Ученик склонил голову.
– Учение – смысл моей жизни.
– И тут ты значительно продвинулся. Понравилась тебе история, мастер Девятипалый?
Логен надул щеки.
– Вообще-то я надеялся услышать что-нибудь более смешное, но придется довольствоваться тем, что есть.
– Чушь это все, если хотите знать мое мнение, – насмешливо бросил Луфар.
– Ха! – хмыкнул Байяз. – К счастью, не хотим. Вы бы, капитан, лучше миски вымыли, пока не очень поздно.
– Я?!
– Ну посудите сами: один добыл еду, другой приготовил, третий развлек нас интересным рассказом. Только вы пока ничего полезного не сделали.
– И вы.
– О, я уже слишком стар, чтобы по ночам плескаться в ручьях. – Маг посуровел. – Великий человек в первую очередь учится смирению. Миски ждут вас, капитан.
Луфар собрался возразить, но потом передумал. Резко поднявшись, он скинул на траву одеяло, а затем начал собирать стоящую вокруг костра посуду.
– Черт бы подрал ваши миски! – ругнулся он и с недовольным видом потопал к ручью.
Ферро смотрела ему вслед, на ее лице застыло странное выражение: вероятно, подобие улыбки. Когда Луфар скрылся в темноте, она опустила взгляд на костер и облизнула губы. Логен протянул ей мех с водой, предварительно вытянув пробку.
– Ага.
Ферро схватила сосуд и жадно отхлебнула из горлышка. Вытирая рукавом рот, она искоса взглянула на Логена. Брови ее резко сошлись на переносице.
– Что такое?
– Ничего, – быстро отозвался он, разводя руки в стороны. – Совершенно ничего.
Логен принял невозмутимый вид, скрывая улыбку. Мелкие знаки внимания да время – так своего и добьешься.
Небольшие преступления
Дождь
– Учение – смысл моей жизни.
– И тут ты значительно продвинулся. Понравилась тебе история, мастер Девятипалый?
Логен надул щеки.
– Вообще-то я надеялся услышать что-нибудь более смешное, но придется довольствоваться тем, что есть.
– Чушь это все, если хотите знать мое мнение, – насмешливо бросил Луфар.
– Ха! – хмыкнул Байяз. – К счастью, не хотим. Вы бы, капитан, лучше миски вымыли, пока не очень поздно.
– Я?!
– Ну посудите сами: один добыл еду, другой приготовил, третий развлек нас интересным рассказом. Только вы пока ничего полезного не сделали.
– И вы.
– О, я уже слишком стар, чтобы по ночам плескаться в ручьях. – Маг посуровел. – Великий человек в первую очередь учится смирению. Миски ждут вас, капитан.
Луфар собрался возразить, но потом передумал. Резко поднявшись, он скинул на траву одеяло, а затем начал собирать стоящую вокруг костра посуду.
– Черт бы подрал ваши миски! – ругнулся он и с недовольным видом потопал к ручью.
Ферро смотрела ему вслед, на ее лице застыло странное выражение: вероятно, подобие улыбки. Когда Луфар скрылся в темноте, она опустила взгляд на костер и облизнула губы. Логен протянул ей мех с водой, предварительно вытянув пробку.
– Ага.
Ферро схватила сосуд и жадно отхлебнула из горлышка. Вытирая рукавом рот, она искоса взглянула на Логена. Брови ее резко сошлись на переносице.
– Что такое?
– Ничего, – быстро отозвался он, разводя руки в стороны. – Совершенно ничего.
Логен принял невозмутимый вид, скрывая улыбку. Мелкие знаки внимания да время – так своего и добьешься.
Небольшие преступления
– Вот это холод! Правда, полковник Вест?
– Да, ваше высочество. Зима на носу.
Сыпавший ночью мокрый снег превратился к утру в ледяную хрустящую корку. При бледном свете восходящего солнца мир казался подмороженным. Под конскими копытами хрустела и чавкала подмороженная грязь. С подмороженных деревьев печально срывались хрустальные капли. Да и Вест выглядел не лучшим образом: из носа текло, над губами клубился пар, онемевшие от холода уши неприятно пощипывало.
Не мерз только принц Ладислав – его от морозов спасала объемная шуба, шляпа и митенки из блестящего черного меха стоимостью в несколько сотен марок. Его высочество улыбнулся.
– И все-таки люди, несмотря на суровую погоду, держатся молодцом!
Вест едва поверил ушам. Да, Собственный королевский полк под началом принца Ладислава действительно чувствовал себя неплохо. Их просторные палатки стояли ровными рядами в центре лагеря, перед каждой горел костер для приготовления пищи, а неподалеку паслись прекрасные ухоженные лошади.
Однако рекрутам, составляющим добрых три четверти войска, повезло меньше. На многих без слез не взглянешь: оружия нет; обучение не прошли; одни больны, другие стары – им ходить не под силу, не то что сражаться. У некоторых нет ничего, кроме одежды, да и та – одно название, жалкие лохмотья. А однажды Вест видел, как несколько рекрутов, сбившись под деревьями в кучу, чтобы согреться, укрывались от дождя половиной одеяла. Это просто позор!
– Королевский полк хорошо экипирован, но меня тревожит положение некоторых рекрутов, ваше…
– Да, – словно не слыша, продолжал Ладислав, – все держатся молодцами! Буквально грызут от нетерпения удила! Может, их горячие сердца согревают, а, Вест? Так и рвутся в бой с врагом! Чертовски досадно, что приходится торчать на берегу треклятой реки!
Вест прикусил губу. Невероятный талант принца к самообману поражал его с каждым днем все больше. Его высочество свято верил, что он великий, прославленный военачальник, командующий армией непревзойденных воинов. Что он одержит великую победу и под гром фанфар героем въедет в Адую. Не шевеля и пальцем, чтобы фантазии стали реальностью, принц вел себя так, будто все уже позади. Печальные, неприятные, противоречащие его абсурдным убеждениям факты разум принца отказывался принимать. Не нюхавшие пороха штабные франты восхищались его «незаурядными суждениями», поздравляли друг друга и соглашались с любой изреченной им нелепицей.
Впрочем, чему удивляться? У человека, который никогда ни в чем не нуждался, ни к чему не стремился, не вырабатывал в себе зачатки самодисциплины, естественно, странные представления о мире. Вест давно об этом догадывался. И вот оно, живое тому доказательство, скачет подле него, расточая улыбки, словно забота о десяти тысячах солдат – пустяк из пустяков. Как справедливо заметил лорд-маршал Берр, с настоящей жизнью кронпринц не знаком.
– Вот это холод, – вновь с легким недовольством сказал принц. – Не то что в гуркхульских песках! Правда, полковник Вест?
– Правда, ваше высочество.
– И все же, Вест, кое-что неизменно, вне зависимости от климата и местности. Я говорю о войне! О войне в целом! Война везде одинакова! Честь! Отвага! Слава! Вы ведь сражались вместе с полковником Глоктой?
– Сражался, ваше высочество.
– Как же я любил в детстве слушать рассказы о его подвигах! Полковник был одним из моих любимых героев. До чего ловко и смело он действовал: обходил врага с тыла, перекрывал пути сообщения, захватывал вещевые обозы и все такое! – Стек принца описал в воздухе круг и обрушился на воображаемый обоз. – Грандиозно! Вы, полагаю, видели это собственными глазами?
– Кое-что, ваше высочество.
