Страница:
Погрустнев, он рассеянно уставился на трех солдат, шагающих через площадь, и вскоре понял, что те направляются прямиком к нему и Байязу. Еще две тройки солдат приближались к ним с других сторон.
У Джезаля пересохло в горле. Доспехи и оружие солдат, старомодные, но крепкие, не на шутку его встревожили: их явно не раз испытывали в бою. Фехтование – одно дело, а настоящая драка, где тебя могут серьезно ранить или даже убить, – совсем другое. Нет, разумеется, он не трусит! Просто слегка напрягся: когда на тебя с трех сторон наступают девять вооруженных мужчин, отрезав все пути к бегству, волнение естественно.
Байяз тоже их заметил.
– Кажется, нам подготовили теплую встречу.
Солдаты окружили их кольцом: лица непроницаемы, оружие крепко сжато. Джезаль, расправив плечи, напустил на себя грозный вид, однако смотреть в глаза подошедшим не стал и за эфесы клинков не взялся. Незачем их лишний раз нервировать, напрашиваясь на внезапный удар кинжалом.
– Вы Байяз, – сказал командир отряда, крупный мужчина в шлеме, увенчанном грязным красным пером.
– Это вопрос?
– Нет. Наш господин, наместник императора, Саламо Нарба, губернатор Халциса, приглашает вас во дворец на аудиенцию.
– Приглашает? – Маг обвел взглядом солдат, а затем, приподняв брови, посмотрел на Джезаля. – Думаю, отказываться грубо. Тем более что наместник прислал за нами почетный эскорт. Что ж, ведите.
Брат Длинноногий, оглянувшись через плечо, ухмыльнулся при виде столь жалкого зрелища.
– Как твои раны, друг мой?
– Болят, – процедил Логен сквозь сжатые зубы.
– Думаю, ты терпел боль и похуже.
– Угу…
Старых шрамов у Логена и правда было не счесть. Боль преследовала его на протяжении всей сознательной жизни: времени на полное исцеление в перерывах между схватками не хватало. Первую серьезную рану пятнадцатилетнему Логену нанес шанка – рассек лицо, – однако деревенских девушек это не смутило, и они с прежним интересом посматривали на худощавого гладкокожего юношу. Он потрогал пальцем старый рубец. Вспомнил задымленную комнату, как отец прижимал к его щеке бинт, как ужасно щипало кожу, как кусал губы, чтобы не закричать. Мужчине кричать не пристало.
Если можно сдержаться. Он вспомнил, как лежал в паршивой палатке лицом в землю, пока в его спине, под барабанную дробь ледяного дождя, выискивали отломившийся наконечник стрелы. Как он грыз, грыз клочок кожи, а потом выплюнул его… и взвыл. Целый день ушел на поиск дрянной железяки. Логен, поморщившись, расправил онемевшие лопатки. После того ора он неделю не мог слова вымолвить.
А после поединка с Тридуба – даже больше недели. И ходил с трудом. И ел. И почти ничего не видел. Челюсть свернута, скула разбита, переломанных ребер не счесть. Кости были раздроблены до такой степени, что оставалось только лежать размазней да хныкать от непрерывной боли и жалости к себе, вскрикивая, точно младенец, от потряхивания носилок, – и радоваться, что старуха кормит тебя с ложечки.
Таких терзающих душу и тело воспоминаний у него накопилось в избытке: сводящая с ума жгучая боль при потере пальца в битве при Карлеоне; суточный обморок в горах от удара по голове и внезапное пробуждение; кровавая моча после ранения копьем в живот (Хардинг Молчун постарался). Логен вдруг ощутил все шрамы на истерзанной коже и обхватил руками ноющее тело.
Да, старых ран было много, однако нынешних страданий это не облегчало. Рассеченное плечо горело, будто к нему приложили уголек. Однажды он видел, как человек из-за пустяковой царапины, полученной в бою, потерял руку. Сначала ему отняли кисть, потом отхватили руку по локоть, затем по плечо. Вскоре бедняга слег, начал бредить, а там и дышать перестал. Возвращаться в грязь таким путем Логену не хотелось.
Он, хромая, подошел к полуразрушенной осыпающейся стене, оперся на камни, кое-как высвободился из куртки, с трудом расстегнул непослушными пальцами пуговицы рубахи, выдернул из бинтов булавку и осторожно их приподнял.
– На что похоже? – спросил Логен.
– На праматерь всей коросты, – пробормотал Длинноногий, рассматривая его плечо.
– А как запах? Есть?
– Хочешь, чтобы я понюхал?
– Просто скажи, воняет или нет.
Навигатор, склонившись над плечом Логена, тщательно обнюхал рану.
– Явный запах пота. Возможно, от подмышки. Боюсь, медицина не входит в число моих выдающихся дарований. По мне, все раны пахнут одинаково. – И снова закрепил бинты булавкой.
Логен натянул рубаху.
– Если бы рана начала гнить, ты бы сразу учуял, уж поверь. Вонь, будто из могилы. А от гнили уже не избавиться. Разве что клинком. Но это паршиво…
Его передернуло, и он осторожно придавил ладонью ноющую рану.
– Ну что ж, – проронил Длинноногий, размашисто шагая в глубь полупустой улицы, – тебе повезло. В нашем отряде есть женщина по имени Малджин. Искусство беседы не входит в число ее талантов, но вот исцеление ран… Да-а… Я сам видел и скрывать не стану: кожу она сшивает, как опытный сапожник, – спокойно, ровненько. Вот ей-богу! Орудует иголкой ловко, аккуратно. Загляденье! Не хуже королевской портнихи! Полезный талант в этих краях. Не удивлюсь, если ее дарование нам не раз пригодится по пути к нашему пункту назначения.
– Дорога опасна? – поинтересовался Логен, все еще пытаясь натянуть куртку.
– Спрашиваешь! Север дик. Там всегда царили беззаконие, кровавые междоусобицы, жестокие разбойники… Все местные вооружены до зубов и готовы без промедления убить любого. В Гуркхуле заморские путешественники остаются на свободе лишь благодаря капризу местного губернатора, а вообще в любой момент рискуют угодить в рабство. В стирийских городах за каждым углом таятся головорезы и карманники. Впрочем, тебя еще на воротах оберут до нитки местные власти. Воды Тысячи Островов кишат пиратами – практически по одному на каждого купца. А в далеком Сулджуке чужаков боятся и презирают: никогда не знаешь, укажут тебе дорогу или подвесят за ноги и перережут горло. Круг Мира, мой девятипалый друг, просто кишит опасностями. Но если тебе этого мало, если ты жаждешь приключений посерьезнее, отправляйся в Старую империю. – Брат Длинноногий как будто наслаждался своей речью.
