Страница:
Мелкий спихнул труп с берега. Дело сделано. Кальдер пошел взбираться по откосу, костеря намокшую накидку, насквозь грязные сапожки, разбитые губы. Интересно, а сам он в роковой момент тоже будет удивляться? Не исключено.
Единственно верное
Единственно верное
– Это правда? – спросил Дрофд.
– А?
– Да вон.
Юнец кивнул в сторону Пальца Скарлинга, что гордо красовался на пригорке. Было около полудня, а потому тени он отбрасывал совсем мало.
– Правда, что под ним погребен Скарлинг Простоволосый?
– Да нет, наверно, – усомнился Зоб, – с чего бы.
– А разве его не из-за этого называют Пальцем Скарлинга?
– А как его еще называть? – встряла Чудесница. – Хером Скарлинга, что ли?
Брек приподнял густые брови.
– Раз уж ты упомянула, то мне он напоминает немного…
Дрофд перебил:
– Не, я про то, а зачем его так звать, если он там не похоронен?
Чудесница поглядела на него как на самого отпетого болвана на всем Севере, а если и не самого, то на верном пути к этому званию.
– Возле хутора моего мужа – моего хутора – течет ручей, известный как Скарлингов Отпрыск. Их таких по Северу, наверное, с полсотни. Так там как пить дать ходит легенда, что он утолил жажду его чистыми водами, прежде чем произнести какую-нибудь там речь или двинуться на врага, как оно в славных песнях поется. А он если там и появлялся – ну хотя бы на расстоянии дневного перехода, – то не более чем помочился туда, да и то не сходя с коня. Вот что значит быть героем: все хотят отщипнуть от тебя кусочек.
Она кивнула на Жужело, который, закрыв глаза, с молитвенно сложенными руками стоял на коленях перед Мечом Мечей.
– Лет через пятьдесят по хуторам, глядишь, объявится с дюжину Жужеловых Отпрысков, вблизи которых он никогда и не бывал, а всякие пентюхи будут на них с увлажненными глазами показывать и спрашивать, а не под ними ли похоронен достославный Жужело из Блая?
Чудесница отошла, покачивая коротко остриженной головой. Дрофд поник плечами.
– Да я ж, черт возьми, так, только спросил. Думал, эти глыбы потому Героями и именуются, что под каждой погребен герой.
– Да кому какое дело, кто где погребен? – пробормотал Зоб, припоминая многочисленные погребения, на которых ему доводилось присутствовать. – Человек, когда его зарывают в землю, обращается в прах. Прах и истории о нем. А у историй с людьми зачастую бывает мало общего.
Брек согласился:
– И с каждым новым изложением быль все больше превращается в небыль.
– Правда?
– Взять, допустим, Бетода, – сказал Зоб. – Если верить молве, так он был едва ли не самым лютым злодеем на всем Севере.
– А разве нет?
– Смотря кого об этом спросить. У врагов он, понятно, был не в чести, и мертвецам ведомо, как он нещадно их губил. Но глянь на все его деяния: получается, дел-то он сделал поболе, чем сам Скарлинг Простоволосый. Сплотил Север. Построил дороги, по которым мы маршируем, добрую половину городов. Положил конец распрям между кланами.
– Начав раздоры с Югом.
– Это так. У каждой монеты две стороны. Но суть, я тебе скажу, одна: людям нравятся простые рассказы.
Зоб разглядывал ногти.
– Но сами люди не просты.
– Не то что ты, ухарь, – Брек хлопнул Дрофда по спине, едва не опрокинув.
– Зобатый! – резко окликнула Чудесница.
Все обернулись. Зоб подскочил, то есть распрямился с наибольшей для себя скоростью, и заспешил к подручной, морщась от прострелов в трескучем, как костер, колене.
– Куда смотреть?
Он попеременно прищурился на Старый мост, поля и огороженные пастбища, реку с оврагами и покатые пустоши, прикрывая от ветра слезящиеся глаза.
– Вон там, у брода.
Теперь он их видел; кровь отхлынула к ногам. Точки не крупнее мурашей, но это люди. Бредут по отмелям, выискивают, куда ступить, норовят к берегу, северному. Берегу Зоба.
– Так-так, – произнес он.
Для Союза число маловато, но идут с юга, значит, молодцы Ищейки. То есть, вероятнее всего…
– Черствый вернулся.
Тьфу, не хватало еще за спиной змеиного шепота Хлада.
– Да еще и дружками успел обзавестись.
– К оружию! – вскрикнула Чудесница.
– А? – растерянно переспросил Агрик с кухонным горшком в руках.
– К оружию, олух!
– Гадство!
Агрик с братом заметались, перекрикиваясь и роняя впопыхах на мятую траву то одно, то другое из ранцев.
– Сколько ты насчитала? – Зоб охлопывал себя в поисках запропастившегося куда-то окуляра. – Вот черт. Ну куда он мог…
Окуляр, оказывается, притискивал к глазу Брек.
– Двадцать два, – буркнул он.
– Ты уверен?
– Уверен.
Чудесница поскребла длинный шрам на макушке.
– Двадцать два. Двадцать два. Двадцать… два.
С каждым новым повтором число становилось все хуже. Каким-то особенно гадким. Слишком велико, чтобы схлестнуться без громадного для себя риска, и одновременно чересчур мелкое, чтобы… при выгодном расположении на местности и удачном сочетании рун… а что, может, и выгорит… Словом, слишком мелкое, чтобы просто удрать и не держать ответа перед Черным Доу, почему отступили. Сражаться меньшими силами проще, чем потом разъяснить Доу причину отхода.
– Вот черт.
Зоб покосился на Хлада и углядел, что тот целым глазом косится в ответ. Знает, собака, поскольку прикидывает то же самое и приходит к тому же выводу, только ему все равно, сколько людей у Зобатого поляжет за этот холм в грязь. А вот ему, Зобу, не все равно. А с каких-то пор, может, еще не равней. Черствый со своими молодцами выбрались из реки, их замыкающие втянулись под побуревшие яблони между отлогим берегом и подножием холма. Не иначе, идут к Деткам.
Меж Героями показался Йон, запыхавшийся на подъеме, с большущей охапкой хвороста.
– Побродить пришлось, но вот насобирал… Что?
– К оружию! – рявкнул Брек.
– Черствый вернулся! – в тон ему добавил Атрок.
– Да вы что!
Йон кучей бросил хворост, чуть на него не упав, и кинулся за снаряжением. «Ох уж этот клич, – подумалось Зобу, – всякий раз сердце екает». Но такова доля боевого вождя. Воителя. Хочешь жребий полегче – ступай в плотники: риску там от силы отсеченный по неосторожности палец, но уж никак не жизнь товарища. Всю свою бытность воином Зоб придерживался понятий о том, как надо поступать, даром что они устаревали. Принимаешь ту или иную сторону, находишь вождя, обзаводишься нужными людьми и тогда уже держишься за них, куда бы ни склонялась чаша весов. В свое время он стоял за Тридуба, пока того не сразил Девять Смертей. Потом Зоб стал служить Бетоду и был с ним до конца. Теперь вот сражался за Черного Доу, который велел во что бы то ни стало удержать этот холм. Такая уж у воина планида. Приходит время, когда надо бросить руны, и в бой. Это единственно верное, что остается.