В основном он видел растертые седлом ноги, солнечные ожоги, мародерство, пьянство, тщеславие да хвастовство.
– Эх, полковник Глокта! Клянусь честью, нам здесь не помешало бы немного его безрассудства! Напора! Решимости! Жаль, что он погиб.
Полковник Вест поднял глаза на принца.
– Он не погиб, ваше высочество.
– Правда?
– Гурки захватили его в плен, а после окончания войны он вернулся в Союз. Он… э-э… вступил в инквизицию.
– В инквизицию?! – ужаснулся Ладислав. – За каким дьяволом ему вздумалось променять солдатский мундир на инквизиторское пальто?
Как бы объяснить случившееся принцу? В конце концов Вест решил ничего не объяснять.
– Даже не представляю, ваше высочество.
– Вступить в инквизицию! Уму непостижимо!
Какое-то время они ехали молча, но вскоре принц Ладислав снова заулыбался.
– Впрочем, мы говорили о доблести, верно?
Лицо Веста исказила мученическая гримаса.
– Верно, ваше высочество.
– Вы ведь первый прошли в брешь при Ульриохе? Я слышал о вашем подвиге. Первым в брешь! Это ведь почетно, правда? Это слава! Незабываемое, должно быть, переживание, полковник? Незабываемое!
Еще какое незабываемое… Пробираешься сквозь груду камней, балок, изувеченных тел, ползешь, кашляя от пыли, через завесу дыма, под вой и крики раненых, под лязг металла. Сам еле дышишь от страха, а со всех сторон напирают люди: стонут, толкаются, спотыкаются, обливаются потом, истекают кровью. Искаженные болью и яростью лица черны от копоти… Настоящие черти. Настоящий ад.
Помнится, он вопил «вперед!», пока не сорвал горло. Видеть бы только тогда, где это «вперед»… Кого-то ударил мечом – то ли друга, то ли врага, бог его знает. Потом упал, рассек голову о камень, напоролся на сломанную балку, порвал куртку…
Обрывочные картинки мелькали перед мысленным взором Веста, будто воспоминания об услышанной от кого-то истории.
Вест поплотнее затянул плащ вокруг озябших плеч. Была бы ткань чуть толще!
– Да, незабываемое переживание, ваше высочество.
– Черт возьми, до чего досадно, что треклятый Бетод пойдет другим путем! – Стек принца раздраженно сек воздух. – Торчим тут, словно стражники! Скажите, Вест, за кого меня принимает Берр? За набитого дурака?
Полковник глубоко вздохнул.
– Понятия не имею, ваше высочество.
Но мысли Ладислава уже переключились на другое.
– Как там ваши ручные северяне? У них такие забавные клички. Вы случайно не помните имя того чумазого парня? Овчарка?
– Ищейка.
– Точно, Ищейка! Грандиозно! – Принц негромко хохотнул. – А какой у них верзила! Я таких в жизни не видел. Это великолепно! Чем они сейчас занимаются?
– Я отправил их в разведку вдоль реки на север, ваше высочество. – Жаль, он, Вест, не мог уйти вместе с ними. – Враг, скорее всего, далеко, но если нет… лучше знать заранее.
– Разумеется! Отличная мысль! Мы успеем приготовиться к атаке!
На самом деле при подобном раскладе Вест планировал отвести войска и послать гонца маршалу Берру, однако говорить об этом Ладиславу не имело смысла. Представления его высочества о войне сводились к приказу «В атаку!» и славной победе, после которой можно вздремнуть. Слов «стратегия» и «отступление» он не знал.
– Да, – задумчиво пробормотал принц, напряженно всматриваясь в темноту леса за рекой. – Приготовьтесь к атаке… Вышвырните мерзавцев за пределы нашего государства…
Только вот граница государства проходила в сотне лиг от лагеря.
Полковник Вест не замедлил воспользоваться удобным моментом.
– Ваше высочество, если позволите, я займусь делами. Работа предстоит большая, – произнес он и нимало не покривил душой.
Разбит лагерь был отвратительно: жить неудобно, обороняться в случае атаки невозможно. Ветхие палатки безумным лабиринтом теснились на поляне у реки, причем почва там оказалась такой мягкой, что подвозящие провизию телеги вскоре раскатали ее в болото липкой грязи. Даже уборные выкопали не сразу, а спустя время, причем выкопали недостаточно глубоко и слишком близко к лагерю – прямо неподалеку от склада с провиантом.
С продуктами тоже не повезло: упакованы плохо, приготовлены неправильно – того и гляди протухнут, собрав на пиршество всех инглийских крыс. Если бы не холод, в лагере уже разразилась бы эпидемия.
Его высочество величественно махнул рукой.
– Конечно, идите, Вест. Работа предстоит большая… А завтра расскажете мне еще какие-нибудь истории из боевого прошлого. О полковнике Глокте и прочих героях. Чертовски досадно, что он погиб! – прокричал принц Ладислав через плечо и пустил лошадь галопом к огромной пурпурной палатке, возвышающейся на холме, в стороне от зловония и суматохи.
С облегчением развернувшись, Вест поскакал вниз по склону в лагерь. Мимо по подмороженной грязи, выдыхая пар и кутая руки в старые тряпки, брели дрожащие солдаты. У едва теплящихся перед палатками костров, почти вплотную к огню, сидели жалкие компании рекрутов в разношерстной одежде: готовили еду в котелках, играли отсыревшими картами в незамысловатые игры, пили и бессмысленно таращились в пространство.
Лучшие, обученные рекруты ушли с Поулдером и Кроем на поиски врага. Ладиславу досталось «охвостье»: слишком слабые для долгого похода, слишком плохо экипированные для серьезного боя, слишком изможденные даже для ничегонеделанья. Людей, которые и на милю не отошли бы от своей деревни, насильно отправили за море в неведомую страну драться с противником, с которым они не ссорились.
Возможно, покидая отчий дом, некоторые выказывали подобие патриотического пыла, а некоторых даже распирало от гордости, однако вскоре их энтузиазм выдохся, загнулся, вымерз от тяжелого перехода, отвратительной кормежки и холода. Да и принц Ладислав – не тот полководец, чтобы пробуждать энтузиазм…
Проезжая через лагерь, Вест рассматривал угрюмые страдальческие лица, а солдаты рассматривали его. У них уже был вид проигравших. Они мечтали вернуться домой, и Вест не мог их за то винить – сам мечтал об этом.
– Полковник Вест!
Ему дружески улыбался густобородый здоровяк в мундире офицера Собственного королевского полка. Полковник от неожиданности вздрогнул, но миг спустя узнал в бородаче Челенгорма. Соскользнув с лошади, он обеими руками сжал огромную ладонь старого товарища. При виде его сурового, честного лица на душе стало теплее. Настоящий привет из прошлого, когда Вест еще не вращался в светском обществе среди великих и все было значительно проще.
– Как дела, Челенгорм?
– Спасибо, сэр, хорошо. Объезжаю лагерь, пока мы тут ждем-пождем. – Офицер сложил ладони, дыхнул на них и потер друг о друга. – Пытаюсь греться.
– По моему опыту, это и есть война: бесконечное ожидание в отвратительных условиях, периодически разбавленное невыносимым ужасом…
Челенгорм сдержанно усмехнулся.
– Значит, есть чего ждать. Как дела в штабе его высочества?
– Ожесточенное состязание за титул самого надменного, никчемного невежи. – Вест грустно покачал головой. – Как вы? Как лагерная жизнь?