– Там так ужасно?
– О да! Ужаснее не бывает! Особенно если это не короткая поездка, а путешествие через всю страну.
Логен поморщился.
– А маршрут именно таков?
– Да, маршрут, как ты выразился, таков. С незапамятных времен Старая империя расколота гражданской войной. Единая страна под управлением одного императора, исполнение законов которого обеспечивали могущественная армия и лояльное правительство, за долгие годы превратилась в бурлящую похлебку из мелких княжеств, безумных республик, городов-государств и крошечных феодов, ибо теперь немногие подчинятся тому, кто не грозит им мечом. Границы между налогами и разбоем, между войной и кровавым убийством, между законными требованиями и капризом размылись, исчезли! Почти каждый год очередной жадный до власти головорез объявляет себя владыкой мира. Помню, лет пятьдесят назад там водилось не меньше шестнадцати императоров за раз.
– Ого! Пятнадцать явно лишние.
– По мнению некоторых, лишние все шестнадцать. И ни один не дружелюбен к путешественникам. Отправиться на тот свет в Старой империи можно как угодно и от чего угодно – выбор у жертвы богатейший. Причем не обязательно от рук человека.
– А от чего же?
– Ты как дитя, ей-богу! А природа? Сколько коварных ловушек расставила она на пути! Тем более что на носу зима. К западу от Халциса на сотни миль простираются бескрайние зеленые равнины. Наверное, в Старую эпоху там были поселения с возделанными полями и отличными мощеными дорогами. Теперь на месте городов безмолвные руины, на месте полей – пропитанная ливнями пустошь, на месте дорог – разбитые каменистые тропы, увлекающие неосторожных путников в болотную трясину.
– В трясину… – задумчиво качая головой, эхом повторил Логен.
– Встречаются там уголки и похуже! Через заброшенные пустоши тянется глубокая извилистая долина реки Аос, величайшей из рек Земного круга. И нам придется как-то переходить на другую сторону. Уцелело всего два моста: один в Дармиуме – будем уповать на него, – а другой в Аостуме, миль на сто западнее. Есть, конечно, броды, но Аос – река быстрая, широкая, а долина глубока и опасна. – Длинноногий прищелкнул языком. – И это мы еще до Изломанных гор не добрались.
– Что, высокие?
– Очень! Невероятно высокие и коварные. Изломанными их называют из-за неприступных склонов, извивистых ущелий и отвесных обрывов. По слухам, перевалы есть, но карты давным-давно утеряны. Если вообще существовали. Когда пересечем горы, погрузимся на корабль…
– Ты собираешься волочь через горы корабль?
– Наниматель уверяет, что достанет судно по ту сторону гор. Ума не приложу, как он это сделает, потому что территории там почти неизведанны. А поплывем мы прямо на запад, к острову Шабульян… Говорят, он вздымается над океаном на самом краю мира.
– Говорят?
– О нем только по слухам и знают. Даже в знаменитом ордене навигаторов, насколько мне известно, никто не дерзнул заявить, будто его нога ступала на загадочный остров. А братья моего ордена славятся… м-м-м… скажем так, громкими заявлениями.
Логен задумчиво поскреб лицо, жалея, что не поинтересовался планами Байяза заранее.
– Путь, похоже, длинный…
– О, более отдаленное место назначения вообразить трудно!
– И зачем мы туда идем?
Длинноногий пожал плечами.
– Спросишь нанимателя. Мое дело – искать дороги, а не обоснования. Прошу тебя, следуй за мной, мастер Девятипалый! Умоляю, не отставай! Мы ведь собираемся прикинуться купцами, так что дел невпроворот.
– Купцами?
– Так решил Байяз. Купцы часто отправляются в рискованное путешествие из Халциса в Дармиум и даже в Аостум. Это по-прежнему большие города, только отрезаны от остального мира. Поставляя туда заморские предметы роскоши вроде гуркхульских пряностей, сулджукских шелков и чагги с Севера, можно озолотиться. Если выживешь, за месяц утроишь свои вложения! Торговые караваны на запад ходят часто – разумеется, в сопровождении хорошо вооруженной охраны.
– А как же разгуливающие по равнине грабители-убийцы? Разве они не за купцами охотятся?
– Само собой, за купцами, – ответил навигатор. – Но маскарад мы устраиваем, чтобы защититься от иной опасности. Той, что грозит непосредственно нам.
– Что за иная опасность? Неужели с нас не достаточно?
Однако Длинноногий ушел уже далеко вперед и вопрос не услышал.
В глубь обширного помещения убегали два ряда высоких, как лесные деревья, колонн, высеченных из блестящего зеленого камня с серебряными прожилками. Потолок насыщенного темно-синего цвета украшала россыпь сияющих звезд и соединенных золотыми линиями созвездий. У дверей темнел глубокий бассейн, в водной глади которого отражалось окружающее убранство: еще один сумрачный зал, еще одно сумрачное ночное небо.
На кушетке, стоящей на возвышении в дальнем конце зала, в небрежной позе возлежал наместник императора – огромный, тучный, круглолицый мужчина. Перед кушеткой располагался стол, загроможденный всевозможными деликатесами, и пока унизанные тяжелыми золотыми перстнями пальцы закидывали в рот самые лакомые кусочки, пара глаз пристально буравила взглядом прибывших гостей – или, вернее, пленников.
– Я Саламо Нарба, наместник императора и губернатор города Халциса. – Мужчина пошевелил челюстями, выплюнул косточку оливки, и та со звоном упала в блюдо. – Это тебя называют первым из магов?
Байяз склонил лысую голову. Нарба поднял двумя мясистыми пальцами кубок с вином, отпил, медленно погонял жидкость во рту, рассматривая странников, а затем сглотнул.
– Байяз?
– Он самый.
– Хмм… Не сочти за оскорбление… – Наместник извлек крошечной вилкой из раковины устрицу. – Но твое присутствие в городе меня тревожит. Видишь ли, политическая ситуация в империи… нестабильна. – Он поднял бокал. – В большей степени, чем обычно. – Отпил, погонял во рту, сглотнул. – И меньше всего тут нужны люди, которые… способны нарушить хрупкое равновесие.