– Единственно верное, – процедил он сам себе.
А может, это сделал тот, кто все еще жил в нем под наслоением тревог, брюзжания и пустых грез о всяких там закатах; тот яркоглазый, подвижный умом и поджарый телом волколак, что скорее истек бы за весь Север кровью, чем отступил хоть на шаг; тот самый, что без страха и упрека готов был впиться в горло кому угодно.
– К оружию! – прорычал он. – Шевелись! К бою!
Едва ли стоит напоминать, что вождю надо брать не только руками, но еще и горлом. Йон рылся по вьюкам, спешно доставая себе кольчугу, а Бреку панцирь. По другую сторону готовил к бою копье Легкоступ: напевая под нос, он стаскивал чехол из пропитанной мешковины с блестящего острия. Чудесница споро натягивала на лук тетиву, напевно тенькающую под сильными пальцами. Жужело все так же недвижно, сведя перед собой ладони, склонялся с закрытыми глазами над Мечом Мечей.
– Воитель, – Легкоступ кинул вождю меч на обшарпанном поясе.
– Благодарю, – сказал Зоб.
Хотя на деле благодарности особо не чувствовал. Застегивал пояс, а в памяти вереницей проносились иные времена – яркие, лихие. А еще иной отряд, давно канувший в грязь, развеявшийся в прах. Именем мертвых, что это, как не близкая старость.
Дрофд с минуту растерянно озирался, то смыкая, то размыкая руки, пока не получил тумака от проходящей мимо Чудесницы; тогда он взялся неверными пальцами перебирать в колчане дротики.
– А ну, воитель, – Чудесница подала Зобу щит.
Рука скользнула в лямку, кулак сжал ручку – все это привычно, как разношенный башмак на ноге.
– Спасибо.
Зоб поглядел на Хлада, который, скрестив руки на груди, наблюдал, как дюжина изготавливается к бою.
– Ну а ты, парень? В передний ряд?
Хлад усмехнулся. Улыбка вышла кривой из-за шрама.
– Хоть передний, хоть какой, – сказал он и отошел к кострищу.
– Можно его прикончить, – жарким шепотом сказала Чудесница Зобу на ухо. – Ну и что, что он весь из себя спесивый. Стрелу в шею, и готово.
– Он же здесь всего лишь с посланием.
– Ну так пристрелить этого посланника к чертям, не хороша разве мысль? – только наполовину в шутку сказала подручная. – Зато обратно везти послание некому будет.
– Здесь он или нет, у нас одна забота: удерживать Героев. Воинство мы или кто? Подумаешь, драчка – ничего, не обделаемся.
На этих словах Зоб чуть не поперхнулся: сам-то он обделывался постоянно, особенно в запале боя.
– Драчка, говоришь? – зло переспросила Чудесница, вынув и затолкнув обратно в ножны тесак. – Это трое-то к одному? Да и так ли он нам нужен, этот бугор?
– И не трое к одному, а скорее два с половиной, – заметил Зоб.
Как будто это меняло дело.
– Если подступит Союз, холм этот – ключ ко всей долине, – добавил он, убеждая больше себя, чем Чудесницу. – Так что лучше постоять за него сейчас, пока мы наверху, чем сдать, а потом пытаться отвоевать обратно. Так что решение это единственно верное.
Видя, что остроязыкая спутница открыла рот, Зоб вскинул руку, пресекая возражения:
– Единственно! Верное!
– Ну, как знаешь, – строптиво выдохнула Чудесница, до боли стискивая ему руку. – Биться так биться.
И отошла, зубами натягивая на предплечье щиток.
– А ну готовьтесь, лежебоки! К бою!
Атрок с Агриком – оба в шлемах, – с рычанием лупились щитами, нагнетая друг в друге боевой дух. Легкоступ, копье используя как подпорку, откалывал ножом ломтики громовухи и отправлял в рот. Наконец-то встал с земли Жужело и, по-прежнему не открывая глаз, улыбался голубому небу и ласковому солнышку. Подготовка к бою ограничилась у него скидыванием плаща.
– Без доспеха, – укорил его Йон, который помогал Бреку влезть в панцирь. – Тоже мне, черт тебя дери, герой выискался. Хоть бы нагрудник, дурак, одел.
– Доспех, нагрудник, – вслух медитировал Жужело, пальцем бережно оттирая с рукояти меча пятнышко, – все это часть состояния ума, в котором человек принимает возможность… быть пораженным.
– Какого х-хера! – выдохнул Йон, рывком затягивая на Бреке ремни – тот аж крякнул, – что ты несешь?
Чудесница похлопала Жужело по плечу и прислонилась к нему, картинно согнув и поставив на носок ногу.
– И сколько лет ты дожидаешься смысла от этого вот чудила? Да он же бредит наяву.
– Мы все тут, разрази гром, бредим, о женщина! – высказался Брек, раскрасневшийся от втягивания живота и ожидания, когда Йон наконец застегнет ему на спине пряжки. – Иначе зачем нам биться за какой-то холм с грудой старых камней?
– У войны с безумием много общего, – философски, но не очень разборчиво заметил жующий Легкоступ.
Йон наконец справился с последней пряжкой и выпрямил руки, чтобы Брек натянул на него кольчугу.
– Бредить-то ты бредишь, а напяливать доспехи, черт возьми, не забываешь.
Воинство Черствого миновало огороды. Здесь от остальных отмежевались две тройки – одна отправилась на запад вдоль подножия холма, другая на север. Понятно, обходят с флангов. Дрофд выпученными глазами следил то за их продвижением, то за приготовлением своих к схватке.
– И как только они могут шутить? Отпускать эти чертовы остроты?
– Каждый человек изыскивает храбрость по-своему, – пояснил Зоб.
Хотя, раздавая советы новичкам, он не становился храбрее. Он ухватил Дрофда за руку и крепко сжал.
– А ты дыши, малый. Просто вдыхай глубже.
Дрофд судорожно, со всхлипом вдохнул и протяжно выдохнул.
– А и вправду, воитель. Буду-ка я дышать.
– Ну что! – Зоб обернулся к остальным. – Две тройки обходят нас с флангов, ну и еще десяток с небольшим идет в лоб.
Точное число он упустил, наверное, надеясь таким образом скрыть отнюдь не выигрышное соотношение сил. Возможно, и от себя самого.
– Атрок, Агрик, Чудесница, выдвигайтесь вперед на расстояние выстрела. Дрофд, ты иди тоже, будешь пускать стрелы, пока неприятель взбирается на подъем и растягивается по склону. Как только они приблизятся к камням, набрасываемся.