– Неплохо. Все необходимое вроде есть. А вот некоторых рекрутов до слез жалко. Для боя они не годятся. Я слышал, два пожилых крестьянина минувшей ночью замерзли до смерти.
– Бывает… Надеюсь, могилы выкопают глубокие, подальше от лагеря.
Вест понимал, что его слова звучат бессердечно, но что поделаешь? Проза армейских будней. В Гуркхуле мало кто из рекрутов погиб в бою – в основном от несчастных случаев, болезней, загноившихся царапин. Вот и теперь ждешь того же… А если рекруты еще и плохо экипированы? Людей придется хоронить каждый день.
– Вам ничего не нужно?
– Вообще-то нужно. Моя лошадь потеряла в грязи подкову. Я пытался найти кузнеца, чтобы поставить новую… – он развел руками, – но кузнецов, похоже, нет.
Полковник ошеломленно уставился на Челенгорма.
– Во всем лагере? Ни одного?
– Я, по крайней мере, не нашел. Есть кузницы, наковальни, молоты и прочее оборудование, а работать некому. Я говорил с интендантом. Он сказал, что генерал Поулдер отказался делиться с нами кузнецами. Генерал Крой тоже… – Офицер пожал плечами. – Поэтому кузнецов нет.
Накатила знакомая головная боль. Нужны наконечники для стрел, нужно точить клинки, а еще понадобится чинить доспехи, седла, телеги, на которых подвозят провиант. Войско без кузнецов – все равно что войско без оружия. А вокруг на много миль заснеженная глухомань, ни одного городка. Разве только…
– Помнится, по пути к реке мы миновали штрафную колонию?
Челенгорм задумчиво сощурился.
– Да, литейный цех, если не ошибаюсь. Я видел над деревьями дымок…
– Наверняка у них есть опытные работники по металлу.
– Рабочие-преступники, – озадаченно вскинув брови, напомнил офицер.
– Можно подумать, у нас есть выбор! Возьму, что предложат. Сегодня ваша лошадь осталась без подковы, а завтра вся армия останется без оружия! Разыщите мне дюжину солдат и повозку. Выезжаем немедленно.
Спустя какое-то время маленькое оконце распахнулось, и на Веста уставились хмурые серые глаза. Серые глаза над черной маской практика инквизиции.
– Меня зовут полковник Вест.
Глаза холодно его рассматривали.
– И?
– Я из войска кронпринца Ладислава. Мне нужно поговорить с комендантом лагеря.
– По какому поводу?
Понимая, что со слипшимися волосами и мокрым лицом вид у него не очень внушительный, Вест сдвинул брови, напустил на себя грозный вид и гаркнул:
– Война в разгаре, вы что, забыли? У меня нет времени препираться! Мне нужно срочно переговорить с комендантом!
Глаза, прищурившись, оглядели Веста и стоящих позади обляпанных грязью солдат.
– Ладно, – сказал практик. – Можете войти. Только один. Остальным придется подождать на улице.
Главная улица представляла собой длинную полосу грязного месива меж покосившихся лачуг; льющаяся с карнизов вода била в землю, поднимая тучу грязных брызг. Промокшие насквозь узники – двое мужчин и женщина – с трудом толкали увязшую в жиже по оси телегу с камнями. У всех троих на ногах клацали тяжелые цепи. На худых измученных лицах не было и тени надежды, а в желудках, очевидно, ни кусочка еды.
– Убирайте скорее с дороги чертову телегу! – рявкнул на них практик, и несчастные согнулись еще ниже, стараясь скорее исполнить незавидный приказ.
По пути к каменному зданию в дальнем конце лагеря Вест пытался перепрыгивать грязь по кочкам, но не слишком преуспел. На пороге стоял еще один сурового вида практик в непромокаемой накидке, по которой ручьями стекала вода; его тяжелый взгляд, равнодушный и в то же время подозрительный, не отрываясь следовал за незваным гостем. Не перекинувшись с коллегой и словом, проводник завел Веста в сумрачный зал; царящее вокруг безмолвие нарушала лишь барабанная дробь дождевых капель. Практик постучал в скверно пригнанную дверь.
– Войдите!
В холодной, скудно обставленной комнатушке с серыми стенами пахло сыростью. В камине тускло мерцало пламя, книжная полка гнулась под тяжестью фолиантов. С портрета на стене царственно взирал король Союза. За дешевым столом сидел худощавый мужчина в черном облачении и что-то писал. Внимательно оглядев Веста, он аккуратно отложил ручку и потер испачканными в чернилах пальцами переносицу.
– К нам посетитель, – глухо проронил практик.
– Вижу. Я – инквизитор Лорсен, комендант этого маленького лагеря.
Вест только для виду слегка пожал протянутую ему костлявую руку.
– Полковник Вест. Я состою в штабе принца Ладислава. Наше войско разбило лагерь в дюжине миль отсюда, на севере.
– Да-да, понимаю. Чем могу помочь его высочеству?
– Нам срочно нужны опытные рабочие по металлу. У вас ведь литейный цех?
– Рудник, литейный цех и кузница по производству сельскохозяйственных инструментов. Но я не понимаю, как…
– Превосходно! Я заберу человек десять. Самых искусных из тех, что у вас есть.
Комендант нахмурился.
– И речи быть не может. Заключенные осуждены за серьезные преступления. Их нельзя просто взять и отпустить – нужен приказ, подписанный архилектором.
– Что ж, тогда у нас загвоздка, инквизитор Лорсен. У меня под началом десять тысяч человек. Все вооружены. Оружие нужно точить, нужно чинить латы, нужно ставить подковы. Сражение может начаться в любую минуту. У нас нет времени ждать приказов архилектора или кого-то еще. Я должен привезти в лагерь кузнецов, вот и все.
– Поймите, я не могу позволить…
– Вы не осознаете серьезность ситуации! – теряя терпение, рявкнул Вест. – Хотите отправить письмо архилектору – на здоровье! А я тем временем отправлю человека в лагерь. За отрядом солдат. Посмотрим, к кому помощь подоспеет быстрее!
Комендант немного подумал и наконец сказал:
– Хорошо. Следуйте за мной.
Вест вышел из приемной под моросящий дождь, с порога ближайшей лачуги на него с удивлением таращились двое чумазых ребятишек.
– Тут еще и дети живут?
– Не только дети – целые семьи, если, по мнению суда, они представляют опасность для государства. Неприятная, конечно, мера, но иначе никак: ради сохранения Союза в целости необходимо действовать жестко. – Лорсен искоса взглянул на Веста. – Молчите… Понимаю, не согласны.
Вест наблюдал за ковыляющим по грязи оборванным малышом. Возможно, бедняга проведет здесь всю жизнь…
– По-моему, это преступление.
Комендант пожал плечами.
– Не стоит обманываться. Каждый в чем-то да виновен. Даже самые невинные могут представлять угрозу для государства. Лучше совершить небольшое преступление, полковник Вест, чтобы предотвратить большое. Впрочем, это решать не нам, а вышестоящим. Мое дело – следить, чтобы узники хорошо работали, не издевались друг над другом и не сбегали.
– Значит, вы просто выполняете свою работу? Привычное оправдание для тех, кто не желает ни за что отвечать!
