо его мысли по пути сюда, в замок, часто обращались к Селесте. К его крайней досаде, он ничего не мог о ней вспомнить – даже когда увидел перед собой Робби.
Может быть, это объяснялось тем, что она умерла? По словам короля, он был ожесточен и подавлен после кончины жены. Значит, он любил ее и горько оплакивал свою утрату. Почему же тогда он ничего о ней не помнил? Гарет бранил себя последними словами, ибо не имел понятия даже о том, как и отчего умерла Селеста, а спросить у кого-нибудь из домашних ему мешала гордость. И все же ему было совестно оттого, что он не чувствовал никакой печали. Никакой боли. Вероятно, теперь, когда он снова оказался дома, воспоминания со временем вернутся к нему…
Впрочем, независимо от того, что именно он помнил о своем прошлом, он не мог слишком долго на нем задерживаться. Ему следовало думать о будущем. А это означало, что ему придется позаботиться о безопасности Джиллиан и Робби. С этой мыслью он снова взглянул на жену.
Как только они заняли свои места, с кухни в зал хлынули толпы слуг. Обед в тот вечер оказался особенно роскошным: жареный каплун, приправленный тмином, огромные блюда с рыбой, свежеиспеченный хлеб и богатый выбор сыров. Гарет ел и пил с удовольствием, поскольку недавние злоключения лишь обострили его аппетит. День, бесспорно, начался не слишком удачно, однако закончился не так уж плохо, и ничто не мешало Гарету насладиться им сполна.
Служанка предложила ему еще пирога с голубями, однако Гарет отказался. Сытый и довольный, он откинулся на спинку кресла. То, что его взгляд то и дело обращался в сторону жены, отнюдь не являлось простой случайностью. Бледная и спокойная, она сидела неподвижно, не удостоив его ни словом, ни взглядом. Джиллиан почти не притронулась к еде.
Гарет слегка наклонил голову в ее сторону:
– Неужели еда пришлась тебе не по вкусу, жена?
Жена. Тон, которым было произнесено это слово, граничил с насмешкой, и его колкость достигла цели. Джиллиан хотела резко возразить, что ей не по вкусу вовсе не еда, а муж, к которому она была прикована против воли!
Ее суровый взгляд был устремлен прямо на него. Должно быть, ее недовольство отразилось и на лице, потому что он наклонился к ней, опираясь о подлокотник кресла, украшенный резными львами, и произнес так, что лишь она одна могла его слышать:
– Можешь дуться, сколько тебе угодно, Джиллиан, но только когда останешься одна. Нельзя, чтобы твое дурное настроение передалось и моим людям. Они полагают, что у них есть причина для радости, и ты должна сделать им одолжение.
Их взгляды сошлись в безмолвном поединке. – И ты тоже?
– Да, и я тоже, – подтвердил он коротко.
– Понимаю, – произнесла Джиллиан медоточивым голоском. – Ты хочешь, чтобы я выглядела счастливой и беззаботной?
– Да, – отрезал он. – До сих пор ты сидела тут рядом, словно каменная статуя. Полагаю, танец был бы как нельзя более к месту…
– Что ж, пожалуй, ты прав.
Улыбка на лице Гарета отражала его удовлетворение. Возможно, она понемногу смягчится. Возможно, ее холодность на самом деле вовсе не была холодностью, а просто самой обычной робостью. И кто знает, быть может, этой ночью его ждет не такой враждебный прием, какой он с полным основанием ожидал встретить. Но она неожиданно вскочила с кресла.
По правде говоря, Джиллиан презирала его в тот миг за высокомерие… и за кажущееся спокойствие, ибо у нее самой неприятно сосало под ложечкой при одной мысли о том, что предстояло ей этой ночью. Сама она предпочитала не думать об этом. Тут ее взгляд упал на Маркуса. Он был очень добр к ней, и Джиллиан понравились его мягкие манеры. Она остановилась перед ним, гнев на Гарета придал ей смелости.