– Нестабильна? Да еще в большей степени, чем обычно? – переспросил маг. – Я думал, Сабарбус в конце концов всех утихомирил.
– Утихомирил. На время. Пока держал под каблуком. – Нарба сорвал с виноградной грозди пригоршню ягод и, забрасывая их по очереди в разверстый рот, откинулся на подушки. – Увы! Сабарабус… мертв. Вроде бы отравлен. Его сыновья… Скарио… и Голтус… вдрызг разругались из-за наследства… и затеяли войну. Жестокую, кровопролитную – такая чересчур даже для нашего измученного сражениями края. – Он сплюнул косточки на стол. – Голтус засел в городе посреди великой равнины – в Дармиуме. Тогда Скарио позвал на помощь лучшего военачальника отца, генерала Кабриана, и тот взял город в кольцо. Подкрепления горожанам ждать было неоткуда, поэтому не так давно, спустя пять месяцев осады, исчерпав запасы провизии… они сдались.
Легат впился зубами в спелую сливу, по подбородку побежала струйка сока.
– Значит, победа практически у Скарио в руках?
– Ха! – Нарба вытер лицо кончиком мизинца и небрежно швырнул недоеденный фрукт на стол. – Овладев городом, Кабриан отдал его на разорение солдатам, а сам занял древний дворец, присвоил все имеющиеся сокровища и провозгласил себя императором.
– Ах, вот как? Похоже, тебя такой поворот событий не очень трогает…
– Разумеется, в душе я скорблю, но подобное происходило не раз. Скарио, Голтус, теперь Кабриан… Три самопровозглашенных императора сошлись в смертельной битве. Их армии разоряют окрестные земли, а сохранившие независимость города, в ужасе взирая на творящиеся бесчинства, делают все возможное, чтобы уцелеть в этом кошмаре.
Байяз помрачнел.
– Я направляюсь на запад. Мне нужно пересечь Аос. Ближайший мост в Дармиуме.
Наместник сокрушенно покачал головой.
– Если верить слухам, Кабриан всегда славился эксцентричными выходками, но с недавних пор окончательно утратил разум: убил жену, взял в супруги трех собственных дочерей и объявил себя божеством. В город не попасть, ворота заперты, так как Кабриан избавляется от ведьм, демонов и предателей. Каждый день на виселицах новые трупы, а виселицы у него на всех перекрестках. Страже приказано никого не впускать, никого не выпускать. Вот такие из Дармиума вести.
– Тогда остается Аостум… – проговорил Байяз.
От его слов у Джезаля на душе немного повеселело.
– Из Аостума теперь пути через реку нет. Спасаясь от войск мстительного брата, Скарио переправился на другой берег, а мост велел обрушить. И инженеры выполнили приказ.
– Он уничтожил мост?!
– Да, уничтожил. Уничтожил чудо Старой эпохи, простоявшее две тысячи лет. От моста ничего не осталось. Вдобавок ко всему после обильных ливней великая река превратилась в глубокий бурный поток. Бродов нет. Боюсь, в нынешнем году Аос вам не пересечь.
– Так или иначе, я должен перебраться на другую сторону.
– Увы, не получится. На твоем месте я бы вернулся туда, откуда пришел, предоставив империю ее горькой судьбе. Мы, жители Халциса, всегда старались держаться золотой середины и сохранять нейтралитет, не ввязываясь в разражающиеся вокруг все более чудовищные катастрофы. Мы верны обычаям предков. – Нарба указал на себя. – Как и в Старую эпоху, городом правит наставник императора – не разбойник, не мелкий вождь или лжеимператор! – Он вяло обвел пухлой рукой роскошный зал. – Вопреки всему, мы сумели сберечь остатки былой славы, и я не намерен этим рисковать. Твой друг Захарус был здесь примерно месяц назад.
– Здесь?!
– Да. Он заявил, что Голтус – законный император, и потребовал, чтобы я его поддержал. Я выгнал Захаруса, ответив так же, как отвечу тебе: нас устраивает наша жизнь, мы, жители Халциса, счастливы! Вы преследуете свои интересы, и мы не желаем участвовать в ваших интригах. Убирайся-ка подобру-поздорову, маг, не лезь в чужие дела. Даю три дня на то, чтобы покинуть город.
Когда стихло эхо последних слов, повисла долгая пауза – долгий миг мертвой тишины. Байяз становился все мрачнее и мрачнее. В пустоте выжидательного безмолвия быстро сгущался страх.
– Ты меня с кем-то перепутал? – прорычал наконец маг, и Джезалю захотелось немедленно спрятаться за одну из красивых колонн. – Я – первый из магов! Первый ученик великого Иувина!
Гнев Байяза давил Джезалю в грудь, точно огромный камень, выжимая из легких воздух, а из тела – силу. Маг поднял мясистый кулак.
– Вот рука, повергшая Канедиаса! Рука, короновавшая Гарода! И ты смеешь мне угрожать? Что ты называешь былой славой – город, съежившийся за осыпающимися стенами? Да Халцис похож на старого иссохшего воина, тонущего в огромных доспехах, которые носил в молодости!
Нарба молча сжался за серебряными блюдами; Джезаль морщился от ужаса, ожидая, что наместник вот-вот разлетится на куски и прольется на пол кровавым дождем.
– Думаешь, мне есть дело до твоего разваленного нужника, именуемого городом? – бушевал Байяз. – Ты даешь мне три дня? Да меня тут завтра же не будет!
Резко повернувшись, с высоко поднятой головой, он зашагал по глянцевым плитам к выходу, а эхо его голоса все еще звенело меж сверкающих стен под мерцающим потолком.
Джезаль на миг растерялся, а затем, дрожащий, ослабевший, с виноватым видом прошаркал вслед за первым из магов мимо онемевших от ужаса стражников и вышел из дворца навстречу яркому солнечному дню.
О состоянии оборонительных укреплений
«Свежее осеннее утро в чарующей Дагоске», – обобщил свои впечатления наставник с присущей ему иронией.
Вдобавок к атакующему сверху солнцу в лицо бил соленый ветер, налетевший на скалистый полуостров с пустынного моря. Горячий, удушающе пыльный, он бился в городские стены и начищал все вокруг соляной крупой. Он жалил потную кожу Глокты, сушил ему губы, щипал до жгучих слез глаза.