– А кто живет с ними в забытой богом глуши? Я или вы? Кто следит за ними, кормит, одевает, моет? Кто ведет бесконечную, тщетную борьбу с проклятыми вшами? Может, это вы разнимаете драки, предотвращаете изнасилования и убийства среди заключенных? Вы ведь, если не ошибаюсь, офицер Собственного королевского полка, полковник? Значит, живете в Адуе? Где-нибудь в чудесных кварталах Агрионта среди элегантных богачей? – Вест помрачнел, а Лорсен негромко усмехнулся. – И кто из нас не желает, как вы выразились, ни за что отвечать? Моя совесть чиста как никогда. Можете нас ненавидеть, мы привыкли. Люди не любят пожимать руки тем, кто чистит выгребные ямы, и тем не менее чистить их кому-то нужно. Иначе мир утонет в дерьме. Можете забирать своих кузнецов, но не пытайтесь говорить со мной с позиции морального превосходства. Тут нет морали.
Весту отповедь не понравилась, однако пришлось признать: обосновано хорошо, не поспоришь, – поэтому он с опущенной головой, сжав зубы, остаток пути пробирался через грязь молча. Вскоре они подошли к длинной каменной постройке без окон, с высокими трубами по углам, изрыгающими в дождь густые клубы дыма. Практик отодвинул засов, распахнул тяжелую крепкую дверь и вместе с Лорсеном вошел внутрь; Вест шагнул вслед за ними в темноту.
После ледяного уличного воздуха жар цеха действовал как пощечина. Едкий дым выжигал глаза, драл горло. Вокруг стоял страшный грохот: скрипели-хрипели кузнечные мехи; обрушивались на наковальни молоты, высекая брызги горячих искр; яростно шипел в воде раскаленный докрасна металл. И в этом тесном пространстве, набитые, точно сельдь в бочку, трудились люди. Стонали, кашляли, обливались потом. На изможденных лицах мерцало оранжевое сияние кузнечных горнов. Ни дать ни взять – черти в преисподней.
– Прекратить работу! – проревел Лорсен. – Прекратить и построиться в ряд!
Узники медленно отложили инструменты, а затем под перезвон кандалов, пошатываясь и спотыкаясь, выстроились в шеренгу. За ними из темных уголков наблюдали четыре или пять практиков. Шеренга являла собой поистине жалкое зрелище: все потрепанные, чахлые, все согнуты в три погибели. У двух человек были скованы не только ноги, но и руки. Едва ли они походили на работников, в которых нуждался Вест, однако выбирать не приходилось: радуйся тому, что есть.
– У нас гость. Гость из внешнего мира. Объясните им, полковник, зачем вы пришли.
– Меня зовут полковник Вест, – хриплым от ядовитого воздуха голосом просипел он. – В дюжине миль отсюда разбит военный лагерь – десять тысяч солдат под предводительством кронпринца Ладислава. Нам нужны кузнецы. – Прочистив горло, Вест попытался задавить кашель (ему казалось, он вот-вот выкашляет легкие) и говорить громче. – Кто из вас умеет работать с металлом?
Никто не отозвался. Все, съежившись под свирепыми взглядами практиков, таращились на свои стоптанные башмаки либо босые пальцы.
– Вам нечего бояться. Просто скажите, кто умеет работать с металлом?
– Я умею, сэр.
Из шеренги, гремя цепями, выступил на свет жилистый, сутулый мужчина. Вест невольно вздрогнул: лицо узника представляло собой страшную, обезображенную ожогом, бесформенную маску. Одну сторону покрывали багровые шрамы, от брови ничего не осталось, а череп усеивали розовый проплешины. Другая половина выглядела не намного лучше. Собственно, лица у бедняги практически не было.
– Я знаю, как обращаться с кузнечным горном. И армейский опыт кое-какой имеется. Я служил в Гуркхуле.
– Прекрасно, – пробормотал Вест, стараясь подавить ужас перед кошмарным обликом узника. – Как тебя зовут?
– Пайк.
– Пайк, кто еще хорошо работает с металлом?
Обожженный под звон цепи шаркал вдоль шеренги, вытягивая то одного заключенного, то другого. Пристально наблюдающий за ним комендант становился все мрачнее и мрачнее.
Вест облизнул пересохшие губы. Даже не верится: только что мерз под ледяным дождем – и вот уже обливаешься потом от адского жара. Так неуютно он себя еще никогда не чувствовал.
– Инквизитор, мне понадобятся ключи от цепей.
– Ключей нет. Кандалы не рассчитаны на то, чтобы их снимали, – они запаяны. И вам я снимать не советую. Большая часть этих заключенных – опасные преступники. Не забывайте, что узников необходимо вернуть в колонию, как только вы подыщете замену. Инквизиция не практикует досрочное освобождение. – И Лорсен отошел переговорить с одним из практиков.
Пайк в тот же миг украдкой приблизился к Весту, волоча следом за локоть другого узника.
– Простите, сэр, – забормотал он приглушенным рокочущим басом. – Не найдется ли у вас местечка для моей дочери?
Вест скованно пожал плечами. Будь его воля, он бы с радостью забрал всех, а кошмарный лагерь спалил дотла. Впрочем, он и так уже слишком испытывал судьбу.
– Боюсь, это не очень удачная мысль. Женщина среди солдат… Не стоит.
– Удачная, не удачная, сэр, а здесь намного хуже. Я не хочу бросать ее здесь одну. Она может помогать мне в кузне. Даже с молотом сумеет управиться, если что. Она девушка сильная.
Особой силы Вест в ней не разглядел: тощая, как щепка, изможденная, худенькое личико перемазано сажей и смазкой. Вылитый мальчик-подросток!
– Прости, Пайк, но мы отправляемся не на прогулку. – Он начал отворачиваться, но девушка ухватила его за руку.
– Здесь тоже не парк с каруселями. – Ее голос звучал на удивление нежно, певуче, и выговор оказался правильный. – Меня зовут Катиль. Я хорошо работаю.
Вест хотел вырваться – и вдруг увидел что-то знакомое в выражении ее лица. Равнодушие к боли. Бесстрашие. Пустой, безжизненный, как у покойника, взгляд.
Арди… Измазанная кровью щека…
Веста передернуло. Воспоминание о постыдном происшествии мучило его, словно незаживающая рана. От невыносимого жара он не находил себе места, мундир впивался во взмокшую кожу наждачной бумагой, глаза щипало. Прочь, прочь из этого ада! Немедленно!
Вест оглянулся на инквизитора и отрывисто бросил:
– Она тоже пойдет!
Лорсен хмыкнул.
– Шутите, полковник?
– Я не расположен шутить, поверьте.
– Опытные работники – одно дело. Полагаю, они и правда вам нужны. Но я не намерен выдавать всех заключенных, на кого у вас упал глаз…
– Я же сказал – беру и ее! – потеряв терпение, свирепо рявкнул Вест.
Если коменданта и напугала ярость гостя, он ничем не выдал своего страха. Какое-то время они молча смотрели друг на друга; по лицу Веста градом лился пот, в висках гулко стучала кровь.
В конце концов Лорсен медленно кивнул.
– Хорошо. Берите. Я не могу вам помешать. Только… – Инквизитор слегка подался вперед. – … архилектор узнает о вашем самоуправстве. Не так быстро, но узнает. – Он придвинулся еще ближе и практически зашептал Весту в ухо: – Возможно, вы еще раз к нам наведаетесь. Не в качестве гостя, правда, а в качестве постояльца. Можете пока подготовить небольшую речь о том, что правильно в штрафных колониях, а что неправильно. Мы с удовольствием послушаем – времени у нас будет много. – Лорсен отвернулся. – Забирайте людей и уходите. Мне надо написать письмо.
