– Он бы никогда вам этого не позволил.
   Болдрик был прав. Отец мог быть очень упрямым. И все равно воспоминание пронзало ей сердце, всю ее душу. С того самого рокового дня несколько недель назад, когда она в последний раз видела отца, она не переставала надеяться на лучшее… опасаясь самого худшего.
   Увы, ее опасения оказались ненапрасными.
   Вести из внешнего мира медленно доходили до этого забытого Богом уголка земли, однако в самом начале месяца брат Болдрик пришел к пей с сообщением. Среди баронов вновь вспыхнули разногласия, и уже одно то, что им удалось объединиться при Раннимиде, казалось настоящим чудом.
   Однако это было еще не все. Болдрик вынужден был передать Джиллиан прискорбную новость о том, что ее отец в конце концов был схвачен и теперь его нет в живых.
   Джиллиан с трудом подавила рыдания.
   – Как это ни больно и каким бы слабым утешением вам это ни показалось, постарайтесь не забывать о том, что на все Божья воля, – утешал ее монах.
   – Значит, по воле Божьей мой отец покончил с собой? По воле Божьей он был погребен в неосвященной земле? – Горечь разъедала ей душу.
   – Я могу понять, почему после всего случившегося ваша вера должна была подвергнуться испытанию. Но умоляю вас, леди Джиллиан, не думайте так.
   – Мой отец покончил с собой вовсе не из трусости или малодушия. Он свел счеты с жизнью, но не выдал разъяренному королю другого человека. Нет, мой отец не был слабым человеком – это я слаба!
   – Нет, дитя мое, пет! Я горжусь вами, ибо лишь немногие смогли бы жить так, как вы, вдали от людей, в обществе одного только старика. Вы очень сильны, леди Джиллиан. И вы достойно встретите уготованное вам будущее.
   Одна? Это слово словно повисло в воздухе, так и оставшись невысказанным. Сама Джиллиан, увы, отнюдь не считала себя сильной. Будучи уже вполне взрослой женщиной, она, однако, чувствовала себя слабой и беспомощной, как младенец. Слишком уж отличалось ее нынешнее суровое существование от той жизни, к которой она привыкла в Уэстербруке… На миг она задалась вопросом, каким образом Алиенора Аквитанская, жена короля Генриха, сумела выдержать шестнадцать долгих лет в изгнании. Однако дело тут было совсем не в том, о чем подумал брат Болдрик. Самым худшим здесь для нее было не столько одиночество, сколько эти бури.
   – Я отправляюсь на восток с отцом Эйданом, леди Джиллиан. Давайте прогуляемся немного по берегу. Это пойдет вам на пользу.
   И снова брат Болдрик был прав. Не следовало предаваться отчаянию и тревожить старика. Глубокие морщины на его умоляющем лице стали еще резче.
   – Ах, брат Болдрик! Что бы я делала, не будь рядом вас, чтобы наставлять меня? – Она быстро, нежно обняла его за худые плечи. Брат Болдрик был человеком скромного происхождения: он вырос в бедности и остался бедняком по собственному выбору.
   Они вместе направились по узкой тропинке, идущей вдоль берега. Бросив на ходу беглый взгляд на монаха, она спросила:
   – Есть ли какие-нибудь новости о том, что происходит в королевстве?
   Брат Болдрик вздохнул.
   – К несчастью, все без перемен. Бароны ропщут, но король Иоанн остается непреклонным.
   Нежные губы Джиллиан сложились в жесткую линию. Она была уверена в том, что в мрачной душе короля не осталось места ни для чего, кроме зла и порока.