«Похоже, даже природа мечтает от меня избавиться».
По парапету, с раскинутыми руками, точно циркач-канатоходец, покачиваясь, шагала практик Витари. Глокта хмуро косился снизу вверх на долговязый женский силуэт, чернеющий на фоне ослепительно ясного неба.
«Могла бы спокойно идти внизу, а не валять дурака. Впрочем… так есть надежда, что она сверзится».
Высота городской стены составляла не меньше двадцати шагов. Представив, как любимый практик архилектора оступается, соскальзывает и летит кувырком вниз, как ее руки хватаются за воздух, Глокта позволил себе слабо, едва заметно улыбнуться. Может, она даже пронзительно завизжит, прежде чем разобьется насмерть?
Однако Витари не упала.
«Стерва! Нетрудно вообразить, что она напишет архилектору в следующем отчете. «Калека бьется как рыба об лед. Не нашел ни зацепок в деле Давуста, ни предателя, хотя допросил уже полгорода. Арестовал лишь собственного подопечного, члена инквизиции…»
Глокта прикрыл глаза ладонью и, щурясь, устремил взгляд в сторону слепящего солнца. Вдаль от стены тянулся перешеек, соединяющий Дагоску с материком; ширина этой полоски суши составляла не больше нескольких сотен шагов в самом узком месте, а по обе стороны от нее сверкало море. От городских ворот, через желтый кустарник, бурой лентой бежала дорога: чуть дальше она сворачивала на юг, к иссушенным солнцем холмам. Над насыпью, пронзительно вопя, кружила стайка жалких морских птиц. Иных признаков жизни Глокта не заметил.
– Генерал, не одолжите мне подзорную трубу?
Виссбрук со щелчком раскрыл трубу и угрюмо, со шлепком, вложил ее в протянутую ладонь.
«Явно считает, что у него есть дела поважнее, чем устраивать всяким наставникам экскурсии по крепостным стенам».
Тяжело дыша, в безупречном мундире, генерал стоял рядом с Глоктой по стойке «смирно», пухлое лицо лоснилось от пота.
«Старается поддерживать профессиональную выправку. Собственно, кроме выправки, у этого идиота ничего и нет от военного. Но, как говорит архилектор, мы должны работать с теми орудиями, которые у нас есть».
Глокта поднес латунную трубку к глазу.
Вокруг холмов гурки возвели палисад. Высокий забор из деревянных кольев отрезал Дагоску от материка. За частоколом виднелась россыпь палаток, там и сям вились дымки костров. Глокте даже удалось рассмотреть двигающиеся фигурки и блеск начищенного металла: доспехи, оружие… Много доспехов и оружия.
– Прежде в Дагоску приходили караваны, – хмуро проговорил Виссбрук. – В прошлом году мы принимали по сотне караванов в день. Когда начали подтягиваться солдаты императора, торговцев стало меньше. Пару месяцев назад гурки достроили забор, и с тех пор у нас даже осел с парой тюков не появлялся. Все теперь приходится доставлять морем.
Глокта вновь скользнул взглядом от плещущегося моря до плещущейся бухты – еще раз осмотрел лагерь и палисад.
«Может, они просто играют мускулами? Хвастаются, демонстрируют свою мощь? Или настроены серьезно? Гурки любят покрасоваться. Но от хорошей драки не откажутся – потому и завоевали весь Юг. Почти весь».
Он опустил подзорную трубу.
– Сколько там, по-вашему, гурков?
Виссбрук пожал плечами.
– Трудно сказать. Думаю, по меньшей мере, тысяч пять, но за холмами их, возможно, намного больше. Наверняка не выяснить.
«Пять тысяч. По меньшей мере. Если это простая демонстрация мощи, то… впечатляет».
– Сколько у нас людей?
Виссбрук ответил не сразу.
– Под моим командованием около шестисот солдат-союзников.
«Около шестисот? Около? Ах ты тупоголовый кретин! В свое время я знал по имени весь полк! Знал, кто на что способен и какое задание может выполнить!»
– Шестьсот? Всего?
– В городе есть наемники, но доверять им нельзя, от них самих частенько хлопот не оберешься. По моему мнению, они более чем бесполезны.
«Меня не интересует твое мнение, меня интересует количество людей!»
– Сколько наемников?
– Примерно тысяча, а может, и больше.
– Кто у них главный?
– Один стириец. Коска. По крайней мере, так он себя называет.
– Никомо Коска? – Вскинув рыжую бровь, Витари удивленно уставилась на генерала с высоты парапета.
– Вы знакомы?
– Можно и так сказать. Я думала, он умер. Нет, похоже, в мире справедливости…
«В этом она права».
Глокта обернулся к Виссбруку.
– Кому подчиняется Коска? Вам?
– Не совсем. Ему платят торговцы пряностями, так что подчиняется он магистру Эйдер. Теоретически он должен выполнять мои приказы…
– Но практически выполняет лишь собственные?
По лицу генерала Глокта понял, что прав.
«Наемники… Обоюдоострый меч… Служит, пока платишь и готов мириться с его неблагонадежностью».
– Значит, армия Коски в два раза больше вашей.
«Следовательно, оборону города я обсуждаю не с тем человеком. Ладно, может, Виссбрук хотя бы по другому вопросу меня просветит?»
– Вы знаете, что произошло с моим предшественником, наставником Давустом?
Генерал раздраженно дернулся.
– Понятия не имею! Никогда не интересовался перемещениями этого человека.
– Хмм… – задумчиво протянул Глокта, еще крепче прижимая к голове шляпу, чтобы ее не унесло очередным порывом пыльного ветра. – И даже его исчезновение вас не интересует – исчезновение городского наставника инквизиции?
– Нет, – отрезал генерал. – Давуст отличался скверным характером, это все знали. Да и поводов для общения у нас было мало. У инквизиции, если не ошибаюсь, свой круг обязанностей, у меня – свой.
У Джезаля пересохло в горле. Доспехи и оружие солдат, старомодные, но крепкие, не на шутку его встревожили: их явно не раз испытывали в бою. Фехтование – одно дело, а настоящая драка, где тебя могут серьезно ранить или даже убить, – совсем другое. Нет, разумеется, он не трусит! Просто слегка напрягся: когда на тебя с трех сторон наступают девять вооруженных мужчин, отрезав все пути к бегству, волнение естественно.
Байяз тоже их заметил.
– Кажется, нам подготовили теплую встречу.
