Джоансен Айрис. Терпкий вкус страсти

   – Я хотел сделать это еще за столом, – проговорил он. – Именно так я собирался накормить тебя.
   Санчия едва держалась на ногах, охваченная вспыхнувшим помимо ее воли желанием. Он угадал это:
   – Идем со мной. Ты нужна мне. И я дам тебе то, чего мы оба хотим. – Он увлек ее к двери.
   Она знала, что не должна идти, но у нее уже не было сил сопротивляться, и единственное, что она смогла вымолвить, это то, что их будут искать.
   – Мореска длится бесконечно, ты же знаешь. – Они уже оказались в коридоре, он увлекал ее все дальше за собой. – Но даже если они и потеряют нас, что же тут такого? Они подозревали, что Марко был любовником Бьянки все эти годы. И сочтут, что это вполне естественно, если и я получу свои радости. – Он поднял ее на руки и начал подниматься по ступенькам. – Это естественно, Санчия. Естественно, красиво и правильно. Разве ты так не думаешь?
   Она больше не хотела думать ни о чем. Голова кружилась так, словно она все еще продолжала танцевать. Сердце билось в груди с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется на свободу. Это сумасшествие – так поддаваться ему и беспомощно лежать в его руках.
   Но она не беспомощна. Она в состоянии сопротивляться, если захочет.
   И вдруг она поняла в отчаянии, что сегодня уже не захочет сопротивляться.
   Она пробормотала его имя и закрыла глаза, уткнувшись в черный бархат его куртки.

15

   – Ты разыскиваешь кого-то, моя госпожа? Могу ли я предложить тебе свою ничтожную помощь?
   Катерина метнула гневный взгляд на Лоренцо:
   – Ты прекрасно знаешь, кого я высматриваю, дьявол! Где они?
   – Лион и Санчия? Не имею понятия. В замке сотня комнат. Где-то в одной из них. Думаю, что им ничто не угрожает и незачем их беспокоить. Лион – твой сын и, конечно, принял все необходимые меры предосторожности.
   Руки Катерины сжались в кулаки:
   – Ты видел, как они покинули зал?
   Лоренцо кивнул:
   – Краем глаза, когда с трудом смог оторвать взгляд от тебя. Кстати, ты танцуешь мореску великолепно. Каждое движение полно такой…
   – Мне не следовало танцевать. Мне надо было оставаться все время настороже. Я видела, что происходит между ними…
   – Ты в самом деле веришь, что смогла бы остановить Лиона? Ты была уверена, что он не решится ни на какие действия? Но мы оба знали, что это всего лишь вопрос времени. И вот он разорвал цепь, которой ты опутала его. – Он мягко улыбнулся. – И тебе не остается ничего другого, как продолжать в том же духе: танцуй, улыбайся и делай всех нас счастливыми.
   Она посмотрела на него настороженно.
   – Счастливыми?
   Он и сам удивился тем словам, что вырвались у него против воли.
   – Я так сказал? Как пошло и вульгарно. – Но, подумав немного, добавил:
   – Хотя, возможно, это именно то самое чувство, которое я испытывал, глядя на тебя сегодня вечером.
   Она подозрительно нахмурилась:
   – Ты пытаешься отвлечь меня?
   – Разве я когда-нибудь лгал тебе?
   – Нет, – ответила она медленно. – Никогда.
   – И теперь не собираюсь тем более. – Он повернулся. – Мне хочется пройтись по твоему чудесному саду. Может быть, ты проводишь меня или предпочитаешь носиться по замку, отворяя одну комнату за другой и разыскивая их? Это не очень-то деликатно, и думаю, такой гордой женщине, как ты, не пристало заниматься подобными делами.
   Она помедлила, оглядывая ряд комнат.
   – Гостям не стоит терять тебя из виду. Пусть льется музыка и вино. А мне хотелось, чтобы ты присоединилась ко мне, Катерина! – Он повернулся и пошел прочь, тут же затерявшись в толпе.