   – Иоанн – сущий дьявол во плоти. – Слезы ее тут же высохли, а глаза вспыхнули гневом. – Разве он не обещал своей матери Алиеноре Аквитанской, когда взял в плен Артура Бретонского, что молодому принцу не причинят никакого вреда? Без сомнения, он счел себя очень умным, поскольку не стал применять насилия по отношению к людям, которые были захвачены вместе с Артуром. Однако их морили голодом, а что это, если не самая настоящая жестокость? С тех пор как Артур был заключен под стражу в Руане, его никто и никогда не видел. Можно ли сомневаться в том, что его убили по приказу короля, а тело бросили в Сену? И как люди могут не знать, что Иоанн – настоящее чудовище? Он – страшный человек. А мы, его верноподданные, должны безропотно терпеть все его злодеяния! Он не заботится ни об Англии, ни о своем народе, – продолжала Джиллиан пылко, – но лишь о том, как утолить собственную алчность!
   – Скорее всего мир об этом так никогда и не узнает, леди Джиллиан, и вам лучше не давать воли языку даже здесь, потому что, по слухам, у короля повсюду есть соглядатаи.
   – Как можно преданно служить этому исчадию ада, ума не приложу.
   – Золото может сделать многих людей покорными рабами королевских прихотей. К тому же, без сомнения, у него есть и другие способы добиться своего.
   Болдрик имел в виду железный кулак страха, и они оба превосходно это понимали.
   – И конечно, он не раз использовал эти способы в прошлом и не преминет пустить их в ход снова.
   Брат Болдрик метнул на нее суровый взгляд:
   – Умоляю вас, леди Джиллиан, оставим этот разговор… Следующих его слов Джиллиан не расслышала, ибо как раз в этот миг налетевший порыв ветра заглушил его голос, унося его высоко в небо. Шквал подхватил полы ее плаща, заставляя пышные волосы развеваться за ее спиной, подобно стягу. Она отступила на шаг, придерживая пряжку на плаще, чтобы его не сорвало с плеч. Ее плащ, как и платье, были из простой домотканой шерсти: в ту роковую ночь в Уэстербруке у нее не было времени, чтобы собрать вещи, а отец приказал ей взять с собой теплую одежду. Она откинула назад спутанные пряди темных волос, пытаясь удержаться на ногах и перевести дух.
   Все еще ловя губами воздух под ледяным жалом ветра, Джиллиан заметила, что брат Болдрик тоже внезапно остановился. Однако причиной тому был вовсе не ветер, и тут крик ужаса сорвался с ее губ…
   Ночной шторм не остался без последствий.
   Они как раз обогнули огромный валун, охранявший вход в небольшую бухту. Берег под ним был усеян деревянными щепками. То тут, то там виднелись клочья паруса, зацепившиеся за скалы и колыхавшиеся на ветру. И еще несколько тел, выброшенных на берег волнами.
   – Ночная буря, – сказал брат Болдрик дрогнувшим голосом. – Наверное, ветер пригнал корабль слишком близко к берегу.
   Не помня себя от страха, Джиллиан бросилась на колени перед телами. Ошеломленная, она всматривалась в лишенные признаков жизни лица – мертвенно-бледные и уже тронутые тленом. Их потухшие навеки глаза были обращены вверх, к белесому от яркого солнечного света небу. Внутри у нее все бурлило и клокотало, словно океанские валы во время бури. Легко было представить себе, каким беспомощным оказалось их утлое суденышко против разбушевавшейся морской стихии – поднятое на самый гребень набежавшей волны и затем сброшенное с головокружительной высоты на прибрежные камни, которые торчали из воды у самого мыса, словно кривые зубы великана. Любой корабль, каким бы прочным он ни был, разбился бы при этом, как сухое сгнившее дерево.
   – Они знакомы вам, брат Болдрик? Болдрик покачал головой:
   – Нет. Они не из этих мест.
   Убежище, мелькнуло в голове Джиллиан. Не в поисках ли убежища эти люди обогнули мыс? Однако никому из них не суждено было спастись. Быть может, их семьи и сейчас терпеливо дожидались их возвращения, не зная о том, что все они погибли.