Солдаты окружили их кольцом: лица непроницаемы, оружие крепко сжато. Джезаль, расправив плечи, напустил на себя грозный вид, однако смотреть в глаза подошедшим не стал и за эфесы клинков не взялся. Незачем их лишний раз нервировать, напрашиваясь на внезапный удар кинжалом.
– Вы Байяз, – сказал командир отряда, крупный мужчина в шлеме, увенчанном грязным красным пером.
– Это вопрос?
– Нет. Наш господин, наместник императора, Саламо Нарба, губернатор Халциса, приглашает вас во дворец на аудиенцию.
– Приглашает? – Маг обвел взглядом солдат, а затем, приподняв брови, посмотрел на Джезаля. – Думаю, отказываться грубо. Тем более что наместник прислал за нами почетный эскорт. Что ж, ведите.
* * *
Если хочешь рассказать о Логене Девятипалом, скажи, что все у него болело. Хромая, тяжело дыша, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие, он медленно брел по разбитым булыжным мостовым; всякий раз, стоило ему опереться на больную ногу, его лицо искажала мученическая гримаса.Брат Длинноногий, оглянувшись через плечо, ухмыльнулся при виде столь жалкого зрелища.
– Как твои раны, друг мой?
– Болят, – процедил Логен сквозь сжатые зубы.
– Думаю, ты терпел боль и похуже.
– Угу…
Старых шрамов у Логена и правда было не счесть. Боль преследовала его на протяжении всей сознательной жизни: времени на полное исцеление в перерывах между схватками не хватало. Первую серьезную рану пятнадцатилетнему Логену нанес шанка – рассек лицо, – однако деревенских девушек это не смутило, и они с прежним интересом посматривали на худощавого гладкокожего юношу. Он потрогал пальцем старый рубец. Вспомнил задымленную комнату, как отец прижимал к его щеке бинт, как ужасно щипало кожу, как кусал губы, чтобы не закричать. Мужчине кричать не пристало.
Если можно сдержаться. Он вспомнил, как лежал в паршивой палатке лицом в землю, пока в его спине, под барабанную дробь ледяного дождя, выискивали отломившийся наконечник стрелы. Как он грыз, грыз клочок кожи, а потом выплюнул его… и взвыл. Целый день ушел на поиск дрянной железяки. Логен, поморщившись, расправил онемевшие лопатки. После того ора он неделю не мог слова вымолвить.
А после поединка с Тридуба – даже больше недели. И ходил с трудом. И ел. И почти ничего не видел. Челюсть свернута, скула разбита, переломанных ребер не счесть. Кости были раздроблены до такой степени, что оставалось только лежать размазней да хныкать от непрерывной боли и жалости к себе, вскрикивая, точно младенец, от потряхивания носилок, – и радоваться, что старуха кормит тебя с ложечки.
Таких терзающих душу и тело воспоминаний у него накопилось в избытке: сводящая с ума жгучая боль при потере пальца в битве при Карлеоне; суточный обморок в горах от удара по голове и внезапное пробуждение; кровавая моча после ранения копьем в живот (Хардинг Молчун постарался). Логен вдруг ощутил все шрамы на истерзанной коже и обхватил руками ноющее тело.
Да, старых ран было много, однако нынешних страданий это не облегчало. Рассеченное плечо горело, будто к нему приложили уголек. Однажды он видел, как человек из-за пустяковой царапины, полученной в бою, потерял руку. Сначала ему отняли кисть, потом отхватили руку по локоть, затем по плечо. Вскоре бедняга слег, начал бредить, а там и дышать перестал. Возвращаться в грязь таким путем Логену не хотелось.
Он, хромая, подошел к полуразрушенной осыпающейся стене, оперся на камни, кое-как высвободился из куртки, с трудом расстегнул непослушными пальцами пуговицы рубахи, выдернул из бинтов булавку и осторожно их приподнял.
– На что похоже? – спросил Логен.
– На праматерь всей коросты, – пробормотал Длинноногий, рассматривая его плечо.
– А как запах? Есть?
– Хочешь, чтобы я понюхал?
– Просто скажи, воняет или нет.
Навигатор, склонившись над плечом Логена, тщательно обнюхал рану.
– Явный запах пота. Возможно, от подмышки. Боюсь, медицина не входит в число моих выдающихся дарований. По мне, все раны пахнут одинаково. – И снова закрепил бинты булавкой.
Логен натянул рубаху.
– Если бы рана начала гнить, ты бы сразу учуял, уж поверь. Вонь, будто из могилы. А от гнили уже не избавиться. Разве что клинком. Но это паршиво…
Его передернуло, и он осторожно придавил ладонью ноющую рану.
– Ну что ж, – проронил Длинноногий, размашисто шагая в глубь полупустой улицы, – тебе повезло. В нашем отряде есть женщина по имени Малджин. Искусство беседы не входит в число ее талантов, но вот исцеление ран… Да-а… Я сам видел и скрывать не стану: кожу она сшивает, как опытный сапожник, – спокойно, ровненько. Вот ей-богу! Орудует иголкой ловко, аккуратно. Загляденье! Не хуже королевской портнихи! Полезный талант в этих краях. Не удивлюсь, если ее дарование нам не раз пригодится по пути к нашему пункту назначения.
– Дорога опасна? – поинтересовался Логен, все еще пытаясь натянуть куртку.
– Спрашиваешь! Север дик. Там всегда царили беззаконие, кровавые междоусобицы, жестокие разбойники… Все местные вооружены до зубов и готовы без промедления убить любого. В Гуркхуле заморские путешественники остаются на свободе лишь благодаря капризу местного губернатора, а вообще в любой момент рискуют угодить в рабство. В стирийских городах за каждым углом таятся головорезы и карманники. Впрочем, тебя еще на воротах оберут до нитки местные власти. Воды Тысячи Островов кишат пиратами – практически по одному на каждого купца. А в далеком Сулджуке чужаков боятся и презирают: никогда не знаешь, укажут тебе дорогу или подвесят за ноги и перережут горло. Круг Мира, мой девятипалый друг, просто кишит опасностями. Но если тебе этого мало, если ты жаждешь приключений посерьезнее, отправляйся в Старую империю. – Брат Длинноногий как будто наслаждался своей речью.
– Там так ужасно?
– О да! Ужаснее не бывает! Особенно если это не короткая поездка, а путешествие через всю страну.
Логен поморщился.
– А маршрут именно таков?