– Да, ваше высочество. Зима на носу.
Сыпавший ночью мокрый снег превратился к утру в ледяную хрустящую корку. При бледном свете восходящего солнца мир казался подмороженным. Под конскими копытами хрустела и чавкала подмороженная грязь. С подмороженных деревьев печально срывались хрустальные капли. Да и Вест выглядел не лучшим образом: из носа текло, над губами клубился пар, онемевшие от холода уши неприятно пощипывало.
Не мерз только принц Ладислав – его от морозов спасала объемная шуба, шляпа и митенки из блестящего черного меха стоимостью в несколько сотен марок. Его высочество улыбнулся.
– И все-таки люди, несмотря на суровую погоду, держатся молодцом!
Вест едва поверил ушам. Да, Собственный королевский полк под началом принца Ладислава действительно чувствовал себя неплохо. Их просторные палатки стояли ровными рядами в центре лагеря, перед каждой горел костер для приготовления пищи, а неподалеку паслись прекрасные ухоженные лошади.
Однако рекрутам, составляющим добрых три четверти войска, повезло меньше. На многих без слез не взглянешь: оружия нет; обучение не прошли; одни больны, другие стары – им ходить не под силу, не то что сражаться. У некоторых нет ничего, кроме одежды, да и та – одно название, жалкие лохмотья. А однажды Вест видел, как несколько рекрутов, сбившись под деревьями в кучу, чтобы согреться, укрывались от дождя половиной одеяла. Это просто позор!
– Королевский полк хорошо экипирован, но меня тревожит положение некоторых рекрутов, ваше…
– Да, – словно не слыша, продолжал Ладислав, – все держатся молодцами! Буквально грызут от нетерпения удила! Может, их горячие сердца согревают, а, Вест? Так и рвутся в бой с врагом! Чертовски досадно, что приходится торчать на берегу треклятой реки!
Вест прикусил губу. Невероятный талант принца к самообману поражал его с каждым днем все больше. Его высочество свято верил, что он великий, прославленный военачальник, командующий армией непревзойденных воинов. Что он одержит великую победу и под гром фанфар героем въедет в Адую. Не шевеля и пальцем, чтобы фантазии стали реальностью, принц вел себя так, будто все уже позади. Печальные, неприятные, противоречащие его абсурдным убеждениям факты разум принца отказывался принимать. Не нюхавшие пороха штабные франты восхищались его «незаурядными суждениями», поздравляли друг друга и соглашались с любой изреченной им нелепицей.
Впрочем, чему удивляться? У человека, который никогда ни в чем не нуждался, ни к чему не стремился, не вырабатывал в себе зачатки самодисциплины, естественно, странные представления о мире. Вест давно об этом догадывался. И вот оно, живое тому доказательство, скачет подле него, расточая улыбки, словно забота о десяти тысячах солдат – пустяк из пустяков. Как справедливо заметил лорд-маршал Берр, с настоящей жизнью кронпринц не знаком.
– Вот это холод, – вновь с легким недовольством сказал принц. – Не то что в гуркхульских песках! Правда, полковник Вест?
– Правда, ваше высочество.
– И все же, Вест, кое-что неизменно, вне зависимости от климата и местности. Я говорю о войне! О войне в целом! Война везде одинакова! Честь! Отвага! Слава! Вы ведь сражались вместе с полковником Глоктой?
– Сражался, ваше высочество.
– Как же я любил в детстве слушать рассказы о его подвигах! Полковник был одним из моих любимых героев. До чего ловко и смело он действовал: обходил врага с тыла, перекрывал пути сообщения, захватывал вещевые обозы и все такое! – Стек принца описал в воздухе круг и обрушился на воображаемый обоз. – Грандиозно! Вы, полагаю, видели это собственными глазами?
– Кое-что, ваше высочество.
В основном он видел растертые седлом ноги, солнечные ожоги, мародерство, пьянство, тщеславие да хвастовство.
– Эх, полковник Глокта! Клянусь честью, нам здесь не помешало бы немного его безрассудства! Напора! Решимости! Жаль, что он погиб.
Полковник Вест поднял глаза на принца.
– Он не погиб, ваше высочество.
– Правда?
– Гурки захватили его в плен, а после окончания войны он вернулся в Союз. Он… э-э… вступил в инквизицию.
– В инквизицию?! – ужаснулся Ладислав. – За каким дьяволом ему вздумалось променять солдатский мундир на инквизиторское пальто?
Как бы объяснить случившееся принцу? В конце концов Вест решил ничего не объяснять.
– Даже не представляю, ваше высочество.
– Вступить в инквизицию! Уму непостижимо!
Какое-то время они ехали молча, но вскоре принц Ладислав снова заулыбался.
– Впрочем, мы говорили о доблести, верно?
Лицо Веста исказила мученическая гримаса.
– Верно, ваше высочество.
– Вы ведь первый прошли в брешь при Ульриохе? Я слышал о вашем подвиге. Первым в брешь! Это ведь почетно, правда? Это слава! Незабываемое, должно быть, переживание, полковник? Незабываемое!
Еще какое незабываемое… Пробираешься сквозь груду камней, балок, изувеченных тел, ползешь, кашляя от пыли, через завесу дыма, под вой и крики раненых, под лязг металла. Сам еле дышишь от страха, а со всех сторон напирают люди: стонут, толкаются, спотыкаются, обливаются потом, истекают кровью. Искаженные болью и яростью лица черны от копоти… Настоящие черти. Настоящий ад.
Помнится, он вопил «вперед!», пока не сорвал горло. Видеть бы только тогда, где это «вперед»… Кого-то ударил мечом – то ли друга, то ли врага, бог его знает. Потом упал, рассек голову о камень, напоролся на сломанную балку, порвал куртку…
Обрывочные картинки мелькали перед мысленным взором Веста, будто воспоминания об услышанной от кого-то истории.
Вест поплотнее затянул плащ вокруг озябших плеч. Была бы ткань чуть толще!
– Да, незабываемое переживание, ваше высочество.
– Черт возьми, до чего досадно, что треклятый Бетод пойдет другим путем! – Стек принца раздраженно сек воздух. – Торчим тут, словно стражники! Скажите, Вест, за кого меня принимает Берр? За набитого дурака?
Полковник глубоко вздохнул.
– Понятия не имею, ваше высочество.
Но мысли Ладислава уже переключились на другое.
– Как там ваши ручные северяне? У них такие забавные клички. Вы случайно не помните имя того чумазого парня? Овчарка?
– Ищейка.
– Точно, Ищейка! Грандиозно! – Принц негромко хохотнул. – А какой у них верзила! Я таких в жизни не видел. Это великолепно! Чем они сейчас занимаются?
– Я отправил их в разведку вдоль реки на север, ваше высочество. – Жаль, он, Вест, не мог уйти вместе с ними. – Враг, скорее всего, далеко, но если нет… лучше знать заранее.
– Разумеется! Отличная мысль! Мы успеем приготовиться к атаке!
На самом деле при подобном раскладе Вест планировал отвести войска и послать гонца маршалу Берру, однако говорить об этом Ладиславу не имело смысла. Представления его высочества о войне сводились к приказу «В атаку!» и славной победе, после которой можно вздремнуть. Слов «стратегия» и «отступление» он не знал.
– Да, – задумчиво пробормотал принц, напряженно всматриваясь в темноту леса за рекой. – Приготовьтесь к атаке… Вышвырните мерзавцев за пределы нашего государства…
Только вот граница государства проходила в сотне лиг от лагеря.