   Джиллиан почувствовала в сердце нестерпимую боль. Глядя на нее, брат Болдрик покачал головой и мягко произнес:
   – Не смотрите на них так, миледи. Помните, что на то была…
   – Я знаю. Божья воля.
   – Да, – через силу произнес он.
   – Простите меня, брат Болдрик, но порой мне остается только поражаться тому, насколько неисповедимы пути Господни. – Джиллиан уже слышала яростный рев волн, разбивавшихся о скалы, и ее вдруг пронзило острое чувство вины, подобного которому она никогда не знала прежде. Она лежала в постели, от страха накрывшись с головой одеялом, в то время как эти люди погибали почти у самого ее порога! Был ли хоть кто-нибудь из них жив, когда грозные океанские валы вынесли их тела на берег? Ведь они были так близко от нее…
   Если бы только она могла вовремя предупредить их о грозящей опасности! Если бы только она могла их спасти! Но увы, если они и были живы, ветер заглушил крики. И даже если бы она услышала их, успела бы она вовремя прийти им на помощь?
   Взгляд Джиллиан остановился на человеке, глаза которого в отличие от остальных были закрыты. Не обращая внимания на влажный песок, от которого намокли ее плащ и платье, девушка присела рядом и смахнула песок с худой щеки. Несмотря на мертвенную бледность, щека оказалась не такой уж холодной. Быть может, все дело было в тепле собственной руки Джиллиан? Или в желании настолько горячем, что его легко можно было принять за правду?
   – Жаль, что все они мертвы, – сокрушенно произнес брат Болдрик. – Я прослежу, чтобы их похоронили на погосте.
   Джиллиан слышала его словно издалека. Все ее внимание было приковано к этому человеку. Нет, этого не может быть! У нее перехватило дыхание, сердце замерло в груди. Она могла бы поклясться, что ощутила кончиками пальцев движение. Пересилив себя, она не отдернула руку.
   – Этот человек не погиб, – произнесла она слабым голосом. – Он жив… Брат Болдрик, он жив!

Глава 2

   Брат Болдрик стоял словно в оцепенении, крепко вцепившись пальцами в шнуровку на своем грубом одеянии.
   – Леди Джиллиан, этого не может быть. Посмотрите, его уже не спасти.
   – Не говорите так! – Голос Джиллиан был твердым как алмаз.
   Словно услышав ее, человек на песке чуть повернул голову. С сухих, потрескавшихся губ сорвался приглушенный стон – сдавленный, протяжный, полный муки.
   Брат Болдрик, однако, все еще не двигался с места.
   – Брат Болдрик, вы должны мне помочь! Кто-нибудь в деревне может помочь нам перенести его в дом?
   – Да, – отозвался он прерывистым голосом. – Сыновья мельника, Эдгар и Хью. Крепкие парни, не уступят никому из своих односельчан.
   – Тогда приведите их сюда, брат Болдрик, да поскорее! Болдрик не тронулся с места. Его била дрожь. Человек лежал на песке, беспомощный, без движения, но Болдрик почему-то не мог отвести от него глаз…
   – Брат Болдрик!
   Настойчивый призыв Джиллиан наконец-то дошел до него. Он коротко кивнул и поспешил в сторону деревни.
   Когда Болдрик вернулся вместе с Эдгаром и Хью, Джиллиан выглядела почти столь же бледной, как и человек, лежавший у ее ног. Ровным голосом она приказала обоим юношам перенести потерпевшего крушение в ее домик на берегу. Вскоре пострадавший уже лежал на соломенном тюфяке в углу.
   В тревожной тишине Джиллиан и брат Болдрик наблюдали, как сыновья мельника опускают несчастного на кровать. Болдрик кивнул в знак благодарности, после чего юноши удалились. Когда Джиллиан уже готова была броситься к кровати, Болдрик удержал ее за руку:
   – Миледи, подождите…
   – В чем дело? – насторожилась Джиллиан.
   – Я считаю своим долгом напомнить вам, миледи, о том, что… мы не знаем, кто он такой. Вряд ли разумно оставлять его здесь.