Дрофд шумно сглотнул. Мысль о броске его не вдохновляла. Мертвым ведомо, Зоб и сам с куда большим удовольствием провел бы день за иным занятием.
– Сомкнуться вокруг нас кольцом у них не хватит численности, да и высота за нас. Мы можем выбирать, кого из них первым бить наповал. При удаче можно их сломить и обратить вспять, пока они не взобрались, ну а если следующая горстка все же осмелится напасть, сразимся и с ней.
– Бить наповал! – прорычал Йон, поочередно обменявшись со всеми рукопожатиями.
– Ждем мой клич и кидаемся сообща.
– Сообща! – Чудесница со шлепком стиснула ладонь Легкоступу, а другой рукой ткнула его в предплечье.
– Я, Хлад, Брек и Йон будем и за перед и за центр.
– Есть, воитель, – отозвался Брек, все еще возясь с кольчугой Йона.
– Да ну тебя! – Йон, нетерпеливо поигрывая топором, вырвался у Брека из рук.
Хлад с нехорошей ухмылкой высунул язык.
– Затем Атрок и Агрик откатываются по флангам.
– Есть! – грянули оба в унисон.
– Легкоступ, если кто раньше времени будет закруглять фланг, ткни, чтоб не спешил. Когда мы сомкнемся, будешь драться с тыла.
Тот в ответ что-то промычал – словом, расслышал.
– А ты, Жужело, будешь у нас орех в скорлупе.
– Сравнение неудачное, – заумничал аскет и высоко поднял прислоненный к камню Меч Мечей, тот засиял на солнце. – Я как бы… это… ну как его… чудная по нежности часть между орехом и скорлупой.
– Чудная-юдная, – буркнула Чудесница.
– Уж какой там частью себя ни назови, – махнул рукой Зоб, – только будь на месте, когда орех расколется.
– А я никуда не денусь, пока вы не предъявите мне мою судьбу, – Жужело, откинув капюшон, поскреб вспотевшие волосы, – в точности как обещала Шоглиг.
– Скорей бы дождаться, – вздохнул Зоб. – Вопросы есть?
В ответ лишь шевеление травы под ветром, хлопки ладоней и довольное кряхтение Брека, совладавшего наконец с застежками кольчуги Йона.
– Вот и хорошо. А то повторить все это сызнова у меня вряд ли получится. Знайте, для меня честь биться плечом к плечу с вами. Как и таскаться с вами по всем погодам и непогодам, по дорогам и бездорожьям Севера. Главное, помните, что сказал мне однажды Рудда Тридуба: давайте порешим мы их, а не наоборот!
Чудесница широко улыбнулась:
– Лучший, черт возьми, совет о войне, какой мне доводилось слышать.
Между тем подступало основное воинство Черствого, всем скопом – неспешно, с расстановкой, вверх по длинному склону в сторону Деток. Уже не точки, далеко не точки. И не мураши, а люди, влекомые целью; блики играли на заостренном металле.
Сзади на плечо Зобу легла тяжелая рука; от неожиданности он чуть не подскочил, но это оказался всего лишь Йон.
– Одно словцо, воитель.
– Какое именно? – спросил Зоб, хотя ответ знал заранее.
– Да как обычно. Если мне суждено погибнуть…
Зоб кивнул, спеша его прервать:
– Я разыщу твоих сыновей и отдам твою долю.
– И?
– И расскажу, каким ты был.
– Все-превсе?
– Все-превсе.
– Хорошо. Только без прикрас, а то знаю я тебя, старый лиходей.
Зоб махнул на заношенный плащ.
– Когда ты последний раз видел, чтобы я приукрашал хотя бы себя?
На губах Йона мелькнула улыбка.
– Что правда, то правда, воитель, давненько.
Он отошел, оставив Зоба размышлять, кто и что будет наказывать, когда в грязь отправится он сам? Ведь его семья, в сущности, здесь.
– Парламентеры, – оповестила Чудесница.
Оставив своих людей у Деток, по травянистому склону взбирался Черствый – безоружный, с открытой улыбкой, обращенной к Героям. Зоб вынул меч, ощутив в руке пугающий и обнадеживающий вес, а еще остроту от ежедневной обработки точилом добрых полтора десятка лет. Жизнь и смерть длиною в локоть металла.
– Что, сразу росту прибавляет? – с ухмылкой спросил Хлад, вращая топор – зловещего вида изделие с тяжелой, клепаной острыми клепками рукоятью и тускло поблескивающим, в зазубринах лезвием. – Мужчина всегда должен иметь при себе оружие, хотя бы для ощущения.
– Невооруженный мужчина – все равно что дом без кровли, – бросил Йон.
– И тот и другой в конце начинают протекать, – докончил за него Брек.
Черствый благоразумно остановился вне досягаемости стрелы, по колено в траве.
– Э-ге-гей, Зобатый! Ты, никак, все еще там?
– Увы, да.
– И хорошо ли спится?
– С пуховой подушкой было бы лучше. Ты мне, случайно, не захватил?
– Эх, жаль, не догадался, хоть свою отдавай. Хлад там не у тебя?
– Точно, у меня. Да еще две дюжины карлов с собой привел.
Зоб брякнул это так, на всякий случай, но Черствый лишь заулыбался.
– Добрая хитрость, но неудачная. Никого там у него нет. Давненько не виделись, Хлад! Как ты там?
Хлад лишь пожал плечами.
– Во как, – поднял брови Черствый. – Всего-то?
Еще одно пожатие плеч. Казалось, упади само небо, Хлад и бровью не поведет.
– Ну как знаешь. Слышь, Зобатый, как поступим? Вернешь обратно мой холм?
Зоб плотнее обхватил рукоять меча, чувствуя, как горят вокруг ногтей обгрызенные заусенцы.
– Да я бы, пожалуй, еще денек-другой тут посидел.
Черствый нахмурился. Такой ответ ему слышать не хотелось.
– Послушай, Зобатый, ты мне давеча дал возможность уйти, и вот теперь я плачу тебе тем же. По справедливости: честь по чести, добром за добро. Но ты, наверно, обратил внимание, что со мной нынче с утра подошел кое-кто из друзей, – он ткнул пальцем в сторону Деток. – А потому спрашиваю еще раз: отдашь мой холм?
Последняя возможность. Зоб, со стоном вздохнув, прокричал:
– Боюсь, что нет, Черствый! Придется, видно, тебе сюда подниматься и его у меня отнимать!
– Вас там сколько наверху – девять? Против двух дюжин?
– Ничего, и не такое выстаивали!
Хотя, сказать по правде, столь скверного расклада Зоб не припоминал.