– Да, маршрут, как ты выразился, таков. С незапамятных времен Старая империя расколота гражданской войной. Единая страна под управлением одного императора, исполнение законов которого обеспечивали могущественная армия и лояльное правительство, за долгие годы превратилась в бурлящую похлебку из мелких княжеств, безумных республик, городов-государств и крошечных феодов, ибо теперь немногие подчинятся тому, кто не грозит им мечом. Границы между налогами и разбоем, между войной и кровавым убийством, между законными требованиями и капризом размылись, исчезли! Почти каждый год очередной жадный до власти головорез объявляет себя владыкой мира. Помню, лет пятьдесят назад там водилось не меньше шестнадцати императоров за раз.
– Ого! Пятнадцать явно лишние.
– По мнению некоторых, лишние все шестнадцать. И ни один не дружелюбен к путешественникам. Отправиться на тот свет в Старой империи можно как угодно и от чего угодно – выбор у жертвы богатейший. Причем не обязательно от рук человека.
– А от чего же?
– Ты как дитя, ей-богу! А природа? Сколько коварных ловушек расставила она на пути! Тем более что на носу зима. К западу от Халциса на сотни миль простираются бескрайние зеленые равнины. Наверное, в Старую эпоху там были поселения с возделанными полями и отличными мощеными дорогами. Теперь на месте городов безмолвные руины, на месте полей – пропитанная ливнями пустошь, на месте дорог – разбитые каменистые тропы, увлекающие неосторожных путников в болотную трясину.
– В трясину… – задумчиво качая головой, эхом повторил Логен.
– Встречаются там уголки и похуже! Через заброшенные пустоши тянется глубокая извилистая долина реки Аос, величайшей из рек Земного круга. И нам придется как-то переходить на другую сторону. Уцелело всего два моста: один в Дармиуме – будем уповать на него, – а другой в Аостуме, миль на сто западнее. Есть, конечно, броды, но Аос – река быстрая, широкая, а долина глубока и опасна. – Длинноногий прищелкнул языком. – И это мы еще до Изломанных гор не добрались.
– Что, высокие?
– Очень! Невероятно высокие и коварные. Изломанными их называют из-за неприступных склонов, извивистых ущелий и отвесных обрывов. По слухам, перевалы есть, но карты давным-давно утеряны. Если вообще существовали. Когда пересечем горы, погрузимся на корабль…
– Ты собираешься волочь через горы корабль?
– Наниматель уверяет, что достанет судно по ту сторону гор. Ума не приложу, как он это сделает, потому что территории там почти неизведанны. А поплывем мы прямо на запад, к острову Шабульян… Говорят, он вздымается над океаном на самом краю мира.
– Говорят?
– О нем только по слухам и знают. Даже в знаменитом ордене навигаторов, насколько мне известно, никто не дерзнул заявить, будто его нога ступала на загадочный остров. А братья моего ордена славятся… м-м-м… скажем так, громкими заявлениями.
Логен задумчиво поскреб лицо, жалея, что не поинтересовался планами Байяза заранее.
– Путь, похоже, длинный…
– О, более отдаленное место назначения вообразить трудно!
– И зачем мы туда идем?
Длинноногий пожал плечами.
– Спросишь нанимателя. Мое дело – искать дороги, а не обоснования. Прошу тебя, следуй за мной, мастер Девятипалый! Умоляю, не отставай! Мы ведь собираемся прикинуться купцами, так что дел невпроворот.
– Купцами?
– Так решил Байяз. Купцы часто отправляются в рискованное путешествие из Халциса в Дармиум и даже в Аостум. Это по-прежнему большие города, только отрезаны от остального мира. Поставляя туда заморские предметы роскоши вроде гуркхульских пряностей, сулджукских шелков и чагги с Севера, можно озолотиться. Если выживешь, за месяц утроишь свои вложения! Торговые караваны на запад ходят часто – разумеется, в сопровождении хорошо вооруженной охраны.
– А как же разгуливающие по равнине грабители-убийцы? Разве они не за купцами охотятся?
– Само собой, за купцами, – ответил навигатор. – Но маскарад мы устраиваем, чтобы защититься от иной опасности. Той, что грозит непосредственно нам.
– Что за иная опасность? Неужели с нас не достаточно?
Однако Длинноногий ушел уже далеко вперед и вопрос не услышал.
* * *
По крайней мере, в одной части Халциса былое величие померкло не совсем. Зал, куда стражники – или, вернее, похитители – препроводили Байяза и Джезаля, оказался поистине великолепен.В глубь обширного помещения убегали два ряда высоких, как лесные деревья, колонн, высеченных из блестящего зеленого камня с серебряными прожилками. Потолок насыщенного темно-синего цвета украшала россыпь сияющих звезд и соединенных золотыми линиями созвездий. У дверей темнел глубокий бассейн, в водной глади которого отражалось окружающее убранство: еще один сумрачный зал, еще одно сумрачное ночное небо.
На кушетке, стоящей на возвышении в дальнем конце зала, в небрежной позе возлежал наместник императора – огромный, тучный, круглолицый мужчина. Перед кушеткой располагался стол, загроможденный всевозможными деликатесами, и пока унизанные тяжелыми золотыми перстнями пальцы закидывали в рот самые лакомые кусочки, пара глаз пристально буравила взглядом прибывших гостей – или, вернее, пленников.
– Я Саламо Нарба, наместник императора и губернатор города Халциса. – Мужчина пошевелил челюстями, выплюнул косточку оливки, и та со звоном упала в блюдо. – Это тебя называют первым из магов?
Байяз склонил лысую голову. Нарба поднял двумя мясистыми пальцами кубок с вином, отпил, медленно погонял жидкость во рту, рассматривая странников, а затем сглотнул.
– Байяз?
– Он самый.
– Хмм… Не сочти за оскорбление… – Наместник извлек крошечной вилкой из раковины устрицу. – Но твое присутствие в городе меня тревожит. Видишь ли, политическая ситуация в империи… нестабильна. – Он поднял бокал. – В большей степени, чем обычно. – Отпил, погонял во рту, сглотнул. – И меньше всего тут нужны люди, которые… способны нарушить хрупкое равновесие.
– Нестабильна? Да еще в большей степени, чем обычно? – переспросил маг. – Я думал, Сабарбус в конце концов всех утихомирил.