   – Брат Болдрик, но ведь этот человек ранен!
   Болдрик спрятал руки в рукава своего облачения. Выражение его лица было серьезным и полным муки. Он уставился помрачневшим взором на незнакомца, после чего с трудом пробормотал себе под нос «да простит меня Бог» и на один короткий миг воздел глаза к небу.
   – На вашем месте я бы поостерегся давать этому человеку свой кров. А если ему известно, что вы леди Джиллиан из Уэстербрука? По правде говоря, хотя я и не знаю его, меня одолевают дурные предчувствия.
   Джиллиан тряхнула головой, так что темные локоны рассыпались по плечам. Нетерпеливо откинув их, она ответила с не меньшим раздражением в голосе:
   – Просто немыслимо, чтобы он знал о том, кто я такая.
   – А если все же знает, миледи?
   – Нет. – Она явно не склонна была разделять опасения Болдрика. – Этот человек находился на корабле, который случайно проплывал мимо, направляясь в Уэльс или, может быть, в Ирландию. Да и кому вообще придет в голову искать меня здесь, в этом отдаленном уголке Англии? Мы были очень осторожны по пути сюда, проводя ночи либо в открытом поле, либо под крышей церкви. Кроме того, я тут под чужим именем. Жители деревни даже не догадываются о том, что перед ними Джиллиан из Уэстербрука. Для них я вдова по имени Мэриан, приехавшая сюда, чтобы в одиночестве скорбеть о безвременной кончине мужа.
   По правде говоря, эту легенду сочинил для нее сам брат Болдрик. Как бы ни претил Джиллиан подобный обман, в конце концов она вынуждена была согласиться, что так будет лучше для нее.
   – И тем не менее я настоятельно советую вам быть осторожной.
   Однако девушка оставалась непреклонной.
   – Брат Болдрик, это так на вас не похоже! Вы посвятили свою жизнь служению людям. Почему же вы не хотите помочь этому человеку? Без помощи он наверняка умрет – и не исключено, что его все равно уже не спасти!
   – Стало быть, такова Божья воля.
   – Божья воля! Божья воля! Это как раз то, о чем вы сами мне не так давно говорили. Воля Божья вызвала этот шторм, а значит, воля Божья привела этого человека сюда.
   – Пожалуй, в ваших словах есть доля правды, но все же нам с вами не следует забывать об осторожности. Я бы ни за что не позволил себе отзываться дурно о вашем отце, миледи, поскольку всегда искренне им восхищался. Но надо признать, что он поступил слишком опрометчиво по отношению к королю Иоанну. Мы привезли вас сюда в надежде спасти. Я опасаюсь за вас и за Клифтона… как когда-то опасался за вашего отца. Более того, миледи, я не могу больше от вас скрывать, что ходят слухи, будто бы король Иоанн разыскивает вас и вашего брата – чтобы убить вас обоих.
   Джиллиан побледнела.
   – Не понимаю, с чего бы ему утруждать себя.
   – Король очень мстителен. Кроме того, он до сих пор кипит гневом на вашего отца за покушение на его жизнь.
   – Но этот человек не в состоянии даже пошевелиться, – спокойно возразила девушка. – Он не причинит мне никакого вреда.
   Джиллиан не собиралась уступать. Всю свою жизнь она стремилась помочь словом и делом всем, кто в этом нуждался. Неужели Болдрик не мог понять ее твердую решимость во что бы то ни стало спасти несчастного? Ибо вид его товарищей, чьи раздувшиеся, искалеченные тела лежали внизу на берегу, глубоко врезался в ее сознание – ведь ей в отличие от Болдрика не так часто приходилось смотреть в лицо смерти во всей ее суровой неприглядности. А ее отчаянное бегство из Уэстербрука – не говоря уже о разлуке с Клифтоном и недавней трагической гибели отца – вызвало в ней перемену. Хотя она всегда приветствовала брата Болдрика радушной улыбкой, в душе ее затаилась печаль. А слова Болдрика о том, что король ищет ее, чтобы убить, снова пробудили в ней страх, хотя она всячески пыталась это скрыть.