– Раком выстаивали, что ли? Так это смотря под кем стоять! – Черствый, опомнившись, сменил тон с гневного на взвешенный. – Послушай, ну зачем нам этот раздрай! Ведь мы…
– Так ведь мы воюем! – Зоб запоздало спохватился, что последнее слово вырвалось с большей ожесточенностью, чем он рассчитывал.
Даже на расстоянии было заметно, что улыбка сошла у Черствого с лица.
– Ну, будь по-твоему. Я-то думал, ты воспользуешься возможностью, которую сам мне давал. Только и всего.
– Спасибо, ценю. Весьма любезно с твоей стороны. Но уйти не могу.
– Стыд-позор, со всех сторон.
– Эйе. Так уж выходит.
Черствый набрал воздуха в грудь, вроде как собираясь что-то сказать, но молча замер. То же самое сделал и Зоб. А за ним его воинство, глядя с вершины холма. И люди Черствого, взирающие на холм снизу. На Героях воцарилась тишина, которую нарушали лишь дыхание ветра, беспечный щебет птиц да жужжание пчел. Хрупкий миг затишья перед беспощадной схваткой. Вот Черствый закрыл рот и, повернувшись, зашагал по крутому склону к Деткам.
– Я могла его пристрелить, – пробормотала Чудесница.
– Знаю, что могла, – кивнул Зоб. – А ты знала, что пустить стрелу не сможешь.
– Знала. Я так, к слову.
– Может, он сейчас подумает-подумает да передумает, – сказал Брек без особой, впрочем, уверенности.
– Уже нет. Ему все это по душе не больше, чем нам, но на попятную он уже раз пошел. И людей у него теперь больше.
Последнее Зоб произнес чуть ли не шепотом.
– Так что надеяться не приходится.
Черствый дошел до Деток и исчез среди камней.
– Всем, у кого нет луков, отойти назад к Героям и ждать.
Затишье тянулось нестерпимо долго. Притупившаяся было боль в колене у Зоба опять давала о себе знать. Сзади доносились разгоряченные голоса: Брек с Йоном, согласовав линию обороны, спорили о пустяках. Неприятель не показывался. Война большей частью состоит из скуки, а порой из ужаса, от которого можно обосраться. Зоб не мог отделаться от ощущения, что такой момент сейчас настанет; можно сказать, грянет с высоты.
Агрик воткнул возле себя в землю несколько стрел, их оперение затрепетало, как болотный камыш. Сам Агрик покачивался на каблуках, почесывая скулу.
– Может, он до темноты ждать будет?
– Не будет. Если ему прислали людей, значит, этот холм нужен Ищейке. То есть Союзу. Он не станет рисковать – вдруг к нам до вечера подойдет подмога.
– Значит… – замер в нерешительности Дрофд.
– Значит, сейчас двинутся.
Словно по воле злого рока, стоило Зобу сказать «сейчас», как из тени Деток выступили люди. Они на ходу построились в два четких ряда: впереди стена в дюжину щитов, за ней поблескивают копья второго ряда, а по бокам, под защитой щитов, – лучники.
– Старая школа, – определила Чудесница, закладывая стрелу.
– А чего еще ожидать от Черствого. Он сам старая школа.
Собственно, как и Зоб. Два старых дуралея-недобитка, чудом уцелевшие в прежние времена, собираются порвать друг друга в клочья. А что, и правильно. Старый конь борозды хоть и не выправит, но и не испортит – вспашет как надо. Зоб огляделся, пытаясь высмотреть две тройки, что отделились от всех. Пока ни одной не видно. Ползут, наверное, в высокой траве, или затаились, выжидая.
Агрик, насупясь, натянул тетиву.
– Когда надо будет пускать стрелу?
– Как только сможешь во что-нибудь попасть.
– В кого именно?
– А в любого, кого можешь снять.
Наверно, лучше сказать прямо, назвать вещи своими именами:
– В любого, кого можешь убить.
– Сделаю, что могу.
– А не сможешь, мне только в радость.
– И то ладно.
Агрик пустил стрелу, в основном пристрелки ради. Она порхнула над головами идущих на приступ; те нестройно пригнулись. Первая стрела Чудесницы звонко впилась в чей-то щит; от неожиданного удара человек завалился, порушив всю стену. Впрочем, она и так держалась непрочно, как ни старался Черствый. Кто-то по этой чертовой крутизне взбирался проворней, кто-то отставал. Дрофд тоже выстрелил – его стрела прошла безнадежно высоко и затерялась где-то на подлете к Деткам.
– Черт! – ругнулся юнец, нетерпеливой дрожащей рукой вытаскивая другую стрелу.
– Полегче, Дрофд, полегче, – дал совет Зоб. – Дыши.
Хотя дыхание не так уж легко давалось ему самому. До стрел Зобу дела не было. Сложно предугадать, а тем более заметить, как и когда они посыплются на тебя с неба. Не очень-то страшные на вид, на кончике они вполне могут нести смерть. Зобу вспомнилось, как он видел их целую тучу, они сыпались на их ряды под Иневардом, будто град или стая рассерженных птиц. И бежать от них некуда. Оставалось лишь уповать. Вот сейчас одна словно парила навстречу, и Зоб отошел за ближайшего Героя, прикрывшись щитом. Невесело наблюдать, как эти тростинки, кренясь, несутся вниз, и прикидывать, не подхватит ли какую-нибудь из них в последнее мгновенье ветер, и прямиком в тебя. Эта вот чиркнула о камень и безобидно отлетела в сторону.
Человек, ее пославший, опустился на одно колено, возясь с колчаном, а заграждение из щитов продвинулось дальше по склону. В живот ему угодила стрела Атрока. Рот у человека широко открылся, вынутая из колчана стрела выпала из рук, а секунду спустя донесся вопль, переходящий в вой. Возможно, этот крик означал для обороняющихся некоторое улучшение расклада, но все равно был неприятен на слух. Зобу не хотелось бы вскоре самому так вот завыть.
Стена из щитов дрогнула, из-за нее выглядывали люди, прикидывая, оказать ли товарищу помощь или продолжать натиск, или же гадая, кто будет следующим. Черствый выкрикивал приказы, понукал, выравнивал ряд, но тут над самыми головами штурмующих пронеслась стрела Чудесницы, отчего строй опять сломался. У людей Зоба союзницей была высота, они могли стрелять сверху быстро и по прямой. Людям Черствого приходилось пускать стрелы вверх по дуге, где их неминуемо разметывал ветер. Хотя это еще ничего не значит. Исход боя решают не стрелы.
Зоб дал Дрофду выпустить еще одну стрелу, после чего схватил за руку:
– А ну назад к остальным.
Паренек рывком обернулся; вид такой, будто сейчас завопит. Не иначе, ярость битвы. Никогда не знаешь наперед, кого она обуревает, кого нет. Безумный страх и безумная храбрость – два листка одной крапивы, оба одинаково жгучие; честно говоря, лучше, когда к тебе не пристает ни тот ни другой. Зоб впился пальцами Дрофду в плечо и подтащил к себе.