Полковник Вест не замедлил воспользоваться удобным моментом.
– Ваше высочество, если позволите, я займусь делами. Работа предстоит большая, – произнес он и нимало не покривил душой.
Разбит лагерь был отвратительно: жить неудобно, обороняться в случае атаки невозможно. Ветхие палатки безумным лабиринтом теснились на поляне у реки, причем почва там оказалась такой мягкой, что подвозящие провизию телеги вскоре раскатали ее в болото липкой грязи. Даже уборные выкопали не сразу, а спустя время, причем выкопали недостаточно глубоко и слишком близко к лагерю – прямо неподалеку от склада с провиантом.
С продуктами тоже не повезло: упакованы плохо, приготовлены неправильно – того и гляди протухнут, собрав на пиршество всех инглийских крыс. Если бы не холод, в лагере уже разразилась бы эпидемия.
Его высочество величественно махнул рукой.
– Конечно, идите, Вест. Работа предстоит большая… А завтра расскажете мне еще какие-нибудь истории из боевого прошлого. О полковнике Глокте и прочих героях. Чертовски досадно, что он погиб! – прокричал принц Ладислав через плечо и пустил лошадь галопом к огромной пурпурной палатке, возвышающейся на холме, в стороне от зловония и суматохи.
С облегчением развернувшись, Вест поскакал вниз по склону в лагерь. Мимо по подмороженной грязи, выдыхая пар и кутая руки в старые тряпки, брели дрожащие солдаты. У едва теплящихся перед палатками костров, почти вплотную к огню, сидели жалкие компании рекрутов в разношерстной одежде: готовили еду в котелках, играли отсыревшими картами в незамысловатые игры, пили и бессмысленно таращились в пространство.
Лучшие, обученные рекруты ушли с Поулдером и Кроем на поиски врага. Ладиславу досталось «охвостье»: слишком слабые для долгого похода, слишком плохо экипированные для серьезного боя, слишком изможденные даже для ничегонеделанья. Людей, которые и на милю не отошли бы от своей деревни, насильно отправили за море в неведомую страну драться с противником, с которым они не ссорились.
Возможно, покидая отчий дом, некоторые выказывали подобие патриотического пыла, а некоторых даже распирало от гордости, однако вскоре их энтузиазм выдохся, загнулся, вымерз от тяжелого перехода, отвратительной кормежки и холода. Да и принц Ладислав – не тот полководец, чтобы пробуждать энтузиазм…
Проезжая через лагерь, Вест рассматривал угрюмые страдальческие лица, а солдаты рассматривали его. У них уже был вид проигравших. Они мечтали вернуться домой, и Вест не мог их за то винить – сам мечтал об этом.
– Полковник Вест!
Ему дружески улыбался густобородый здоровяк в мундире офицера Собственного королевского полка. Полковник от неожиданности вздрогнул, но миг спустя узнал в бородаче Челенгорма. Соскользнув с лошади, он обеими руками сжал огромную ладонь старого товарища. При виде его сурового, честного лица на душе стало теплее. Настоящий привет из прошлого, когда Вест еще не вращался в светском обществе среди великих и все было значительно проще.
– Как дела, Челенгорм?
– Спасибо, сэр, хорошо. Объезжаю лагерь, пока мы тут ждем-пождем. – Офицер сложил ладони, дыхнул на них и потер друг о друга. – Пытаюсь греться.
– По моему опыту, это и есть война: бесконечное ожидание в отвратительных условиях, периодически разбавленное невыносимым ужасом…
Челенгорм сдержанно усмехнулся.
– Значит, есть чего ждать. Как дела в штабе его высочества?
– Ожесточенное состязание за титул самого надменного, никчемного невежи. – Вест грустно покачал головой. – Как вы? Как лагерная жизнь?
– Неплохо. Все необходимое вроде есть. А вот некоторых рекрутов до слез жалко. Для боя они не годятся. Я слышал, два пожилых крестьянина минувшей ночью замерзли до смерти.
– Бывает… Надеюсь, могилы выкопают глубокие, подальше от лагеря.
Вест понимал, что его слова звучат бессердечно, но что поделаешь? Проза армейских будней. В Гуркхуле мало кто из рекрутов погиб в бою – в основном от несчастных случаев, болезней, загноившихся царапин. Вот и теперь ждешь того же… А если рекруты еще и плохо экипированы? Людей придется хоронить каждый день.
– Вам ничего не нужно?
– Вообще-то нужно. Моя лошадь потеряла в грязи подкову. Я пытался найти кузнеца, чтобы поставить новую… – он развел руками, – но кузнецов, похоже, нет.
Полковник ошеломленно уставился на Челенгорма.
– Во всем лагере? Ни одного?
– Я, по крайней мере, не нашел. Есть кузницы, наковальни, молоты и прочее оборудование, а работать некому. Я говорил с интендантом. Он сказал, что генерал Поулдер отказался делиться с нами кузнецами. Генерал Крой тоже… – Офицер пожал плечами. – Поэтому кузнецов нет.
Накатила знакомая головная боль. Нужны наконечники для стрел, нужно точить клинки, а еще понадобится чинить доспехи, седла, телеги, на которых подвозят провиант. Войско без кузнецов – все равно что войско без оружия. А вокруг на много миль заснеженная глухомань, ни одного городка. Разве только…
– Помнится, по пути к реке мы миновали штрафную колонию?
Челенгорм задумчиво сощурился.
– Да, литейный цех, если не ошибаюсь. Я видел над деревьями дымок…
– Наверняка у них есть опытные работники по металлу.
– Рабочие-преступники, – озадаченно вскинув брови, напомнил офицер.
– Можно подумать, у нас есть выбор! Возьму, что предложат. Сегодня ваша лошадь осталась без подковы, а завтра вся армия останется без оружия! Разыщите мне дюжину солдат и повозку. Выезжаем немедленно.
* * *
Вскоре за деревьями, за плотной завесой ледяного дождя, показалась тюрьма – забор из огромных, поросших мхом бревен, увенчанных изогнутыми ржавыми штырями. Мрачное место. Равно как и его предназначение. Вест спешился, за ним остановился весь отряд. Прошлепав по изрытой колесами дорожке к воротам, полковник постучал головкой рукояти по видавшим виды доскам.Спустя какое-то время маленькое оконце распахнулось, и на Веста уставились хмурые серые глаза. Серые глаза над черной маской практика инквизиции.
– Меня зовут полковник Вест.
Глаза холодно его рассматривали.
– И?
– Я из войска кронпринца Ладислава. Мне нужно поговорить с комендантом лагеря.
– По какому поводу?
Понимая, что со слипшимися волосами и мокрым лицом вид у него не очень внушительный, Вест сдвинул брови, напустил на себя грозный вид и гаркнул:
– Война в разгаре, вы что, забыли? У меня нет времени препираться! Мне нужно срочно переговорить с комендантом!
Глаза, прищурившись, оглядели Веста и стоящих позади обляпанных грязью солдат.
– Ладно, – сказал практик. – Можете войти. Только один. Остальным придется подождать на улице.
Главная улица представляла собой длинную полосу грязного месива меж покосившихся лачуг; льющаяся с карнизов вода била в землю, поднимая тучу грязных брызг. Промокшие насквозь узники – двое мужчин и женщина – с трудом толкали увязшую в жиже по оси телегу с камнями. У всех троих на ногах клацали тяжелые цепи. На худых измученных лицах не было и тени надежды, а в желудках, очевидно, ни кусочка еды.