   – Если бы только я не был вынужден покинуть вас прямо сейчас, сопровождая отца Эйдана! – тревожился Болдрик. – Увы, народ Англии был на многие годы отлучен от церкви папским интердиктом, и за это время многие покинули ее. Именно ради того, чтобы вернуть их в лоно истинной веры, отец Эйдан и совершает свое служение.
   – И совершенно правильно. Это его долг, и ваш тоже, брат Болдрик, – смягчилась она. – А обо мне вы напрасно беспокоитесь.
   – Напрасно? Вы остаетесь здесь одна с человеком, которого совсем не знаете. Зря я не приказал Эдгару и Хью перенести его в деревню!
   – До деревни слишком далеко, а он, как видите, совсем плох. – Джиллиан вздернула подбородок – само воплощение достоинства и грации. – Наш поступок был не только правильным, но единственно возможным, – заявила она своим мелодичным голосом. – Я должна его спасти, брат Болдрик, и сделаю это!
   Спорить было бесполезно, и в конце концов Болдрик согласился. Вздохнув, он взял обе ее руки в свои.
   – Я должен поторопиться, иначе отец Эйдан решит, что я совсем о нем забыл. Не хотите ли попросить меня еще о чем-нибудь, пока я не ушел?
   – Только дайте мне слово, что будете беречь себя – и отец Эйдан тоже.
   – А на этот счет могу сказать вам только, что я постараюсь. Будьте осторожны, дитя мое. Будьте очень осторожны.
   – Хорошо, – пообещала она. – Храпи вас Господь, брат Болдрик. – Наклонившись, она слегка коснулась губами его щеки.
   Он направился к двери, но напоследок еще раз обернулся, чтобы бросить на нес беглый взгляд через плечо. Леди Джиллиан уже снова стояла у кровати, встревоженно глядя на незнакомца, на ее гладком лбу отчетливо проступали морщины тревоги. По сравнению с широкоплечим мужчиной на тюфяке она выглядела такой маленькой и хрупкой… Болдрик печально покачал головой и пробормотал тихо, чтобы она не могла его услышать:
   – Мне остается лишь молить Бога о том, чтобы никогда не пришлось пожалеть о своем решении.
   Джиллиан в отчаянии склонилась над раненым, и сердце ее забилось от беспокойства, ибо он оставался таким безмолвным, таким неподвижным… Страх нахлынул на нее удушливой волной. Боже правый, неужели он в конце концов умер?
   Девушка быстро склонилась к его широкой груди. Ах, он все еще жив! Она слышала медленное, ровное биение сердца. Струйки воды стекали с висков на подушку под головой. То, что осталось от его одежды, промокло насквозь. Если он и дальше будет оставаться в этих лохмотьях, решила она, то, чего доброго, ему станет еще хуже.
   Без долгих раздумий ее руки потянулись к его телу. В лихорадочной спешке она развязала шнуровку на его тунике и распахнула ее, открыв взору широкую грудь, после чего осторожно сняла ее – сначала с одного плеча, затем с другого и, наконец, через голову. За туникой последовали сапоги и порванные в клочья шоссы, затем после некоторой заминки ее пальцы добрались до его белья. По крайней мере оно не пострадало во время кораблекрушения. И вот он лежит перед ней совершенно обнаженный. Сейчас было не время для ложной стыдливости – ни для Джиллиан, ни тем более для пациента. Она лишний раз убедилась в этом, внимательно осмотрев его с ног до головы, отметив про себя широкую грудь с курчавой темной порослью, длинные мускулистые ноги… и неопровержимое доказательство того, что он был в полном смысле слова мужчиной.
   Она невольно отвела глаза. Внешне тут все выглядело в порядке… хотя, по правде говоря, трудно сказать.