– Я сказал, дуй к остальным!
Дрофд сглотнул. Сморгнул. Ручища Зоба словно вернула его к действительности.
– А?
– Да вон.
Юнец кивнул в сторону Пальца Скарлинга, что гордо красовался на пригорке. Было около полудня, а потому тени он отбрасывал совсем мало.
– Правда, что под ним погребен Скарлинг Простоволосый?
– Да нет, наверно, – усомнился Зоб, – с чего бы.
– А разве его не из-за этого называют Пальцем Скарлинга?
– А как его еще называть? – встряла Чудесница. – Хером Скарлинга, что ли?
Брек приподнял густые брови.
– Раз уж ты упомянула, то мне он напоминает немного…
Дрофд перебил:
– Не, я про то, а зачем его так звать, если он там не похоронен?
Чудесница поглядела на него как на самого отпетого болвана на всем Севере, а если и не самого, то на верном пути к этому званию.
– Возле хутора моего мужа – моего хутора – течет ручей, известный как Скарлингов Отпрыск. Их таких по Северу, наверное, с полсотни. Так там как пить дать ходит легенда, что он утолил жажду его чистыми водами, прежде чем произнести какую-нибудь там речь или двинуться на врага, как оно в славных песнях поется. А он если там и появлялся – ну хотя бы на расстоянии дневного перехода, – то не более чем помочился туда, да и то не сходя с коня. Вот что значит быть героем: все хотят отщипнуть от тебя кусочек.
Она кивнула на Жужело, который, закрыв глаза, с молитвенно сложенными руками стоял на коленях перед Мечом Мечей.
– Лет через пятьдесят по хуторам, глядишь, объявится с дюжину Жужеловых Отпрысков, вблизи которых он никогда и не бывал, а всякие пентюхи будут на них с увлажненными глазами показывать и спрашивать, а не под ними ли похоронен достославный Жужело из Блая?
Чудесница отошла, покачивая коротко остриженной головой. Дрофд поник плечами.
– Да я ж, черт возьми, так, только спросил. Думал, эти глыбы потому Героями и именуются, что под каждой погребен герой.
– Да кому какое дело, кто где погребен? – пробормотал Зоб, припоминая многочисленные погребения, на которых ему доводилось присутствовать. – Человек, когда его зарывают в землю, обращается в прах. Прах и истории о нем. А у историй с людьми зачастую бывает мало общего.
Брек согласился:
– И с каждым новым изложением быль все больше превращается в небыль.
– Правда?
– Взять, допустим, Бетода, – сказал Зоб. – Если верить молве, так он был едва ли не самым лютым злодеем на всем Севере.
– А разве нет?
– Смотря кого об этом спросить. У врагов он, понятно, был не в чести, и мертвецам ведомо, как он нещадно их губил. Но глянь на все его деяния: получается, дел-то он сделал поболе, чем сам Скарлинг Простоволосый. Сплотил Север. Построил дороги, по которым мы маршируем, добрую половину городов. Положил конец распрям между кланами.
– Начав раздоры с Югом.
– Это так. У каждой монеты две стороны. Но суть, я тебе скажу, одна: людям нравятся простые рассказы.
Зоб разглядывал ногти.
– Но сами люди не просты.
– Не то что ты, ухарь, – Брек хлопнул Дрофда по спине, едва не опрокинув.
– Зобатый! – резко окликнула Чудесница.
Все обернулись. Зоб подскочил, то есть распрямился с наибольшей для себя скоростью, и заспешил к подручной, морщась от прострелов в трескучем, как костер, колене.
– Куда смотреть?
Он попеременно прищурился на Старый мост, поля и огороженные пастбища, реку с оврагами и покатые пустоши, прикрывая от ветра слезящиеся глаза.
– Вон там, у брода.
Теперь он их видел; кровь отхлынула к ногам. Точки не крупнее мурашей, но это люди. Бредут по отмелям, выискивают, куда ступить, норовят к берегу, северному. Берегу Зоба.
– Так-так, – произнес он.
Для Союза число маловато, но идут с юга, значит, молодцы Ищейки. То есть, вероятнее всего…
– Черствый вернулся.
Тьфу, не хватало еще за спиной змеиного шепота Хлада.
– Да еще и дружками успел обзавестись.
– К оружию! – вскрикнула Чудесница.
– А? – растерянно переспросил Агрик с кухонным горшком в руках.
– К оружию, олух!
– Гадство!
Агрик с братом заметались, перекрикиваясь и роняя впопыхах на мятую траву то одно, то другое из ранцев.
– Сколько ты насчитала? – Зоб охлопывал себя в поисках запропастившегося куда-то окуляра. – Вот черт. Ну куда он мог…
Окуляр, оказывается, притискивал к глазу Брек.
– Двадцать два, – буркнул он.
– Ты уверен?
– Уверен.
Чудесница поскребла длинный шрам на макушке.
– Двадцать два. Двадцать два. Двадцать… два.
С каждым новым повтором число становилось все хуже. Каким-то особенно гадким. Слишком велико, чтобы схлестнуться без громадного для себя риска, и одновременно чересчур мелкое, чтобы… при выгодном расположении на местности и удачном сочетании рун… а что, может, и выгорит… Словом, слишком мелкое, чтобы просто удрать и не держать ответа перед Черным Доу, почему отступили. Сражаться меньшими силами проще, чем потом разъяснить Доу причину отхода.
– Вот черт.
Зоб покосился на Хлада и углядел, что тот целым глазом косится в ответ. Знает, собака, поскольку прикидывает то же самое и приходит к тому же выводу, только ему все равно, сколько людей у Зобатого поляжет за этот холм в грязь. А вот ему, Зобу, не все равно. А с каких-то пор, может, еще не равней. Черствый со своими молодцами выбрались из реки, их замыкающие втянулись под побуревшие яблони между отлогим берегом и подножием холма. Не иначе, идут к Деткам.
Меж Героями показался Йон, запыхавшийся на подъеме, с большущей охапкой хвороста.
– Побродить пришлось, но вот насобирал… Что?
– К оружию! – рявкнул Брек.
– Черствый вернулся! – в тон ему добавил Атрок.
– Да вы что!
Йон кучей бросил хворост, чуть на него не упав, и кинулся за снаряжением. «Ох уж этот клич, – подумалось Зобу, – всякий раз сердце екает». Но такова доля боевого вождя. Воителя. Хочешь жребий полегче – ступай в плотники: риску там от силы отсеченный по неосторожности палец, но уж никак не жизнь товарища. Всю свою бытность воином Зоб придерживался понятий о том, как надо поступать, даром что они устаревали. Принимаешь ту или иную сторону, находишь вождя, обзаводишься нужными людьми и тогда уже держишься за них, куда бы ни склонялась чаша весов. В свое время он стоял за Тридуба, пока того не сразил Девять Смертей. Потом Зоб стал служить Бетоду и был с ним до конца. Теперь вот сражался за Черного Доу, который велел во что бы то ни стало удержать этот холм. Такая уж у воина планида. Приходит время, когда надо бросить руны, и в бой. Это единственно верное, что остается.