– Прошу вас простить меня за дерзость, сэр Маркус, но не согласились бы вы потанцевать со мной?
От ее внимания не ускользнуло выражение изумления, промелькнувшее на красивом лице Маркуса, однако он тотчас отставил свою кружку с элем в сторону.
– Вы оказываете мне честь, миледи. Я буду только рад вас сопровождать.
С чарующей улыбкой Маркус подал ей руку. Джиллиан вложила в нее свою, и молодой рыцарь увлек ее за собой туда, где уже кружились в танце несколько других пар. Однако вскоре его лицо стало хмурым.
– В чем дело, сэр Маркус? Скажите мне прямо, прошу вас, – предложила она ободряющим тоном. – Вы же знаете, я не кусаюсь.
От его хозяина вполне можно было этого ожидать, не без сарказма решила про себя Джиллиан, но только не от нее.
– Миледи, – ответил Маркус со всей искренностью, – я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши личные дела или в дела моего господина, однако, зная, что вы приходитесь дочерью Эллису из Уэстербрука, хочу вас заверить, что мы все рады приветствовать вас здесь.
Ею овладел испуг. Джиллиан едва могла найти в себе силы, чтобы встретиться с ним взглядом.
– Стало быть, всем уже известно о том, что мой отец собирался убить короля.
– Да, миледи.
Джиллиан почувствовала внезапную острую боль в груди. Если даже ей когда-нибудь удастся покинуть Соммерфилд, не превратится ли она после этого в изгоя?
– Нет, это вовсе не то, о чем вы подумали, миледи, – добавил Маркус поспешно. – Милорд уже сообщил рыцарям о некоторых обстоятельствах вашей жизни – о том, как вы бежали из дома, опасаясь мщения короля. Я просто хочу заверить вас, миледи, в том, что вы можете на меня положиться. Я предан Гарету – и вам тоже. Я поклялся защищать своего лорда и точно так же готов защищать и вас. То же можно сказать и об остальных рыцарях.
Джиллиан была тронута до глубины души.
– Благодарю вас, Маркус, – произнесла она мягко. – Ваши слова очень много для меня значат. – Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх в знак признательности. Маркус тоже улыбнулся в ответ, отчего на его щеках появились симпатичные ямочки.
– Что ж, превосходно, – пробормотал он, и глаза его блеснули. – Ну а теперь, чтобы вы не выглядели такой грустной, миледи…
Он опустил ее так низко к полу, что ее глаза широко раскрылись и она вынуждена была ухватиться за его плечи, а спустя мгновение она неожиданно для себя рассмеялась…
Гарет, наблюдавший за парой с противоположного конца зала, выпрямился в своем кресле. Ну и плутовка! Ему хотелось стиснуть зубы от досады, направиться прямо к ним и с силой оторвать пальцы Маркуса от ее тонкой талии. Кровь Господня! Эту сторону ее натуры он предвидеть никак не мог – да что там, даже не подозревал о ее существовании! И вот теперь эта девица вовсю кокетничала с Маркусом, и Маркус, судя по всему, оказался покорен ее чарами, более того, открыто восторгался ею!
Впрочем, он не мог осуждать его за это. Высокая прическа открывала взору ее длинную стройную шею и изящную линию затылка. Пока Джиллиан сидела рядом с ним, он не раз порывался протянуть руку и погладить тонкие и мягкие, как у младенца, локоны, выбившиеся у нее на затылке. Однако хотя эта прическа, по форме напоминавшая королевскую корону, чрезвычайно шла ей, в глубине души Гарет предпочитал видеть ее волосы распущенными – как в то памятное утро, когда они ошеломленно смотрели друг на друга и черные как смоль пряди падали в беспорядке ей на плечи. Ему не терпелось запустить пальцы в их шелковистую массу, привлечь жену к себе и впиться в ее губы поцелуем.