   Ну а теперь его нужно было перевернуть на другую сторону.
   Пыхтя и напрягаясь изо всех сил, она попыталась приподнять его, чтобы перевернуть на живот – однако безуспешно. Отбросив назад непокорный локон, она в порыве досады раскачивалась взад и вперед. Господи, до чего же он тяжелый! Не то чтобы сама она была слабой. Несмотря на невысокий рост, она отнюдь не выглядела хрупкой. Живя в этой глуши, она привыкла к тяжелому труду. Ей приходилось носить себе воду из колодца и таскать дрова для растопки – пришлось научиться этому здесь. Нет, просто этот человек оказался для нее слишком большим!
   Джиллиан прищурилась и склонила голову набок. Наконец, собравшись с силами, она приподняла его плечо и окинула взглядом верхнюю часть его тела, насколько она была в состоянии это сделать. А теперь к нижней части. Прикусив губу, Джиллиан положила руку на костлявый край его бедра и сделала глубокий вдох. Щеки ее вспыхнули густым румянцем, несмотря на то что она намеренно старалась не видеть эту часть. Робко обхватив пальцами одну обнаженную ногу, она слегка приподняла ее. По крайней мере таким способом ей удастся выявить хотя бы видимые повреждения.
   Со стороны могло показаться, что на его теле живого места не осталось. Она вобрала в грудь побольше воздуха. На затылке у него виднелась огромная шишка, кожа отекла и распухла, рассеченная рваной раной с неровными краями. По-видимому, он получил во время крушения страшный удар по голове. Лицо его покрывали синяки и царапины, все тело в шрамах и порезах. Но хуже всего был содранный кусок кожи на боку, начинавшийся под левой рукой и доходивший до самой талии. Лишенная кожи плоть кровоточила. Когда корабль налетел на скалы, человек скорее всего был выброшен за борт. Находился ли он тогда в. сознании? Если да, то какой же мукой должно было стать для него прикосновение соленой морской воды к его ранам! Можно было подумать, что его избили дубинкой: на нем нельзя было найти почти ни одного дюйма, который не выглядел бы истерзанным и опухшим. Его правое колено кровоточило. Сердце в груди Джиллиан болезненно сжалось. Если даже он выживет, сможет ли снова ходить?
   Увы, от правды никуда не денешься. Она не была целительницей и ничего не знала ни о бальзамах, ни о настойках. Правда, она часто помогала женщинам в замке Уэстербрук, когда кто-нибудь из людей ее отца получал царапину, и знала, что раны следовало держать в чистоте и не допускать попадания в них грязи. Но ей никогда не приходилось видеть что-либо похожее на те раны, которые получил этот несчастный, и это были лишь внешние повреждения.
   Не глупо ли она поступила, надеясь спасти ему жизнь? Возможно. И тем не менее, едва эта мысль мелькнула у нее в голове, подобно погребальному звону, иное чувство родилось в ее душе. Она не могла позволить себе сдаться. Он не мог позволить себе сдаться.
   Джиллиан тут же вскочила на ноги и бросилась к колодцу на вершине холма. В спешке она оступилась и чуть было не покатилась вниз по покрытой мхом тропинке. Быстро опустила кожаное ведро в колодец. Когда она подняла его и ухватилась за кожаную ручку, пальцы ее дрожали так, что вода полилась через край.
   – Спокойнее, Джиллиан, – укорила она себя сурово. – Тебе нельзя терять самообладание, иначе ты ничем не сможешь ему помочь.
   Этот упрек еще не раз звучал в ее душе, пока она возвращалась в хижину, грела воду и искала чистые тряпки. Это было все, что она могла для него сделать – ни больше ни меньше. Даже если он окажется ей не по силам, ее слова, обращенные к брату Болдрику, были правдой. Если она ему не поможет – или хотя бы не попытается помочь, – он наверняка умрет.