– Единственно верное, – процедил он сам себе.
А может, это сделал тот, кто все еще жил в нем под наслоением тревог, брюзжания и пустых грез о всяких там закатах; тот яркоглазый, подвижный умом и поджарый телом волколак, что скорее истек бы за весь Север кровью, чем отступил хоть на шаг; тот самый, что без страха и упрека готов был впиться в горло кому угодно.
– К оружию! – прорычал он. – Шевелись! К бою!
Едва ли стоит напоминать, что вождю надо брать не только руками, но еще и горлом. Йон рылся по вьюкам, спешно доставая себе кольчугу, а Бреку панцирь. По другую сторону готовил к бою копье Легкоступ: напевая под нос, он стаскивал чехол из пропитанной мешковины с блестящего острия. Чудесница споро натягивала на лук тетиву, напевно тенькающую под сильными пальцами. Жужело все так же недвижно, сведя перед собой ладони, склонялся с закрытыми глазами над Мечом Мечей.
– Воитель, – Легкоступ кинул вождю меч на обшарпанном поясе.
– Благодарю, – сказал Зоб.
Хотя на деле благодарности особо не чувствовал. Застегивал пояс, а в памяти вереницей проносились иные времена – яркие, лихие. А еще иной отряд, давно канувший в грязь, развеявшийся в прах. Именем мертвых, что это, как не близкая старость.
Дрофд с минуту растерянно озирался, то смыкая, то размыкая руки, пока не получил тумака от проходящей мимо Чудесницы; тогда он взялся неверными пальцами перебирать в колчане дротики.
– А ну, воитель, – Чудесница подала Зобу щит.
Рука скользнула в лямку, кулак сжал ручку – все это привычно, как разношенный башмак на ноге.
– Спасибо.
Зоб поглядел на Хлада, который, скрестив руки на груди, наблюдал, как дюжина изготавливается к бою.
– Ну а ты, парень? В передний ряд?
Хлад усмехнулся. Улыбка вышла кривой из-за шрама.
– Хоть передний, хоть какой, – сказал он и отошел к кострищу.
– Можно его прикончить, – жарким шепотом сказала Чудесница Зобу на ухо. – Ну и что, что он весь из себя спесивый. Стрелу в шею, и готово.
– Он же здесь всего лишь с посланием.
– Ну так пристрелить этого посланника к чертям, не хороша разве мысль? – только наполовину в шутку сказала подручная. – Зато обратно везти послание некому будет.
– Здесь он или нет, у нас одна забота: удерживать Героев. Воинство мы или кто? Подумаешь, драчка – ничего, не обделаемся.
На этих словах Зоб чуть не поперхнулся: сам-то он обделывался постоянно, особенно в запале боя.
– Драчка, говоришь? – зло переспросила Чудесница, вынув и затолкнув обратно в ножны тесак. – Это трое-то к одному? Да и так ли он нам нужен, этот бугор?
– И не трое к одному, а скорее два с половиной, – заметил Зоб.
Как будто это меняло дело.
– Если подступит Союз, холм этот – ключ ко всей долине, – добавил он, убеждая больше себя, чем Чудесницу. – Так что лучше постоять за него сейчас, пока мы наверху, чем сдать, а потом пытаться отвоевать обратно. Так что решение это единственно верное.
Видя, что остроязыкая спутница открыла рот, Зоб вскинул руку, пресекая возражения:
– Единственно! Верное!
– Ну, как знаешь, – строптиво выдохнула Чудесница, до боли стискивая ему руку. – Биться так биться.
И отошла, зубами натягивая на предплечье щиток.
– А ну готовьтесь, лежебоки! К бою!
Атрок с Агриком – оба в шлемах, – с рычанием лупились щитами, нагнетая друг в друге боевой дух. Легкоступ, копье используя как подпорку, откалывал ножом ломтики громовухи и отправлял в рот. Наконец-то встал с земли Жужело и, по-прежнему не открывая глаз, улыбался голубому небу и ласковому солнышку. Подготовка к бою ограничилась у него скидыванием плаща.
– Без доспеха, – укорил его Йон, который помогал Бреку влезть в панцирь. – Тоже мне, черт тебя дери, герой выискался. Хоть бы нагрудник, дурак, одел.
– Доспех, нагрудник, – вслух медитировал Жужело, пальцем бережно оттирая с рукояти меча пятнышко, – все это часть состояния ума, в котором человек принимает возможность… быть пораженным.
– Какого х-хера! – выдохнул Йон, рывком затягивая на Бреке ремни – тот аж крякнул, – что ты несешь?
Чудесница похлопала Жужело по плечу и прислонилась к нему, картинно согнув и поставив на носок ногу.
– И сколько лет ты дожидаешься смысла от этого вот чудила? Да он же бредит наяву.
– Мы все тут, разрази гром, бредим, о женщина! – высказался Брек, раскрасневшийся от втягивания живота и ожидания, когда Йон наконец застегнет ему на спине пряжки. – Иначе зачем нам биться за какой-то холм с грудой старых камней?
– У войны с безумием много общего, – философски, но не очень разборчиво заметил жующий Легкоступ.
Йон наконец справился с последней пряжкой и выпрямил руки, чтобы Брек натянул на него кольчугу.
– Бредить-то ты бредишь, а напяливать доспехи, черт возьми, не забываешь.
Воинство Черствого миновало огороды. Здесь от остальных отмежевались две тройки – одна отправилась на запад вдоль подножия холма, другая на север. Понятно, обходят с флангов. Дрофд выпученными глазами следил то за их продвижением, то за приготовлением своих к схватке.
– И как только они могут шутить? Отпускать эти чертовы остроты?
– Каждый человек изыскивает храбрость по-своему, – пояснил Зоб.
Хотя, раздавая советы новичкам, он не становился храбрее. Он ухватил Дрофда за руку и крепко сжал.
– А ты дыши, малый. Просто вдыхай глубже.
Дрофд судорожно, со всхлипом вдохнул и протяжно выдохнул.
– А и вправду, воитель. Буду-ка я дышать.
– Ну что! – Зоб обернулся к остальным. – Две тройки обходят нас с флангов, ну и еще десяток с небольшим идет в лоб.
Точное число он упустил, наверное, надеясь таким образом скрыть отнюдь не выигрышное соотношение сил. Возможно, и от себя самого.
– Атрок, Агрик, Чудесница, выдвигайтесь вперед на расстояние выстрела. Дрофд, ты иди тоже, будешь пускать стрелы, пока неприятель взбирается на подъем и растягивается по склону. Как только они приблизятся к камням, набрасываемся.