– Убирайте скорее с дороги чертову телегу! – рявкнул на них практик, и несчастные согнулись еще ниже, стараясь скорее исполнить незавидный приказ.
По пути к каменному зданию в дальнем конце лагеря Вест пытался перепрыгивать грязь по кочкам, но не слишком преуспел. На пороге стоял еще один сурового вида практик в непромокаемой накидке, по которой ручьями стекала вода; его тяжелый взгляд, равнодушный и в то же время подозрительный, не отрываясь следовал за незваным гостем. Не перекинувшись с коллегой и словом, проводник завел Веста в сумрачный зал; царящее вокруг безмолвие нарушала лишь барабанная дробь дождевых капель. Практик постучал в скверно пригнанную дверь.
– Войдите!
В холодной, скудно обставленной комнатушке с серыми стенами пахло сыростью. В камине тускло мерцало пламя, книжная полка гнулась под тяжестью фолиантов. С портрета на стене царственно взирал король Союза. За дешевым столом сидел худощавый мужчина в черном облачении и что-то писал. Внимательно оглядев Веста, он аккуратно отложил ручку и потер испачканными в чернилах пальцами переносицу.
– К нам посетитель, – глухо проронил практик.
– Вижу. Я – инквизитор Лорсен, комендант этого маленького лагеря.
Вест только для виду слегка пожал протянутую ему костлявую руку.
– Полковник Вест. Я состою в штабе принца Ладислава. Наше войско разбило лагерь в дюжине миль отсюда, на севере.
– Да-да, понимаю. Чем могу помочь его высочеству?
– Нам срочно нужны опытные рабочие по металлу. У вас ведь литейный цех?
– Рудник, литейный цех и кузница по производству сельскохозяйственных инструментов. Но я не понимаю, как…
– Превосходно! Я заберу человек десять. Самых искусных из тех, что у вас есть.
Комендант нахмурился.
– И речи быть не может. Заключенные осуждены за серьезные преступления. Их нельзя просто взять и отпустить – нужен приказ, подписанный архилектором.
– Что ж, тогда у нас загвоздка, инквизитор Лорсен. У меня под началом десять тысяч человек. Все вооружены. Оружие нужно точить, нужно чинить латы, нужно ставить подковы. Сражение может начаться в любую минуту. У нас нет времени ждать приказов архилектора или кого-то еще. Я должен привезти в лагерь кузнецов, вот и все.
– Поймите, я не могу позволить…
– Вы не осознаете серьезность ситуации! – теряя терпение, рявкнул Вест. – Хотите отправить письмо архилектору – на здоровье! А я тем временем отправлю человека в лагерь. За отрядом солдат. Посмотрим, к кому помощь подоспеет быстрее!
Комендант немного подумал и наконец сказал:
– Хорошо. Следуйте за мной.
Вест вышел из приемной под моросящий дождь, с порога ближайшей лачуги на него с удивлением таращились двое чумазых ребятишек.
– Тут еще и дети живут?
– Не только дети – целые семьи, если, по мнению суда, они представляют опасность для государства. Неприятная, конечно, мера, но иначе никак: ради сохранения Союза в целости необходимо действовать жестко. – Лорсен искоса взглянул на Веста. – Молчите… Понимаю, не согласны.
Вест наблюдал за ковыляющим по грязи оборванным малышом. Возможно, бедняга проведет здесь всю жизнь…
– По-моему, это преступление.
Комендант пожал плечами.
– Не стоит обманываться. Каждый в чем-то да виновен. Даже самые невинные могут представлять угрозу для государства. Лучше совершить небольшое преступление, полковник Вест, чтобы предотвратить большое. Впрочем, это решать не нам, а вышестоящим. Мое дело – следить, чтобы узники хорошо работали, не издевались друг над другом и не сбегали.
– Значит, вы просто выполняете свою работу? Привычное оправдание для тех, кто не желает ни за что отвечать!
– А кто живет с ними в забытой богом глуши? Я или вы? Кто следит за ними, кормит, одевает, моет? Кто ведет бесконечную, тщетную борьбу с проклятыми вшами? Может, это вы разнимаете драки, предотвращаете изнасилования и убийства среди заключенных? Вы ведь, если не ошибаюсь, офицер Собственного королевского полка, полковник? Значит, живете в Адуе? Где-нибудь в чудесных кварталах Агрионта среди элегантных богачей? – Вест помрачнел, а Лорсен негромко усмехнулся. – И кто из нас не желает, как вы выразились, ни за что отвечать? Моя совесть чиста как никогда. Можете нас ненавидеть, мы привыкли. Люди не любят пожимать руки тем, кто чистит выгребные ямы, и тем не менее чистить их кому-то нужно. Иначе мир утонет в дерьме. Можете забирать своих кузнецов, но не пытайтесь говорить со мной с позиции морального превосходства. Тут нет морали.
Весту отповедь не понравилась, однако пришлось признать: обосновано хорошо, не поспоришь, – поэтому он с опущенной головой, сжав зубы, остаток пути пробирался через грязь молча. Вскоре они подошли к длинной каменной постройке без окон, с высокими трубами по углам, изрыгающими в дождь густые клубы дыма. Практик отодвинул засов, распахнул тяжелую крепкую дверь и вместе с Лорсеном вошел внутрь; Вест шагнул вслед за ними в темноту.
После ледяного уличного воздуха жар цеха действовал как пощечина. Едкий дым выжигал глаза, драл горло. Вокруг стоял страшный грохот: скрипели-хрипели кузнечные мехи; обрушивались на наковальни молоты, высекая брызги горячих искр; яростно шипел в воде раскаленный докрасна металл. И в этом тесном пространстве, набитые, точно сельдь в бочку, трудились люди. Стонали, кашляли, обливались потом. На изможденных лицах мерцало оранжевое сияние кузнечных горнов. Ни дать ни взять – черти в преисподней.
– Прекратить работу! – проревел Лорсен. – Прекратить и построиться в ряд!
Узники медленно отложили инструменты, а затем под перезвон кандалов, пошатываясь и спотыкаясь, выстроились в шеренгу. За ними из темных уголков наблюдали четыре или пять практиков. Шеренга являла собой поистине жалкое зрелище: все потрепанные, чахлые, все согнуты в три погибели. У двух человек были скованы не только ноги, но и руки. Едва ли они походили на работников, в которых нуждался Вест, однако выбирать не приходилось: радуйся тому, что есть.
– У нас гость. Гость из внешнего мира. Объясните им, полковник, зачем вы пришли.
– Меня зовут полковник Вест, – хриплым от ядовитого воздуха голосом просипел он. – В дюжине миль отсюда разбит военный лагерь – десять тысяч солдат под предводительством кронпринца Ладислава. Нам нужны кузнецы. – Прочистив горло, Вест попытался задавить кашель (ему казалось, он вот-вот выкашляет легкие) и говорить громче. – Кто из вас умеет работать с металлом?
Никто не отозвался. Все, съежившись под свирепыми взглядами практиков, таращились на свои стоптанные башмаки либо босые пальцы.
– Вам нечего бояться. Просто скажите, кто умеет работать с металлом?
– Я умею, сэр.
Из шеренги, гремя цепями, выступил на свет жилистый, сутулый мужчина. Вест невольно вздрогнул: лицо узника представляло собой страшную, обезображенную ожогом, бесформенную маску. Одну сторону покрывали багровые шрамы, от брови ничего не осталось, а череп усеивали розовый проплешины. Другая половина выглядела не намного лучше. Собственно, лица у бедняги практически не было.