   Пальцы ее легко и быстро скользили по его телу, а глаза между тем были прикованы к его лицу, выискивая малейшие признаки жизни. Но увы, ничего не изменилось, хотя она была бы этому только рада. Если она и причинила ему боль, он ничем этого не показал. Даже когда она принялась смывать песок и грязь с открытых ран па его боку и правом колене – ах, до чего же оно оказалось неподатливым! – ее пациент даже не поморщился. Пока он лежал так без движения, она достала целебную мазь, которую раздобыл для нее брат Болдрик, когда в дороге она порезала себе ногу, и принялась втирать ее в поврежденные места. Что-то шевельнулось в ее душе, когда она закончила обмывать его и наложила повязку на искалеченное колено. Боже правый, и как только Болдрик мог даже в мыслях допустить, что этот человек способен причинить ей вред! Он был совсем беспомощен.
   Отложив в сторону тряпки, она снова вернулась к раненому. Странное чувство комком встало у нес в горле. Только сейчас она осознала в полной мере, что сделала… Какая-то часть ее существа пришла в ужас. Подумать только, у нее хватило дерзости его раздеть… прикоснуться к нему… совершенно обнаженному! Хотя Джиллиан была еще молодой девушкой, абсолютно несведущей во всем, что касалось противоположного пола, она почему-то не находила это зрелище неприятным. Скорее напротив, ибо невозможно было отрицать, что он являлся во всех отношениях могучим мужчиной. Она признала, пусть и запоздало, то, что не успела заметить раньше. Несмотря на бледность, его крупное тело почти полностью заполняло собой узкое ложе, а худые, но мускулистые плечи своей шириной заслоняли от ее взора тюфяк. И она чувствовала пальцами его тугие, упругие мышцы. Да, подумала она про себя смутно, при других обстоятельствах он наверняка производил бы впечатление человека незаурядной силы.
   Джиллиан поспешно нащупала грубую простыню у его лодыжек, откинув ее и заменив чистым полотенцем. Волосы его уже начали сохнуть, густые и темные, как полуночное небо. Сама того не желая, Джиллиан прикусила губу и сочувственно коснулась щеки незнакомца. В уме у нее роилось множество вопросов.
   – Что привело тебя в этот отдаленный уголок Англии? – пробормотала она. – Из каких краев ты явился сюда? И каков род твоих занятий? Может быть, ты рыбак? Нет, едва ли. У тебя не такая жесткая, загрубевшая кожа, как у людей, которым приходится много времени проводить в море, на ветру и солнце. Или фермер, работающий на полях? Нет, – заключила она, склонив голову набок и глядя на пего прищурившись. – Не исключено, что тебе приходилось гнуть спину в кузнице. – И в самом деле, с такими мускулами, как у него, он без труда мог перетаскивать большие тяжести.
   Однако и это предположение Джиллиан отвергла, ибо в линии губ и орлиного носа незнакомца было что-то высокомерное. Несмотря на то что этот человек не носил драгоценностей, он явно не был жалким бедняком. Достаточно было взглянуть на его сапоги: хотя и изрядно попорченные морской водой, они отличались изяществом выделки.
   Джиллиан терялась в догадках. Неужели перед ней один из баронов Иоанна? Бог свидетель, алчность и жестокость короля вызывали у многих из его подданных возмущение. Возможно, этот человек, подобно ей самой, бежал, спасаясь от монаршего гнева, и был застигнут бурей.
   – Кем бы ты ни был, – продолжала она, – у тебя должно быть имя. Интересно, как тебя зовут? Майкл? – Губы ее скривились в слабой улыбке, и она покачала головой. – Нет. Конечно, это прекрасное имя, но тебе оно, пожалуй, не подходит. – Она склонила голову сначала на один бок, потом на другой, присматриваясь к нему. – Тогда Уолтер.
   Или Уильям. Ах, теперь я знаю! Эдвин. Да, думаю, твое имя Эдвин.