На какой-то миг ее юбки приподнялись, и под ними промелькнули соблазнительные очертания стройных ножек. Даже на расстоянии Гарет мог заметить, что подол ее платья обтрепался, а само оно выглядело поношенным. Он нахмурился. Увы, ее гардероб оказался на удивление скудным. Ему придется позаботиться о его пополнении, так как он не хотел, чтобы его жена выглядела, как какая-нибудь бродяжка. И еще не мешало бы немного ее откормить…
Танец закончился, однако не успел Маркус отступить в сторону, как его место занял еще один кавалер, потом другой, третий… Гарет почувствовал, как в нем закипает негодование. Все они негодяи – все до единого! Тлевший подспудно гнев снова дал о себе знать – гнев, вызванный ее вниманием к его людям при полном безразличии к нему самому!
Однако теперь она принадлежала ему одному. Он был единственным мужчиной, имевшим законное право обладать несравненной красавицей. И он предъявит свои права – теперь уже совсем скоро!
Ее девственность могла оказаться препятствием, однако ему это обстоятельство доставляло огромное удовольствие. Он позаботится о том, чтобы боль была не слишком сильной. Он облегчит себе путь нежными поцелуями и пламенными ласками. Сознание того, что до него она не принадлежала ни одному мужчине, опьяняло Гарета. Он сам нащупал пальцами хрупкую преграду, оберегавшую ее целомудрие, а за последнее время они не расставались ни на миг, если не считать последней ночи. Хотя сама Джиллиан об этом не подозревала, он приказал поставить часового у дверей ее спальни. О да, от одной мысли, что он будет в ее жизни первым мужчиной, кровь закипала в его жилах, отдаваясь приливом жара в чреслах.
Ему не терпелось снова ощутить рядом с собой ее тело – такое маленькое, мягкое и хрупкое, упругое и податливое одновременно. Ночь, проведенная в разлуке с ней, только многократно усилила в нем это желание. Чувственные образы один за другим проплывали в его сознании. Этой ночью она будет полностью обнаженной, как и он сам… Однако уголки губ Гарета тотчас поползли вниз, когда он обнаружил, что предмет его грез одаривает чарующими улыбками сэра Бентли и даже шута – хотя никто из них не был и вполовину так хорош собой, как сэр Маркус.
– Похоже, общество моих рыцарей доставляет тебе удовольствие, – заметил он любезным тоном, как только она вернулась на место.
– Ты хотел, чтобы я веселилась вместе с твои ми людьми, вот я и исполнила твою просьбу.
– На губах Джиллиан играла слабая улыбка. – Впрочем, я должна признать, что их общество действительно доставило мне удовольствие – без сомнения, только потому, что мне столько времени почти не с кем было общаться.
Гарет выругался себе под нос. Она умышленно пренебрегала им, делая вид, будто тех недель, что они провели вместе, вовсе не существовало. Он ехидно приподнял бровь.
– Вы обижаете меня, миледи, – произнес он мягко. – Неужто ты забыла, как мы провели вместе многие недели, не расставаясь ни днем, ни ночью? Ты плакала у меня на груди. Ты засыпала бок о бок со мной, положив щеку мне на плечо. – Он покачал головой. – Жаль, но мне кажется, что теперь твоя память подводит тебя. То, что я сказал королю, было чистой правдой. Ты действительно приходила каждую ночь в мои объятия, пока я выздоравливал. – Он не сводил с нее глаз. – Или я ошибаюсь?
Джиллиан метнула на него суровый взгляд. О да, он выглядел до крайности самодовольным. А почему бы и нет? Он вернулся домой и снова рядом с сыном… тогда как ее собственный дом сровняли с землей. Больше всего ей сейчас хотелось схватить со стола кувшин с вином и выплеснуть ему на колени, чтобы немного охладить его пыл. Может быть, тогда он наконец упадет со своего высокого пьедестала! Она спокойно произнесла:
– Я сделала то, о чем ты меня просил. А теперь не могу ли я удалиться?
Джиллиан уже хотела было встать из-за стола, но тут стальная рука сомкнулась вокруг ее талии.
– Нет, нельзя.
Судя по холодному выражению лица, его недавняя любезность была обманчивой.
Она снова уселась на место, так резко, что почувствовала боль в зубах. Гарет тем временем откинулся на спинку кресла. Поза его казалась небрежной, почти ленивой, он окинул неспешным взглядом толпу в зале.
Ее снова охватил прилив ярости. О да, он был настоящим хозяином замка!
– Похоже, ты чрезвычайно горд собой.
– А почему бы и нет? Я снова дома и даже сумел вернуть себе сына.
– И кроме того, у тебя теперь есть жена.
Его рука тут же накрыла руку Джиллиан, покоившуюся на подлокотнике кресла. Он погладил ей пальцы.
– Не бойся, Джиллиан. Тобой не будут пренебрегать. Это было похоже на скрытую угрозу. Для любого, кто случайно взглянул бы в их сторону, его жест мог показаться обычной нежной лаской между влюбленными. Однако Джиллиан знала его достаточно хорошо, чтобы понять: для него это являлось всего лишь способом лишний раз ее поддразнить. Это не было добродушным подшучиванием, но самой настоящей войной – и он вел свою игру куда успешнее и с куда большим искусством, чем она! Джиллиан вырвала у него руку.
– Наш брак не более чем фикция! – прошипела она.
– Тем не менее это вполне законный брак, – возразил он холодно. – Теперь мы связаны друг с другом как одно существо, и я с нетерпением жду появления на свет нашего первого ребенка. Кстати, хорошо, что ты мне напомнила… у меня есть кое-какие обязанности, которые мне предстоит выполнить сегодня ночью, если мы хотим зачать этого ребенка.
Вот грубая деревенщина!
– Тебе не следовало лгать королю, – отрезала она.
– Если бы я ему не солгал, тебя бы уже не было в живых. По правде говоря, глубина твоей признательности меня просто поражает. – Он скривил губы, глаза его превратились в две зеленые льдинки. – И полагаю, нам сейчас самая пора приступить к делу.
У нее не было времени обдумать его слова, не было времени возобновить борьбу. Одним стремительным движением он поставил ее на ноги и перекинул через плечо, словно мешок с мукой. Джиллиан так и ахнула, когда весь мир вокруг нее перевернулся с ног на голову. Громкий хохот и непристойные жесты сопровождали их на пути. Гарет передвигался с преувеличенным трудом, словно и впрямь не мог выдержать легкий вес жены.
Ну и скотина! Джиллиан протестующе закричала, требуя, чтобы он немедленно ее отпустил, однако его мускулистая рука удерживала ее стальной хваткой. С нагловатой ухмылкой на губах Гарет вместе с ней покинул зал, а затем уверенной походкой поднялся вверх по длинной узкой лестнице в свою комнату.
Джиллиан все еще кипела негодованием, когда он ногой захлопнул дверь и опустил ее на пол. Она инстинктивно попятилась от него, не останавливаясь до тех пор, пока не наткнулась на что-то, оказавшееся сундуком у изножья кровати. Взгляд ее переметнулся на дверь в форме арки за его спиной, после чего она осмотрела каждый угол комнаты в поисках пути к бегству. От дюжины свечей в подсвечниках, горевших на столе, спальня казалась еще больше, но спрятаться здесь было негде. По правде говоря, с горечью подумала про себя Джиллиан, во всем королевстве не осталось места, где бы она могла спрятаться от него!
Гарет неторопливо прошел к камину. Там стоял маленький круглый стел с подносом, на котором были искусно разложены фрукты, стояли графин с вином и два кубка. А Джиллиан чувствовала себя так, словно весь мир уплывал у нее из-под ног.
Гарет разглядывал ее, слегка приподняв черные брови.
– Хочешь что-нибудь поесть? – осведомился он вежливо. Джиллиан покачала головой. – Тогда, быть может, выпьешь немного вина?
И снова получил в ответ все тот же безмолвный отказ. Гарет пожал плечами.
– Ну как угодно. – Он налил себе щедрую порцию вина и поднес кубок к губам. Кадык задвигался на его шее, когда он проглотил вино. Однако в тот миг все ее внимание было приковано к его рукам, небрежно державшим кубок.
Для нее они всегда таили в себе какое-то особое, почти запретное очарование – сейчас же более чем когда-либо. У него были длинные гибкие пальцы, покрытые бронзовым загаром, – пальцы настоящего мужчины. Мысли Джиллиан пришли в полное смятение. Будут ли эти руки нежными или, напротив, причинят ей боль? Ее охватил страх. Сознает ли он, что для нее эта ночь будет первой? Или его это совсем не заботит? Быть может, все закончится быстро? Нет, подумала она про себя с дрожью, ибо Гарет был из тех людей, которые привыкли наслаждаться своими победами. Эти же самые руки едва не лишили ее жизни… не говоря уже о многом другом. Джиллиан не могла забыть того, что он мог убить ее, даже не задумываясь.
Глаза девушки были плотно зажмурены. Боже, она не в силах этого вынести!
– Джиллиан!
Она открыла глаза. Уголки его губ приподнялись в улыбке – улыбке, от которой ей стало не по себе. Глаза Гарета были прикованы к ней. Чувствуя себя неловко под его пристальным взором, она облизнула губы.
– Что? В чем дело?
С намеренной неспешностью он отставил в сторону кубок. Высокомерная улыбка на его лице сделалась еще шире.
– Просто мне только что пришло в голову, – произнес он мягко, – что день нашей свадьбы почти на исходе… а я еще ни разу не поцеловал свою жену.
Глава 14
Джиллиан была не в силах пошевелиться. Последовало затянувшееся молчание, словно перед надвигающейся грозой. Джиллиан первой нарушила его. Ее вздернутый вверх подбородок выражал всю глубину презрения.
– Ты просто глупец, если надеешься, что я сама упаду в твои объятия, – произнесла она, набравшись смелости. – У тебя нет ни стыда, ни совести. Если ты возьмешь меня, то только силой, и никак иначе!
Ее справедливый укор только заставил его рассмеяться. Сколько огня! Сколько пыла! Ему остается лишь направить его в нужное русло, чтобы ее страсть разгорелась так же ярко, как и его собственная.
– Рано или поздно ты уступишь мне, красавица, и я обещаю тебе, что мне не придется прибегать для этого к силе.
Самонадеянный болван! Его смех, равно как и его уверенность в себе лишь укрепили в ней решимость сопротивляться ему до конца.
– О, я так и знала. Я почувствовала в тебе высокомерие еще до того, как ты очнулся в моей хижине, – и оказалась права!
Смех его тут же замер. Он довольно долго присматривался к ней, скрывая свои подлинные чувства за бесстрастным выражением глаз.
– Ах, так значит, ты помнишь об этом? Что ж, у меня сложилось впечатление, что ты забыла о том, что еще произошло в той хижине. – Его многозначительный взгляд упал на ее губы.
Сердце подскочило в груди Джиллиан.
– О нет, милорд, я ничего не забываю, – возразила она надменным тоном, и это было правдой. Ей достаточно было посмотреть на Гарета, чтобы снова оживить в памяти жар его поцелуя на своих губах, тепло его вероломных рук на своем теле.
– А мне кажется, что это не так, – возразил он, впиваясь в нее взглядом. – Ты же знала, что рано или поздно до этого дойдет, Джиллиан.
– Ничего подобного!
– Ты лжешь. В глубине души ты изнывала от беспокойства… сгорала от желания прикоснуться ко мне и чувствовать мое прикосновение. Я видел это в твоих глазах. Я слышал это в каждом ударе твоего сердца. Как бы ты ни пыталась меня обмануть, ты испытывала тогда то же желание, что и я.
По ее телу пробежала легкая дрожь, ибо ей показалось, что он заглянул в самую глубину ее существа. Джиллиан гордо выпрямила спину.
– Животная похоть – вот все, что ты чувствовал тогда! На его лице промелькнуло насмешливое выражение.
– Что ж, наверное, и это тоже, но лишь отчасти, – пробормотал он. – Более того, если бы в тот день на берегу я проявил чуть больше настойчивости… если бы я сам того захотел, вопрос с твоей девственностью был бы решен раз и навсегда. Да, – повторил он, – ты знала, что рано или поздно до этого дойдет, и я твердо решил, что так оно и будет.
Джиллиан вспыхнула. Она и вправду не раз задавалась вопросом, каково ей будет снова ощутить на себе его руку, ласкающую ее соски, как в ту ночь, когда он спал и видел сон. Ее груди тут же показались ей отяжелевшими и раздавшимися, и она чуть было не накрыла их ладонями, ибо в них появилось уже знакомое ей покалывание и какое-то странное томление. Однако ее воображение или, вернее, ее невинность не позволили ей строить догадки, каково ей будет… на самом деле. Тем не менее его высокомерное заявление привело к тому, что багровая пелена ярости застлала ей глаза. Джиллиан отказывалась потакать его мужскому тщеславию, тем более что она и так уже была сыта им по горло.
– Если бы вы того захотели, милорд, то могли бы попробовать, однако никогда не добились бы успеха! Более того, если я и позволила тебе поцеловать меня тогда, то лишь потому, что не знала, какой ты на самом деле негодяй. И если я и вправду что-то чувствовала тогда, то лишь потому, что была так одинока! – Возможно, эти слова еще долго будут преследовать ее, однако она не собиралась брать назад ни одно из них! Взгляд Гарета сделался жестким.
– Одно предупреждение, Джиллиан. – Голос его был приторно-сладким, как лучшее заморское вино, привозимое из Франции. – Ты сама вступила в поединок, из которого не можешь выйти победительницей. Вероятно, тебе стоит иметь это в виду и отступить, пока еще не поздно.
– Только трусы способны отступить, – произнесла она с чувством. – И только трусы сдаются без борьбы.
Гарет почувствовал, как в нем закипает раздражение. Он разрывался между потребностью встряхнуть ее и укротить ее безрассудную гордость.
– Ты начинаешь испытывать мое терпение, Джиллиан.
– Терпение? – вскричала она, набросившись на него, словно маленькая фурия. – И ты еще смеешь говорить о терпении после того, как стоял перед королем и похвалялся, что… Что ты там ему говорил? Ах да. Ты сказал, что прикасался ко мне по своему желанию и что я охотно приходила каждую ночь в твои объятия. Тебе удалось меня заполучить – но я никогда не буду твоей! И я обещаю вам, милорд, что вы очень скоро убедитесь в том, насколько неохотно я прихожу в ваши объятия – и в вашу постель! У меня есть свой собственный ум, своя воля. И тебе действительно придется запереть меня на замок, если ты хочешь удержать меня здесь!
По правде говоря, с ее стороны это было отчаянной попыткой оттянуть неизбежное, но, Бог свидетель, решила про себя Джиллиан, она ни за что не станет раскаиваться в своей выходке – и уж тем более не превратится в смиренную рабу его похоти!
Его улыбку никак нельзя было назвать приятной.
– Я не остановлюсь и перед этим. Если потребуется, я сумею найти для тебя подходящее занятие, даю тебе слово. – Он беззастенчиво разглядывал ее, и его оценивающий взгляд уже сам по себе являлся неприкрытым оскорблением.
– Так вот почему ты на мне женился! Чтобы разделить со мной ложе? – Ногти Джиллиан впились в ладонь, и глаза так и пылали гневом. – Ответь мне, Гарет. Неужели ты выглядишь таким отталкивающим в постели, что ни одна женщина не захочет стать твоей по собственной воле? Ни одна из них не захочет быть с тобой рядом, и ты был вынужден прибегнуть к обману, чтобы вынудить меня выйти за тебя замуж и таким образом утолить свою похоть!