– Утихомирил. На время. Пока держал под каблуком. – Нарба сорвал с виноградной грозди пригоршню ягод и, забрасывая их по очереди в разверстый рот, откинулся на подушки. – Увы! Сабарабус… мертв. Вроде бы отравлен. Его сыновья… Скарио… и Голтус… вдрызг разругались из-за наследства… и затеяли войну. Жестокую, кровопролитную – такая чересчур даже для нашего измученного сражениями края. – Он сплюнул косточки на стол. – Голтус засел в городе посреди великой равнины – в Дармиуме. Тогда Скарио позвал на помощь лучшего военачальника отца, генерала Кабриана, и тот взял город в кольцо. Подкрепления горожанам ждать было неоткуда, поэтому не так давно, спустя пять месяцев осады, исчерпав запасы провизии… они сдались.
Легат впился зубами в спелую сливу, по подбородку побежала струйка сока.
– Значит, победа практически у Скарио в руках?
– Ха! – Нарба вытер лицо кончиком мизинца и небрежно швырнул недоеденный фрукт на стол. – Овладев городом, Кабриан отдал его на разорение солдатам, а сам занял древний дворец, присвоил все имеющиеся сокровища и провозгласил себя императором.
– Ах, вот как? Похоже, тебя такой поворот событий не очень трогает…
– Разумеется, в душе я скорблю, но подобное происходило не раз. Скарио, Голтус, теперь Кабриан… Три самопровозглашенных императора сошлись в смертельной битве. Их армии разоряют окрестные земли, а сохранившие независимость города, в ужасе взирая на творящиеся бесчинства, делают все возможное, чтобы уцелеть в этом кошмаре.
Байяз помрачнел.
– Я направляюсь на запад. Мне нужно пересечь Аос. Ближайший мост в Дармиуме.
Наместник сокрушенно покачал головой.
– Если верить слухам, Кабриан всегда славился эксцентричными выходками, но с недавних пор окончательно утратил разум: убил жену, взял в супруги трех собственных дочерей и объявил себя божеством. В город не попасть, ворота заперты, так как Кабриан избавляется от ведьм, демонов и предателей. Каждый день на виселицах новые трупы, а виселицы у него на всех перекрестках. Страже приказано никого не впускать, никого не выпускать. Вот такие из Дармиума вести.
– Тогда остается Аостум… – проговорил Байяз.
От его слов у Джезаля на душе немного повеселело.
– Из Аостума теперь пути через реку нет. Спасаясь от войск мстительного брата, Скарио переправился на другой берег, а мост велел обрушить. И инженеры выполнили приказ.
– Он уничтожил мост?!
– Да, уничтожил. Уничтожил чудо Старой эпохи, простоявшее две тысячи лет. От моста ничего не осталось. Вдобавок ко всему после обильных ливней великая река превратилась в глубокий бурный поток. Бродов нет. Боюсь, в нынешнем году Аос вам не пересечь.
– Так или иначе, я должен перебраться на другую сторону.
– Увы, не получится. На твоем месте я бы вернулся туда, откуда пришел, предоставив империю ее горькой судьбе. Мы, жители Халциса, всегда старались держаться золотой середины и сохранять нейтралитет, не ввязываясь в разражающиеся вокруг все более чудовищные катастрофы. Мы верны обычаям предков. – Нарба указал на себя. – Как и в Старую эпоху, городом правит наставник императора – не разбойник, не мелкий вождь или лжеимператор! – Он вяло обвел пухлой рукой роскошный зал. – Вопреки всему, мы сумели сберечь остатки былой славы, и я не намерен этим рисковать. Твой друг Захарус был здесь примерно месяц назад.
– Здесь?!
– Да. Он заявил, что Голтус – законный император, и потребовал, чтобы я его поддержал. Я выгнал Захаруса, ответив так же, как отвечу тебе: нас устраивает наша жизнь, мы, жители Халциса, счастливы! Вы преследуете свои интересы, и мы не желаем участвовать в ваших интригах. Убирайся-ка подобру-поздорову, маг, не лезь в чужие дела. Даю три дня на то, чтобы покинуть город.
Когда стихло эхо последних слов, повисла долгая пауза – долгий миг мертвой тишины. Байяз становился все мрачнее и мрачнее. В пустоте выжидательного безмолвия быстро сгущался страх.
– Ты меня с кем-то перепутал? – прорычал наконец маг, и Джезалю захотелось немедленно спрятаться за одну из красивых колонн. – Я – первый из магов! Первый ученик великого Иувина!
Гнев Байяза давил Джезалю в грудь, точно огромный камень, выжимая из легких воздух, а из тела – силу. Маг поднял мясистый кулак.
– Вот рука, повергшая Канедиаса! Рука, короновавшая Гарода! И ты смеешь мне угрожать? Что ты называешь былой славой – город, съежившийся за осыпающимися стенами? Да Халцис похож на старого иссохшего воина, тонущего в огромных доспехах, которые носил в молодости!
Нарба молча сжался за серебряными блюдами; Джезаль морщился от ужаса, ожидая, что наместник вот-вот разлетится на куски и прольется на пол кровавым дождем.
– Думаешь, мне есть дело до твоего разваленного нужника, именуемого городом? – бушевал Байяз. – Ты даешь мне три дня? Да меня тут завтра же не будет!
Резко повернувшись, с высоко поднятой головой, он зашагал по глянцевым плитам к выходу, а эхо его голоса все еще звенело меж сверкающих стен под мерцающим потолком.
Джезаль на миг растерялся, а затем, дрожащий, ослабевший, с виноватым видом прошаркал вслед за первым из магов мимо онемевших от ужаса стражников и вышел из дворца навстречу яркому солнечному дню.
О состоянии оборонительных укреплений
«Архилектору Сульту,Солнце тяжкой громадой придавило осыпающиеся крепостные стены. Придавило оно и склоненную под шляпой голову Глокты, и кривые плечи под черным пальто. Казалось, оно вот-вот сокрушит человека, поставит на колени, выжмет из него всю воду, да и саму жизнь…
главе инквизиции его величества
Ваше преосвященство!
Я ознакомил членов правящего совета Дагоски с целью моей миссии. Внезапному ограничению власти они не обрадовались, что неудивительно. Расследование обстоятельств исчезновения наставника Давуста идет полным ходом. Думаю, результаты не за горами. Укрепления осмотрю в ближайшее время и предприму все необходимые меры, чтобы враг не прорвался через стены Дагоски.