Дрофд шумно сглотнул. Мысль о броске его не вдохновляла. Мертвым ведомо, Зоб и сам с куда большим удовольствием провел бы день за иным занятием.
– Сомкнуться вокруг нас кольцом у них не хватит численности, да и высота за нас. Мы можем выбирать, кого из них первым бить наповал. При удаче можно их сломить и обратить вспять, пока они не взобрались, ну а если следующая горстка все же осмелится напасть, сразимся и с ней.
– Бить наповал! – прорычал Йон, поочередно обменявшись со всеми рукопожатиями.
– Ждем мой клич и кидаемся сообща.
– Сообща! – Чудесница со шлепком стиснула ладонь Легкоступу, а другой рукой ткнула его в предплечье.
– Я, Хлад, Брек и Йон будем и за перед и за центр.
– Есть, воитель, – отозвался Брек, все еще возясь с кольчугой Йона.
– Да ну тебя! – Йон, нетерпеливо поигрывая топором, вырвался у Брека из рук.
Хлад с нехорошей ухмылкой высунул язык.
– Затем Атрок и Агрик откатываются по флангам.
– Есть! – грянули оба в унисон.
– Легкоступ, если кто раньше времени будет закруглять фланг, ткни, чтоб не спешил. Когда мы сомкнемся, будешь драться с тыла.
Тот в ответ что-то промычал – словом, расслышал.
– А ты, Жужело, будешь у нас орех в скорлупе.
– Сравнение неудачное, – заумничал аскет и высоко поднял прислоненный к камню Меч Мечей, тот засиял на солнце. – Я как бы… это… ну как его… чудная по нежности часть между орехом и скорлупой.
– Чудная-юдная, – буркнула Чудесница.
– Уж какой там частью себя ни назови, – махнул рукой Зоб, – только будь на месте, когда орех расколется.
– А я никуда не денусь, пока вы не предъявите мне мою судьбу, – Жужело, откинув капюшон, поскреб вспотевшие волосы, – в точности как обещала Шоглиг.
– Скорей бы дождаться, – вздохнул Зоб. – Вопросы есть?
В ответ лишь шевеление травы под ветром, хлопки ладоней и довольное кряхтение Брека, совладавшего наконец с застежками кольчуги Йона.
– Вот и хорошо. А то повторить все это сызнова у меня вряд ли получится. Знайте, для меня честь биться плечом к плечу с вами. Как и таскаться с вами по всем погодам и непогодам, по дорогам и бездорожьям Севера. Главное, помните, что сказал мне однажды Рудда Тридуба: давайте порешим мы их, а не наоборот!
Чудесница широко улыбнулась:
– Лучший, черт возьми, совет о войне, какой мне доводилось слышать.
Между тем подступало основное воинство Черствого, всем скопом – неспешно, с расстановкой, вверх по длинному склону в сторону Деток. Уже не точки, далеко не точки. И не мураши, а люди, влекомые целью; блики играли на заостренном металле.
Сзади на плечо Зобу легла тяжелая рука; от неожиданности он чуть не подскочил, но это оказался всего лишь Йон.
– Одно словцо, воитель.
– Какое именно? – спросил Зоб, хотя ответ знал заранее.
– Да как обычно. Если мне суждено погибнуть…
Зоб кивнул, спеша его прервать:
– Я разыщу твоих сыновей и отдам твою долю.
– И?
– И расскажу, каким ты был.
– Все-превсе?
– Все-превсе.
– Хорошо. Только без прикрас, а то знаю я тебя, старый лиходей.
Зоб махнул на заношенный плащ.
– Когда ты последний раз видел, чтобы я приукрашал хотя бы себя?
На губах Йона мелькнула улыбка.
– Что правда, то правда, воитель, давненько.
Он отошел, оставив Зоба размышлять, кто и что будет наказывать, когда в грязь отправится он сам? Ведь его семья, в сущности, здесь.
– Парламентеры, – оповестила Чудесница.
Оставив своих людей у Деток, по травянистому склону взбирался Черствый – безоружный, с открытой улыбкой, обращенной к Героям. Зоб вынул меч, ощутив в руке пугающий и обнадеживающий вес, а еще остроту от ежедневной обработки точилом добрых полтора десятка лет. Жизнь и смерть длиною в локоть металла.
– Что, сразу росту прибавляет? – с ухмылкой спросил Хлад, вращая топор – зловещего вида изделие с тяжелой, клепаной острыми клепками рукоятью и тускло поблескивающим, в зазубринах лезвием. – Мужчина всегда должен иметь при себе оружие, хотя бы для ощущения.
– Невооруженный мужчина – все равно что дом без кровли, – бросил Йон.
– И тот и другой в конце начинают протекать, – докончил за него Брек.
Черствый благоразумно остановился вне досягаемости стрелы, по колено в траве.
– Э-ге-гей, Зобатый! Ты, никак, все еще там?
– Увы, да.
– И хорошо ли спится?
– С пуховой подушкой было бы лучше. Ты мне, случайно, не захватил?
– Эх, жаль, не догадался, хоть свою отдавай. Хлад там не у тебя?
– Точно, у меня. Да еще две дюжины карлов с собой привел.
Зоб брякнул это так, на всякий случай, но Черствый лишь заулыбался.
– Добрая хитрость, но неудачная. Никого там у него нет. Давненько не виделись, Хлад! Как ты там?
Хлад лишь пожал плечами.
– Во как, – поднял брови Черствый. – Всего-то?
Еще одно пожатие плеч. Казалось, упади само небо, Хлад и бровью не поведет.
– Ну как знаешь. Слышь, Зобатый, как поступим? Вернешь обратно мой холм?
Зоб плотнее обхватил рукоять меча, чувствуя, как горят вокруг ногтей обгрызенные заусенцы.
– Да я бы, пожалуй, еще денек-другой тут посидел.
Черствый нахмурился. Такой ответ ему слышать не хотелось.
– Послушай, Зобатый, ты мне давеча дал возможность уйти, и вот теперь я плачу тебе тем же. По справедливости: честь по чести, добром за добро. Но ты, наверно, обратил внимание, что со мной нынче с утра подошел кое-кто из друзей, – он ткнул пальцем в сторону Деток. – А потому спрашиваю еще раз: отдашь мой холм?
Последняя возможность. Зоб, со стоном вздохнув, прокричал:
– Боюсь, что нет, Черствый! Придется, видно, тебе сюда подниматься и его у меня отнимать!
– Вас там сколько наверху – девять? Против двух дюжин?
– Ничего, и не такое выстаивали!
Хотя, сказать по правде, столь скверного расклада Зоб не припоминал.
– Раком выстаивали, что ли? Так это смотря под кем стоять! – Черствый, опомнившись, сменил тон с гневного на взвешенный. – Послушай, ну зачем нам этот раздрай! Ведь мы…
– Так ведь мы воюем! – Зоб запоздало спохватился, что последнее слово вырвалось с большей ожесточенностью, чем он рассчитывал.