Едва это язвительное замечание сорвалось с ее губ, как Джиллиан поняла, что на сей раз зашла слишком далеко. С ее стороны это было глупостью, ибо она нанесла весьма ощутимый удар по его мужскому достоинству. Его выдвинутый подбородок застыл, и она всеми фибрами своего существа ощущала бурю, бушевавшую сейчас в его груди.
Гарет покачал головой.
– Ах, Джиллиан, – произнес он мягко, – с вашей стороны это было неразумно, леди, я бы даже сказал, крайне неразумно. – Губы его медленно расплылись в улыбке, от которой все ее тело до самых костей пробрала дрожь. – В любом другом случае я был бы только рад показать тебе, что отступление не обязательно означает поражение. Но поскольку ты усугубляешь свой отказ оскорблением, у меня не остается никакого другого выбора, как только доказать тебе на деле, что ты ошибаешься… тем более что я не совсем забыл, как добиться расположения дамы.
– Ты просто глупец, если надеешься, что я сама упаду в твои объятия, – произнесла она, набравшись смелости. – У тебя нет ни стыда, ни совести. Если ты возьмешь меня, то только силой, и никак иначе!
Ее справедливый укор только заставил его рассмеяться. Сколько огня! Сколько пыла! Ему остается лишь направить его в нужное русло, чтобы ее страсть разгорелась так же ярко, как и его собственная.
– Рано или поздно ты уступишь мне, красавица, и я обещаю тебе, что мне не придется прибегать для этого к силе.
Самонадеянный болван! Его смех, равно как и его уверенность в себе лишь укрепили в ней решимость сопротивляться ему до конца.
– О, я так и знала. Я почувствовала в тебе высокомерие еще до того, как ты очнулся в моей хижине, – и оказалась права!
Смех его тут же замер. Он довольно долго присматривался к ней, скрывая свои подлинные чувства за бесстрастным выражением глаз.
– Ах, так значит, ты помнишь об этом? Что ж, у меня сложилось впечатление, что ты забыла о том, что еще произошло в той хижине. – Его многозначительный взгляд упал на ее губы.
Сердце подскочило в груди Джиллиан.
– О нет, милорд, я ничего не забываю, – возразила она надменным тоном, и это было правдой. Ей достаточно было посмотреть на Гарета, чтобы снова оживить в памяти жар его поцелуя на своих губах, тепло его вероломных рук на своем теле.
– А мне кажется, что это не так, – возразил он, впиваясь в нее взглядом. – Ты же знала, что рано или поздно до этого дойдет, Джиллиан.
– Ничего подобного!
– Ты лжешь. В глубине души ты изнывала от беспокойства… сгорала от желания прикоснуться ко мне и чувствовать мое прикосновение. Я видел это в твоих глазах. Я слышал это в каждом ударе твоего сердца. Как бы ты ни пыталась меня обмануть, ты испытывала тогда то же желание, что и я.
По ее телу пробежала легкая дрожь, ибо ей показалось, что он заглянул в самую глубину ее существа. Джиллиан гордо выпрямила спину.
– Животная похоть – вот все, что ты чувствовал тогда! На его лице промелькнуло насмешливое выражение.
– Что ж, наверное, и это тоже, но лишь отчасти, – пробормотал он. – Более того, если бы в тот день на берегу я проявил чуть больше настойчивости… если бы я сам того захотел, вопрос с твоей девственностью был бы решен раз и навсегда. Да, – повторил он, – ты знала, что рано или поздно до этого дойдет, и я твердо решил, что так оно и будет.
Джиллиан вспыхнула. Она и вправду не раз задавалась вопросом, каково ей будет снова ощутить на себе его руку, ласкающую ее соски, как в ту ночь, когда он спал и видел сон. Ее груди тут же показались ей отяжелевшими и раздавшимися, и она чуть было не накрыла их ладонями, ибо в них появилось уже знакомое ей покалывание и какое-то странное томление. Однако ее воображение или, вернее, ее невинность не позволили ей строить догадки, каково ей будет… на самом деле. Тем не менее его высокомерное заявление привело к тому, что багровая пелена ярости застлала ей глаза. Джиллиан отказывалась потакать его мужскому тщеславию, тем более что она и так уже была сыта им по горло.