   Катерина постояла некоторое время. В зале неожиданно стало слишком жарко, музыка казалась слишком громкой, а гости – скучными и назойливыми.
   До сих пор Лоренцо никогда не признавался, что ее присутствие важно для него.
   Катерина медленно двинулась по залу, кивая и улыбаясь гостям и направляясь в сад, где ее ждал Лоренцо.
 

* * *

 
   Лион опустил Санчию на пол, чтобы открыть дверь. Он прерывисто дышал, грудь его тяжело вздымалась.
   – Боже, мне кажется, что у меня сейчас разорвется сердце. Ты тяжелее, чем кажешься.
   Она взглянула на него с удивлением, а потом рассмеялась – так прямо, без всяких ухищрений, мог высказаться только Лион.
   – Тебе незачем было тащить меня всю эту тысячу ступеней. Мы, должно быть, забрались куда-то на самый верх.
   – Да. – Он повернулся и запер дверь. – Это башня, где мы держим Танцующий Ветер. – Он повернулся к ней. – И я боялся, что если заставлю тебя подниматься так высоко вверх, ты можешь передумать. – Он подошел к камину и положил приготовленные поленья. – У тебя есть еще несколько минут, чтобы все как следует обдумать.
   Дерево вспыхнуло, пламя отбросило тени, подчеркивая жесткую лепку его лица и блеск темных глаз.
   Она глубоко вздохнула.
   – Я не способна сейчас ни о чем думать.
   – Этого я и добивался. – Он встал и подошел к ней. – Я просто хотел убедиться, что ты все еще принадлежишь мне.
   Она поспешно отступила:
   – Нет, Лион!
   – Да. – Он взял ее лицо в свои руки. – Доверься мне, дорогая.
   В его глазах играли отблески огня, и под его властным взглядом она вновь ощутила свою беспомощность.
   – У меня кружится голова. Наверно, я выпила слишком много вина.
   – Говорят, что истина в вине. – Его губы коснулись ее виска. – Прислушайся к себе, Санчия.
   Но было ли истиной то, что она чувствовала? Хаос и смятение. В ушах стоял звон, как во время исполнения морески.
   – Мне нравится твое платье. Я знал, что тебе очень пойдет этот цвет. – Он отодвинул ее от себя и отступил на шаг. – Нефритовая королева, не пора ли начать нашу игру?
   – Но ты всегда выигрываешь!
   – Только не в этот раз. – Он снял черную бархатную куртку и отбросил ее в сторону. – Сегодня мы выиграем оба. Ты помнишь, как тогда, в конюшне, я попросил тебя раздеться?
   Ее грудь стеснило от волнения:
   – Да.
   – Ты была испугана. – Он снял прекрасную белую рубашку и бросил ее поверх куртки. Он стоял перед ней только в серых штанах и высоких черных сапогах, мягкая кожа которых подчеркивала стройную линию его ног. – Мне это понравилось. Я хочу, чтобы твой страх никогда не давал тебе забыть о том, что ты принадлежишь мне.
   Темные волосы у него на груди казались такими мягкими и волнистыми, что кончики ее пальцев начало покалывать.
   Ей так хотелось прикоснуться к нему, пробежать пальцами по волнистым волосам, ощутить сильные мускулы на его груди и плечах.
   Он снял сапоги и начал развязывать завязки на штанах.
   – Сейчас ты не выглядишь испуганной.
   Но она испугалась. Даже больше, чем тогда, в конюшне, когда выполняла все его приказы. Потому что вдруг осознала, что он не будет больше приказывать ей. И то, что она станет делать, будет сделано ею по собственному желанию.
   Теперь он стоял перед ней совершенно обнаженный.
   – Иди ко мне, дорогая.
   Но она двинулась не сразу. Ее взгляд скользнул по его груди, вздрагивающим от напряжения мускулам, а затем еще ниже…
   – Смелей! – Лион стоял, слегка расставив ноги, и тяжело дышал. – Нападай, Санчия. Я совершенно беззащитен перед тобой.
   – Но не безоружен, – пробормотала она, не отрывая от него взгляда.