Даже на расстоянии было заметно, что улыбка сошла у Черствого с лица.
– Ну, будь по-твоему. Я-то думал, ты воспользуешься возможностью, которую сам мне давал. Только и всего.
– Спасибо, ценю. Весьма любезно с твоей стороны. Но уйти не могу.
– Стыд-позор, со всех сторон.
– Эйе. Так уж выходит.
Черствый набрал воздуха в грудь, вроде как собираясь что-то сказать, но молча замер. То же самое сделал и Зоб. А за ним его воинство, глядя с вершины холма. И люди Черствого, взирающие на холм снизу. На Героях воцарилась тишина, которую нарушали лишь дыхание ветра, беспечный щебет птиц да жужжание пчел. Хрупкий миг затишья перед беспощадной схваткой. Вот Черствый закрыл рот и, повернувшись, зашагал по крутому склону к Деткам.
– Я могла его пристрелить, – пробормотала Чудесница.
– Знаю, что могла, – кивнул Зоб. – А ты знала, что пустить стрелу не сможешь.
– Знала. Я так, к слову.
– Может, он сейчас подумает-подумает да передумает, – сказал Брек без особой, впрочем, уверенности.
– Уже нет. Ему все это по душе не больше, чем нам, но на попятную он уже раз пошел. И людей у него теперь больше.
Последнее Зоб произнес чуть ли не шепотом.
– Так что надеяться не приходится.
Черствый дошел до Деток и исчез среди камней.
– Всем, у кого нет луков, отойти назад к Героям и ждать.
Затишье тянулось нестерпимо долго. Притупившаяся было боль в колене у Зоба опять давала о себе знать. Сзади доносились разгоряченные голоса: Брек с Йоном, согласовав линию обороны, спорили о пустяках. Неприятель не показывался. Война большей частью состоит из скуки, а порой из ужаса, от которого можно обосраться. Зоб не мог отделаться от ощущения, что такой момент сейчас настанет; можно сказать, грянет с высоты.
Агрик воткнул возле себя в землю несколько стрел, их оперение затрепетало, как болотный камыш. Сам Агрик покачивался на каблуках, почесывая скулу.
– Может, он до темноты ждать будет?
– Не будет. Если ему прислали людей, значит, этот холм нужен Ищейке. То есть Союзу. Он не станет рисковать – вдруг к нам до вечера подойдет подмога.
– Значит… – замер в нерешительности Дрофд.
– Значит, сейчас двинутся.
Словно по воле злого рока, стоило Зобу сказать «сейчас», как из тени Деток выступили люди. Они на ходу построились в два четких ряда: впереди стена в дюжину щитов, за ней поблескивают копья второго ряда, а по бокам, под защитой щитов, – лучники.
– Старая школа, – определила Чудесница, закладывая стрелу.
– А чего еще ожидать от Черствого. Он сам старая школа.
Собственно, как и Зоб. Два старых дуралея-недобитка, чудом уцелевшие в прежние времена, собираются порвать друг друга в клочья. А что, и правильно. Старый конь борозды хоть и не выправит, но и не испортит – вспашет как надо. Зоб огляделся, пытаясь высмотреть две тройки, что отделились от всех. Пока ни одной не видно. Ползут, наверное, в высокой траве, или затаились, выжидая.
Агрик, насупясь, натянул тетиву.
– Когда надо будет пускать стрелу?
– Как только сможешь во что-нибудь попасть.
– В кого именно?
– А в любого, кого можешь снять.
Наверно, лучше сказать прямо, назвать вещи своими именами:
– В любого, кого можешь убить.
– Сделаю, что могу.
– А не сможешь, мне только в радость.
– И то ладно.
Агрик пустил стрелу, в основном пристрелки ради. Она порхнула над головами идущих на приступ; те нестройно пригнулись. Первая стрела Чудесницы звонко впилась в чей-то щит; от неожиданного удара человек завалился, порушив всю стену. Впрочем, она и так держалась непрочно, как ни старался Черствый. Кто-то по этой чертовой крутизне взбирался проворней, кто-то отставал. Дрофд тоже выстрелил – его стрела прошла безнадежно высоко и затерялась где-то на подлете к Деткам.
– Черт! – ругнулся юнец, нетерпеливой дрожащей рукой вытаскивая другую стрелу.
– Полегче, Дрофд, полегче, – дал совет Зоб. – Дыши.
Хотя дыхание не так уж легко давалось ему самому. До стрел Зобу дела не было. Сложно предугадать, а тем более заметить, как и когда они посыплются на тебя с неба. Не очень-то страшные на вид, на кончике они вполне могут нести смерть. Зобу вспомнилось, как он видел их целую тучу, они сыпались на их ряды под Иневардом, будто град или стая рассерженных птиц. И бежать от них некуда. Оставалось лишь уповать. Вот сейчас одна словно парила навстречу, и Зоб отошел за ближайшего Героя, прикрывшись щитом. Невесело наблюдать, как эти тростинки, кренясь, несутся вниз, и прикидывать, не подхватит ли какую-нибудь из них в последнее мгновенье ветер, и прямиком в тебя. Эта вот чиркнула о камень и безобидно отлетела в сторону.
Человек, ее пославший, опустился на одно колено, возясь с колчаном, а заграждение из щитов продвинулось дальше по склону. В живот ему угодила стрела Атрока. Рот у человека широко открылся, вынутая из колчана стрела выпала из рук, а секунду спустя донесся вопль, переходящий в вой. Возможно, этот крик означал для обороняющихся некоторое улучшение расклада, но все равно был неприятен на слух. Зобу не хотелось бы вскоре самому так вот завыть.
Стена из щитов дрогнула, из-за нее выглядывали люди, прикидывая, оказать ли товарищу помощь или продолжать натиск, или же гадая, кто будет следующим. Черствый выкрикивал приказы, понукал, выравнивал ряд, но тут над самыми головами штурмующих пронеслась стрела Чудесницы, отчего строй опять сломался. У людей Зоба союзницей была высота, они могли стрелять сверху быстро и по прямой. Людям Черствого приходилось пускать стрелы вверх по дуге, где их неминуемо разметывал ветер. Хотя это еще ничего не значит. Исход боя решают не стрелы.
Зоб дал Дрофду выпустить еще одну стрелу, после чего схватил за руку:
– А ну назад к остальным.
Паренек рывком обернулся; вид такой, будто сейчас завопит. Не иначе, ярость битвы. Никогда не знаешь наперед, кого она обуревает, кого нет. Безумный страх и безумная храбрость – два листка одной крапивы, оба одинаково жгучие; честно говоря, лучше, когда к тебе не пристает ни тот ни другой. Зоб впился пальцами Дрофду в плечо и подтащил к себе.
– Я сказал, дуй к остальным!
Дрофд сглотнул. Сморгнул. Ручища Зоба словно вернула его к действительности.