– Если бы вы того захотели, милорд, то могли бы попробовать, однако никогда не добились бы успеха! Более того, если я и позволила тебе поцеловать меня тогда, то лишь потому, что не знала, какой ты на самом деле негодяй. И если я и вправду что-то чувствовала тогда, то лишь потому, что была так одинока! – Возможно, эти слова еще долго будут преследовать ее, однако она не собиралась брать назад ни одно из них! Взгляд Гарета сделался жестким.
– Одно предупреждение, Джиллиан. – Голос его был приторно-сладким, как лучшее заморское вино, привозимое из Франции. – Ты сама вступила в поединок, из которого не можешь выйти победительницей. Вероятно, тебе стоит иметь это в виду и отступить, пока еще не поздно.
– Только трусы способны отступить, – произнесла она с чувством. – И только трусы сдаются без борьбы.
Гарет почувствовал, как в нем закипает раздражение. Он разрывался между потребностью встряхнуть ее и укротить ее безрассудную гордость.
– Ты начинаешь испытывать мое терпение, Джиллиан.
– Терпение? – вскричала она, набросившись на него, словно маленькая фурия. – И ты еще смеешь говорить о терпении после того, как стоял перед королем и похвалялся, что… Что ты там ему говорил? Ах да. Ты сказал, что прикасался ко мне по своему желанию и что я охотно приходила каждую ночь в твои объятия. Тебе удалось меня заполучить – но я никогда не буду твоей! И я обещаю вам, милорд, что вы очень скоро убедитесь в том, насколько неохотно я прихожу в ваши объятия – и в вашу постель! У меня есть свой собственный ум, своя воля. И тебе действительно придется запереть меня на замок, если ты хочешь удержать меня здесь!
По правде говоря, с ее стороны это было отчаянной попыткой оттянуть неизбежное, но, Бог свидетель, решила про себя Джиллиан, она ни за что не станет раскаиваться в своей выходке – и уж тем более не превратится в смиренную рабу его похоти!
Его улыбку никак нельзя было назвать приятной.
– Я не остановлюсь и перед этим. Если потребуется, я сумею найти для тебя подходящее занятие, даю тебе слово. – Он беззастенчиво разглядывал ее, и его оценивающий взгляд уже сам по себе являлся неприкрытым оскорблением.
– Так вот почему ты на мне женился! Чтобы разделить со мной ложе? – Ногти Джиллиан впились в ладонь, и глаза так и пылали гневом. – Ответь мне, Гарет. Неужели ты выглядишь таким отталкивающим в постели, что ни одна женщина не захочет стать твоей по собственной воле? Ни одна из них не захочет быть с тобой рядом, и ты был вынужден прибегнуть к обману, чтобы вынудить меня выйти за тебя замуж и таким образом утолить свою похоть!
Едва это язвительное замечание сорвалось с ее губ, как Джиллиан поняла, что на сей раз зашла слишком далеко. С ее стороны это было глупостью, ибо она нанесла весьма ощутимый удар по его мужскому достоинству. Его выдвинутый подбородок застыл, и она всеми фибрами своего существа ощущала бурю, бушевавшую сейчас в его груди.
Гарет покачал головой.
– Ах, Джиллиан, – произнес он мягко, – с вашей стороны это было неразумно, леди, я бы даже сказал, крайне неразумно. – Губы его медленно расплылись в улыбке, от которой все ее тело до самых костей пробрала дрожь. – В любом другом случае я был бы только рад показать тебе, что отступление не обязательно означает поражение. Но поскольку ты усугубляешь свой отказ оскорблением, у меня не остается никакого другого выбора, как только доказать тебе на деле, что ты ошибаешься… тем более что я не совсем забыл, как добиться расположения дамы.