   – Тогда позволь мне вложить оружие в ножны. – Его глаза наполнились смехом. – Ты это имела в виду? Примешь меня? – Он протянул к ней руку:
   – Дорогая!
   Она шагнула вперед, затем сделала еще один шаг и внезапно оказалась прямо перед ним.
   Он взял ее правую руку и медленно поднес к губам, покрывая ладонь поцелуями и не отрывая от нее взгляда.
   – Вам мат, нефритовая королева, не так ли? – Он провел ее рукой по своей груди, и она услышала, как бьется его сердце у нее под ладонью.
   – Я принадлежу тебе, – произнес он мягко. – Скажи это.
   Ее глаза распахнулись:
   – Что?
   – Это правда, ты знаешь. Я принадлежу тебе, также, как ты принадлежишь мне. Скажи это.
   – Ты… принадлежишь мне.
   – Навсегда.
   Она молча смотрела на него.
   Он прижал ее ладонь еще теснее. И удары его сердца непостижимым образом совпадали с ударами ее сердца.
   – Навсегда, Санчия.
   – Этого не может быть.
   – Мы поговорим об этом позже. – Он провел ее рукой по своему телу, опуская все ниже и ниже, пока она не коснулась воплощения его мужского достоинства. Он продолжал держать ее руку, и дрожь прошла по его телу. – Боже, я больше не могу ждать. Ты примешь меня?
   Его лицо исказилось, как от боли, и Санчия ощутила такой прилив желания, который смел последние преграды. Почему она медлит, ведь, уже покинув зал, она знала, что не в силах будет совладать с собой.
   – Думаю, что я… должна.
   – Слава всем святым! – Он отодвинул ее руку и шагнул ближе так, что ее одежда коснулась его обнаженного тела. – Сними побыстрее платье или, клянусь, я сорву его сам и возьму тебя так же, как тогда в конюшне. Боже! Чего бы я только не отдал за кровать в эту минуту!
   Она оглянулась, с изумлением обнаружив, что в комнате не было мебели, только ковер перед камином.
   – Поспеши, я не могу больше ждать, иначе руки у меня будут дрожать так сильно, что я стану неуклюжим.
   Непослушными пальцами она сумела расстегнуть платье и сбросить его с себя. Она уже собиралась снять туфли, когда почувствовала, как Лион, обхватив за талию, приподнимает ее над полом.
   – Обними меня, – пробормотал он, – своими ногами.
   Она обвила его, касаясь ногами бедер, в то время как он вошел в нее с неистовой силой. Ее голова запрокинулась, и она коротко вскрикнула. Какое острое чувство заполненности!
   Его руки обхватили ее ягодицы и прижимали к себе, заставляя принимать все глубже и глубже, всего полностью, без остатка.
   Ей показалось, что он бормочет что-то едва слышно. Молитва… Проклятье… Она не могла разобрать, что это было.
   – Сожми! – Он стоял, замерев, с закрытыми глазами, и только ноздри его вздрагивали. – Плотнее.
   – Больше не могу. – Она попыталась выполнить его просьбу и услышала стон, вырвавшийся из его груди.
   Затем он опустился коленями на пол и осторожно положил ее на ковер. Он то погружался, то выходил из ее тела, подчиняя ее своему простому, но мощному ритму.
   Заполненность. Единение. Санчия прикусила губу, чтобы сдержать крик, рвущийся после каждого толчка, который волной прокатывался сквозь нее.
   – Санчия! – Его мужская плоть двигалась вперед и назад все с большей силой, толчки становились все короче и отрывистее:
   – Позволь… я отдам… Пожалуйста…
   Он умоляет ее, этот гордый и неистовый человек просит ее согласия. Это поразило Санчию.
   – Дай… мне… – Ее слова были слабее шепота, так как бедра внезапно напряглись. – Дай! – Она выгнулась от удовольствия, судорогой пронзившего ее.
   Он прижал ее к себе еще теснее, сметая последние преграды, еще несколько движений – и вот вершина!
   Двигаясь вперед и назад, он тяжело дышал, шепча ей на ухо слова любви. Его губы двигались по ее шее, лицу, покрывая их легкими поцелуями.
   – Санчия, разве я не говорил тебе? Как мы можем жить без этого?
   И в какой-то момент она подумала, что он прав. Она больше не сможет жить без этого. Она была частью его. Он был частью ее. Счастье… обладание… желание… Ничего не было более естественного, чем принимать Лиона в себя, ощущать его руки на своем обнаженном теле, его губы на своих губах.
   Он поднял голову.
   – Спасибо тебе, дорогая. – Его голос был серьезным. Она прижалась щекой к его груди, а его пальцы блуждали в ее волосах.
   – Почему ты молчишь?
   – Не знаю, что сказать. Я слишком переполнена… – Она замолчала, чувствуя, как задрожала его грудь от еле слышного смеха, и сообразила, что его позабавила игра слов… – И в этом смысле тоже.
   Он чуть шевельнулся:
   – Если ты думаешь, что на этом все кончится, то ты ошибаешься. Я ждал так долго и тащил тебя так высоко в небеса не для того, чтобы так быстро удовлетвориться. – Он отодвинул ее от себя и улыбнулся с неожиданной нежностью:
   – Думаю, что эта игра понравится тебе больше, чем игра в шахматы. Мы примем другую позу. Существует много способов, которые нам надо испробовать.
   – Пока нет. Я не представляю, как я смогу еще раз пережить это.
   – А я представляю. – Его рука обхватила ее грудь. – Твое опьянение не прошло? Но это не вино. Я обольщаю тебя. Думаю, что это удается мне очень хорошо, хотя никогда раньше мне не приходилось обольщать женщин. По натуре я слишком груб и прям, чтобы соблазнять их. И я бы никогда не добился успеха, если бы ты не хотела меня так же, как я тебя. – Его рука скользнула вниз и коснулась ее лона. – Ты веришь, что мы могли зачать ребенка? – Он мягко засмеялся. – Чувствуешь, как я возбудился? Только при мысли о ребенке, которого я могу… – Он замолчал, почувствовав, как ее дыхание прервалось. – Санчия?
   – Я не думала о ребенке. Я не должна была – Ужас снова поднимался со дна ее души. – Как я могла совершить такую глупость! – Она принялась отбиваться, но он крепко держал ее в своих объятиях. – Позволь мне уйти, Лион.
   – Нет. – Его голос окреп. – Ты хочешь быть со мной. – Его рука легла На ее лоно, и он начал медленно и настойчиво поглаживать треугольник мягких волос. – И тебе хочется иметь от меня ребенка. Я не насиловал тебя, ты приняла меня по своему желанию.
   – Ребенок будет незаконнорожденным, а я стану проституткой. С самой первой минуты своей жизни я жила во мраке. И теперь ты хочешь, чтобы я до конца своих дней оставалась погруженной в этот мрак? – Она сделала еще одну попытку освободиться. – Я не хочу этого. Я не позволю тебе…
   – Ты думаешь, я бы не женился на тебе, если бы мог? – В голосе Лиона звучала печаль. – Ты что же, хочешь, чтобы я убил Бьянку – ведь только тогда я смогу взять тебя в жены?
   Ее глаза широко распахнулись от ужаса.
   – Нет, я не думала об этом.
   – Брачные узы невозможно разорвать. Бог свидетель – я хотел бы. – Его глаза засверкали. – Я не могу сделать тебя своей женой. Я могу только дать тебе свою любовь.
   – Любовь? – прошептала она.
   – Должно быть, это и есть любовь. Ты заполнила мою жизнь без остатка, ты нужна мне каждый час, каждый миг – что же это, как не любовь?
   – Но ты не говорил, что любишь меня.
   – Слова даются мне с большим трудом. – Его руки с силой сжали ее плечи. – Никогда прежде я не произносил слово «любовь». И никогда прежде не испытывал ничего подобного. Это чувство перевернуло мою душу, оно заставляет меня страдать.
   – Это не похоже на любовь.
   Он пристально посмотрел на нее.
   – Это странное чувство заставляет меня причинять тебе боль. И в то же время выполнять твои прихоти, защищать и оберегать тебя. – Он медленно приподнял ее над собой. – Оно заставляет желать, чтобы ты желала меня. Я знаю, что могу вызвать в тебе ответное желание, но… Почему ты слушаешь и молчишь?
   – Я смущена. Никогда не представляла, что ты произнесешь такие слова.
   – И я никогда не представлял, что скажу их. – Он прямо посмотрел на нее. – А ты не любишь меня?
   – Не знаю. – Она покачала головой. – Надеюсь, что нет.
   Боль мелькнула в его глазах.
   – По крайней мере, ты честна, – горько усмехнулся он. – Тогда все зависит от того, смогу ли я вызвать в тебе достаточную страсть. Большего не могу требовать. Страсть или ребенок в твоем теле. – Он повернулся к огню.
   Она быстро начала одеваться из боязни, что он остановит ее.
   – Ты так спешишь. – Он оглянулся через плечо. – Думаешь, что я запру тебя в башне и буду тешить себя?
   – Конечно, нет. – Ее дрожащие пальцы безуспешно пытались привести в порядок прическу. – Я все равно нахожусь в тюрьме. Тебе незачем менять одну клетку на другую. – Она направилась к двери.
   – В конце концов, я заперт вместе с тобой.
   Она повернула ключ и открыла дверь:
   – Такой глупости ты не совершишь, потому что слишком ценишь свою независимость и свободу.
   – Санчия.
   Она остановилась, не глядя на него.
   – Ты ведь поверила мне, когда я сказал, что люблю тебя.
   – Не знаю. – Одна мысль не давала ей покоя:
   – Скажи мне, ведь, помимо всего прочего, ты завлек меня сюда сейчас в надежде на то, что я сумею зачать ребенка?
   – А как ты думаешь?
   – Мне кажется, что ты преследовал именно эту цель.
   – Ты хочешь сказать, что я обманывал тебя? – В его голосе зазвучал гнев. – Может быть, я безжалостен, даже жесток, но ты знаешь, я не терплю обмана.
   Санчия вдруг поняла, что за его грубостью, которой он прикрывался, как панцирем, скрывается боль, и это пробудило в ней ответную боль, столь острую, что она, сама того не осознавая, шагнула к нему.
   – Я знаю, что ты честный человек, я не хотела… – Она устало покачала головой. – Все дело во мне. Я оказалась не такой сильной, как представляла раньше, и это пугает меня. – Она выпрямилась и напряженно посмотрела на него:
   – Но больше это не повторится. Теперь я вооружена.
   – Это случится опять, – сказал он спокойно. – Опять и опять. Я поймаю тебя в саду. И уложу в любой свободной комнате, где есть кровать, ковер или кушетка. И так будет продолжаться до тех пор, пока ты не привыкнешь к этому, как к еде, питью и сну. До тех пор, пока мне не станет ясно, что ты готова уехать вместе со мной.
   «Этот человек действительно добьется всего, чего хочет», – в отчаянии подумала Санчия. Пробормотав что-то неразборчивое, она резко выбежала из комнаты и стала быстро спускаться вниз по винтовой лестнице.
   Остановившись на площадке первого пролета, она прислонилась щекой к холодному камню стены. Ей не хотелось снова возвращаться в зал и видеть Катерину и Бьянку. Она предала их обеих. И предала себя.
   Она вновь начала спускаться, теперь уже медленнее, чувствуя, как слезы бегут по ее щекам. Добраться незамеченной до комнаты Бьянки и упасть на кровать! Ей хотелось заснуть и не думать о Лионе, о том, каким было его лицо, когда он признался, что любит ее, и о том, как забилось ее сердце при этих словах. Между ними не может быть любви. Разве любовь не приносит в первую очередь радость? Марко и Бьянка любят друг друга, и их лица сияют от счастья. И если бы она любила Лиона, она должна была бы испытывать то же самое.
   Слезы не переставая струились из ее глаз, и она замедлила шаги у двери, ведущей в комнату Бьянки. Она совсем забыла про горничную Бьянки – Анну, которая ждет свою хозяйку. Санчии не хотелось вызывать любопытство Анны, поскольку та непременно сообщит своей хозяйке о том, что она плакала.
   Санчия повернулась и побежала мимо зала в комнату, которую занимал Пьеро, – дверь к нему оставалась незапертой, и она незаметно проскользнула туда. Огонь в камине уже догорел, и оранжево-красные угли освещали комнату. Белокурая головка Пьеро светилась в полумраке на подушке, и Санчии показалось, будто прохладная успокаивающая рука легла на грудь.
   Вот любовь без боли, любовь, которая сохраняет и честь, и независимость. Всепоглощающее чувство. Она приблизилась к кроватке и посмотрела на Пьеро. Его длинные ресницы лежали полукругом, и он казался таким маленьким и беззащитным, что у Санчии защемило сердце.
   Как будто услышав ее мысли, Пьеро открыл глаза и посмотрел на нее:
   – Санчия.
   – Тсс. Все хорошо. Я пришла убедиться, что ты спишь. – Она поплотнее подоткнула одеяло. – Это был чудесный вечер. Я все расскажу тебе завтра утром.
   Он приподнялся на локте.
   – Почему же ты плачешь?
   Быстро вытерев слезы тыльной стороной ладони, она беззаботно ответила:
   – Просто так. Я немного устала.
   – Ты никогда не плакала от усталости. У тебя болит рука?
   – Нет, на следующей неделе я сниму повязку, и все будет хорошо. – Она встала и поправила волосы. – Спи. Я посижу здесь немного.
   Внимательно посмотрев на нее, он покачал головой.
   – Приляг. Я хочу, чтобы ты обняла меня, пока не засну снова. Пожалуйста, Санчия.
   Она помедлила, а затем прилегла рядом с ним.
   – Почему ты хочешь, чтобы я обняла тебя? Ты боишься темноты?
   – Конечно, лет. Я не боюсь ничего… – произнес он упрямо. – Просто я подумал, что это будет… хорошо. – Он обвил ее ручонками и крепко прижал к себе. – Спокойной ночи, Санчия.
   – Спокойной ночи, Пьеро, – прошептала она. Ее горло сжалось так, что она едва смогла выговорить эти слова. Конечно же, она прилегла не для того, чтобы успокоить его, а для того, чтобы получить успокоение. Пьеро, со свойственной ему с самого детства чуткостью, угадал ее боль и смятение и попытался утешить тем способом, который знал. И ее сердце стало биться спокойнее, как только она прижала к себе теплое маленькое тельце Пьеро.
   Да, это единственная любовь, которая нужна ей в жизни.
 

* * *

 
   – Ты превратила свой сад в райские кущи. – Лоренцо восхищенно любовался розами самых разных цветов и оттенков, мимо которых они медленно шли, направляясь к деревьям в глубине сада. – Мне всегда нравился твой цветник.
   – Райские кущи… хорошее выражение ты выбрал. Около тридцати лет я обретаю покой и забвение в этом уголке сада. – Катерина вслед за Лоренцо обвела взглядом цветник. – Когда я невестой появилась здесь, земля вокруг замка заросла непроходимым кустарником. – Она помолчала, прикоснувшись к лепестку полностью распустившейся дамасской розы, а потом продолжала:
   – И замок был такой же неухоженный, как и земля вокруг него. Отец Карло жил без жены около десяти лет, и слуги обленились без хозяина. Здесь было как в свинарнике. Но я взялась за работу и вскоре привела все в порядок, s
   – Да, это вполне в твоем характере. – Лоренцо улыбнулся ей. – Представляю, как ты носилась по замку с метлой в одной руке и с кнутом – в другой.
   Она покачала головой:
   – Я не была раньше такой, какой стала сейчас. Мне едва исполнилось тринадцать лет, когда меня отдали за Карло замуж, и мой дом сильно отличался от Мандары.
   – Чем?
   – Спокойствием, порядком. Моя мать никогда не довела бы дом до такого запустения, какой я обнаружила в Мандаре. Она бы упала в обморок, если бы увидела здешнюю кухню.
   Лоренцо усмехнулся:
   – Ты хочешь, чтобы я пожалел тринадцатилетнюю невесту? Но ты не твоя мать. Если бы ты сама не захотела переменить все, ты бы уехала и нашла что-нибудь другое.
   – Какой ты жестокосердный. – Она внезапно засмеялась:
   – Но ты прав. Уже тогда я не находила себе места, если у меня не было достойного занятия. Я помню, как, встав на колени, копалась в земле, расчищала от сорняков место для моих цветов. Забыв про гнев и сожаление, про одиночество, я поила и кормила этот сад. Это совершенно удивительное ощущение, когда видишь, как что-то растет.
   – Но ты еще созидала красоту.
   – И как удивительно меняется равнодушная природа, когда начинаешь лелеять ее. Если мы дарим любовь и заботу, она возвращается к нам цветением. – На миг она задумалась. – И затем однажды мы оглядываемся вокруг и видим красоту, рождению которой мы способствовали сами, и начинаем любить это еще больше. Разве это не удивительно, Лоренцо?
   – Это путь, которым природа вынуждает нас выполнять ее волю. То же самое и дети. Они причиняют массу беспокойства своим родителям, но все искупается той радостью, которую приносит нам их присутствие. Ведь каждый ребенок прекрасен и неповторим.
   – Лион был в детстве очень упрямым, зато Марко напоминал ангела.
   – Но ты отдаешь предпочтение Лиону.
   – Я этого не сказала, – быстро промолвила она. Некоторое время они шли молча. – Лион был так похож на меня. Нетерпеливый, дикий, любознательный. И конечно, он был мне ближе.
   – Вполне естественно. Вы и теперь очень похожи. Она покачала головой.
   – Мы слишком долго находились вдали друг от друга. – Она присела на мраморную скамью под сенью дерева. – Лиону исполнилось семь лет, когда Карло настоял на том, чтобы взять его в поход. Он едва вышел из детского возраста, но Карло считал, что Лион должен учиться военному искусству как можно раньше. Точно так же поступил в свое время и отец Карло. Я протестовала, но это было бесполезно.
   – И что ты сделала?
   – Начала расчищать еще один невозделанный участок в саду. – Она указала налево, туда, где цвели темно-красные розы. – Я копалась в земле с утра до вечера два месяца подряд, и все то время, пока я разрыхляла землю, я представляла, что это сердце Карло. Когда он вернулся назад весной, он сказал, что нашел женщину, которая готова окружить мужчину вниманием и заботой вместо того, чтобы вмешиваться в его дела.
   Лоренцо засмеялся и сел рядом с ней на скамью.
   – Боже, до чего же он был туп.
   Она посмотрела на мраморный фонтан в центре сада:
   – Марко украсил этот фонтан, когда ему исполнилось пятнадцать. Он был… – Она остановилась и уронила руку на колено:
   – С чего это я так разболталась о цветах и фонтанах? Мне надо что-то делать. Лион там…
   – Моя дорогая Катерина, судя по тому, как воспламенился Лион, когда тащил Санчию из зала, можно быть уверенным, что все уже свершилось. Он еще более страстная натура, чем его мать. Что это за приятный звон?
   Она опустила глаза к запястью.
   – Я забыла снять мои браслеты с бубенчиками. – И она стянула с руки браслет, который отозвался нежным серебристым звоном. Зажав бубенчики в нервных, тонких пальцах, она покачала рукой, рассеянно прислушиваясь к их нежному звучанию и думая о своем. – Не слишком ли легко я сдалась?
   – Ты все равно ничего не смогла бы сделать. Завтра ты начнешь снова строить планы, как их разлучить.
   – Да, но, может быть, я сумею предпринять что-нибудь еще сегодня. Не знаю, почему мне так не хватает решительности? Наверное, я старею, Лоренцо?