Буду держать Вас в курсе. Служу и повинуюсь.
Занд дан Глокта,наставник Дагоски».
«Свежее осеннее утро в чарующей Дагоске», – обобщил свои впечатления наставник с присущей ему иронией.
Вдобавок к атакующему сверху солнцу в лицо бил соленый ветер, налетевший на скалистый полуостров с пустынного моря. Горячий, удушающе пыльный, он бился в городские стены и начищал все вокруг соляной крупой. Он жалил потную кожу Глокты, сушил ему губы, щипал до жгучих слез глаза.
«Похоже, даже природа мечтает от меня избавиться».
По парапету, с раскинутыми руками, точно циркач-канатоходец, покачиваясь, шагала практик Витари. Глокта хмуро косился снизу вверх на долговязый женский силуэт, чернеющий на фоне ослепительно ясного неба.
«Могла бы спокойно идти внизу, а не валять дурака. Впрочем… так есть надежда, что она сверзится».
Высота городской стены составляла не меньше двадцати шагов. Представив, как любимый практик архилектора оступается, соскальзывает и летит кувырком вниз, как ее руки хватаются за воздух, Глокта позволил себе слабо, едва заметно улыбнуться. Может, она даже пронзительно завизжит, прежде чем разобьется насмерть?
Однако Витари не упала.
«Стерва! Нетрудно вообразить, что она напишет архилектору в следующем отчете. «Калека бьется как рыба об лед. Не нашел ни зацепок в деле Давуста, ни предателя, хотя допросил уже полгорода. Арестовал лишь собственного подопечного, члена инквизиции…»
Глокта прикрыл глаза ладонью и, щурясь, устремил взгляд в сторону слепящего солнца. Вдаль от стены тянулся перешеек, соединяющий Дагоску с материком; ширина этой полоски суши составляла не больше нескольких сотен шагов в самом узком месте, а по обе стороны от нее сверкало море. От городских ворот, через желтый кустарник, бурой лентой бежала дорога: чуть дальше она сворачивала на юг, к иссушенным солнцем холмам. Над насыпью, пронзительно вопя, кружила стайка жалких морских птиц. Иных признаков жизни Глокта не заметил.
– Генерал, не одолжите мне подзорную трубу?
Виссбрук со щелчком раскрыл трубу и угрюмо, со шлепком, вложил ее в протянутую ладонь.
«Явно считает, что у него есть дела поважнее, чем устраивать всяким наставникам экскурсии по крепостным стенам».
Тяжело дыша, в безупречном мундире, генерал стоял рядом с Глоктой по стойке «смирно», пухлое лицо лоснилось от пота.
«Старается поддерживать профессиональную выправку. Собственно, кроме выправки, у этого идиота ничего и нет от военного. Но, как говорит архилектор, мы должны работать с теми орудиями, которые у нас есть».
Глокта поднес латунную трубку к глазу.
Вокруг холмов гурки возвели палисад. Высокий забор из деревянных кольев отрезал Дагоску от материка. За частоколом виднелась россыпь палаток, там и сям вились дымки костров. Глокте даже удалось рассмотреть двигающиеся фигурки и блеск начищенного металла: доспехи, оружие… Много доспехов и оружия.
– Прежде в Дагоску приходили караваны, – хмуро проговорил Виссбрук. – В прошлом году мы принимали по сотне караванов в день. Когда начали подтягиваться солдаты императора, торговцев стало меньше. Пару месяцев назад гурки достроили забор, и с тех пор у нас даже осел с парой тюков не появлялся. Все теперь приходится доставлять морем.
Глокта вновь скользнул взглядом от плещущегося моря до плещущейся бухты – еще раз осмотрел лагерь и палисад.
«Может, они просто играют мускулами? Хвастаются, демонстрируют свою мощь? Или настроены серьезно? Гурки любят покрасоваться. Но от хорошей драки не откажутся – потому и завоевали весь Юг. Почти весь».
Он опустил подзорную трубу.
– Сколько там, по-вашему, гурков?
Виссбрук пожал плечами.
– Трудно сказать. Думаю, по меньшей мере, тысяч пять, но за холмами их, возможно, намного больше. Наверняка не выяснить.
«Пять тысяч. По меньшей мере. Если это простая демонстрация мощи, то… впечатляет».
– Сколько у нас людей?
Виссбрук ответил не сразу.
– Под моим командованием около шестисот солдат-союзников.
«Около шестисот? Около? Ах ты тупоголовый кретин! В свое время я знал по имени весь полк! Знал, кто на что способен и какое задание может выполнить!»
– Шестьсот? Всего?
– В городе есть наемники, но доверять им нельзя, от них самих частенько хлопот не оберешься. По моему мнению, они более чем бесполезны.
«Меня не интересует твое мнение, меня интересует количество людей!»
– Сколько наемников?
– Примерно тысяча, а может, и больше.
– Кто у них главный?
– Один стириец. Коска. По крайней мере, так он себя называет.
– Никомо Коска? – Вскинув рыжую бровь, Витари удивленно уставилась на генерала с высоты парапета.
– Вы знакомы?
– Можно и так сказать. Я думала, он умер. Нет, похоже, в мире справедливости…
«В этом она права».
Глокта обернулся к Виссбруку.
– Кому подчиняется Коска? Вам?
– Не совсем. Ему платят торговцы пряностями, так что подчиняется он магистру Эйдер. Теоретически он должен выполнять мои приказы…
– Но практически выполняет лишь собственные?
По лицу генерала Глокта понял, что прав.
«Наемники… Обоюдоострый меч… Служит, пока платишь и готов мириться с его неблагонадежностью».
– Значит, армия Коски в два раза больше вашей.
«Следовательно, оборону города я обсуждаю не с тем человеком. Ладно, может, Виссбрук хотя бы по другому вопросу меня просветит?»
– Вы знаете, что произошло с моим предшественником, наставником Давустом?
Генерал раздраженно дернулся.
– Понятия не имею! Никогда не интересовался перемещениями этого человека.
– Хмм… – задумчиво протянул Глокта, еще крепче прижимая к голове шляпу, чтобы ее не унесло очередным порывом пыльного ветра. – И даже его исчезновение вас не интересует – исчезновение городского наставника инквизиции?
– Нет, – отрезал генерал. – Давуст отличался скверным характером, это все знали. Да и поводов для общения у нас было мало. У инквизиции, если не ошибаюсь, свой круг обязанностей, у меня – свой.