– Я знаю, как обращаться с кузнечным горном. И армейский опыт кое-какой имеется. Я служил в Гуркхуле.
– Прекрасно, – пробормотал Вест, стараясь подавить ужас перед кошмарным обликом узника. – Как тебя зовут?
– Пайк.
– Пайк, кто еще хорошо работает с металлом?
Обожженный под звон цепи шаркал вдоль шеренги, вытягивая то одного заключенного, то другого. Пристально наблюдающий за ним комендант становился все мрачнее и мрачнее.
Вест облизнул пересохшие губы. Даже не верится: только что мерз под ледяным дождем – и вот уже обливаешься потом от адского жара. Так неуютно он себя еще никогда не чувствовал.
– Инквизитор, мне понадобятся ключи от цепей.
– Ключей нет. Кандалы не рассчитаны на то, чтобы их снимали, – они запаяны. И вам я снимать не советую. Большая часть этих заключенных – опасные преступники. Не забывайте, что узников необходимо вернуть в колонию, как только вы подыщете замену. Инквизиция не практикует досрочное освобождение. – И Лорсен отошел переговорить с одним из практиков.
Пайк в тот же миг украдкой приблизился к Весту, волоча следом за локоть другого узника.
– Простите, сэр, – забормотал он приглушенным рокочущим басом. – Не найдется ли у вас местечка для моей дочери?
Вест скованно пожал плечами. Будь его воля, он бы с радостью забрал всех, а кошмарный лагерь спалил дотла. Впрочем, он и так уже слишком испытывал судьбу.
– Боюсь, это не очень удачная мысль. Женщина среди солдат… Не стоит.
– Удачная, не удачная, сэр, а здесь намного хуже. Я не хочу бросать ее здесь одну. Она может помогать мне в кузне. Даже с молотом сумеет управиться, если что. Она девушка сильная.
Особой силы Вест в ней не разглядел: тощая, как щепка, изможденная, худенькое личико перемазано сажей и смазкой. Вылитый мальчик-подросток!
– Прости, Пайк, но мы отправляемся не на прогулку. – Он начал отворачиваться, но девушка ухватила его за руку.
– Здесь тоже не парк с каруселями. – Ее голос звучал на удивление нежно, певуче, и выговор оказался правильный. – Меня зовут Катиль. Я хорошо работаю.
Вест хотел вырваться – и вдруг увидел что-то знакомое в выражении ее лица. Равнодушие к боли. Бесстрашие. Пустой, безжизненный, как у покойника, взгляд.
Арди… Измазанная кровью щека…
Веста передернуло. Воспоминание о постыдном происшествии мучило его, словно незаживающая рана. От невыносимого жара он не находил себе места, мундир впивался во взмокшую кожу наждачной бумагой, глаза щипало. Прочь, прочь из этого ада! Немедленно!
Вест оглянулся на инквизитора и отрывисто бросил:
– Она тоже пойдет!
Лорсен хмыкнул.
– Шутите, полковник?
– Я не расположен шутить, поверьте.
– Опытные работники – одно дело. Полагаю, они и правда вам нужны. Но я не намерен выдавать всех заключенных, на кого у вас упал глаз…
– Я же сказал – беру и ее! – потеряв терпение, свирепо рявкнул Вест.
Если коменданта и напугала ярость гостя, он ничем не выдал своего страха. Какое-то время они молча смотрели друг на друга; по лицу Веста градом лился пот, в висках гулко стучала кровь.
В конце концов Лорсен медленно кивнул.
– Хорошо. Берите. Я не могу вам помешать. Только… – Инквизитор слегка подался вперед. – … архилектор узнает о вашем самоуправстве. Не так быстро, но узнает. – Он придвинулся еще ближе и практически зашептал Весту в ухо: – Возможно, вы еще раз к нам наведаетесь. Не в качестве гостя, правда, а в качестве постояльца. Можете пока подготовить небольшую речь о том, что правильно в штрафных колониях, а что неправильно. Мы с удовольствием послушаем – времени у нас будет много. – Лорсен отвернулся. – Забирайте людей и уходите. Мне надо написать письмо.
Дождь
Джезаль любил грозы. Сидишь себе в сухой, теплой квартирке и смотришь с улыбкой через мокрое окно, как хлещут по мостовым, стенам и крышам Агрионта упругие дождевые струи. Слушаешь шелест воды в желобах. И визг прогуливающихся в парке дам, застигнутых ливнем врасплох. Прилипшие к телу влажные платья – поистине восхитительное зрелище! Или же, хохоча во все горло, перебегаешь с друзьями от таверны к таверне, а потом сохнешь у жарко пылающего камина с кружкой горячего глинтвейна. Да, грозу Джезаль любил не меньше, чем солнце.
До недавних пор.
Потому что грозы, бушующие над равниной, разительно отличались от агрионтских. Те напоминали мимолетную, ребяческую вспышку гнева, на которую можно не обращать внимания. Эти же обрушивались на землю со всей смертоносной, злобной, жестокой, не ослабевающей ни на миг яростью. Кроме того, когда до ближайшей крыши, – не говоря уже о таверне, – сотни миль, непогоду воспринимаешь иначе. Дождь будто желал утопить равнину и все живое в ледяном потоке. Тяжелые капли, словно выпущенные из пращи камни, стучали по голове, больно шлепали по рукам, ушам, склоненной шее. С волос, с бровей вода стекала ручьями по лицу к промокшему насквозь воротнику. Из-за серой завесы дождя дальше ста шагов впереди ничего не было видно. Впрочем, что тут высматривать, хоть впереди, хоть сзади?
Джезаль, дрожа, стянул одной рукой края воротника. Зачем, он и сам не знал, все равно уже вымок до нитки. Треклятый лавочник в Адуе уверял его, что куртка непромокаема. Стоила она прилично, и смотрелся он в ней превосходно – этаким заправским суровым путешественником. Однако швы начали протекать почти с первых капель дождя. За несколько часов он вымок так, словно принимал в одежде ванну, причем очень холодную.
До недавних пор.
Потому что грозы, бушующие над равниной, разительно отличались от агрионтских. Те напоминали мимолетную, ребяческую вспышку гнева, на которую можно не обращать внимания. Эти же обрушивались на землю со всей смертоносной, злобной, жестокой, не ослабевающей ни на миг яростью. Кроме того, когда до ближайшей крыши, – не говоря уже о таверне, – сотни миль, непогоду воспринимаешь иначе. Дождь будто желал утопить равнину и все живое в ледяном потоке. Тяжелые капли, словно выпущенные из пращи камни, стучали по голове, больно шлепали по рукам, ушам, склоненной шее. С волос, с бровей вода стекала ручьями по лицу к промокшему насквозь воротнику. Из-за серой завесы дождя дальше ста шагов впереди ничего не было видно. Впрочем, что тут высматривать, хоть впереди, хоть сзади?
Джезаль, дрожа, стянул одной рукой края воротника. Зачем, он и сам не знал, все равно уже вымок до нитки. Треклятый лавочник в Адуе уверял его, что куртка непромокаема. Стоила она прилично, и смотрелся он в ней превосходно – этаким заправским суровым путешественником. Однако швы начали протекать почти с первых капель дождя. За несколько часов он вымок так, словно принимал в одежде ванну, причем очень холодную.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента