Страница:
– Да, но тут есть большая разница. Санчия – твоя собственность. Она принадлежит тебе. – Лоренцо с удовольствием следил за лицом Лиона. – А я не знаю большего собственника в мире, чем ты. Посмотри, ведь ты готов перевернуть небо и землю, лишь бы заполучить назад Танцующий Ветер. А это всего лишь статуэтка.
Пальцы Лиона, сжимающие кубок, дрогнули:
– Это больше, чем статуэтка
– Для твоей семьи – может быть, – кивнул Лоренцо. – И ты считаешь ее чем-то вроде священной реликвии, которая охраняет и помогает тебе. А для меня это не более чем красивая безделушка, обладание которой к тому же может грозить бедой.
– Санчия не Танцующий Ветер…
– Нет, но она стала твоей собственностью и возбуждает те же самые инстинкты. – Лоренцо отпил вина, улыбаясь Лиону поверх кубка. – Как ты думаешь, что случится, когда ты возьмешь ее в Мандару?
– Я не собираюсь брать ее в Мандару. Лоренцо вскинул брови:
– Она сказала, что ты обещал взять ее с собой.
– Это было до того, как я… – Лион помедлил, его темные брови грозно нахмурились, и он глотнул вина.
– До того, как ты решил взять ее к себе в постель?
Лион встретил его взгляд:
– Да. – Чувство, которое охватило его при виде обнаженной Санчии, снова вернулось к нему. – А почему нет? Как ты сам сказал – она принадлежит мне.
– В самом деле, нет никаких причин для того, чтобы ты отказал себе в этом. – Лоренцо глянул в рубиновую сердцевину кубка. – Вполне одобряю твое решение.
– Что немедленно вызывает во мне чувство настороженности. Почему тебе так хочется, чтобы Санчия стала моей наложницей?
– Я восхищаюсь ею.
Лион посмотрел на него с удивлением.
Странно было слышать от обычно скептически настроенного Лоренцо слово «восхищаюсь», тем более применительно к женщине.
Лоренцо заметил его реакцию:
– Нет, я неточно выразился. Просто она напомнила мне меня самого в те времена, когда я рос на улицах Неаполя. Она сражается любым оружием, чтобы защититься, и хватается за новое, когда старое отказывается служить. – Он усмехнулся:
– Жаль, что у нее такое мягкое сердце. Это слабость, которая погубит ее.
– И по той причине, что ты восхищаешься ею, ты хочешь уложить ее ко мне в постель?
– Это дает ей оружие. У нее сейчас нет ничего против тебя. Этот ребенок наивно верит в то, что данное обещание необходимо сдержать. Ты, наверное, считаешь, что она познала в жизни больше, чем это есть на самом деле.
– Ей ни к чему оружие, – нетерпеливо прервал его Лион. – Я не собираюсь быть с ней жестоким.
– Нет, она будет вынуждена вооружиться, – Лоренцо задумчиво водил пальцем по краю кубка, – когда ты возьмешь ее в Мандару.
Лион фыркнул:
– Я не собираюсь брать ее с собой в Мандару.
– Ты возьмешь Санчию. Потому что она принадлежит тебе.
– Но, боже, ты же знаешь, что я никогда…
– В этот раз ты захочешь, – оборвал его Лоренцо, отрывая взгляд от кубка. – Я заглядываю вперед, чтобы угадать, что из этого получится.
– Потому что ты получаешь удовольствие, наблюдая за поворотами нашей жизни, за тем, как беспорядочно переплетаются нити наших судеб?
Лицо Лоренцо на миг стало серьезным.
– Нет, потому что это глупость покидать Мандару так надолго. Это время, когда меняется ход событий.
– Не вмешивайся, Лоренцо, это мой собственный выбор.
Насмешливое выражение вновь вернулось на лицо Лоренцо:
– Я просто уже не могу этого выносить. Все это тошнотворное рыцарство и благородная сдержанность… Я чуть не заболел во время нашего последнего пребывания в Мандаре.
– Какая жалость. Но, боюсь, тебе придется смириться. Я не беру наложниц в свой дом.
– Посмотрим. – Лоренцо допил последний глоток, поставил кубок на стол и встал:
– А теперь я желаю тебе доброй ночи. Расскажешь мне утром, какое удовольствие тебе доставила Санчия. – Он двинулся к двери. – Как ты считаешь, она девственница? Эта мысль не приходила мне в голову до тех пор, пока она не поведала о своих необыкновенных духах. – Его серые глаза отразили блеск серебряных подсвечников, когда он обернулся к Лиону. – Как это великолепно, если так оно и окажется. Целовать ее губы, не знавшие прикосновения мужчины, войти в ее лоно, услышав первый вскрик пробуждающейся страсти. И это сделает ее твоей собственностью более чем что-либо другое, не так ли?
Лоренцо остановился возле открытой двери и на мгновение умолк.
– Ах, Санчия, как ты прекрасно выглядишь! И запах! Входи, Лион ждет тебя. – Он пошире распахнул дверь и отступил в сторону.
Санчия и Джулия вошли в комнату и остановились у двери. Резким движением Джулия указала на Санчию:
– Ну что, так она тебе нравится больше?
Лион медленно обвел взглядом маленькую фигурку Санчии. Ему было ясно, что Джулия недовольна вторжением незнакомки и тем, что сама она теряет права на Лиона. Может быть, именно поэтому она дала Санчии самое скромное платье из всех, что имелись у нее в доме. Простое бархатное платье, которое надели на Санчию, было богатого коричневого оттенка, но без всяких отделок и украшений. Тесные рукава доходили до запястий, от низкого выреза каре до самого пола падали прямые складки. Но скромное по цвету платье еще более подчеркивало оливковый цвет кожи Санчии, придавая ему золотистый оттенок, а вырез открывал изящные линии шеи и соблазнительные маленькие холмики ее грудей.
И Лион, глядя на золотистое тело и на эту грудь, вдруг почувствовал такое напряжение мужской плоти, которое перешло почти в боль.
– Да, нравится.
– Мне пришлось трижды менять воду, чтобы уничтожить наконец-то этот запах в волосах. – Губы Джулии сжались, когда она заметила, каким взглядом Лион смотрит на Санчию. – Судя по всему, ты не захочешь прийти ко мне этой ночью?
– Нет.
Джулия повернулась так резко, что ее бархатная голубая накидка вихрем взлетела за спиной:
– Ты сумасшедший. Уж если тебе захотелось чего-то другого, я могла бы предложить тебе десяток женщин на выбор, куда более привлекательных, чем эта… этот ребенок! – И дверь за ней захлопнулась.
– Мне она не понравилась, – произнесла Санчия прямо.
– Тогда уверен, тебя не огорчит, если я скажу, что она питает к тебе те же самые чувства. – Взгляд Лиона скользнул по нежному изгибу шеи. – У тебя волосы еще не высохли.
– Не понимаю, зачем им все это понадобилось. Она и эти две женщины чуть не задушили меня, досуха вытирая полотенцами.
Цвет ее волос вовсе не был тускло-каштановым, как ему сначала показалось. Смесь, которую она втирала в волосы, не только гасила похоть в мужчинах, но и приглушала яркий блеск ее волос. Теперь, несмотря на остатки влаги, они сверкали золотисто-рыжеватыми бликами, отражая пламя свечи.
– Подойди поближе и позволь мне получше рассмотреть тебя.
Она помедлила и осторожно шагнула к нему. Она двигалась с природной грацией, плечи откинуты назад, спина прямая. «Но в ее позе и в том, как она шагнула вперед, что-то напоминающее солдат, идущих в сражение», – подумал он вдруг.
Она остановилась перед ним.
– Ты знаешь, что она права. – Ее голос звучал безжизненно. – Я не очень привлекательная. Слишком худая, и у меня не такая белая и приятная кожа, как у Элизабет или Джулии Марцо. Я не доставлю тебе удовольствия.
Лион откинулся на спинку кресла:
– Ошибаешься. Как я уже сказал Джулии – ты мне очень нравишься. – Его взгляд опять прошелся по смуглым плечам. – И мне нравится цвет твоей кожи. Он напоминает золото… – Лион остановился, догадавшись, что хочет сравнить ее с Танцующим Ветром. И, осознав это, он испытал потрясение. Должно быть, именно замечание Лоренцо и вызвало это сравнение. Танцующий Ветер. Санчия.
Он поднес кубок к губам:
– Ты знаешь, почему ты здесь?
– Да, – она облизнула губы. – Я догадалась, когда увидела твой взгляд во время купания. Точно так же Джованни смотрел на мою мать. Ты пожелал мое тело.
Сравнение вызвало в нем гнев.
– Я не Баллано, – резко произнес он.
– Ты приказал выкупать меня, надушить… – Она судорожно вздохнула:
– Ты хочешь, чтобы я сняла платье и встала на колени?
– Нет! – Ответная реакция удивила его самого. – Есть более приятные способы взять женщину.
– Но мысль об этом все же вызывает у тебя возбуждение, – сказала Санчия. – Я видела, что ты…
– Ты слишком много замечаешь… – Какая-то мысль задела его:
– Похоже, ты нарочно упомянула имя Баллано, зная, что сравнение с ним мне неприятно. Лоренцо был прав, говоря, что ты используешь любое оружие, какое попадется под руку.
– Я не пытаюсь бороться с тобой. Я же сказала, что сделаю так, как ты пожелаешь.
– Но я бы предпочел, чтобы ты желала этого не меньше, чем я. Обещаю, что сделаю все, чтобы так было, ну а до тех пор не стану принуждать тебя к близости.
– Разве для мужчины желание женщины имеет какое-нибудь значение? – удивленно спросила Санчия.
– Для меня имеет значение… – в его тоне послышалось раздражение. – Бог знает почему, но это так. – Он взял ее за руку и заставил опуститься на колени перед своим креслом. – Возможно, я тысячу раз пожалею о своем опрометчивом обещании, прежде чем оно исполнится. А теперь посмотри на меня.
У нее перехватило дыхание, когда она покорно вскинула глаза и увидела, как он смотрит на нее. Его глаза потемнели, стали глубокими и выразительными, линия губ приобрела необыкновенную чувственность.
– Что ты видишь?
– Ты желаешь меня.
– Да. – Его большие руки легли на ее тоненькие плечики. – И когда бы я ни посмотрел на тебя таким образом, это будет означать, что я мысленно представляю, как я беру тебя. – Твердая ладонь прошла по вырезу ее платья.
Ее кожа была на ощупь такой же бархатно-мягкой и теплой, какой казалась. Он почувствовал, как в нем вновь вспыхнул огонь желания.
– Но я могу прикасаться к тебе так, как мне захочется. – Он спустил платье на плече. – И я буду обнажать тебя, как только захочу увидеть раздетой. И буду ласкать твое тело, как только захочу. Независимо от того, где мы будем находиться и кто будет рядом.
Она смотрела на него как завороженная, и лишь тоненькая пульсирующая жилка на шее показывала, как отчаянно бьется ее сердце.
– Ты девственница?
Она облизнула пересохшие губы:
– Да.
– Хорошо. – Он почувствовал какое-то примитивное чувство удовлетворения оттого, что Лоренцо оказался прав. – Какое счастье, что твоя смесь, из чего бы ты там ее ни делала, была такой противной.
– Это рыбий жир, чеснок и цыплячьи… – Она оборвала фразу, потому что он скользнул по лифу ее платья, тяжелая ладонь легла на ее грудь, а пальцы коснулись соска. Теперь он мог слышать тяжелые удары ее сердца. Она закрыла глаза:
– Тебе это не интересно. Ты думаешь о другом.
– Мне гораздо больше хочется узнать, почему так сладко дрожит твоя грудь.
– Разве? Не знаю. Может быть, я заболела. Мне что-то не по себе.
– Ты не больна. – Его пальцы осторожно и бережно поглаживали маленькие холмики ее грудей, как будто ласкали нежного пушистого зверька. – Ты всегда будешь испытывать то же самое, когда я буду прикасаться к тебе.
Глаза Санчии широко раскрылись, краска прилила к лицу. Она опустила глаза к его руке, гладившей грудь:
– Это доставляет тебе удовольствие?
– Да. Такое же большое, как и тебе.
– Это не доставляет мне удовольствия. Мне просто стало жарко, и я…
Лион нежно сжал ее грудь, а его большой палец прошелся по розовому соску.
– И мне тоже. С этого начинается удовольствие. – Его большой и указательный пальцы обхватили розовый бутон соска. «Как он набухнет, когда я возьму его в рот и коснусь языком и зубами», – промелькнуло у него в голове. И эта мысль заставила его пальцы невольно сжаться сильнее.
Дрожь прошла по ее телу, и она прямо посмотрела ему в глаза.
Его пальцы тотчас же разжались.
– Прости, я нечаянно. Мне не хотелось причинять тебе боль.
– Мне не больно. Только это очень странно.
Лион смотрел на нее сверху вниз. Он понимал, что зашел достаточно далеко. «Не так далеко, как мне бы хотелось, – подумал он с сожалением, – но если сейчас я не оставлю ее, то все мои обещания разлетятся прахом».
Боже, почему он должен отпустить ее, когда его сжигает желание оказаться внутри ее сладостного напряженного тела. Ну и что из того, что она пока не готова принять его, он будет нежен и… Его губы сжались, когда он понял, что лжет сам себе. Он слишком возбужден и не сможет контролировать себя, когда окажется между ее бедер. Он ворвется и будет двигаться и вонзаться в нее с диким безумным вожделением, и тогда она решит, что он ничем не отличается от грязного пса Баллано.
Невольно сравнение с Баллано заставило его немедленно опустить руку.
– Поднимись, – сказал он хриплым голосом. Розовые пятна вспыхнули на ее щеках. Она в замешательстве посмотрела на него. – Поднимись. Хватит, – его губы изогнула улыбка. – На сегодня.
Она поднялась и отступила на шаг:
– Ты не собираешься больше трогать меня?
Он встал и направился к двери:
– Раздевайся и ложись спать.
– Где?
Он жестом указал на постель.
– Ты что же, думаешь, что я уложу тебя на подстилку на полу, как это делал Баллано?
– Но ведь это твоя постель, – в замешательстве проговорила она.
– Тем более у тебя есть причины занять ее. Моя кровать, моя рабыня. Лоренцо сказал, что я очень заботливый. Если это так, значит, я должен получить удовольствие, видя тебя в своей постели, когда я вернусь.
– А куда ты уходишь?
– В комнату Джулии. – Улыбка Лиона приобрела жесткость. – Мне сейчас очень нужна женщина, и Джулия подходит мне больше всего. В отличие от тебя, она знает, как получать и доставлять удовольствие. Ее не беспокоит, чем вызвано мое возбуждение, коли оно способно доставить ей удовольствие. Она должна быть весьма благодарна тебе.
– Я так не думаю, – Санчия нахмурилась. – И возможно, она всего лишь притворяется, что получает удовольствие. Я слышала, что все проститутки так делают.
Он внимательно посмотрел на нее. Ему никогда не приходило в голову, что такое возможно. Может быть, и в самом деле Джулия только…
И тут Санчия рассмеялась.
«Боже, этот маленький дьяволенок подначивает меня», – вдруг осознал он с удивлением. И если сначала в выражении ее лица все еще оставались следы угодливой готовности, то теперь оно светилось озорством. Смех ее был так заразителен, что невольная улыбка заиграла и на его губах.
– Я спрошу ее, – он встретил взгляд Санчии. – Если ты, в свою очередь, спросишь себя, не притворяешься ли и ты?
Она перестала смеяться, длинные ресницы опустились, скрывая глаза:
– Я же сказала вам…
– Что это не доставляет тебе удовольствия, – закончил он за нее. – Сегодня ночью, когда ты будешь лежать в этой постели одна, вспоминая мои прикосновения, спроси себя – а так ли это? – Его голос стал низким и чувственно мягким. – И лежа здесь, знай, что я мог бы тебе доставить большее удовольствие, чем то, которое я доставлю Джулии. Спокойной ночи, Санчия. – И дверь с тяжелым стуком захлопнулась за ним.
Когда сегодня днем она открыла глаза в своей каморке и увидела синьора Андреаса, стоящего в дверях, она испытала такой ужас, какого еще не знала до сих пор. И не только потому, что испугалась заслуженного наказания, но еще и потому, что этот человек был для нее загадкой. Она почувствовала лишь невероятную силу, исходившую от него, но не могла понять, на что эта сила направлена. Его намерения и его поступки оставались для нее непонятны – это и вызывало страх. Она всегда была убеждена в том, что понять – значит победить, а порой – просто выжить. Непонимание рождало чувство беспомощности.
Очень медленно она принялась стягивать платье, которое так недавно на нее надели. Ее взгляд все еще оставался прикованным к двери. «Что он будет делать, когда вернется?» – подумала она. Сказанные им слова можно трактовать и так и эдак. Она не собиралась бросать ему вызов, как, судя по его поведению, он, видимо, подумал. Было ли это связано с тем, что она девственница? Как странно, ведь для нее самой это значило так мало.
Она знала, что неминуемо потеряет девственность, – это мог сделать и Джованни, и любой другой мужчина, схвативший ее где-нибудь на улице. Это могло случиться несколько месяцев назад, когда в нее вцепился какой-то моряк, столь распалившийся, что ему уже было не до запахов, которые исходят от женщины. Она поняла, что напрасно тратит силы на бессмысленные вопли. Насилие творилось так часто в этих переулках, что крики вызвали бы только недоуменно приподнятые брови и желание поскорее убраться с места происшествия. Только короткий и жесткий удар в сокровенное место дал ей возможность вырваться из его лап.
Сама потеря девственности представлялась ей не столь важной, но ее возмущала несправедливость того, что это могло случиться без ее согласия. А вообще-то ей казалось, что значение девственности всегда несколько преувеличивается. Она еще могла понять, когда речь шла о невинности девушки, вступающей в брак, или о верности в супружеской жизни. Муж должен быть уверен, что родившийся ребенок – от него.
Когда же мужчине нужно было лишь удовлетворить свое желание, какая разница – будет ли он у нее первым или нет.
Поэтому ее удивило такое явное удовольствие на лице Андреаса, когда он услышал о ее девственности. Горячая волна захлестнула ее при этом воспоминании.
Прикосновения его рук вызывали очень странное ощущение, что-то среднее между болью и потребностью испытывать эту боль.
Потребность? Она покачала головой и, сняв платье, стянула с себя рубашку, заботливо сложив их на кресле у стола. Почему именно это слово пришло на ум? Потребность – это то, что связано с едой, с отдыхом, со словами любви, о которых писали в книгах, но какое это имеет отношение к его рукам на ее теле? Должно быть, усталость – причина ее полной неспособности рассуждать разумно.
Она приподняла бархатное покрывало и скользнула под него. Как жаль, что она так устала и не может полностью насладиться мягкостью матраса и чистым смолистым ароматом, запахом душистого лавра, который исходил от постельного белья. Она никогда до сих пор не спала в настоящей кровати и жалела, что не в состоянии как следует насладиться этим. Она была убеждена, что надо получать как можно больше удовольствия от того, что тебе выпало в данную минуту, потому что следующая уже может и не наступить вовсе. Даже в самые трудные минуты жизни она старалась вызвать в памяти воспоминания о чем-то хорошем и красивом, и тогда вдруг оказывалось, что ситуация не так безнадежна и что она в состоянии справиться с трудностями.
Сон стремительно овладевал ею. Уже засыпая, она подумала, что надо встать и задуть свечу, чтобы синьор Андреас не подумал, что она невнимательна и беззаботна…
4
Пальцы Лиона, сжимающие кубок, дрогнули:
– Это больше, чем статуэтка
– Для твоей семьи – может быть, – кивнул Лоренцо. – И ты считаешь ее чем-то вроде священной реликвии, которая охраняет и помогает тебе. А для меня это не более чем красивая безделушка, обладание которой к тому же может грозить бедой.
– Санчия не Танцующий Ветер…
– Нет, но она стала твоей собственностью и возбуждает те же самые инстинкты. – Лоренцо отпил вина, улыбаясь Лиону поверх кубка. – Как ты думаешь, что случится, когда ты возьмешь ее в Мандару?
– Я не собираюсь брать ее в Мандару. Лоренцо вскинул брови:
– Она сказала, что ты обещал взять ее с собой.
– Это было до того, как я… – Лион помедлил, его темные брови грозно нахмурились, и он глотнул вина.
– До того, как ты решил взять ее к себе в постель?
Лион встретил его взгляд:
– Да. – Чувство, которое охватило его при виде обнаженной Санчии, снова вернулось к нему. – А почему нет? Как ты сам сказал – она принадлежит мне.
– В самом деле, нет никаких причин для того, чтобы ты отказал себе в этом. – Лоренцо глянул в рубиновую сердцевину кубка. – Вполне одобряю твое решение.
– Что немедленно вызывает во мне чувство настороженности. Почему тебе так хочется, чтобы Санчия стала моей наложницей?
– Я восхищаюсь ею.
Лион посмотрел на него с удивлением.
Странно было слышать от обычно скептически настроенного Лоренцо слово «восхищаюсь», тем более применительно к женщине.
Лоренцо заметил его реакцию:
– Нет, я неточно выразился. Просто она напомнила мне меня самого в те времена, когда я рос на улицах Неаполя. Она сражается любым оружием, чтобы защититься, и хватается за новое, когда старое отказывается служить. – Он усмехнулся:
– Жаль, что у нее такое мягкое сердце. Это слабость, которая погубит ее.
– И по той причине, что ты восхищаешься ею, ты хочешь уложить ее ко мне в постель?
– Это дает ей оружие. У нее сейчас нет ничего против тебя. Этот ребенок наивно верит в то, что данное обещание необходимо сдержать. Ты, наверное, считаешь, что она познала в жизни больше, чем это есть на самом деле.
– Ей ни к чему оружие, – нетерпеливо прервал его Лион. – Я не собираюсь быть с ней жестоким.
– Нет, она будет вынуждена вооружиться, – Лоренцо задумчиво водил пальцем по краю кубка, – когда ты возьмешь ее в Мандару.
Лион фыркнул:
– Я не собираюсь брать ее с собой в Мандару.
– Ты возьмешь Санчию. Потому что она принадлежит тебе.
– Но, боже, ты же знаешь, что я никогда…
– В этот раз ты захочешь, – оборвал его Лоренцо, отрывая взгляд от кубка. – Я заглядываю вперед, чтобы угадать, что из этого получится.
– Потому что ты получаешь удовольствие, наблюдая за поворотами нашей жизни, за тем, как беспорядочно переплетаются нити наших судеб?
Лицо Лоренцо на миг стало серьезным.
– Нет, потому что это глупость покидать Мандару так надолго. Это время, когда меняется ход событий.
– Не вмешивайся, Лоренцо, это мой собственный выбор.
Насмешливое выражение вновь вернулось на лицо Лоренцо:
– Я просто уже не могу этого выносить. Все это тошнотворное рыцарство и благородная сдержанность… Я чуть не заболел во время нашего последнего пребывания в Мандаре.
– Какая жалость. Но, боюсь, тебе придется смириться. Я не беру наложниц в свой дом.
– Посмотрим. – Лоренцо допил последний глоток, поставил кубок на стол и встал:
– А теперь я желаю тебе доброй ночи. Расскажешь мне утром, какое удовольствие тебе доставила Санчия. – Он двинулся к двери. – Как ты считаешь, она девственница? Эта мысль не приходила мне в голову до тех пор, пока она не поведала о своих необыкновенных духах. – Его серые глаза отразили блеск серебряных подсвечников, когда он обернулся к Лиону. – Как это великолепно, если так оно и окажется. Целовать ее губы, не знавшие прикосновения мужчины, войти в ее лоно, услышав первый вскрик пробуждающейся страсти. И это сделает ее твоей собственностью более чем что-либо другое, не так ли?
Лоренцо остановился возле открытой двери и на мгновение умолк.
– Ах, Санчия, как ты прекрасно выглядишь! И запах! Входи, Лион ждет тебя. – Он пошире распахнул дверь и отступил в сторону.
Санчия и Джулия вошли в комнату и остановились у двери. Резким движением Джулия указала на Санчию:
– Ну что, так она тебе нравится больше?
Лион медленно обвел взглядом маленькую фигурку Санчии. Ему было ясно, что Джулия недовольна вторжением незнакомки и тем, что сама она теряет права на Лиона. Может быть, именно поэтому она дала Санчии самое скромное платье из всех, что имелись у нее в доме. Простое бархатное платье, которое надели на Санчию, было богатого коричневого оттенка, но без всяких отделок и украшений. Тесные рукава доходили до запястий, от низкого выреза каре до самого пола падали прямые складки. Но скромное по цвету платье еще более подчеркивало оливковый цвет кожи Санчии, придавая ему золотистый оттенок, а вырез открывал изящные линии шеи и соблазнительные маленькие холмики ее грудей.
И Лион, глядя на золотистое тело и на эту грудь, вдруг почувствовал такое напряжение мужской плоти, которое перешло почти в боль.
– Да, нравится.
– Мне пришлось трижды менять воду, чтобы уничтожить наконец-то этот запах в волосах. – Губы Джулии сжались, когда она заметила, каким взглядом Лион смотрит на Санчию. – Судя по всему, ты не захочешь прийти ко мне этой ночью?
– Нет.
Джулия повернулась так резко, что ее бархатная голубая накидка вихрем взлетела за спиной:
– Ты сумасшедший. Уж если тебе захотелось чего-то другого, я могла бы предложить тебе десяток женщин на выбор, куда более привлекательных, чем эта… этот ребенок! – И дверь за ней захлопнулась.
– Мне она не понравилась, – произнесла Санчия прямо.
– Тогда уверен, тебя не огорчит, если я скажу, что она питает к тебе те же самые чувства. – Взгляд Лиона скользнул по нежному изгибу шеи. – У тебя волосы еще не высохли.
– Не понимаю, зачем им все это понадобилось. Она и эти две женщины чуть не задушили меня, досуха вытирая полотенцами.
Цвет ее волос вовсе не был тускло-каштановым, как ему сначала показалось. Смесь, которую она втирала в волосы, не только гасила похоть в мужчинах, но и приглушала яркий блеск ее волос. Теперь, несмотря на остатки влаги, они сверкали золотисто-рыжеватыми бликами, отражая пламя свечи.
– Подойди поближе и позволь мне получше рассмотреть тебя.
Она помедлила и осторожно шагнула к нему. Она двигалась с природной грацией, плечи откинуты назад, спина прямая. «Но в ее позе и в том, как она шагнула вперед, что-то напоминающее солдат, идущих в сражение», – подумал он вдруг.
Она остановилась перед ним.
– Ты знаешь, что она права. – Ее голос звучал безжизненно. – Я не очень привлекательная. Слишком худая, и у меня не такая белая и приятная кожа, как у Элизабет или Джулии Марцо. Я не доставлю тебе удовольствия.
Лион откинулся на спинку кресла:
– Ошибаешься. Как я уже сказал Джулии – ты мне очень нравишься. – Его взгляд опять прошелся по смуглым плечам. – И мне нравится цвет твоей кожи. Он напоминает золото… – Лион остановился, догадавшись, что хочет сравнить ее с Танцующим Ветром. И, осознав это, он испытал потрясение. Должно быть, именно замечание Лоренцо и вызвало это сравнение. Танцующий Ветер. Санчия.
Он поднес кубок к губам:
– Ты знаешь, почему ты здесь?
– Да, – она облизнула губы. – Я догадалась, когда увидела твой взгляд во время купания. Точно так же Джованни смотрел на мою мать. Ты пожелал мое тело.
Сравнение вызвало в нем гнев.
– Я не Баллано, – резко произнес он.
– Ты приказал выкупать меня, надушить… – Она судорожно вздохнула:
– Ты хочешь, чтобы я сняла платье и встала на колени?
– Нет! – Ответная реакция удивила его самого. – Есть более приятные способы взять женщину.
– Но мысль об этом все же вызывает у тебя возбуждение, – сказала Санчия. – Я видела, что ты…
– Ты слишком много замечаешь… – Какая-то мысль задела его:
– Похоже, ты нарочно упомянула имя Баллано, зная, что сравнение с ним мне неприятно. Лоренцо был прав, говоря, что ты используешь любое оружие, какое попадется под руку.
– Я не пытаюсь бороться с тобой. Я же сказала, что сделаю так, как ты пожелаешь.
– Но я бы предпочел, чтобы ты желала этого не меньше, чем я. Обещаю, что сделаю все, чтобы так было, ну а до тех пор не стану принуждать тебя к близости.
– Разве для мужчины желание женщины имеет какое-нибудь значение? – удивленно спросила Санчия.
– Для меня имеет значение… – в его тоне послышалось раздражение. – Бог знает почему, но это так. – Он взял ее за руку и заставил опуститься на колени перед своим креслом. – Возможно, я тысячу раз пожалею о своем опрометчивом обещании, прежде чем оно исполнится. А теперь посмотри на меня.
У нее перехватило дыхание, когда она покорно вскинула глаза и увидела, как он смотрит на нее. Его глаза потемнели, стали глубокими и выразительными, линия губ приобрела необыкновенную чувственность.
– Что ты видишь?
– Ты желаешь меня.
– Да. – Его большие руки легли на ее тоненькие плечики. – И когда бы я ни посмотрел на тебя таким образом, это будет означать, что я мысленно представляю, как я беру тебя. – Твердая ладонь прошла по вырезу ее платья.
Ее кожа была на ощупь такой же бархатно-мягкой и теплой, какой казалась. Он почувствовал, как в нем вновь вспыхнул огонь желания.
– Но я могу прикасаться к тебе так, как мне захочется. – Он спустил платье на плече. – И я буду обнажать тебя, как только захочу увидеть раздетой. И буду ласкать твое тело, как только захочу. Независимо от того, где мы будем находиться и кто будет рядом.
Она смотрела на него как завороженная, и лишь тоненькая пульсирующая жилка на шее показывала, как отчаянно бьется ее сердце.
– Ты девственница?
Она облизнула пересохшие губы:
– Да.
– Хорошо. – Он почувствовал какое-то примитивное чувство удовлетворения оттого, что Лоренцо оказался прав. – Какое счастье, что твоя смесь, из чего бы ты там ее ни делала, была такой противной.
– Это рыбий жир, чеснок и цыплячьи… – Она оборвала фразу, потому что он скользнул по лифу ее платья, тяжелая ладонь легла на ее грудь, а пальцы коснулись соска. Теперь он мог слышать тяжелые удары ее сердца. Она закрыла глаза:
– Тебе это не интересно. Ты думаешь о другом.
– Мне гораздо больше хочется узнать, почему так сладко дрожит твоя грудь.
– Разве? Не знаю. Может быть, я заболела. Мне что-то не по себе.
– Ты не больна. – Его пальцы осторожно и бережно поглаживали маленькие холмики ее грудей, как будто ласкали нежного пушистого зверька. – Ты всегда будешь испытывать то же самое, когда я буду прикасаться к тебе.
Глаза Санчии широко раскрылись, краска прилила к лицу. Она опустила глаза к его руке, гладившей грудь:
– Это доставляет тебе удовольствие?
– Да. Такое же большое, как и тебе.
– Это не доставляет мне удовольствия. Мне просто стало жарко, и я…
Лион нежно сжал ее грудь, а его большой палец прошелся по розовому соску.
– И мне тоже. С этого начинается удовольствие. – Его большой и указательный пальцы обхватили розовый бутон соска. «Как он набухнет, когда я возьму его в рот и коснусь языком и зубами», – промелькнуло у него в голове. И эта мысль заставила его пальцы невольно сжаться сильнее.
Дрожь прошла по ее телу, и она прямо посмотрела ему в глаза.
Его пальцы тотчас же разжались.
– Прости, я нечаянно. Мне не хотелось причинять тебе боль.
– Мне не больно. Только это очень странно.
Лион смотрел на нее сверху вниз. Он понимал, что зашел достаточно далеко. «Не так далеко, как мне бы хотелось, – подумал он с сожалением, – но если сейчас я не оставлю ее, то все мои обещания разлетятся прахом».
Боже, почему он должен отпустить ее, когда его сжигает желание оказаться внутри ее сладостного напряженного тела. Ну и что из того, что она пока не готова принять его, он будет нежен и… Его губы сжались, когда он понял, что лжет сам себе. Он слишком возбужден и не сможет контролировать себя, когда окажется между ее бедер. Он ворвется и будет двигаться и вонзаться в нее с диким безумным вожделением, и тогда она решит, что он ничем не отличается от грязного пса Баллано.
Невольно сравнение с Баллано заставило его немедленно опустить руку.
– Поднимись, – сказал он хриплым голосом. Розовые пятна вспыхнули на ее щеках. Она в замешательстве посмотрела на него. – Поднимись. Хватит, – его губы изогнула улыбка. – На сегодня.
Она поднялась и отступила на шаг:
– Ты не собираешься больше трогать меня?
Он встал и направился к двери:
– Раздевайся и ложись спать.
– Где?
Он жестом указал на постель.
– Ты что же, думаешь, что я уложу тебя на подстилку на полу, как это делал Баллано?
– Но ведь это твоя постель, – в замешательстве проговорила она.
– Тем более у тебя есть причины занять ее. Моя кровать, моя рабыня. Лоренцо сказал, что я очень заботливый. Если это так, значит, я должен получить удовольствие, видя тебя в своей постели, когда я вернусь.
– А куда ты уходишь?
– В комнату Джулии. – Улыбка Лиона приобрела жесткость. – Мне сейчас очень нужна женщина, и Джулия подходит мне больше всего. В отличие от тебя, она знает, как получать и доставлять удовольствие. Ее не беспокоит, чем вызвано мое возбуждение, коли оно способно доставить ей удовольствие. Она должна быть весьма благодарна тебе.
– Я так не думаю, – Санчия нахмурилась. – И возможно, она всего лишь притворяется, что получает удовольствие. Я слышала, что все проститутки так делают.
Он внимательно посмотрел на нее. Ему никогда не приходило в голову, что такое возможно. Может быть, и в самом деле Джулия только…
И тут Санчия рассмеялась.
«Боже, этот маленький дьяволенок подначивает меня», – вдруг осознал он с удивлением. И если сначала в выражении ее лица все еще оставались следы угодливой готовности, то теперь оно светилось озорством. Смех ее был так заразителен, что невольная улыбка заиграла и на его губах.
– Я спрошу ее, – он встретил взгляд Санчии. – Если ты, в свою очередь, спросишь себя, не притворяешься ли и ты?
Она перестала смеяться, длинные ресницы опустились, скрывая глаза:
– Я же сказала вам…
– Что это не доставляет тебе удовольствия, – закончил он за нее. – Сегодня ночью, когда ты будешь лежать в этой постели одна, вспоминая мои прикосновения, спроси себя – а так ли это? – Его голос стал низким и чувственно мягким. – И лежа здесь, знай, что я мог бы тебе доставить большее удовольствие, чем то, которое я доставлю Джулии. Спокойной ночи, Санчия. – И дверь с тяжелым стуком захлопнулась за ним.
* * *
Некоторое время Санчия с удивлением, не веря себе, смотрела на дверь. Что за странный человек этот Лион. Он хотел взять ее тем же самым диким способом, каким Джованни брал ее мать. Его взгляд яснее ясного выдавал его желание, когда он смотрел на нее во время купания. Почему же он тогда не сделал этого? Женщина – всегда добыча для мужчины, независимо от того, является ли она свободной или рабыней. Иногда ей даже казалось, что участь рабыни немного лучше. Рабыня, о которой заботятся, как о собственности, хоть получает еду и кусок одеяла, чтобы покрывать свое тело. Свободная женщина, если она хорошенькая, вынуждена идти в один из борделей Каприно. А безобразная умирает от голода на улице.Когда сегодня днем она открыла глаза в своей каморке и увидела синьора Андреаса, стоящего в дверях, она испытала такой ужас, какого еще не знала до сих пор. И не только потому, что испугалась заслуженного наказания, но еще и потому, что этот человек был для нее загадкой. Она почувствовала лишь невероятную силу, исходившую от него, но не могла понять, на что эта сила направлена. Его намерения и его поступки оставались для нее непонятны – это и вызывало страх. Она всегда была убеждена в том, что понять – значит победить, а порой – просто выжить. Непонимание рождало чувство беспомощности.
Очень медленно она принялась стягивать платье, которое так недавно на нее надели. Ее взгляд все еще оставался прикованным к двери. «Что он будет делать, когда вернется?» – подумала она. Сказанные им слова можно трактовать и так и эдак. Она не собиралась бросать ему вызов, как, судя по его поведению, он, видимо, подумал. Было ли это связано с тем, что она девственница? Как странно, ведь для нее самой это значило так мало.
Она знала, что неминуемо потеряет девственность, – это мог сделать и Джованни, и любой другой мужчина, схвативший ее где-нибудь на улице. Это могло случиться несколько месяцев назад, когда в нее вцепился какой-то моряк, столь распалившийся, что ему уже было не до запахов, которые исходят от женщины. Она поняла, что напрасно тратит силы на бессмысленные вопли. Насилие творилось так часто в этих переулках, что крики вызвали бы только недоуменно приподнятые брови и желание поскорее убраться с места происшествия. Только короткий и жесткий удар в сокровенное место дал ей возможность вырваться из его лап.
Сама потеря девственности представлялась ей не столь важной, но ее возмущала несправедливость того, что это могло случиться без ее согласия. А вообще-то ей казалось, что значение девственности всегда несколько преувеличивается. Она еще могла понять, когда речь шла о невинности девушки, вступающей в брак, или о верности в супружеской жизни. Муж должен быть уверен, что родившийся ребенок – от него.
Когда же мужчине нужно было лишь удовлетворить свое желание, какая разница – будет ли он у нее первым или нет.
Поэтому ее удивило такое явное удовольствие на лице Андреаса, когда он услышал о ее девственности. Горячая волна захлестнула ее при этом воспоминании.
Прикосновения его рук вызывали очень странное ощущение, что-то среднее между болью и потребностью испытывать эту боль.
Потребность? Она покачала головой и, сняв платье, стянула с себя рубашку, заботливо сложив их на кресле у стола. Почему именно это слово пришло на ум? Потребность – это то, что связано с едой, с отдыхом, со словами любви, о которых писали в книгах, но какое это имеет отношение к его рукам на ее теле? Должно быть, усталость – причина ее полной неспособности рассуждать разумно.
Она приподняла бархатное покрывало и скользнула под него. Как жаль, что она так устала и не может полностью насладиться мягкостью матраса и чистым смолистым ароматом, запахом душистого лавра, который исходил от постельного белья. Она никогда до сих пор не спала в настоящей кровати и жалела, что не в состоянии как следует насладиться этим. Она была убеждена, что надо получать как можно больше удовольствия от того, что тебе выпало в данную минуту, потому что следующая уже может и не наступить вовсе. Даже в самые трудные минуты жизни она старалась вызвать в памяти воспоминания о чем-то хорошем и красивом, и тогда вдруг оказывалось, что ситуация не так безнадежна и что она в состоянии справиться с трудностями.
Сон стремительно овладевал ею. Уже засыпая, она подумала, что надо встать и задуть свечу, чтобы синьор Андреас не подумал, что она невнимательна и беззаботна…
4
Боже, что творится с ним? Что произошло? Лион растерянно смотрел на Санчию, и каждый мускул его тела был словно налит свинцом.
В роскошных золотисто-каштановых волосах девушки отражались блики от догорающей свечи, и такие же блики играли на ее гладких, словно шелк, смуглых плечах, выглядывавших из-под покрывала. Она лежала свернувшись на своей половине кровати: щека на подушке, розовые губы чуть приоткрыты.
Почему он не может просто овладеть ею, освободившись наконец от распирающего его желания? Она его собственность. Она дала обещание подчиняться ему во всем. Она обязана отдать ему себя без всяких объяснении с его стороны.
Отдать… Его вдруг покоробило это слово, потому что вызывало воспоминание о многих городах, которые вынуждены были сдаваться, уступая силе его меча. Насилие и грабеж в той или иной форме следовали после этого.
«Грабеж и насилие – награда армии победителей», – так учил его отец, и Лион вырос с убеждением в правильности подобного утверждения. Несмотря на иронические выпады Лоренцо, он продолжал считать, что рыцарство существует только для дураков.
И все же он не хотел, чтобы Санчия отдавала ему себя только потому, что он был ее хозяином и у нее не было выбора.
Святая Дева! Что случилось с ним? Он не смог вызвать в себе желания к Джулии, после того как покинул Санчию. Собственное бессилие ошеломило и оскорбило его. Он бросился из ее покоев, охваченный тем же чувством неудовлетворенного голода, который привел его к Джулии и который она оказалась не в силах утолить. Только Санчия была способна погасить бушующее в нем пламя.
Он резким движением сдернул покрывало, чтобы увидеть ее всю – от светящихся волос до кончиков маленьких ног. Она лежала на белой постели, как сверкающая бабочка: золотистое тело… шелковистые волосы. Почему ему теперь кажется в тысячу раз более привлекательной и возбуждающей ее тонкость и хрупкость, чем чувственная красота Джулии? До сих пор он отдавал предпочтение женщинам с пышными формами…
Нет. Санчия гораздо красивее.
Кровь пульсировала в его жилах, давление плоти становилось столь сильным, что его невозможно было превозмочь. Еще минута, и уже не будет выбора – он не сможет сдержаться.
Он наклонился, вглядываясь в розовые бутоны сосков. Ее грудь была воистину изумительной. Даже мысль о том, что он коснется ее, заставила его сердце с силой забиться в груди.
Он закажет для нее такое платье, которое подчеркнет красоту ее груди и…
Санчия пошевелилась, вздохнула и перевернулась на спину.
Господи! Какая же она маленькая. Она выглядит как дитя, несмотря на свои соблазнительные груди и волнистые мягкие волосы, укрывающие ее лоно.
«Но Санчия не ребенок», – быстро напомнил он себе. Она сказала, что ей исполнилось шестнадцать лет, а многих женщин выдавали замуж уже в четырнадцать. Его мать родила его, когда ей исполнилось пятнадцать. Чувство вины вызывал не возраст девушки. И не только угрызения совести заставляли его сдерживать себя. Все дело – в ее беспомощности.
Санчия пробормотала что-то неразборчивое сквозь сон.
Взгляд Лиона перешел на ее лицо. Длинные ресницы бросали тень на щеки. Но он увидел и другую тень. И вдруг догадался, что это синяк от удара, который нанес ей Джованни. Он вспомнил, как откинулась голова Санчии от сильного толчка, и вспышка гнева пронзила его. Как посмело это животное дотронуться до того, что принадлежало ему? Неужели он не видел, какая она тоненькая и какая беспомощная? Как ее легко обидеть! Будь удар чуть сильнее, он вообще мог убить ее или…
Нет, ради бога, ему не следует думать о том, как уязвима она, а только о том, как он желает ее. Он умышленно постарался снова вызвать то ощущение, которое охватило его при виде обнаженного тела, когда он сорвал покрывало.
Сияющая бабочка, нежная и бархатистая… Но бабочки – самые хрупкие из всех божьих творений. Красоту бабочки способно уничтожить одно-единственное неосторожное движение мужской руки.
И он не Джованни.
Он подождет до тех пор, пока она не оправится от истощения и не будет чувствовать себя в безопасности рядом с ним.
К тому же не следует забывать, что его в первую очередь интересуют ее способности воровки. Она добудет то, что ему так необходимо, и то неиспытанное еще чувственное наслаждение, которое она получит от него, будет для нее дополнительной платой.
А пока он будет ждать.
Лион бережно расправил покрывало, укрыв Санчию до подбородка, повернулся и загасил свечу.
Но он не устоит, если останется в этой постели. Или даже в этой комнате. Молча он двинулся к двери, обдумывая, что делать дальше. Возвращаться к Джулии не стоит. Он оставил ее в ярости. И в столь поздний час остается только одно место, куда он может прийти.
Он представил себе вскинувшиеся от изумления брови Лоренцо и его ехидную усмешку, когда он увидит Лиона на пороге своей комнаты. Несомненно, Лоренцо получит массу удовольствия от сложившейся нелепой ситуации.
– Просыпайся! – Джулия грубо тряхнула Санчию за плечи. – Вставай! Они ждут тебя внизу.
Санчия открыла сонные глаза и увидела над собой покрасневшее лицо Джулии Марцо.
«Джулия снова разгневалась, – подумала Санчия смутно, сквозь нерассеявшийся туман сна, – точно так же, как вчера, когда оставила меня здесь наедине с Лионом».
– Я проснулась. – Она села на постели и прищурилась, так как солнечные лучи уже пробивались сквозь окно, заливая комнату своим блеском. – Который час?
– Около восьми.
Восемь часов! Санчия не могла вспомнить дня, когда бы она встала так поздно. Она вскочила с постели, бросилась к одежде, которую оставила в кресле вчера вечером.
– Я не собиралась спать так долго. Господин Андреас недоволен мной?
В роскошных золотисто-каштановых волосах девушки отражались блики от догорающей свечи, и такие же блики играли на ее гладких, словно шелк, смуглых плечах, выглядывавших из-под покрывала. Она лежала свернувшись на своей половине кровати: щека на подушке, розовые губы чуть приоткрыты.
Почему он не может просто овладеть ею, освободившись наконец от распирающего его желания? Она его собственность. Она дала обещание подчиняться ему во всем. Она обязана отдать ему себя без всяких объяснении с его стороны.
Отдать… Его вдруг покоробило это слово, потому что вызывало воспоминание о многих городах, которые вынуждены были сдаваться, уступая силе его меча. Насилие и грабеж в той или иной форме следовали после этого.
«Грабеж и насилие – награда армии победителей», – так учил его отец, и Лион вырос с убеждением в правильности подобного утверждения. Несмотря на иронические выпады Лоренцо, он продолжал считать, что рыцарство существует только для дураков.
И все же он не хотел, чтобы Санчия отдавала ему себя только потому, что он был ее хозяином и у нее не было выбора.
Святая Дева! Что случилось с ним? Он не смог вызвать в себе желания к Джулии, после того как покинул Санчию. Собственное бессилие ошеломило и оскорбило его. Он бросился из ее покоев, охваченный тем же чувством неудовлетворенного голода, который привел его к Джулии и который она оказалась не в силах утолить. Только Санчия была способна погасить бушующее в нем пламя.
Он резким движением сдернул покрывало, чтобы увидеть ее всю – от светящихся волос до кончиков маленьких ног. Она лежала на белой постели, как сверкающая бабочка: золотистое тело… шелковистые волосы. Почему ему теперь кажется в тысячу раз более привлекательной и возбуждающей ее тонкость и хрупкость, чем чувственная красота Джулии? До сих пор он отдавал предпочтение женщинам с пышными формами…
Нет. Санчия гораздо красивее.
Кровь пульсировала в его жилах, давление плоти становилось столь сильным, что его невозможно было превозмочь. Еще минута, и уже не будет выбора – он не сможет сдержаться.
Он наклонился, вглядываясь в розовые бутоны сосков. Ее грудь была воистину изумительной. Даже мысль о том, что он коснется ее, заставила его сердце с силой забиться в груди.
Он закажет для нее такое платье, которое подчеркнет красоту ее груди и…
Санчия пошевелилась, вздохнула и перевернулась на спину.
Господи! Какая же она маленькая. Она выглядит как дитя, несмотря на свои соблазнительные груди и волнистые мягкие волосы, укрывающие ее лоно.
«Но Санчия не ребенок», – быстро напомнил он себе. Она сказала, что ей исполнилось шестнадцать лет, а многих женщин выдавали замуж уже в четырнадцать. Его мать родила его, когда ей исполнилось пятнадцать. Чувство вины вызывал не возраст девушки. И не только угрызения совести заставляли его сдерживать себя. Все дело – в ее беспомощности.
Санчия пробормотала что-то неразборчивое сквозь сон.
Взгляд Лиона перешел на ее лицо. Длинные ресницы бросали тень на щеки. Но он увидел и другую тень. И вдруг догадался, что это синяк от удара, который нанес ей Джованни. Он вспомнил, как откинулась голова Санчии от сильного толчка, и вспышка гнева пронзила его. Как посмело это животное дотронуться до того, что принадлежало ему? Неужели он не видел, какая она тоненькая и какая беспомощная? Как ее легко обидеть! Будь удар чуть сильнее, он вообще мог убить ее или…
Нет, ради бога, ему не следует думать о том, как уязвима она, а только о том, как он желает ее. Он умышленно постарался снова вызвать то ощущение, которое охватило его при виде обнаженного тела, когда он сорвал покрывало.
Сияющая бабочка, нежная и бархатистая… Но бабочки – самые хрупкие из всех божьих творений. Красоту бабочки способно уничтожить одно-единственное неосторожное движение мужской руки.
И он не Джованни.
Он подождет до тех пор, пока она не оправится от истощения и не будет чувствовать себя в безопасности рядом с ним.
К тому же не следует забывать, что его в первую очередь интересуют ее способности воровки. Она добудет то, что ему так необходимо, и то неиспытанное еще чувственное наслаждение, которое она получит от него, будет для нее дополнительной платой.
А пока он будет ждать.
Лион бережно расправил покрывало, укрыв Санчию до подбородка, повернулся и загасил свечу.
Но он не устоит, если останется в этой постели. Или даже в этой комнате. Молча он двинулся к двери, обдумывая, что делать дальше. Возвращаться к Джулии не стоит. Он оставил ее в ярости. И в столь поздний час остается только одно место, куда он может прийти.
Он представил себе вскинувшиеся от изумления брови Лоренцо и его ехидную усмешку, когда он увидит Лиона на пороге своей комнаты. Несомненно, Лоренцо получит массу удовольствия от сложившейся нелепой ситуации.
* * *
– Просыпайся! – Джулия грубо тряхнула Санчию за плечи. – Вставай! Они ждут тебя внизу.
Санчия открыла сонные глаза и увидела над собой покрасневшее лицо Джулии Марцо.
«Джулия снова разгневалась, – подумала Санчия смутно, сквозь нерассеявшийся туман сна, – точно так же, как вчера, когда оставила меня здесь наедине с Лионом».
– Я проснулась. – Она села на постели и прищурилась, так как солнечные лучи уже пробивались сквозь окно, заливая комнату своим блеском. – Который час?
– Около восьми.
Восемь часов! Санчия не могла вспомнить дня, когда бы она встала так поздно. Она вскочила с постели, бросилась к одежде, которую оставила в кресле вчера вечером.
– Я не собиралась спать так долго. Господин Андреас недоволен мной?